Проблема «язык и культура» относится к числу дискуссионных и до конца не решенных в языкознании. Спорным является прежде всего вопрос о том, что такое культура? Представители американской школы «культурной антропологии» рассматривают культуру как сумму всех небиологических аспектов человеческой жизни. Социо- и психолингвистика, а также исторический материализм предлагают рассматривать культуру расчлененно, т.е. в ее материальном и духовном аспектах. «Материальная культура - это совокупность вещественных, зримых произведений труда человека, - пишет философ П. Н. Федосеев в статье «Некоторые вопросы развития советского языкознания», - духовная культура - производство, распределение и потребление духовных ценностей». Материальная и духовная культура находятся в органическом единстве.
Хотя понятие «культура» относится к числу фундаментальных в современном обществознании, оно имеет множество смысловых оттенков и многообразие трактовок, свидетельствующих о сложности этого феномена. Об этом красноречиво говорят разные определения культуры, ср.: культура - это «единство художественного стиля во всех проявлениях жизни народа» (Ф. Ницше); это «формы поведения, привычного для группы, общности людей, социума» (К. Юнг); это «специфический способ мышления, чувствования и поведения» (Т. Эллиот); это «совокупность достижений и институтов, отдаливших нашу жизнь от жизни звероподобных предков и служащих двум целям: защите человека от природы и упорядочиванию отношений людей друг с другом» (3. Фрейд); это «механизм, создающий совокупность текстов» (Ю. Лотман), это «единый срез, проходящий через все сферы человеческой деятельности» (М. Мамардашвили); это «состояние духовной жизни общества» (М. Ким); «совокупность определенных ценностей» (Б. Суходольский), ср. также скептическое суждение Л. Н. Толстого, высказанное им в эпилоге романа «Война и мир»: «Духовная деятельность, просвещение, цивилизация, культура, идея - все это понятия неясные, неопределенные» .
Чем можно объяснить такое многообразие трактовок культуры? Прежде всего тем, что культура - это творение человека, поэтому в ней отражается вся глубина и неизмеримость его бытия: как неисчерпаем и разнолик человек, так многогранна его культура, ср. в связи с этим определение культуры, которое дает известный французский культуролог А. де Бенуа: «Культура - это специфика человеческой деятельности, то, что характеризует человека как вид. Напрасны поиски человека до культуры, появление его на арене истории надлежит рассматривать как феномен культуры. Она глубочайшим образом сопряжена с сущностью человека, является частью определения человека как такового» . Кроме того, понимание культуры во многом определяется исследовательской установкой ученого, так как культура является объектом изучения самых разных наук: культурологии, философии, истории, социологии и др.
Дискуссионным является и вопрос о соотношении понятий «язык» и «культура»: одни ученые полагают, что язык относится к культуре как часть к целому, другие - что язык лишь форма выражения культуры, третьи - что язык не является ни формой, ни элементом культуры. В качестве иллюстрации разного решения этой проблемы можно привести высказывания двух крупнейших представителей культурологии, основателей американской и русской школ этнолингвистики - Э. Сепира и Н. И. Толстого: «Культуру, - говорит Э. Сепир, - можно определить как то, что данное общество делает и думает, язык же есть то, как думает» . «Отношения между культурой и языком, - пишет Н. И. Толстой, - могут рассматриваться как отношения целого и его части. Язык может быть воспринят как компонент культуры или орудие культуры (что не одно и то же), в особенности, когда речь идет о литературном языке или языке фольклора. Однако язык в то же время и автономен по отношению к культуре в целом, и его можно рассматривать отдельно от культуры (что и делается постоянно) или в сравнении с культурой как с равнозначным и равноправным феноменом» .
Достижения таких направлений в языкознании, как этно- и психолингвистика свидетельствуют о том, что язык как общественное явление должен быть отнесен к сфере духовной культуры и рассматриваться в качестве одного из ее компонентов. Вместе с тем нельзя не признать, что существует ряд областей культуры - музыка, хореография, изобразительное искусство, которые с языком непосредственно не связаны.
Если понимать культуру как процесс и продукт духовного производства, ориентированного на создание, хранение, распространение и потребление духовных ценностей, норм, знаний, представлений, то следует признать, что именно язык способствует формированию духовного мира общества и человека, обеспечивая их дифференцированной системой знаний, способствуя духовной интеграции как общества в целом, так и различных его групп. Язык, таким образом, «выступает неким концентратом культуры нации, воплощенной в различных группах данного культурноязыкового сообщества» . Однако язык обслуживает не только сферу духовной культуры, он непосредственно связан с материальной культурой, производством, с социальными отношениями, он является средством общения, орудием борьбы, т.е. выступает как составной элемент социальной сферы. Несмотря на это «следует признать, что язык в основе своей - явление духовной культуры» .
Итак, язык является своеобразным фундаментом культуры, ибо с помощью языка происходит усвоение культурных норм и социальных ролей, без которых жизнь человека в обществе невозможна.
Культурологи так характеризуют соотношение языка и культуры: язык - зеркало культуры, в котором отражается не только реальный окружающий мир человека, но и менталитет народа, т.е. его специфический способ мировосприятия, его национальный характер, традиции, обычаи, мораль, система норм и ценностей, картина мира;
язык - кладовая, копилка культуры, так как все знания, умения, материальные и духовные ценности, накопленные народом, хранятся в его языковой системе, в устной и письменной речи. Благодаря этому человек не начинает каждый раз заново свое развитие, а усваивает опыт предшествующих поколений;
язык - носитель культуры, так как благодаря эпистемической функции языка она передается из поколения в поколение, и дети, овладевая родным языком, осваивают и обобщенный опыт предшествующих поколений;
язык способствует идентификации объектов окружающего мира, их классификации и упорядочению сведений о нем;
язык облегчает адаптацию человека в условиях окружающей среды; язык помогает правильно оценить объекты, явления и их соотношение; язык способствует организации и координации человеческой деятельности;
язык - это инструмент культуры, формирующий личность человека, который именно через язык воспринимает традиции и обычаи своего народа, специфический культурный образ мира .
В этом взаимодействии языка и культуры можно выделить следующие аспекты:
- - культура в языке, т.е. отражение в языковых текстах и в самих языковых средствах определенного культурного содержания, связанного с мировосприятием этноса, ментальной категоризацией мира природы и общества, верованиями и (или) верой;
- - язык в культуре, т.е. использование языковых формул как составной части культурных установок (например, формул этикетного поведения, включающих выбор местоимений при обращении, форм личных имен, определенных форм глаголов и нроч.);
- - культура языка и речи, т.е. практика борьбы за чистоту языка, поскольку речь человека отражает две стороны его духовной личности: языковую компетенцию, т.е. объем владения языком, и культурную компетенцию, т.е. степень включенности в нормы культуры, составляющей духовную жизнь общества;
- - язык культуры, т.е. система базисных понятий национальной культуры, которые пронизывают ее разнообразные материальные и духовные формы (например, жизнь ~ смерть , война ~ мир , добро ~ зло и др.) .
Как совокупность материальных и духовных ценностей общества культура опосредована мыслительной деятельностью человека. При этом орудием мыслительной деятельности человека является язык.
В связи с этим встает вопрос: как соотносятся между собой язык - мышление ~ культура. Этот вопрос имеет разное решение. Одни ученые считают, что язык является определяющим фактором по отношению к мышлению а следовательно, и к культуре; другие исходят из признания независимости языка и мышления, так как содержательная сторона языковых единиц и грамматических категорий имеет внелогический характер.
Идею о том, что язык определенным образом влияет на мышление человека впервые высказал В. Гумбольдт: «Человек преимущественно... живет с предметами так, как их преподносит ему язык. Посредством того же самого акта, в силу которого он сплетает язык внутри себя, он вплетает себя в него; и каждый язык описывает вокруг народа, которому он принадлежит, круг, откуда человеку дано выйти лишь постольку, поскольку он тут же вступает в круг другого языка» .
Этой точки зрения придерживаются представители европейского неогумбольдтианства (Л. Вайсгербер, Г. Гольц, Г. Ипсен, П. Гартман и др.)* В американской этнолингвистике эта идея лежит в основе работы Э. Сепира «Язык»: «Люди живут не только в материальном мире и не только в мире социальном, как это принято думать: в значительной степени они все находятся во власти того конкретного языка, который стал средством выражения в данном обществе. Представление о том, что человек ориентируется во внешнем мире, по существу, без помощи языка и что язык является всего лишь случайным средством решения специфических задач мышления и коммуникации, - это всего лишь иллюзия. В действительности же “реальный мир” в значительной мере неосознанно строится на основе языковых привычек той или иной социальной группы... Миры, в которых живут различные общества, - это разные миры, а вовсе не один и тот же мир с различными навешанными на него ярлыками... Мы видим, слышим и вообще воспринимаем окружающий мир именно так, а не иначе, главным образом благодаря тому, что наш выбор при его интерпретации предопределяется языковыми привычками нашего общества» . Наиболее яркое выражение эта идея получила в гипотезе лингвистической относительности Э. Сепира и его ученика Б. Уорфа.
Ее основные положения сводятся к следующему:
язык определяет характер (тип) мышления, сам его логический строй.
Так, говоря о соотношении грамматического строя языка и процесса логического мышления, Б. Уорф пишет: «Было установлено, что основа языковой системы любого языка (иными словами, грамматика) не есть просто инструмент для воспроизведения мыслей. Напротив, грамматика сама формирует мысль, является программой и руководством мыслительной деятельности индивидуума, средством анализа его впечатлений и их синтеза. Формирование мыслей - это не независимый процесс, строго рациональный в старом смысле этого слова, но часть грамматики того или иного языка и различается у различных народов в одних случаях незначительно, в других - весьма существенно, так же как грамматический строй соответствующих народов» ;
характер познания действительности зависит от того, на каких языках мыслят познающие субъекты, так что при существенных различиях языков, которыми они пользуются, процесс их познавательной деятельности и его результаты также будут отличаться друг от друга существенным образом. «Мы расчленяем природу в направлении, подсказанном нашим родным языком, - пишет Б. Уорф. - Мы выделяем в мире явлений те или иные категории и типы совсем не потому, что они (эти категории и типы) самоочевидны; напротив, мир предстает перед нами как калейдоскопический поток впечатлений, который должен быть организован нашим сознанием, а это значит в основном - языковой системой, хранящейся в нашем сознании. Мы расчленяем мир, организуем его в понятия и распределяем значения так, а не иначе в основном потому, что мы - участники соглашения, предписывающего подобную систематизацию. Это соглашение имеет силу для определенного языкового коллектива и закреплено в системе моделей нашего языка» ;
человеческое знание не имеет объективного, общезначимого характера. «Мы сталкиваемся, таким образом, с новым принципом относительности, - пишет он, - который гласит, что сходные физические явления позволяют создать сходную картину вселенной только при сходстве, или, по крайней мере, при соотносительности языковых систем». Поэтому этот принцип формулируется как принцип лингвистической относительности , по аналогии с физической теорией относительности.
