Чёрная курица или подземные жители читать. Книга Черная курица, или Подземные жители

В молодые годы был близок к либеральным литературно-художественным кругам. С г. публикует свои стихи (иногда под псевдонимом В. Воронецкий) сначала в «Живописном обозрении» , «Труде», «Свете», «Новом времени» , «Ниве» , в либеральных изданиях «Неделя» и «Книжки Недели», «Русская мысль» , «Северный вестник» , «Вестник Европы» , а затем в виде сборников - «Восточные мотивы» (1890), «Стихотворения для детей» (1894), «Из кавказских напевов» (1895). Сборник «Восточные мотивы» принёс ему известность как поэту, критика отметила «несомненное и большое поэтическое дарование автора». В 1895 году его стихи вошли в антологию «Молодая поэзия» П. П. Перцова . К этому же периоду относится и большинство романсов композиторов (Э. Длусского , С. Ляпунова и других) на стихи из сборника «Восточные мотивы» .

Помимо поэзии Василия Величко увлекали прозаические опыты: он писал повести и рассказы («Нежданчик», «Записки Духа»), создал несколько произведений для сцены - «Душегубка», «Две милостыни», «Первая муха» (Грибоедовская премия), «Потомок Дон-Жуана» (1900), «Нефтяной фонтан» и др., драму в стихах «Меншиков». В настоящее время творчество Величко забыто, кроме стихотворения «», которое было положено на музыку и иногда исполняется как романс.

Зимой 1890-1891 года Величко познакомился и подружился с русским философом и богословом Владимиром Соловьёвым , в 1902 году после его смерти опубликовал биографию «Владимир Соловьев. Жизнь и творения», основанную на личных воспоминаниях и вскоре переизданную.

Был вдохновителем кружка писателей, существовавшего на рубеже 1880-х - 1890-х годов в Петербурге, который собирался у Марии Георгиевны Муретовой, его двоюродной сестры, по иным сведениям, его жены . В него входили выдающиеся писатели и художники: Николай Лесков и Даниил Мордовцев , Илья Репин и Николай Каразин , учёные Александр Веселовский и Александр Ладыженский .

Некоторые произведения кавказского периода написаны Величко совместно с Марией Муретовой (литературный псевдоним Мария Маро ) . В это время появляются его стихотворные переложения из Микеланжело , переводы персидских поэтов (Омара Хайяма , Хафиза), а также тюркских и грузинских поэтов (А. Р. Церетели , И. Г. Чавчавадзе , Р. Д. Эристов). Резко негативно об этих переводах Величко отзывался Корней Чуковский . По его мнению, при переводе на русский язык стихотворных произведений поэт старался избавиться от национальных черт, присущих культуре, к которой принадлежал автор оригинала: Поэтические переводы Величко Чуковский характеризовал как «банальные вирши», написанные на «гладеньком бесстильном, общеромансовом, альбомно-салонном языке» .

Н. С. Лескова в Величко раздражала идейная всеядность: . В то же время Лесков так отзывался о Величко в письме М. О. Меньшикову : . Сын Лескова также свидетельствует о неоднократных спорах отца с Величко о Льве Толстом . Вскоре, однако, Лесков изменил своё мнение о творчестве Величко: .

Владимир Соловьёв, однако, высоко ценил поэтическое мастерство Величко: «Мне приходит в голову: философично ли я поступаю, предлагая публике свои стихотворные бусы, когда существуют у нас: алмазы Пушкина , жемчуг Тютчева …бирюза Голенищева-Кутузова , кораллы, яшма и малахиты Величко?» . Однако Андрей Белый свидетельствует, что оценка Вл. Соловьёва не была столь однозначна. В своих мемуарах «На рубеже двух столетий» он цитирует ядовитый каламбур философа о Василии Величко, который после поездки в Испагань перестал появляться у него в гостях, то есть, по мысли Белого, Величко, ставший сотрудником консервативной газеты «Новое время», с точки зрения Владимира Соловьёва, обыгравшего топоним Исфахан , «испоганился» .

На рубеже веков Величко принял участие в собраниях поэтического кружка К. К. Случевского «Пятница» , в издании «пятничного» альманаха «Денница» опубликована его пьеса «Потомок Дон-Жуана».

В Петербурге Величко стал одним из организаторов «Русского собрания » (среди его членов были, в частности, В. М. Пуришкевич и В. А. Грингмут , который участвовал в разработке программы общества и находился в оживлённой переписке с Величко).

Политическое кредо Величко выражалось словами: .

