Андрей Гнездилов: Мимо финала собственной жизни мы не пройдем.

Здравствуйте, дорогие братья и сестры. У микрофона протоирей Александр Степанов. Сегодня у нас в гостях Андрей Владимирович Гнездилов – профессор, доктор медицинских наук, научный руководитель отделения гериатрической психиатрии института им. Бехтерева. И, кроме того, Андрей Владимирович консультирует хоспис №1, первый хоспис, который, по-моему, первый не только в нашем городе, но и в России был создан при непосредственном его участии, по его инициативе, насколько мне известно.
Сегодня тема нашего разговора, который может быть займет и не одну встречу, довольно необычная. Эта тема – смерть. Для большинства людей, живущих вне церкви эта тема во многом запретная. Люди не хотят ни говорить, ни думать о смерти, не обсуждать эту тему. Для человека верующего и церковного так жить, по-видимому, невозможно. Святые отцы любили повторять, назидая своих учеников – “имей память смерти”, то есть помни о смерти, живи в перспективе того, что ты рано или поздно умрешь. Поэтому, мне кажется, эта тема такая важная, важная абсолютно для каждого человека, ибо каждый из нас умрет. Она не может быть обойдена в церковном сознании, церковном обсуждении. И вот сегодня в этом поможет нам Андрей Владимирович.
Прот. Александр Степанов : Первый вопрос, Андрей Владимирович, который я хотел бы вам задать как психологу:
– Почему, Вам кажется, о смерти так не любят люди говорить. Это, казалось бы, и тривиально, но в то же время я думаю здесь есть о чем поговорить.
А.В. Гнездилов : Во-первых, я приветствую радиослушателей, а во-вторых, благодарю Вас за заданные вопросы. Мне кажется, что негативное отношение к смерти особенно проявилось в послереволюционные годы, потому что до того теистическая модель жизни предполагала определенные параметры, в которых человек жил. Он приходит в мир не только для удовольствия, для счастья, он приходит в мир, как в школу, которую он должен окончить, развить свои какие-то способности. И, по крайней мере, мысль о смысле жизни всегда будоражила его сознание. Наверное, вот сейчас, я не боюсь этого поражения, такая внешняя социальная бессмыслица жизни, которая заставляет нас кидаться из одного кризиса в другой, заставляет нас не принимать те или иные решения, которые поднимают наши лидеры. Она заставляет нас думать, переносить эту ситуацию на внутренний мир. Та бессмыслица, в которой мы находимся, она рождает чувство вины, что мы либо настолько глупы, что не можем понять, для чего мы живем, либо мы не ставим вообще этот вопрос, для чего мы живем.
Но, тем не менее, вопрос остается, также, как и смерть. Мы должны закончить школу и сдать экзамен, и получить какую-то оценку. И вот тут очень интересно, что каждый человек мнит и понимает, что есть всем возвещенный суд Господний. Но Страшный Суд существует еще самого человека над самим собой. И вот это то, с чем мы сталкиваемся. Почему вот этот негатив окружающий, понятие “смерть”, он существует в обществе. Мы в какой-то степени предвидим и ждем вот этого Страшного Суда самих над собой. И здесь, наверное, выступает очень интересная закономерность, когда люди приходят в непосредственную близость со смертью, сразу же задается и всплывает вопрос “А больно ли умирать?” И тут мы сталкиваемся с понятием боли. Боль это понятие конечно тотальное, и боль одного человека, она никогда не остается в изолированном состоянии. Начинают болеть его близкие, родственники, друзья. Начинают страдать люди, которые ухаживают за ними, персонал медицинских учреждений. В конце концов, общество платит за боль одного человека. И, в конечном счете, это все упирается в то, что человек испытывает сам. Боль воспринимается не только как физическое начало, оно воспринимается как духовная, психическая боль. И здесь мы встречаемся с удивительными моментами, что люди с чистой совестью умирают легче, чем люди, которые совершали неправильные поступки или бездумные поступки, и, по крайней мере, у которых есть основания себя судить достаточно строго и нелицеприятно.
Поэтому вопрос смерти, конца он невольно смыкается с вопросами нравственности, потому что качество смерти, оказывается, определяется качеством жизни, и наоборот, качество жизни определяется качеством смерти. Когда мы слышим, что вот человек, которого вы хорошо знали, умер, и сразу возникает вопрос, а как он умер. Вот второй вопрос, а от чего? Но главное как – легко, тяжело? Как он страдал? Каковы последние его слова – все это наиболее значимые моменты жизни. Мы можем сравнить, наверное, смерть с процессами, которые уже имеются в опыте человека. То есть, я имею в виду, что когда мы говорим о смерти, и боимся ее, мы забываем иной раз о той смерти, из которой мы пришли, то есть, что было до той поры, пока мы не были рождены на этой земле. Это было же то же самое, та область смерти, куда уходят умирающие. Поэтому здесь однозначного страха, по поводу того, что нам предстоит, не может быть.
Прот. Александр Степанов : Но, конечно, страх внушает, безусловно, если эту аналогию развить, то, что мы действительно ничего не знаем, ничего не помним, то есть нас просто не было. Это полное небытие. Вот до того, как мы родились. Поэтому, если эту аналогию перенести в точности на окончание жизни человека, то страх, он и будет связан, конечно, прежде всего, с тем, что просто нас не будет ни в каком виде, ни в каком качестве.
А.В. Гнездилов : Но вот видите, невольно сталкиваются два противоречивых взгляда. Один – теистическая модель, то есть ничего не было и ничего не будет, а с другой стороны, тогда – как мы явились в этот мир? И для чего нам дана вот эта жизнь, которую мы проводим? Вот это существование нашей жизни, она, в сущности, определяет ответы на эти вопросы. Потому что есть понятие морали, есть понятие нравственности. И оно выступает иногда как аксиома, когда дело касается любви, когда дело касается каких-то ценностей, которыми мы владеем в этой жизни. И конечно, когда человеку дан дар, он пренебрегает им, отбрасывает его в сторону, когда мы живем неправедной жизнью, появляется такое чувство – потери самого себя. Ведь самое интересное, что ведь нам даны образцы для поведения. Когда мы приходим сюда, конечно, мы как заблудившиеся дети, до той поры, пока мы не сталкиваемся с какими-то нравственными учениями, которые как путеводитель дают нам направление в нашей жизни. И, когда мы исполняем это, мы чувствуем, что вот, живой опыт, – человек умирает, в сознании Бога, что он переходит из этой жизни в другую.
Я могу привести пример, как у нас умирала женщина и она говорила: “Это же надо было заболеть раком, и умирать от него для того, чтобы понять, что Бог есть. И если даже я умру, то это все равно не имеет никакого значения. Это хорошо. Бог есть, значит, и я никуда не исчезну”. Вот это буквальные слова этой женщины, они потрясают, не говоря уже о том, что это тот вопрос, который Вы задали, вопрос о смысле жизни, когда человек попадает неизвестно куда, неизвестно для чего.
Вот Вам второй удивительной ответ или пример из практики. Женщина лет 60-ти умирает и говорит: “Андрей Владимирович, не скрывайте от меня ничего, я не боюсь смерти. Говорите со мной откровенно”. Я говорю: “Ну как же, мы все боимся смерти”. Она говорит: “Ну, в моем случае это особая ситуация. Я прожила неплохую жизнь. Я не была особенно богата. Я хотела выйти замуж по любви – я вышла замуж по любви. Я хотела дочку иметь – я получила дочку. Я хотела внучку иметь – я получила внучку. И в общем, мне кажется, я на своем месте. И в своем сознании поняла про жизнь все, что возможно было понять. И теперь мне хочется большего ”.
То есть это колоссальнейший ответ. Где вы встретите такой , который в смерти хочет понять и до конца раскрыть смысл жизни? Это такое мужество и такой оптимизм. Я думаю, что если бы даже эта женщина была неверующая, то уже одни эти слова могли бы ее спасти, и, что называется, дать ей очень многое. Потому что, вот этот оптимизм, откуда он берется? Вы знаете, ведь мы иной раз, будучи врачами и повидав не одну смерть, иногда пасуем и склоняем головы перед этим героизмом маленьких людей, которые в жизни вдруг проявляют такую красоту. И, в конечном итоге, у них хватает сил не просто справляться со своими болезнями, страданиями, а еще поблагодарить окружающих за то, что им помогают. Еще сказать в утешение какие-то слова. Это удивительно. Вы знаете, мы с одной стороны страшимся смерти, в этом нет, я думаю, ничего позорного. Но с другой стороны мы иной раз восхищаемся той красотой, которая возникает у человека. Человек страдает, тело его разлагается, а душа растет, удивительно. Мы поражаемся, что эти люди, они как будто бы вырастают на целую голову выше нас, которые здоровы, понимающие относятся к этим вопросам.
И опять же вот вам пример. Родители одного мальчика 16-летнего жаловались на то, что они не могут найти общего языка с ребенком. Мы говорим – почему? Они говорят, вы знаете, нам кажется, что он знает что-то такое, или познал, что мы перед ним дети, а он гораздо нас старше.
Вот эта тайна смерти, которая приоткрывает перед человеком завесу мудрости, завесу каких-то истин. Это удивительный момент, когда мы видим, уже понимаете, даже не слышим, а видим и ощущаем чувство любви, которое вдруг возникает у нас с нашими больными, когда для них, уже освобожденных от каких-то привязанностей, вдруг открываются какие-то высочайшие двери.
И вот здесь как раз мне хотелось бы подчеркнуть, насколько необходимо наше участие. Не только сам человек уходит. Когда человек уходит, уходят многие близкие вместе с ним, и мы тоже переживаем иногда тяжелые минуты. Но тем не менее это не снимает с нас ответственности помогать человеку. Вот есть такая особенность, которую мы отмечали, что уходящий человек должен получить разрешение на смерть – от своих близких, от врачей. От персонала он может понять, что его положение безнадежно. От священника – обязательно. От духовника, который, так сказать, его пользует. И наконец, последнее разрешение от самого себя. Вот это разрешение, даваемое в любви, оно так важно. Этот уход человека в окружении атмосферы доброты, любви, заботы. Это необычайно важный момент. Это также как приход на землю, когда человек рождается, а мы можем иной раз сравнить смерть именно с рождением. Мы иногда убеждаемся в том, что когда ребенок рождается на любящие руки, которые ждут его, ребенок, родившийся в любви, он проживает счастливую жизнь. Он счастлив уже психологически, даже если физически он будет бледным или не достигнет каких-то чинов, ценностей и т.д. Он уже богатый человек. И вот также умирать на любящих руках гораздо легче, чем на руках людей безразличных или безэмоциональных. Вот то, к чему очень часто прибегают обыватели. Они боятся смерти, и они считают, что надо отойти подальше, чтобы как бы смерть не зацепила их самих. Но смерть рано или поздно все равно придет к каждому из нас. Нам всем придется проходить через эти ворота. И дистанцироваться, отходить от больного или умирающего человека нельзя ни в коем случае. Потому что потом твоя же собственная совесть заставит тебя намного ближе подходить к умирающему, к страданию – для того, чтобы искупить тот грех, который ты совершил по отношению к своему близкому, предал его, отошел от него в самую трудную минуту его жизни. И фактически предопределяем нашу собственную жизнь, потому что любой бумеранг возвращается непременно к тому, кто его послал. Как ты относишься к людям, так к тебе отнесутся в свое время, когда ты окажешься на этом месте.
Прот. Александр Степанов : Хорошо, Андрей Владимирович, если вернуться вот к этим аналогиям смерти, которая есть в нашей жизни. Вот первая такая аналогия – это рождение, переход из одного состояния бытия – в другое состояние бытия. Ну, если иметь в виду рождения из утробы матери. Этот человек уже живет. Он не совсем из ничего, а уже из некоторого состояния, которое ему как-то по своему знакомо, этому эмбриону, младенцу этому в утробе, переходит. Ну а еще есть какие-то аналогии, которые могли бы нам что-то пояснить?
А.В. Гнездилов : Но я думаю, что, во-первых, есть сновидения. Каждый раз, когда мы видим сон, сон – как бы прообраз смерти, когда тело находится недвижимо, а душа или сознание странствует в каких-то мирах, непрожитых реакциях каких-то, или ситуациях, которые мы не изжили еще. Но сны бывают разные, и бывают такие провидческие сны, которые иногда являются наяву у человека.
Но я, конечно, не буду спорить о том, чему отдавать приоритет. У нас обычно всегда считается: вот объективная истина – она настоящая, а субъективная истина – ненастоящая. Потому что она переживается только самим человеком, а другой не может ее повторить. Ну, во-первых, нужно сказать, что вот эти опыты, попытки объективизировать эти истины, они уже были. И некоторые люди в предсмертных состояниях переживали удивительные состояния перемещения своего сознания, когда тело находилось в одном месте – в операционной, допустим, а сознание оказывалось у них дома, и было свидетелем тех или иных событий, которые потом подтверждались с достоверностью. То есть, человек имел возможность, и это никак не объяснишь. То есть, есть какие-то ситуации, которым мы можем верить, которые переживаются людьми, которые достоверны. Но затем все-таки субъективные переживания, мне кажется, что каждый человек живет в своем времени, в своем пространстве. Он может переживать силу того объема знаний, или опыта, или мировоззрения, которое у него сложилось. И благодаря этому перед ним могли открываться какие-то истины. И более того, если человек обращается к высшим силам, то он непременно получает ответ. И этот ответ может быть совершенно неприемлемым окружающим, но приемлем для него самого, потому что, ну вот была женщина, у которой было видение, она взглянула на икону в палате и ей было видение Христа. Ну можно это было научно объяснить, что это были галлюцинации – зрительные. Слуховые и т.д. Но каково значение этого, когда женщина, оставшуюся ей после этого видения жизнь провела такой счастливой, что мы приходили, чтобы просто посмотреть на нее и восхититься ее красоте. Весь страх, весь ужас перед смертью, перед ее приближением исчез. Она была счастливым человеком. Она говорила, что она видела Христа, что это ее приобщение к великому смыслу жизни, что Бог есть. Одно только это сознание заполняло ее, она говорила с восторгом и радостью, о котором даже Достоевский не повествовал. То есть, у человека обнажаются внутренние клады, сокровища, которые в нем заложены.
И вот, конечно, спор о том, есть душа, или нет души. Для нас этого вопроса нет – есть душа или нет души. Потому что, работая с умирающими, мы все время сталкиваемся с какими-то явлениями, ну, назовите это таинственными явлениями человеческой психики или какие-то еще. Но смысл-то вот в чем: многие врачи и психологи уже понимают, что когда из психологии было изгнано понятие души, то это уже стало ампутированной психологией, не настоящей психологией, потому что в каждом существе заложена Божественная искра, и мы не просто понаслышке, что называется, сталкиваемся с этим. А когда мы во сне можем видеть своих пациентов, которые благодарят нас, или посылают нам привет, и когда мы ощущаем, что в момент ухода человек не исчезает, его сущность остается, остается тело, как мертвая одежда, которую поносили и оставили, а дух отходит в сторону и его существование не вызывает никакого сомнения.

