Читать книгу «Авиатор» онлайн полностью — Евгений Водолазкин — MyBook. Татьяна Сохарева об «Авиаторе» Евгения Водолазкина Предложения об экранизации

💖 Нравится? Поделись с друзьями ссылкой

    Оценил книгу

    «Авиатор» Водолазкина - уникально изданная книга. «Спасибо» - причём именно так, в кавычках, следует сказать издателям, которые решили прямо на обложке разместить достаточно большой спойлер. Так что, если вы лелеете в себе спойлерофобию, то заверните «Авиатора» в газетку, а заодно дальше не читайте мой отзыв, потому что мало ли что.

    Спойлер в следующем, чтобы долго не гадать. Главный герой просыпается в больничке и ничего о себе не помнит, потом начинает потихоньку вспоминать (ага, снова Эко! В «Лавре» был «Баудолино», а тут явно «Таинственное пламя царицы Лоаны»)… Вот только со временем какие-то несостыковки. В памяти у дяденьки начало XX века, а за окном уже вовсю кутит безалаберная постсоветская Россиюшка. Тут бы читатель долго гадал вместе с главным героем, что и как, как так получилось - злобные ли инопланетяне промыли его мозг; может быть, душа его вспоминает предыдущее перерождение; галлюцинирует ли он; начитался книжек… Да мало ли что там можно навыдумывать! Авиатор, в конце концов, - наверняка долетался. Упал темечком с небес о землю бренную, да и поехал умишком прямо во времена братьев Райт. Но обложка однозначно показывает, что именно произошло с бедным авиатором. Прикройте её, ради б-га. И аннотацию прикройте.

    Теперь бугурт немножечко прошёл, так что пляшем дальше. Авиатор, как можно уже догадаться, с самолётами связан мало. Не летал, не служил, крылья из птичьих перьев на воске не создавал. Вообще, мы с вами, то бишь читатели, куда большие авиаторы, чем он. Парим над текстом, взираем сверху на связь времён, параллели и судьбы. Главный герой тоже так «парил» - над временем, ввинтившись в спираль прошлого и будущего. И эта его историческая память очень всех интересует. Бедного авиатора спрашивают, ну как там, что там было в начале века? Где великие события? Трогал ли ты Ленина за бороду, чувствовал ли запах революции, трепетало ли твоё сердце, когда валы истории крушили всё вокруг? А ему и рассказать-то нечего. Обычный день. Кажется, дождик моросил, на завтрак съел яичницу, чесалась левая нога. Все вздыхают разочарованно, эх ты, всё проспал. Можно подумать, мы сами сейчас чувствует шевеление великой истории, а она ведь постоянно бурлит, вот прямо сейчас, в новостях, за окном. Но мы об этом узнаем только через лет N-десят - из учебников истории.

    Автор поднимает интересный вопрос, насколько является воспоминание реальностью. Или это всего лишь нейроны, которые можно потыкать палочкой, сфабриковать, сфальсифицировать, упаковать в баночку, как консервы. Что такое наша с вами память? Что такое память историческая? Если все будут говорить, что кошка белая, а она была чёрная, то какого цвета она будет для будущего?

    Отличной приправой к авиаторству стал выбор места действия. Петербург - связь времён видна даже архитектурно, он существует слегка экстравагантно, вне времени, так что никто не будет в нём удивляться конному экипажу или булыжной мостовой. Впрочем, общий ритм жизни по Водолазкину всё-таки изменился. И не только ритм. Вот раньше деревья были больше, трава зеленее, а всё настоящее, хоть и нет такого слова в сравнительной степени в русском языке. Современная жизнь для главного героя похожа на безвкусный соевый «шоколадный» батончик, в котором от изначально заявленного шоколада остался лишь слабый отзвук вкуса. Слишком пресно, слишком утилитарно, слишком быстро. Нет смакования, наслаждения мелочами, всё бы только побыстрее, попроще, поэргономичнее что ли. Для контраста авиатору дана его современная жёнушка. Так как повествование идёт в форме дневников разных лиц, то мы можем и её глазами глянуть на ситуацию. Она не отрицательный персонаж, её прагматичность не является чем-то порицаемым. Скорее, автор сожалеет, что она не даёт современным людям воспарить в небеса, прижимая прочно тяжеленным якорем к материальному миру. У молодого поколения нет памяти, ни исторической, никакой, лишь мещанство и безвкусица. Зато попа в тепле.

    Летающий по времени Робинзон Крузо, авиатор без крыльев, художник без кисти, всегда кто-то без… Главный герой оброс воспоминаниями, странными двойниками, окружён «летающими» фамилиями, даже окунулся немного в так активно всплывшую в современной русской литературе тему лагерей (ага, вновь Соловки, но уже скупо, нехотя, как и рассказывал бы, наверное, настоящий очевидец, которому хочется больше сохранить в памяти запах этой мягкой французской булки, а не вонь барака). Он действительно ровесник века, так что вопрос в итоге встаёт такой: если ты ровесник века, несёшь ли ты ответственность за него? Будешь ли ты виноват в том, что сохранил в памяти своей и для памяти потомкам мелочную ерунду - или что-то великое? Что вообще следует помнить: тяжёлый грохот колёс времени или симпатичную незнакомку в трамвае нумер три? Надеюсь, что с меня никто никогда не спросит чего-то подобного.

    Оценил книгу

    иди бестрепетно..
    Е. Водолазкин Авиатор

    Год с лишним назад я писала историю о том, как эта книга оказалась у меня в книжном шкафу. А прочитать её удалось только сейчас.