Перед смертью Величко, по свидетельству очевидца, говорил друзьям: .

Сам Величко следующим образом обозначил свой культурный идеал: «Пусть каждый, вступающий в священный храм литературы, скажет себе: „Не хочу быть ярким электрическим фонарем на дверях растленного кафешантана. Я предпочитаю быть еле видной восковой свечечкой пред алтарём моей святыни!!!“».

Умер Величко от воспаления лёгких и был похоронен на хуторе Вернигоровщина в родовой усыпальнице.

В конце XIX века рост армянского самосознания в Закавказье начал входить в противоречие с ассимиляционной государственной политикой Российской империи. Князь Г. С. Голицын , назначенный в 1896 году новым главноначальствующим Кавказской администрации , решительно сменил прежний курс администрации, благоприятствовавший армянам, резко сократил численность чиновников-армян, заменив их мусульманами. Голицын, в частности, был известен у современников обещанием добиться, что . При Голицыне были закрыты некоторые армянские общественные организации, резко сужена деятельность благотворительных обществ, ужесточена цензура в отношении армянских периодических изданий, а некоторые из них были закрыты, подвергались преследованиям многие деятели армянской культуры. Антиармянская кампания, развернувшаяся в официально-бюрократических и националистических кругах России , способствовала подъёму русского великодержавного шовинизма и армянофобии. Величко, который в 1897 году возглавил тифлисскую газету «Кавказ », своими публикациями обеспечивал идеологическое обоснование этой кампании. Его деятельность на этом посту квалифицировалась в либеральных кругах как явно провокационная, разжигающая национальную рознь, проповедующая армянофобию .

В своих публикациях Величко противопоставлял армян как нацию, «вредную » для «русского дела на Кавказе », грузинам и азербайджанцам - их он считал проводниками русского влияния, особенно грузин , которые, согласно Величко, были основными союзниками русских на Кавказе и должны были служить продвижению российской политики, заключающейся в увеличении количества и влияния русских на Кавказе . Грузины, согласно Величко, связаны с русскими общностью религии, историей и общим государственным идеалом; обвинения грузин в сепаратизме он отрицает, считая сепаратистские проявления лишь результатом ошибок русской администрации: «Грузины любят с убеждением выдвигать слово верноподданный , что означает на кавказском символическом языке исповедание преданности Государю, но нежелание подчиняться кавказским властям ». Азербайджанцы же являются «стихийными сторонниками неограниченной власти, сильной и патриархально-справедливой», и потому «стихийно, органически сочувствуют … государственности и … идее неограниченной монархии» .

Кроме этого, Величко был заинтересованным сторонником изучения ислама:

«К вопросу об исламе мы доселе относимся некультурно. Мусульмане в нашем государстве занимают первое место после русских, а у нас даже не существует перевода книги Le Coran analyse, являющейся настольною для всякого французского чиновника в северной Африке. Нет сколько-нибудь серьёзных и беспристрастных самостоятельных исследований, которые бы помогли нашим служилым людям, имеющим дело с мусульманами, вникнуть в главный источник миросозерцания этих последних. Сказать по правде, покуда и не для кого писать такие книги, так как чиновники наших азиатских захолустий поглощены другими интересами».

Армянам же, которых Величко относил к «инородным обособляющимся злым силам» , он отводил роль корыстных общекавказских эксплуататоров. По мнению современного сторонника черносотенных идей А. Д. Степанова, опубликованному в книге «Чёрная сотня» и озвученному на страницах националистического издания, «Вестник русской линии», Величко столкнулся на Кавказе «с враждебной русскому делу, хорошо организованной и мощной армянской плутократией , сросшейся с продажным чиновничеством. И новый редактор русской газеты объявил войну могущественной мафии. Три года длилась эта борьба. Но силы были слишком неравные… К тому времени он нажил себе немало влиятельных врагов из числа коррумпированной бюрократии» .

Антиармянские публикации Величко перепечатывались в газете «Иверия», редактором которой в тот период был Илья Чавчавадзе . Величко играл на чувствах грузинских националистов, что вызвало резкое неприятие кавказских либералов и социалистов, протестовавших против подобной расистской риторики. С точки зрения Величко армяне были виновны в том, что они хотели конституцию для России, с его точки зрения это было отвратительно и «только нерусские хотят конституцию, так как она создаст хаос в России ». Также армяне обвинялись в желании либеральных реформ в тбилисском муниципалитете. Когда руководство Тифлиса обратилось к центральной власти с предложением реформ в тбилисском политехническом институте, Величко выступил против, мотивируя это тем, что более передовые, чем грузины, армяне, получат ещё больше учебных мест в этом институте. Британский журналист Том де Ваал так характеризует взгляды Величко :

Помимо газеты «Кавказ» Величко высказывал своё мнение и в столичной печати.