Андрей Владимирович Гнездилов, замечательный «доктор Балу» –коренной петербужец, потомственный интеллигент - врач-психиатр, доктор медицинских наук. Кстати, почетный доктор Эссекского университета в Англии. В 1990 году он создал и возглавил хоспис в Приморском районе Лахта Санкт-Петербурга. Человек чуткой, доброй души и прекрасный доктор - не только психиатр, но и психотерапевт, - он удивительно глубоко понимает проблемы и потребности неизлечимо больного человека, разбирается со множеством затруднительных ситуаций в семье и в жизни; настоящий специалист в поведенческих проблемах детей и взрослых.

Он помогает уходящим пациентам и их близким справляться с тяжкой ситуацией, находить и открывать в себе силы и способности вынести неизбежное страдание; обрести внутреннюю гармонию.
Но это далеко не все. Андрей Владимирович – истинный подвижник и общественный деятель, неутомимый исследователь и «генератор» новых методов в психотерапии: сказкотерапии, имидж-терапии, терапии колокольным звоном.
Доктор Балу - настоящий петербургский Сказочник, сохранивший традиции добрых волшебников. Его психотерапевтические сказки бережно прикасаются к человеческой душе, поддерживая его на пути. Они мягко и ненавязчиво приобщают читателя к духовному знанию. Взгляд Сказочника -это взгляд человека, способного понять и принять тайные стороны внутренних процессов, поддержать в добрых и духовных поисках, разделить боль и подарить радость.
Он создает удивительные книги-сказки – такие мудрые и тонкие. Они погружают тебя в загадочный, таинственный, причудливый и дивный мир сказки и помогают найти выход из сложившихся затруднительных ситуаций, разобраться в себе и обрести внутреннюю гармонию. Потрясающие книги! Из лучших, что есть у меня.
А какие чудные куклы в его удивительном доме! И сколько их! Галереи. Они тоже активно участвуют в лечении поведенческих проблем подростков.
Незабываемый вечер провели мы с друзьями у него, незабываемо то сердечное общение, редкий, уникальный человек. Совершенно удивительное, очень теплое и светлое впечатление производит и этот дом, и этот человек - забыть их невозможно. Как здорово, что остались замечательные памятные фотографии. Очень благодарны мы питерским друзьям, устроившим эту встречу.
Доктор Балу – драгоценная личность среди множества обычных людей, знаковая

Не просто личность - Человек!

Андрей Гнездилов : День смерти человека не случаен, как и день рождения

Мария Строганова

Что такое добрая воля к смерти? Как объяснить загадку клинической смерти? Почему умершие приходят к живым? Можно ли дать и получить разрешение умереть? Мы публикуем фрагменты выступления на семинаре, который провел в Москве Андрей Гнездилов, врач-психотерапевт, доктор медицинских наук, почетный доктор Эссекского университета (Великобритания), основатель первого в России хосписа, изобретатель новых методов арт-терапии и автор многочисленных книг.

Смерть как часть жизни
В быту, когда мы разговариваем с кем-то из знакомых, и он говорит: «Ты знаешь, вот такой-то умер», обычная реакция на это вопрос: как умер? Очень важно, как умирает человек. Смерть важна для самоощущения человека. Она имеет не только негативный характер.
Если философски смотреть на жизнь, мы знаем, что нет жизни без смерти, понятие жизни может быть оценено только с позиции смерти.
Мне как-то пришлось общаться с художниками и скульпторами, и я спросил их: «Вы изображаете различные стороны жизни человека, можете изобразить любовь, дружбу, красоту, а как бы вы изобразили смерть?» И никто не дал сразу внятного ответа.
Один скульптор, который увековечил блокаду Ленинграда, обещал подумать. И незадолго до смерти он мне ответил так: «Я бы изобразил смерть в образе Христа». Я спросил: «Христос распятый?» – «Нет, вознесение Христа».
Один немецкий скульптор изобразил летящего ангела, тень от крыльев которого и была смерть. Когда человек попадал в эту тень, он попадал во власть смерти. Другой скульптор изобразил смерть в образе двух мальчиков: один мальчик сидит на камне, положив голову на колени, он весь устремлен вниз.
В руках второго мальчика, свирель, голова его запрокинута, он весь устремлен вслед за мотивом. И объяснение этой скульптуры было таким: невозможно изобразить смерть без сопутствующей жизни, и жизни без смерти.

Смерть – естественный процесс. Многие писатели пытались изобразить жизнь бессмертной, но это было ужасное, страшное бессмертие. Что такое бесконечная жизнь – бесконечное повторение земного опыта, остановка развития или бесконечное старение? Трудно даже представить то мучительное состояние человека, который бессмертен.
Смерть – это награда, передышка, она ненормальна только тогда, когда наступает внезапно, когда человек еще на подъеме, полон сил. А пожилые люди хотят смерти. Некоторые старушки просят: «Вот, зажилась, пора бы и умереть». И образцы смерти, о которых мы читаем в литературе, когда смерть постигала крестьян, носили нормативный характер.
Когда деревенский житель чувствовал, что он уже не может работать, как прежде, что он становится обузой для семьи, он шел в баню, надевал чистую одежду, ложился под образа, прощался с соседями и родными и спокойно умирал. Его смерть наступала без тех выраженных страданий, возникающих, когда человек борется со смертью.
Крестьяне знали, что жизнь – это не цветок-одуванчик, который вырос, распустился и рассеялся под дуновением ветра. Жизнь имеет глубокий смысл.
Этот пример смерти крестьян, умирающих, дав себе разрешение на смерть – не особенность тех людей, подобные примеры мы можем встретить и сегодня. Как-то к нам поступил онкологический больной. Бывший военный, он держался молодцом и шутил: «Я прошел три войны, дергал смерть за усы, а теперь вот наступило ее время подергать меня».
Мы, конечно, его поддерживали, но вдруг однажды он не смог подняться с постели, и воспринял это совершенно однозначно: «Все, я умираю, я уже не могу встать». Мы говорили ему: «Не волнуйтесь, это метастаз, люди с метастазами в позвоночнике живут долго, мы будем ухаживать за вами, вы привыкнете». – «Нет, нет, это смерть, я знаю».
И, представьте себе, через несколько дней он умирает, не имея к этому никаких физиологических предпосылок. Он умирает потому, что он решил умереть. Значит, эта добрая воля к смерти или какая-то проекция смерти совершается в реальности.
Нужно предоставить жизни естественную кончину, ведь смерть запрограммирована еще в момент зачатия человека. Своеобразный опыт смерти приобретается человеком в родах, в момент рождения. Когда занимаешься этой проблемой, видно, как разумно построена жизнь. Как человек рождается, так он умирает, легко рождается – легко умирает, тяжело рождается – тяжело умирает.
И день смерти человека также не случаен, как и день рождения. Статисты первые поднимают эту проблему, открыв частое совпадение у людей даты смерти и даты рождения. Или, когда мы вспоминаем какие-то значимые годовщины смерти наших родных, вдруг оказывается, что бабушка умерла – родился внучок. Вот эта передача в поколения и неслучайность дня смерти и дня рождения – бросается в глаза.

Клиническая смерть или другая жизнь?
Ни один мудрец до сих пор не понял, что такое смерть, что происходит во время смерти. Оставлен практически без внимания такой этап как клиническая смерть. Человек впадает в коматозное состояние, у него останавливается дыхание, сердце, но неожиданно для себя и для других он возвращается к жизни и рассказывает удивительные истории.
Недавно умерла Наталья Петровна Бехтерева. В свое время мы часто спорили, я рассказывал случаи клинической смерти, которые были в моей практике, а она говорила, что это все ерунда, что просто в мозге происходят изменения и так далее. И однажды я привел ей пример, который она потом стала сама использовать и рассказывать.
Я работал 10 лет в Онкологическом институте в качестве психотерапевта, и как-то раз меня позвали к молодой женщине. Во время операции у нее остановилось сердце, его долго не могли завести, а когда она очнулась, меня попросили посмотреть, не изменилась ли ее психика из-за долгого кислородного голодания мозга.
Я пришел в реанимационную палату, она только-только приходила в себя. Я спросил: «Вы можете со мной поговорить?», – «Да, только я хотела бы извиниться перед вами, я причинила вам столько хлопот», – «Какие хлопоты?», – «Ну, как же. У меня же остановилось сердце, я пережила такой стресс, и я видела, что для врачей это было тоже большим стрессом».
Я удивился: «Как вы могли это видеть, если вы были в состоянии глубокого наркотического сна, а потом у вас остановилось сердце?», – «Доктор, я бы вам рассказала гораздо больше, если вы пообещаете не отправлять меня в психиатрическую больницу».
И она рассказала следующее: когда она погрузилась в наркотический сон, то вдруг почувствовала, что как будто мягкий удар в стопы заставил что-то внутри нее повернуться, как выворачивается винт. У нее было такое ощущение, что душа вывернулась наружу, и вышла в какое-то туманное пространство.
Приглядевшись, она увидела группу врачей, склонившихся над телом. Она подумала: какое знакомое лицо у этой женщины! И потом вдруг вспомнила, что это она сама. Вдруг раздался голос: «Немедленно прекращайте операцию, сердце остановилось, нужно заводить его».
Она подумала, что умерла и с ужасом вспомнила, что не попрощалась ни с матерью, ни с пятилетней дочерью. Тревога за них буквально толкнула ее в спину, она вылетела из операционной и в одно мгновение очутилась у себя в квартире.
Она увидела довольно мирную сцену – девочка играла в куклы, бабушка, ее мать, что-то шила. Раздался стук в дверь, и вошла соседка, Лидия Степановна. В руках у нее было маленькое платье в горошек. «Машенька, – сказала соседка, – ты все время пыталась быть похожей на маму, вот я сшила для тебя такое же платье, как у мамы».
Девочка с радостью бросилась к соседке, по дороге задела скатерть, упала старинная чашка, а чайная ложка попала под ковер. Шум, девочка плачет, бабушка восклицает: «Маша, как ты неловка», Лидия Степановна говорит, что посуда бьется к счастью – обычная ситуация.
И мама девочки, забыв о себе, подошла к дочке, погладила ее по головке и сказала: «Машенька, это не самое страшное горе в жизни». Машенька посмотрела на маму, но, не увидев ее, отвернулась. И вдруг, эта женщина поняла, что когда она прикасалась к головке девочки, она не почувствовала этого прикосновения. Тогда она бросилась к зеркалу, и в зеркале не увидела себя.
В ужасе она вспомнила, что должна быть в больнице, что у нее остановилось сердце. Она бросилась прочь из дома и очутилась в операционной. И тут же услышала голос: «Сердце завелось, делаем операцию, но скорее, потому что может быть повторная остановка сердца».
Выслушав эту женщину, я сказал: «А вы не хотите, чтобы я приехал к вам домой и сказал родным, что все в порядке, они могут повидаться с вами?» Она с радостью согласилась.
Я поехал по данному мне адресу, дверь открыла бабушка, я передал, как прошла операция, а затем спросил: «Скажите, а в пол-одиннадцатого не приходила ли к вам соседка Лидия Степановна?», – «Приходила, а вы что, с ней знакомы?», – «А не приносила ли она платье в горошек?», – «Вы что волшебник, доктор?»
Я продолжаю расспрашивать, и все до деталей сошлось, кроме одного – ложку не нашли. Тогда я говорю: «А вы смотрели под ковром?» Они поднимают ковер, и там лежит ложка.
Этот рассказ очень подействовал на Бехтереву. А затем она сама пережила подобный случай. В один день она потеряла и пасынка, и мужа, оба покончили жизнь самоубийством. Для нее это было жутким стрессом. И вот однажды, войдя в комнату, она увидела мужа, и он обратился к ней с какими-то словами.
Она, прекрасный психиатр, решила, что это галлюцинации, вернулась в другую комнату и попросила свою родственницу посмотреть, что в той комнате. Та подошла, заглянула и отшатнулась: «Да там же ваш муж!» Тогда она сделала то, о чем просил ее муж, убедившись, что подобные случаи не выдумка.
Она говорила мне: «Никто лучше меня не знает мозга (Бехтерева была директором Института мозга человека в Петербурге). И у меня ощущение, что я стою перед какой-то громадной стеной, за которой слышу голоса, и знаю, что там чудесный и огромный мир, но я не могу передать окружающим то, что я вижу и слышу. Потому что для того, чтобы это было научно обоснованно, каждый должен повторить мой опыт».
Как-то я сидел около умирающей больной. Я поставил музыкальную шкатулку, которая играла трогательную мелодию, затем спросил: «Выключить, вам мешает?», – «Нет, пусть играет». Вдруг у нее остановилось дыхание, родственники бросились: «Сделайте что-нибудь, она не дышит».
Я сгоряча сделал ей укол адреналина, и она снова пришла в себя, обернулась ко мне: «Андрей Владимирович, что это было?» – «Вы знаете, это была клиническая смерть». Она улыбнулась и говорит: «Нет, жизнь!»
Что это за состояние, в которое переходит мозг при клинической смерти? Ведь смерть есть смерть. Мы фиксируем смерть тогда, когда мы видим, что остановилось дыхание, остановилось сердце, мозг не работает, он не может воспринимать информацию и, тем более, посылать ее наружу.
Значит, мозг только передатчик, а есть нечто в человеке более глубокое, более сильное? И тут мы сталкиваемся с понятием души. Ведь это понятие почти вытеснено понятием психики. Психика – есть, а души нет.

