Лев Николаевич Толстой всегда говорил о художественном произведении как о собрании мыслей, «сцепленных между собой» и только в таком сцеплении существующих. А всё произведение – «лабиринт сцеплений». Смысл его рождается из «сцепления» образов, эпизодов, картин, мотивов, деталей. Толстой всегда иронически отзывался о тех читателях, которые пытаются найти отдельные мысли в отдельных сценах. Каждая малая сцена уже несёт «большую» мысль всего романа. Она как грань, как один из поворотов в «лабиринте».
Дуэль Пьера с Долоховым является одним из важнейших рубежных событий на жизненном пути Пьера, окончанием одного этапа и началом другого.
Уже во время обеда, предшествующего дуэли, Пьер сидел, «остановив глаза, с видом совершенной рассеянности… Лицо его было уныло и мрачно». Он полностью погружен в себя. Создается ощущение, что его мучит проблема, которую он не может для себя разрешить. В нем как будто сталкиваются два начала: свойственное ему благодушие и начало, чуждое ему: агрессивность, эгоизм, присущее таким героям, как Долохов, Анатоль Курагин, Наполеон. Оба эти начала продолжают бороться в Пьере на протяжении всего эпизода.
И постепенно то состояние, которое Лев Николаевич называл словом «война», начинает овладевать героем:
Пьер взглянул на Долохова, зрачки его опустились, что-то страшное и безобразное, мутившее его во все время обеда, поднялось и овладело им.
Далее, казалось бы, победа этого начала не была столь безоговорочной, так как Пьер не был уверен в вине Долохова и в своем праве судить его. Но надежда оказалась иллюзорной, потому что тут же отрезвляюще зазвучало, что «именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли, он с особенно спокойным и рассеянным видом…спрашивал: «Скоро ли и готово ли?». А дальше, в ответ на робкую мысль, что то, что они с Долоховым затеяли, «ужасно глупо», звучит резкое:
Нет, об чем же говорить!.. Все равно…
Разум Пьера уже не подчиняется ему, герой не управляет собой. И это происходит не только с Пьером, но и с другими героями. Добрейший и честнейший Николай Ростов «недоброжелательно смотрел на Пьера» за обедом. Создается впечатление, что взоры героев подернуты пеленой. Ведь не зря, наверное, на поляне, где происходит дуэль, стоит такой туман, что герои плохо видят друг друга уже за сорок шагов. Они из-за тумана «неясно» различают, что в противоположные стороны разошлись люди, а не абстрактные фигуры. Для Долохова все, что происходит на поляне, - не дуэль, а охота: ему убить человека значит то же самое, что охотнику не упустить медведя. Но все-таки что-то героев смущает, что-то они различают в тумане, что-то их останавливает. Они медлят начинать. Все молчат.
Но для автора очевидно, что дело должно совершиться независимо от воли людей. И оно совершилось, несмотря на то что в Пьере всё же продолжается борьба. Автор говорит, что «Пьер быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки…», но подчиняясь окрику Долохова, стал целиться. На его лице улыбка «сожаления и раскаяния», но он беспомощен перед той силой, которая овладела им во время обеда.
После этого эпизода своей жизни Пьер на некоторое время погрузится в странное состояние. Он не сможет связать воедино исторические и жизненные факты, у него появится ощущение, что его разум работает вхолостую, он потеряет чувство целостности мира, который для него распадется на отдельные мелкие части, будучи ввергнутым в состояние «войны».
Так маленький эпизод становится лабиринтным поворотом большого романа, а заключённая в нём мысль – гранью той главной, которая на языке Толстого звучит как «война и мир».
Враги! Давно ли друг от друга
Их жажда крови отвела.
А. С. Пушкин
Лев Николаевич Толстой в романе «Война и мир» последовательно проводит мысль о предначертанности судьбы человека. Его можно назвать фаталистом. Ярко, правдиво и логично это доказано в сцене дуэли Долохова с Пьером.
