Новые условия социал-демократической работы, создавшиеся и России после октябрьской революции выдвинули на очередь вопрос о партийной литературе. Различие между нелегальной и легальной печатью, это печальное наследие крепостнической, самодержавной России, - начинает исчезать. Оно еще не померло, далеко нет. Лицемерное правительство нашего министра-премьера еще бесчинствует до того, что "Известия Совета Рабочих Депутатов" печатаются "нелегально", но, кроме позора для правительства, кроме новых моральных ударов ему, ничего не получается из глупых попыток "запретить" то, чему помешать правительство не в силах.
При существовании различия между нелегальной и легальной печатью вопрос о партийной и непартийной печати решался крайне просто и крайне фальшиво, уродливо. Вся нелегальная печать была партийна, издавалась организациями, велась группами, связанными так или иначе с группами практических работников партии. Вся легальная печать была не партийна, потому что партийность была под запретом, - но "тяготела" к той или другой партии. Неизбежны были уродливые союзы, ненормальные "сожительства", фальшивые прикрытия; с вынужденными недомолвками людей, желавших выразить партийные взгляды, смешивалось недомыслие или трусость мысли тех, кто не дорос до этих взглядов, кто не был, в сущности, человеком партии.
Проклятая пора эзоповских речей, литературного холопства, рабьего языка, идейного крепостничества! пролетариат положил конец этой гнусности, от которой задыхалось, все живое и свежее на Руси. Но пролетариат завоевал пока лишь половину свободы для России.
Революция еще не закончена. Если царизм уже не в силах победить революцию, то революция еще не в силах победить царизма. И мы живем в такое время, когда всюду и на всем сказывается это противоестественное сочетание открытой, честной, прямой, последовательной партийности с подпольной, прикрытой, "дипломатичной", увертливой "легальностью". Это противоестественное сочетание сказывается и на нашей газете: сколько бы ни острил г. Гучков насчет социал-демократической тирании, запрещающей печатать либерально-буржуазные, умеренные газеты, а факт все же остается фактом, - Центральный Орган Российской социал-демократической рабочей партии, "Пролетарий", все же остается за дверью самодержавно-полицейской России.
Как-никак, а половина революции заставляет всех нас приняться немедленно за новое налаживание дела. Литература может теперь, даже "легально", быть на 9/10 партийной. Литература должна стать партийной. В противовес буржуазным нравам, в противовес буржуазной предпринимательской, торгашеской печати, в противовес буржуазному литературному карьеризму и индивидуализму, "барскому анархизму" и погоне за наживой, -- социалистический пролетариат должен выдвинуть принцип партийной литературы, развить этот принцип и провести его в жизнь в возможно более полной и цельной форме.
В чем же состоит этот принцип партийной литературы? Не только в том, что для социалистического пролетариата литературное дело не может быть орудием наживы лиц или групп, оно не может быть вообще индивидуальным делом, не зависимым от общего пролетарского дела. Долой литераторов беспартийных! Долой литераторов сверхчеловеков! Литературное дело должно стать частью общепролетарского дела, "колесиком и винтиком" одного-единого, великого социал-демократического механизма, приводимого в движение всем сознательным авангардом всего рабочего класса. Литературное дело должно стать составной частью организованной, планомерной, объединенной социал-демократической партийной работы.
"Всякое сравнение хромает", говорит немецкая пословица. Хромает и мое сравнение литературы с винтиком, живого движения с механизмом. Найдутся даже, пожалуй, истеричные интеллигенты, которые поднимут вопль по поводу такого сравнения, принижающего, омертвляющего, "бюрократизирующего" свободную идейную борьбу, свободу критики, свободу литературного творчества и т. д., и т. д. По существу дела, подобные вопли были бы только выражением буржуазно-интеллигентского индивидуализма. Спору нет, литературное дело менее всего поддается механическому равнению, нивелированию, господству большинства над меньшинством. Спору нет, в этом деле безусловно необходимо обеспечение большего простора личной инициативе, индивидуальным склонностям, простору мысли и фантазии, форме и содержанию.
Все это бесспорно, но все это доказывает лишь то, что литературная часть партийного дела пролетариата не может быть шаблонно отождествляема с другими частями партийного дела пролетариата. Все это отнюдь не опровергает того чуждого и странного для буржуазии и буржуазной демократии положения, что литературное дело должно непременно и обязательно стать неразрывно связанной с остальными частями частью социал-демократической партийной работы. Газеты должны стать органами разных партийных организаций. Литераторы должны войти непременно в партийные организации. Издательства и склады, магазины и читальни, библиотеки и разные торговли книгами - все это должно стать партийно-подотчетным. За всей этой работой должен следить организованный социалистический пролетариат, всю ее контролировать, во всю эту работу, без единого исключения, вносить живую струю живого пролетарского дела, отнимая, таким образом, всякую почву у старинного, полуобломовского, полуторгашеского российского принципа: писатель пописывает, читатель почитывает.
Мы не скажем, разумеется, о том, чтобы это преобразование литературного дела, испакощенного азиатской цензурой и европейской буржуазией, могло произойти сразу. Мы далеки от мысли проповедовать какую-нибудь единообразную систему или решение задачи несколькими постановлениями. Нет, о схематизме в этой области всего менее может быть речь. Дело в том, чтобы вся наша партия, чтобы весь сознательный социал-демократический пролетариат во всей России сознал эту новую задачу, ясно поставил ее и взялся везде и повсюду за ее решение. Выйдя из плена крепостной цензуры, мы не хотим идти и не пойдем в плен буржуазно-торгашеских литературных отношений. Мы хотим создать и мы создадим свободную печать не в полицейском только смысле, но также и в смысле свободы от капитала, свободы от карьеризма; - мало того: также и в смысле свободы от буржуазно-анархического индивидуализма.
Эти последние слова покажутся парадоксом или насмешкой над читателями. Как! закричит, пожалуй, какой-нибудь интеллигент, пылкий сторонник свободы. Как! Вы хотите подчинения коллективности такого тонкого, индивидуального дела, как литературное творчество! Вы хотите, чтобы рабочие по большинству голосов решали вопросы науки, философии, эстетики! Вы отрицаете абсолютную свободу абсолютно-индивидуального идейного творчества!
Успокойтесь, господа! Во-первых, речь идет о партийной литературе и ее подчинении партийному контролю. Каждый волен писать и говорить все, что ему угодно, без малейших ограничений. Но каждый вольный союз (в том числе партия) волен также прогнать таких членов, которые пользуются фирмой партии для проповеди антипартийных взглядов. Свобода слова и печати должна быть полная. Но ведь и свобода союзов должна быть полная. Я обязан тебе предоставить, во имя свободы слова, полное право кричать, врать и писать что угодно. Но ты обязан мне, во имя свободы союзов, предоставить право заключать или расторгать союз с людьми, говорящими то-то и то-то.
Партия есть добровольный союз, который неминуемо бы распался, сначала идейно, а потом и материально, если бы он не очищал себя от членов, которые проповедуют антипартийные взгляды. Для определения же грани между партийным и антипартийным служит партийная программа, служат тактические резолюции партии и её устав, служит, наконец, весь опыт международной социал-демократии, международных добровольных союзов пролетариата, постоянно включавшего в свои партии отдельные элементы или течения, не совсем последовательные, не совсем чисто марксистские, не совсем правильные, но также постоянно предпринимавшего периодические "очищения" своей партии.
Так будет и у нас, господа сторонники буржуазной "свободы критики", внутри партии: теперь партия у нас сразу становится массовой, теперь мы переживаем крутой переход к открытой организации, теперь к нам войдут неминуемо многие непоследовательные (с марксистской точки зрения) люди, может быть, даже некоторые христиане, может быть, даже некоторые мистики. У нас крепкие желудки, мы твердокаменные марксисты. Мы переварим этих непоследовательных людей. Свобода мысли и свобода критики внутри партии никогда не заставят нас забыть о свободе группировки людей в вольные союзы, называемые партиями.
