Поздняя любовь (пьеса). Поздняя любовь

💖 Нравится? Поделись с друзьями ссылкой

УДК 82: 09 О-77

Т.В. Чайкина

ПЬЕСА А.Н. ОСТРОВСКОГО «ПОЗДНЯЯ ЛЮБОВЬ»: СПЕЦИФИКА ЖАНРА

При интерпретации пьес Островского необходимо учитывать их жанровые обозначения. В «сценах из жизни захолустья» «Поздняя любовь» показан отдельный эпизод из жизни персонажей, в котором отразились быт, нравы, системы ценностей обитателей московской окраины. Четыре сцены, следующие друг за другом, сюжетно связаны между собой, события предельно сконцентрированы во времени и пространстве.

Ключевые слова: жанр, сцены, критические оценки, ключевые эпизоды, бытовая атмосфера, духовная среда, любовная интрига, ремарка, диалоги, монологи, хронотоп.

А.Л. Штейн справедливо подчеркнул, что

A.Н. Островский был великим мастером русского жанра, и его искусство - бытовое, жанровое . Вслед за названием к каждой своей пьесе автор давал жанровый подзаголовок, чётко обозначающий особенности драматического действия, а также пространство изображения. Одним из распространённых в драматургии Островского жанром были сцены. Уже в 1850-м году появляются сцены «Утро молодого человека». В 1858 году - «сцены из деревенской жизни» «Воспитанница», затем «сцены из московской жизни» «Тяжёлые дни» (1863), «Пучина» (1866), «Не всё коту масленица» (1871).

В 1873 году в «Отечественных записках» Островский публикует «сцены из жизни захолустья» «Поздняя любовь», в 1874 году - «Трудовой хлеб» с тем же жанровым подзаголовком. В этих пьесах драматург отразил противоречия жизни 70-х годов 19 века. «Ушла, пропала та Москва, запечатленная в "Банкроте" и "Бедной невесте", и когда он хотел вспомнить о ней в какой-нибудь новой своей пьесе, заглянуть в сохранившиеся чудом прежние её уголки, он должен был, как бы извиняясь, отмечать всякий раз: "Сцены из жизни захолустья"^ .. .> Другой обозначился стиль жизни, вся её внешность» , - отметил

B.Я. Лакшин.

Новый подход Островского к воссозданию жизни вызвал в критике противоречивые, а порой и враждебные суждения. Так, непримиримой была позиция рецензента газеты «Гражданин», у которого сложились свои стереотипы в восприятии Островского. Он явно сатирически пытается передать содержание пьесы, охарактеризовать её героев. Размышления критика порой исполнены сарказма: Людмилу, главную героиню пьесы, он называет «воровкой с цинизмом»

и «нигилисткой»; сыновей Шабловой - Каином и Авелем, подчёркивая честность и доброту одного и беспутство другого. Критик объясняет слабость пьесы тем, что «Поздняя любовь», по его мнению, изначально задумывалась драматургом как пародия на какую-либо комедию. В завершении рецензент «Гражданина» прямолинейно заявляет: «Да неужели всё, что мы сейчас видели, была пьеса Островского? Да где же его талант, где же его богатые типы, где же хоть след какой-нибудь борьбы, где же хоть что-то похожее на Островского?» . Какую борьбу хотел видеть рецензент? Очевидно, ту, что отметил у драматурга Н.А Добролюбов: столкновение «двух партий - старших и младших, богатых и бедных, своевольных и безответных» .

Не увидели своеобразия новой пьесы Островского рецензент «Одесского вестника» С.Г. Гер-це-Виниградский, В.П. Буренин, критик «С.-Петербургских ведомостей», а также В.Г. Авсеенко, категорично указавший на связь драматурга с традициями Гоголя в стремлении изобразить «низменную, грубую среду» .

Исключением в общем хоре голосов стала заметка в «С.-Петербургских ведомостях» от 30 ноября 1873, автор которой указал на целый ряд достоинств новой пьесы Островского. Особенно, по мнению рецензента, хороши первые два акта пьесы, поскольку «действие идёт живо, все лица очерчены мастерски, и, как всегда у г. Островского, разговор изобилует удачными, меткими, типическими выражениями» . Сильной стороной «Поздней любви» критик «С.-Петербургских ведомостей» считает оригинальность характеров, указывая, что лучшими лицами в пьесе являются «старуха Шаблова, простачок сын её и Лебядкина, в особенности последняя» . Чуткий к слову рецензент

© Т.В. Чайкина, 2009

подмечает неповторимость речи персонажей, в которой «самые циничные вещи» высказываются, хоть и наивно, но, вместе с тем, ловко и неповторимо. Так, он полагает, что к «числу самых удачных штрихов нужно отнести слова старухи Шабловой: "Какой у бедного человека характер? Разве у бедного человека может быть характер?.. Платье у него плохо - оттого и застенчив. А то -характер!"» .

Автор рецензензии отнюдь не стремится сравнивать сцены «Поздняя любовь» с «капитальными пьесами» драматурга , понимая, что это произведение относится к новому этапу творчества Островского, когда происходит не только переосмысление некоторых драматургических принципов и подходов автора к изображению жизненного уклада, картин быта, характеров, но и намечаются кардинальные изменения в самой жизни, и, как следствие этого, меняется и пространство действия. Вслед за «картинами» и «сценами московской жизни» появляются «сцены из жизни захолустья». Причём, в черновом автографе было уточнение, от которого впоследствии драматург отказался («сцены из жизни московского захолустья») [ОР ИРЛИ, ф. 218, оп. 1, ед. хр. 30, л. 4], тем самым усилив типичность характеров и драматургической ситуации.

Критическая же мысль времён драматурга пока ещё не готова была признать то, что Островский в 1870-е годы стал писать не хуже, а иначе, «осваивая новые факты драматизма жизни и новые формы его воплощения» . Были незначительны и попытки интерпретировать «Позднюю любовь», исходя из особенностей её жанра. Лишь позднее, когда появятся «сцены из жизни захолустья» «Трудовой хлеб», рецензент «Московских ведомостей» Посторонний одним из первых обратит внимание на жанровые обозначения: «Что это значит? что такое сцена, картина в драматическом искусстве? То же что этюд, эскиз, студия в живописи. Обозначая так свои последние пьесы, г. Островский как бы предупреждает зрителя или читателя, чтоб он не ждал от него произведения законченного, вполне продуманного и доделанного, а относился к нему с нетребовательностью, с какой смотрят на набросок, на опыт» .

В 1876 году, работая над пьесой «Правда хорошо, а счастье лучше», задуманной как «сцены», сам Островский в письме к Ф.А. Бурдину отмечал: «.. .это не комедия, а сцены из московс-

кой жизни, и я им большой важности не даю» . Кстати, Е.Г. Холодов также полагал, что, называя пьесы «сценами» (или близкими к ним «картинами»), «драматург не только уклонялся от точного жанрового определения (комедия, драма), но и как бы уславливался с публикой (и с критикой), что на этот раз предлагает не полновесную пьесу, а всего лишь «сцены», не претендующие на особую целостность и сюжетную стройность» . Но всё же полагать, что сцены - пьесы незначительные, недоработанные, было бы ошибочно: в них в большей степени проявляется творческая свобода Островского, мастерство автора, не обременённого строгим следованием законам комедии, трагедии. Неоднократно создавая сцены на протяжении всего своего творческого пути, драматург значительно обогатил представления об этом жанре, вносил новое в жанровое мышление своего времени. Если ранние сцены Островского «Утро молодого человека», показавшие типичное утро русского «мещанина во дворянстве», напоминают скоре бессюжетную бытовую зарисовку, то более поздние произведения, обозначенные сценами, -пьесы с развитой сюжетной структурой, с чётко очерченной интригой; остаётся неизменным детальный подход автора к изображению картин быта, меткость его бытовых наблюдений. Прежде чем начать действие, Островский в сценах всегда обрисовывает среду, бытовую атмосферу, в рамках которой и начинает развиваться сюжет.

Пьеса «Поздняя любовь» открывается развёрнутой и объёмной ремаркой, подробно воссоздающей уклад жизни героев: «Бедная, потемневшая от времени комната в доме Шабловой. На правой стороне (от зрителей) две узкие одно-польные двери: ближайшая в комнату Людмилы, а следующая в комнату Шабловой; между дверями изразчатое зеркало голландской печи с топкой. В задней стене, к правому углу, дверь в комнату Маргаритова; в левом растворённая дверь в темную переднюю, в которой видно начало лестницы, ведущей в мезонин, где помещаются сыновья Шабловой. Между дверьми старинный комод с стеклянным шкафчиком для посуды. На левой стороне два небольших окна, в простенке между ними старинное зеркало, по сторонам которого две тусклые картинки в бумажных рамках; под зеркалом большой стол простого дерева. Мебель сборная: стулья разного вида и величины; с правой стороны, ближе к авансцене, ста-

рое полуободранное вольтеровское кресло. Осенние сумерки, в комнате темно» . Место действия остаётся неизменным на протяжении всего хода пьесы - драматург предельно сконцентрировал события во времени и пространстве.