    Многие грешат на обложку издания, что она содержит в себе гигантский спойлер, а мне она сразу помогла понять, что название романа еще не говорит о том, что речь тут непременно пойдет об авиаторе, человеке связанном с полетами и небом. Хотя и это тоже будет в романе.

    Не скрою, к чтению романа подходила с предубеждением и затаенным нежеланием ввиду того, что не всегда складываются отношения с современной отечественной прозой. Но каково -же было приятное удивление, когда история Иннокентия Платонова захватила и понесла по волнам его памяти...

    В первый момент ты вместе с героем не понимаешь, что происходит и почему человек, наш современник,
    лежа на больничной койке, мысленно обращается к делам давно минувших дней, преданиям старины глубокой.. Как может он, будучи сравнительно молодым человеком говорить о том, что было в начале бурного и страшного на события двадцатого века?

    Но постепенно все происходящее приобретает стройную картину и воспоминания героя, ложащиеся на бумагу, начинают шаг за шагом приоткрывать завесу тайны. Перед нашим мысленным взором мелькают картинки из счастливого детства героя, его первой и страшной потере и трагедии, первой любви, воспоминания о которой он пронес через всю жизнь (Анастасия.. ), а встреча с ней через много лет написана с таким тактом и трепетом, так пронзительно переданы нахлынувшие разом чувства и воспоминания, что....хотелось плакать и писать навзрыд о потерянном безвозвратно, ушедшем навсегда. Одна из самых запоминающихся страниц романа...

    Вспоминая свое прошлое и предавая его бумаге, он мысленно анализирует свою жизнь и жизнь страны, в которой он родился, в которой жил и в которой чудом оказался снова. И взглянуть на настоящее глазами тех, кто жил в начале двадцатого века оказывается настолько захватывающе и интересно, что многое видится по другому или в чем-то ты находишь созвучие собственным мыслям.

    А прогулки героя по кладбищам в поисках утраченного? Попытка найти и не терять связь времен, оставить после себя след, напоминание, что ты жил, был, чувствовал, любил, страдал, погибал, умирал и возрождался.

    А авиатор здесь тоже все-таки будет. И автор очень тонко и умело закольцует историю Иннокентия Платонова , оставив много тем и вопросов для размышлений и повод вернуться к его творчеству.

    P.S. Захотелось мне взять эпиграфом слова из самого-же Авиатора потому что для меня они наиболее полно выражают суть романа.

    Оценил книгу

    Я думаю, что Водолазкина похитили. И подменили каким-то другим писателем, внешне похожим, а внутренне - ни капельки. А, нет, лучше так: Водолазкин сам ушел в тайгу, в скит, под именем Федора Кузьмича. А под его звездным именем издают произведения другого автора. И не спорьте со мной, пожалуйста, иначе я не смогу писать нормальную рецензию на этот роман.

    Потому что я была восхищена "Лавром". И я до сих пор благодарна Евгению Водолазкину за то прекрасное ощущение удивления и открытия. И я не могу со спокойным сердцем ругать автора, перед которым я, получается, в таком долгу. Он мне, значит, подарок, а я ему что?

    В первую очередь за хладнокровность. За низкую температуру общего настроения. Несмотря на то, что вроде бы по содержанию должны происходить страшные переживания, я просто читаю слова: "заплакал", "волновалась", "задрожал". Они несут мне информацию, не эмоции.

    Это происходит потому, что "Авиатор" - роман идей, а не страстей. Автор строит конструкции из персонажей, расставляет их по местам, прибавляет антуража и символических предметов. Проводит параллели. Отсылает к источникам. Доказывает тезисы. Подкрепляет цитатами. Блещет эрудицией. За всеми этими умственными упражнениями не остается никакого места для живой души, для настоящей слезы или смеха.

    И героя своего он не пожалел. Взял, вылепил для своих конкретных целей, дал пожить немного на воле, потом посадил в лагерь. Потом заморозил. Потом разморозил. Потом... Потом показал нам: вот видите, что получается, если делать то и это? Весь роман сделан нам в назидание, в учебу. Чтобы задумались и одумались. А Платонов - так, демонстрационный материал.

    И вот что самое обидное-то: его и правда не жалко! Не жалко! Хотя казалось бы, кого и не пожалеть тогда! Но у меня не получилось. Уже где-то с середины романа не то что жалости мне было для него не найти, а досада появлялась, и в конце даже хуже. Ну что он такой занудный? Пишет, пишет... Шелестели листики, трещал костер, капала капель. Да в том-то и дело, что это было раньше живое, и осталось живое - выйди ты на улицу, пойди в лес, послушай! И листики сохранились, и костер можно запались, и капель капает за милую душу. А Платонову это все не надо. Он днем с огнем ищет ТУ капель, 1920-года, и желая ее вернуть, выписывает в дневнике мертвые слова: "капала капель". Как ты при этом разморозишься? Чтобы разморозиться, надо греться! А он не грелся, он не жил в настоящем, а все возвращался, возвращался в свое прошлое, жил прошлым, дышал прошлым воздухом. Эта прошлая, мертвая материя его и сгубила!

    Ну что ж ты, Платонов! Хотела я закричать ему в лицо. Не сиди ты над своими тетрадками! Бери Настю, поезжай в лес, на реку. Не на кладбище только!!! На дачу (не на старую дачу, а сними новую дачу, свою). Вскопай грядку, посади редиску, собери новый урожай. Построй сарай, наноси туда дров - и так трудись, чтобы вспотеть, а потом обливаться из рукомойника. Рисуй, да, рисуй картины. Да делай же что-нибудь, елки-палки! Платонов совершенно не созидательный, а исключительно созерцательный персонаж. Он занят, по сути дела, только самим собой - он копит себя, копит маленькие воспоминания и прожитые моменты, чтобы, как в романе Стругацких, потомки могли восстановить его модель по этим деталям. Он пришел в живую жизнь, но не живет, а сразу готовится к смерти и боится умереть, консервирует себя. Стоит ли удивляться, что клетки от такой неживой жизни стали развоплощаться? Я читала, что деревья, которых уберегали от ветра, становились ломкими. Они не могли сопротивляться уже никакому дуновению воздуха. То же и Платонов. Без работы, без спорта, без энергичных занятий он истончился, весь ушел в свое ненаглядное прошлое.