В книге «Кавказ» (1904 г.) Величко утверждал, что политическая неблагонадежность армян, как и евреев, объясняется плоской формой их черепов, и восхвалял лояльность азербайджанцев царскому режиму. «Насколько армяне и евреи, в силу расового инстинкта, нутром враждебны всякой государственности и особенно идее неограниченной монархии, настолько азербейджанцы стихийно, органически ей сочувствуют - даже мятежники, даже разбойники»

Заносчивость и жестокость по отношению к слабейшим и рабское низкопоклонство перед сильными, наконец, удивительная, феноменальная способность к рекламе и ненасытное тщеславие - всё это черты еврейские, только у армян они ещё грубее и интенсивнее.

Расистские воззрения Величко основывались на том, что он считал идею «равенства индивидов и рас» «глубочайше неверной» и даже утверждал, что она якобы опровергнута наукой .

Деятельность Величко оставила настолько негативный след на Кавказе, что, выступая в Тифлисе на панихиде по Величко, известный черносотенец протоиерей Иоанн Восторгов говорил:

Подводя итог, можно сказать, что публицистическая деятельность Величко, вызывавшая зачастую противоположные отклики у его современников, достаточно однозначно характеризуется в научной литературе. В зависимости от взглядов критика, его характеризовали либо как автора, посвятившего делу пробуждения русского самосознания свои творческие и организаторские силы , либо как ура-патриота, ксенофоба и шовиниста . Публицист Г. Алибеков даже говорил о «школе человеконенавистничества, лжи и клеветы, которая формирует кадры из гг. Величко и Крушеванов» .

Как указывалось, Величко во многом объединял армян с евреями. Евреев он называет «наиболее инородным из всех инородцев». По его мнению, «Вопрос о евреях в России чрезвычайно сложен и трудно разрешим, так как евреи - элемент разлагающий, противосоциальный, с точки зрения какой бы то ни было арийской государственности, особенно же русской, которая зиждется на стихийно ненавистных всякому типичному еврею православии и самодержавии Божией милостью».

Основами еврейского миросозерцания Величко считал 1) ненависть к христианству; 2) «отрицание национальной идеи в пользу „отвлеченного человека“, прикрывающего собою еврейские расовые вожделения»; 3) веру в прогресс, которая основывается на вере в предстоящее пришествие мессии, который здесь, на земле, и в земных формах должен возвеличить Израиль. С точки зрения предполагаемого стремления евреев к мировому господству Величко рассматривал и сионизм , пользовавшийся тогда симпатиями некоторых антисемитов (видевших в нём разрешение «еврейского вопроса»); Величко предостерегает от такого «сентиментального» взгляда, утверждая о связи сионизма с масонством .

Идеологические воззрения Величко в значительной мере разделяются современными поборниками идей русского национализма и имеют широкое хождение в организациях черносотенного толка. Публикации антиармянской направленности, принадлежащие Величко, часто цитируются и используются также в работах современных азербайджанских историков . Виктор Шнирельман отмечает, что исторические концепции современных азербайджанских историков основаны на шовинистических воззрениях Величко . На это указывают и другие академические авторы . Том де Ваал, например, пишет, что в 1990-е годы Академия наук Азербайджана выпустила шовинистический трактат Величко 30-тысячным тиражом . Академические публикации Величко в современном Азербайджане отмечает и Альтштадт

Первые листы этой книги были напечатаны при жизни Василия Львовича Величко, смерть помешала ему довести до конца дело, на которое он смотрел, как на одну из важнейших принципиальных задач своих, и мысль о том, что многолетний, глубоко выстраданный труд останется неоконченным, волновала его до последней минуты. Исполняя выраженную им предсмертную волю, мы довели печатание книги до конца, при участии лица, долго работавшего совместно с Василием Львовичем по кавказским вопросам и основательно ознакомленного с взглядами и планами покойного. Основою для книги служит ряд статей, печатавшихся в «Русском Вестнике»; первые четыре главы тщательно разработаны самим автором, а остальные пополнены нами по мере сил и снабжены примечаниями, почерпнутыми из оставленных В.Л.Величко материалов. Часть этих последних помещаем в конце книги в виде «Приложения». Не имея, к несчастью, возможности обогатить книгу всем тем, что дал бы ей сам автор, мы поставили себе задачей не поместить ни одной строки, им не подготовленной или хоть сколько-нибудь расходящейся с его мыслями.