Во-вторых, господа буржуазные индивидуалисты, мы должны сказать вам, что ваши речи об абсолютной свободе одно лицемерие. В обществе, основанном на власти денег, в обществе, где нищенствуют массы трудящихся и тунеядствуют горстки богачей, не может быть "свободы" реальной и действительной. Свободны ли вы от вашего буржуазного издателя, господин писатель? от вашей буржуазной публики, которая требует от вас порнографии в романах и картинах, проституции в виде "дополнения" к "святому" сценическому искусству? Ведь эта абсолютная свобода есть буржуазная или анархическая фраза (ибо, как миросозерцание, анархизм есть вывернутая наизнанку буржуазность).
Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания.
И мы, социалисты, разоблачаем это лицемерие, срываем фальшивые вывески, - не для того, чтобы получить неклассовую литературу и искусство (это будет возможно лишь в социалистическом внеклассовом обществе), а для того, чтобы лицемерно-свободной, а на деле связанной с буржуазией, литературе противопоставить действительно-свободную, открыто связанную с пролетариатом литературу. Это будет свободная литература, потому что не корысть и не карьера, а идея социализма и сочувствие трудящимся будут вербовать новые и новые силы в ее ряды.
Это будет свободная литература, потому что она будет служить не пресыщенной героине, не скучающим и страдающим от ожирения "верхним десяти тысячам", а миллионам и десяткам миллионов трудящихся, которые составляют цвет страны, ее силу, ее будущность. Это будет свободная литература, оплодотворяющая последнее слово революционной мысли человечества опытом и живой работой социалистического пролетариата, создающая постоянное взаимодействие между опытом прошлого (научный социализм, завершивший развитие социализма от его примитивных, утопических форм) и опытом настоящего (настоящая борьба товарищей рабочих).
За работу же, товарищи! Перед нами трудная и новая, но великая и благодарная задача - организовать обширное, разностороннее, разнообразное литературное дело в тесной и неразрывной связи с социал-демократическим рабочим движением. Вся социал-демократическая литература должна стать партийной. Все газеты, журналы, издательства и т. д. должны приняться немедленно за реорганизационную работу, за подготовку такого положения, чтобы они входили целиком на тех или иных началах в те или иные партийные организации. Только тогда "социал-демократическая" литература станет таковой на самом деле, только тогда она сумеет выполнить свой долг, только тогда она сумеет и в рамках буржуазного общества вырваться из рабства у буржуазии и слиться с движением действительно передового и до конца революционного класса.
Ведение
Цензура
в литературе всегда была актуальной
проблемой, особенно в период советской
власти. В те времена многое было под
запретом, многого нельзя было говорить,
поэтому осуществлялся жесткий контроль
над тем, что должно содержаться в советской
печати.
В
современном мире цензура есть,
но с развитием капиталистических
рыночных отношений она запрещает
только то, что аморально для нашего
общества и противоречит закону. Во
время Советского союза страну контролировала
одна партия и все, что говорилось
против нее осуждалось, подвергалось репрессиям
и гонениям.
Целью
моей работы является рассмотрение цензуры
в советской партийной литературе.
Для этого я рассмотрела 3 статьи, которые,
на мой взгляд, достаточно раскрывают
тему моей работы: 1)Ленин. Партийная организация
и литература, 2) Брюсов. Свобода слова,
3) Постановление Оргбюро ЦК ВКП (б) О журналах
"Звезда" и "Ленинград" от 14 августа
1946 г. - О журналах "Звезда" и "Ленинград".
Ленин. Партийная организация и Партийная литература
«Литература
должна стать партийной. В противовес
буржуазным нравам, в противовес буржуазной
предпринимательской, торгашеской печати,
в противовес буржуазному литературному
карьеризму и индивидуализму, «барскому
анархизму» и погоне за наживой, - социалистический
пролетариат должен выдвинуть принцип
партийной литературы, развить этот принцип
и провести его в жизнь в возможно более
полной и цельной форме».
Принцип
партийной литературы, по мнению В.
И. Ленина, состоит в том,
что «для
социалистического пролетариата литературное
дело не может быть орудием наживы лиц
или групп, оно не может быть вообще индивидуальным
делом, не зависимым от общего пролетарского
дела. Литературное дело должно стать
частью общепролетарского дела, «колесиком
и винтиком» одного - единого, великого
социал-демократического механизма, приводимого
в движение всем сознательным авангардом
всего рабочего класса. Литературное дело
должно стать составной частью организованной,
планомерной, объединенной социал-демократической
партийной работы».
Ленин
отмечает, что «в этом деле, безусловно,
необходимо обеспечение большего простора
личной инициативе, индивидуальным склонностям,
простора мысли и фантазии, форме и содержанию.
Все это бесспорно, но все это доказывает
лишь то, что литературная часть партийного
дела пролетариата не может быть шаблонно
отождествляема с другими частями партийного
дела пролетариата. Все это отнюдь не опровергает
того чуждого и странного для буржуазии
и буржуазной демократии положения, что
литературное дело должно непременно
и обязательно стать неразрывно связанной
с остальными частями частью социал-демократической
партийной работы. Газеты должны стать
органами разных партийных организаций.
Литераторы должны войти непременно в
партийные организации. Издательства
и склады, магазины и читальни, библиотеки
и разные торговли книгами - все это должно
стать партийным, подотчетным. За всей
этой работой должен следить организованный
социалистический пролетариат, всю ее
контролировать, во всю эту работу, без
единого исключения, вносить живую струю
живого пролетарского дела, отнимая, таким
образом, всякую почву у старинного, полуобломовского,
полуторгашеского российского принципа:
писатель пописывает, читатель почитывает».
Ленин
говорит о создании свободной печати
не в полицейском только смысле, но также
и в смысле свободы от капитала, свободы
от карьеризма, также и в смысле свободы
от буржуазно-анархического индивидуализма.
Здесь
речь идет «о партийной литературе и ее
подчинении партийному контролю. Каждый
волен писать и говорить все, что ему угодно,
без малейших ограничений. Но каждый вольный
союз (в том числе партия) волен также прогнать
таких членов, которые пользуются фирмой
партии для проповеди антипартийных взглядов.
Свобода слова и печати должна быть полная.
Но ведь и свобода союзов должна быть полная.
Я обязан тебе предоставить во имя свободы
слова, полное право кричать, врать и писать
что угодно. Но ты обязан мне, во имя свободы
союзов, предоставить право заключать
или расторгать союз с людьми, говорящими
то-то и то-то. Партия есть добровольный
союз, который неминуемо бы распался, сначала
идейно, а потом и материально, если бы
он не очищал себя от членов, которые проповедуют
антипартийные взгляды. Для определения
же грани между партийным и антипартийным
служит партийная программа, служат тактические
резолюции партии и ее устав, служит, наконец,
весь опыт международной социал-демократии,
международных добровольных союзов пролетариата,
постоянно включавшего в свои партии отдельные
элементы или течения, не совсем последовательные,
не совсем чисто марксистские, не совсем
правильные, но также постоянно предпринимавшего
периодические «очищения» своей партии.
Теперь партия становится массовой,
теперь мы переживаем, крутой переход
к открытой организации, теперь к нам войдут
неминуемо многие непоследовательные
(с марксистской точки зрения) люди, может
быть, даже некоторые христиане, может
быть, даже некоторые мистики. У нас крепкие
желудки, мы твердокаменные марксисты.
Мы переварим этих непоследовательных
людей. Свобода мысли и свобода критики
внутри партии никогда не заставят нас
забыть о свободе группировки людей в
вольные союзы, называемые партиями».