Для сцен характерен интерес автора к отдельной личности, поэтому зачастую в основе пьес этого жанра - несколько эпизодов из жизни главного героя, сюжетно связанных между собой и являющихся, несомненно, важными для героя, определяющими его дальнейшую судьбу. В центре пьесы «Поздняя любовь» - история любви немолодой девушки Людмилы, скромной и добродетельной. Уже в 1-м явлении первого действия она появляется на сцене в ожидании своего возлюбленного Николая со словами: «Пришёл?.. Разве пришёл?» . Собеседница героини, Фе-лицата Антоновна Шаблова, мать Николая и «хозяйка небольшого деревянного дома» , подробно рассказывает Людмиле о своём сыне: «Учился он у меня хорошо, в новерситете курс кончил; и, как на грех, тут заведись эти новые суды! Записался он абвокатом, - пошли дела, и пошли, и пошли, огребай деньги лопатой. От того от самого, что вошёл он в денежный купеческий круг. Сами знаете, с волками жить, по-волчьи выть, и начал он эту самую купеческую жизнь, что день в трактире, а ночь в клубе либо где. Само собою: удовольствие; человек же он горячий. Ну, им что? У них карманы толстые. А он барствовал да барствовал, а дела-то между рук шли, да и лень-то; а тут абвокатов развелось несть числа. Уж сколько он там ни путался, а деньжонки все прожил; знакомство растерял и опять в прежнее бедное положение пришел: к матери, значит, от стерля-жей ухи-то на пустые щи. Привычку же он к трактирам возымел - в хорошие-то не с чем, так по плохим стал шляться» . О судьбе самой Людмилы расскажет её отец, Герасим Порфирь-ич Маргаритов, «адвокат из отставных чиновников, старик благообразной наружности» : «Святая, говорю тебе. Она кроткая, сидит работает, молчит; кругом нужда; ведь она самые лучшие свои года просидела молча, нагнувшись, и ни одной жалобы. Ведь ей жить хочется, жить надо, и никогда ни слова о себе. Выработает лишний рублик, глядишь, отцу подарочек, сюрприз. Ведь таких не бывает... Где ж они?» .

Примечательно, что, несмотря на чётко выраженную уже в начале пьесы любовную коллизию, Островский не спешит динамично развивать

интригу. Первое явление задаёт общий тон всей пьесе: оно представляет собой лишь беседы персонажей, раскрывающие их бытовые хлопоты, душевные раздумья. Однако уже в этих объёмных диалогах, неторопливых разговорах заметна и некоторая динамика в развитии любовной интриги: в них автор «Поздней любви» заключает не только информацию о главных героях, но и показывает отношения персонажей, вовлекая в сюжет пьесы новых действующих лиц, ставя новые проблемы.

Характерно, что некоторые исследователи считали позднюю драматургию Островского воплощением структурной логики европейской комедии-интриги, драматизм которой выражается именно в запутывании сложных обстоятельств в рамках многоаспектной любовной коллизии . Однако сюжетные перипетии «Поздней любви» (финансовая афёра, отношения Николая и Лебядкиной и др.), обилие различных обстоятельств, не имеющих прямого отношения к развитию основной любовной линии, составляют лишь внешнюю канву драматического действия, что продиктовано скорее жанровыми особенностями сцен. Мастерство Островского состоит в том, что в отдельных сценах он отображает детально и многогранно бытовую, духовную среду, в которой живут главные герои, но основная линия, связанная с взаимоотношениями Людмилы и Николая, остаётся единственной и наиболее значимой. Сам драматург писал другу и артисту Ф.А. Бурдину о тщательной работе над пьесой, о скурпулёзной разработке любовной интриги: «Нельзя сказать, что я писал эту комедию наскоро, я целый месяц думал о сценариуме и сценических эффектах и очень тщательно отделывал сцены Николая и Людмилы» .

Если первое действие представляет собой ожидание Людмилой встречи со своим возлюбленным, то действие второе - сама встреча, где героиня признаётся в своих чувствах, рассказывает Николаю о своей жизни, о своём прошлом: «Я прожила свою молодость без любви, с одной только потребностью любить, я веду себя скромно, никому не навязываюсь; я, может быть, с болью сердца отказалась даже от мечты быть любимой. <...> Разве честно опять будить мои чувства? Ваш только один намек на любовь опять поднял в душе моей и мечты, и надежды, разбудил и жажду любви, и готовность самопожертвования... Ведь это поздняя, быть может, последняя любовь; вы знаете, на что она способна... а вы

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2009

шутите над ней» . Подобные воспоминания, возвращения героев в беседах к прошлому, объяснения-признания повествовательно-эпического характера, несомненно, замедляют темп действия, расширяя его границы.

Автору было важно и в следующем (втором) акте пьесы показывать специфику жизненного уклада героев. Основными средствами изображения здесь являются уже не авторские ремарки, а монологи-самовысказывания, монологи оценочного типа, диалоги, отличающиеся не только информативностью, но и содержащие элементы рассуждения, анализа. Так, уже в явлении первом Маргаритов, уходя по своим служебным делам, предостерегает дочь: «Здесь, Людмилочка, сторона голодная, народ живёт изо дня в день, что урвёт, тем и сыт. Утопающий, говорят, хватается за соломинку; ну, а голодающий за то, что плохо лежит. Здесь всё украдут и всё продадут, а ловкие люди этим пользуются. <.> Когда ты увидишь, что сюда зайдёт или заедет человек богатый, хорошо одетый, так знай, что он не за добрым делом зашёл - он ищет продажной чести или совести» . Людмила также полагает, что богатые люди «в захолустье за добром не ездят» . Узнав о предстоящем визите в свой дом Лебядкиной, богатой вдовы, удивляется и Шаблова: «Выдумывай ещё! В наш-то курятник, да такая дама поедет» .

Яркими бытовыми приметами начинает Островский третье действие, где первая реплика Шаб-ловой - «самовар-то весь выкипел» - придаёт особый колорит. Автор не менее ярко продолжает развивать и любовный конфликт, в ходе которого герои оказываются в сложной ситуации. Безнадёжно положение Николая, безвозвратно впутанного в финансовую афёру Лебядкиной и купца Дороднова, не менее драматично положение Людмилы, отдающей последние деньги своему возлюбленному и предающей в итоге собственного отца, вручив Николаю заёмное письмо Лебядкиной для его спасения. Однако Островский не стремился развивать действие в сторону трагедии.

Актёр Бурдин в письме к Островскому точно подметил, что драматург «поставил в конце 3 -го действия ход пьесы так, что зритель заранее предугадывает развязку» . Для сцен Островского такая особенность в развитии интриги была типична. Не является неожиданным финал «Воспитанницы» (1859), где патриархальные по-

рядки, мастерски обрисованные автором, изначально ведут действие к развенчанию надежд героини, не выглядит неожиданной развязка в «Трудовом хлебе» (1874), где девушка, живущая самостоятельной трудовой жизнью, вправе уже сама выбирать себе жениха и т.д. Развязка в четвёртом действии «Поздней любви» - закономерный итог в отношениях Людмилы и Николая. Островский показал, что «готовность к самопожертвованию способна изменить человека, во имя которого оно совершается» . И Николай обещает бросить праздную жизнь и начать трудиться .

Особо значимо, что в «Поздней любви» развязка любовной интриги отнюдь не совпадает с реальным окончанием действия. В письме к Бурдину от 29 октября 1873 года Островский отметил: «Ты ещё находишь ошибку в том, что после окончания пьесы идёт разговор о картах; да помилуй, ради Бога, это обыкновенный, вековой классический приём, ты его найдёшь и у испанцев и у Шекспира» . Этот приём - характерная примета драматургии Островского, допускающего подобные переходы от патетики к комизму . Кроме этого, беседы персонажей после разрешения интриги продолжают воссоздавать жизнь героев в непрерывном течении, а в связи с отсутствием финальных реплик придают некоторую недосказанность действию. Известно, что сам Островский считал подобную незавершённость действия пьесы важным жанровым признаком сцен: «Нам могут возразить, что у нас мало вполне законченных художественных драматических произведений. А где же их много? Укажем только на возникающее у нас бытовое направление в драме, выражающееся в очерках, картинах и сценах из народного быта, направление свежее, совершенно лишённое рутины и ходульности и в высшей степени дельное» .