Какое доселе волшебное слово - Кавказ! Как веет от него неизгладимыми для всего русского народа воспоминаниями; как ярка мечта, вспыхивающая в душе при этом имени, мечта непобедимая ни пошлостью вседневной, ни суровым расчетом! Есть ли в России человек, чья семья несколько десятилетий тому назад не принесла бы этому загадочному краю жертв кровью и слезами, не возносила бы к небу жарких молитв, тревожно прислушиваясь к грозным раскатам богатырской борьбы, кипевшей вдали?! Снеговенчанные гиганты и жгучие лучи полуденного солнца, и предания старины, проникнутые глубочайшим трагизмом, и лихорадочное геройство сынов Кавказа - все это воспето и народом, и вещими выразителями его миросозерцания, вдохновленными светочами русской идеи, - нашими великими поэтами.

Кавказ для нас не может быть чужим: слишком много на него потрачено всяческих сил, слишком много органически он связан с великим мировым призванием, с русским делом.

В виду множества попыток (большею частью небескорыстных) сбить русское общество с толку в междуплеменных вопросах, необходимо установить раз и навсегда жизненную, правильную точку зрения на русское дело вообще. У людей, одинаково искренних, могут быть различные точки зрения. Одни считают служение русскому делу борьбой за народно-государственное существование и процветание, борьбой, не стесненной никакими заветами истории, никакими нормами нравственности или человечности; они считают, что все чужое, хотя бы и достойное, должно быть стерто с лица земли, коль скоро оно не сливается точно, быстро и бесследно с нашей народно-государственной стихией. Этот жестокий взгляд я назвал бы германским, а не русским. Он противоречит мировому идеалу России и подрывает одну из надежнейших основ ее духовного, а стало быть, и политического могущества.

Другие впадают в противоположную крайность: они готовы поступиться всем русским в пользу того, что нарушает наше единство, подтачивает нашу государственную силу, да и само по себе представляет явление отрицательное. Это взгляд «школы» непротивленцев с мнимо-национальной программой, истинными руководителями или закулисными вдохновителями которой являются, конечно, не русские люди . Такое непротивление инородным обособляющимся злым силам, даже в тех редких случаях, когда оно бескорыстно, возможно лишь в ущерб жизненности русского патриотизма и нисколько не оправдывается обычным в таких случаях рассуждением на тему о том, что мы - великий и сильный народ. Великий народ, - и потому прикажете дозволять, кому вздумается, посягать на хлеб детей наших, на жизненные силы меньшей братии, подвергать поруганию наши святыни и давать обособляющимся инородцам ездить верхом на слабых и уступчивых носителях русского дела?! Доколе будут отождествлять понятие великого с понятием глупого, слабого и беспринципного?!

Правильна, справедлива и, вместе, практична только нижеследующая, третья точка зрения. Великий и сильный не глядит на жизнь сонными глазами, а во благовремении водворяет жизненную правду , развивает свою собирательную или единичную личность, во всеоружии заветных преданий прошлого, «ума холодных наблюдений и сердца горестных замет». Великий и сильный не довольствуется шаблонами и кличками, прикрывающими понятия ложные, расплывчатые или пестрые. Он обязан сжать усилием ума ленивую расплывчатость, обязан разобраться в красках и оттенках пестрой картины.

Если доселе пестрый Кавказ является мучительной загадкой для наших образованных классов, то значит, они не велики и не сильны, они не вполне освободились от рабства чужих слов и понятий, от гнета упомянутой выше и, увы, типично русской ленивой расплывчатости. Недавнее возникновение, и, главное, независимое от посторонних фальшивых и лукавых влияний развитие Русского Собрания подтверждает правоту моих слов, а вместе с тем сверкает ярким лучом надежды на близость лучших дней, на подъем русской прозорливости, русской вдумчивости и духовной силы.

Наши солдаты, а за ними и народ, назвали Кавказ «погибельным», потому что покорение его было сопряжено с невероятным напряжением героизма и тяжкими жертвами. Но на эти жертвы народ наш не скуп: мертвые сраму не имут и подвиги увенчаны славой. «Погибельность» Кавказа приняла иную форму, быть может, роковую, а, может быть, и полезную в итоге, раскрыв внутренние язвы нашей жизни, немощи нашего духа, ошибки и грехи нашей окраинной политики, даже смутность и неустойчивость государственно-национального миросозерцания у многих русских людей, как служилых, так и берущих на себя смелость влиять на общество посредством печати.