    Я сама берегу старый семейный архив. Я люблю черно-белые, а также и другие фотографии. Но в мире накоплено столько информации. Особенно сейчас, когда буквально все документируется, фотографируется, копируется и запоминается. Всё это мервое дело, пока какой-то файл не берет в руки живой человек и не начинает разбирать: это вот Марья Петровна, это Ванька, а это Шарик. И человек своей живой душой возвращает к жизни этих людей - своей памятью, любовью, нежными чувствами. Чтобы прошлое жило, нам надо самим себя строить и беречь. Воспитывать детей и внуков, продолжая линию уже ушедших предков.

    Самое интересное, что в конце концов Платонов, кажется, обнаруживает, что все его записи были не нужны. Он вспоминает "надпись на воротах". Немного отступая от текста, скажу для непосвященных, что это была надпись на воротах Фонтанного дома, где жила Анна Ахматова: "Deus conservat omnia" - в переводе с латыни означает "Бог хранит всё" (Девиз графов Шереметевых). Хранит всё! Расслабьтесь, это хранение попрочнее будет и бумаги, и цифры. Просто живите, и постарайтесь, чтобы не было мучительно стыдно за свое нематериальное, но все же никогда не исчезаемое произведение.


Евгений Водолазкин

Моей дочери

– Что вы всё пишете?

– Описываю предметы, ощущения. Людей. Я теперь каждый день пишу, надеясь спасти их от забвения.

– Мир Божий слишком велик, чтобы рассчитывать здесь на успех.

– Знаете, если каждый опишет свою, пусть небольшую, частицу этого мира… Хотя почему, собственно, небольшую? Всегда ведь найдется тот, чей обзор достаточно широк.

– Например?

– Например, авиатор.

Разговор в самолете

© Водолазкин Е.Г.

© М.Шемякин, иллюстрации

© ООО “Издательство АСТ”

Часть первая

Говорил ей: в холода носи шапку, иначе отморозишь уши. Посмотри, говорил, сколько сейчас прохожих без ушей. Она соглашалась, мол, да-да, надо бы, но не носила. Смеялась над шуткой и продолжала ходить без шапки. Такая вот картинка всплыла в памяти, хотя о ком здесь идет речь – ума не приложу.

Или, допустим, вспомнился скандал – безобразный, изнурительный. Непонятно где разыгравшийся. Обидно то, что начиналось общение хорошо, можно сказать, доброжелательно, а потом слово за слово все переругались. Главное, самим же потом стало удивительно – почему, зачем?

Кто-то заметил, что часто так бывает на поминках: часа полтора говорят о том, каким покойник был хорошим человеком. А потом кто-то из пришедших вспоминает, что был покойник, оказывается, не только хорошим. И тут, как по команде, многие начинают высказываться, дополнять – и мало-помалу приходят к выводу, что был он, вообще-то, первостатейным мерзавцем.

Или совсем уж фантасмагория: кому-то дают по голове куском колбасы, и вот этот человек катится по наклонной плоскости, катится и не может остановиться, и от этого качения кружится голова…

Моя голова. Кружится. Лежу на кровати.

Вошел неизвестный в белом халате. Стоял, положив руку на губы, смотрел на меня (в дверной щели еще чья-то голова). Я же, в свою очередь, смотрел на него – не открываясь как бы. Из-под неплотно сомкнутых ресниц. Он заметил их дрожание.

– Проснулись?

Я открыл глаза. Приблизившись к моей кровати, неизвестный протянул руку:

– Гейгер. Ваш врач.

Я вытащил из-под одеяла правую руку и почувствовал бережное рукопожатие Гейгера. Так касаются, когда боятся сломать. На мгновение он оглянулся, и дверь захлопнулась. Не отпуская моей руки, Гейгер наклонился ко мне:

– А вы – Иннокентий Петрович Платонов, не так ли?

Я не мог этого подтвердить. Если он так говорит, значит, имеет на то основания. Иннокентий Петрович… Я молча спрятал руку под одеяло.

– Вы ничего не помните? – спросил Гейгер.

Я покачал головой. Иннокентий Петрович Платонов. Респектабельно. Немного, может быть, литературно.

– Помните, как я сейчас подошел к кровати? Как назвал себя?

Зачем он так со мной? Или я действительно совсем плох? Выдержав паузу, говорю скрипуче:

– А до этого?

Я почувствовал, как меня душат слезы. Они вырвались наружу, и я зарыдал. Взяв с прикроватного столика салфетку, Гейгер вытер мне лицо.

– Ну что вы, Иннокентий Петрович. На свете так мало событий, о которых стоит помнить, а вы расстраиваетесь.

– Моя память восстановится?

– Очень на это надеюсь. У вас такой случай, что ничего нельзя утверждать наверное. – Он поставил мне градусник. – Знаете, вы вспоминайте побольше, здесь важно ваше усилие. Нужно, чтобы вы сами всё вспомнили.

Вижу волосы в носу Гейгера. На подбородке царапины после бритья.

Спокойно смотрит на меня. Высокий лоб, прямой нос, пенсне – будто кто-то его нарисовал. Есть лица настолько типичные, что кажутся выдуманными.