Таким образом, «сцены из жизни захолустья» «Поздняя любовь» - отдельный этап в жизни главной героини пьесы, драматичный и, вместе с тем, важнейший в её судьбе. Пьеса состоит из четырёх ключевых эпизодов, сюжетно связанных между собой, последовательно раскрывающих историю поздней любви героини. Неторопливо развивая любовную линию, отказываясь от усложнённой фабулы, лишая действие неожиданных поворотов и развязки, постоянно прибегая к точным и подробным бытовым зарисовкам, Островский формирует эстетику сцен - самостоятельного и специфичного драматургического жанра.

Библиографический список

1. ОстровскийА.Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. -М., 1973-1980.

2. А.Н. Островский и Ф.А. Бурдин. Неизданные письма. - М.; Пг., 1923.

3. Бабичева Ю.В. Островский в преддверии «новой драмы» // А.Н. Островский, А.П. Чехов и литературные процесс 19-20 веков. - М., 2003.

4. Добролюбов Н.А. Литературная критика: В 2-х т. Т. 2. - Л., 1984.

5. Журавлёва А.И. Островский - комедиограф. - М., 1981.

6. Критическая литература о произведениях А.Н. Островского / Сост. Н. Денисюк Вып. 3, 4. - М., 1906.

7. Лакшин В.Я. Александр Николаевич Островский. - М., 2004.

8. Миловзорова М.А. Об особенностях интриги поздних комедий А.Н. Островского // Щелы-ковские чтения 2002.: Сб. статей. - Кострома, 2003.

10. Фаркова Е.Ю. Добродетель и порок в пьесе А.Н. Островского «Поздняя любовь» // Духовно-нравственные основы русской литературы: сб. науч. статей в 2 ч. Ч. 1. - Кострома, 2007.

11. Холодов Е.Г. Островский А.Н. в 18731877 годах // Островский А.Н. Полн. собр. соч.: В 12 т. Т. 4. - М., 1975.

12. Чернец Л.В. Сюжет и фабула в пьесах А.Н. Островского // Щелыковские чтения 2007: Сб. статей. - Кострома, 2007.

13. ШтейнА.Л. Мастер русской драмы: Этюды о творчестве Островского. - М., 1973.

УДК 82.512.145.09 Ш 17

З.М. Шайдуллина

ЭМОЦИОНАЛЬНО-ЭКСПРЕССИВНЫЕ ФРАЗЫ В РАСКРЫТИИ ТВОРЧЕСКОГО МИРА НУРА АХМАДИЕВА

Данная статья раскрывает своеобразие творческого мира известного татарского поэта Нура Ахмадиева через ряд ключевых понятий.

Художественный мир поэта:

а) психологическое состояние лирического героя;

в) эмоционально-экспрессивные фразы.

Экспрессивная окраска слов в лирических произведениях отличается от экспрессии тех же слов в необразной речи. В условиях лирического контекста лексика получает дополнительные смысловые оттенки, которые обогащают ее экспрессивную окраску и помогают через психологическое состояние лирического героя раскрыть внутренний мир поэта.

Поэтическое творчество Нура Ахмадиева в татарской литературоведении мало изучено. В данной статье рассматривается лишь одна сторона поэтического мастерства автора. То есть особенности выражения эмоционально - экспрессивный фразы в его художественном мире.

Эмоциональные значения в литературном произведении делятся на виды. Каждый из них рассматриваются отдельно и играет важную роль в раскрытии художественного мира автора. Одно из таковых - эмоциональное значение, которое дается лишь одним предложением, несмотря на это оно раскрывает эмоции поэта полностью. Данное эмоциональное значение является и семантическим компонентом микротемы. В про-

изведениях Нура Ахмадиева широко используются эмоциональные фразы, позволяющие с помощью героев - персонажей более полно показать художественный мир автора. Эти эмоциональные фразы отличаются своей яркостью и богатым, глубоким смыслом. Например, один из отрывков из стихотворения «Кету киткэндэ». Кетунец ктулэре, Кету кичен кайтыр эле, Тик... гомер угулэре.

(Кету киткэндэ)

Стадо уходит на пастбище, Но стадо вернется вечером, Только... жизнь проходит.

(перевод наш)

Вестник КГУ им. Н.А. Некрасова ♦ № 2, 2009

© З.М. Шайдуллина, 2009

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Александр Николаевич Островский.
Поздняя любовь

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЛИЦА:

Фелицата Антоновна Шаблова , хозяйка небольшого деревянного дома .

Герасим Порфирьич Маргаритов , адвокат из отставных чиновников, старик благообразной наружности .

Людмила , его дочь, немолодая девушка. Все движения ее скромные и медленные, одета очень чисто, но без претензий .

Дормедонт , младший сын Шабловой, в писарях у Маргаритова .

Онуфрий Потапыч Дороднов , купец средних лет .

Бедная, потемневшая от времени комната в доме Шабловой. На правой стороне (от зрителей) две узкие однопольные двери: ближайшая в комнату Людмилы, а следующая в комнату Шабловой; между дверями изразчатое зеркало голландской печи с топкой. В задней стене, к правому углу, дверь в комнату Маргаритова; в левом растворенная дверь в темную переднюю, в которой видно начало лестницы, ведущей в мезонин, где помещаются сыновья Шабловой. Между дверьми старинный комод с стеклянным шкафчиком для посуды. На левой стороне два небольших окна, в простенке между ними старинное зеркало, по сторонам которого две тусклые картинки в бумажных рамках; под зеркалом большой стол простого дерева. Мебель сборная: стулья разного вида и величины; с правой стороны, ближе к авансцене, старое полуободранное вольтеровское кресло. Осенние сумерки, в комнате темно.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Людмила выходит из своей комнаты, прислушивается и подходит к окну.

Потом Шаблова выходит из своей комнаты.

Шаблова (не видя Людмилы). Словно кто калиткой стукнул. Нет, почудилось. Уж я очень уши-то насторожила. Экая погодка! В легоньком пальте теперь… ой-ой! Где-то мой сынок любезный погуливает? Ох, детки, детки – горе матушкино! Вот Васька, уж на что гулящий кот, а и тот домой пришел.

Людмила . Пришел?… Разве пришел?

Шаблова . Ах, Людмила Герасимовна! Я вас и не вижу, стою тут да фантазирую сама промеж себя…

Людмила . Вы говорите, пришел?

Шаблова . Да вы кого же дожидаетесь-то?

Людмила . Я? Я никого. Я только слышала, что вы сказали: «пришел».

Шаблова . Это я тут свои мысли выражаю; в голове-то накипит, знаете… Погода, мол, такая, что даже мой Васька домой пришел. Сел на лежанку и так-то мурлычет, даже захлебывается; очень ему сказать-то хочется, что, мол, я дома, не беспокойтесь. Ну, разумеется, погрелся, поел, да опять ушел. Мужское дело, дома не удержишь. Да вот зверь, а и тот понимает, что надо домой побывать – понаведаться, как, мол, там; а сынок мой Николенька другие сутки пропадает.

Людмила . Как знать, какие дела у него?

Шаблова . Кому ж и знать, как не мне! Никаких у него делов нет, баклуши бьет.

Людмила . Он адвокатством занимается.

Шаблова . Да какое абвокатство! Было время, да прошло.

Людмила . Он хлопочет по делам какой-то дамы.

Шаблова . Да что ж, матушка, дама! Дама даме рознь. Ты погоди, я тебе все скажу. Учился он у меня хорошо, в новерситете курс кончил; и, как на грех, тут заведись эти новые суды! Записался он абвокатом, – пошли дела, и пошли, и пошли, огребай деньги лопатой. От того от самого, что вошел он в денежный купеческий круг. Сами знаете, с волками жить, по-волчьи выть, и начал он эту самую купеческую жизнь, что день в трактире, а ночь в клубе либо где. Само собою: удовольствие; человек же он горячий. Ну, им что? У них карманы толстые. А он барствовал да барствовал, а дела-то между рук шли, да и лень-то; а тут абвокатов развелось несть числа. Уж сколько он там ни путался, а деньжонки все прожил; знакомство растерял и опять в прежнее бедное положение пришел: к матери, значит, от стерляжей ухи-то на пустые щи. Привычку же он к трактирам возымел – в хорошие-то не с чем, так по плохим стал шляться. Видя я его в таком упадке, начала ему занятие находить. Хочу его свести к своей знакомой даме, а он дичится.