Гипотеза Э. Сепира - Б. Уорфа отрицает, таким образом, общечеловеческий характер мышления, т.е. наличие общего для всех людей логического строя мышления. Кроме того, сегментацию или расчленение мира в процессе абстрактного познания она ставит в полную зависимость от языка, что в целом неправомерно, так как расчленение действительности осуществляется па уровне чувственного познания, причем не только людьми, но и животными, не обладающими языком.
Гипотеза лингвистической относительности Э. Сепира - Б. Уорфа в своих основных положениях находит отклик и у представителей европейского неогумбольдтианства (Л. Вайсгербера, Г. Гольца, Г. Ипсена, II. Гартмана и др.). В соответствии с их взглядами, язык рассматривается как некий промежуточный мир между объективной действительностью и мышлением. Причем характер языка определяет тип мышления, поэтому мышление каждого народа имеет свои национальные черты и его развитие целиком определяется эволюцией национального языка.
Для Л. Вайсгербера язык есть «первичная действительность», и человек на самом деле познает не объективную действительность, существующую вне и независимо от него, а тот язык, носителем которого он является. Ни чувственное, ни рациональное познание человеком мира не дает, по его мнению, объективного знания о мире, так как человек находится «в плену» у языка. Поэтому каждый народ имеет свою специфическую «картину мира», характер которой определяется тем языком, носителем которого он является. В качестве иллюстрации он приводит следующий пример: в немецком языке существует слово Unkraut в значении ‘сорняк, сорная трава’, однако в реальной научной классификации растений такого вида нет, а есть Hahnefuss ‘лютик’, Gansedistel ‘чертополох’, т.е. это не факт действительности, а результат интерпретации этой действительности человеком.
Другое решение вопроса о соотношении языка ~ мышления ~ культуры связано с признанием независимости языка и мышления, так как содержательная сторона языковых единиц и грамматических категорий имеет внелогический характер. В противовес принципу лингвистической относительности Э. Сепира - Б. Уорфа выдвигается принцип лингвистической дополнительности (Г. А. Брутян), который формулируется следующим образом: «В процессе познания в связи с активной ролью языка и в силу его специфических особенностей возникает языковая картина мира. Она в целом и в главном совпадает с логическим отражением в сознании людей. Но при этом сохраняются периферийные участки в языковой картине мира, которые остаются за пределами логического отражения, и в качестве словесных образов вещей и лингвистических моделей отношения между ними варьируются от языка к языку в зависимости от специфических особенностей последних. Через вербальные образы и языковые модели происходит дополнительное видение мира; эти модели выступают как побочный источник познания, осмысления реальности и дополняют нашу общую картину знания, корректируют ее. Словесный образ сочетается с понятийным образом, лингвистическое моделирование мира с логическим, создавая предпосылки воспроизведения более полной и всесторонней картины окружающей действительности в сознании людей» .
В этой гипотезе также есть противоречия, главное из которых сводится к следующему: если языковая картина мира имеет внелогический характер, то возникает вопрос, как она может «в основном совпадать» с той картиной мира, которую человек получает в результате логического познания мира;
неясным также остается вопрос, используется ли язык в процессе логического отражения действительности и, если используется, то, как оно может осуществляться, если «содержательная сторона языковых единиц и грамматических категорий имеет внелогический характер».
Из этого понимания соотношения языка и мышления делается вывод о том, что язык определяет не только характер мышления, познавательной деятельности человека, но и тип, нормы культуры и в конечном счете структуру и развитие самого человеческого общества.
Именно такая точка зрения последовательно развивалась в работах Л. Вайсгербера, который полагал, что структура общества и его история полностью определяется языком и историей его развития. Противоречивое решение этого вопроса содержится и в работах Б. Уорфа. С одной стороны, он пишет о достаточно жесткой зависимости культуры от языка: «Что было первичным - норма языка или норма культуры? В основном они развивались вместе, постоянно влияя друг на друга. Но в этом содружестве природа языка является тем фактором, который ограничивает его свободу и гибкость и направляет его развитие по строго определенному пути. Это происходит потому, что язык является системой, а не просто комплексом норм. Структура большой системы поддается существенному изменению очень медленно, в то время как во многих других областях культуры изменения совершаются сравнительно быстро. Язык, таким образом, отражает массовое мышление; он реагирует на все изменения и нововведения, но реагирует слабо и медленно, тогда как в сознании производящих изменения это происходит моментально» . С другой стороны, он говорит о наличии между языком и культурой лишь определенного рода связей. «Между культурными нормами и языковыми моделями, - пишет он, - существуют связи, но не корреляции или прямые соответствия. В некоторых случаях «манеры речи» составляют неотъемлемую часть всей культуры, хотя это и нельзя считать общим законом, и существуют связи между применяемыми лингвистическими категориями, их отражением в поведении людей и теми разнообразными формами, которые принимает развитие культуры» .
Существует, однако, и более умеренная точка зрения (В. 3. Панфилов), согласно которой язык не пассивен, а активен по отношению к сознанию, однако эта активность не столь велика, чтобы язык мог «организовывать» сознание, определять его тип, структуру, «лепить» в нем свою модель мира. Как физически един человеческий род, так едино и сознание всех людей, а различные языки мира могут рассматриваться лишь как варианты единого языка человеческого рода.
Что касается вопроса соотношения языка, мышления и культуры, то, в соответствии с этой концепцией, все три категории, будучи явлениями социальными, связаны между собой. Однако «язык, оказывая некоторое, но отнюдь не решающее влияние на мышление, не может также коренным образом определять и характер материальной и духовной культуры общества, которая опосредована человеческим мышлением, представляющим собой, как и язык, продукт социального развития» .
Таким образом, современная наука «отвергает оба экстремальных решения - то, что язык целиком детерминирует мировоззрение, и то, что мировоззрение людей не зависит от языка» . Представители неогумбольдтиан- ства правы в том, что язык способен воздействовать на наше мышление и восприятие действительности. Однако это воздействие не имеет определяющего характера. Если бы это воздействие было жестко определяющим, то развитие мышления и соответственно развитие познания было бы невозможно.
В связи с этим гипотеза лингвистической относительности Э. Сепира - Б. Уорфа требует уточнения: в своей абсолютизации утверждения, что мышление и создаваемая в той или иной культуре картина мира всецело зависят от языка, она, по-видимому, неверна. Но в более смягченном варианте, в признании того, что язык оказывает влияние на наше мышление и наши представления о мире, она может быть приемлемой. При этом надо помнить, что «содержание наших мыслей и представлений определяется их предметом, а не языком. Если бы это было не так, то мы бы неправильно воспринимали условия, в которых живем, и не могли бы выжить в них. Мы способны ориентироваться и существовать в объективном мире лишь постольку, поскольку жизненный опыт постоянно заставляет нас исправлять ошибки нашего восприятия и мышления, когда они вступают в противоречие с ним. Мы способны развивать научные знания о мире лишь постольку, поскольку их истинность проверяется практикой, а не тем, соответствуют ли они нормам языка» . Так, например, кроме самого значения слова вода , любой человек знает, что это жидкость, необходимая для питья и в целом для жизни, что в ней можно варить пищу, стирать, мыться, плавать, но, плавая, в ней можно захлебнуться и утонуть и т.д.
Эти знания о предметах и реалиях внешнего мира приходят из практики, из опыта «рук и глаз». Это так называемый запас наглядно-опытных знаний, который формируется уже в детстве. Благодаря ему становится возможным общение разноязычных людей, например, баск, baso «лес, гора» и рус. лес и гора различны, но стоящие за этими разными понятиями наглядно-опытные знания леса и гор, в основном, едины, и эти знания и не дадут повода думать, что под ветром может шуметь и качаться baso «гора», а не baso «лес» .
В этом заключается универсальность человеческого мышления. «Она обеспечивается единой логико-понятийной базой мышления, имеющей надъязыковой характер» . Благодаря этой базе достигается взаимная пере- водимость языков. Язык лишь определенным образом организует знания человека об окружающем его мире. В этом проявляется его функция отражения действительности.
Все эти теоретические расхождения и противоречия во взглядах даже одного и того же ученого говорят о том, что вопрос о соотношении языка, мышления и культуры является чрезвычайно сложным.
Бесспорно, что между языком и реальным миром стоит человек - носитель языка и культуры, воспринимающий и классифицирующий мир по-своему (поэтому там, где русский человек видит два цвета - синий и голубой, англичанин видит лишь один - blue , хотя оба они смотрят на одну и ту же часть цветового спектра).
Бесспорно также, что ядро смысловой структуры языка составляет единая логико-понятийная база мышления, которая является универсальной и не зависит от национальных языков и культур. Ее универсальность порождена единством человеческой психики и ее способностью независимо от образа жизни отражать мир в сходных категориях.
Так, например, во всех языках говорящие различают субъект действия и его объект, предмет и признак, пространственные и временные отношения, положительную и отрицательную эмоционально-экспрессивную оценку и т.д. «Общность человеческой психологии, отраженная в языке, проявляется и в асимметрии положительных и отрицательных оценок. Лексика отрицательной оценки разнообразнее и богаче, чем лексика положительной оценки. Так, например, класс русских глаголов речи, выражающий одобрение, включает лишь несколько глаголов нейтральной оценки {хвалить, одобрять ), в значение другие глаголов, содержащих общую идею ‘хвалить’, входит дополнительный признак отрицательной оценки речевых действий того или иного лица (захваливать, превозносить, славословить, льстить и т.д.). В то же время группа глаголов с антонимическим значением ‘неодобрения’ содержит более 80 лексических единиц {ругать, порицать, осуждать, оскорблять, обличать, высмеивать, клеймить, критиковать и т.д.). Другим показателем асимметричности языка в выражении оценки является тот факт, что слова, которые на оценочной шкале занимают срединное положение, в самых разных языках имеют тенденцию сдвигаться к полюсу il ruioxo’ Средние способности, например, - это, скорее, не нормальные способности обычного человека, а способности, не достигающие определенного уровня... Примечательно также и то, что слова со значением ‘хорошо’ часто употребляются в значении ‘нормально’, что особенно проявляется в этикетных формулах: Как долетели ? - Хорошо » .
Наличие этой всеобщей универсальной базы мышления делает реальной возможность перевода с одного языка на другой и понимание друг друга носителями разных языков и разных культур. Однако детализация и конкретизация этой универсальной понятийной основы, обрастание ее словами со своими значениями в каждом языке происходит по-своему.
Особенно заметны различия между языками в лексике: в любом языке есть так называемая безэквивалентная лексика, т.е. слова, которые не переводятся на другие языки однословно. Однако ее доля в языке, как правило, не велика (в русском языке, например, она составляет не более 6-7%, ср. такие слова, как матрешка, самовар, гармошка, субботник, сглазить и т.д.).