– Я попал в аварию?

– Можно сказать и так.

В открытой форточке воздух палаты смешивается с зимним воздухом за окном. Становится мутным, дрожит, плавится, и вертикальная планка рамы сливается со стволом дерева, и ранние сумерки – где-то я уже это видел. И влетающие снежинки видел. Тающие, не долетев до подоконника… Где?

– Я ничего не помню. Только мелочи какие-то – снежинки в больничной форточке, прохлада стекла, если к нему прикоснуться лбом. Событий – не помню.

– Я бы мог вам, конечно, напомнить что-то из происходившего, но жизнь во всей полноте не перескажешь. Из вашей жизни я знаю только самое внешнее: где вы жили, с кем имели дело. При этом мне неизвестна история ваших мыслей, ощущений – понимаете? – Он вытащил у меня из подмышки градусник. – 38,5. Многовато.

Понедельник

Вчера еще не было времени. А сегодня – понедельник. Дело было так. Гейгер принес карандаш и толстую тетрадь. Ушел. Вернулся с подставкой для письма.

– Всё, что произошло за день, записывайте. И всё, что из прошлого вспомните, тоже записывайте. Этот ежедневник – для меня. Я буду видеть, как быстро мы в нашем деле продвигаемся.

Евгений Водолазкин

Страниц: 350

Примерное время прочтения: 4 часов

Год издания: 2015

Язык: Русский

Начали читать: 8866

Описание:

Евгений Водолазкин – прозаик, филолог. Автор бестселлера “Лавр” и изящного historical fiction “Соловьев и Ларионов”. В России его называют “русским Умберто Эко”, в Америке – после выхода “Лавра” на английском – “русским Маркесом”. Ему же достаточно быть самим собой. Произведения Водолазкина переведены на многие иностранные языки.

Герой нового романа “Авиатор” – человек в состоянии tabula rasa: очнувшись однажды на больничной койке, он понимает, что не знает про себя ровным счетом ничего – ни своего имени, ни кто он такой, ни где находится. В надежде восстановить историю своей жизни, он начинает записывать посетившие его воспоминания, отрывочные и хаотичные: Петербург начала ХХ века, дачное детство в Сиверской и Алуште, гимназия и первая любовь, революция 1917-го, влюбленность в авиацию, Соловки… Но откуда он так точно помнит детали быта, фразы, запахи, звуки того времени, если на календаре – 1999 год?..

Очень бледный традиционный и немощный роман, шибко контрастирующий с «Лавром», в котором дерзание и нетрадиционность уж точно были видны. Уж очень вялы описания дореволюционного СПБ, анемичен центральный персонаж, да и сюжет не так, чтобы очень уж держит в напряжении. В «Чапаеве и Пустоте» все было куда как более славно, ну на то этот роман и шедевр. У Водолазкина не отнять филологическое образования, но в этом романе погрешности темперамента фатальные. Фантазии и дерзости, умения взглянуть на давно заболтанное не нашлось, а соображения относительно того, что милосердие выше справедливости и в таком же духе, определенно встречал ранее.Уж точно не понимаю присутствие этой книжки во всякого рода номинационных премиях. Тем более мне непонятно, зачем было писать «Авиатор», когда есть «Венерин волос» и «Письмовник» Шишкина.

Оценка: 6

Дочитал роман и пошёл знакомится с отзывами. Бывает так – когда вещь очень понравилась, хочется узнать чего же ещё хорошего я в ней не заметил? Читаю отзывы и глаза начинают понемногу выкатываться из орбит. Лаборанты, чьё мнение я весьма уважаю, посчитали роман неудачным и, особенно, по сравнению с «Лавром» того же автора. Что называется «опс«!

«Лавр» – очень хороший роман, получивший у меня с разбегу восьмёрку, которая, судя по ощущениям, через несколько месяцев утрясания впечатлений вырастет до девятки. Но «Авиатор»-то сразу в десятку.

Не буду сравнивать два романа, придется говорить о «Лавре» в негативном ключе, а он хорош. Просто перечислю достоинства, которые, на мой взгляд, в «Авиаторе» проявляются гораздо сильнее.

Итак, «Авиатор»

Книга чрезвычайно цельная. При всей медлительности повествования, все её эпизоды воспринялась как необходимые. Такое редко бывает. Обычно, в хорошей книге нет лишних эпизодов, но есть такие, которые не мешают, даже помогают воспринимать роман, но не являются обязательными. Здесь же я даже не возьмусь ткнуть в абзац, без которого можно обойтись. На мой взгляд, конечно.

Я любитель короткой формы. Романы, даже прочитанные с удовольствием, в большинстве оставляют у меня послевкусье «ну неужели трудно было подсократить»? Здесь обошлось без таких мыслей как по ходу чтения, так и после него.

Очень интересный герой. И, при этом, совершенно положительный, хороший человек. Хорошего человека написать трудно, так написать, чтобы не ощущалась приторность. Здесь же именно хороший человек, и именно без приторности. Помимо того, что герой положительный, он ещё и логичен. Ну не люблю я сопереживать персонажам, делающим нелогичные поступки. Точнее даже не так, не могу сопереживать поступающим импульсивно, немотивированно. Здесь же все действия героя вытекают из его образа. Кстати, при всей фантастичности, герой живой, такой, какого можно вообразить среди своих знакомых. Если без фантастической составляющей, конечно:)

Отдельная статья – вера. Герой – человек глубоко верующий, что, наверное, у Водолазкина не просто так написано. У меня же, религиозность, как правило, вызывает отторжение. Как правило, не могу я серьёзно воспринимать ни человека, ни персонаж, если он заменяет разум верой. Здесь же никакого отторжения, вера героя дополняет разум, а не заменяет его.