Как бы вы хотели умереть?
Мы спрашивали и здоровых, и больных: «Как бы вы хотели умереть?». И люди с определенными характерологическими качествами по-своему строили модель смерти.
Люди с шизоидным типом характера, типа Дон Кихот, довольно странно характеризовали свое желание: «Мы бы хотели умереть так, чтобы никто из окружающих не видел моего тела».
Эпилептоиды – считали немыслимым для себя спокойно лежать и ждать, когда придет смерть, они должны были иметь возможность каким-то образом участвовать в этом процессе.
Циклоиды – люди типа Санчо Панса, хотели бы умереть в окружении родных. Психастеники – люди тревожно-мнительные, беспокоились, как они будут выглядеть, когда умрут. Истероиды хотели умереть на восходе или на закате солнца, на берегу моря, в горах.
Я сравнивал эти желания, но мне запомнились слова одного монаха, который сказал так: «Мне безразлично, что будет меня окружать, какая будет обстановка вокруг меня. Мне важно, чтобы я умер во время молитвы, благодаря Бога за то, что Он послал мне жизнь, и я увидел силу и красоту Его творения».
Гераклит Эфесский говорил: «Человек в смертную ночь свет зажигает себе сам; и не мертв он, потушив очи, но жив; но соприкасается он с мертвым – дремля, бодрствуя – соприкасается с дремлющим», – фраза, над которой можно ломать голову чуть ли не всю жизнь.
Находясь в контакте с больным, я мог договориться с ним, чтобы, когда он умрет, он попытался дать мне знать, есть ли что-то за гробом или нет. И я получал такой ответ, не один раз.
Как-то я договорился так с одной женщиной, она умерла, и я скоро забыл о нашем договоре. И вот однажды, когда я был на даче, я вдруг проснулся от того, что в комнате зажегся свет. Я подумал, что забыл выключить свет, но тут увидел, что на койке напротив меня сидит та самая женщина. Я обрадовался, начал с ней разговаривать, и вдруг я вспомнил – она же умерла!
Я подумал, что мне все это снится, отвернулся и попытался заснуть, чтобы проснуться. Прошло какое-то время, я поднял голову. Свет снова горел, я с ужасом оглянулся – она по-прежнему сидит на койке и смотрит на меня. Я хочу что-то сказать, не могу – ужас. Я осознал, что передо мной мертвый человек. И вдруг она, печально улыбнувшись, сказала: «Но ведь это не сон».
Почему я привожу подобные примеры? Потому что неясность того, что нас ожидает, заставляет нас возвращаться к старому принципу: «Не навреди». То есть «не торопи смерть» – это мощнейший довод против эвтаназии. Насколько мы имеем право вмешиваться в состояние, которое переживает больной? Как мы можем ускорять его смерть, когда он, возможно, в этот момент переживает ярчайшую жизнь?

Качество жизни и разрешение на смерть
Важно не количество дней, которое мы прожили, а качество. А что дает качество жизни? Качество жизни дает возможность быть без боли, возможность контролировать свое сознание, возможность быть в окружении родственников, семьи.
Почему так важно общение с родственниками? Потому что дети часто повторяют сюжет жизни своих родителей или родственников. Иногда в деталях, это удивительно. И это повторение жизни часто является и повторением смерти.
Очень важно благословение родных, родительское благословение умирающего детям, оно даже потом может спасти их, уберечь от чего-то. Опять-таки, возвращаясь к культурному наследию сказок.
Помните сюжет: умирает старик-отец, у него трое сыновей. Он просит: «После моей смерти три дня ходите на мою могилу». Старшие братья или не хотят идти, или боятся, только младший, дурак, ходит на могилу, и в конце третьего дня отец открывает ему какую-то тайну.
Когда человек уходит из жизни, он иногда думает: «Ну, пусть я умираю, пусть я заболел, но мои родные пусть будут здоровы, пусть болезнь оборвется на мне, я заплачу по счетам за всю семью». И вот, поставив цель, неважно рационально или аффективно, человек получает осмысленный уход из жизни.
Хоспис – это дом, в котором предлагается качественная жизнь. Не легкая смерть, а качественная жизнь. Это место, где человек может завершить свою жизнь осмысленно и глубоко, в сопровождении родственников.
Когда человек уходит, из него не просто выходит воздух, как из резинового шара, ему нужно сделать скачок, ему нужны силы для того, чтобы шагнуть в неизвестность. Человек должен разрешить себе этот шаг. И первое разрешение он получает от родственников, затем – от медицинского персонала, от волонтеров, от священника и от самого себя. И это разрешение на смерть от самого себя – самое сложное.
Вы знаете, что Христос перед страданиями и молитвой в Гефсиманском саду просил своих учеников: «Побудьте со мной, не спите». Три раза ученики обещали Ему бодрствовать, но засыпали, не оказав поддержку. Так вот хоспис в духовном смысле является таким местом, где человек может попросить: «Побудьте со мной».
И если такая величайшая личность – Воплощенный Бог – нуждался в помощи человека, если Он говорил: «Я уже не называю вас рабами. Я назвал вас друзьями», обращаясь к людям, то последовать этому примеру и насытить духовным содержанием последние дни больного – очень важно.

Андрей Владимирович Гнездилов - петербургский врач-психиатр, доктор медицинских наук, почетный доктор Эссекского университета в Англии. В 1990 году создал и возглавил хоспис в Приморском районе Лахта Санкт-Петербурга. Андрей Владимирович - настоящий петербургский Сказочник, сохранивший традиции Добрых Волшебников. Психотерапевтическая сказка Андрея Гнездилова - это бережное прикосновение к Душе человека, поддержка его на Пути, мягкая форма приобщения к Духовному Знанию. Взгляд Сказочника - это взгляд человека, способного понять и принять тайные стороны внутренних процессов, поддержать в добрых и духовных поисках, разделить боль и подарить радость.

Фото: Анатолий Соколов

НЕСКОЛЬКО СВИДЕТЕЛЬСТВ ПРОФЕССОРА О ТОМ, ЧТО СМЕРТЬ НЕ КОНЕЦ ЖИЗНИ

«Смерть - это не конец и не разрушение нашей личности. Это всего лишь смена состояния нашего сознания после завершения земного бытия. Я 10 лет проработал в онкологической клинике, а теперь уже более 20 лет работаю в хосписе. За эти годы общения с тяжелобольными и умирающими людьми я много раз имел возможность убедиться в том, что человеческое сознание после смерти не исчезает. Что наше тело - это всего лишь оболочка, которую душа покидает в момент перехода в другой мир. Все это доказывается многочисленными рассказами людей, побывавших в состоянии такого «духовного» сознания во время клинической смерти. Когда люди рассказывают мне о некоторых своих тайных, глубоко потрясших их переживаниях, то достаточно большой опыт практикующего врача позволяет мне с уверенностью отличать галлюцинации от событий реальных. Объяснить такие феномены с точки зрения науки не только я, но и никто другой пока не может - наука отнюдь не охватывает всего знания о мире. Но существуют факты, доказывающие, что кроме нашего мира есть мир иной - мир, действующий по неведомым нам законам и находящийся вне пределов нашего понимания. В этом мире, в который мы все попадем после своей смерти, время и пространство имеют совсем другие проявления. Хочу рассказать вам несколько случаев из своей практики, которые могут развеять все сомнения относительно его существования».

***
….Однажды я увидел во сне своего больного - будто он пришел ко мне после смерти и сначала стал благодарить меня за уход и поддержку, а потом произнес: «Как странно - этот мир также реален, как и мой мир. Мне не страшно. Я удивлен. Я этого не ожидал». Проснувшись и вспомнив этот необычный сон, я подумал: «Нет, как же так, мы же с ним только вчера еще виделись - у него все было в порядке!» Но когда я пришел на работу, мне сообщили, что тот самый пациент скончался ночью. Ничто не предвещало его скорого ухода, поэтому я даже не думал о его предполагаемой смерти, и вот такой сон…. Сомнений нет - душа этого человека приходила со мной попрощаться! Свои чувства после осмысления этого явления словами просто не передать….

***
….Приведу еще один впечатляющий случай. В наш хоспис к умирающему пациенту пришел священник, чтобы причастить его. В той же палате находился и другой пациент - уже несколько дней находящийся в коме. Свершив Таинства Причастия, священник направился было к выходу, но вдруг был остановлен умоляющим взглядом этого внезапно очнувшегося от комы человека. В то время, когда священник причащал умирающего, его сосед по палате внезапно пришел в себя и, не в силах произнести ни слова, стал пристально и умоляюще смотреть на священника, пытаясь таким образом передать ему свою просьбу. Священник тут же остановился - сердце его отозвалось на этот отчаянный, безмолвный призыв. Он подошел к больному и спросил его - не хочет ли и он исповедаться и причаститься. Больной смог только моргнуть глазами в знак согласия. Священник снова совершил Таинство Причастия и, когда он закончил, на щеках умирающего блестели слезы. Когда священник снова направился к дверям и напоследок обернулся, чтобы попрощаться…. пациент уже спокойно отошел в иной мир.

Трудно объяснить этот случай совпадением - находящийся в длительной коме человек очнулся именно во время совершения священного таинства. Нет, это не совпадение, я не сомневаюсь в том, что душа человека почувствовала присутствие священника и Святых Даров и потянулась к ним навстречу. В последние моменты своей жизни он сумел приобщиться к Богу, чтобы отойти с миром.

***
….Лежала у нас в онкобольнице одна женщина. Прогнозы были неутешительными - жить ей оставалось не более нескольких недель. У нее была несовершеннолетняя дочь, которую после смерти матери совсем некому было приютить. Женщина очень переживала по этому поводу, ведь девочка должна была остаться совсем одна. Что ждало ее девочку - детдом, улица? «Господи! Не дай мне умереть сейчас, позволь вырастить дочку!» - молилась умирающая, не переставая…. И, несмотря на врачебные прогнозы, прожила еще два года. Видно Господь услышал ее просьбу и продлил ей жизнь до того времени, когда ее дочь стала совершеннолетней.

***
Другая женщина боялась не дожить до весны, а ей так хотелось в те ее последние холодные и пасмурные дни погреться на ласковом солнышке…. И солнышко заглянуло в ее палату в те минуты, когда она умирала….

***
Умирающая бабушка все молилась Богу, чтобы дожить до Пасхи. Умерла после пасхальной службы.… Всем воздается по вере.

***
А этот случай произошел с моими родными. Расскажу вам, что произошло, когда умирала моя бабушка. Они жили тогда на юге - в станице Лазоревской. Перед смертью бабушка обратилась к моей матери с такой просьбой:

Пойди, приведи мне священника…
Матушка удивилась, ведь единственная в селе церковь была давно заброшена и закрыта.
- Откуда священника? Ты же знаешь — церковь наша закрыта давно…
- Я тебе говорю, пойди и приведи священника.

Куда пойти, что делать? … Опечаленная матушка вышла в слезах на улицу и пошла в сторону вокзала, который находился недалеко от дома. Подходит она к вокзалу и вдруг видит стоящего возле него священника, который именно в тот день отстал от поезда. Она бросается к нему и просит его прийти исповедовать и причастить умирающего человека. Священник соглашается, и всё происходит так, как должно было быть. Выходит, что в последние часы своей жизни моя умирающая бабушка с Божьей помощью ощутила момент ясновидения, которое помогло ей приобщиться к священной благодати и отойти с миром.

***
...Расскажу вам еще одну интересную и необычную историю, которая случилась с одной из моих пациенток. Хочу заметить, что история эта произвела большое впечатление на академика, руководителя Института мозга человека РАН Наталию Петровну Бехтереву, когда я ей ее пересказал.

Как-то попросили меня посмотреть молодую женщину. Назовем ее Юлией. У Юли во время тяжелой онкологической операции наступила клиническая смерть, и я должен был определить: не осталось ли последствий этого состояния, в норме ли память, рефлексы, восстановилось ли полностью сознание и прочее. Она лежала в послеоперационной палате, и как только мы с ней начали разговаривать - сразу начала извиняться:

Извините, что я доставляю столько неприятностей врачам…
- Каких неприятностей?
- Ну, тех…. во время операции…. когда я была в состоянии клинической смерти.

Но вы ведь не можете ничего знать об этом. Когда Вы были в состоянии клинической смерти, то Вы не могли ничего видеть или слышать. Абсолютно никакой информации - ни со стороны жизни, ни со стороны смерти - поступать к Вам не могло, потому что Ваш мозг был отключен и сердце остановилось….

Да, доктор, это всё так. Но то, что со мной случилось, было так реально… и я все помню…. Я бы рассказала Вам об этом, если Вы пообещаете не отправлять меня в психиатрическую больницу.
- Вы мыслите и говорите совершенно разумно. Пожалуйста, расскажите о том, что Вы пережили.

И вот что Юля мне тогда рассказала:
Вначале - после введения наркоза - она ничего не осознавала, но потом почувствовала какой-то толчок, и её вдруг выбросило из собственного тела каким-то вращательным движением. С удивлением она увидела саму себя, лежащую на операционном столе, увидела хирургов, которые склонились над столом, и услышала, как кто-то крикнул: «У нее сердце остановилось! Немедленно заводите!» И тут Юля страшно испугалась, потому что поняла, что это ЕЕ тело и ЕЕ сердце! Для Юлии остановка сердца была равносильна тому, что она умерла, и едва она услышала эти страшные слова, как ее мгновенно охватила тревога за оставшихся дома близких: маму и маленькую дочку. Ведь она даже не предупредила их о том, что ее будут оперировать! «Как же так, я сейчас умру и даже не попрощаюсь с ними?!» Её сознание буквально метнулось в сторону собственного дома и вдруг, как это ни странно, она мгновенно оказалась в своей квартире! Видит, что ее дочка Маша играет с куклой, бабушка сидит рядом с внучкой и что-то вяжет. Раздается стук в дверь и в комнату входит соседка Лидия Степановна и говорит: «Вот это для Машеньки. Ваша Юленька всегда была образцом для дочери, вот я и сшила девочке платье в горошек, чтобы она была похожа на свою маму». Маша радуется, бросает куклу и бежит к соседке, но по дороге случайно задевает за скатерть: со стола падает и разбивается старинная чашка, лежащая рядом с ней чайная ложка, летит за ней следом и попадает под сбившийся ковер. Шум, звон, суматоха, бабушка, всплеснув руками, кричит: «Маша, как ты неловка!». Маша расстраивается - ей жалко старую и такую красивую чашку, а Лидия Степановна торопливо утешает их словами о том, что посуда бьётся к счастью…. И тут, совершенно забыв о случившемся раньше, взволнованная Юля подходит к дочери, кладет ей руку на голову и говорит: «Машенька, это не самое страшное горе в мире». Девочка удивленно оборачивается, но словно не увидев её, сразу же, отворачивается обратно. Юля ничего не понимает: такого еще не было, чтобы дочка от нее отвернулась, когда она хочет ее утешить! Дочка воспитывалась без отца и была очень привязана к матери - никогда раньше она себя так не вела! Такое ее поведение Юлю огорчило и озадачило, в полной растерянности она начала думать: «Что же происходит? Почему дочка отвернулась от меня?».