Людмила . Робок, должно быть, характером.

Шаблова . Полно, матушка, что за характер!

Людмила . Да ведь бывают люди робкого характера.

Шаблова . Да полно, какой характер! Разве у бедного человека бывает характер? Какой ты еще характер нашла?

Людмила . А что же?

Шаблова . У бедного человека да еще характер! Чудно, право! Платья нет хорошего, вот и все. Коли у человека одёжи нет, вот и робкий характер; чем бы ему приятный разговор вести, а он должен на себя осматриваться, нет ли где изъяну. Вы возьмите хоть с нас, женщин: отчего хорошая дама в компании развязный разговор имеет? Оттого, что все на ней в порядке: одно к другому пригнато, одно другого ни короче, ни длинней, цвет к цвету подобран, узор под узор подогнат. Вот у ней душа и растет. А нашему брату в высокой компании беда; лучше, кажется, сквозь землю провалиться! Там висит, тут коротко, в другом месте мешком, везде пазухи. Как на лешего, на тебя смотрят. Потому не мадамы нам шьют, а мы сами самоучкой; не по журналам, а как пришлось, на чертов клин. Сыну тоже не француз шил, а Вершкохватов из-за Драгомиловской заставы. Так он над фраком-то год думает, ходит, ходит кругом сукна-то, режет, режет его; то с той, то с другой стороны покроит – ну, и выкроит куль, а не фрак. А ведь прежде тоже, как деньги-то были, Николай франтил; ну, и дико ему в таком-то безобразии. Уломала я его наконец, да и сама не рада; человек он гордый, не захотел быть хуже других, потому у нее с утра до ночи франты, и заказал хорошее платье дорогому немцу в долг.

Людмила . Молода она?

Шаблова . В поре женщина. То-то и беда. Кабы старуха, так бы деньги платила.

Людмила . А она что же?

Шаблова . Женщина легкая, избалованная, на красоту свою надеется. Всегда кругом нее молодежь – привыкла, чтоб все ей угождали. Другой даже за счастие сочтет услужить.

Людмила . Так он даром для нее хлопочет?

Шаблова . Нельзя сказать, чтоб вовсе даром. Да он-то бы пожалуй, а я уж с нее ста полтора выханжила. Так все деньги-то, что я взяла с нее за него, все портному и отдала, вот тебе и барыш! Кроме того, посудите сами, всякий раз, как к ней ехать, извозчика берет с биржи, держит там полдня. Чего-нибудь да стоит! А из чего бьется-то? Диви бы… Все ветер в голове-то.

Людмила . Может быть, она ему нравится?

Шаблова . Да ведь это срам бедному-то человеку за богатой бабой ухаживать да еще самому тратиться. Ну, куда ему тянуться: там такие полковники да гвардейцы бывают, что уж именно и слов не найдешь. Взглянешь на него, да только и скажешь: ах, боже мой! Чай, смеются над нашим, да и она-то, гляди, тоже. Потому, судите сами: подкатит к крыльцу на паре с пристяжкой этакий полковник, брякнет в передней шпорой или саблей, взглянет мимоходом, через плечо, в зеркало, тряхнет головой да прямо к ней в гостиную. Ну, а ведь она женщина, создание слабое, сосуд скудельный, вскинет на него глазами-то, ну точно вареная и сделается. Где же тут?

Людмила . Так она вот какая!

Шаблова . Она только с виду великая дама-то, а как поглядеть поближе, так довольно малодушна. Запутается в долгах да в амурах, ну и шлет за мной на картах ей гадать. Мелешь, мелешь ей, а она-то и плачет, и смеется, как дитя малое.

Людмила . Как странно! Неужели такая женщина может нравиться?

Шаблова . Да ведь Николай горд; засело в голову, что завоюю, мол, – ну и мучится. А может, ведь он и из жалости; потому нельзя и не пожалеть ее, бедную. Муж у нее такой же путаник был; мотали да долги делали, друг другу не сказывали. А вот муж-то умер, и пришлось расплачиваться. Да кабы с умом, так еще можно жить; а то запутаться ей, сердечной, по уши. Говорят, стала векселя зря давать, подписывает сама не знает что. А какое состояние-то было, кабы в руки. Да что вы в потемках-то?

Людмила . Ничего, так лучше.

Шаблова . Ну, что ж, посумерничаем, подождем Николая. А вот кто-то и пришел; пойти свечку принести. (Уходит.)

Людмила (у двери в переднюю). Это вы?

Входит Дормедонт.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Людмила, Дормедонт, потом Шаблова.

Дормедонт . Я-с.

Людмила . А я думала… Да, впрочем, я очень рада, а то скучно одной.

Входит Шаблова со свечой.

Шаблова . Где же ты был? Ведь я так полагала, что ты дома. Ишь как озяб, захвораешь, смотри.

Дормедонт (греясь у печки). Я брата искал.

Шаблова . Нашел?

Дормедонт . Нашел.

Шаблова . Где ж он?

Дормедонт . Все там же.

Шаблова . Другой-то день в трактире! Скажите, пожалуйста, на что это похоже!

Дормедонт . На биллиарде играет.

Шаблова . Что ж ты его домой не вел?

Дормедонт . Звал, да нейдет. Поди, говорит, скажи маменьке, что я совершеннолетний, чтоб не беспокоилась. Домой, говорит, когда мне вздумается, я дорогу и без тебя найду; провожатых мне не нужно, я не пьяный. Уж я и плакал перед ним. «Брат, говорю, вспомни дом! Какой же ты добычник! Люди работы ищут, а ты сам от дела бегаешь. Нынче, говорю, два лавочника приходили прошение к мировому писать, а тебя дома нет. Этак ты всех отвадишь». – «Я, говорит, по грошам не люблю собирать». А вот у меня последний рубль выпросил. Что ж, я отдал – брат ведь.

Шаблова . Озяб ты?

Дормедонт . Не очень. Я все для дому, а он нет. Я если когда и дров наколоть, так что за важность! Сейчас надел халат, пошел нарубил, да еще моцион. Ведь верно, Людмила Герасимовна?

Людмила . Вы любите брата?

Дормедонт . Как же-с…

Людмила . Ну, так любите больше! (Подает Дормедонту руку.) Вы добрый, хороший человек. Я пойду работу возьму. (Уходит.)

Шаблова (вслед Людмиле). Приходите, поскучаем вместе. (Дормедонту.) Ишь ты, как перезяб, все не согреешься.

Дормедонт . Нет, маменька, ничего; вот только в среднем пальце владения не было, а теперь отошло. Сейчас я за писанье. (Садится к столу и разбирает бумаги.)

Шаблова . А я карточки разложу покуда. (Вынимает из кармана карты.)

Дормедонт . Вы, маменька, ничего не замечаете во мне?

Шаблова . Нет. А что?

Дормедонт . Да ведь я, маменька, влюблен.

Шаблова . Ну, что ж, на здоровье.

Дормедонт . Да ведь, маменька, серьезно.

Шаблова . Верю, что не в шутку.

Дормедонт . Какие шутки! Погадайте-ка!

Шаблова . Давай гадать! Давай, старый да малый, из пустого в порожнее пересыпать.

Дормедонт . Не смейтесь, маменька: она меня любит.

Шаблова . Эх, Дормедоша! не из таких ты мужчин, каких женщины любят. Одна только женщина тебя любить может.

Дормедонт . Какая же?

Шаблова . Мать. Для матери, чем плоше дитя, тем оно милее.

Дормедонт . Что ж, маменька, я чем плох? Я для дому…

Шаблова . Да ведь я знаю, про кого ты говоришь.

Дормедонт . Ведь уж как не знать, ведь уж одна. А вот я сейчас пришел, бросилась к двери, говорит: «Это вы?»

Шаблова . Бросилась? Ишь ты! Только не тебя она ждала. Не брата ли?

Дормедонт . Невозможно, маменька, помилуйте.

Шаблова . Ну, смотри! А похоже дело-то!

Дормедонт . Меня, маменька, меня! Вот теперь только б смелости, да время узнать, чтоб в самый раз всю душу свою открыть. Действовать?

Шаблова . Действуй!

Дормедонт . А как, маменька, карты? Что они мне говорят?

Шаблова . Путаница какая-то, не разберу. Вон, кажется, купец домой собирается; пойти велеть ему посветить. (Уходит.)

Выходят Дороднов и Маргаритов.

ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ

Дормедонт, Дороднов и Маргаритов.

Маргаритов . А ведь мы с тобой старые приятели.