За что бы покритиковать? Пожалуй, образ Гейгера не очень мне пошёл. Ну не видел я в жизни российского немца, характер которого вытекал бы из его немецкости. Ощущение, что автор здесь пошёл лёгким путём – опёрся на стереотипы, ассоциирующиеся со словом «немец». Но и за это особо критиковать не буду. Может быть, возьмись Водолазкин прописывать этот персонаж второго плана так же специфично, как главного героя, и расползся бы роман на куски?

Ещё одна похвала, совсем уже моя-субъективная. Я, как правило, не люблю читать вещи в антураже начала 20-го века. Не могу сказать почему – не нравится и всё. Век так 17-й и раньше - с огромным удовольствием, а позже как-то не идёт. Здесь же автор и этот мой барьер преодолел без какого-либо напряжения.

Но почему же, всё-таки, плохие отзывы? И почему сравнения с Лавром – прекрасным романом, занятным персонажем, но от жизни оторванными? Кому-то, наверное, в неподходящий момент попался, но не каждому же? Я попытался подумать, что бы могло переключить восприятие. Подумалось – а не фон ли? Не обижайтесь, коллеги, но, подозреваю, что сказывается переедание. Переели мы правды про двадцатые-тридцатые годы. Хотим читать качественную литературу про те времена, за которые нам не стыдно, а не про те, за которые стыдно. А за тридцатые двадцатого нам очень стыдно. Тогда ведь жили не наши далёкие, почти сказочные, предки, а вполне реальные бабушки и дедушки. Это при них всё это происходило, даже если не с их прямым участием, но при них. Психологический феномен, больше известный по Германии. Тот, что у немцев с Гитлером – стыдно им за своих предков того времени, и очень не любят об этом времени лишний раз вспомнить.

Может быть я и не прав, но другого объяснения не нашёл. Может кто-то другой подскажет почему отзывы на один из лучших романов, мной в последние годы прочитанных, пестрят отрицательными эпитетами?

Оценка: 10

При прочтении возникает внезапное чувство классовой ненависти. Уж внедряли его коммунисты, внедряли - не смогли. А вот такие авторы смогли его пробудить. Некие белые и пушистые господа. Некие мерзопакостные нелюди из народа. И сам народ как-то существует там. Где-то. Совершенно мимо белой и пушистой жизни. Как обслуга новых русских, на которую пофиг и параллельно.

Само сладкое детство персонажа, конечно перекликается с нашим, которое было при коммунистах. Мирно, спокойно, беззаботно. Да когда нет смуты - оно всегда так. Но автор акцентируется что вот тогда было хорошо, а потом пришли гады и всё испортили. Да. Гады они такие. И чья вина, что те, кто рулил обществом допустили такое? Об этом как-то среди квазибывших как-то не принято рассуждать. А надо бы.

Ну а сам текст цветист, но сумбурен и в общем-то скучен. Несмотря на богатый язык.

Оценка: 4

Это прекрасно! В особенности после недавно прочитанного «Лавра». Не хочется разбирать или комментировать, хочется переживать заново – молча, без суеты.

На ЛиТерре мы говорили, что едва ли не вся фантастика, какую мы ценим и любим, перебралась в мейнстрим и отлично себя там чувствует. А едва ли не все то, что осталось под брендом «фантастики» - «чертово колесо» в парке, скрежещущий механизм индустрии развлечений. «Авиатор» - еще одно яблоко в эту корзину.

В книгах Водолазкина хорошо все. То есть, вообще все. И увлекательно - не оторваться, и оригинально, и написано просто здорово, и язык замечательный: читать - одно удовольствие, и за душу цепляет, и эмоции - от слез до смеха... В общем, всем хорош. Один из лучших современных писателей, как на наш взгляд. 99% современных русскоязычных писателей-фантастов ему и в подметки не годятся (впрочем, не только фантастов). Т. е., Водолазкин пишет не просто лучше них - это принципиально другой уровень, другой класс.

И да, с непривычки, наверное, может не пойти. Так же как и книги, к примеру, Дины Рубиной или Марины Степновой, которые, как на наш взгляд, находятся с Водолазкиным «в одной литературной весовой категории».

Оценка: нет

Представьте, вот перенесся человек из начала 20 века в ее конец. О чем он может нам рассказать? Он ведь был непосредственным свидетелем переломных событий в жизни нашей страны, как царизм приходил в упадок, как в атмосфере витал дух недовольства и предстоящих изменений. Первая мировая война, революция, белые, красные, стачки, битвы и войны, Ленин, Сталин, террор, голод.

Но у Водолазкина немного иной взгляд на это. По его идее, мы и так все это знаем или можем узнать из сотен разных исторических книг, тогда как мало вы где вы найдете описание быта того времени. Не быта даже, а таких повседневных мелочей, которые уже не восстановить и о которых ни в одной исторической книге, даже самой скрупулёзной не напишут. Цокот копыт по мостовой, стрекот цикад по ночам, свет газовых фонарей, походка людей, первые синема.

Трудно рассказать про эту книгу без спойлеров, потому что когда я брал этот роман, я ровным счетом о нем ничего не знал и хочу сохранить в своей рецензии ту же долю неизвестности, который иногда оборачивается удивительным благом.