В английском, немецком и французском языках имеется по два слова для обозначения руки и по два слова для обозначения ноги, тогда как в русском, по одному слову, ср.:
англ, hand/atm англ, foot/leg нем. hand/arm нем.fuss/hein франц. main/bras франц. pied/jambe рус. рука рус. нога
Поэтому ни немец, ни англичанин, ни француз не могут сказать: «я поранил руку». Им обязательно надо указать, какую часть руки они поранили. А вот когда речь идет о глазах, то тут на русском языке нельзя сказать «мне попала пылинка в глаза»: слово «глаза» во множественном числе обозначает оба глаза, а пылинка попасть в два глаза сразу не может. Ирландцы же говорят именно так - во множественном числе. Потому что для них оба глаза - это один предмет, который обозначается единственным числом (как «орган зрения»). Чтобы назвать один глаз, они говорят: «половина органа зрения» .
Отсутствие в языке соответствующих слов называют лакунами. Лакуны становятся заметны лишь при сопоставлении языков. Существование лакун в языках связано с различием в культурах, с так называемой несимметричностью мировидений, представленных в разных языковых картинах мира: иногда они появляются вследствие отсутствия тех или иных реалий (ср. рус. щи, валенки или матрешка), иногда же они вызваны тем, что в одной культуре различие между определенными объектами внешнего мира признаются более важными, чем в другой (например, двум английским словам «shore» (берег моря) и «bank» (берег реки) соответствует одно русское - «берег»).
Здесь в действие вступает принцип избирательности номинативного акта. Эта избирательность, с одной стороны, связана с различием природных и социально-экономических условий, в которых живут носители соответствующих языков, а с другой - с элементами прагматизма, поскольку «сознание не просто дублирует с помощью знаковых средств отражаемую реальность, а выделяет в ней значимые для субъекта признаки и свойства, конструирует их в идеальные обобщенные модели действительности» , т.е. объективный мир членится человеком с точки зрения категорий ценности. Селективность процесса номинации выявляет своеобразие восприятия и оценки человеком окружающего его мира, ибо уже сам выбор того или иного явления действительности в качестве объекта номинации свидетельствует о его значимости для носителей языка. «Приписывая предметам и явлениям окружающего мира те или иные объективно присущие им свойства, человек демонстрирует свое иебезразличие к этим свойствам» .
Сам процесс их «означивания » с помощью языковых средств предполагает измерение их значимости для носителя языка.
Принцип избирательности номинативного акта подчиняется главному регулятивному принципу культуры. Этот принцип пронизывает всю лексическую систему языка, оказывая влияние не только на восприятие предметов и явлений внешнего мира, но и на их интерпретацию. Именно он придает смысл и значение каждому языкотворческому акту, объединяет в одно единое целое лексико-семантические и тематические группы лексики, позволяя понять логическое основание их выделения в языке культуры.
В старославянском языке, например, таким регулятивным принципом был Бог. Именно этот регулятивный принцип Средневековья предопределял всю логическую структуру его культуры, оказав влияние на устройство такого базового концепта старославянского языка, как «человек» . Все существующее в Средневековье восходит к этому регулятивному принципу, включается в стройную иерархию и находится в гармоническом отношении с другими элементами космоса. Поэтому мир и все его части получали в старославянском языке нравственную окраску. Вот почему при характеристике духовного и социального средневекового человека чрезвычайно важное место занимают аксиологически окрашенные атрибуции человека в его отношении к Богу (ср., например, следующие слова: коговидьць ‘видящий бога’; когодюььць ‘человек, любящий бога’; когоносьць ‘человек, носящий в себе бога’; когоприк.иьць ‘держащий бога на руках’; когосвлрьникъ ‘богоборец’; когочтьць ‘набожный, благочестивый человек’; христопорьць ‘противник Христа’ коголждростьнъ ‘мудрый как бог’; зълочьстьнъ ‘безбожный человек’; неподокьнъ ‘безбожный, бесчестный, развратный’; Хоудьнъ ‘богохульствующий’ и т.д.). В современном русском языке этот принцип уже не работает, поэтому подобные имена отсутствуют.
На современном этапе развития науки все очевиднее становится необходимость комплексного изучения языковых и социокультурных процессов в их функциональном взаимодействии в ходе исторического развития общества. Целесообразность подобного подхода обусловлена, в частности, невозможностью рассмотрения целого ряда важнейших языковых явлений в отрыве от условий функционирования общества, развития его культуры. Соответственно учет языкового контекста имеет большое значение для адекватного освещения вопросов, находящихся в поле зрения таких смежных научных дисциплин, как культурология, социология, история и т.д.
Изучение вопроса о соотношении феноменов «язык» и «культура» во многом затруднено отсутствием четкого и непротиворечивого определения понятия «культура», разработанного понятийно-терминологического аппарата. Специалисты насчитали не менее 600 определений культуры, однако разброс в интерпретации объема понятия «культура» в них настолько велик, что некультурологу весьма непросто сориентироваться в этом море дефиниций, в силу чего зачастую ему приходится в конечном итоге довольствоваться обыденным представлением о культуре. Не вдаваясь в детали этих определений, отметим, что культура в них нередко отождествляется либо со всей совокупностью духовных и материальных ценностей, созданных человеком, и т.п. Соответственно варьируется и представления о роли языка в культурном процессе (ср.: часть/ элемент/ инструмент/ форма и пр. культуры). В целом диапазон оценок включает либо полное растворение языка в культуре (причем языку нередко неправомерно приписывается лишь сугубо инструментальная роль), либо, напротив, отрицание прямой взаимосвязи обоих феноменов. Не можем не заметить, что ведущиеся по этому поводу дискуссии зачастую носят схоластический характер.
Из широкого круга вопросов, охватываемых проблемой «Язык и культура», наиболее разработанными в настоящее время являются лишь некоторые аспекты, касающиеся, например, роли языка в художественном творчестве, а также «отражательной» или «познавательной» функции языка. В последнем случае исследователи обычно оперируют расширительным пониманием культуры как совокупности материальных и духовных ценностей, созданных человеком. Причем язык рассматривается как своего рода «слепок» того или иного культурного слоя, как исторически изменчивый набор обозначений, фиксирующих культурный прогресс общества, его историческую эволюцию. Иными словами, язык фиксирует цивилизационные напластования, многие из которых являются предметом специальных этимологических разысканий.
При написании настоящей работы мы ставим перед собой задачу рассмотреть в определенном ракурсе проблему взаимодействия языка и культуры в истории этноса, отнюдь не претендуя на сколько-нибудь исчерпывающее освещение этой комплексной и многоаспектной темы. При этом особый интерес для нас представляли вопросы, существенные для понимания рада конвергентных и дивергентных процессов, сопровождающих формирование поли- и монокультурных этнических общностей.
Исходным был системно-функциональный подход к феноменам «язык» и «культура». В своем понимании феномена культуры мы руководствовались концепцией, согласно которой культура является системой духовного освоения действительности, включающей производство, хранение, распределение и потребление духовных ценностей.
При сравнении обеих систем мы обращали особое внимание на их сущностные, т.е. субстанциональные, и функциональные параметры.
В нашем представлении оба феномена - язык и культура - являются автономными, но вместе с тем тесно взаимодействующими знаковыми системами, соотнесенными с мышлением и коммуникацией. Следует, однако, подчеркнуть несколько важных моментов:
Обе системы имеют комплексный характер, так как они используют некоторое множество знаковых систем;
Знаковые системы, характерные для языка, являются изофункциональными, однородными. Они манифестируются в виде различных форм существования этнического языка (литературный язык, обиходно-разговорная речь и пр.), используемых как в звуковой, так и в графической реализации. В силу этого можно говорить о гомогенности языка как системы в целом;
Знаковые системы, используемые в культуре, весьма разнообразны и неоднородны, они существенно отличаются друг от друга. Так, в работах М. Кагана называются как рядоположенные (что, на наш взгляд, весьма спорно, если учесть несопоставимую значимость сравниваемых компонентов) такие «языки», как кинетический, звукоинтонационный, вербальный, звуковая сигнализация, иконический язык. Разнородность этих «языков» позволяет говорить о гетерогенности культуры как феномена;
Оба феномена, как уже отмечалось, тесно связаны с мышлением и коммуникацией, однако значимость этой взаимосвязи, ее удельный вес существенно отличаются друг от друга. Так, коммуникативная функция безусловно превалирует в языке, является его доминирующим функциональным назначением. В культуре, напротив, преобладает функция эстетическая, прежде всего это установка на эстетическое самовыражение личности, творца. В каком-то смысле автор может быть индифферентен к тому, как будет воспринято современным массовым потребителем его произведение, найдет ли оно своих почитателей либо, напротив, предвосхитит будущий виток в развитии культуры и соответственно не будет понято современниками. Таким образом, с определенной долей условности можно говорить о том, что в языке как феномене преобладает установка на массового адресата, в то время как в культуре более ценится элитарность, а не массовость (ср. отношение к массовой культуре, тиражирующей некоторые стереотипы на «потребу» публике). Справедливости ради следует, впрочем, отметить, что оппозиция «массовость-элитарность» в какой-то мере правомерна и для языка как токового. Мы имеем в виду особую престижность, элитарность литературного языка, изначально имевшего узкую социальную базу. Так, например, в древнечешский период, по мнению ученых, всего лишь два-три процента носителей чешского языка были грамотными, т.е. могли в той или иной мере владеть нормой литературного идиома: это было духовенство, позже к их числу присоединились феодалы, высшее бюргерство и т.п. Далее, культивирование литературного языка, целенаправленно осуществляемое его кодификаторами, также отражает своеобразный языковой эстетизм (языковая культура), принципы которого меняются в зависимости от действующих речевых канонов. Так, в эпоху чешского Возрождения намеренно культивировалось значительное отличие поэтического языка (как в прозе, так и в поэзии) от языка разговорного, языка «улицы». Впоследствии на протяжении длительного времени, во всяком случае вплоть до первой половины XX в., действовало правило следования образцовой речи так называемого хорошего автора. Примечательно, что по словам чешского реализма, Я. Неруда, настойчиво добивался от чешской общественной элиты, чтобы она использовала в своем непринужденном общении отнюдь не обиходно-разговорный, а литературный язык со всеми его атрибутами. Практика современной языковой коммуникации убедительно показывает, насколько безуспешными были эти попытки: языковая эстетика все в большей степени тяготеет к разговорности, экспрессивности, а отнюдь не к рафинированной литературной норме. Ныне практически во всех славянских языках в качестве своего рода «эталонной речи» утверждается язык средств массовой коммуникации, публицистики. Проявлением элитарности, своего рода социальной маркированности было и намеренное использование иностранного языка, скажем французского, в аристократической среде России, немецкого - в среде чешской знати и богатого мещанства. Впрочем, с течением времени использование социально маркированных идиомов стало утрачивать свою кажущуюся притягательность. Социальная база литературного языка существенно расширилась;
Как в языке, так и в культуре действует сходная коммуникативная цепочка: генератор (коммуникатор), порождающий определенный текст (причем, как справедливо отмечает П. Зима, не всякий порождаемый текст есть произведение культуры и не всякое произведение культуры воплощается с помощью языковых средств) – каналы коммуникативной связи, обусловливающие как синхронную, так и диахронную трансляцию текста, - адресат/ реципиент/ коммуникант как финальный пункт коммуникативной цепочки. Несмотря на то что технические возможности современных каналов коммуникативной связи допускают использование для фиксации, хранения и передачи информации различных семиотических систем, а также их комбинаций, преимущества языковой знаковой системы неоспоримы. Это обусловлено такими ее свойствами, как универсальность, способность к постоянному развитию, совершенствованию, стабильность (гибкая), полисемантичность (что важно для экономии языковых знаков), богатсво выразительных средств, высокая степень аналогичности в репродукции схем, что способствует оперативной «расшифровке» информации, и т.п. Важно, однако, подчеркнуть, что при коммуникативном, осуществляемом с помощью языковых средств, особое значение имеет соответствие языковой компетенции обоих участников коммуникативного акта, предполагающей не только знание нормы употребляемого языкового идиома, но и умение его адекватно использовать сообразно существующему коммуникативному стандарту. В противном случае может возникнуть коммуникативный сбой, своего рода коммуникативный шок у адресата, которому предназначается информация (чаще всего это происходит при необоснованном нарушении нормы в случаях престижного, эталонного речевого употребления: ср. ошибки в речи дикторов радио- и телевещания, в публичных высказываниях государственных деятелей и т.п.) Иными словами, коммуникатор «кровным образом» заинтересован в том, чтобы порождаемая им информация быстро, без потерь, с адекватной реакцией была воспринята адресатом. Напомним, что в культуре, как уже отмечалось, фактор подобной взаимной компетентности не столь актуален.