И вдруг вспомнила, что когда она обращалась к дочери, она не слышала своего собственного голоса! Что, когда она протянула руку и погладила дочку, она также не ощутила никакого прикосновения! Мысли ее начинают путаться: «Кто я? Меня не видят? Неужели я уже умерла?» В смятении она бросается к зеркалу и не видит в нем своего отражения…. Это последнее обстоятельство ее совсем подкосило, ей показалось, что она от всего этого просто тихо сойдет с ума…. Но вдруг среди хаоса всех этих мыслей и чувств, она вспоминает все, что случилось с ней раньше: «Мне ведь делали операцию!» Она вспоминает то, как видела свое тело со стороны, - лежащим на операционном столе, - вспоминает страшные слова анестезиолога об остановившемся сердце…. Эти воспоминания пугают Юлию еще больше, и в ее окончательно смятенном сознании тут же проносится: «Я во что бы то ни стало должна сейчас находиться в операционной палате, потому что если я не успею, то врачи сочтут меня мертвой!» Она бросается вон из дома, она думает о том, на каком транспорте бы поскорее доехать, чтобы успеть…. и в то же мгновение вновь оказывается в операционной, и до нее доносится голос хирурга: «Сердце заработало! Продолжаем операцию, но быстро, чтобы не случилось его повторной остановки!» Дальше следует провал в памяти, и затем она просыпается уже в послеоперационной палате.

Так что же такое смерть?

Мы фиксируем состояние смерти, когда останавливается сердце и прекращается работа мозга, а в то же время, смерти сознания - в том понятии, в каком мы ее себе всегда представляли - как таковой, просто не существует. Душа освобождается от своей оболочки и четко осознает всю окружающую действительность. Этому есть уже немало доказательств, это подтверждают многочисленные рассказы больных, которые находились в состоянии клинической смерти и пережили в эти минуты посмертный опыт. Общение с больными очень многому нас учит, а также заставляет нас удивляться и задумываться - ведь такие необычайные события списать на случайности и совпадения просто невозможно. Эти события рассеивают все сомнения в бессмертии наших душ.

Фото: Анатолий Соколов

О Человеке: Леонид Виноградов о Андрее Владимировиче Гнездилове

«АНДРЕЙ ГНЕЗДИЛОВ: ДОКТОР-СКАЗОЧНИК»

Можно ли радоваться жизни, если ежедневно сталкиваешься со смертью? Многие ответят на этот вопрос отрицательно. Но наш герой более 30 лет ежедневно общается со смертельно больными людьми. Он не может излечить их и лишь старается облегчить страдания, помогает подготовиться к смерти. При этом он не просто любит жизнь. В свои 68 лет доктор медицинских наук, психотерапевт Санкт-Петербургского хосписа Андрей Владимирович ГНЕЗДИЛОВ остается большим ребенком. Значительное место в его психотерапии занимают… сказки и куклы.

Чужая боль доктора Балу

Представьте: замкнутый, стеснительный мальчик, которому собственные фантазии заменяют общение со сверстниками. Все вокруг бьют тревогу: ребенок живет в виртуальной реальности, не готов к жизни. Стремятся вписать его в свою схему. Именно таким был в детстве Андрей Владимирович. Свои фантазии Андрюша записывал - так появились первые сказки. И уже больше 30 лет он лечит сказками душевные травмы своих пациентов. Пациенты детской больницы, в которой он работал после института, прозвали его доктором Балу в честь медведя из «Маугли». Полученное от детей прозвище стало его литературным псевдонимом.

С 1973 года он работает с онкологическими больными. Его первой пациенткой стала женщина, которую он, в то время врач Психоневрологического института имени Бехтерева, подготовил к онкологической операции. Она знала, что ей необходима операция, но не могла заставить себя лечь в больницу - ей плохо становилось от одной мысли, что она там останется. Знакомые посоветовали обратиться к психотерапевту, и только после бесед с доктором Гнездиловым женщина смогла преодолеть свой страх. Навещая ее в больнице, Андрей Владимирович увидел десятки таких же страдающих людей и понял, что большинству онкологических больных необходима психотерапевтическая помощь.

Вскоре специально для Гнездилова в Онкологическом институте открыли ставку психоневролога. Он проработал там десять лет. А в 1990 году в Петербурге, в Приморском районе Лахта открылся первый в России хоспис, и доктор Гнездилов возглавил там медицинскую службу. Первыми сотрудниками хосписа стали волонтеры из общества «Милосердие», созданного в 1980-е годы писателем Даниилом Граниным. Андрей Владимирович с коллегами ездил перенимать опыт в Англию, потом англичане приезжали в Лахту. Сегодня в России более ста хосписов, и многие их организаторы приезжали в Петербург знакомиться с опытом Гнездилова, в том числе и с его арт-терапевтическими методиками.

Психотерапевтические сказки основаны на историях, которые пациенты рассказывают о себе, а доктор превращает их в сказку. Сюжет в сказке развивается не так, как в реальной жизни. Догадаться, что это «исправленная» биография, невозможно. В них все как в настоящих сказках: давние времена, вымышленные страны, загадочные имена, волшебники, чудеса.

От обычных сказок они отличаются тем, что «намек и добрым молодцам урок» понятен только больному, которому посвящена конкретная сказка. Только он и автор знают, какая жизненная трагедия скрыта за этими фантазиями. Так, в сказке «Сон» у романтичной девочки Тальи отнимаются ноги. Навсегда прикованная к постели, во сне она встречает прекрасного принца на сказочном коне. Однажды во сне Талья узнает, что наяву принц - ее товарищ по несчастью, мальчик Тон с больными ногами. Эта сказка была написана для девушки, умершей в хосписе в 18 лет. Она рассказала ее молодому человеку, также умиравшему здесь, и они стали близкими друзьями.

«Такая сказка помогает человеку осмыслить и принять ситуацию, в которой он оказался. Многим больным сказка, переосмысляющая их жизнь помогла смириться и перенести свои страдания», - объясняет Гнездилов.

В его жизни, правда, получилось иначе - реализовалась не сказка, а стихотворение, поразившее в детстве. Когда Андрюша не мог заснуть, мама садилась за рояль и пела баллады. Особенно поразило впечатлительного мальчика стихотворение А. Н. Толстого:

От звона башни царевне страшно,
Придет за ней седой звонарь,
И снова тихо на древней башне,
Крадется смерть, прикрыв фонарь.

«Я его сразу запомнил, - вспоминает доктор, - и решил, что мне нужна царевна. Царевна - больная. Профессией моей стало столкновение со смертью. Замок я создал у себя дома».

Сказочник по натуре, он собирал старые вещи (колокола, латы, шлем) и складывал их в башенке в своей старой петербургской квартире. Эта башенка, действительно, сегодня напоминает замок. Когда ему подарили куклу Синей Бороды, он назвал башенку замком Синей Бороды.

Там Гнездилов занимается с родственниками своих пациентов и медперсоналом хосписа имидж-терапией. Люди переодеваются, подходят к зеркалу, видят себя в новом образе.

Но как может помочь родственнику тяжело больного человека переодевание? Не обман ли это? Наверное, многие сталкивались с тем, что если долго носить в себе невысказанные тяжелые чувства, а потом высказать их в беседе с понимающим человеком, становится легче. Тут то же самое: рассказанные в разговоре, прорисованные в рисунке, выраженные в создании нового костюма тяжелые переживания и страхи, которые изнутри тайно мучают человека, становятся явными, а значит, их можно начать преодолевать.

Иногда, предлагая новый образ, врач помогает человеку увидеть, что в нем не все умирает. Он как бы говорит: ты больше, чем твоя болезнь и твое страдающее тело. Для многих, особенно неверующих людей - это настоящее открытие, несущее надежду.

Куклы похожи на людей

В домашней коллекции Андрея Владимировича Гнездилова около двухсот авторских кукол. А еще в его домашней коллекции около двухсот авторских кукол. Некоторые куплены, но большинство подарены мастерами и даже сделаны специально для Гнездилова. Периодически одна или сразу несколько кукол переезжают в хоспис, ведь это - не игрушки. Персонифицированная куклотерапия - еще одна из его авторских методик. «Для больного кукла - весть из детства. Внутренний ребенок есть в каждом человеке, и он с детской непосредственностью переносит на куклу образ врача», - рассказывает доктор. Как всегда, в подтверждение своих слов он приводит пример из собственной практики. 23-летняя девушка узнала от онколога, что обречена. Вернувшись домой, она легла в постель и стала ждать смерти: не ела, не пила, ни с кем не разговаривала. Родители были в отчаянии и позвали к дочери Андрея Владимировича. Он вспомнил, что в портфеле у него кукла принца, достал ее и протянул умирающей. «Что это?» - удивилась девушка. «Я принц Щелкунчик, узнал о твоем несчастье и пришел послужить тебе», - ответил он. «И ты меня не оставишь?» - «Нет, я всегда буду с тобой», - ответил доктор, оставил куклу и ушел. Девушка вскоре умерла, но с куклой в руках. «Я понял, что должен был остаться с ней и помочь перенести ее страдания, но сам я не мог этого сделать», - вспоминает доктор Гнездилов. Врач не может быть у постели больного круглосуточно, а человеку в страдании важно, чтобы рядом был хотя бы символ кого-то, кто не оставит ни при каких обстоятельствах.

Старики часто как будто не обращают внимания, что им в постель положили куклу, но, когда через какое-то время Гнездилов пытается забрать ее, не отдают.

Причем с куклами играют не только люди, далекие от веры, но и те, кто хорошо знает, что Бог всегда рядом. В этом есть загадка. Психологи говорят, что для больного кукла часто символизирует потребность в ком-то, с кем все можно разделить, - и радость, и боль, от кого ничего не нужно скрывать (ведь даже самым близким родственникам трудно сказать все, их часто боишься огорчить, боишься пожаловаться). А больной человек очень часто похож на ребенка. И душевных и духовных сил на молитву ему просто может не хватать.
Всем, кто приходит к нему на консультацию домой, Андрей Владимирович в первую очередь предлагает самим выбрать куклу. Всегда кукла оказывается чем-то похожа на того, кто ее выбирает. Есть в коллекции петербургского доктора-сказочника короли, королевы, принцы и принцессы разных эпох. Их предпочитают молодые пациенты хосписа, так как они, несмотря на болезнь, продолжают идентифицировать себя с молодостью, красотой.

Редко, но бывает, что в хоспис приходят со своими куклами. Одна старая женщина принесла с собой фиолетового медвежонка, играла с ним. «Этот медвежонок не вызывал смех - мол, старушка в куклы играет. Он связывал ее с прошлым, она не чувствовала себя одинокой», - вспоминает доктор.

К вере приводят любовью

Андрей Владимирович убежден: без веры он бы на такой работе не выдержал. Он неоднократно подчеркивает, какое огромное влияние оказала на него мама - известный скульптор Нина Слободинская. Она была глубоко верующим человеком и даже в советское время, когда это могло принести только неприятности, лепила религиозные скульптуры.

Доктор Гнездилов считает, что это лучшие мамины работы: Спас Нерукотворный (гипсовый барельеф «Голова Христа» - одна копия взята в Феодоровский Государев собор в Царском Селе), Божия Матерь «Умиление», Божия Матерь «Защитница Ленинграда» - в полукруглых воротах Богоматерь руками заслоняет вход в город (такого образа в иконографии нет, скульптура сделана в память о блокаде, которую мама пережила вместе с маленьким Андрюшей), Распятие.

Когда доктор Гнездилов начинал работать с онкологическими больными, он еще не был воцерковлен, но в Бога верил. «Атеизм я всегда считал суеверием. Что, мир сам по себе создался?» И в атеистические 1970-е как психотерапевт он мог позволить себе говорить с больными о Боге. Даже тогда многие понимали, что для преодоления страха смерти вера - лучшая психотерапия: «Если умирающий человек думает, что он после смерти исчезнет, исчезает и его перспектива на будущее пространство. Если же ему рассказать о Царствии Небесном, и он поверит, что впереди у него не исчезновение, а переход в другую жизнь, пространство расширяется».

По своему опыту общения с умирающими доктор Гнездилов знает, что верующие люди уходят из жизни спокойнее, в большей гармонии с миром и собой. Он считает очень важным присутствие родственников в момент смерти больного. Смерть, по его мнению, похожа на рождение, и как в младенчестве важно почувствовать тепло любящих рук, так и уходить из жизни легче в любящих руках.

«Каждому важно так или иначе соприкоснуться со смертью, увидеть, что это такое. Если человек умирает не в смятенном душевном состоянии, но с глубоким пониманием смысла смерти, то и мы, просто находясь рядом, можем почувствовать, что смерть - не ужас, а таинство». Андрей Владимирович вспоминает, как однажды умирал отец семейства, рядом с ним сидели жена и дети, и все они мучились. Врачи и сестры не знали, как их поддержать. Кто-то из персонала дал Библию. Они начали вполголоса читать. Через несколько часов они вышли из палаты на цыпочках и шепотом сказали: «Ушел». Отчаяния на их лицах не было - смерть для них предстала как таинство. А ведь они, возможно, тогда впервые открыли Библию.