Читаешь этот пронзительный роман и начинаешь невольно замечать те повседневные вещи, которые в связи с нашей занятостью и бессознательностью, проходит для нас фоном, хотя мы все знаем, что в мелочах и скрывается радость. Когда вы последний раз полной грудью вдыхали воздух и осознавали все составляющие запахи этого воздуха? Помните узор на окнах, который рисовал мороз на стеклах, как рисовали на запотевших стеклах и что ваш палец при этом ощущал? Пение птиц или звук проезжающих мимо машин? Слушайте, осознавайте и «Идите бестрепетно»

Оценка: 9

Хорошая вещь, есть над чем подумать (и здесь сразу предупреждение о многочисленных спойлерах). Любопытно: те же самые люди, что кричат про «гетто», этот роман нахваливают, хотя тут не просто фантастика, а даже попаданец (впрочем, попаданец наоборот – из прошлого в почти настоящее). В «гетто» этот прием кто только не эксплуатировал, даже ваш покорный слуга. И пресловутые скрепы в «Авиаторе» в изобилии, кстати. Ату его! Нет, хвалят.

Уж много сказано об аллюзиях и «мостиках» к дореволюционной русской литературе, о замечательном качестве текста, об удачной композиции, о философском подтексте, о Лазаре и Платоне Каратаеве - все эти вещи очевидны и достоинства бесспорны, так что не стану повторяться.

А вот центральный герой, Иннокентий Платонов, мне кажется фигурой весьма спорной. Такой человек не может олицетворять собой наше прошлое до 1917 года, нашу историческую память. Очень тихий, простой, лишенный пассионарности. В произведениях авторов того времени сплошь иные типажи. Допустим, по авторской задумке Иннокентий созерцатель, художник - но почему он сосредоточен на мелочах? Комар на коже, запах еловых веток, природа, разные бытовые частности – это красиво, но все мало изменилось за сто лет; так ли интересно это в сравнении с важными событиями прошлого? Квинтэссенция такого подхода (в словах героя): «посиделки на кухне с самоваром – событие не менее важное, чем сражение на войне». И подобное обесценивание истории проступает во многом. Например, совершенно жегловское заявление «наказаний без вины не бывает». Или, «Господи, накажи и правого и виноватого». Между тем, суть той бурной эпохи как раз была в том, что и прошлое России и будущее (и люди, сражавшиеся за них) несли в себе и правду и неправду. Позиция «моя хата с краю» тоже имеет право на существование, но, если ты самоустраняешься от событий своего времени, не жалуйся и не удивляйся потом.

Пассивность героя видна и в отношениях с Анастасией. Любовь их совершенно платоническая, и даже девушка просит о большем, но Иннокентий стойко держит уровень «гуляем за ручку», никакого сближения. А если б сблизился, если бы они ждали ребенка – может быть, он и не совершил тот грех, за которым последовала трагедия. С Настей в 1999 году у него могла бы повториться та же скучная непорочная история, но состояние аффекта и раскрепощенность нашей современницы помогли. Возможно, автор и хотел навести на мысль, что пассивность в эпоху пассионарности чревата проблемами? Пока Раневская и присные гуляли да вздыхали – Лопахин купил да вырубил их вишневый сад. Что, если бы в 1918 году миллионы таких мечтательных иннокентиев взялись бы за оружие – не пришлось бы им потом умирать в голоде и холоде на Соловках? Если так, то намек чересчур неясный, не читается. В других случаях, когда надо на что-то намекнуть, Водолазкин себя не сдерживает: отсылки к Робинзону на острове или статуэтка Фемиды мелькают в повествовании даже слишком часто. Еще одна «программная» идея Иннокентия: «история состоит не из событий, а из явлений», тоже спорна – все явления приходят в историю через события.

Любопытно, что злодеи-гпушники в романе как раз ужасные развратники и все время насилуют, жестоко избивая, заключенных женщин в лагере, на контрасте с целомудренным Иннокентием. Это, конечно, лишь другая крайность поведения, но старик Фрейд мог бы заинтересоваться таким авторским подходом. В ту же копилку маленький член негодяя Зарецкого (вот еще интересный вопрос – можно ли считать его антагонистом? Пожалуй, да), доносчика, который каждый день выносил с завода привязанную в промежности палку колбасы. Так и погиб с расстегнутыми штанами. Зарецкий еще более пассивный и тусклый герой, единственное действие его – донос на профессора Воронина – совершено без мотивации, и он сам это признает (!). Зачем психологически обессмысливать такое интересное явление в истории, как доносительство? Зачем лишать героев мотивации? В итоге они просто совершают какие-то поступки, без ненависти, зависти, гнева, любви, желания мести и так далее. По-настоящему живая и активная в романе только Настя.

Я утверждаю: популярность фантастики о попаданцах в России – это последствия исторических травм, в первую очередь недавних. Русский человек снова и снова подсознательно возвращается в прошлое, к пережитому страной кровавому опыту, он размышляет о том, как могло бы все пойти иначе, без такого количества материальных, культурных, духовных потерь. Так и Водолазкин снова поднимает из заморозки ровесника прошлого века, чтобы еще раз ощутить потерянную эпоху на вкус. Менять что-то уже поздно, все сделано, убитых не вернуть. Но можно хотя бы восстановить память эпохи для потомков.

Отчего-то при чтении легко угадывались повороты сюжета: так логично он выстроен. Возлюбленная состарилась и померла? – не беда, у нее же внучка. Герой выбрался из жидкого азота и с бодрым отвращением изучает новую эпоху? – ну это слишком просто, сейчас должны начаться страдания. А вот и страдания: вдруг начали отмирать клетки мозга. Но просто уложить его в гроб и рыдать скучно, так что будет открытый финал. А Настя от Платонова дочку родит, перебросит мостик в новый век. Жизнь продолжится. Кстати, вот за это автору искреннее спасибо. Еще недавно у современных литераторов все было куда грустнее. А тут и ребенок в проекте, и открытый финал, оставляющий призрачную надежду - это уже какой-то луч света, без шуток, особенно при таком грустном сюжете.