Кавказ - огромная академия со всевозможными естественными лабораториями, открывающая наблюдателю и исследователю широкое поприще для самостоятельных выводов. Особенную ценность представляет он для социолога и, в частности, для представителя государственной науки, столь мало распространенной, - увы! - даже в наших правящих классах, которым пора бы сознательнее относиться к своим обязанностям перед родиной и Государем, а не смотреть на жизнь с точки зрения 20-го числа. Явления жизни и человеческие характеры на Кавказе чрезвычайно выпуклы, даже когда они, вместе с тем, сложны. Особенный интерес представляет сплетение, а иногда и полное совпадение вопросов расовых с социально-экономическими. Этой особенностью кавказской жизни обуславливается немалая трудность управления краем и контроля над работой местных органов власти, то взаправду, то притворно не понимающих практического значения своеобразных основ тамошнего общественного склада и быта.

Чтобы взглянуть в корень главнейших вопросов и явлений, надо хотя бы в общих чертах ознакомиться с прошлым.

Прошлое кавказского края представляет собой картину не менее пеструю, чем его естественные условия и многоплеменный состав населения. Обобщения положительного характера при таких условиях весьма затруднительны, и сколько-нибудь яркими красками можно отметить лишь некоторые, наиболее наглядные черты этого прошлого, вдобавок, отрицательные с культурной точки зрения.

Во-первых, Кавказ никогда не имел покоя , ни внутреннего, ни внешнего. Он был в течение многих веков одним из путей для воинственных вторжений Азии в Европу; каждое из проходивших по его горам и долинам племен, смывая своей волной те или иные зачатки местной культуры, оставляло взамен того собственный след, преимущественно дурной, ибо вторгающиеся племена ни с кем и ни с чем не церемонятся. С другой стороны, сильно пересеченная местность, богатая трущобами непроходимыми и высотами недосягаемыми, при условии значительного климатического, почвенного и племенного разнообразия, не могла стать территорией крепко объединенного и культурно развитого государства. В горных дебрях жили и доселе живут многие мелкие племена, разнообразные по происхождению и зачаткам расовых культур, находившиеся между собой в постоянной борьбе, но так или иначе объединенные, с точки зрения биологической, сходными условиями природы, хозяйства, образа жизни и религиозной подпочвы, которая, независимо от различия формальных исповеданий, заключается в стихийном поклонении грозным силам природы, покорившей себе человека, его помыслы, характер и верования. Эти люди не могли создать государства , ибо малоспособны к государственности вообще, которой, кстати сказать, на пересеченных высотах мудрено достигнуть сильного развития, коль скоро некоторые ущелья бывают на семь или восемь месяцев в году отрезаны от остального мира то снегами, то водами.