Говоря
о свободе, Ленин отмечает что, «в
обществе, основанном на власти денег,
в обществе, где нищенствуют массы трудящихся
и тунеядствуют горстки богачей, не может
быть «свободы» реальной и действительной.»
Писатели не свободны от «буржуазного
издателя», от «буржуазной публики, которая
требует порнографии в рамках и картинах,
проституции в виде «дополнения» к «святому»
сценическому искусству. Ведь эта абсолютная
свобода есть буржуазия или анархическая
фраза (ибо, как миросозерцание, анархизм
есть вывернутая наизнанку буржуазность)».
«Жить
в обществе и быть свободным от общества
нельзя. Свобода буржуазного писателя,
художника, актрисы есть лишь замаскированная
(или лицемерно маскируемая) зависимость
от денежного мешка, от подкупа, от содержания.
И
мы, социалисты, разоблачаем это
лицемерие, срываем фальшивые вывески,
- не для того, чтобы получить неклассовую
литературу и искусство (это будет
лишь в социалистическом внеклассовом
обществе), а для того, чтобы лицемерно-свободной,
а на деле связанной с буржуазией, литературе
противопоставить действительно-свободную,
открыто связанную с пролетариатом литературу.
Это
будет свободная литература, потому
что не корысть и не карьера, а
идея социализма и сочувствие трудящимся
будут вербовать новые и новые силы в ее
ряды. Это будет свободная литература,
потому что она будет служить не пресыщенной
героине, не скучающим и страдающим от
ожирения «верхним десяти тысячам», а
миллионам и десяткам миллионов трудящихся,
которые составляют цвет страны, ее силу,
ее будущность. Это будет свободная литература,
оплодотворяющая последнее слово революционной
мысли человечества опытом и живой работой
социалистического пролетариата, создающая
постоянное взаимодействие между опытом
прошлого (научный социализм, завершивший
развитие социализма от его примитивных,
утопических форм) и опытом настоящего
(настоящая борьба товарищей рабочих).
Вся
социал-демократическая литература
должна стать партийной. Все газеты,
журналы, издательства и т. д. должны приняться
немедленно за реорганизационную работу,
за подготовку такого положения, чтобы
они входили целиком на тех или иных началах
в те или иные партийные организации. Только
тогда «социал-демократическая» литература
станет таковой на самом деле, только тогда
она сумеет выполнить свой долг, только
тогда она сумеет и в рамках буржуазного
общества вырваться из рабства у буржуазии
и слиться с движением действительно передового
и до конца революционного класса».
Статья
впервые опубликована в газете «Новая
жизнь», № 12, 13 ноября 1905 г. Печатается
по изданию: В.И. Ленин. Полн. собр. соч.
- Т. 12. - С. 99-105.
Брюсов В. Свобода слова
Брюсов
критикует статью Ленина о партийной
литературе, говоря, что на самом
деле «свободная (внеклассовая) литература
для него – отдаленный идеал, который
может быть осуществлен только в социалистическом
обществе будущего. Пока же «лицемерно
свободной, а на деле связанной с буржуазией
литературе» Ленин противопоставляет
«открыто связанную с пролетариатом литературу».
Брюсов отмечает, что по точному смыслу
его определений обе литературы не свободны.
Первая тайно связана с буржуазией, вторая
– открыто – с пролетариатом.
Социал-демократы
добивались свободы исключительно
для себя. Свободе слова Ленин противопоставляет
свободу союзов и грозит писателям беспартийным
исключением из партии для проповеди антипартийных
взглядов. Нет сомнения, что угроза Ленина
«прогнать» имеет довольно обширный смысл:
утверждаются положения социал-демократической
доктрины, как заповеди, против которой
не позволены (членам партии) никакие возражения.
Ленин
готов предоставить право «кричать,
врать и писать что угодно», но
за дверью. Он требует расторгать союз
с людьми, «говорящими что-то не так».
Итак, есть слова, которые запрещено говорить.
«Партия есть добровольный союз, который
неминуемо распался бы, если бы он не очищал
себя от членов, которые проповедуют антипартийные
взгляды». Итак, есть взгляды, которые
высказывать запрещается. «Свобода мысли
и свобода критики внутри партии никогда
не заставят нас забыть о свободе группировок
людей в вольные союзы». Иначе говоря,
социал-демократической партии дозволяется
лишь критика частных случаев, отдельных
сторон доктрины. Тех, кто отважиться на
это, надо «прогнать». В этом решении –
фанатизм людей, не допускающих мысли,
что их убеждения могут быть ложны. Отсюда
– один шаг до заявления халифа омара:
«Книги, содержащий то же что Коран – лишние,
а содержащие иное – вредны».
Социал-демократы
дают сходное определение: «Свобода
слова есть возможность говорить все,
что согласно с принципами социал-демократии».
Такая свобода не может удовлетворить
нас, тех, кого Ленин презрительно обзывает
«гг. буржуазные индивидуалисты и сверхчеловеки».
Для нас такая свобода кажется лишь
сменой старых цепей на новые. Пусть прежде
писатели были закованы в кандалы,
а теперь им предлагают связать руки мягкими
пеньковыми веревками, но свободен лишь
тот, на ком нет даже оков из роз и лилий.
«Долой писателей беспартийных!» - восклицает
Ленин. Следовательно, беспартийность,
т.е. свободомыслие, есть уже преступление.
Ты должен принадлежать партии, иначе
- «долой тебя!» Но в нашем представлении,
свобода слова неразрывно связана со свободы
суждения и уважением к чужому убеждению.
Для нас дороже всего свобода исканий,
хотя бы она привела к крушению всех наших
верований и идеалов. Где нет уважения
к мнению другого, где ему только надменно
предоставляют возможность «врать», не
желая слушать, там свобода - фикция
Постановление
Оргбюро ЦК ВКП (б)
О журналах "Звезда"
и "Ленинград" от 14
августа 1946 г. - О
журналах "Звезда"
и "Ленинград"
ЦК ВКП (б) отмечает,
что издающиеся в
Ленинграде литературно- художественные
журналы "Звезда" и "Ленинград"
ведутся совершенно неудовлетворительно.
В журнале "Звезда"
за последнее время,
наряду со значительными
и удачными произведениями
советских писателей, появилось
много безыдейных, идеологически
вредных произведений. Грубой ошибкой
"Звезды" является предоставление
литературной трибуны писателю Зощенко,
произведения которого чужды советской
литературе.
Редакции
"Звезды" известно, что
Зощенко давно специализировался
на писании пустых, бессодержательных
и пошлых вещей, на проповеди
гнилой безыдейности,
пошлости и аполитичности,
рассчитанных на то, чтобы дезориентировать
нашу молодежь и отравить ее сознание.
Последний из опубликованных рассказов
Зощенко "Приключения обезьяны"
("Звезда", № 5-6 за 1946 г.)
представляет пошлый пасквиль на
советский быт и на советских людей.
Зощенко изображает советские порядки
и советских людей в уродливо карикатурной
форме, клеветнически представляя
советских людей примитивными,
малокультурными, глупыми, с
обывательскими вкусами
и нравами. Злостно хулиганское
изображение Зощенко нашей
действительности сопровождается
антисоветскими выпадами.
Предоставление страниц "Звезды"
таким пошлякам и подонкам литературы,
как Зощенко, тем более недопустимо,
что редакции "Звезда" хорошо
известна физиономия Зощенко
и недостойное поведение его во время
войны, когда Зощенко, ничем
не помогая советскому народу
в его борьбе против немецких
захватчиков, написал такую омерзительную
вещь как "Перед восходом
солнца", оценка которой, как
и оценка всего литературного "творчества"
Зощенко, была дана на страницах журнала
"Большевик".