Оценка: 8

Что формирует личность человека? Что из себя представляет в «сухом» виде душа? И когда все же жизнь (в биологическом смысле) заканчивается по настоящему? Судя по всему это наш багаж в виде Памяти. Это жизненный опыт, ощущения, мимолетные и сильные, фундаментальные чувства. Это мозаика лиц, пейзажей, запахов и звуков. Пока все это живо в голове человека он в большей степени жив, чем мертв.

Евгений Водолазкин создал роман-калейдоскоп, роман-паззл, где главный герой должен этот паззл собрать. По стечению обстоятельств, полностью лишившись памяти, он по камешку, по песчинке пытается восстановить потерянное собственное Я. Это и яркие картинки из детства, и серые, мутные образы из взрослой жизни. Герой не просто человек своего времени, он пришелец, призрак прошлого, оказавшийся в нашем «компьютерно-автомобильном» мире. И в этом его трагизм, он последний свидетель уже ушедшей давно эпохи. Ему приходится искать не только себя самого, но и понять почему он оказался здесь и сейчас.Путешествия во времени – излюбленная тема фантастов. Этот сюжетный ход открывает простор для фантазии в описании технических и научных достижений. Но это не про «Авиатора»… Главный герой книги, чья молодость прошла в бурные времена начала ХХ века, совсем не поражён и не очарован концом ХХ века. В своих записях-воспоминаниях он снова проживает свой век – детские увлечения, юношеская любовь, ад Соловков. А главное, звуки и ароматы, цвета и линии, чувства и эмоции той эпохи, про которые так мало знают современники из документальных хроник… А как жить человеку, оторванному от своего времени?

Люблю книги про «попаданцев» - ведь это отстранённый взгляд со стороны сразу на две эпохи – покинутую и новую. Конечно, это в первую очередь это взгляд автора. Но мне импонирует взгляд Водолазкина – спокойный, без излишнего очернения или восхищения, с достаточно ироничным восприятием реалий жизни. Может быть, сюжетные задумки и общие идеи романа далеко не новы, но я получал искреннее удовольствие от чтения книги. Спасибо автору!

Итого: Качественная современная отечественная проза. Написана отличным литературным языком. Рекомендую тем, кто ищет не мощный экшн и заумное хитросплетение сюжета, а просто качественную художественную литературу с небольшими фантастическими и историческими допущениями. Обязательно возьмусь за более известную книгу автора - «Лавр».

Оценка: 9

К сожалению, явная неудача любимого мною автора. Диссонанс с уровнем на котором написан «Лавр», просто разителен, не зацепило вообще. Понятно, что книга другая и о другом, но как будто другой человек писал. Читается легко, но вещь вторичная, согласен с prouste, «Письмовник» Шишкина гораздо сильнее. Оценка 6.

Роман-житие «Лавр» о средневековом травнике Арсении Евгений Водолазкин в свое время снабдил пояснением «неисторический роман», заранее сбивая возможный настрой читательской оптики. На обложке романа «Авиатор» по аналогии можно было бы написать две фразы: «нефантастический роман» и «не Лавр». Второе специально для тех, кто отталкивается в своих ожиданиях от любви/не любви к прошлой книге Евгения Водолазкина. «Авиатор» — роман совершенно иной: цельный, живой и правдивый, хотя в основе сюжета история подчеркнуто нереальная, будто бы на живую нитку собранная из обрывков воспоминаний. Главный герой — «ровесник века» Иннокентий Платонов приходит в себя на больничной койке в 1999 году. Он мало что о себе помнит и не представляет, что происходит вокруг. По предложению своего лечащего врача Гейгера Платонов начинает ежедневно записывать воспоминания-видения в попытке восстановить собственную историю.

«РБК Стиль» знает как минимум пять причин прочесть «Авиатора».

Язык

Евгений Водолазкин снова удивляет виртуозным владением русским языком и особым даром облекать в слова неуловимые ощущения, звуки и даже запахи. Прохлада стекла, если к нему прикоснуться лбом, отблески пламени на лице брандмейстера — все это описано зримо и практически осязаемо. Из хаотичных фрагментов воспоминаний главного героя — размытых образов, отдельных фраз и зарисовок — постепенно складывается не только его личная история, и даже не история ХХ века, чего, в общем-то, ожидаешь от Водолазкина. Нет, из этих осколков памяти в калейдоскопе романа странным образом проступает картина твоей собственной жизни.

пресс-служба редакции Елены Шубиной

Буквально несколькими фразами Евгений Водолазкин запускает механизмы памяти, и читатель снова и снова вращает калейдоскоп, заворожено наблюдая, как бесплотное прошлое становится частью настоящего. Кроме того, Водолазкин как блестящий стилист и доктор филологии, подмечает и передает нюансы языковых изменений. Картина мира его героев удивительно достоверна как в 1911-м или 1932-м, так и в 1999-м году.

Июль, солнце. Теплый ветер треплет кружево зонтов. Многие в соломенных шляпах, некоторые — в треугольных шапочках, сделанных из газеты. Мы приехали с самого утра, потому стоим в первом зрительском ряду. Можем рассмотреть не только аэропланы, но и авиаторов. В тот самый миг, когда я этих людей увидел, я твердо решил, что стану авиатором. Не брандмейстером, не дирижером — авиатором. <...> Меня завораживало само слово — авиатор. Его звучание соединяло в себе красоту полета и рев мотора, свободу и мощь. Это было прекрасное слово. Позднее появился «летчик», которого будто бы придумал Хлебников. Слово неплохое, но какое-то куцее: есть в нем что-то от воробья. А авиатор — это большая красивая птица. Такой птицей хотел быть и я.