Рецензии

Татары Бакинской, Елизаветпольской, и отчасти Тифлисской губерний нынче стали побогаче, особливо городские. Строятся на общий лад: дома их бывают и в несколько этажей, с плоской крышей, отличаясь разве большими в целые стены разными окошками, из мельчайших, цветных стекол, вырезанных красивыми узорами. В комнатах мебели почти нет, кроме сундуков, да иногда тахты - очень широкой и низкой скамьи, крытой ковром, как у армян и грузин. Последние проводят всю жизнь на этих тахтах: и спят на них, и едят, но татарин разве заезжего гостя на нее посадить, а сам все сидит и спит на полу. За то ковры есть у самого бедняка, а у зажиточных все дома покрыты ими внутри. Кругом приемной идет под самым потолком полка, на которой выставлена всякая посуда: серебряные, медные или глиняные кувшины и разная туземная утварь. В главной стене камин, с вычурными украшениями, с витыми колонками. Все это только у богатых. У просто зажиточных чаще всего одна комната, разделенная несколькими перегородками, за которыми все хозяйство и домашний скарб. Тут же и сундуки, покрытые войлоками или циновкой; тут же и постели с одеялами, убранные на день в нарочно проделанные ниши в стенах. В одном углу посуда побогаче, оружие, конская сбруя; в другом чувал с мукой, кадки с сырами, горшки с маслами; а кто победней, так у него единственная комната вместе и конюшня и сарай. У некоторых, вместо жилого покоя только деревянный помост в одном конце большого сарая, сложенного как почти все здания на Кавказе, из неотесанного камня. Помост отделен от помещения лошадей и быков лишь резными перилами. Точно также по селам живут и греки, и армяне. Но все же это не самые бедные татары, а имеющие какую-нибудь оседлость. Большинство, кроме каких-нибудь переносных войлочных кибиток на лето, да земляных нор на зиму, ничего не имеют. Едущие по закавказским равнинам, горам или лесам могут видеть, как по обеим сторонам дороги тянутся покрытые зеленью бугорки: между ними копошатся дети и куры; из подземной дверцы валит дым и выползают на свет Божий оборванцы в рыжих бараньих папахах. С трубками в зубах, они собираются по открытым местам погалдеть о мирских делах: это то и есть татарские сакли, зимние местопребывания кочевников.
С ранней весны эти низменные жилища бросаются: татары собирают свои стада, навьючивают домашний скарб, сажают старух и детей на лошадей и быков и отправляются в горы. По мере того как становится жарче, а скот выедает по близости травы, кочевье снимается и направляется выше в горы, на более прохладные стоянки.
Татары прекрасно знают и местность и условия климата в различные времена года: вынуть жерди, поддерживающие войлочную покрышку их алачуги-кибитки и навьючить их на спину быка - им ничего не стоит. Коня своего татарин слишком ценить; он не любит отдавать под вьюк, - на то есть вьючные животные - ослы, мулы, да быки. На лошадь он сам сядет или много, что посадит мать, или любимую жену. Всякая перекочевка - праздник и повод к грабежам и воровству. Сегодня перекочевали мимо деревни или села, - а завтра здесь нескольких штук скота у крестьян или помещика не хватает. Ищи ветра в поле, судись с татарвой перехожей!.. У них первая заслуга - ловкая кража и самое убийство нередкое дело. Христианина убить даже почитается великой заслугой. Утром татарин его у себя примет, как гостя дорого; угостит и, став на колени, обувь с ног снимет. Чуть гость за его саклю или алачугу завернет, татарин не сочтет за грех его обобрать, как липку, а при нужде и кинжал в спину всадит. Девушка-татарка за тихого, заведомо ничего не укравшего, и никого не ограбившего, парня ни за что и замуж не пойдет. В иных татарских обществах для мужчины считается постыдным умереть спокойною смертью дома. Об этом и не пожалеет никто, тогда как умершего от ран, полученных на грабеже, все оплакивают с большими почестями.
Всякий татарин старается иметь в своем жилище особую комнату или хоть угол отдельный для женщин: туда уже не смеет ступить нога ни одного мужчины, кроме хозяина дома. Ужасно положение женщины-татарки: у нее нет никакого голоса в семье, никаких прав. Муж может ее прогнать, променять на другую, взять обратно, если вздумается, бить сколько душе угодно, даже убить безнаказанно, если не узнает и не вступится правительство. Раз было такое дело: татарин привязал жену за косу к дереву и стал ее обстреливать, пока совсем не застрелил. Когда его взяли и привели в суд, он отказался признать себя виновным, говоря, что не хотел убить, даже не целился, а только желал запугать сидевшего в ней "шайтана" (чорта) и его выгнать. Если пуля в нее попала, так это значит, что она шайтана любила больше мужа и он, с ее согласия, сам в нее пулю направил.
- Но почему же ты думаешь, что в ней был шайтан? - спросили его.
- Это я верно знаю! - отвечал бусурман. - После каждого захода солнца, сотворив намаз (молитву), я имел обыкновение изгонять его из моей жены; и всегда, когда я помолившись подходил к ней, она вся дрожала, так "он" ее колотил!
В самом лучшем случае, у самого доброго мужа положение жены безвыходно. Она безмолвная, бесправная раба, незнающая отдыха. Мужчина никогда ей не поможет, не притронется и пальцем к работе, хотя бы женщина надрывалась трудом на глазах его. Он почти всегда жалеет, не только лошадь свою, которая занимает почетное место в семье каждого татарина, но всякое домашнее животное, больше чем жену.
Так как стада баранов главное и почти единственное богатство татар, они гораздо более заботятся об их удобстве, нежели о своем. У них есть даже пословица, гласящая "тот не хозяина, кто не слуга своего барана". А на хорошего коня редкий татарин не променяет всех своих жен. Еще бы! жена почти всегда изменница, да и всюду найдется; а добрый конь верный друг наездника-джигита! его кормилец на грабеже, его спаситель в опасности.
Джигитом, - удальцом и наездником, - стремится быть каждый татарин, начиная с 10 лет. Джигитовка, то есть скачка - вместе слава и наслаждение татарина. В праздничный день татары выезжают на ближайший луг и начинается джигитовка - удалая скачка со стрельбой, с опрокидыванием под брюхо лошади, с подбрасыванием оружия. На всем скаку, летя сломя голову, джигит и ружье заряжает, держа шапку в рубах, и стреляет в цель без промаху, и разом, словно падая, склоняется к земле, подымет свой папах, а иногда и мелкую монету, брошенную в пыль дороги; потом мгновенно выпрямляется в стременах и снова несется, размахивая оружием над забубенной головой или, растянувшись во всю длину на спину лошади, еле придерживается за гриву ее и летит, изображая из себя мертвое тело.
Ловкость татар на коне изумительна! На Кавказе им нет соперников в верховой езде, как впрочем, нет и в воровстве. Сами они сознаются, что нет у них ни простолюдина, ни бека (дворянин), ни агалара (князя), ни даже хана, который не был бы вором и не считал грабежа удальством. Точно также, несмотря на то, что если бы татарину случилось, когда-нибудь утром или вечером не совершить намаза, не помолиться при восходе и заходе солнца, он бы считал себя погибшим грешником, - каждый из них не задумывается фальшиво присягнуть. Они не считают ни грешным, ни бесчестным дать ложное показание на суде.
Впрочем есть в Закавказье два племени татар, которые слывут за тихих и трудолюбивых: это Шекинцы и Талышинцы, в Бакинской губернии. Между ними разбоев совсем не бывает, а воровство или самоуправство - большая редкость.
В. Желиховская - Кавказ и Закавказье (1885)