Язык - это то, что лежит на поверхности бытия человека в культуре, поэтому начиная с XIX в. (Я. Гримм, Р. Раек, В. Гумбольдт, А. А. Потебня) и по сей день проблема взаимосвязи, взаимодействия языка и культуры является одной из центральных в языкознании. Первые попытки решения этой проблемы усматривают в трудах В. Гумбольдта (1985), основные положения концепции которого можно свести к следующему:
1) материальная и духовная культура воплощаются в языке; 2) всякая культура национальна, ее национальный характер выражен в языке посредством особого видения мира; языку присуща специфическая для каждого народа внутренняя форма (ВФ); 3) ВФ языка - это выражение «народного духа», его культуры; 4) язык есть опосредующее звено между человеком и окружающим его миром. Концепция В. Гумбольдта получила своеобразную интерпретацию в работе А. А. Потебни «Мысль и язык», в работах Ш. Балли, Ж. Вандриеза, И. А. Бодуэна де Куртэне, Р. О. Якобсона и других исследователей.
Мысль о том, что язык и действительность структурно сходны, высказывал еще Л. Ельмслев, отмечавший, что структура языка может быть приравнена к структуре действительности или взята как более или менее деформированное ее отражение. Как именно связаны язык, действительность, культура?
Е. Ф. Тарасов отмечает, что язык включен в культуру, так как «тело» знака (означающее) является культурным предметом, в форме которого опредмечена языковая и коммуникативная способность человека, значение знака - это также культурное образование, которое возникает только в человеческой деятельности. Также и культура включена в язык, поскольку вся она смоделирована в тексте.
Вместе с тем взаимодействие языка и культуры нужно исследовать крайне осторожно, помня, что это разные семиотические системы. Справедливости ради нужно сказать, что, будучи семиотическими системами, они имеют много общего: 1) культура, равно как и язык, - это формы сознания, отображающие мировоззрение человека; 2) культура и язык существуют в диалоге между собой; 3) субъект культуры и языка - это всегда индивид или социум, личность или общество; 4) нормативность - общая для языка и культуры черта; 5) историзм - одно из сущностных свойств культуры и языка; 6) языку и культуре присуща антиномия «динамика-статика».
Язык и культура взаимосвязаны: 1) в коммуникативных процессах; 2) в онтогенезе (формирование языковых способностей человека); 3) в филогенезе (формирование родового, общественного человека).
Различаются эти две сущности следующим: 1) в языке как феномене преобладает установка на массового адресата, в то время как в культуре ценится элитарность; 2) хотя культура - знаковая система (подобно языку), но она неспособна самоорганизовываться; 3) как уже отмечалось нами, язык и культура - это разные семиотические системы.
Эти рассуждения позволяют сделать вывод о том, что культура не изоморфна (абсолютно соответствует), а гомоморфна языку (структурно подобна).
Маслова В.А. Лингвокультурология — М., 2001 г.
САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКАЯ АКАДЕМИЯ УПРАВЛЕНИЯ И ЭКОНОМИКИ
ФАКУЛЬТЕТ СОЦИАЛЬНОГО УПРАВЛЕНИЯ
по основам лингвокультуры
на тему: «Язык как отражение истории и культуры народа »
Выполнил: студент Грибель О.В.Курс заочного отделения
Факультет социального управления
Специальность: связи с общественностью
Санкт-Петербург 2010
1. Введение
Связь языка и мышления
Язык и история
Язык и культура
Заключение
Используемая литература
1. Введение
ЯЗЫК - система знаков, служащая средством человеческого общения, деятельности мыслительной (мышление), способом выражения самосознания личности, передачи от поколения к поколению и хранения информации. Язык - носитель общественного сознания. С позиций материализма, исторически основой появления языка служит деятельность совместная людей. Язык существует и реализуется через речь.
Язык - лучший, никогда не увядающий и вечно вновь распускающийся цветок народа и всей его духовной жизни. В языке одухотворяется весь народ, вся его жизнь, история, обычаи. Язык- это история народа, путь цивилизации и культуры от истоков до наших дней.
Владение языком, умение общаться, добиваться успеха в процессе коммуникации являются теми характеристиками личности, которые во многом определяют достижения человека практически во всех областях жизни, способствуют его социальной адаптации к изменяющимся условиям современного мира.
Как средство познания действительности язык обеспечивает развитие интеллектуальных и творческих способностей, развивает абстрактное мышление, память и воображение, формирует навыки самостоятельной деятельности, самообразования и самореализации личности.
Языковая и языковедческая компетенции - систематизация знаний о языке как знаковой системе и общественном явлении, его устройстве, развитии и функционировании; общих сведений о лингвистике как науке; овладение основными нормами русского литературного языка, обогащение словарного запаса и грамматического строя речи учащихся; совершенствование способности к анализу и оценке языковых явлений и фактов, умения пользоваться различными лингвистическими словарями.
Языковедческая компетенция - осознание языка как формы выражения национальной культуры, взаимосвязи языка и истории народа, национально-культурной специфики русского языка, владение нормами русского речевого этикета, культурой межнационального общения.
2. Связь языка и мышления
Эта связь бесспорна.
Язык как таковой возник очень давно. Много тысяч лет назад люди приспособили свой артикуляционный аппарат для общения, для передачи информации друг другу.
Как именно все это начиналось, нам сейчас неизвестно, но точно известно, что в языке отражаются представления народа об окружающей его природе (в общем смысле этого слова), его картина мира. Люди воспринимают какой-то предмет, пропускают его через свое сознание и дают ему то или иное название. Слыша слово «шарик», мы представляем себе нечто круглое и мягкое. С одной стороны, это языковые стереотипы, передаваемые из поколения в поколение, с другой - наше восприятие мира.
Например, если заглянуть в российскую историю, то мы увидим, что в период после революции, во время становления новой государственности из обихода уходило множество слов, но еще боль шее количество приходило, их придумывали как отражение всего нового, что появилось в жизни людей.
А началось все с того, что начало меняться человеческое сознание. Все великие ораторы начиная с Античности, были великими мыслителями. Это были люди, которые создавали нормативный литературный язык. У этих людей было философское мышление, поэтому мы до сих пор пользуемся их трудами. Литературные, культурные и научные теории и определения, созданные ими тогда, актуальны до наших дней и являются основой для современных наук.
Не только язык является отражением мышления и окружающего мира людей, но и наоборот. Например, люди, изучающие иностранные языки, мысля, думают, ведут какие-то внутренние диалоги только на родном языке, потому что только он может полностью представить их картину мира. Вот почему нельзя овладеть иностранным языком в совершенстве.
Язык народа - это, пожалуй, самая великая часть его культуры, зеркальное отображение его менталитета. Например, русские люди любят длинные, витиеватые изречения, у англичан вы никогда не найдете длинных, много сложных слов, а немецкий язык, наоборот, насыщен ими. О некоторых языках как частях культуры определенного народа, сложились некоторые представления вроде того, что на английском нужно вести деловые переговоры, на французском говорить с женщинами о любви, а на немецком - с врагом о своих мыслях. Нельзя не согласиться, что в этом есть доля истины.
3. Язык и история
С того времени, когда язык был осознан как исторически изменяющееся явление, многократно подчеркивалась его связь с историей народа и необходимость его изучения для целей истории и неразрывно с ней. Уже один из самых первых зачинателей сравнительно-исторического языкознания - Расмус Раск писал: «Религиозные верования, обычаи и традиции народов, их гражданские институты в древнее время - все то, что мы знаем о них, - в лучшем случае могут дать нам лишь намек на родственные отношения и происхождение этих народов. Вид, в каком они впервые являются перед нами, может послужить для некоторых выводов об их предшествующем состоянии или о тех путях, какими они достигли настоящего. Но ни одно средство познания происхождения народов и их родственных связей в седой древности, когда история покидает нас, не является столь важным, как язык». (P. Раск. Исследования в области древнесеверного языка.)
Ещё советские языковеды исходили из того положения, что язык и история народа тесно связаны друг с другом.
В этом отношении они продолжали научную традицию, которая была заложена при осознании языка как меняющегося во времени явления и которая прошла через все последующее развитие науки о языке, обогатившись пониманием социальной роли языка. Это последнее потребовало того, чтобы исторический подход к изучению языка перестал замыкаться собственно языковыми рамками и был поставлен в связь с историей общества. Иными словами, речь ныне идет не просто об истории языка, а об истории языка как общественного явления.
Таким образом, положение о связи языка и общества остается незыблемой основой для научного изучения языка. Но это положение не следует толковать слишком узко и односторонне. Во-первых, изучение языка не может быть ограничено только историческим аспектом. Во-вторых, изучая язык и историю народа в тесной связи друг с другом, нельзя забывать о специфике закономерностей развития, свойственных, с одной стороны, языку, а с другой стороны, носителю этого языка - народу. Таким образом, в лингвистике проблему связи языка с историей следует рассматривать с точки зрения того, каким образом структура языка реагирует на факты общей истории (какое преломление в структуре языка получают эти факты). И, в-третьих, вопрос о связи истории языка с историей народа нельзя ограничивать только одним направлением и прослеживать только влияние истории общества на развитие языка. Несомненно, что к этой проблеме самое непосредственное отношение имеют также и различные виды контактов языков (которые обусловливаются историческими и территориальными факторами), процессы и формы скрещения языков, взаимоотношения языка и культуры, проницаемость различных сфер языков, отношение языка к социальной структуре общества и т. д.