Дороднов . Еще бы! Сколько лет. Герасим Порфирьич, знаешь что? Выпьем теперь. Сейчас я кучера к Бауеру…

Маргаритов . Нет, нет, и не проси!

Дороднов . Как ты это, братец, странно! Мне теперь вдруг фантазия; должен ты уважить?

Маргаритов . Тебе эта фантазия-то часто приходит. Ты об деле-то… Завтра нужно нам к маклеру…

Дороднов . Да что об деле! Я на тебя, как на каменную стену. Видишь, я тебя не забыл; вот где отыскал.

Маргаритов (жмет ему руку). Благодарю, благодарю! Да, вот куда занесла меня судьба. Ты добрый человек, ты меня нашел; а другие бросили, бросили на жертву нищете. Дел серьезных почти нет, перебиваюсь кой-чем; а я люблю большие апелляционные дела, чтоб было над чем подумать, поработать. А вот на старости лет и дел нет, обегать стали; скучно без работы-то.

Дороднов . Скучно-то бы ничего, а ведь, чай, поди и голодно.

Маргаритов . Да, да, и голодно.

Дороднов . Бодрись, Герасим Порфирьич! Авось с моей легкой руки… Уж ты, по знакомству, постарайся!

Маргаритов . Что за просьбы! Я свое дело знаю.

Дороднов . Заходи завтра вечерком. Не бойся, неволить не буду, легоньким попотчую.

Маргаритов . Хорошо, хорошо, зайду.

Дороднов . Ну, так, значит, до приятного.

Маргаритов . Ах, постой, постой! забыл. Подожди немного!

Дороднов . Чего еще?

Маргаритов . Забыл тебе расписку дать, какие документы от тебя принял.

Дороднов . Вот еще! Не надо.

Маргаритов . Нельзя, порядок.

Дороднов . Да не надо, чудак. Верю.

Маргаритов . Не выпущу без того.

Дороднов . И зачем только эти прокламации?

Маргаритов . В животе и смерти бог волен. Конечно, у меня не пропадут, я уж теперь осторожен стал…

Дороднов . А разве было что?

Маргаритов . Было. Вот какой был случай со мной. Когда еще имя мое гремело по Москве, дел, документов чужих у меня было, хоть пруд пруди. Все это в порядке, по шкапам, по коробкам, под номерами; только, по глупости по своей, доверие я прежде к людям имел; бывало, пошлешь писарька: достань, мол, в такой-то коробке дело; ну, он и несет. И выкрал у меня писарек один документ, да и продал его должнику.

Дороднов . Велик документ-то?

Маргаритов . В двадцать тысяч.

Дороднов . Ого! Ну, что ж ты?

Маргаритов (со вздохом). Заплатил.

Дороднов . Все заплатил?

Маргаритов (утирая слезы). Все.

Дороднов . Как же ты извернулся?

Маргаритов . Все свои трудовые денежки отдал, дом продал – все продал, что можно продать было.

Дороднов . Так-то ты и в упадок пришел?

Маргаритов . Да.

Дороднов . Пострадал занапрасно?

Маргаритов . Да.

Дороднов . Небось нелегко было?

Маргаритов . Ну, уж я про то знаю, каково мне было. Веришь ли ты? Денег нет, трудовых, горбом нажитых, гнезда нет, жена и так все хворала, а тут умерла – не перенесла, доверия лишился, (шепотом) хотел руки на себя наложить.

Дороднов . Что ты! Наше место свято! Полоумный ты, что ли?

Маргаритов . Будешь полоумный. Вот так-то раз, вечером, тоска меня грызет, хожу по комнате, поглядываю, где петлю-то повесить…

Дороднов . Ишь ты, бог с тобой!

Маргаритов . Да заглянул в угол, кроватка там стоит, дочка спала, двух лет была тогда. Думаю, кто ж у ней-то останется. А? Понял ты?

Дороднов . Как не понять, голова!

Маргаритов . Кто у ней останется, а? Да так это гляжу на нее, воззрелся на этого ангела, с места не могу сойти; а в душе-то у меня точно тепло какое полилось, все мысли-то супротивные точно мириться между себя стали, затихать да улегаться по своим местам.

Дороднов . И такое это, выходит, произволение.

Маргаритов . Слушай, слушай! И с тех пор я так и молюсь на нее, как на мою спасительницу. Ведь уж кабы не она, ау, брат!

Дороднов . Да, оно, точно, бывает; только сохрани бог всякого!

Маргаритов . Так вот… Об чем я начал-то? Да, так вот с тех пор я осторожен, запираю на ключ, а ключ у дочери. Все у ней, и деньги и все у ней. Она святая.

Дороднов . Ну, к чему это ты такие слова?

Маргаритов . Что, что! Ты не веришь? Святая, говорю тебе. Она кроткая, сидит работает, молчит; кругом нужда; ведь она самые лучшие свои года просидела молча, нагнувшись, и ни одной жалобы. Ведь ей жить хочется, жить надо, и никогда ни слова о себе. Выработает лишний рублик, глядишь, отцу подарочек, сюрприз. Ведь таких не бывает… Где ж они?

Дороднов . Замуж бы.

Маргаритов . Да с чем, чудной ты человек, с чем?

Дороднов . Ну вот, бог даст, ты мне дела-то на двести тысяч сделаешь, так уж тогда…

Маргаритов . Ну, ты подожди, я сейчас тебе расписочку…

Дороднов . Ладно, подожду.

ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Дороднов и Дормедонт.

Дороднов (садится). Дела-то на свете тоже всякие бывают, все разное, у всякого свое, и всякий должен о себе. И не пожалеть иного нельзя, а и жалеть-то всякого не приходится; потому вдруг с тобой самим может грех случиться, так жалость-то надо для себя поберечь. (Смотрит на Дормедонта.) Строчи, строчи! Разве поговорить с тобой?

Дормедонт . Чего-с?

Дороднов . Ты… как тебя?… Пописухин, поди сюда поближе!

Дормедонт . Вы бы поучтивее, коли не знаете человека.

Дороднов . Ах, извините, ваше благородие! А ты живи без претензиев, сытее будешь. Поди сюда, денег дам.

Дормедонт (подходя). За что-с?

Дороднов (дает три рубля). Так, здорово живешь.

Дормедонт . Покорно благодарю-с. (Кланяется.)

Дороднов (ерошит волоса Дормедонту). Ах ты, шаршавый, не нашей державы!

Дормедонт . Полноте! что вы?

Дороднов . А что, милый друг, этот самый стряпчий не сфальшивит, если ему документы поверить?

Дормедонт . Как можно, что вы!

Дороднов . Я бы и хорошему отдал, да те спесивы очень, надо его сударем звать, да и дорого. Так ежели ты какую фальшь заметишь, сейчас забеги ко мне, так и так, мол.

Дормедонт . Да что вы! Уж будьте покойны.

Дороднов . Ну, поди строчи!

Дормедонт . Да я кончил-с.

Дороднов . Только ты стряпчему ни гугу! Ты много ль жалованья получаешь?

Дормедонт . Десять рублей в месяц.

Дороднов . Что ж, это ничего, хорошо. Тоже ведь и тебе питаться надо чем-нибудь. Всякий от своих трудов должен; потому, взгляни: птица ли, что ли…

Входит Маргаритов, Дормедонт уходит.

ЯВЛЕНИЕ ПЯТОЕ

Маргаритов и Дороднов.

Маргаритов (отдавая расписку). На, спрячь!

Дороднов (прячет расписку). Что это у тебя за писарек такой?

Маргаритов . Что ж, писарек? Ничего. Глуповат, а парень исправный.

Дороднов . Плут, я вижу, большой руки. За ним гляди в оба.

Маргаритов . Ну, не болтай пустого!

Дороднов . Доглядывай, советую. Ну, гости посидят, посидят, да и поедут. (Хочет идти.) Постой! Вот было забыл. У меня дома еще документ, это дело особь статья; я его с теми и не мешаю. Уж я его хоть бросить, так в ту ж пору; да дай, думаю, посоветуюсь, что с ним делать, все-таки жалко.

Маргаритов . В чем же дело?

Дороднов . Этот самый документ достался мне по наследству от дяди, вот со всеми бумагами, которые я к тебе привез. Да какой-то он сумнительный. Ну, думаю, и так много досталось, этого и жалеть нечего, что по нем ни получи, все ладно, а то хоть и пропадай он.

Маргаритов . На кого документ-то?

Дороднов . На бабу. Тут вдова есть одна, Лебедкина прозывается. Путаная бабенка.

Маргаритов . Да у ней есть что-нибудь?

Дороднов . Как не быть! Поразмотала, а все-таки заплатить в силах.