Один маляр как-то сказал доктору Гнездилову: «Неважно, где я умру, важно, чтобы с молитвой». Не все больные физически в состоянии молиться, важно, чтобы кто-то рядом читал молитву. «Звучащая молитва - включенный свет, который озаряет человека и помогает ему в самую трудную минуту, в момент перехода». Поэтому в хосписе сложилась традиция: когда кто-то умирает, рядом с ним сидят сестры милосердия и молятся (если он не настроен против Бога и Церкви, то вслух). Сестричество во имя преподобномученицы Елисаветы Феодоровны было создано в 1994 году благодаря стараниям священника Артемия Темирова, нынешнего главврача больницы блаженной Ксении Петербургской.

Известно, что некоторые врачи, медсестры, волонтеры в неофитском запале жаждут обратить всех пациентов. В работе с умирающими соблазн тем более велик - как же не привести человека к спасению? Но ведь и работником одиннадцатого часа можно стать только по доброй воле. Сам пример сестер с крестиками на косынках, которые без брезгливости ухаживают за больными, помогает многим пациентам принять свою ситуацию. Андрей Владимирович рассказывает, как аккуратно надо подводить больного к вере: «Первой реакцией у большинства людей, узнавших о своей болезни, бывает шок. В этот момент ни в коем случае не надо в чем-либо убеждать человека. Ему нужно наше сопереживание, разделение его горя, отчаяния или страха. После шоковой стадии идет вытеснение страха, появляется надежда. На этой стадии многие пытаются обратиться к Богу, но чаще с желанием “купить” исцеление. Потом появляется агрессия, протест: за что я так наказан? И эта агрессия выплескивается не только на окружающих, якобы виновных в его заболевании, но и на самого себя. Эта очень опасная стадия - если вовремя не оказать медицинскую и психотерапевтическую помощь, возможны мысли о самоубийстве. За агрессией идет депрессия - человек отчаивается, прощается со всеми. Но, как ни странно, именно после депрессии может наступить согласие, принятие своей судьбы. (Сама эта стадия не приходит, здесь нужна помощь опытного врача или чутких медсестер.) И вот тогда человек начинает искать смысл постигшего его несчастья и вообще жизни.

При тяжелой болезни почти неизбежны минуты, когда собственная жизнь кажется бессмысленной, но разум не может принять бессмысленность окружающего мира. Мира, где каждая пылинка показывает законы мироздания, которые люди не творят, а только открывают. Задача врачей и близких - помочь человеку не дойти до той степени отчаяния, когда бессмысленным покажется все вокруг. Ну а когда человек понимает, что окружающий мир имеет разумное начало, остается только один шаг, чтобы назвать это начало Богом. Если есть Бог, нет смерти, а если смерть есть, нет Бога. И эта альтернатива - стимул к поиску духовной двери. Настоящее, сердечное обращение к Богу происходит на стадии открытия человеком своего духовного начала. Чтобы эта стадия наступила, от окружающих требуется большой такт. Если человек не верит и закрыт для разговоров о Боге, долг врача - все равно помочь ему опереться на то, что в течение жизни было для него ценностью. Для кого-то это семья, дети, для кого-то - любимая работа. Кто-то ценит свою сопричастность жизни, смене времен года, красоте природы».

Многим смертельная болезнь помогает впервые задуматься о Боге, и это всегда радует доктора Гнездилова и его коллег. Большинство из тех, кто работает в хосписе, со временем становятся верующими.

Сестры милосердия работают и с детьми, родители которых умерли в хосписе. Таких детей уже около тридцати. Среди них есть круглые сироты, которые живут в специальном доме при сестричестве, остальные ребята проводят там свободное от учебы время. По выходным и в каникулы сестры возят детей на экскурсии, в паломничества.

Без выгорания

На Западе считается оптимальным срок работы в хосписе от четырех до пяти лет, потом начинается профессиональное выгорание. Теоретически Гнездилов с этим согласен, но на практике… В России работа в хосписе до сих пор не престижна: постоянных спонсоров нет, зарплата небольшая, дальнейшей перспективы никакой. Поэтому многие сестры милосердия трудятся здесь с первого дня, то есть 18 лет. Сам Андрей Владимирович работает с онкологическими больными больше 30 лет и постоянно подчеркивает, что если и держится (а считает, что держится он нетвердо), то только благодаря вере. «Мы забываем, что при любом обращении к Богу обязательно получим ответ. Меня всегда утешает и ведет мысль, что мне Бог нужен, как сама жизнь, но я всегда помню, что и я нужен Богу. Это самое высокое, на что можно рассчитывать, - понимать, что ты нужен Богу, и Он через тебя может помочь людям».

Часто преуспевшие в своей профессии люди не хотят, чтобы дети и внуки шли по их стопам. Дочь доктора Гнездилова стала искусствоведом, изучает скульптуру, которой всю жизнь занималась ее бабушка. Внуку сейчас два года. На вопрос, хотел бы он, чтобы внук в будущем работал в хосписе или ни за что не пожелал бы ему такого тяжелого креста, доктор-сказочник ответил: «Это тяжелый, но благодатный крест. Наши больные учат тому, чему никто не научит. Встреча с ними, опыт их жизни, переживаний неоценимы». Похоже, доктору Гнездилову до профессионального выгорания далеко.

Андрей Владимирович Гнездилов: интервью

ПРОЙТИ ЧЕРЕЗ ГОРЕ

Смерть близкого человека всегда наступает внезапно, даже если ее ждешь и готовишься к ней. Горе слишком широко, чтобы его обойти, слишком высоко, чтобы его перепрыгнуть, и слишком глубоко, чтобы под ним проползти; через горе можно только пройти, - говорит народная мудрость. Но как это сделать? Что необходимо знать, чтобы справиться с ним? Об этом рассказал психотерапевт Санкт-Петербургского хосписа, профессор кафедры гериатрической психиатрии Психоневрологического института им. В. М. Бехтерева Андрей Гнездилов.

Терапия плачем

Андрей Владимирович, когда человек теряет близкого, он не может нормально, полноценно жить дальше, пока не переживет горе. Как его пережить? Что входит в это переживание, что значит - пережить?
- Прежде всего надо знать, что всякий стресс со временем проходит благодаря смене уклада жизни, существовавшего до смерти близкого человека. Сама рана затягивается, не спрашивая нас. Но для этого нужно время и помощь - потому что иногда этот процесс затягивается, переходит в устойчивую депрессию и становится очень болезненным для человека: пока не изживешь состояние боли, ты не можешь владеть собой.

Например, первая стадия переживаний - это шок. Помните, как окаменела в шоке жена Лота, - обернувшись на гибнущий город. Но любая эмоция - чтобы быть пережитой - должна быть выплеснута. В противном случае это грозит неврозом. Это как в паровозе: если пару некуда выходить, он ломает механизм. Поэтому в это время не следует сдерживать свои слезы — они очищают душу от переживаемого горя.

В старые времена в народе были традиции плача. Однажды я стал свидетелем, когда мать привезла в сельскую больницу умирающего десятилетнего сына. Он случайно глотнул уксусной эссенции. Когда она поняла, что он умер, то закричала, а потом завыла. Через несколько минут вой перешел в плач и причитания: «Сиротинушка моя, ягодка моя, на кого ж ты меня покинул… » Этот плач организовывал пространство боли, вводил в рамки неистовую шоковую реакцию, связанную со смертью сына. Она целый час причитала, проговаривая жизнь ребенка и свое горе, а потом успокоилась и замолчала. Утром мы увидели совершенно адекватную женщину. Да, она потеряла сына. Это ужасная боль, но она уже была спокойна и способна делать какие-то дела. И мне кажется, утрата народного действа, каким являются плачи-причитания, — это очень большая утрата, потому что она смягчала саму боль.

Смягчить боль может и природа. И если человек относится к природе как к части нашего мироздания и части себя, а себя видит частью природы, то он видит в природе вечность, куда уходит его близкий.

В русском фольклоре есть песни-плачи, когда умерший отождествляется с природой. И это очень мощный приток какого-то особого состояния, понимания, может быть, нерационального, таинства смерти, принятия ее и смирения.

Очень сильную помощь может оказать слово Божие. Однажды у нас в хосписе умирал отец семейства. Члены семьи наблюдали агонию и не знали что делать. Мы предложили им почитать Евангелие. Через три часа он умер. Они выходят и шепчут: «Он ушел». Но в их глазах не было трагедии и отчаяния, а только ощущение, что они присутствовали при таинстве. Смерть не напугала их, а, благодаря словам Вечной книги, была воспринята как переход или рождение в мир иной.

"Не спите, побудьте со мною"

К кому пойти с диагнозом - «горе»? К терапевту, другу, священнику? Врачам надо платить, а денег может не быть, друг и священник могут не понять, не иметь опыта…
- Не важно, к кому вы подойдете. Важно, чтобы вы погрузились в другое пространство. Каждый из нас обладает своим личностным временем и пространством. Например, дети (почему старики их так любят) живут в другом пространстве и времени - оно тянется гораздо медленнее, чем у взрослого. Занять время у ребенка - это не значит его обокрасть, а значит идентифицироваться с ним, подсоединиться к нему. И в этом пространстве и времени ты облегчаешь свою душевную тяжесть. Ребенок привлекает к восприятию жизни еще и свое воображение - он не скучает. Дай ему игрушку или расскажи сказку - он переживет целую ситуацию и целую жизнь. Он не зацикливается на всех своих печалях в отличие от взрослых. Ребенок излучает такое количество энергии, которое намного превосходит его собственные запросы в ней. Мы всегда думаем, что родители согревают ребенка. Но чаще бывает наоборот - именно ребенок согревает своим душевным теплом родителей и дает силы для жизни.

В ситуации горя важно, чтобы другой человек сумел вас принять. Принятие - это сопереживание. Это очень непросто. Помните у Тютчева: «И нам сочувствие дается, как нам дается благодать».

Однажды меня попросили посмотреть больного из одного онкологического госпиталя, который все время плакал. Мы общались с ним часа два. Я просто сидел и слушал его. Потом его лечащий врач долго расспрашивал, какую психотерапию я применил, потому что больной успокоился и стал адекватен. Оказалось, что этот врач тоже слушал эти жалобы, но думал в это время о каких-то своих делах, хотя и не спускал с него глаз и ждал, когда тот выговорится до конца.

Когда вас слушают и сопереживают - это особое слушание. Потому что берут и кладут себе на спину ваше горе - этот психологический рюкзак. И наступает облегчение.

Помните в Евангелии, когда Христос в Гефсиманском саду страдал и несколько раз просил своих учеников: «Не спите, побудьте со Мною» (а они каждый раз засыпали)? Так вот Его слова - эта ключевая фраза, которая дает решение к тому, чем и как помочь другому.

"Качели страдания"

- Бывает, что человек страдает, но при этом как бы не хочет быть утешенным, отвергает утешение, объясняя себе это разными причинами: не идет к другим - «не поймут», не идет к терапевту - «он деньги берет»…
Человек словно оказывается на качелях: одна часть сознания отталкивает эти воспоминания, так как они тебя разрушают, а другая притягивает, потому что в твоем сознании страдание удерживает тебя возле любимого. И ты боишься сойти с этих качелей, упасть в пропасть. Как научиться страдать правильно?
- Чтобы «качели» остановились, требуется время, вы не можете их ни ускорить, ни затормозить. Надо просто довериться Богу и течению жизни. Похожая ситуация есть в паллиативной медицине - когда смерть уже предсказуема и ты не можешь спасти больного. Здесь нельзя ускорять его уход и нельзя тормозить.

Это относится и к переживанию горя. Ведь самое интересное заключается в том, что если ты переживаешь горе конструктивно, страдая открытой душой, - оно становится богатейшим духовным опытом. Вот пример. Однажды я увидел, как больная кривится от боли. «Что у вас болит?» - спрашиваю. «Не обращайте внимания, доктор». «Ну почему, мы бы дали анальгетик». «Доктор, - говорит она, - мне кажется, вместе с болью из меня выходит все дурное». Боль и страдание, когда человек открывается страданию для очищения, становятся искуплением, сама боль является предвестником какого-то нового, более возвышенного состояния. Если бы вы видели, какие совершенно святые и необыкновенно прекрасные глаза у только что родившей женщины, хотя до этого она безумно страдала, вы бы меня поняли.

С другой стороны, причиной затянувшихся колебаний «на качелях страдания» может быть и стремление к самонаказанию, нераскаянное чувство вины перед ушедшим. В этом случае может быть необходима помощь психотерапевта.

Многим людям в этой ситуации помогает, когда они пишут письма своим усопшим, делясь своими обидами, просят прощение и так далее. У одного психотерапевта был такой случай.

Молодой человек поссорился с отцом, который вскоре умер. Живя в другом городе и не успев с ним помириться, сын начал испытывать чувство вины, что не успел попросить у отца прощения. Он стал неосознанно искать смерти - быстро ездить на машине, прыгать с парашютом… В психологии это называется пассивным суицидом. Однако ему становилось все тяжелее на душе. И вдруг он получил письмо от отца, которое было написано перед смертью, но отчего-то задержалось. Отец писал что-то обычное, но было понятно, что он не сердится на сына. Врач порекомендовала сыну написать ответ отцу. Тот так и сделал (письмо заняло несколько страниц) и снял свой затянувшийся стресс.

А кто-то пишет книги. И как бы литературно, уже в памяти воплощаются в жизнь ушедшие люди. Здесь вопрос в конструктивном и деструктивном горевании. Оно деструктивно, когда человек доводит себя на этих «качелях» до психоза и депрессии. А конструктивно - когда находит правильное применение своему горю. Потому что горе неоднозначно, вы не просто так печалитесь, вы еще обвиняете себя, что недостаточно оказали внимания этому человеку, и испытываете чувство вины. В это время нужно найти работу для своей души. Душа не должна костенеть в этом горе, она должна творчески развиваться дальше и искать поле деятельности, новую сферу применения своей любви. Это, например, могут быть дела милосердия, это может быть молитва о другом, болеющем так же тяжело, как ваш близкий человек.