4. Язык и культура
язык мышление история культура
Этот вопрос можно рассматривать в двух направлениях. Одно направление устанавливает зависимость языка от общего культурного состояния народа. Исследование этого вопроса имеет много общего с проблемой связи языка и мышления. Другое направление изучает зависимость структурных особенностей отдельных языков от конкретных форм культуры данного народа. В этом случае иногда говорят о проницаемости языка по отношению к культурным феноменам. Рассмотрим последовательно оба эти направления исследования.
Не подлежит сомнению, что язык как социальное явление находится в зависимости от общего культурного состояния народа, которое предполагает и соответствующие формы мышления. Когда П. Я. Черных говорит, что «явление абстрагирования грамматических фактов, первоначально не имевших абстрактного значения, как характерная черта развития грамматического строя, не может служить основанием для того, чтобы отрицать всякую связь между историей грамматического строя того или другого языка и историей данного народа»(П. Я. Черных. О связи развития языка с историей народа. «Изв. АН СССР», отд. лит. и яз., 1951), то в общей форме с ним нельзя не согласиться. Но, с другой стороны, не следует переоценивать этого фактора для становления конкретных явлений грамматической структуры языка.
Как в истории отдельных языков, так и целых языковых семейств можно обнаружить достаточно многочисленные факты, показывающие развитие грамматических элементов языка в одинаковом направлении. Можно констатировать случаи параллельного развития ряда явлений в грамматических системах даже чрезвычайно различных по своей структуре языков. Подобные общие и параллельные процессы развития, очевидно, можно в известной мере связать с культурным развитием общества, обусловливающим в области мышления развитие в направлении от более конкретных к более абстрактным категориям. Культурное состояние общества, следовательно, связывается с языком в этом случае через посредство мышления.
Вопрос о связи языка и культуры, конечно, нельзя рассматривать в узкой перспективе. Язык может реагировать на явления культуры. Так, если история культуры не достигла в своем развитии соответствующего этапа и еще не знает письменности или нормативного влияния литературного языка (или же утрачивает его), то и язык этого народа оказывается менее упорядоченным, менее нормализованным. Не вызывает сомнения и то положение, что народ, находящийся на высокой ступени цивилизации, оперирует в речевом общении более абстрактными лексическими категориями, нежели народ более отсталой культуры. Лингвистика собрала богатый материал, свидетельствующий о том, что языки народов отсталой культуры часто не располагают словами, обозначающими родовые понятия (нет, например, слов для обозначения дерева или животного вообще, но зато имеется очень разветвленная номенклатура обозначений разных их видов и пород) и обладают формантами, классифицирующими слова по чрезвычайно конкретным признакам (так называемые классы слов).
Переходим теперь к рассмотрению зависимости становления структурных особенностей отдельных языков от конкретных форм культуры данного народа. Этнологические понятия культур попытался положить в основу классификации языков В. Шмидт. Излагая задачи своей работы, он писал: «Возникшие более крупные группировки - будем называть их языковыми кругами, - основывающиеся сами по себе на чисто языковом принципе, мы будем сравнивать с культурными кругами, установленными этнологическими исследованиями, чтобы выяснить, в какой степени крупные лингвистические группировки совпадают по своим границам с этнологическими и какая внутренняя взаимосвязь наличествует между ними». Однако попытка В. Шмидта, связывающая язык не только с этнологическими, но и с расовыми комплексами, не встретила положительного к себе отношения и окончилась неудачей.
Своеобразное преломление проблема связи языка с культурой нашла у Н. Я. Марра. Объявив язык надстройкой, он поставил его стадиальное изменение в зависимость от идеологии. Идеологические смены, по его мнению, обусловливают и трансформацию языков. В этой теории Н. Я. Mappa, может быть, с наибольшей четкостью проявляются вульгаризаторские основы его учения, стремящиеся уложить развитие языка в заранее подготовленные социологические схемы и фактически приближающиеся к теориям В. Шмидта, хотя сам Н. Я: Марр и его последователи нередко выступали с резкой критикой расовых основ его классификации.
Решение вопроса о. причине зависимости между культурой и языком следует ставить в связь со следующими двумя факторами. Первый из них касается определения понятия культуры или культурного фактора в развитии языков. Так, тот факт, что один народ обладает культурным преобладанием над другим, может привести к тому, что один язык занимает подчиненное положение по отношению к другому и заимствует у этого последнего те или иные его элементы. Так называемый престиж языка, связанный обычно с чувством национального самосознания, - вполне реальная историческая величина, и он не в малой степени способствовал тому, что, например, ирландский, греческий, армянский, польский сохраняли в полной мере свою жизненность в условиях, в которых другие языки ассимилировались среди языков своих поработителей. Но подобного рода явления нельзя рассматривать лишь в аспекте связи проблемы языка и культуры. Они, вне всякого сомнения, должны рассматриваться в одном ряду с такими явлениями, как экономическое и политическое преобладание народов, военные завоевания, переселения и пр. Иными словами, это общеисторические явления, хотя они и связаны с культурой народов.
Что же тогда следует отнести к собственно культурным явлениям? Культура, по определению Большой советской энциклопедии, - это «совокупность достижений общества в области просвещения, науки, искусства и в других областях духовной жизни». Поэтому если мы попытаемся установить соответствия между явлениями культуры в этом смысле и фактами структуры языка, то при положительном решении данного вопроса мы в конечных выводах должны будем признать язык идеологическим образованием, что противоречит всему тому, что мы знаем о языке. Таких соответствий не может быть, и, следовательно, говорить о причинной зависимости между культурой и языком в плане конкретных явлений совершенно неправомерно. Но здесь необходимы две существенные оговорки, которые приводят нас уже ко второму из упоминавшихся выше двух факторов.
Между явлениями культуры и фактами структуры языка нет прямой причинной зависимости и прямого соответствия, но изменения в культуре могут находить косвенное, опосредствованное отражение в языке, т. е. между ними есть общая зависимость; это признает и Э. Сепир, когда пишет, что «история языка и история культуры развиваются параллельно». Но дело тут не в совпадении общих тенденций развития, о которых говорилось выше, а в другом. Так, вызванные культурным развитием народа лексические новообразования могут привести к морфологическим или фонетическим изменениям, например, когда некоторое количество заимствованных слов вносит новое фонетическое явление, которое затем чисто лингвистическим путем распространяется и входит в фонологическую систему языка. В данном случае, следовательно, речь идет не о том, что категории языка и категории мышления, представленные в явлениях культуры, могут обладать общей тенденцией развития в сторону большей абстрактности их содержания, а о возникновении конкретных фактов языковой структуры, которые в конечном счете стимулированы культурным развитием общества, но находятся вне указанной тенденции. Хотя истоки подобного рода языковых новшеств лежат в фактах культуры, их языковое выражение определяется структурными особенностями данного конкретного языка. Это обстоятельство и дает нам основание говорить о возможности опосредствованных влияний культуры на язык.
Теперь обратимся к другой оговорке. До сих пор разговор шел о развитии языка и его зависимости от культурного развития народа, а также о большем или меньшем богатстве духовного содержания (говоря словами Большой советской энциклопедии) того или иного народа и влиянии этого обстоятельства на структуру языка. Но связь между языком и культурой можно рассматривать и с точки зрения своеобразия форм того и другого явления. И в этом последнем случае мы можем обнаружить значительную близость между языком и культурой. Простейшим образом эта близость обнаруживается в наличии ряда слов, связанных с реалиями, характерными для той или иной культуры и поэтому, как правило, с большим трудом и только описательно переводимыми на другой язык. Так, в якутском языке существуют следующие слова, которые не имеют прямых эквивалентов в русском языке: собоо - сделаться невкусным (о мясе изнуренного животного), туут - лыжи, подбитые кожей, олоо - зимовать на подножном корму (только о лошади) и т. д. Другим свидетельством данной зависимости языка от культуры является структура всего словаря языков, в которых можно выделить различные лексические категории, связанные с характерными для данной культуры чертами. Здесь имеет значение и количественный момент, так как обычно более существенные для данного народа явления имеют более подробную номенклатуру. Зависимость между культурой и языком (точнее, его лексикой) этого порядка Э. Найда суммирует в следующих двух правилах:
Лексика, относящаяся к центральным элементам культуры, пропорционально более исчерпывающая, чем лексика, относящаяся к периферийным чертам культуры. Иными словами, объем словаря, относящегося к любому явлению культуры, прямо пропорционален ее культурной значимости.
Культурные подгруппы обладают пропорционально более обширной лексикой в сфере их различий.
Известного рода культурные модели лежат и в основе метафорических обозначений психических состояний, когда печаль, например, обозначается в племени хаббе в Судане выражением «иметь больную печень», племя бамбара (также в Судане) употребляет в этом случае выражение «иметь черный глаз», а мосси (к северу от Золотого Берега) - «иметь гнилое сердце», а удук (в Судане) - «иметь тяжелый желудок». Более отдаленная связь между лингвистическими и культурными моделями скрывается в оборотах типа русского ушко иглы, который по-английски будет иметь буквальное значение «глазок иглы», у индейцев кекчи - «лицо иглы», у племени пирро в Перу - «ноздря иглы», у племени хакачин в Бирме - «рот иглы», у племени амузгос в Мексике - «дыра игла» и пр.
Зависимость между языком и культурой проявляется не только в лексике, но также и в грамматике, хотя и не столь очевидным образом. Так, в языке Новой Каледонии присутствуют две посессивные системы, первую из которых можно условно назвать близкой (или интимной) принадлежностью, а вторую - далекой принадлежностью. Первая система охватывает имена со значением «мать», «печень», «потомок», а вторая - «отец», «сердце», «жизнь». На первый взгляд такое распределение представляется совершенно произвольным. Однако оно становится понятным, если учесть, что в Новой Каледонии издавна господствовал матриархат, что печенка символизирует всего человека (это значение она имеет и в обряде жертвоприношения), а потомок, воплощающий собой продолжение жизни, имеет большее значение, чем жизнь его родителей.
Подобного рода примеры, количество которых можно умножить почти безгранично, убедительно свидетельствуют в пользу того положения, что своеобразие форм культуры, как правило, находит отражение в языке.
5. Заключение
Выше были рассмотрено влияние истории народа на развитие языка. Теперь остается выяснить кардинальный вопрос всей этой проблемы: в какой мере история народа может воздействовать на законы развития языка?