Сугубо штатский человек - Пьер ранил на дуэли Долохова - бретера, повесу, бесстрашного вояку. А ведь Пьер совершенно не мог обращаться с оружием. Перед самой дуэлью секундант Несвицкий объяснил Безухову, «куда следует нажимать». «При слове три Пьер быстрым шагом пошел вперед... держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо, боясь, как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад... Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро глянул на Долохова и, потянув пальцем, как его учили, выстрелил...» Ответного выстрела не последовало. «...Слышны были торопливые шаги Долохова... Одною рукой он держался за левый бок...» Выстрелив, Долохов промахнулся.
Здесь, по мысли Толстого, совершилось высшее правосудие. Долохов, которого Пьер принял в своем доме по-приятельски, помог деньгами в память о старой дружбе, опозорил Безухова, соблазнив его жену. Но Пьер совершенно не готов к роли «судьи» и «палача» одновременно, он раскаивается в происшедшем, благодарит Бога, что не убил Долохова. Гуманизм Пьера обезоруживает, уже перед дуэлью он готов был во всем раскаяться, но не из страха, а потому что уверен в виновности Элен. Он старается оправдать Долохова: «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте,- думал Пьер.- Даже, наверное, я бы сделал то же самое. К чему же эта дуэль, это убийство?»
Ничтожество и низость Элен так очевидны, что Пьеру стыдно за свой поступок, не стоит эта женщина того, чтобы брать грех на душу - убивать за нее человека. Пьеру страшно, что он чуть не загубил собственную душу, как ранее уже - свою жизнь, связав ее с Элен.
После дуэли, увозя раненого Долохова домой, Николай Ростов узнал, что «До-лохов, этот буян, бретер,- Долохов, жил в Москве со старушкой матерью и горбатой сестрой и был самый нежный сын и брат...».
Здесь доказывается одно из утверждений автора, что не все так очевидно, понятно и однозначно, как кажется на первый взгляд. Жизнь намного сложнее и многообразнее, чем мы о ней думаем, знаем или предполагаем.
Великий философ Лев Николаевич Толстой учит быть гуманными, справедливыми, терпимыми к недостаткам и порокам людей, ибо «кто без греха».
Сценой дуэли Долохова с Пьером Безуховым Толстой дает урок: не нам судить, что справедливо, а что несправедливо, не все очевидное бывает однозначно и легко решаемым.
НЕСОСТОЯВШИЙСЯ ДУЭЛЯНТ И ЕГО ЛИТЕРАТУРНАЯ ДУЭЛЬ.
И.Н.Крамской Портрет Льва Толстого 1873 г.
Среди дуэлянтов, правда, к счастью, несостоявшихся, фигурирует граф Лев Николаевич Толстой. В мае 1861 года очередная ссора между Львом Толстым и Иваном Тургеневым, который, очевидно, не успел вовремя уехать в Баден-Баден, едва не закончилась дуэлью.
Известно, что классики часто расходились во взглядах на литературу и жизнь.
Поводом послужило воспитание внебрачной дочери Тургенева – Полины.
Толстой посчитал, что ситуация, когда «разряженная девушка» чинит «на коленях грязные, зловонные лохмотья» бедняков неискренна и более похожа на «театральную сцену». Эти слова вызвали гнев у Тургенева.
Он потерял самообладание и допустил несвойственную ему резкость:
«Если вы будете так говорить, я дам вам в рожу!»
По свидетельству Софьи Толстой, Иван Сергеевич хотел ударить Льва Николаевича.
Толстой, по случайности не получивший письмо с извинениями, отправил депешу с вызовом. Из-за отсутствия пистолетов предлагал стреляться на… охотничьих ружьях.
Чем бы вся эта толстовско-тургеневская эпопея кончилась, один Бог знает, но, к счастью, Толстой просветлился и простил обидчику слова: "дам в рожу".
А это ведь делает честь существу графского рода: это ведь очень обидные слова, и за них просто полагается требовать сатисфакции.
Слава богу, дуэль не состоялась, и писатели через 17 лет помирились.