Журнал "Звезда" всячески популяризирует
также произведения писательницы
Ахматовой, литературная и общественно-политическая
физиономия которой
давным-давно известна
советской общественности. Ахматова
является типичной представительницей
чуждой нашему народу пустой безыдейной
поэзии. Ее стихотворения, пропитанные
духом пессимизма и упадочничества,
выражающие вкусы старой
салонной поэзии,
застывшей на
позициях буржуазно-аристократического
эстетства и декадентства, "искусстве
для искусства", не желающей идти
в ногу со своим народом наносят вред
делу воспитания нашей молодежи
и не могут быть терпимы в советской литературе.
Предоставление Зощенко и Ахматовой
активной роли в журнале,
несомненно, внесло элементы
идейного разброда и дезорганизации в
среде ленинградских писателей.
В журнале стали появляться
произведения, культивирующие несвойственный
советским людям дух низкопоклонства
перед современной буржуазной культурой
Запада.
Стали
публиковаться произведения, проникнутые
тоской, пессимизмом и разочарованием
в жизни (стихи Садофьева и Комиссаровой
в № 1 за 1946 г. и т.д.). Помещая
эти произведения, редакция усугубила
свои ошибки и еще более принизила идейный
уровень журнала.
и т.д.................
С понятием классовости литературного творчества тесно связано понятие партийности литературы. Партийность творчества писателей заключается в осознанной и активной защите ими жизненных и политических интересов определенных общественных классов, социальных групп и политических партий. Партийность литературы возникает на высшем этапе классовой борьбы, когда во главе общественных классов становятся политические партии, которые направляют борьбу этих классов за господствующее положение в обществе. Поскольку литература выступает важным фактором общественно-классовой борьбы, политические партии стремятся использовать литературное творчество как средство пропаганды своей идеологии и своей политики, В свою очередь писатели становятся на сторону той или иной политической партии и их творчество приобретает партийный характер.
Учение о партийности литературы разработал
В. И. Ленин в своей знаменитой статье «Партийная организация и партийная литература». Появление этой статьи в разгар революции 1905 года было далеко не случайным. Ленинское учение о партийности художественного творчества отвечало назревшим потребностям революционной борьбы рабочего класса и всех трудящихся за социализм, оно отвечало также потребностям прогрессивного развития самой литературы. Дело в том, что проблемы партийности не только в литературе, но и во всех сферах общественной и идеологической жизни приобрели в эпоху империализма особенно актуальный смысл. Империализм предельно обострил все классовые противоречия и создал предпосылки для победы социалистической революции. Но обреченный буржуазно-империалистический строй еще не считает себя побежденным; он яростно сопротивляется, маневрирует, переходит в контратаки. Смертельная борьба двух миров требует от всех людей, в том числе и от писателей, четкого определения их места в классовой и политической борьбе, выбора их партийно!) позиции. Логика борьбы ведет к тому, что даже самый отказ от партийности (маневр, к которому охотно прибегают защитники отжившего строя) приобретает партийный характер. Стремясь отвратить массы (в том числе и писателей, художников, артистов) от классовой, политической, идеологической борьбы, империалистическая буржуазия призывает отказаться от классовости и партийности во имя «всеобщего процветания общества», т. е. ради сохранения господства капитала.
В ответ на подобные призывы к «беспартийности» В. И. Ленин писал: «Беспартийность в буржуазном обществе есть лишь лицемерное, прикрытое, пассивное выражение принадлежности к партии сытых, к партии господствующих, к партии эксплуататоров. Беспартийность есть идея буржуазная. Партийность есть идея социалистическая». В статье «Партийная организация и партийная литература» В. И. Ленин раскрыл лживый, лицемерный характер «беспартийности» творчества писателей и других деятелен искусства, отдавших свой талант в услужение эксплуататорским классам, показал, что жить в классовом обществе и быть свободным от этого общества нельзя и что «свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания».
Весь ход литературного развития подтверждает неопровержимость этих ленинских положений. Так, журналы русских декадентов, кичившихся «абсолютной свободой» своего творчества, издавались на деньги миллионеров Рябушинского, Полякова и других. «Беспартийные» произведения Д. Мережковского, Ф. Сологуба, 3. Гиппиус и прочих столпов русского декаденса были пропитаны ненавистью к трудовому народу и к его революционным устремлениям.
Такая же картина наблюдается в современном буржуазном обществе. Буржуазные меценаты, издатели, литературные общества и союзы всячески поддерживают и рекламируют тех писателей, творчество которых служит целям сохранения буржуазных порядков. И наоборот, буржуазное общество не жалует, например, своим вниманием современных французских писателей Андре Стиля, Луи Арагона, Эльзу Триоле, творчество которых связано с жизнью и освободительной борьбой рабочего класса. Буржуазный литературовед из Западной Германии К. Цигель в своей книге «Литературная фабрика» обрушивается на литераторов, критикующих боннский режим, упрекая их за «вторжение в область политики». «Всякое участие писателей и поэтов в политической жизни,— заявляет он, — в принципе противоречит сущности искусства и не должно иметь места». Но тут же автор берет под защиту писателей, прославлявших в свое время Гитлера и его режим. «Пора прекратить их преследование,— пишет он,— только за то, что они считали Гитлера хорошим человеком и думали, что он установит хороший порядок».
Литературе, связанной с буржуазией и ее партиями и в то же время лицемерно заявлявшей о своей беспартийности, В. И. Ленин призвал противопоставить литературу, открыто связанную с революционной борьбой рабочего класса и его авангардом, Коммунистической партией. «Литературное дело,— писал Ленин,— должно стать частью общепролетарского дела... Литературное дело должно стать составной частью организованной, планомерной, объединенной социал-демократической партийной работы». В. И. Ленин предсказывал, что идея социализма и сочувствие трудящимся рано или поздно привлекут в литературу, воодушевляемую идеями пролетарской, коммунистической партийности, самых честных и самых талантливых писателей. Так оно и стало. Вначале на ленинский призыв откликнулись М. Горький, А. Серафимович, Д. Бедный, а затем, после победы социалистической революции, коммунистическая партийность стала основой основ развития советской литературы.
Советские писатели не скрывают своей коммунистической партийности, т. е. связи с политикой и идеологией Коммунистической партии, с ее целями и идеалами. Более того, наши писатели гордятся своей партийностью. В. В. Маяковский с гордостью писал о ста томах своих «партийных книжек». А. Т. Твардовский от имени советских писателей заявил на XXI съезде КПСС: «Счастье советской литературы в том, что главная идейная и организующая сила нашего общества — Коммунистическая партия учит и призывает ее отображать живую жизнь, всю правду и закономерность явлений ее, приносимых невиданной по размаху трудовой созидательной деятельностью людей социализма. Она обращает нас, писателей, к жизни, учит видеть ее новые замечательные черты там, на самых решающих участках, где добывается руда, варится сталь, выращиваются хлеба и стада, воздвигаются корпуса заводов и жилищ, производится не только все необходимое для жизни общества, но и делающее ее прекрасной и радостной».
Партийность литературы, как и классовость, выражается не формальной принадлежностью писателя к той или иной партии, а его мировоззрением, идейной направленностью его творчества. Это целиком относится и к коммунистической партийности. Коммунистическая партийность, кроме того, вовсе не отменяет всех других признаков и качеств художественной литературы, как уверяют клеветники из буржуазного лагеря, а, наоборот, требует высшей добросовестности и честности писателя. Быть партийным в творчестве для советского писателя значит следовать методу социалистического реализма, требующему правдивого, исторически конкретного изображения жизни в ее революционном развитии с идейных позиций Коммунистической партии в целях идейного воспитания читателей в коммунистическом духе. Быть партийным в творчестве — значи!- постоянно совершенствовать мастерство, искать новые, действенные формы искусства, ибо только талантливые, яркие, художественно совершенные произведения способны волновать читателей, доставлять им наслаждение, воспитывать их.