Вот вам пример. Один молодой человек, лидер по характеру, жил со своей матерью, тоже человеком сильным и властным. Они постоянно ругались. Казалось, нет людей, более не понимающих друг друга. Сын даже не женился, рассуждая: как я приведу в дом жену, которая не найдет общего языка с матерью. Ждал, что мать умрет, тогда он и устроит свою жизнь. Шло время, она все жила, цепляясь за жизнь и считая, что, пока жизнь ее сына не устроена, она не уйдет.

Когда она умерла, он почувствовал ужас, что у него никого ближе матери-то и не было. Что, несмотря на все споры, ругань, грубости и борьбу за лидерство, они очень любили друг друга. Этот ужас поверг его в такое отчаяние, что он был готов наложить на себя руки. Потом вдруг кто-то предложил ему поработать в доме престарелых. Он стал ухаживать за старушками, старичками, пытаясь через них отдать тот долг, который он считал своим долгом перед матерью. И вышел из своего тупика.

Как человек может понять, что в своих переживаниях он деструктивен, что подступил к той черте, за которой начинается болезнь?
- Точно определить это могут только психиатры. Обычно триада депрессии выражается в заторможенности мысли, заторможенности чувств (тоска) и заторможенности волевой сферы, психомоторики - когда человек скован, анемичен. Плохой признак, когда депрессия сопровождается чувствами личной малоценности и виновности.
Здесь нужен совет психиатра.

Жизнь - это ритм

Раньше у человека был ритуал: траур на определенный срок, когда люди не показывались в публичных местах, определенным образом одевались. Для переживания горя были некие формы, которые были одобрены обществом и внутри которых человек чувствовал себя защищенным, сориентированным. Теперь все размыто, не знаешь, как вести себя на работе: грустить - вроде нарушать общую атмосферу, не грустить - опять могут не понять. И люди задвигают свои чувства, потому что не знают, как их правильно выражать. Как не зависеть от мнения окружающих? Как быть в правде со своими чувствами?
- Мне кажется, что, если бы окружающие люди понимали значимость переживаний, депрессии, они давали бы горюющим возможность быть самими собой. Ведь мы же все время носим какие-то маски и пытаемся соответствовать им. А то, что хорошо для толпы, плохо для личности. Если вы хотите рыдать, то рыдайте. Мне кто-то рассказывал, что просто не мог сдержать слез - умирала жена, и когда коллеги спрашивали, глядя на его красные глаза, он говорил: это аллергия, не обращайте внимания.

Вместе с тем часто, когда мы горюем, то забываем, что жизнь - это ритм. Как вдох-выдох, прилив-отлив. И это неправильно, если мы рассуждаем: «Как я поеду на природу или пойду в гости, когда умирает близкий?!» Есть время ухаживать за умирающим, есть время отдыхать от этого ухода, причем так, как нравится этому человеку.

В отношении того, как вести себя окружающим, думаю, ценно просто дружеское молчание, со-чувствие, со-переживание, понимание того, что происходит с этим человеком.

Верность прошлому или отказ от жизни?

Есть выражение - нельзя жить прошлым, надо жить дальше. Некоторых это смущает, они считают, что выйти замуж (жениться) - это измена прошлому. И даже когда создают новые семьи, часто сравнивают нового супруга с прежним, и семьи распадаются. Что значит - жить дальше?
- У одного человека умерла жена, и он остался с ребенком пяти лет. Когда через некоторое время ребенок спросил: «Где моя мама?» - отец ответил: «Она умерла». Ребенок задумался, а потом сказал: «Тогда нужно новую маму». Жестоко? Но жизнь не может стоять на месте. Умирает отец - ребенок выбирает себе дядю или друга. Умирает мать - выбирает тетю, находит черты матери среди окружающих.

Есть преданность памяти, когда мы остаемся верны ушедшему человеку. Но не все это могут. Новая встреча часто неизбежна. Бывает и по-другому, что человек, хранящий верность умершему супругу, и при его жизни был достаточно одинок. Просто его потребность в людях невелика, и верность тут ни при чем. И когда такой человек теряет супруга, он всячески украшает его в своих фантазиях. Но это больше именно фантазии, чем реальность.

По статистике, самый сильный страх, который испытывают сегодня люди, - страх потери близких. Как приготовиться к естественной смерти близкого?
- Во-первых, создать духовные отношения. Одно дело, когда отношения с близкими проявляются в виде чувств, а другое дело - когда состояние взаимопонимания и любви дает то ощущение вечности, миг настоящего прошлого и будущего. Ты входишь в состояние любви, где существует только настоящее. Прошлого уже нет, будущее еще не наступило. Единственный общий рецепт - это обращение к Богу. Если ты доверяешь своего любимого человека Богу, то ты молишься вместе с ним, молишься за него как за себя, и тогда этот страх уходит. Вспомните случай, когда преподобный Серафим Саровский предложил своей духовной дочери Елене попросить у Господа смерти и умереть вместо своего брата - Мотовилова. Так и случилось.

Теряя своего близкого, многие уходят в обряд, постоянно ходят на кладбище, чтобы быть «ближе» к усопшему. Разве такая зацикленность не опасна?
- Мне рассказывали, что одна женщина каждую субботу ходит на кладбище к мужу. Она говорит, что он знает все, что творится на земле, и она как бы получает его советы. В остальные дни она была совершенно адекватна. Это длится уже пятый год. Она объясняет, что так ей хорошо, и она ничего больше не хочет. Друзья не смогли ее переубедить.

Есть такое понятие - обаяние скорби. Когда ты входишь в ритуал, тебе самого себя жалко, жалко весь мир, жалко ушедшего человека, которому ты остаешься верен и т.д. При этом ты как бы обижен миром, судьбой, и на самом деле ты просто уходишь, отказываешься от жизни.

В юности я считал, что уж если любишь, то нужно сохранять верность супругу до своей смерти. Но потом понял, что это неправильно. Тут смысл даже не в том, чтобы обязательно искать себе замену в виде новой возлюбленной. Важно, чтобы твоя личность, твоя жизнь развивались. Ведь жизнь - это творчество.

Любовь по-разному проявляется. Главное - найти для нее творческое самовыражение. Это может проявиться и в уходе за могилой. Даже когда крошками кормят голубей на могиле, творят какое-то милосердие для малых сих. Или когда сажают цветы - украшают ту частицу земли, которая связана у нас с пространством любимого человека. Украсить пространство любимого человека - разве не в этом была цель жизни, когда мы жили вместе с ним?

Андрей Владимирович Гнездилов​ (Доктор Балу) — петербургский врач-психиатр, доктор медицинских наук, почетный ​доктор Эссекского университета в Англии.

Андрей Владимирович родился в 1940 году в Ленинграде.

Андрей Гнездилов: День смерти человека не случаен, как и день рождения

В 1963 году окончил Ленинградский педиатрический институт. После ординатуры переквалифицировался в психиатра. Работал в Психоневрологическом институте имени Бехтерева, а с 1973-го по 1983 год в Онкологическом институте. В 1976 году защитил кандидатскую диссертацию, в 1996-м докторскую. В 1990 году создал и возглавил хоспис в Приморском районе Лахта Санкт-Петербурга.

Андрей Владимирович — настоящий петербургский Сказочник, сохранивший традиции Добрых Волшебников. Андрей Гнездилов — подвижник и общественный деятель, неутомимый исследователь и «генератор» новых методов в психотерапии: сказкотерапии, имидж-терапии, терапии колокольным звоном.

Психотерапевтическая сказка Андрея Гнездилова — это бережное прикосновение к Душе человека, поддержка его на Пути, мягкая форма приобщения к духовному знанию. Взгляд Сказочника -это взгляд человека, способного понять и принять тайные стороны внутренних процессов, поддержать в добрых и духовных поисках, разделить боль и подарить радость.

Гнездилов А.В.. Аудио книгиГнездилов А.В. на видео

Книги (9)

Раздел: Сказкотерапия

В книге известного петербургского врача и сказочника собраны его сказки, помогающие людям справиться с затруднительными для них ситуациями — проблемами в семье, потерей близких, открыть в себе новые силы и обрести внутреннюю гармонию.

Встречи на дороге. Терапевтические сказки

Раздел: Сказкотерапия

Психотерапевтическая сказка — это мост между реальностями: социальной, объективной и тонкой, психической. Психотерапевтические сказки Андрея Гнездилова не просто создают эти мосты, они еще и питают наш психический мир. Они формируют более мудрое и терпимое отношение даже к тем вещам, которые мы не в силах изменить, они позволяют нам более тонко, духовно постигать смысл самых непростых жизненных ситуаций.

Лабиринты души. Терапевтические сказки

Раздел: Сказкотерапия

В книге «Лабиринты души» представлены сказки петербургского психотерапевта, Андрея Владимировича Гнездилова, известного многим как доктор Балу.

Все описанное в этих историях — реальность. Но не внешняя, а внутренняя, психологическая.

В этом сборнике немало сказок, как будто навеянных морем. Каждый вздох волны приносит новый сюжет, они накатывают друг на друга, переплетаясь в причудливом узоре.

Музыка рассвета. Терапевтические сказки

Раздел: Сказкотерапия

Психотерапевтическая сказка Андрея Гнездилова — это бережное прикосновение к душе человека, поддержка его на пути, мягкая форма приобщения к духовному знанию.

Взгляд сказочника — это взгляд человека, способного понять и принять тайные стороны внутренних процессов, поддержать в добрых и духовных поисках, разделить боль и радость.

Петербургские сновидения

Раздел: Разное

«Не знаю, как Вам, уважаемый читатель, а мне всегда было интересно узнать, какие сны видят другие люди. Но расспросы оказывались чаще всего напрасными. Кто-то говорил, что снов вообще не видит; иные признавались, что к утру забывают сновидения; те, кто помнили, редко могли передать увиденное во сне даже самому внимательному слушателю: при пересказе сновидения теряли всю свою прелесть, превращаясь в мертвых бабочек с поломанными крыльями.

И вот — эти истории. Они как живые бабочки. Крылья трепещут и переливаются, а траекторию полета трудно предсказать. Эти истории не подчиняются законам литературы. Притчи ли это, сказки или рассказы — трудно определить, к какому жанру их можно отнести». Гнездилов А.В.

Психология и психотерапия потерь

Раздел: Практическая психология

В книге известного петербургского психиатра, психотерапевта и гуманис-та А. В. Гнездилова обсуждаются, вопросы психотерапевтической помощи умирающим больным. На основе многолетнего опыта и результатов научных исследований автор анализирует ключевые моменты паллиативной медици-ны: понимание проблем и потребностей неизлечимо больного человека; фор-мирование способности вынести неизбежное страдание; медицинский конт-роль над симптоматикой терминального состояния, прежде всего — хрони-ческого болевого синдрома, принципы комплексной работы с близкими и се-мьей умирающего; использование различных терапевтических методов и ме-тодик. Также в книге обсуждаются проблема подбора кадров для работы в хос-писах и вопрос о профессиональном «выгорании» персонала.

Пути пилигримов. Терапевтические сказки

Раздел: Сказкотерапия

В сборнике «Пути пилигримов» представлено более 20 сказок известного петербургского психотерапевта и сказочника.

Сказки доктора Балу — это терапевтические сказки. Они не только перемещают читателя в загадочный и таинственный, причудливый и дивный мир сказки, но и помогают людям найти выход из сложившихся затруднительных ситуаций, разобраться в себе и обрести внутреннюю гармонию.

Путь на голгофу

Раздел: Основы психотерапии

Очерки работы психотерапевта в онкологической клинике и хосписе .

Книга «Путь на Голгофу» — это документальные очерки работы психотерапевта в онкологической клинике и хосписе.

Эта книга восполняет серьезный и общественно опасный пробел в образовании врача. Восхождение к мученическому концу жизни при умирании от рака — ее тема.

Задача книги — научить врача освобождать человека от телесных и душевных страданий, связанных с заболеванием, обеспечивая возможность свершения последнего земного деяния души, понимания, прощания, прощения и успокоения, сохраняющих работу разума до последних мгновений жизни.

Сундук старого принца. Избранные сказки

Раздел: Сказкотерапия

Все, о чем рассказывается в терапевтической сказке, — реально.

Но не в социальном, материальном мире, а в мире психического. Героями становятся наши мысли, чувства, нереализованные стремления, впечатления от взаимоотношений и путешествий. Развитие сюжета, его перипетии символически передают динамику наших переживаний. И в финале сказки происходит разрешение проблемы, обретение ответов на непростые вопросы о себе и жизни.

В данный сборник вошли лучшие — старые и новые — сказки известного петербургского психотерапевта Андрея Владимировича Гнездилова, избранные стать помощниками нашим мыслям и чувствам, желаниям и возможностям, стремлениям и ценностям.

Комментарии читателей

ГНЕЗДИЛОВ Андрей Владимирович (род. 1940)

ГНЕЗДИЛОВ Александр Владимирович

Доктор медицинских наук, профессор

Родился 8 октября 1957 года в городе Москве. Отец – Гнездилов Владимир Иванович (1923 г. рожд.). Мать – Гнездилова Галина Петровна (1930–1988). Супруга – Гнездилова Елена Федоровна (1957 г. рожд.). Дочери: Виктория (1978 г. рожд.), Александра (1981 г. рожд.), Екатерина (1984 г. рожд.), Анна (1986 г. рожд.), Марина (1987 г. рожд.). Сын – Андрей (1983 г. рожд.). Имеет десять внуков.
В медицинской среде имидж доктора нередко увязывают с наличием ученой степени, а официальное признание – со званием академика или члена-корреспондента РАМН. Это – сложившееся правило. С ученой степенью у Александра Гнездилова, что называется, выше не бывает. Он – доктор медицинских наук, профессор. Отношение к нему со стороны медицинских коллег однозначно уважительное, его признают как доктора высшего разряда. Главный же показатель класса – толпа страждущих в клинике, где он принимает с семи утра каждый день, десятки людей со всех уголков России и соседних стран. К нему идут люди, годами измученные болевыми ощущениями в позвоночнике, суставах, опорно-двигательном аппарате, головной болью… В лечении этих заболеваний доктор Гнездилов – настоящий ас.
Родители Александра Гнездилова отношения к медицине не имели, работали инженерами в области разработки систем управления летательных аппаратов. У каждого из родителей довольно сложная судьба. Отец Александра Владимировича, Владимир Иванович Гнездилов, – уроженец села Миленино Курской губернии. Пошел добровольцем в армию в 1941 году, попал в окружение под Москвой, под Вязьмой был ранен.