Кстати, уже после примирения граф писал так: "Что за странный порыв, внедрившийся в наше сердце и старательно лелеемый затхлыми традициями гниющего круга феодалов!.. Здесь все гадко: и самый повод, который в большинстве случаев мелок, низок и ничтожен, и все эти переговоры, уславливания при этом с секундантами, которые без памяти, как сваты, хлопочут о чем-то… Но омерзительнее всего, конечно, состояние души. Каждого из дерущихся".
А теперь полистаем страницы "книги всех времен и народов" - романа "Война и мир", в котором Лев Николаевич ярко описывает дуэль между Пьером Безуховым и Федором Долоховым.
Рассмотрим героев:
В.Серов Пьер Безухов
ПЬЕР БЕЗУХОВ
Незаконнорожденный сын известного екатерининского вельможи, графа Безухова, ставший неожиданно наследником титула и огромного состояния. Мягок, неуклюж, любит пофилософствовать. Воспитывался за границей. Попав под влияние друга отца – князя Василия, женится без любви на его дочери Элен – первой красавице. Подозревая Долохова в связи с женой, вызывает его на дуэль. После чего, осознав развратность Элен, порывает с нею.
М.Башилов Пари Долохова 1866 г.
ФЕДОР ДОЛОХОВ
«Семеновский офицер, известный игрок и бретер» 25 лет.
Прототипы образа:
- кутила и храбрец Р.И.Дорохов, которого Толстой знал на Кавказе
- граф Ф.И. Толстой-Американец, родственник писателя
- А.С.Фигнер, партизан времен Отечественной войны 1812 года
Долохов «небогатый человек, без всяких связей». Но скучает в условиях обычной жизни и развлекается, совершая невероятные поступки. После очередного кутежа – истории с медведем и квартальным - Долохов был разжалован в солдаты. Однако во время военной кампании 1805-1807 г.г. вернул себе все регалии. Он провоцирует Безухова на дуэль, став любовником его жены.
А теперь мне остается процитировать строки из романа, посвященные этой дуэли.
Этот неразрешенный, мучивший его вопрос были намеки княжны в Москве на близость Долохова к его жене и в нынешнее утро полученное им анонимное письмо, в котором было сказано с той подлой шутливостью, которая свойственна всем анонимным письмам, что он плохо видит сквозь свои очки и что связь его жены с Долоховым есть тайна только для одного него.
Пьер вспоминал, как Элен, улыбаясь, выражала свое неудовольствие за то, что Долохов живет в их доме, и как Долохов цинически хвалил ему красоту его жены, и как он с того времени до приезда в Москву ни на минуту не разлучался с ними.
«Да, он бретёр, - думал Пьер, - ему ничего не значит убить человека, ему должно казаться, что все боятся его, ему должно быть приятно это. Он должен думать, что и я боюсь его. И действительно, я боюсь его», - думал Пьер, и опять при этих мыслях он чувствовал, как что-то страшное и безобразное поднималось в его душе.
- Ну, теперь за здоровье красивых женщин, - сказал Долохов и с серьезным выражением, но с улыбающимся в углах ртом, с бокалом обратился к Пьеру. - За здоровье красивых женщин, Петруша, и их любовников, - сказал он.
- Вы... вы... негодяй!.. я вас вызываю, - проговорил он и, двинув стул, встал из-за стола. В ту самую секунду, как Пьер сделал это и произнес эти слова, он почувствовал, что вопрос о виновности его жены, мучивший его эти последние сутки, был окончательно и несомненно решен утвердительно. Он ненавидел ее и навсегда был разорван с нею. Несмотря на просьбы Денисова, чтобы Ростов не вмешивался в это дело, Ростов согласился быть секундантом Долохова и после стола переговорил с Несвицким, секундантом Безухова, об условиях дуэли. Пьер уехал домой, а Ростов с Долоховым и Денисовым до позднего вечера просидели в клубе, слушая цыган и песенников.