Маргаритов . Так давай, получим.

Дороднов . Получить можно, коли пугнуть.

Маргаритов . Чем?

Дороднов . Документ выдан за поручительством мужа, ей-то не больно верили, а поручительство-то фальшивое. Муж-то в параличе был, безо всякого движения, как она документ-то выдала.

Маргаритов . Так и пугнуть.

Дороднов . Оно и следует; только обстоятельному купцу связываться с бабой, я так понимаю, мораль. Я тебе передам, ты, как хочешь, от своего имени, а мне чтоб не путаться.

Маргаритов . Ну, так ты считай, что эти деньги у тебя в кармане.

Дороднов . Получи хоть половину!

Маргаритов . Все получу.

Дороднов . Не пожалеешь, стало быть?

Маргаритов . Что плутов жалеть!

Дороднов . Бабенка-то оборотиста, не оплела бы тебя на старости лет; заговорит – растаешь.

Маргаритов . Ну, вот еще! Толкуй тут! Вот тебе рука моя, что через два дня все деньги у тебя.

Дороднов . Значит, эту статью из головы вон. Завтра я тебе документ отдам. Ну, да ведь всего не переговоришь, что-нибудь к завтрему оставим; а теперь, по-моему, коли не пить, так самое время спать. Прощай!

Маргаритов . Посветите там кто-нибудь! (Уходит с купцом в переднюю.)

Из передней возвращаются Маргаритов, Шаблова и Дормедонт. Людмила выходит из своей комнаты.

ЯВЛЕНИЕ ШЕСТОЕ

Маргаритов, Шаблова, Людмила и Дормедонт.

Шаблова . Ужинать не прикажете ли?

Маргаритов . Ужинайте, коли хотите, я ужинать не буду. Людмилочка, я нынче долго просижу, ты спи, меня не дожидайся. (Ходит по комнате.)

Людмила . Я сама хочу нынче посидеть подольше, поработать. (Шабловой.) Вы сейчас будете ужинать, никого ждать не будете?

Шаблова . Да надо бы подождать.

Людмила . Ну, так я с вами посижу.

Дормедонт . Нет ли уж дельца и мне, Герасим Порфирьич, за компанию?

Маргаритов . Погоди, будет и тебе дело. Людмила, у меня дела, опять дела. Фортуна улыбается; повезло, повалило счастье, повалило.

Людмила . Как я рада за тебя, папа!

Маргаритов . За меня? Мне уж, Людмила, ничего не нужно; я для тебя живу, дитя мое, для одной тебя.

Людмила . А я для тебя, папа.

Маргаритов . Полно! Бог даст, будет у нас довольство; в нашем ремесле, коли посчастливится, скоро богатеют – вот поживешь и для себя, да как поживешь-то!

Людмила . Я не умею жить для себя; в том только и счастье, когда живешь для других.

Маргаритов . Не говори так, дитя мое, не принижай себя; ты меня огорчаешь. Я знаю свою вину, я загубил твою молодость, ну, вот я же и поправить хочу свою вину. Не обижай отца, не отказывайся наперед от счастья, которого он тебе желает. Ну, прощай! (Целует Людмилу в голову.) Ангел-хранитель над тобой!

Людмила . И над тобой, папа.

Маргаритов уходит в свою комнату.

Шаблова . Вот что видеть-то приятно, а у меня сынки…

Дормедонт . Маменька, я-то? Разве я вас не покою, разве я для дому не радетель?

Шаблова . Так-то так, да ждать-то от тебя много нечего. А вот брат и с умом, да… уж и не говорить лучше! Замучил мать! Майся с ним, точно с калечищем каким. (Прислушивается.) Ну, стучится, недолго дожидались. Пойти велеть пустить, да ворота запереть. (Уходит.)

Людмила подходит к окну.

ЯВЛЕНИЕ СЕДЬМОЕ

Людмила и Дормедонт.

Дормедонт (про себя). Не теперь ли начать? (Людмиле.) Людмила Герасимовна, вы как о брате понимаете?

Людмила . Я его не знаю совсем.

Дормедонт . Однако по его поступкам?

Людмила . По каким?

Дормедонт . Против маменьки.

Людмила . Что же он против нее сделал?

Дормедонт . А в трактире сидит.

Людмила . Может быть, ему там весело.

Дормедонт . Мало что весело. Этак бы и я пошел.

Людмила . Что ж вы нейдете?

Дормедонт . Нет-с, я не таких правил. Для меня дома лучше-с.

Людмила . Полноте! Что здесь хорошего! Ну, уж про нас нечего и говорить; а мужчине-то, особенно молодому…

Дормедонт . Да-с, когда он не чувствует.

Людмила . А вы что же чувствуете?

Дормедонт . Да я то-с, да я-с…

Входит Шаблова с запиской с руках.

ЯВЛЕНИЕ ВОСЬМОЕ

Людмила, Дормедонт и Шаблова.

Дормедонт (про себя). Помешали!

Шаблова утирает слезы.

Людмила . Что с вами?

Шаблова . Да вот чадо-то мое…

Людмила (с испугом). Что такое?

Шаблова (подавая записку). Вот прислал с мальчиком из трактира.

Людмила . Можно прочесть?

Шаблова . Прочитайте!

Людмила (читает). «Маменька, не ждите меня, я заигрался. Со мной неприятный случай – я проигрываю; я связался играть с игроком, который гораздо сильнее меня. Он, как кажется, порядочный человек, ему нужно отдать деньги, а у меня денег нет; поэтому я не могу прекратить игры и все больше затягиваюсь. Если хотите спасти меня от стыда и оскорблений, пришлите мне с посланным тридцать рублей. Кабы вы знали, как я страдаю из-за такой ничтожной суммы!»

Шаблова . Скажите пожалуйста, «ничтожной»! Выработай-ка, поди!

Людмила . «Я, для скорости, послал мальчика на извозчике; я жду и считаю минуты… Если у вас нет, найдите где-нибудь, займите! Не жалейте денег, пожалейте меня! Не губите меня из копеечных расчетов! Или деньги, или вы меня не увидите больше. Деньги пришлите в запечатанном конверте. Любящий вас сын Николай».

Шаблова . Хороша любовь, нечего сказать!

Людмила . Что же вы хотите делать?

Шаблова . Что делать? Где же я возьму? У меня всего десять рублей, да и то на провизию отложены.

Людмила . А ведь надо послать.

Шаблова . Проиграл, видите ли! А кто его заставлял играть? Сидел бы дома, так дело-то лучше.

Людмила . Об этом уж теперь поздно разговаривать.

Шаблова . Диви бы в самом деле нужда! А то проиграл, крайность-то небольшая.

Людмила . Нет, большая. Вы слышали, что он пишет: «вы меня больше не увидите».

Шаблова . Ну, так, батюшки мои, не разорваться ж мне из-за него. Тиран, мучитель! Вот наказанье-то! А за что, за что? Я ль его не любила…

Людмила . Позвольте! К чему эти разговоры? Только время проходит, а он там ждет, страдает, бедный.

Шаблова . Страдает он, варвар этакий! Бери, Дормедоша, бумагу, напиши ему: с чего ты, мол, выдумал, чтоб маменька тебе деньги прислала? Ты бы сам должен в дом нести, а не из дому тащить последнее.

Людмила . Постойте! Так нельзя, это бесчеловечно! Дайте мне конверт! Надпишите только! (Достает из портмоне пятидесятирублевую ассигнацию. Дормедонт надписывает конверт.)

Шаблова . Что вы, что вы! Пятьдесят рублей!

Людмила . Теперь менять негде, да и некогда.

Шаблова . Да еще не последние ли у вас?

Людмила . Это именно такой случай, когда посылают последние. (Берет конверт у Дормедонта, кладет деньги и запечатывает.)

Шаблова . Ведь он сдачи-то не принесет; теперь сколько же за эти деньги вам заживать у меня придется?

Людмила . Нисколько, вы свое получите. Эти деньги я не вам даю, с ним считаться и буду.

Шаблова . Да ангел вы небесный! Ах ты, боже мой! Где ж такие родятся. Ну, уж я бы…

Людмила . Несите, несите! он ведь ждет, считает минуты.

Шаблова . Дормедоша, иди ужинать, пожалуйте и вы; я сейчас…

Людмила . Я не буду.

Шаблова . Дормедоша, иди! Есть же ведь на свете такие добродетельные люди. (Уходит.)

Дормедонт (про себя). Вот теперь, должно быть, в самый раз… (Людмиле.) Как вы к нашему семейству-то…

Людмила (задумчиво). Что вы?