Партийность советской литературы проявляется и в том, что ее развитие происходит под постоянным благотворным влиянием КПСС. Коммунистическая партия признает за искусством и литературой огромную силу воздействия на сознание строителей нового мира и делает все для того, чтобы советская литература развивалась по пути высокой идейности и художественного совершенства, по пути сближения с жизнью и потребностями трудящихся. В Программе КПСС сказано: «Советская литература и искусство, проникнутые оптимизмом и жизнеутверждающими коммунистическими идеями, играют большую идейно-воспитательную роль, развивают в советском человеке качества строителя нового мира. Они призваны служить источником радости и вдохновения для миллионов людей, выражать их волю, чувства и мысли, служить средством._их идейного обогащения и нравственного воспитания».
Буржуазные противники советской литературы, стремясь подорвать ее растущее влияние во всем мире, уверяют, будто партийность лишает наших писателей свободы творчества. Подобные утверждения носят явно клеветнический характер. Именно творчество писателей, связавших всю свою жизнь и литературную деятельность с борьбой за социализм, наиболее свободно и соответствует истинному назначению искусству. Ведь высшее назначение искусства — служить людям труда, делать их жизнь полноценной, радостной, свободной. Эти же цели ставит перед собой и Коммунистическая партия. Вот почему В. И. Ленин, определяя основные черты литературы, вдохновляющейся идеями пролетарской партийности, писал: «Это будет свободная литература, потому что не корысть и не карьера, а идея социализма и сочувствие трудящимся будут вербовать новые и новые силы в ее ряды. Это будет свободная литература, потому что она будет служить не пресыщенной героине, не скучающим и страдающим от ожирения «верхним десяти тысячам», а миллионам и десяткам миллионов трудящихся, которые составляют цвет страны, ее силу, ее будущность. Это будет свободная литература, оплодотворяющая последнее слово революционной мысли человечества опытом и живой работой социалистического пролетариата, создающая постоянное взаимодействие между опытом прошлого (научный социализм, завершивший развитие социализма от его примитивных, утопических форм) и опытом настоящего (настоящая борьба товарищей рабочих)». Именно такой и стала советская литература. Она неразрывно связана с жизнью, трудом и борьбой миллионов советских людей, строителей нового мира, вдохновляется их идеалами и сама вдохновляет их на новые подвиги.
Коммунистическая партийность советских писателей есть, следовательно, высшее выражение свободы их творчества. Очень хорошо сказал об этом М. А. Шолохов с трибуны Второго всесоюзного съезда советских писателей: «О нас, советских писателях, злобствующие враги за рубежом говорят, будто мы пишем по указке партии. Дело обстоит несколько иначе: каждый из нас пишет по указке своего сердца, а сердца наши принадлежат партии и родному народу, которому мы служим своим искусством».
О коммунистической партийности как основе основ развития советской литературы ясно и четко сказано в обращении Четвертого всесоюзного съезда советских писателей к Центральному Комитету КПСС: «Мы открыто и с гордостью называем нашу литературу партийной, потому что у нее нет и не может быть других интересов, кроме интересов народа, выражаемых нашей партией. Мы называем нашу литературу партийной, потому что видим в политике партии наиболее полное воплощение заветных чаяний прогрессивного человечества. И мы говорим сегодня от имени всей нашей многонациональной литературы: «Выбрав своим идеалом коммунизм — мы будем верны ему до конца!»
До 30-х годов XIX в. даже самые передовые мыслители полагали, что общественная жизнь всех народов мира исторически развивается или по воле высших, божественных сил (по Гегелю - как воплощение саморазвития «мирового духа»), или же по мысли и указанию имеющих власть высокопоставленных личностей (царей, князей, военачальников). И только в результате социально-политических событий во Франции: великой буржуазной революции, последующей феодальной реакции и возникновения буржуазной республики в 1830 г. - передовые буржуазные историки в этой стране, а затем и в других странах пришли к мысли, что национальные общества исторически развиваются в процессе столкновения социальных сил, их борьбы за с о б- ственность на средства производства и за охраняющую ее политическую власть. Это было зарождением методологии исторического материализма, разработанной позднее, в 1840-1880-е годы, К. Марксом и Ф. Энгельсом. Отсюда и возникали понятия общественных классов и классовой сущности деятельности людей, а позднее и ее партийность. При наличии в национальных обществах определенных форм собственности на средства производства и определенных форм власти, их охраняющих, в них всегда - так или иначе - возникают социальные силы и общественные движения или стремящиеся сохранить и защитить эти сложившиеся формы, или же как-то их изменить, или же совсем устранить их и заменить иными. Принадлежность к тем или другим из этих общественных движений, деятельность ради их успехов, ради осуществления их социальных взглядов и политических идеалов - это и есть классовость деятельности членов общества; а само содержание этих взглядов и идеалов - партийность их деятельности и их идеалов. Но до конца XIX в. даже в самых передовых странах еще не существовало крепко сплоченных и организованных политических партий с четко сформулированными, сознательно намеченными программами и внутренней дисциплиной. Не употреблялся в этом смысле и сам термин - «по литическая партия» [от латинского слова pars (род. п. - partis), по-русски - часть, в данном случае - часть социально сознательных и активных слоев общества]. В одной из самых ранних своих статей Ленин употребил впервые этот термин применительно к общественному миропониманию и вытекающей из него деятельности людей «...Материализм, - писал он, - включает в себя, так сказать, партийность, обязывая при всякой оценке события прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы» (8, 419). Партийность, иначе говоря, есть прямая и открытая защита взглядов и интересов определенной общественной группы, определенного сЪциального класса в оценке явлений и событий действительности. Более широкое и подробное разъяснение такого понимания партийности применительно к политической борьбе и ее выражению в литературе Ленин дал в статье «Партийная организация и партийная литература», написанной осенью 1905 г. Это был период подъема русского революционного движения, когда литература, выражающая взгляды социал-демократии, партии революционного рабочего класса, выходила из положения запрещенной, нелегальной и почти полностью могла печататься и распространяться открыта. Ленин настаивал поэтому на том, чтобы, становясь легальной, эта литература всецело сохраняла свою партийность. «Литературное дело, - писал он, - должно стать составной частью организованной, планомерной, объединенной социал-демократической партийной работы» (70, 101); Этому препятствовало тогда то обстоятельство, что некоторые литераторы, организационно принадлежавшие к социал-демократической партии, не проявляли, однако, в своих печатных выступлениях достаточной идейной последовательности и верности тем принципам общественноисторического миропонимания, которые являются основой политической программы и деятельности этой партии. Были и такие литераторы, которые, входя в партию, поддавались воздействию «буржуазно-анархического индивидуализма». Они могли оказаться при этом в плену «буржуазно-торгашеских литературных отношений» - требований и вкусов «буржуазной публики» и «подкупов» со стороны буржуазных издателей. Все это в кругах буржуазной интеллигенции часто осуществлялось тогда во имя идеалов «абсолютной свободы, абсолютно-индивидуального идейного творчества». Ленин разоблачал эти иллюзии. Он утверждал, что такой свободы вообще не бывает: «Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя» (10, 104). А затем он указывал и на крайние случаи подчинения художественного творчества интересам и соблазнам предпринимательства. «Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы, - писал он, - есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания» (10, 104). Литературе «лицемерно-свободной, а на деле связанной с буржуазией» Ленин противопоставлял литературу «действительно-свободную, открыто связанную с пролетариатом». «Это будет свободная литература, - писал он, - потому что не корысть и не карьера, а идея социализма и сочувствие трудящимся будут вербовать новые и новые силы в ее ряды». «Это будет свободная литература, оплодотворяющая последнее слово революционной мысли человечества опытом и живой работой социалистического пролетариата...» (10, 104). Выступая против партийных литераторов, проявляющих в" своих сочинениях черты «буржуазно-анархического индивидуализма», Ленин указывал, что социал-демократическая партия является «вольным союзом» и что этот союз «волен также прогнать таких членов, которые пользуются фирмой партии для проповеди антипартийных взглядов» (10, 102). Именно к ним обращено восклицание Ленина: «Долой литераторов беспартийных! Долой литераторов сверхчеловеков!» (10, 100). Возражая «истеричным интеллигентам», которые могут поднять «вопль» против требования сделать социал-демо- кратическую литературу «частью общепролетарского дела, «колесиком и винтиком» одного-единого, великого социал- демократического механизма», Ленин разъяснял условность этих метафорических выражений. «Спору нет, - писал он, - в этом деле безусловно необходимо обеспечение большего простора личной инициативе, индивидуальным склонностям, простора мысли и фантазии, форме и содержанию». Но, тем не менее, «литературное дело» должно быть «неразрывно связано» со всей работой партии (10, 101). Таким образом, по мысли Ленина, литература, выражающая взгляды и идеалы политического движения революционного рабочего класса, обладает высокой степенью партийности. Эта высокая степень партийности заключается, во-первых, в том, что лица, создающие социал-демократи ческую литературу, сознательно и внутренне свободно связывают свое творчество с мировоззрением и общественной борьбой революционного пролетариата; во-вторых, в том, что это мировоззрение представляет собой «последнее слово революционной мысли человечества». «Последнее слово» - значит недавно достигнутый наиболее высокий уровень развития научной и философской мысли, показывающий историческую закономерность и необходимость перехода общества от капиталистического строя к социалистическому и решающее значение в этом переходе революционной борьбы пролетариата. Сознание всего этого и вдохновляет участников социал-демократичес- # кого движения и возглавляющей его партии на свободное служение идеалам социализма и делу социалистической пролетарской революции. А отсюда вытекает, далее, последовательность их политического мышления и их внутренняя, свободная ответственность за свою политическую деятельность. Научно-философская теория, обосновывающая переход общества к социализму, была разработана К. Марксом и Ф. Энгельсом в 40-80-х годах XIX в. и развита Лениным применительно к историческим условиям первой четверти Х-Х^в, Теория эта получила название диалектического и исторического материализма. Вот почему Ленин и писал в своей ранней, цитированной выше статье, что историко-ма- териалистическое понимание общественной жизни «обязывает» при оценке событий «прямо и открыто становиться на точку зрения определенной общественной группы», т. е. революционного социал-демократического пролетариата. В этом и заключается партийность мышления тех людей, которые овладели таким пониманием, для которых оно стало сознательно и свободно усвоенным мировоззрением, проявляющимся и в создаваемой ими литературе. Из всего сказанного, однако, не следует, что партийность мировоззрения и деятельности людей может* и могла существовать только на этой наиболее высокой ступени, достигнутой в революционном социал-демократическом движении. Партийность менее высокого уровня существовала и существует у участников других общественных движений и других исторических эпох. Они также могли «прямо и открыто» становиться «на точку зрения» определенной общественной группы, определенного класса, хотя в их мировоззрении и не было научности - верного понимания закономерностей общественного развития. Так, обозревая в 1907 г. «классы и партии», представи-. тели которых участвовали в прениях по аграрному вопросу во 2-й Государственной думе, Ленин сравнивал выступления «беспартийных крестьян» и крестьян «партийных» (трудовиков и эсеров). Он пришел к выводу, что у тех и других - «те же требования, то же миросозерцание», но «партийные крестьяне» проявляют «больше сознательности», у них «цельнее понимание зависимости между разными сторонами вопроса» (72, 375). Оценивая мировоззрение «партийных крестьян», Ленин так пишет о выступлении одного крестьянина-трудовика: «Вы видите: этот идеолог крестьянства стоит на типической точке зрения французского просветителя XVIII века. Он не понимает исторической ограниченности, исторически- определенного содержания его справедливости. Но он хочет - и класс, который он представляет, может во имя этой абстрактной справедливости смести дотла все остатки средневековья» (72, 376-377). Значит, наряду с социал-демократической партийностью в русском революционном движении 1905-1907 гг. проявлялась и «просветительски»-крестьянская партийность. Ее сторонники свободно и открыто защищали точку зрения своего класса, но она отличалась «ограниченностью» и «абстрактностью» своих взглядов и идеалов. В русском передовом общественном движении того времени проявлялась также и «революционность» «беспартийная», которую Ленин показал и оценил в статье «Социалистическая партия и беспартийная революционность» (осень 1905 г.). «Революционность» эта выражалась, по Ленину, в многочисленных и разнообразных «требованиях» со стороны широких демократических слоев, враждебных самодержавно-помещичьему строю, но не имевших еще ясных социально-политических идеалов. Поэтому эти требования не шли дальше удовлетворения правовых и культурных интересов. «Потребность в «человеческой», культурной жизни, - писал Ленин, - в объединении, в защите своего достоинства, своих прав человека и гражданина охватывает все и вся, объединяет все классы, обгоняет гигантски всякую партийность, встряхивает людей, еще далеко-далеко не способных подняться до партийности» (77, 136). Ленин, однако, подчеркивал, что это только «внешняя беспартийность», только «видимость беспартийности», так как под правовыми и культурными требованиями широких демократических масс скрывались, по сути дела, буржуаз ные стремления освободить капиталистический строй от «пережитков крепостного права». Таковы были большие различия в уровне партийности среди социальных слоев, участвовавших в революции 1905-1907 гг. Но большие различия существовали в этом отношении и раньше, на предыдущих этапах исторического развития общества, в разных странах, у представителей различных общественных движений - в их мировоззрении, политической борьбе и выражавшей их взгляды литературе. Дело в том, что в обществе, разделенном на классы, всегда были глубокие социально-экономические и политические противоречия, а отсюда и противоречия идейные. Они разъединяли целые классы и классовые группы в их взглядах и идеалах, но вместе с тем они и объединяли людей с одинаковыми или близкими взглядами и идеалами. Наиболее активные из таких людей часто образовывали идейные группировки, иногда даже союзы и содружества. Такие идейные содружества не обладали еще тем высоким уровнем внутренней политической организованности и дисциплинированности, какой характерен для политических партий конца XIX и XX в. Но в широком смысле слова это все же были партии. В их взглядах, политической деятельности и литературе всегда проявлялась определенная партийность. Таковыми были, например, в России дворянские революционеры, участники Северного и Южного обществ «декабристов», во главе с Пестелем и Рылеевым в их борьбе с крепостниками. Таковыми были революционные демократы 60-х годов во главе с Чернышевским, Добролюбовым, Некрасовым в борьбе со всем самодержавно-помещичьим строем. Таковыми были во Франции конца XVIII в., периода великой буржуазной революции, «жирондисты» и «якобинцы» в борьбе с феодальной реакцией. В английском обществе и парламенте того же и последующего времени - консервативные «тори» и либеральные «виги». В Древнем Риме I в. до н. э. - сторонники вновь возникающей императорской власти и сторонники старого республиканского строя, представители которых во главе с Брутом убили Юлия Цезаря, и т. д. Итак, во взглядах людей разных стран и эпох, в их общественной деятельности, в политической и публицистической литературе, которую в основном имел в виду Ленин в цитированных выше статьях, проявлялась партийность разного уровня. Это могла быть скрытая, иногда неосознанная партийность, которая выступала под видом внешней беспартийности, или же партийность в различной степени сознательная, но исходящая из более или менее ограниченного и абстрактного понимания исторического развития общества, или, наконец, сознательная и свободная партийность, вытекающая из верного, исторически- конкретного понимания закономерностей общественного развития. Все эти различные уровни партийности проявлялись и проявляются также и в художественной литературе, но особенным, специфическим путем: в идейной направленности (тенденции) художественных произведений, образно воспроизводящих жизнь, - в определенном выборе социальных характеров, их идейноэмоциональном утверждающем или отрицающем осмыслении в процессе творческой типизации. Такая типизация совершается путем создания вымышленных персонажей посредством гиперболизма, иногда даже фантастики в деталях их изображения. Поэтому партийность