ПРИЧИНЫ РАЗБОЕВ, ГРАБЕЖЕЙ И ДРУГИХ БЕСПОРЯДКОВ В ЗАКАВКАЗЬЕ И СПОСОБЫ К ИХ ИСКОРЕНЕНИЮ
На просвещенное благоусмотрение его Высокопревосходительства господина Министра внутренних дел Вячеслава Константиновича фон Плеве
Посильный труд бывшего уездного начальника Джеванширского
уезда подполковника Д. С. Барановского, поддержанный
восьмилетней опытностью ближайшего соприкосновения
с народами Закавказского края
Разбои, грабежи и другие беспорядки на Кавказе в последние годы достигли того предела, за который уже и идти некуда. Причина этого печального явления кроется, главным образом, в неправильном понимании задач внутренней политики края, которая в последнее время велась путем диаметрально противоположным, чем это следовало. По моему крайнему разумению, политика эта должна заключаться в общих чертах в следующем. Первое: в принятии самых крутых и решительных мер против адербейджанских татар, ингушей и других хищников, с целью воспрепятствовать им производить грабежи, разбои, кражу скота и сопротивление властям. Параллельно с этим необходимо воздействовать путем образования и других нижеприведенных мер на просвещение этого полудикого мусульманского населения. По мере же восприятия им культуры и русской гражданственности, что, конечно, займет сравнительно продолжительный срок, можно смягчать и административные меры; и второе: по отношению к другим национальностям, населяющим Кавказ, которые не отличаются хищническим характером, как то: грузины, имеретины, армяне и пр., необходимо, чтобы администрация края спокойным, беспристрастным отношением к населению, сочувствием его нуждам и возможным удовлетворением таковых создала элемент, проникнутый гражданственностью, уважающий власть, преданный Государю и действительно чтущий Россию своим отечеством.
Исходя из приведенного общего взгляда, для достижения полного порядка на Кавказе в близком будущем и постепенного его культурного развития нужны следующие коренные реформы: первое и самое важное - это реорганизация административных учреждений. Реорганизация эта должна выразиться, в главных своих основаниях, в следующем.
Усилить временно власть всех младших органов полиции; то есть уездных начальников, их помощников и приставов по отношению к населению всех закавказских губерний вообще, а к полудикому татарскому населению в особенности, дав право наказывать собственною властью всех воров, грабителей, разбойников, укрывателей сих последних, а равно и оказывающих сопротивление распоряжениям властей. Степень этой власти должна быть выражена в разрешении младшим чинам полиции накладывать своей властью следующие наказания: одиночное заключение в тюрьму до трех месяцев и телесное наказание до пятидесяти ударов.
Мотивы таких мер следующие: едва ли кто-нибудь станет утверждать, что гуманными мерами можно отучить быть хищным волка, шакала или гиену, между тем, кроме облика человеческого и дара слова, адербейджанские татары, населяющие Елисаветпольскую, Бакинскую, Эриванскую, Тифлисскую губернии, а частью и Дагестан, ровно ничем не отличаются от этих зверей. Те же отрицательные черты характера: хищничество, вероломство, злость, мстительность, жадность, наглость, дерзость, праздность и пр.; об этом в ярких красках свидетельствует уголовная хроника Кавказа; единственной положительной чертой их является чуткость к неподкупности и справедливости над собою со стороны правительственной власти и вообще лиц, имеющих над ними какие-либо права. Это последнее качество, между прочим, относится только к простому народу; привилегированный же класс-так называемые беки - лишены и этого чувства. Можно сказать с уверенностью, что нет ни одного татарина, который бы не носил в себе задатков разбойника, и если он в данную минуту не находится официально в числе таковых, то либо он еще в них не попался, либо ему не представилось еще удобного случая участвовать в разбое. Простой народ занимается грабежами и разбоями большею частью или, так сказать, для поддержания традиций, чтобы проявить свою лихость и тем заслужить уважение своих соплеменников, прослыть джигитом, или же в силу дурных экономических условий, при наличности которых татарин подыскивает себе одного или нескольких товарищей, вооружается винтовкой, садится на коня и, выбрав по возможности бойкий пункт, выезжает на ночной промысел.