- Так до завтра, в Сокольниках, - сказал Долохов, прощаясь с Ростовым на крыльце клуба.
- И ты спокоен? - спросил Ростов.
Долохов остановился.
- Вот видишь ли, я тебе в двух словах открою всю тайну дуэли. Ежели ты идешь на дуэль и пишешь завещания да нежные письма родителям, ежели ты думаешь о том, что тебя могут убить, ты - дурак и наверно пропал; а ты иди с твердым намерением его убить, как можно поскорее и повернее, тогда все исправно, как мне говаривал наш костромской медвежатник.
На другой день, в восемь часов утра, Пьер с Несвицким приехали в Сокольницкий лес и нашли там уже Долохова, Денисова и Ростова. Пьер имел вид человека, занятого какими-то соображениями, вовсе не касающимися до предстоящего дела. Осунувшееся лицо его было желто. Он, видимо, не спал эту ночь. Он рассеянно оглядывался вокруг себя и морщился, как будто от яркого солнца. Два соображения исключительно занимали его: виновность его жены, в которой после бессонной ночи уже не оставалось ни малейшего сомнения, и невинность Долохова, не имевшего никакой причины беречь честь чужого для него человека. «Может быть, я бы то же самое сделал бы на его месте, - думал Пьер. - Даже наверное я бы сделал то же самое. К чему же эта дуэль, это убийство? Или я убью его, или он попадет мне в голову, в локоть, в коленку. Уйти отсюда, бежать, зарыться куда-нибудь», - приходило ему в голову. Но именно в те минуты, когда ему приходили такие мысли, он с особенно спокойным и рассеянным видом, внушавшим уважение смотревшим на него, спрашивал: «Скоро ли и готово ли?»
Когда все было готово, сабли воткнуты в снег, означая барьер, до которого следовало сходиться, и пистолеты заряжены, Несвицкий подошел к Пьеру.
- Я бы не исполнил своей обязанности, граф, - сказал он робким голосом, - и не оправдал бы того доверия и чести, которые вы мне сделали, выбрав меня своим секундантом, ежели бы я в эту важную, очень важную минуту не сказал вам всей правды. Я полагаю, что дело это не имеет достаточно причин и что не стоит того, чтобы за него проливать кровь... Вы были неправы, вы погорячились...
- Ах, да, ужасно глупо... - сказал Пьер.
- Так позвольте мне передать ваше сожаление, и я уверен, что наши противники согласятся принять ваше извинение, - сказал Несвицкий (так же как и другие участники дела и как все в подобных делах, не веря еще, чтобы дело дошло до действительной дуэли). Вы знаете, граф, гораздо благороднее сознать свою ошибку, чем довести дело до непоправимого. Обиды ни с одной стороны не было. Позвольте мне переговорить...
- Нет, об чем же говорить! - сказал Пьер, - все равно... Так готово? - прибавил он. - Вы мне скажите только, как куда ходить и стрелять куда? - сказал он, неестественно кротко улыбаясь. Он взял в руки пистолет, стал расспрашивать о способе спуска, так как он до сих пор не держал в руках пистолета, в чем он не хотел сознаться. - Ах, да, вот как, я знаю, я забыл только, - говорил он.
- Никаких извинений, ничего решительно, - отвечал Долохов Денисову, который с своей стороны тоже сделал попытку примирения и тоже подошел к назначенному месту.
Место для поединка было выбрано шагах в восьмидесяти от дороги, на которой остались сани, на небольшой полянке соснового леса, покрытой истаявшим от стоявших последние дни оттепелей снегом. Противники стояли шагах в сорока друг от друга, у краев поляны. Секунданты, размеряя шаги, проложили отпечатавшиеся по мокрому глубокому снегу следы от того места, где они стояли, до сабель Несвицкого и Денисова, означавших барьер и воткнутых в десяти шагах друг от друга. Оттепель и туман продолжались; за сорок шагов неясно было видно друг друга. Минуты три все было уже готово, и все-таки медлили начинать. Все молчали.
Д. Шмаринов Дуэль Пьера с Долоховым 1953 г.