художественного обобщения, осмысления и оценки жизни не получает своего прямого, непосредственного и легко воспринимаемого проявления. Она таится, так сказать, во всей системе образов произведения, даже во всех их изобразительных и выразительных деталях. Ее невозможно легко й просто перевести на язык отвлеченных понятий и, определений. Но она всегда находит свое выражение и всегда воспринимается читателями, хотя они и не всегда ее осознают. Кроме того, одна и та же партийность мировоззрения писателя (или писателей, близких друг другу по своим взглядам) обычно получает свое выражение в произведениях с различным идейным содержанием - разной тематикой, проблематикой и идейной оценкой. Эти произведения могут выражать разные стороны общественного миропонимания писателя, его взглядов на жизнь. Так, Лермонтов, выразивший в своем творчестве идейные умонастроения следующего за декабристами поколения дворянских революционеров, жившего в условиях тяжелой политической реакции Николая I, написал почти одновременно три поэмы с различным идейным содержанием. В «Песне про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова», изображая русскую жизнь XVI в., эпоху царствования Ивана Грозного, он показал трагическую обреченность людей, смелый, но одинокий протест выступавших против деспотической** самодержавной власти в защиту своего человеческого достоинства. В «Тамбовской казначейше», изображая свою современность, поэт дал сатирическое разоблачение низких нравов царских бюрократов и офицерства. В поэме «Мцыри», показывая юношу-горца, бежавшего из монастырского плена, он выразил свои отвлеченные романтические стремления к свободе, к борьбе за нее и трагическую неосуществимость этих стремлений. Осознание трагической обреченности одинокого протеста против деспотизма, сатира на приспешников деспотической власти и романтические мечты о неосуществимой борьбе за свободу - все это было различным проявлением одной идейно-политической позиции поэта, выражавшего идеи дворянской революционности 30-х годов XIX в. Некрасов, выдающийся поэт русской революционной демократии 40-70-х годов, посвятил свое творчество в основном изображению тяжелой, подневольной жизни крестьянства до и после реформы 1861 года. Он понял, что труд крестьянства является основой жизни всего общества; в труде и борьбе крестьянства за свою свободу он видел будущее России. С особенной силой, с горечью и глубоким сочувствием поэт выразил свое осмысление и оценку народной жизни в «Размышлениях у парадного подъезда», поэмах «Железная дорога», «Мороз, Красный нос», «Кому на Руси жить хорошо». В них он затронул отчасти и жизнь помещиков, крупных чиновников, духовенства, сатирически раскрыв их паразитизм, самодовольство и ограниченность интересов. Но об идейных исканиях революционно-демократической интеллигенции Некрасов писал гораздо меньше (поэма «Рыцарь на час», образ Гриши Добросклонова в поэме «Кому на Руси жить хорошо»). С большой глубиной и гневным сатирическим пафосом жизнь господствующих слоев изобразил в своих повестях другой выдающийся писатель-демократ, современник и единомышленник Некрасова, Салтыков-Щедрин («История одного города», «Помпадуры и помпадурши» и др.). А борьбу демократической интеллигенции за ее социалистические идеалы с большим романтическим подъемом показал в романе «Что делать?» крупнейший идеолог и вождь революционной демократии 60-х годов Чернышевский. Таким образом, в произведениях этих писателей, значительно отличающихся друг от друга по содержанию, идейной направленности, нашло свое выражение единое и разностороннее революционно-демократическое миропонимание, обладающее своей, особенной, ярко выраженной партийностью. Подобное различие содержания можно найти и в произведениях Горького. Так, написав почти одновременно пьесу «Мещане» и «Песню о Буревестнике», писатель в первой выразил в основном идейное отрицание жизни русского мещанства с его обывательскими интересами и политической неустойчивостью; во второй - романтическое ожидание приближающейся революционной «бури» и стремление к героической революционной борьбе. То и другое было разными сторонами одной идейно-политической позиции, заключающей в себе высокую, но еще не вполне созревшую социал-демократическую партийность. Идейная партийность произведений Лермонтова, писателей революционной демократии и Горького была, следовательно, различна по своему уровню, каждый раз исторически обусловленному. Партийность взглядов Лермонтова была исторически ограниченной. К его времени русская самодержавная власть, подавившая восстание дворянских революционеров, декабристов, дошла до предела своей реакционности и антинародности, и Лермонтов, вслед за поэтами-декабрис- тами и Пушкиным, гневно осуждал эту власть и все реакционное дворянское общество. Но подобно декабристам Лермонтов в своих идеалах был «далек от народа», в его убеждениях не было последовательного демократизма, он жаждал свободы и мечтал о ней, но эти мечты имели отвлеченный, субъективный характер, заставлявший поэта нередко прибегать к фантастике и символике. Некрасов, Чернышевский, Щедрин были, наоборот, сознательными и последовательными крестьянскими демократами. Отчетливо сознавая глубочайшие и непримиримые противоречия между интересами всех господствующих слоев общества и интересами трудящегося народа, крестьянства, они не только не боялись массового протеста крестьянства против помещичье-чиновничьей власти, но и стремились превратить этот стихийный протест в сознательное революционное движение. Однако они не могли еще понять, что крестьянства уже начало расслаиваться, что в нем появились предприниматели, экономически угнетающие бедноту. Поэтому надежды Некрасова на имущественное равенство и всеобщее процветание деревни, освобожденной от власти помещиков и чиновников (пОэма «Дедушка»), или вера Чернышевского в победу коллективного труда в мастерских («Что делать?») были их социально-исторической утопией. Партийность творчества революционно-демократических писателей была очень сильна и конкретна в критике существующего строя, но очень слаба и абстрактна в их утопических идеалах. Партийность творчества Горького развивалась в своем содержании. Создавая пьесу «Мещане» и «Песню о Буревестнике», писатель уже был, в своем миропонимании, пролетарским демократом и социалистом. В названной пьесе он противопоставил мещанам сознательного рабочего машиниста Нила и полагал, что основными участниками той социальной «бури», которую предвещал его символический «буревестник», будут люди, подобные Нилу. Но Горький не умел тогда показать те основные общественные силы, на которые опирается мещанство, и не разглядел еще в жизни массовой борьбы рабочего класса с его угнетателями. В творчестве писателя проявлялась отчасти отвлеченная революционная романтика. Новый период в творчестве Горького наступил на подъеме революционного движения, когда в 1906 г. он написал роман «Мать» и драму «Враги». В этой драме писатель поднялся до наибольшей исторической конкретности своего миропонимания и партийности творчества и показал два борющихся социально-политических лагеря - дворянско- буржуазный и пролетарский, и не только в их внешних столкновениях, но и в их общественном самосознании. Но в художественной литературе проявлялась и скрытая партийность, внешне выступавшая под знаменем «беспартийности». Таково было творчество писателей, которые относили свои произведения к сфере «чистого искусства», не связанного будто бы с общественными интересами их современности, вдохновленного исканиями «вечных начал» истины, добра, красоты. В русской литературе XIX в. такой взгляд на свое творчество и на искусство вообще выражал Жуковский, позднее - Тютчев, Фет, Майков, А. К. Толстой, в начале XX в. - поэты-«симво- листы» во главе с В. Ивановым, Белым, а также с Блоком, Брюсовым в ранний период их творчества. Отрицание ими общественных позиций в художественном творчестве было только видимостью беспартийности. В своем творчестве эти поэты действительно стремились уйти от противоречий общественной жизни в мир личных, в большинстве случаев любовных, переживаний, в романти ческое восхищение красотой природы. И в таком уходе выражались настроения социальной ущербности и упадка, а вместе с тем и скрытого недоверия к новым, прогрессивным силам и путям национального развития, определяемые отсутствием сознательного демократизма в общественном миросозерцании названных поэтов. «Беспартийность» их творчества была только внешней. Итак, художественная литература на всем протяжении своего исторического развития заключала в себе тот или иной уровень открытой или скрытой, или неосознанной партийности. Став еще на ранних ступенях возникновения классового общества особым видом общественного сознания, литература - как и искусство вообще - всегда выражала в своих произведениях определенную идеологическую тенденцию, утверждающую или отрицающую те или иные основы и перспективы общественного развития.