Дормедонт . Какое, говорю, расположение…

Людмила . Да, да.

Дормедонт . Конечно, не всякий…

Шаблова за сценой: «Иди, что ли, я жду!»

Постойте, маменька. Конечно, я говорю, не всякий может чувствовать…

Людмила (в задумчивости). Я не понимаю.

Дормедонт . Вы вот для брата, а чувствую я. Разве он может…

Людмила (подавая руку). Покойной ночи! (Уходит.)

Шаблова за сценой: «Да иди! Долго ль ждать-то?»

Дормедонт . Эх, маменька! Тут, может, вся моя судьба, а вы мешаете! (Оглядывается.) Вот ушла. Ну, в другой раз; кажется, дело-то на лад идет.

Annotation

Сцены из жизни захолустья в четырех действиях

Александр Николаевич Островский.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

ДЕЙСТВИЕ ЧЕТВЕРТОЕ

Александр Николаевич Островский.

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

ЛИЦА:

Фелицата Антоновна Шаблова , хозяйка небольшого деревянного дома.

Герасим Порфирьич Маргаритов , адвокат из отставных чиновников, старик благообразной наружности.

Людмила , его дочь, немолодая девушка. Все движения ее скромные и медленные, одета очень чисто, но без претензий.

Дормедонт , младший сын Шабловой, в писарях у Маргаритова.

Онуфрий Потапыч Дороднов , купец средних лет.

Бедная, потемневшая от времени комната в доме Шабловой. На правой стороне (от зрителей) две узкие однопольные двери: ближайшая в комнату Людмилы, а следующая в комнату Шабловой; между дверями изразчатое зеркало голландской печи с топкой. В задней стене, к правому углу, дверь в комнату Маргаритова; в левом растворенная дверь в темную переднюю, в которой видно начало лестницы, ведущей в мезонин, где помещаются сыновья Шабловой. Между дверьми старинный комод с стеклянным шкафчиком для посуды. На левой стороне два небольших окна, в простенке между ними старинное зеркало, по сторонам которого две тусклые картинки в бумажных рамках; под зеркалом большой стол простого дерева. Мебель сборная: стулья разного вида и величины; с правой стороны, ближе к авансцене, старое полуободранное вольтеровское кресло. Осенние сумерки, в комнате темно.

ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ

Людмила выходит из своей комнаты, прислушивается и подходит к окну.

Потом Шаблова выходит из своей комнаты.

Шаблова (не видя Людмилы). Словно кто калиткой стукнул. Нет, почудилось. Уж я очень уши-то насторожила. Экая погодка! В легоньком пальте теперь… ой-ой! Где-то мой сынок любезный погуливает? Ох, детки, детки – горе матушкино! Вот Васька, уж на что гулящий кот, а и тот домой пришел.

Людмила . Пришел?… Разве пришел?

Шаблова . Ах, Людмила Герасимовна! Я вас и не вижу, стою тут да фантазирую сама промеж себя…

Людмила . Вы говорите, пришел?

Шаблова . Да вы кого же дожидаетесь-то?

Людмила . Я? Я никого. Я только слышала, что вы сказали: «пришел».

Шаблова . Это я тут свои мысли выражаю; в голове-то накипит, знаете… Погода, мол, такая, что даже мой Васька домой пришел. Сел на лежанку и так-то мурлычет, даже захлебывается; очень ему сказать-то хочется, что, мол, я дома, не беспокойтесь. Ну, разумеется, погрелся, поел, да опять ушел. Мужское дело, дома не удержишь. Да вот зверь, а и тот понимает, что надо домой побывать – понаведаться, как, мол, там; а сынок мой Николенька другие сутки пропадает.

Людмила . Как знать, какие дела у него?

Шаблова . Кому ж и знать, как не мне! Никаких у него делов нет, баклуши бьет.

Людмила . Он адвокатством занимается.

Шаблова . Да какое абвокатство! Было время, да прошло.

Людмила . Он хлопочет по делам какой-то дамы.

Шаблова . Да что ж, матушка, дама! Дама даме рознь. Ты погоди, я тебе все скажу. Учился он у меня хорошо, в новерситете курс кончил; и, как на грех, тут заведись эти новые суды! Записался он абвокатом, – пошли дела, и пошли, и пошли, огребай деньги лопатой. От того от самого, что вошел он в денежный купеческий круг. Сами знаете, с волками жить, по-волчьи выть, и начал он эту самую купеческую жизнь, что день в трактире, а ночь в клубе либо где. Само собою: удовольствие; человек же он горячий. Ну, им что? У них карманы толстые. А он барствовал да барствовал, а дела-то между рук шли, да и лень-то; а тут абвокатов развелось несть числа. Уж сколько он там ни путался, а деньжонки все прожил; знакомство растерял и опять в прежнее бедное положение пришел: к матери, значит, от стерляжей ухи-то на пустые щи. Привычку же он к трактирам возымел – в хорошие-то не с чем, так по плохим стал шляться. Видя я его в таком упадке, начала ему занятие находить. Хочу его свести к своей знакомой даме, а он дичится.

Людмила . Робок, должно быть, характером.

Шаблова . Полно, матушка, что за характер!

Людмила . Да ведь бывают люди робкого характера.

Шаблова . Да полно, какой характер! Разве у бедного человека бывает характер? Какой ты еще характер нашла?

Людмила . А что же?

Шаблова . У бедного человека да еще характер! Чудно, право! Платья нет хорошего, вот и все. Коли у человека одёжи нет, вот и робкий характер; чем бы ему приятный разговор вести, а он должен на себя осматриваться, нет ли где изъяну. Вы возьмите хоть с нас, женщин: отчего хорошая дама в компании развязный разговор имеет? Оттого, что все на ней в порядке: одно к другому пригнато, одно другого ни короче, ни длинней, цвет к цвету подобран, узор под узор подогнат. Вот у ней душа и растет. А нашему брату в высокой компании беда; лучше, кажется, сквозь землю провалиться! Там висит, тут коротко, в другом месте мешком, везде пазухи. Как на лешего, на тебя смотрят. Потому не мадамы нам шьют, а мы сами самоучкой; не по журналам, а как пришлось, на чертов клин. Сыну тоже не француз шил, а Вершкохватов из-за Драгомиловской заставы. Так он над фраком-то год думает, ходит, ходит кругом сукна-то, режет, режет его; то с той, то с другой стороны покроит – ну, и выкроит куль, а не фрак. А ведь прежде тоже, как деньги-то были, Николай франтил; ну, и дико ему в таком-то безобразии. Уломала я его наконец, да и сама не рада; человек он гордый, не захотел быть хуже других, потому у нее с утра до ночи франты, и заказал хорошее платье дорогому немцу в долг.

Людмила . Молода она?

Шаблова . В поре женщина. То-то и беда. Кабы старуха, так бы деньги платила.

Людмила . А она что же?

Шаблова . Женщина легкая, избалованная, на красоту свою надеется. Всегда кругом нее молодежь – привыкла, чтоб все ей угождали. Другой даже за счастие сочтет услужить.

Людмила . Так он даром для нее хлопочет?

Шаблова . Нельзя сказать, чтоб вовсе даром. Да он-то бы пожалуй, а я уж с нее ста полтора выханжила. Так все деньги-то, что я взяла с нее за него, все портному и отдала, вот тебе и барыш! Кроме того, посудите сами, всякий раз, как к ней ехать, извозчика берет с биржи, держит там полдня. Чего-нибудь да стоит! А из чего бьется-то? Диви бы… Все ветер в голове-то.

Людмила . Может быть, она ему нравится?

Шаблова . Да ведь это срам бедному-то человеку за богатой бабой ухаживать да еще самому тратиться. Ну, куда ему тянуться: там такие полковники да гвардейцы бывают, что уж именно и слов не найдешь. Взглянешь на него, да только и скажешь: ах, боже мой! Чай, смеются над нашим, да и она-то, гляди, тоже. Потому, судите сами: подкатит к крыльцу на паре с пристяжкой этакий полковник, брякнет в передней шпорой или саблей, взглянет мимоходом, через плечо, в зеркало, тряхнет головой да прямо к ней в гостиную. Ну, а ведь она женщина, создание слабое, сосуд скудельный, вскинет на него глазами-то, ну точно вареная и сделается. Где же тут?

Людмила . Так она вот какая!

Шаблова . Она только с виду великая дама-то, а как поглядеть поближе, так довольно малодушна. Запутается в долгах да в амурах, ну и шлет за мной на картах ей гадать. Мелешь, мелешь ей, а она-то и плачет, и смеется, как дитя малое.