Время

Несмотря на точно найденные для каждой эпохи слова, писатель верен себе и любимой идее своего учителя, академика Дмитрия Сергеевича Лихачева: «Времени нет, все едино и все связано со всем». Во всех своих книгах, начиная с романа «Соловьев и Ларионов», Евгений Водолазкин старается передать это «совсем другое время», всеобъемлющее и цельное. В романе «Авиатор» даже сам герой — воплощение этой идеи. Он то ли потерял десятки лет жизни из-за рискованного научного эксперимента по замораживанию в одной из лабораторий Соловецкого лагеря, то ли наоборот обрел. Вся причудливо закольцованная история его жизни и любви, состоящая из деталей и частных случаев — художественное отражение целого столетия. Гейгер записывает в своем дневнике, что «календарные даты принадлежат к линейному времени, а дни недели — к циклическому. Линейное время — историческое, а циклическое замкнуто на себе. Вовсе и не время даже. Можно сказать, вечность». Эта цикличность и занимает Водолазкина, который считает ХХ век самым драматичным в истории России. Он не раз говорил в различных интервью, что предреволюционный период и период вскоре после революции — очень важное время, о котором нужно размышлять всерьез. В «Авиаторе» он захватывает разом начало и конец века и, глядя на него глазами одного и того же героя, запечатлевает образ времени.

пресс-служба редакции Елены Шубиной

Опять сегодня думал о Секирке [штрафной изолятор на Соловецкий островах — прим. ред.]. Тут бессильны и живопись, и словесные описания. Ну, какое описание может передать круглосуточный холод? Или голод? Всякий рассказ подразумевает законченное событие, а здесь — страшная бесконечность. Не можешь согреться час, другой, третий, десятый. <...> Пытка длится, длится, и эта длительность убивает. Как эту пытку опишешь? О ней столько же времени нужно писать, сколько она тянется. Часы, дни, месяцы.

Вина и прощение

Евгений Водолазкин сразу знал, что проблема вины будет одной из главных тем романа. И «Авиатор» в этом смысле эхо «Преступления и наказания» Достоевского — за почти детективной фабулой скрываются универсальные проблемы вины и прощения, покаяния, искупления и возмездия. Внешняя канва истории позволяет следить за тем, как сострадание пересиливает жестокость, как Иннокентий Платонов раз за разом если и не избавляется от ненависти, для которой есть все основания, то переплавляет ее в понимание. Врач Гейгер, опираясь на собственный опыт, воспринимает ХХ век совершенно иначе, но мученику Платонову автор дает больше права судить об истории.

Рисунок Михаила Шемякина, созданный специально для этого издания

пресс-служба редакции Елены Шубиной

Герой

Подчеркнуто придуманный авиатор Платонов, переживший глубокую заморозку, неожиданно получился настоящим, а от его воспоминаний и размышлений сложно оторваться. Правда, эта вовлеченность в чтение редкой природы: наблюдения Платонова, которого Гейгер называет жизнеописателем, становятся поводом для внутренней душевной работы, и потому, открывая книгу, чаще погружаешься не в жизнь героя, а в свою собственную.

Автор, по собственному признанию, назвал своего «авиатора» Иннокентием, потому что это имя означает «невинный», а ему «на роду написано» быть невинной жертвой происходивших в его жизни событий. Сначала принимая, а потом вспоминая свою судьбу, Платонов через незначительные исчезающие детали сохраняет большую историю.

— Понимаете, тогда даже звуки были другие — обычные уличные звуки. Цоканье копыт совсем ушло из жизни, а если взять моторы, то и они по-другому звучали. Тогда — одиночные выстрелы выхлопных газов, сейчас — общее урчание. Клаксоны опять же другие. Да, важную вещь забыл: никто нынче не кричит. А раньше старьевщики кричали, лудильщики, молочницы. Звуки очень изменились…
— Я вас все на исторические темы пытаюсь вывести, — смеется, — а вы мне все про звуки да про запахи.
— Разве вы не понимаете — это единственное, что стоит упоминания? О словах можно прочитать в учебнике истории, а о звуках — нельзя. Вы знаете, что значит лишиться этих звуков в одночасье?

Евгений Водолазкин пришел в литературу из науки. И успех «Лавра» частично объяснялся тем, что доктор филологии специализировался на древнерусской литературе и отлично владел материалом. Написанный на совсем другом материале роман «Авиатор» можно воспринимать как доказательство того, что Водолазкин не только ученый, но и серьезный большой писатель.

Евгений Водолазкин (пресс-служба редакции Елены Шубиной)

— Иди бестрепетно, — звучит повторное указание Терентия Осиповича. Я даже не иду — взлетаю, возношусь чьим-то усилием на венский стул и читаю собравшимся стихотворение. Помнится, очень небольшое… Гром аплодисментов плюс тедди-бэр в подарок. Что же я читал им тогда? Счастливый, пробираюсь сквозь толпу поклонников, взглядом благодарю виновников моего успеха — кухарку и Терентия Осиповича, который укрепил меня словом.

— Я же говорил, — рука его скользит по двум концам бороды, — иди бестрепетно.
У меня в жизни так не всегда получалось.

Перед встречей с Евгением Водолазкиным в библиотеке-читальне имени И. С. Тургенева все желающие смогут пройти литературный квест «Из воспоминаний авиатора Платонова» по мотивам новой книги. Подсказки найдутся на страницах романа, развешанных по всему пространству библиотеки. Среди возможных призов — страница из авторской рукописи. В программе вечера также актерское чтение отрывков из нового произведения и самое главное — общение с лауреатом премии «Большая книга». Вход бесплатный, но для участия в квесте требуется



Рассказать друзьям