Очевидно, что между определенным аспектом языка и общественными процессами можно установить известную общую зависимость, как это имеет место и в других разобранных выше случаях. Например, развитие языка в направлении от языка племенного к языку народности и от этого последнего к национальному возможно только потому, что такова закономерность развития общества. При этом прохождении языков по отдельным этапам развития в них возникают явления, свойственные только каждому этапу в отдельности. Так, по-разному складываются отношения между территориальными диалектами и языком народности, с одной стороны, и между Территориальными диалектами и национальным языком - с другой. Изменение этих отношений, в свою очередь, не может не наложить своего отпечатка и на структуру языка. Но такая зависимость в каждом отдельном языке принимает глубоко своеобразные формы не только потому, что превращение, например, языка народности в национальный язык происходит всегда в особых исторических условиях, но также и потому, что каждый язык обладает специфическими для него структурными особенностями. Структурное же различие языков приводит к тому, что каждый из них может реагировать далеко не одинаково на одни и те же стимулы. Но возможны и иные типы зависимости развития языка от истории народа.
Как выше многократно отмечалось, развитие языка в конечном счете стимулируется потребностями общения, осложняющимися с развитием общества. Язык развивается до тех пор, пока он функционирует в качестве средства общения в среде какого-либо общества, и когда он лишается этих функций (или сужает их до вспомогательного «языка для связи» между разноязычными представителями замкнутого профессионального круга, как например, латинский в средние века), он превращается в «мертвый» язык. От общества язык получает стимулы для своего развития, и стимулы эти носят определенный характер, поскольку они рождаются в конкретно-исторических условиях.
Однако те изменения в общественной жизни, на которые язык в процессе своего развития реагирует, выражаются в языке в соответствии со свойственными ему структурными особенностями. Таким образом, явления развития языка в этом аспекте представляются определенными, зависящими от структуры языка способами реализации внеязыковых стимулов, которые рождаются историей народа. Этим общим положением определяется данный и наиболее наглядный тип зависимости развития языка от истории общества.
История народа вместе с тем не представляет абсолютно безразличного агрегата, роль которого сводится только к тому, чтобы приводить в действие развитие языка. Конкретные пути истории народа, те или иные их направления, создаваемые ими условия функционирования языков - все это может привести к возникновению в языках новых явлений, настолько вживающихся в структуру языка, что они принимают уже закономерный характер.
Таким образом, мы приходим к следующим выводам. История народа не создает законов развития языка, но служит общим стимулом его развития. Но история народа может способствовать - опосредствованно через структуру языка - созданию в языке конкретных новых явлений, принимающих иногда закономерный характер.
6. Используемая литература
1. Лингвокультурология: учеб. Пособие для студ. высш. учеб. заведении. - 3-е изд., исп. - М.: Издательский центр «Академия», 2007.
с указанием темы прямо сейчас, чтобы узнать о возможности получения консультации.На современном этапе развития науки все очевиднеестановится необходимость комплексного изучения языковых и социокультурныхпроцессов в их функциональном взаимодействии в ходе исторического развитияобщества. Целесообразность подобного подхода обусловлена, в частности,невозможностью рассмотрения целого ряда важнейших языковых явлений в отрыве отусловий функционирования общества, развития его культуры. Соответственно учетязыкового контекста имеет большое значение для адекватного освещения вопросов,находящихся в поле зрения таких смежных научных дисциплин, как культурология,социология, история и т.д.
Изучение вопроса о соотношениифеноменов «язык» и «культура» во многом затруднено отсутствием четкого инепротиворечивого определения понятия «культура», разработанногопонятийно-терминологического аппарата. Специалисты насчитали не менее 600определений культуры, однако разброс в интерпретации объема понятия «культура»в них настолько велик, что некультурологу весьма непросто сориентироваться вэтом море дефиниций, в силу чего зачастую ему приходится в конечном итогедовольствоваться обыденным представлением о культуре. Не вдаваясь в детали этихопределений, отметим, что культура в них нередко отождествляется либо со всейсовокупностью духовных и материальных ценностей, созданных человеком, и т.п.Соответственно варьируется и представления о роли языка в культурном процессе (ср.:часть/ элемент/ инструмент/ форма и пр. культуры). В целом диапазон оценоквключает либо полное растворение языка в культуре (причем языку нередконеправомерно приписывается лишь сугубо инструментальная роль), либо, напротив,отрицание прямой взаимосвязи обоих феноменов. Не можем не заметить, что ведущиесяпо этому поводу дискуссии зачастую носят схоластический характер.
Из широкого круга вопросов,охватываемых проблемой «Язык и культура», наиболее разработанными в настоящеевремя являются лишь некоторые аспекты, касающиеся, например, роли языка вхудожественном творчестве, а также «отражательной» или «познавательной» функции языка. В последнем случае исследователи обычно оперируют расширительнымпониманием культуры как совокупности материальных и духовных ценностей,созданных человеком. Причем язык рассматривается как своего рода «слепок» тогоили иного культурного слоя, как исторически изменчивый набор обозначений,фиксирующих культурный прогресс общества, его историческую эволюцию. Инымисловами, язык фиксирует цивилизационные напластования, многие из которыхявляются предметом специальных этимологических разысканий.
При написании настоящей работы мыставим перед собой задачу рассмотреть в определенном ракурсе проблемувзаимодействия языка и культуры в истории этноса, отнюдь не претендуя насколько-нибудь исчерпывающее освещение этой комплексной и многоаспектной темы.При этом особый интерес для нас представляли вопросы, существенные дляпонимания рада конвергентных и дивергентных процессов, сопровождающихформирование поли- и монокультурных этнических общностей.
Исходным был системно-функциональныйподход к феноменам «язык» и «культура». В своем понимании феномена культуры мыруководствовались концепцией, согласно которой культура является системой духовногоосвоения действительности, включающей производство, хранение, распределение и потреблениедуховных ценностей.
При сравнении обеих систем мыобращали особое внимание на их сущностные, т.е. субстанциональные, ифункциональные параметры.
В нашем представлении обафеномена - язык и культура - являются автономными, но вместе с тем тесновзаимодействующими знаковыми системами, соотнесенными с мышлением икоммуникацией. Следует, однако, подчеркнуть несколько важных моментов:
ü обе системы имеют комплексныйхарактер, так как они используют некоторое множество знаковых систем;
ü знаковые системы, характерные дляязыка, являются изофункциональными, однородными. Они манифестируются в видеразличных форм существования этнического языка (литературный язык, обиходно-разговорнаяречь и пр.), используемых как в звуковой, так и в графической реализации. Всилу этого можно говорить о гомогенности языка как системы в целом;
ü знаковые системы, используемые вкультуре, весьма разнообразны и неоднородны, они существенно отличаются друг отдруга. Так, в работах М. Кагана называются как рядоположенные (что, на нашвзгляд, весьма спорно, если учесть несопоставимую значимость сравниваемыхкомпонентов) такие «языки», как кинетический, звукоинтонационный, вербальный,звуковая сигнализация, иконический язык. Разнородность этих «языков» позволяетговорить о гетерогенности культуры как феномена;
ü оба феномена, как уже отмечалось,тесно связаны с мышлением и коммуникацией, однако значимость этой взаимосвязи,ее удельный вес существенно отличаются друг от друга. Так, коммуникативная функциябезусловно превалирует в языке, является его доминирующим функциональнымназначением. В культуре, напротив, преобладает функция эстетическая, преждевсего это установка на эстетическое самовыражение личности, творца. В каком-тосмысле автор может быть индифферентен к тому, как будет воспринято современныммассовым потребителем его произведение, найдет ли оно своих почитателей либо,напротив, предвосхитит будущий виток в развитии культуры и соответственно небудет понято современниками. Таким образом, с определенной долей условностиможно говорить о том, что в языке как феномене преобладает установка намассового адресата, в то время как в культуре более ценится элитарность, а немассовость (ср. отношение к массовой культуре, тиражирующей некоторыестереотипы на «потребу» публике). Справедливости ради следует, впрочем,отметить, что оппозиция «массовость-элитарность» в какой-то мере правомерна идля языка как токового. Мы имеем в виду особую престижность, элитарностьлитературного языка, изначально имевшего узкую социальную базу. Так, например,в древнечешский период, по мнению ученых, всего лишь два-три процента носителейчешского языка были грамотными, т.е. могли в той или иной мере владеть нормойлитературного идиома: это было духовенство, позже к их числу присоединились феодалы,высшее бюргерство и т.п. Далее, культивирование литературного языка,целенаправленно осуществляемое его кодификаторами, также отражает своеобразныйязыковой эстетизм (языковая культура), принципы которого меняются в зависимостиот действующих речевых канонов. Так, в эпоху чешского Возрождения намереннокультивировалось значительное отличие поэтического языка (как в прозе, так и впоэзии) от языка разговорного, языка «улицы». Впоследствии на протяжениидлительного времени, во всяком случае вплоть до первой половины XX в., действовало правило следованияобразцовой речи так называемого хорошего автора. Примечательно, что по словамчешского реализма, Я. Неруда, настойчиво добивался от чешской общественнойэлиты, чтобы она использовала в своем непринужденном общении отнюдь необиходно-разговорный, а литературный язык со всеми его атрибутами. Практикасовременной языковой коммуникации убедительно показывает, насколько безуспешнымибыли эти попытки: языковая эстетика все в большей степени тяготеет кразговорности, экспрессивности, а отнюдь не к рафинированной литературнойнорме. Ныне практически во всех славянских языках в качестве своего рода«эталонной речи» утверждается язык средств массовой коммуникации, публицистики.Проявлением элитарности, своего рода социальной маркированности было инамеренное использование иностранного языка, скажем французского, варистократической среде России, немецкого - в среде чешской знати и богатогомещанства. Впрочем, с течением времени использование социально маркированныхидиомов стало утрачивать свою кажущуюся притягательность. Социальная база литературного языка существенно расширилась;
ü как в языке, так и в культуредействует сходная коммуникативная цепочка: генератор (коммуникатор),порождающий определенный текст (причем, как справедливо отмечает П. Зима, невсякий порождаемый текст есть произведение культуры и не всякое произведениекультуры воплощается с помощью языковых средств) – каналы коммуникативнойсвязи, обусловливающие как синхронную, так и диахронную трансляцию текста, - адресат/ реципиент/ коммуникант как финальный пункт коммуникативной цепочки.Несмотря на то что технические возможности современных каналов коммуникативнойсвязи допускают использование для фиксации, хранения и передачи информации различныхсемиотических систем, а также их комбинаций, преимущества языковой знаковойсистемы неоспоримы. Это обусловлено такими ее свойствами, как универсальность,способность к постоянному развитию, совершенствованию, стабильность (гибкая),полисемантичность (что важно для экономии языковых знаков), богатсвовыразительных средств, высокая степень аналогичности в репродукции схем, что способствуетоперативной «расшифровке» информации, и т.п. Важно, однако, подчеркнуть, чтопри коммуникативном, осуществляемом с помощью языковых средств, особое значениеимеет соответствие языковой компетенции обоих участников коммуникативного акта,предполагающей не только знание нормы употребляемого языкового идиома, но иумение его адекватно использовать сообразно существующему коммуникативномустандарту. В противном случае может возникнуть коммуникативный сбой, своегорода коммуникативный шок у адресата, которому предназначается информация (чаще всегоэто происходит при необоснованном нарушении нормы в случаях престижного, эталонногоречевого употребления: ср. ошибки в речи дикторов радио- и телевещания, впубличных высказываниях государственных деятелей и т.п.) Иными словами,коммуникатор «кровным образом» заинтересован в том, чтобы порождаемая иминформация быстро, без потерь, с адекватной реакцией была воспринята адресатом.Напомним, что в культуре, как уже отмечалось, фактор подобной взаимной компетентностине столь актуален.