Людмила . Как странно! Неужели такая женщина может нравиться?

Шаблова . Да ведь Николай горд; засело в голову, что завоюю, мол, – ну и мучится. А может, ведь он и из жалости; потому нельзя и не пожалеть ее, бедную. Муж у нее такой же путаник был; мотали да долги делали, друг другу не сказывали. А вот муж-то умер, и пришлось расплачиваться. Да кабы с умом, так еще можно жить; а то запутаться ей, сердечной, по уши. Говорят, стала векселя зря давать, подписывает сама не знает что. А какое состояние-то было, кабы в руки. Да что вы в потемках-то?

Людмила . Ничего, так лучше.

Шаблова . Ну, что ж, посумерничаем, подождем Николая. А вот кто-то и пришел; пойти свечку принести. (Уходит.)

Людмила (у двери в переднюю). Это вы?

Входит Дормедонт.

ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ

Людмила, Дормедонт, потом Шаблова.

Дормедонт . Я-с.

Людмила . А я думала… Да, впрочем, я очень рада, а то скучно одной.

Входит Шаблова со свечой.

Шаблова . Где же ты был? Ведь я так полагала, что ты дома. Ишь как озяб, захвораешь, смотри.

Дормедонт (греясь у печки). Я брата искал.

Шаблова . Нашел?

Дормедо...

Быстрая навигация назад: Ctrl+←, вперед Ctrl+→

Когда мы приедем?

Эбби казалось, что этот вопрос она слышит уже в сотый раз. Она повернула руль и глубоко вздохнула, прежде чем ответить сынишке.

Через три дня мы будем у бабушки, - выдавила она, пропустив вперед еще один огромный грузовик.

Я не о бабушкином доме говорю, - возразил мальчик. - А о мотеле. Когда мы, наконец, доедем туда и сможем искупаться?

Купаться! - завопила Кэсс с заднего сидения. - Хочу купаться.

Эбби взглянула в зеркало заднего вида на щекастую пятилетнюю девочку, улыбающуюся до ушей.

Скоро, лапочка. Как только отдохнем немного.

Ты говорила, что мы искупаемся после обеда, - напомнил ей Мэтт. В свои восемь лет он часто вел себя как взрослый.

Я имела в виду вечер. Мы лишь двадцать минут как пообедали. За сегодня нам надо проехать еще двести миль, или мы никогда не попадем к бабушке. Почему ты не хочешь поспать?

Он начал листать свои «Звездные войны».

Пусть маленькие спят.

Я не маленькая, - заявила Кэсс. Ее пронзительный голосок способен был разбудить всех младенцев в Вайоминге. - Это Крисси маленькая.

Слава Богу, Крисси спала, как убитая. Эбби надеялась, что малышка продрыхнет в своем креслице еще пару часов. Вторая половина дня была самым трудным периодом: детям надоедало безвылазно торчать в фургоне, у Эбби затекали плечи от долгого сидения за рулем и начинали слезиться глаза. Свои солнечные очки она потеряла где-то в Небраске.

Никто тебя маленькой не называет, - ответила Эбби. - Посмотри в окно. Может, увидишь корову или ветряную мельницу.

Коровы и ветряные мельницы хоть как-то разнообразили пустынную местность. По обеим сторонам автомагистрали тянулась бескрайняя равнина, изредка пересекаемая дорогами, ведущими к маленьким городкам вроде Витленда или Гленрока. Карта западных штатов валялась на полу между сидениями, но Вайоминг был заляпан кетчупом, пролитым Мэттом во время обеда, и Эбби понятия не имела, сколько миль осталось до границы. Штат Вашингтон и бабушка казались недосягаемыми.

Давайте устроим «тихий час», - строгим голосом предложила она. Можете читать, раскрашивать картинки или играть с игрушками, но только молча, чтобы не отвлекать меня от дороги.

А можно махать водителям грузовиков? - с надеждой поинтересовался Мэтт. Некоторые водители сигналили при виде размахивающих руками детей.

Нет, пока Крисси не проснется.

Мальчик вздохнул.

Тогда я почитаю.

Отличная идея. - Эбби взглянула на Кэсс. Ее глазенки начинали слипаться. В тишине и она скоро задремлет.

Эбби не могла дождаться, когда же этот день закончится. Если им повезет, в четыре часа они вселятся в мотель, к пяти закажут пиццу, а в восемь улягутся спать. «Вайоминг, - подумала она, - это какой-то ад».

* * *

И без никаких, - объявил Джед, седлая свою любимую кобылу. - Ты еще слишком молод.

Ошибаешься, дядя Джед, - упрямо ответил юноша. - Я уже взрослый. Я год как закончил школу, и делаю здесь мужскую работу.

Джед взглянул на своего племянника, сдерживая гнев.

Верно, ты мужчина, Тай. Молодой мужчина. Мужчина, который еще не научился думать своей головой.

С моей головой все в порядке.

Да, если не считать того, что у тебя в ней ветер гуляет. Ты же не хочешь свары с Дженсенами. От них одни неприятности. - Он подтянул подпругу и похлопал кобылу по шее. - Эта девчушка вьет из тебя веревки, сынок. Так что не хлопай ушами. Ты слишком молод, чтобы жениться, слишком молод, чтобы взвалить на себя такую ответственность. Поживи для себя.

Ты меня недооцениваешь. И Тришу тоже.

Джед окинул взглядом своего племянника. Он был высоким и стройным, с темными волосами и карими глазами, передающимися в роду Монро из поколения в поколение. От своего отца он унаследовал упрямство, улыбчивость и уравновешенный характер.

Ты ничего не знаешь о женщинах.

А ты знаешь? - огрызнулся мальчишка. - Откуда?

Тебя это не касается. - Джед повернулся к кобыле, надеясь, что у Тая хватит ума заняться делом. - У тебя есть работа, вот и выполняй ее. Надо еще ограду проверить на юго-западном пастбище и убедиться, что там все в порядке с орошением.

Парень вздохнул.

Ты хочешь, чтобы я сделал это прямо сейчас?

Прекрасно.

Вернешься к ужину?

Постараюсь.

Джед вскочил в седло и проводил взглядом Тая, идущего через двор по направлению к дому. Глупый мальчишка сам сует голову в петлю. Триша и Тай дружили с самого детства, хотя их родители, бог знает почему, все время враждовали. Девятнадцать лет - не лучший возраст для женитьбы, но Тая невозможно переубедить. Ему хоть кол на голове теши.

Джед, сдвинув брови, глядел, как юноша влезает в грузовик. Тай нарывается на неприятности, но Джед сделает все возможное, чтобы уберечь его от горького разочарования.

Он развернулся и поскакал на западное пастбище. Это лето вряд ли будет легким.

* * *

Чем пахнет? - Мэтт наморщил нос и пощелкал ручкой кондиционера.

Он не работает, милый. Открой окно.

Жуткая вонь.

Странный запах доносился из-под приборной панели. Эбби взглянула в зеркало заднего вида, свернула к обочине, выключила двигатель и потянула за ручку, открывающую капот. Не дымом ли оттуда тянет?

Эбби сказала себе, что это всего лишь пыль. Не может же ее фургон сломаться в этой богом забытой глуши. Некоторое время назад она съехала с магистрали, чтобы умыться и съесть мороженого. И, похоже, где-то не там свернула, возвращаясь на шоссе. Грунтовая дорога с растущей на обочине полынью была совершенно пустой. От сильного ветра рот Эбби наполнился пылью, и глаза заслезились. Июньское солнце палило немилосердно.

Что случилось, мама? - спросила Кэсс. - Куда ты идешь?

Проверить двигатель. - Очень оптимистическое заявление. Эбби могла бы разглядывать его хоть целый день, и все равно ничего бы не поняла. Она знала только, что дым - очень нехороший признак. Лучше уж не поднимать капот, чтобы не обжечься.

Она выпрямилась и отбросила волосы с лица. Естественно, что-то сломалось. В последние полтора года все шло наперекосяк. Почему на этот раз должно быть по-другому?

Мэтт высунулся из окна.

Но мы сможем доехать к бабушке?

Конечно, - ответила Эбби, опустив руки. Могло быть и хуже, напомнила она себе. Авария, к примеру. Или болезнь кого-нибудь из детей.

Хороший вопрос. У тебя же есть карта? - Эбби казалось, что ее жизнь рассыпается, словно карточный домик. Одна неприятность следует за другой.

Смотри, не наступи на змею. - Мэтт протянул ей карту через окно.

Эбби огляделась по сторонам и испуганно шмыгнула на пассажирское сиденье фургона.

1

Рассказать друзьям