Из-за болезни сердца был комиссован. Мать Александра Владимировича – Галина Петровна, очень рано потеряла родителей. В годы ленинградской блокады воспитывалась в детском доме. Не дала умереть младшему брату. Они были вывезены из блокадного Ленинграда по «Дороге жизни», когда матери было 11 лет, а брату – 3 года. В дальнейшем Галину удочерила родная тетя, жившая в Москве.
Родители Александра Владимировича познакомились в годы учебы в институте, затем вместе работали.

Андрей Гнездилов: Мимо финала собственной жизни мы не пройдем

Это был довольно поздний брак. Люди они были жесткими и очень требовательными. Война, блокадное детство матери наложили отпечаток на устои в семье. Семья жила в режиме строгой экономии. Кроме Саши в семье росла сестра восемью годами младше. Родился Александр Владимирович в знаменитом роддоме имени Г.Л. Грауэрмана на Арбате, там работали лучшие медики страны, тогда еще Советского Союза. Первые три года семья жила в частном доме на Можайском Валу. В доме были страшные сквозняки, дом готовился к сносу, ремонтом никто не занимался. Переболел маленький Саша несколько раз пневмонией, у него развилась бронхиальная астма, которая преследовала его все детство. Получая модную в то время гормональную интенсивную терапию, был привязан к медикаментам. Еще в школьные годы он понял, что с этим надо кончать. Стал интенсивно заниматься спортом. Выбрал для себя бег. Когда он начинал бежать, у него синело лицо, первые 500 метров бежал с признаками удушья, потом бежать становилось легче, и к 10-му километру розовый и счастливый возвращался домой. Так он боролся с тяжелым недугом. До 35 лет Александр Владимирович бегал марафонскую дистанцию, ежедневная пробежка – до 10 километров.
Перенеся тяжелый недуг, в 8-м классе он твердо решил поступать в медицинский институт. Родители-технари жестко муштровали его, требовали, чтобы он хорошо учился. Трудности у него были только с точными дисциплинами. Зато к моменту окончания школы он был прекрасно подготовлен по химии, биологии – этими предметами он увлекался в школе. Писал он достаточно грамотно, по физике несколько месяцев занимался с репетитором и достиг того объема знаний, который требуется для поступления в вуз. В 1974 году успешно сдал экзамены во 2-й Московский государственный медицинский институт имени Н.И. Пирогова (МГМИ). Начиная с 3-го курса учился с удовольствием и легко, когда ушли дисциплины, которые не были востребованы в медицине. Началась специализация, появились такие дисциплины, как пропедевтика, составляющая основы, предшествующая более глубокому и детальному изучению других дисциплин. С 1977 года после сестринской практики Гнездилов стал подрабатывать медбратом в отделении реанимации НИИ проктологии. Там он познакомился с будущей супругой Еленой Федоровной Гурычевой, которая работала медсестрой в операционном блоке. Подружились, состоялся ранний студенческий брак.
Уже тогда он решил стать анестезиологом-реаниматологом, а работа в НИИ проктологии помогла ему приобрести первые практические навыки работы с больными, особенно самыми тяжелыми. Это был довольно насыщенный и тяжелый период в его жизни. Необходимость заботы о семье вынуждала его совмещать работу сразу в нескольких местах. Все заботы о детях взяла на себя Елена Федоровна. Она дала возможность Александру Владимировичу творчески развиваться, заниматься интересным делом, стать уникальным врачом. Учась во 2-м МГМИ, с особым интересом он занимался любимыми предметами: нормальной физиологией, терапией, фармакологией, неврологией, анестезиологией-реаниматологией. Окончив институт, он имел навык в ряде медицинских манипуляций, в реанимации.
В 1980 году Гнездилов был зачислен в клиническую ординатуру по анестезиологии и реаниматологии во Всесоюзный научный центр хирургии (ВНЦХ) Академии медицинских наук СССР (в то время Всесоюзный НИИ клинической и экспериментальной хирургии Минздрава СССР). В 1978 году было организовано отделение плановой микрохирургии, организовывался коллектив молодых энтузиастов-хирургов: научных сотрудников, аспирантов. Там только развертывались работы по микрохирургии. Первым учителем Гнездилова был Всеволод Анатольевич Светлов, кандидат медицинских наук, старший научный сотрудник, обучивший его основам анастезиологии-реаниматологии. Большая часть времени пребывания Гнездилова в ординатуре была отдана работе в отделении микрохирургии.
Это была очень интересная, продуктивная работа. Появились первые дети, которым реплантировали нижние конечности после поездных травм, после производственных травм, отморожения, ожогов у взрослых. Трансплантация лоскутов, восстановление нервов, сосудов, мышц, свободная пересадка мышц с микрохирургической техникой, пересадка органов и тканей – все это являлось полем деятельности в микрохирургии. Проводились многочасовые операции. Самая длительная операция, в которой участвовал А.В. Гнездилов, длилась 21 час. Операция в пределах 10 часов была нормой. Было огромное желание стать профессиональным анестезиологом-реаниматологом. «В интенсивной терапии, – считает Александр Владимирович Гнездилов, – я сторонник того, что любой выпускник медицинского ВУЗа должен какое-то время отработать в отделении реанимации. Это учит навыкам манипуляций, учит не бояться тяжелых больных. Ты имеешь к ним подход, ты трудностей не боишься. За короткий срок оказываешь больному действенную, эффективную помощь, результат которой ты видишь сразу».
С 1982 года после окончания ординатуры Гнездилов работал врачом в отделе анестезиологии ВНЦХ, преимущественно в подразделении, обеспечивающем анестезиологическую помощь при микрохирургических операциях. За семь лет работы Александр Владимирович овладел всем арсеналом анестезиологической и реанимационной помощи, кроме только анестезии пациентов в кардиохирургии, и в первую очередь методами проводниковой анестезии, что сыграло большую роль в дальнейшей его работе. Работа реаниматолога живая и интересная, но до определенного возраста, как считает Гнездилов. Ему вдруг стало неинтересно, скучно. Хотелось лечить пациента с нуля, вести его как лечащий врач от момента острого периода до выздоровления. Одновременно с основной работой он стал интересоваться вопросами лечения острой и хронической боли. Однако анестезиологических навыков оказалось недостаточно – лечение боли требует мультидисциплинарного подхода и знаний травматологии: ортопедии, неврологии, терапии, рентгенологии. Кроме того, потребовались и знания нетрадиционных методов лечения: мануальной терапии, рефлексотерапии… К этому времени Гнездилов самостоятельно обучился некоторым приемам мануальной терапии. Помог ему в этом его одногруппник Геннадий Иванович Демидов, работающий в Курске врачом-реабилитологом. Удивительный, увлеченный человек с совершенно нестандартным мышлением, который для изучения китайской медицины, чтобы читать трактаты в подлиннике, самостоятельно выучил китайский язык.
Огромную помощь и поддержку Гнездилову в овладении нетрадиционными методами лечения оказало знакомство и сотрудничество с профессором В.Н. Цибуляком. В 1976 году профессор В.Н. Цибуляк первым в стране создал отделение терапии болевых синдромов, где под его руководством проводились серьезные научные исследования, осуществлялась разработка новых методик борьбы с болью. Гнездилов был оформлен на полставки в отделение физиотерапии отдела терапии болевых синдромов. Состоялись совместные с В.Н. Цибуляком работы и задумки, были опубликованы интересные публикации.
В 1988 году в стране появились первые медицинские кооперативы. Приходилось подрабатывать по выходным дням, работая в качестве мануального терапевта. Число пациентов за прием доходило порой до 150 человек. Необходимо было материально обеспечивать семью. В семье Гнездиловых подрастало уже шестеро детей.
В 1989 году Александр Гнездилов защитил кандидатскую диссертацию, посвященную тактике инфузионной терапии при длительных микрохирургических вмешательствах (продолжительностью от 8 до 21 часа), а в 1991 году получил приглашение в Центральный НИИ протезирования и протезостроения на должность старшего научного сотрудника отдела анестезиологии и реанимации. Это тот институт протезирования, где впервые был разработан и внедрен биоэлектрический протез кисти, были созданы протезы механической руки. Перед Гнездиловым была поставлена задача – поставить службу реанимации в институте таким образом, чтобы не было боязни за летальный исход больного при совершении любого объема оперативных вмешательств. А потом была предоставлена возможность заниматься лечебной болью. В течение полугода он поставил службу реанимации на должный уровень, сменив полностью персонал, набрав молодых врачей и медсестер. Когда работа в операционной реанимации была поставлена на поток и не было сомнений о дальнейшей судьбе больного в послеоперационном периоде он реализовывал свою мечту – занял лечебной болью.
В 1992 году Гнездилов создал в институте отдел анестезиологии и функциональной реабилитации, объединяющий отделения анестезиологии-реанимации, физиотерапии и кабинет рефлексотерапии и лечебной физкультуры. Научный коллектив под его руководством занимался разработкой методов терапии болевых синдромов у больных ортопедического профиля, обеспечением операций и реабилитацией пациентов в послеоперационный период. При этом основной упор делался не только на само лечение, но и на профилактику боли с разработкой комплекса специальных методов. В этих целях отдел тесно сотрудничал с ортопедическими отделениями, в частности проводил совместное лечение больных с фантомно-болевыми синдромами, вертеброгенными головными болями.
Под руководством Гнездилова разработали специальные диагностические нейрофизиологические методики объективизации и интенсивности боли. В результате удалось создать систему работы на основе тесного сотрудничества травматологов, анестезиологов, рефлексотерапевтов, физиотерапевтов, специалистов по лечебной физкультуре, специалистов по функциональной диагностике, что позволило успешно проводить диагностику лечения, его контроль и реабилитацию больного на всех этапах нахождения его в клинике.
В 1999 году Александр Владимирович защитил докторскую диссертацию по диагностике и терапии фантомного и вертеброгенного болевых синдромов. В этой работе Гнездилов реализовал комплексный подход к лечению боли на основе традиционных и нетрадиционных лечебных методов, разработал электрофизиологические методы диагностики и контроля эффективности терапии боли.
В 2001 году Гнездилов перешел в Российский научный центр хирургии РАМН на должность заведующего отделением терапии болевых синдромов, где продолжает работу в области изучения болевых синдромов и интегративной медицины. В 2004 году он получил ученое звание профессора. Под его руководством сложился коллектив единомышленников. Все сотрудники понимают, что такое боль и как к ней подходить, у каждого свой метод. Задача отделения не просто снятие боли, а дальнейшее наблюдение за пациентом, профилактика боли и реабилитация как конечный этап лечения. Каждый пациент, приходящий в отделение со своей проблемой, получает консультацию на проводимое лечение. Он моментально получает консультацию необходимого ему специалиста, которые выясняют источник боли, воздействуют на причину заболевания. Боль является критерием оценки эффективности работы врача. Она требует особого подхода и усилий различных специалистов, которыми располагает отделение. Профессор Гнездилов – это врач который эффективно может работать с любым пациентом.
Помимо научно-практической деятельности он с 1980 года активно участвует в работе Московского научного общества анестезиологов и реаниматологов, а также Российской межрегиональной общественной ассоциации «Общество по изучению боли», членом организационного комитета которой является с 2000 года. Он также – член оргкомитета ассоциации и журнала «Регионарная анестезия и лечение острой боли».
Основные достижения Гнездилова обобщены в его многочисленных публикациях и научных работах, основными из которых, являются: «Анестезиологическая тактика инфузионной терапии при длительных реконструктивных и пластических операциях с микрохирургической техникой», «Дифференцированная комплексная фармакотерапия фантомно-болевого синдрома после ампутации конечности», «Методы лечения болевого синдрома у больных с ампутированными конечностями и патологией позвоночника
Методические рекомендации», «Современные принципы мультидисциплинарного лечения боли в ортопедической клинике», «Ноцицентивные рефлекторные реакции мышц верхней конечности у человека», «Методы лечения болевого синдрома у больных ортопедического профиля. Методические рекомендации», «Современные принципы лечения хронической боли в комплексной реабилитации пациентов с патологией опорно-двигательного аппарата», «Техника электронейромиографической диагностики в современной клинике»…
За последние четыре года им опубликовано 45 статей по дальнейшему исследованию болевых синдромов и интегративной медицине.
В 2008 году А.В. Гнездилов награжден орденом Гиппократа, который был вручен ему в зале Славы на Поклонной горе.
Постоянных увлечений у него нет. Любит хорошую музыку. Ценит живопись импрессионистов и русских художников начала XX века. Главной книгой для него является Библия.
Он любит животных – раньше держал ризеншнауцеров, малую длинношерстную таксу, в настоящее время – среднеазиатскую овчарку.
Живет и работает в Москве.

Можно ли радоваться жизни, если ежедневно сталкиваешься со смертью? Многие ответят на этот вопрос отрицательно. Но наш герой более 30 лет ежедневно общается со смертельно больными людьми. Он не может излечить их и лишь старается облегчить страдания, помогает подготовиться к смерти. При этом он не просто любит жизнь. В свои 68 лет доктор медицинских наук, психотерапевт Санкт-Петербургского хосписа Андрей Владимирович ГНЕЗДИЛОВ остается большим ребенком. Значительное место в его психотерапии занимают… сказки и куклы.

Чужая боль доктора Балу
Представьте: замкнутый, стеснительный мальчик, которому собственные фантазии заменяют общение со сверстниками. Все вокруг бьют тревогу: ребенок живет в виртуальной реальности, не готов к жизни. Стремятся вписать его в свою схему. Именно таким был в детстве Андрей Владимирович. Свои фантазии Андрюша записывал -- так появились первые сказки. И уже больше 30 лет он лечит сказками душевные травмы своих пациентов. Пациенты детской больницы, в которой он работал после института, прозвали его доктором Балу в честь медведя из «Маугли». Полученное от детей прозвище стало его литературным псевдонимом.