Ну, начинайте, - сказал Долохов.
- Что ж, - сказал Пьер, все так же улыбаясь. Становилось страшно. Очевидно было, что дело, начавшееся так легко, уже ничем не могло быть предотвращено, что оно шло само собою, уже независимо от воли людей, и должно было совершиться. Денисов первый вышел вперед до барьера и провозгласил:
- Так как пг"отивники отказались от пг"имиг"ения, то не угодно ли начинать: взять пистолеты и по слову тг"и начинать сходиться.
- Г...аз! Два! Т"ги!.. - сердито прокричал Денисов и отошел в сторону. Оба пошли по протоптанным дорожкам все ближе и ближе, в тумане узнавая друг друга. Противники имели право, сходясь до барьера, стрелять, когда кто захочет. Долохов шел медленно, не поднимая пистолета, вглядываясь своими светлыми, блестящими, голубыми глазами в лицо своего противника. Рот его, как всегда, имел на себе подобие улыбки.
При слове три Пьер быстрыми шагами пошел вперед, сбиваясь с протоптанной дорожки и шагая по цельному снегу. Пьер держал пистолет, вытянув вперед правую руку, видимо, боясь, как бы из этого пистолета не убить самого себя. Левую руку он старательно отставлял назад, потому что ему хотелось поддержать ею правую руку, а он знал, что этого нельзя было. Пройдя шагов шесть и сбившись с дорожки в снег, Пьер оглянулся под ноги, опять быстро взглянул на Долохова и, потянув пальцем, как его учили, выстрелил. Никак не ожидая такого сильного звука, Пьер вздрогнул от своего выстрела, потом улыбнулся сам своему впечатлению и остановился. Дым, особенно густой от тумана, помешал ему видеть в первое мгновение; но другого выстрела, которого он ждал, не последовало. Только слышны были торопливые шаги Долохова, и из-за дыма показалась его фигура. Одною рукою он держался за левый бок, другой сжимал опущенный пистолет. Лицо его было бледно. Ростов подбежал и что-то сказал ему.
- Не... нет, - проговорил сквозь зубы Долохов, - нет, не кончено, - и, сделав еще несколько падающих, ковыляющих шагов до самой сабли, упал на снег подле нее. Левая рука его была в крови, он обтер ее о сюртук и оперся ею. Лицо его было бледно, нахмурено и дрожало.
- Пожалу... - начал Долохов, но не мог сразу выговорить... - пожалуйте, - договорил он с усилием. Пьер, едва удерживая рыдания, побежал к Долохову и хотел уже перейти пространство, отделяющее барьеры, как Долохов крикнул: - К барьеру! - И Пьер, поняв, в чем дело, остановился у своей сабли. Только десять шагов разделяло их. Долохов опустился головой к снегу, жадно укусил снег, опять поднял голову, поправился, подобрал ноги и сел, отыскивая прочный центр тяжести. Он глотал холодный снег и сосал его; губы его дрожали, но все улыбались; глаза блестели усилием и злобой последних собранных сил. Он поднял пистолет и стал целиться.
- Боком, закройтесь пистолетом, - проговорил Несвицкий.
- Закг"ойтесь! - не выдержав, крикнул даже Денисов своему противнику.
Пьер с кроткой улыбкой сожаления и раскаяния, беспомощно расставив ноги и руки, прямо своей широкой грудью стоял перед Долоховым и грустно смотрел на него. Денисов, Ростов и Несвицкий зажмурились. В одно и то же время они услыхали выстрел и злой крик Долохова.
- Мимо! - крикнул Долохов и бессильно лег на снег лицом книзу. Пьер схватился за голову и, повернувшись назад, пошел в лес, шагая целиком по снегу и вслух приговаривая непонятные слова.
- Глупо... глупо! Смерть... ложь... - твердил он морщась. Несвицкий остановил его и повез домой.
Ростов с Денисовым повезли раненого Долохова.
Использованы материалы статей
Юрия Малекина «