Квалифицируя язык и культуру какавтономные системы, отличающиеся друг от друга как в субстанциональном, так и вфункциональном отношении, следует иметь в виду их тесное взаимодействие, какопосредованное, так и непосредственное. В первом случае мы имеем в виду, чтооба феномена соотнесены с мышлением и соответственно через эту связь соединеныопосредованно друг с другом. Являясь неотъемлемым компонентом мышления, т.е.логико-рационального осмысления мира. Язык принимает участие во всех видах духовногопроизводства, независимо от того, используют ли они слово в качественепосредственного орудия творчества. Материализуя общественное сознание,языковая знаковая система является носителем, а следовательно, и хранителеминформации, т.е. тех или иных понятий и суждений об окружающем мире. Заметим,что диапазон этой информации практически безграничен: от логико-рациональногодо чувственно-эмоционального восприятия мира. Появлению соответствующегоязыкового наименования, т.е. знака, предшествует сложный процесс препарации иклассификации понятия в соответствии с выразительными возможностями конкретногоязыка.
Тесно взаимодействуя друг с другом, оба феномена имеют большую зону пересечения в силу того, что язык являетсяодним из важнейших способов объективации, экстериоризации культуры, выполняет вней существеннейшую эстетическую функцию. Следует, однако, учесть, что равнокак и культура имеет неязыковую сферу ее реализации, так и язык используется нетолько в культуре, но и гораздо шире - в системе общественной коммуникации вцелом.
В культурологической литературе, какуже отмечалось, превалирует квалификация языка как инструмента культуры. Врядли нужно специально доказывать, что это обедняет значимость языка вхудожественной творчестве, где его роль куда более сложна и многогранна. Преждевсего язык делает возможным полное протекание культурного цикла, то естьупомянутую выше коммуникативную цепочку: духовное производство - хранение итрансляцию (как по горизонтали, так и по вертикали) духовных ценностей – и,наконец, их потребление. Особенно очевидна значимость языка в вербальных видатворчества, и прежде всего в художественной литературе, где языковые средствавыполняют важную эстетическую функцию, являются органичной составной частьюструктуры произведения, играют важную роль при воплощении художественногообраза.
Язык и культура – вот чтохарактеризует любой этнос, на какой бы стадии эволюции он ни находился. Ониобъединяют и роднят членов этноса перед силами природы и перед другимиэтносами. Язык и культура отличают один этнос от другого, и вместе с тем черезних открываются способы общения и даже сближения разных этносов.
До сих пор язык и культура никогда небыли единообразными сущностями. Они жили вместе со своими народами. Онипостепенно изменялись, превратившись у современных народов в иерархии или всистемы разновременных состояний.
Обычно попытки решить проблему взаимоотношения языка икультуры в лингвистике опираются на частнонаучные методологическиепредставления языковедов и на частнонаучные представления культурологов.
Традиционным способом решения этойпроблемы является подход к чисто лингвистическим задачам при использованиинекоторых представлений о культуре. Первой попыткой такого рода были работыА.А. Потебня, особенно его книга «Мысль и язык», затем следует назвать работы Ш. Балли и Ж. Вандриеса. Результаты попыток решения проблемы языка и культуры впервую очередь зависят от представлений о языке и культуре, которыми обладаетисследователь. Обычно разобраться в этой проблеме пытались лингвисты, длякоторых культурологические знания были всегда в известной мере периферийными. Попыткаодновременного использования и лингвистического и культурологического подходовдля выработки общеметодологических целей можно назвать совместную работу,проведенную под эгидой Мичиганского университета в 1951/52 учебных годах 16специалистами, руководимыми Ч. Стивенсоном, итогом которой была коллективнаямонография «Язык, мышление, культура» под редакцией П. Хенле.
Одна из попыток ответить на вопрос овлиянии отдельных фрагментов (или сфер) культуры на функционирование языка вобществе оформилась в функциональную стилистику Пражской школы и современнуюсоциолингвистику. Другая частная задача, решаемая в рамках проблемы языка икультуры, - влияние культурного окружения личности на формирование ее языка вонтогенезе. Различное владение литературной нормой национального языкаопределяет место на социальной лестнице. В этой связи нужно упомянуть работы Б.Бернстайна.
Решение проблемы влияния культуры наречевой онтогенез личности путем сопоставления национальных культур инациональных языков аналогично тому, которое предлагается теориейлингвистической относительности Сепира-Уорфа. В последнее времяэтнопсихолингвистика, возникшая в психолингвистике как ее специализированнаячасть, пытается предложить решения национально-культурной специфики речевого инеречевого общения.
Психолингвистика изучаетуниверсальный внутренний психический механизм производства и восприятия речи, аэтнопсихолингвистика пытается исследовать наблюдаемые формы функционированияэтого механизма, реализуемые всегда в национальном языке и национальнойкультуре.
Стремление рассматривать язык икультуру в их единстве, точнее, в их взаимосвязи основывается на их явно илинеявно постулируемом онтологическом единстве. Для решения проблемы языка икультуры в общем виде или в форме частных задач необходимо установить формыобъективного единства языка и культуры. Представляется возможным проблемуонтологического единства языка и культуры решить в виде ряда подпроблем:интегративные связи языка и культуры
ü в коммуникативных процессах;
ü в онтогенезе(формирование языковой способности в системе высших психических функций,передача человеческих способностей в пространстве и времени);
ü в филогенезе (формированиеобщественного, родового человека).
В качестве исходного положения длярешения онтологического единства языка и культуры можно взять утверждение, чтоинтеграция языка и культуры осуществляется при помощи некоторого промежуточногообразования, входящего как в язык, так и в культуру. Такой промежуточныйэлемент, обеспечивающий онтологические единство языка и культуры, имеется – этоидеальное, входящее в язык в виде значения языковых знаков и существующее вкультуре опосредованно (превращенно) – в форме предметов культуры, т.е. вопредмеченной форме, и в деятельностной форме, т.е. в форме деятельности, инепосредственно – в образе результата деятельности и в образе адекватнойдеятельности, ведущей к этому результату. Итак, идеальное - это интегрирующееязык и культуру образование, это форма существования объективного единстваязыка и культуры.
Прежде чем рассмотретьметодологические схемы решения проблемы языка и культуры, укажем на частныевопросы, в которые эта проблема трансформируется в лингвистике. Эти вопросы вобобщенном (и неизбежно огрубленном) виде могут быть сформулированы так:включен ли язык в культуру, и если да, то как? Включена ли культура в язык, иесли да, то как?
На первый вопрос можно ответитьутвердительно, так как тело знака (означающее) является культурным предметом, вформе которого опредмечена языковая и коммуникативная способность человека,значение знака – это также культурное образование, которое возникает только вчеловеческой деятельности. Язык, с одной стороны, артефакт, используемый вонтогенезе для формирования языковой и коммуникативной способности в речевойдеятельности, которая представляет собой единство процессов опредмечивания этихспособностей в форме тел языковых знаков и рапредмечивания, когда на телаязыковых знаков направлена адекватная форме тел знаков речевая деятельность(говорение, слушание, письмо, чтение). С другой стороны, в ходе многократныхповторений распредмечивания тел языковых знаков, в форме которых опредмеченыязыковая и коммуникативная способности, последние, переходя в деятельностнуюформу, закрепляются в теле человека (не опредмечиваясь, так как форма телачеловека при этом не изменяется) как умение и навыки осуществления речевыхдействий. Следовательно, язык не целиком входит в культуру, нуждаясь в такомприродном предмете, как тело человека. Иначе говоря, язык для своего существования,т.е. для передачи от одного поколения к другому умений и навыков говорения ислушания, нуждается во внешних по отношению к телу человека культурныхпредметах, в форме которых застыли (опредметились) эти умения и навыки.Следовательно, язык, существуя в опредмеченном виде в телах языковых знаков и вформе умений и навыков в теле человека, имеет две формы проявления: культурную- тело языкового знака и природную- тело человека.
На второй вопрос также можно ответитьутвердительно, так как содержание коммуникации - это знания о культурныхпредметах; если это будут не культурные, а природные предметы, не вовлеченныенепосредственно в деятельность, можно легко показать, что они становятся предметамикоммуникации, только будучи познанными (в той или иной форме), т.е.соотнесенные с эталонами восприятия, сформированными в культуре. Кроме того,цели коммуникантов - производное их деятельности. И, наконец, культура включенав язык в том смысле, что вся культура может быть отображена (смоделирована) втексте.
Итак, онтологическое единство языка икультуры обеспечивается идеальным, входящим как в язык, так и в культуру. Таккак идеальное возникает только в деятельности человека, то онтологическая картина,в которой может быть вычленено и исследовано идеальное - звено, интегрирующееязык в культуру, - может быть только деятельностной онтологической картиной. Всоответствии с деятельностной онтологией идеальное возникает только у человека,совершающего определенную деятельность, и возникает в форме образа результатадеятельности, т.е. в форме, которую примет объект деятельности в процессе воздействияна него.
Такое представление об идеальном какнеобходимом элементе любой целенаправленной деятельности было обосновано А.Н.Леонтьевым и Э.В. Ильенковым. Понимание идеального связано у них с предметнойдеятельностью, в которой идеальное возникает как ее необходимый момент.Потребление и производство предмета в производственной деятельности связано снеобходимостью его идеального представления как результата деятельности. Э.В.Ильенков писал по этому поводу: «В виде активной, деятельной способностичеловека как агента общественного производства предмет как продукт производствасуществует идеально, т.е. как внутренний образ, как потребность, как побуждениеи цель человеческой деятельности. Идеальное есть поэтому не что иное, как формавещи, но вне этой вещи, а именно в человеке, в виде формы его активной деятельности».
Общественному человеку идеальный образ задан обществом какобраз потребности, потребного результата, продукта деятельности, т.е. идеальноесуществует для человека как момент деятельности. Здесь можно опереться на мысльК. Маркса: «И если ясно, что производство доставляет потреблению предмет в его внешнейформе, то столь же ясно, что потребление полагает предмет производства идеальнокак внутренний образ, как потребность, как влечение и как цель».