Кроме этих обыденных проявлений хищничества татар, в Закавказье имеют место еще и профессиональные грабежи и разбои, причем главными инициаторами и руководителями являются беки; ими создаются планы разбоев, поражающие иногда грандиозность замыслов и способов исполнения их, причем самое исполнение возлагается беками на своих нукеров (слуг) и лиц, находящихся в имущественной от них зависимости, бывших их крестьян и пр., которых они снабжают оружием, лошадьми и даже одеждой. В случае обнаружения преступления они же являются их покровителями перед властью, устанавливают их alibi, берут их на поруки, а перед вывозом свидетелей к следователю или для разбора дела в суд, подкупают свидетелей, и это им легко дается, так как известно, что за два или три рубля можно достать десятки свидетелей татар по какому угодно делу, которые являются лжесвидетелями каких угодно событий, в качестве якобы очевидцев, и свободно принимают присягу, которую они считают ни во что, при той обстановке, которая практикуется у нас на суде. За это беки получают, конечно, львиную долю добычи. Все выдающиеся разбои в Закавказье, как, например, ограбление в восьмидесятых годах Джан-Ятагского государственного конного завода, где убит начальник этого депо действительный статский советник Вильман и ограблено несколько десятков тысяч денег, ограбление Елисаветпольского губернского врача в 1893 году, разбой в Агдамских садах, где убито 5 человек судебных чиновников в 1895 году под названием Хубларовского дела, есть дело рук беков Шушинского и Джеванширского уездов Елисаветпольской губ., что уже доказано неопровержимыми данными на суде, и тысячи других дел, частью прекращенных за не обнаружением виновных, а частью, хотя и доходивших до разбора судом, но в большинстве случаев окончившихся оправданием безусловно виновных лиц вследствие извращения дел подкупными свидетелями. Татарин нисколько не боится не только тюрьмы, но даже ссылки в каторжную работу или на поселение, так как, отсидев в тюрьме установленный срок и возвратившись в свою среду, он уже пользуется известным почетом и уважением, как у нас приблизительно лицо, окончившее высшее учебное заведение. Присужденный же к ссылке в каторгу совершенно уверен в том, что он в самом непродолжительном времени убежит оттуда, и он не ошибается, потому что действительно, при своем природном уме, хитрости и умении льстить, татарину легко обойти простодушных русских людей, которые будут его караулить, сменяясь на каждом переходе длинного пути до каторги. Для совершения побега татарину помогают также его необыкновенные физические качества, при помощи которых он свободно выскакивает из окна вагона идущего полным ходом поезда, не получив при этом даже царапины, выбрасывается из окна 2-го этажа и успевает скрыться от преследующего его караула. Два-три арестанта татарина, сговорившись между собой, где-нибудь на привале с быстротою молнии набрасываются на караульных солдат, отнимают у них ружья и беспрепятственно убегают; подобных этим случаев нет возможности и перечислить. В результате около 60-ти процентов сосланных в каторгу возвращается ежегодно на родину и каждый из них прежде всего обнаруживает свое присутствие тем, что начинает убивать последовательно, большей частью из-за угла, всех своих явных и тайных врагов как-то: лиц потерпевших, за которых он понес наказание, свидетелей, которые против него показывали, старшину или другое лицо, обнаружившее его преступление и донесшее по начальству, и пр. и пр.

Из книги «Россия и Кавказ. Сквозь два столетия»
Изд. Журнал «Звезда», Санкт-Петербург, 2001
(Стр. 329-339)

Ежедневная аудитория портала Проза.ру - порядка 100 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более полумиллиона страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.