С 1973 года он работает с онкологическими больными. Его первой пациенткой стала женщина, которую он, в то время врач Психоневрологического института имени Бехтерева, подготовил к онкологической операции. Она знала, что ей необходима операция, но не могла заставить себя лечь в больницу -- ей плохо становилось от одной мысли, что она там останется. Знакомые посоветовали обратиться к психотерапевту, и только после бесед с доктором Гнездиловым женщина смогла преодолеть свой страх. Навещая ее в больнице, Андрей Владимирович увидел десятки таких же страдающих людей и понял, что большинству онкологических больных необходима психотерапевтическая помощь.

Вскоре специально для Гнездилова в Онкологическом институте открыли ставку психоневролога. Он проработал там десять лет. А в 1990 году в Петербурге, в Приморском районе Лахта открылся первый в России хоспис, и доктор Гнездилов возглавил там медицинскую службу. Первыми сотрудниками хосписа стали волонтеры из общества «Милосердие», созданного в 1980-е годы писателем Даниилом Граниным. Андрей Владимирович с коллегами ездил перенимать опыт в Англию, потом англичане приезжали в Лахту. Сегодня в России более ста хосписов, и многие их организаторы приезжали в Петербург знакомиться с опытом Гнездилова, в том числе и с его арт-терапевтическими методиками.

Психотерапевтические сказки основаны на историях, которые пациенты рассказывают о себе, а доктор превращает их в сказку. Сюжет в сказке развивается не так, как в реальной жизни. Догадаться, что это «исправленная» биография, невозможно. В них все как в настоящих сказках: давние времена, вымышленные страны, загадочные имена, волшебники, чудеса.

От обычных сказок они отличаются тем, что «намек и добрым молодцам урок» понятен только больному, которому посвящена конкретная сказка. Только он и автор знают, какая жизненная трагедия скрыта за этими фантазиями. Так, в сказке «Сон» у романтичной девочки Тальи отнимаются ноги. Навсегда прикованная к постели, во сне она встречает прекрасного принца на сказочном коне. Однажды во сне Талья узнает, что наяву принц -- ее товарищ по несчастью, мальчик Тон с больными ногами. Эта сказка была написана для девушки, умершей в хосписе в 18 лет. Она рассказала ее молодому человеку, также умиравшему здесь, и они стали близкими друзьями.

«Такая сказка помогает человеку осмыслить и принять ситуацию, в которой он оказался. Многим больным сказка, переосмысляющая их жизнь помогла смириться и перенести свои страдания», -- объясняет Гнездилов.

В его жизни, правда, получилось иначе -- реализовалась не сказка, а стихотворение, поразившее в детстве. Когда Андрюша не мог заснуть, мама садилась за рояль и пела баллады. Особенно поразило впечатлительного мальчика стихотворение А. Н. Толстого:

От звона башни царевне страшно,
Придет за ней седой звонарь,
И снова тихо на древней башне,
Крадется смерть, прикрыв фонарь.

«Я его сразу запомнил, -- вспоминает доктор, -- и решил, что мне нужна царевна. Царевна -- больная. Профессией моей стало столкновение со смертью. Замок я создал у себя дома».

Сказочник по натуре, он собирал старые вещи (колокола, латы, шлем) и складывал их в башенке в своей старой петербургской квартире. Эта башенка, действительно, сегодня напоминает замок. Когда ему подарили куклу Синей Бороды, он назвал башенку замком Синей Бороды.

Там Гнездилов занимается с родственниками своих пациентов и медперсоналом хосписа имидж-терапией. Люди переодеваются, подходят к зеркалу, видят себя в новом образе.

Но как может помочь родственнику тяжело больного человека переодевание? Не обман ли это? Наверное, многие сталкивались с тем, что если долго носить в себе невысказанные тяжелые чувства, а потом высказать их в беседе с понимающим человеком, становится легче. Тут то же самое: рассказанные в разговоре, прорисованные в рисунке, выраженные в создании нового костюма тяжелые переживания и страхи, которые изнутри тайно мучают человека, становятся явными, а значит, их можно начать преодолевать.
Иногда, предлагая новый образ, врач помогает человеку увидеть, что в нем не все умирает. Он как бы говорит: ты больше, чем твоя болезнь и твое страдающее тело. Для многих, особенно неверующих людей -- это настоящее открытие, несущее надежду.

Куклы похожи на людей

А еще в его домашней коллекции около двухсот авторских кукол. Некоторые куплены, но большинство подарены мастерами и даже сделаны специально для Гнездилова. Периодически одна или сразу несколько кукол переезжают в хоспис, ведь это -- не игрушки. Персонифицированная куклотерапия -- еще одна из его авторских методик. «Для больного кукла -- весть из детства. Внутренний ребенок есть в каждом человеке, и он с детской непосредственностью переносит на куклу образ врача», -- рассказывает доктор. Как всегда, в подтверждение своих слов он приводит пример из собственной практики. 23-летняя девушка узнала от онколога, что обречена. Вернувшись домой, она легла в постель и стала ждать смерти: не ела, не пила, ни с кем не разговаривала. Родители были в отчаянии и позвали к дочери Андрея Владимировича. Он вспомнил, что в портфеле у него кукла принца, достал ее и протянул умирающей. «Что это?» -- удивилась девушка. «Я принц Щелкунчик, узнал о твоем несчастье и пришел послужить тебе», -- ответил он. «И ты меня не оставишь?» -- «Нет, я всегда буду с тобой», -- ответил доктор, оставил куклу и ушел. Девушка вскоре умерла, но с куклой в руках. «Я понял, что должен был остаться с ней и помочь перенести ее страдания, но сам я не мог этого сделать», -- вспоминает доктор Гнездилов. Врач не может быть у постели больного круглосуточно, а человеку в страдании важно, чтобы рядом был хотя бы символ кого-то, кто не оставит ни при каких обстоятельствах.

Причем с куклами играют не только люди, далекие от веры, но и те, кто хорошо знает, что Бог всегда рядом. В этом есть загадка. Психологи говорят, что для больного кукла часто символизирует потребность в ком-то, с кем все можно разделить, -- и радость, и боль, от кого ничего не нужно скрывать (ведь даже самым близким родственникам трудно сказать все, их часто боишься огорчить, боишься пожаловаться). А больной человек очень часто похож на ребенка. И душевных и духовных сил на молитву ему просто может не хватать.
Всем, кто приходит к нему на консультацию домой, Андрей Владимирович в первую очередь предлагает самим выбрать куклу. Всегда кукла оказывается чем-то похожа на того, кто ее выбирает. Есть в коллекции петербургского доктора-сказочника короли, королевы, принцы и принцессы разных эпох. Их предпочитают молодые пациенты хосписа, так как они, несмотря на болезнь, продолжают идентифицировать себя с молодостью, красотой.

Редко, но бывает, что в хоспис приходят со своими куклами. Одна старая женщина принесла с собой фиолетового медвежонка, играла с ним. «Этот медвежонок не вызывал смех -- мол, старушка в куклы играет. Он связывал ее с прошлым, она не чувствовала себя одинокой», -- вспоминает доктор.

К вере приводят любовью
Андрей Владимирович убежден: без веры он бы на такой работе не выдержал. Он неоднократно подчеркивает, какое огромное влияние оказала на него мама -- известный скульптор Нина Слободинская. Она была глубоко верующим человеком и даже в советское время, когда это могло принести только неприятности, лепила религиозные скульптуры.

Доктор Гнездилов считает, что это лучшие мамины работы: Спас Нерукотворный (гипсовый барельеф «Голова Христа» -- одна копия взята в Феодоровский Государев собор в Царском Селе), Божия Матерь «Умиление», Божия Матерь «Защитница Ленинграда» -- в полукруглых воротах Богоматерь руками заслоняет вход в город (такого образа в иконографии нет, скульптура сделана в память о блокаде, которую мама пережила вместе с маленьким Андрюшей), Распятие.

Когда доктор Гнездилов начинал работать с онкологическими больными, он еще не был воцерковлен, но в Бога верил. «Атеизм я всегда считал суеверием. Что, мир сам по себе создался?» И в атеистические 1970-е как психотерапевт он мог позволить себе говорить с больными о Боге. Даже тогда многие понимали, что для преодоления страха смерти вера -- лучшая психотерапия: «Если умирающий человек думает, что он после смерти исчезнет, исчезает и его перспектива на будущее пространство. Если же ему рассказать о Царствии Небесном, и он поверит, что впереди у него не исчезновение, а переход в другую жизнь, пространство расширяется».

По своему опыту общения с умирающими доктор Гнездилов знает, что верующие люди уходят из жизни спокойнее, в большей гармонии с миром и собой. Он считает очень важным присутствие родственников в момент смерти больного. Смерть, по его мнению, похожа на рождение, и как в младенчестве важно почувствовать тепло любящих рук, так и уходить из жизни легче в любящих руках.

«Каждому важно так или иначе соприкоснуться со смертью, увидеть, что это такое. Если человек умирает не в смятенном душевном состоянии, но с глубоким пониманием смысла смерти, то и мы, просто находясь рядом, можем почувствовать, что смерть -- не ужас, а таинство». Андрей Владимирович вспоминает, как однажды умирал отец семейства, рядом с ним сидели жена и дети, и все они мучились. Врачи и сестры не знали, как их поддержать. Кто-то из персонала дал Библию. Они начали вполголоса читать. Через несколько часов они вышли из палаты на цыпочках и шепотом сказали: «Ушел». Отчаяния на их лицах не было -- смерть для них предстала как таинство. А ведь они, возможно, тогда впервые открыли Библию.

Один маляр как-то сказал доктору Гнездилову: «Неважно, где я умру, важно, чтобы с молитвой». Не все больные физически в состоянии молиться, важно, чтобы кто-то рядом читал молитву. «Звучащая молитва -- включенный свет, который озаряет человека и помогает ему в самую трудную минуту, в момент перехода». Поэтому в хосписе сложилась традиция: когда кто-то умирает, рядом с ним сидят сестры милосердия и молятся (если он не настроен против Бога и Церкви, то вслух). Сестричество во имя преподобномученицы Елисаветы Феодоровны было создано в 1994 году благодаря стараниям священника Артемия Темирова, нынешнего главврача больницы блаженной Ксении Петербургской.

Известно, что некоторые врачи, медсестры, волонтеры в неофитском запале жаждут обратить всех пациентов. В работе с умирающими соблазн тем более велик -- как же не привести человека к спасению? Но ведь и работником одиннадцатого часа можно стать только по доброй воле. Сам пример сестер с крестиками на косынках, которые без брезгливости ухаживают за больными, помогает многим пациентам принять свою ситуацию. Андрей Владимирович рассказывает, как аккуратно надо подводить больного к вере: «Первой реакцией у большинства людей, узнавших о своей болезни, бывает шок. В этот момент ни в коем случае не надо в чем-либо убеждать человека. Ему нужно наше сопереживание, разделение его горя, отчаяния или страха. После шоковой стадии идет вытеснение страха, появляется надежда. На этой стадии многие пытаются обратиться к Богу, но чаще с желанием “купить” исцеление. Потом появляется агрессия, протест: за что я так наказан? И эта агрессия выплескивается не только на окружающих, якобы виновных в его заболевании, но и на самого себя. Эта очень опасная стадия -- если вовремя не оказать медицинскую и психотерапевтическую помощь, возможны мысли о самоубийстве. За агрессией идет депрессия -- человек отчаивается, прощается со всеми. Но, как ни странно, именно после депрессии может наступить согласие, принятие своей судьбы. (Сама эта стадия не приходит, здесь нужна помощь опытного врача или чутких медсестер.) И вот тогда человек начинает искать смысл постигшего его несчастья и вообще жизни.

При тяжелой болезни почти неизбежны минуты, когда собственная жизнь кажется бессмысленной, но разум не может принять бессмысленность окружающего мира. Мира, где каждая пылинка показывает законы мироздания, которые люди не творят, а только открывают. Задача врачей и близких -- помочь человеку не дойти до той степени отчаяния, когда бессмысленным покажется все вокруг. Ну а когда человек понимает, что окружающий мир имеет разумное начало, остается только один шаг, чтобы назвать это начало Богом. Если есть Бог, нет смерти, а если смерть есть, нет Бога. И эта альтернатива -- стимул к поиску духовной двери. Настоящее, сердечное обращение к Богу происходит на стадии открытия человеком своего духовного начала. Чтобы эта стадия наступила, от окружающих требуется большой такт. Если человек не верит и закрыт для разговоров о Боге, долг врача -- все равно помочь ему опереться на то, что в течение жизни было для него ценностью. Для кого-то это семья, дети, для кого-то -- любимая работа. Кто-то ценит свою сопричастность жизни, смене времен года, красоте природы».

Многим смертельная болезнь помогает впервые задуматься о Боге, и это всегда радует доктора Гнездилова и его коллег. Большинство из тех, кто работает в хосписе, со временем становятся верующими.

Сестры милосердия работают и с детьми, родители которых умерли в хосписе. Таких детей уже около тридцати. Среди них есть круглые сироты, которые живут в специальном доме при сестричестве, остальные ребята проводят там свободное от учебы время. По выходным и в каникулы сестры возят детей на экскурсии, в паломничества.

Без выгорания
На Западе считается оптимальным срок работы в хосписе от четырех до пяти лет, потом начинается профессиональное выгорание. Теоретически Гнездилов с этим согласен, но на практике… В России работа в хосписе до сих пор не престижна: постоянных спонсоров нет, зарплата небольшая, дальнейшей перспективы никакой. Поэтому многие сестры милосердия трудятся здесь с первого дня, то есть 18 лет. Сам Андрей Владимирович работает с онкологическими больными больше 30 лет и постоянно подчеркивает, что если и держится (а считает, что держится он нетвердо), то только благодаря вере. «Мы забываем, что при любом обращении к Богу обязательно получим ответ. Меня всегда утешает и ведет мысль, что мне Бог нужен, как сама жизнь, но я всегда помню, что и я нужен Богу. Это самое высокое, на что можно рассчитывать, -- понимать, что ты нужен Богу, и Он через тебя может помочь людям».