Итак, деятельность в начале своегоразвертывания содержала идеальное только в форме образа результата, и этотобраз был достоянием сознания субъекта деятельности. В процессе достижениярезультата субъект приспосабливает деятельность к свойствам субстанцииприродного объекта, превращаемого в культурный предмет, ориентируясь при этомтакже и на образ результата. Эти два ограничения - свойство субстанцииприродного объекта и образ результата - вынуждают субъекта использоватьадекватную этим ограничениям форму деятельности. Следовательно, уже в процесседеятельности в сознании субъекта формируется представление об адекватнойдеятельности, т.е. формируется ее идеальный образ. Очевидно, что таким путем впроцессе деятельности у субъекта сформировался новый образ сознания. Если доначала деятельности в сознании субъекта был уже один идеальный образ (кстати,сформированный также в деятельности, но в другой, ранее совершенной) о предметекультуры, то в самой деятельности формируется еще один новый образ сознания вдеятельностной форме существования предмета культуры.
Э.В. Ильенков показал, что идеальноекак образ потребного результата существует в общественно-определенной формедеятельности, направленной на достижение этого результата: «Идеальноенепосредственно существует только как форма (способ, образ) деятельностиобщественного человека (т.е. вполне предметного, материального существа),направленной на внешний мир». Кроме того, идеальное существует и какопирающаяся на слова, язык деятельностная способность воссоздать потребныйпредмет, а также как внутренний образ, зафиксированный в теле человека (втелесно- вещественных структурах мозга) и в теле языка.
Важно подчеркнуть, что мир идеальныхобъектов, т.е. мир значений, формируемый в деятельности, не существует нетолько вне общественного человека, но он не существует также и вне системыдругих форм проявления деятельности. Именно поэтому мир идеальных объектов,существуя при опоре на тела языковых знаков (т.е. как мир языковых значений),умопостижим при восприятии речи только как реальный мир, преобразованный вчеловеческой деятельности.
Деятельность, направленная наприродный предмет, превращает его в продукт (культурный предмет) и начинаетсуществовать в нем в снятой, опредмеченной форме, т.е. деятельность существуеткак процесс, как продукт и идеально как представление о форме деятельностиобщественного человека, застывающей в продукте, как образе результата.
Продукт труда - это суть предметакультуры. Развивая это положение, В.М. Межуев обосновывает связь деятельности икультуры: «Согласно марксистскому пониманию деятельности какчувственно-практической деятельности, любая историческая форма этойдействительности должна рассматриваться не как независимое от человекаприродное тело, а как предметное воплощение его субъективности, то естьисходящей от него как от субъекта деятельности активности. Именно в этом своемкачестве (в качестве предмета, средства и результата человеческой деятельности)действительность и раскрывается в историческом познании как особая сфера - сфера культуры».
Для нас из анализа связи деятельностии предметной культуры самый важный вывод состоит в том, что и деятельность, ипредметы культуры содержат в себе идеальное в прямом или снятом виде.
Форма предмета культуры,существовавшая перед началом деятельности идеально в виде образа результата,может также существовать идеально в виде значения слова, опираясь на другойчувственно воспринимаемый предмет (например, слово). В анализе связидеятельности, культуры и языка существенно, что идеальное, возникнув вдеятельности культуры и языка существенно, что идеальное, возникнув вдеятельности (а для формирования способностей ее совершения у каждого поколениялюдей нужны культурные предметы), начинает использоваться в общении,ассоциируясь с другими предметами, которые употребляются не в своей предметной,а в символической, знаковой функции. Таким образом, идеальное являясь вдеятельности, «передается» языку для обеспечения общения: общность значения укоммуникантов позволяет им указывать при помощи тела знака, произнесенного илинаписанного, на это значение, находящееся в сознании каждого общающегося.
Общность деятельности и культуры,создаваемая идеальным, обосновывается также в представлении о культуре каксредстве саморазвития человека и о деятельности как единстве опредмечивания/распредмечивания. Предмет культуры, т.е. природный предмет, ставший продуктомдеятельности, наряду «со своими полезными свойствами одновременно сохраняет всебе, предметно воспроизводит и саму человеческую способность, создавшую его».Предмет культуры может быть потреблен, т.е. просто использован благодаря своимполезным свойствам, а может быть распредмечен, в результате чего у человекаформируется способность создавать подобные предметы, которая для передачи еевнегенетическим путем в пространстве и времени была опредмечена в конкретнойформе.
Процессы производства и потребленияпредметов культуры описываются категориальной парой понятий опредмечивания/распредмечивания.
Человеческая способность, которая впроцессе деятельности переходит в свое деятельностное состояние, т.е. в формуопределенной деятельности, затем застывает в снятом, непрямом, превращенномвиде в форме предмета - продукта деятельности. В такой опредмеченной формеспособность человека как общественного человека транслируется в пространстве ивремени и может быть сформирована у другого человека в ходе деятельностираспредмечивания. Распредмечивание застывшей в форме предмета человеческойспособности происходит тогда, когда на предмет направлена так называемаяадекватная форме предмета деятельность, в которой только и может бытьсформирована человеческая способность.
Эти процессы опредмечивания ираспредмечивания человеческих способностей включают в себя и язык, так каквсегда происходят в общении, опирающемся на связь идеального с телами языковыхи неязыковых знаков.
Речевые тексты как знаковые носителиидеального всегда сопровождают его существование в предметной деятельности.Введение деятельностной, предметной и знаковой форм существования идеальногоусложняет представления лингвистов о функциях речевых текстов, позволяетсоздать методологические основания для решения проблемы языка и культуры.
Речевые тексты, объясняемые впонятиях опредмечивания/ распредмечивания, представляют собой сложнейшиеобразования. С одной стороны, они суть предмета, в форме которых опредмеченынекоторые способности человека, а с другой - это знаковые образования, вкоторых зафиксированы, но не опредмечены, не запечатлены в самой форме знаковидеальные образования, на которые языковые знаки только указывают косвенно,непрямо, превращенно. Для распредмечивания речевого текста необходимылингвистические знания, а для распредмечивания предметов, на которыеуказывается в тексте, требуются также и энциклопедические знания. Различиедвух видов знаний, необходимых для понимания текста уже давно в разной формеосознается в лингвистике. Эта двойственная противоречивая характеристикаречевых текстов, впрочем, свойственна всем знакам.
Какие же способности человекаопредмечены в речевых текстах? В текстах опредмечены речевые умения и навыки(говорение, слушание, письмо, чтение). Овладевая отдельными видами речевойдеятельности, человек переводит в действующую форму человеческие способности,опредмеченные в речевых текстах, и присваивает эти способности в виде речевыхумений и навыков. Совершенно очевидно, что распредмечивание речевых текстов сцелью присвоения человеческих способностей происходит на стадии формированияумений и навыков, когда тексты служат учебным материалом, а затем речевыетексты, вернее, их формы служат скорее предметом потребления (а не распредмечивания),в процессе которого только поддерживаются сформированные речевые умения инавыки.
В качестве предварительного выводапредставляются обоснованными следующие утверждения.
Тела языковых знаков (означающие) вустной и письменной форме являются культурными предметами, в форме которыхопредмечены способности человека к производству и восприятию языковых знаков.
Идеальное в качестве побочногопродукта деятельности генетически не связано с языком, но обусловливаетонтологическое единство языка и культуры, будучи “передано” из деятельности вобщение, для которого оно создает предпосылку (в виде общности сознанийкоммуникантов) взаимопонимания в ходе манипулирования телами знаков вмежсубъектном пространстве в качестве средств указания на общие для обоихкоммуникантов образы сознания. Речевые высказывания (тексты) являютсякультурными предметами в своей субстанциональной форме (и звуковой, иписьменной). В текстах опредмечены способности строить речевую цепочку испособности организовать речевые общение (привлечь внимание собеседника;сориентироваться в нем, в его качествах; ориентировать собеседника в себе, всвоих качествах, целях и мотивах общения; заинтересовать сообщением;сориентировать его в совместной посткоммуникативной деятельности, ради которойосуществлялось общение, и мотивировать ее). Функция текстов в общении (икультуре в целом) - задать слушающему (читающему) некоторую совокупность правилих смыслового восприятия, точнее, дать для распредмечивания культурный предметпобочным продуктом этого распредмечивания является образ текста, проекциятекста, т.е. ментальное образование, называемое обычно содержанием текста,которое к языку никакого отношения не имеет, а является идеальной формойсуществования культурных предметов, описанных в тексте.
До этого шла речь о текстах, в которыхотображались идеальные образования, возникающие в процессах опредмечивания/распредмечивания, т.е. в деятельности. Но кроме деятельности есть активность,когда люди воздействуют не на предметы, - это общение. Здесь передаются отодного человека к другому способности к общению, закрепляющиеся в теле человекав виде умений и навыков общения. В отличие от предметов, в форме которыхзастывает действующая способность, в человеке способность к общению нефиксируется в изменениях формы его тела в однозначном виде, хотя такого влиянияполностью отрицать нельзя. Поэтому человек не может служить для другогочеловека в качестве объекта для распредмечивания; передача способности кобщению чаще всего происходит путем демонстрации действующей способности, т.е.образцов общения, в виде описания этих образцов в знаках, хотя частоиспользуется способ передачи способности, заимствованный из предметнойдеятельности: путем создания «искусственного тела» человека, путем созданиякостюма, форма и отдельные элементы которого играют ту же роль, что формапредмета в деятельности; эта форма сигнализирует о необходимости использованияадекватного ей общения и адекватного способа производства речевых высказываний.
В обществе существует институт,специализирующийся на передаче в пространстве и времени способности к общению,- это институт праздника (и в первую очередь институт театра), основная функциякоторого - формировать навыки общения и способ формирования этих навыков - демонстрация образцов общения, демонстрация действующей способности.
В пространстве и времени человеческиеспособности к предметной деятельности передаются как опредмеченные в формеобъекта деятельности и описанные при помощи знаков; точность восприятияописания этих человеческих способностей жестко контролируется формой предмета.
Человеческие способности к общению,не опредмеченные в форме тела человека, но зафиксированные в его теле в видеумений и навыков общения, передаются от человека к человеку путем демонстрацииобразцов общения, путем показа действующей способности и в форме описания припомощи знаков; точность восприятия описания человеческих способностей кобщению нежестко контролируется демонстрацией образцов общения, котораяпринципиально вариативна, так как точность демонстрации зависит от конкретногоисполнителя.
Иначе говоря, существуют речевыетексты, описывающие человеческую деятельность, и речевые тексты, гдеописывается общение; точность восприятия текстов первого типа контролируетсяжестко, высокая точность восприятия текстов второго типа не может бытьобеспечена. Эти два типа текстов образуют две крайние точки континуума, междукоторыми могут быть размещены все мыслимые в обществе тексты; критерийразмещения текстов между этими крайними точками - практикуемая в обществестепень точности восприятия. На одном конце располагаются тексты с описаниемтехнологических процессов производственной деятельности, а на другом - текстытеатральных пьес, поэтические тексты.
Таким образом, в настоящее времяодним из наиболее адекватных способов формирования методологических схеманализа проблемы языка и культуры являются попытки установления связи языка икультуры на основе их онтологической общности, объективной формойсуществования которой является идеальное.