«…Господа буржуазные индивидуалисты, мы должны сказать вам, что ваши речи об абсолютной свободе одно лицемерие.
В обществе, основанном на власти денег, в обществе, где нищенствуют массы трудящихся и тунеядствует горстка богачей, не может быть „свободы” реальной и действенной. Свободны ли вы от вашего буржуазного издателя, господин писатель? От вашей буржуазной публики, которая требует от вас порнографии в рамках и картинах, проституции в виде „дополнения” к „святому” сценическому искусству?
Ведь эта абсолютная свобода есть буржуазная или анархическая фраза (ибо как миросозерцание анархизм есть вывернутая наизнанку буржуазность).
Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. (TheBest! – отметил я это место, жирно подчеркнув карандашом.) Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная (или лицемерно маскируемая) зависимость от денежного мешка, от подкупа, от содержания».
«А может быть, и правда, вся беда в том, что мы не тем местом читали картавого Ильича?» – подумалось мне в библиотечном буфете. Кофе здесь был скверный, а булочки с сыром назывались, наверное, «булыжник – оружие пролетариата».
Похоже, что в этом храме мысли Дух победил материю во всех ее проявлениях. Через полчаса в желудке случилась революция. Но Владимир Ильич тут, конечно же, был совершенно ни при чем.
«Я живу среди слов, как рыба внутри своей чешуи», – констатировал я, дожевывая черствую булочку. Из библиотеки позвонил Семену. Наконец-то он взял трубку. Оказывается, до сих пор изволил спатеньки. И не один, а с какой-то девицей, которую он после моего ухода снял в «Тиграх и Кроликах».
– Всю ночь провел в какой-то засаде.
– Ну и как, засадил?
– Не люблю, блин, женщин, которые прыгают на хуй, как только мужик достанет его поссать, а потом кричат, что их изнасиловали броском через бедро, – брюзжит Сэм. Похоже, с девицей у них получилось не все тип-топ.
– Ну так пусть она поцелует тебя еще раз в твой толстый зад, – подбадриваю я его, рассматривая скверную копию Сальвадора Дали на противоположной стене в фойе библиотеки, – вчера ты не только оттрахал ее, но и спас жизнь. Причем в самом прямом смысле этого слова.
– Ты о чем? – не может понять спросонья Семен.
Я рассказал ему, что ночью братва разнесла клуб, где мы с ним зависали, по кирпичику.
– Если бы Бога не было, я бы первый побежал его рожать, – ошеломленно проговорил Сэм.
«Сегодня я спас кактус, завтра кактус спасет меня», – со спокойной совестью я повесил трубку и вернулся в читальный зал.
В.Я. Брюсов «Свобода слова»
"Литературное дело, пишет г. Ленин в "Новой жизни" (N 12), не может быть индивидуальным делом, независимым от общего пролетарского дела. Долой литераторов беспартийных! Долой литераторов сверх-человеков! Литературное дело должно стать колесиком и винтиком одного единого великого социал-демократического механизма". И далее: "Абсолютная свобода есть буржуазная или анархическая фраза. Жить в обществе и быть свободным от общества нельзя. Свобода буржуазного писателя, художника, актрисы есть лишь замаскированная зависимость от денежного мешка. Мы, социалисты, разоблачаем это лицемерие, срываем фальшивые вывески не для того, чтобы получить неклассовую литературу и искусство (это будет возможно лишь в социалистическом, внеклассовом обществе), а для того, чтобы лицемерно-свободной, а на деле связанной с буржуазией литературе противопоставить действительно-свободную, открыто связанную с пролетариатом литературу".
Г. Ленин делает сам себе возражения от лица "какого-нибудь интеллигента, пылкого сторонника свободы" в такой форме: "Как! Вы хотите подчинения коллективности такого тонкого, индивидуального дела, как литературное творчество! Вы хотите, чтобы рабочие по большинству голосов решали вопросы науки, философии, эстетики! Вы отрицаете абсолютную свободу абсолютно-индивидуального идейного творчества!". И отвечает: "Успокойтесь, господа! Речь идёт о партийной литературе и её подчинении партийному контролю... Я обязан тебе предоставить, во имя свободы слова, полное право кричать, врать и писать что угодно. Но ты обязан мне, во имя свободы союзов, предоставить право заключать или расторгать союз с людьми, говорящими то-то и то-то... Партия есть добровольный союз, который неминуемо распался бы, если бы он не очищал себя от членов, которые проповедуют антипартийные взгляды... Свобода мысли и критики внутри партии никогда не заставит нас забыть о свободе группировки людей в вольные союзы, называемые партиями".
Вот по крайней мере откровенные признания! Г. Ленину нельзя отказать в смелости: он идёт до крайних выводов из своей мысли; но меньше всего в его словах истинной любви к свободе. Свободная ("внеклассовая") литература для него - отдалённый идеал, который может быть осуществлён только в социалистическом обществе будущего. Пока же "лицемерно свободной, а на деле связанной с буржуазией литературе" г. Ленин противопоставляет "открыто связанную с пролетариатом литературу". Он называет эту последнюю "действительно-свободной", но совершенно произвольно. По точному смыслу его определения обе литературы не-свободны. Первая тайно связана с буржуазией, вторая открыто с пролетариатом. Преимущество второй можно видеть в более откровенном признании своего рабства, а не в большей свободе. Современная литература, в представлении г. Ленина, на службе у "денежного мешка"; партийная литература будет "колесиком и винтиком" общепролетарского дела. Но если мы и согласимся, что общепролетарское дело - дело справедливое, а денежный мешок - нечто постыдное, разве это изменит степень зависимости? Раб мудрого Платона всё-таки был рабом, а не свободным человеком.
Однако, возразят мне, та свобода слова (пусть ещё неполная, пусть вновь урезанная), которой мы сейчас пользуемся в России, или по крайней мере пользовались некоторое время, была достигнута ничем другим, как энергией "российской социал-демократической рабочей партии". Не стану спорить, воздам всё должное этой энергии. Скажу больше: в истории можно подыскать только один пример, напоминающий наши октябрьские события: это отход плебеев на Священную гору. Вот истинно-первая "всеобщая забастовка", на тысячелетия предварившая сходные попытки Бельгии, Голландии и Швеции. Но, признав всю благодетельность пережитого нами события, неужели я должен по этому самому отказаться от критического отношения к нему? Это было бы всё равно, как требовать, чтобы никто из благодарности к Гутенбергу, изобретшему книгопечатание, не смел находить недостатков в его изобретении. Мы не можем не видеть, что социал-демократы добивались свободы исключительно для себя, что париям, стоящим вне партии, крохи свобод достались случайно, на время, пока грозное "долой!" не имеет ещё значения эдикта. Слова социал-демократов о всеобщей свободе тоже "лицемерие", и мы, писатели беспартийные, тоже должы "сорвать фальшивые вывески".
Свободе слова г. Ленин противопоставляет свободу союзов и грозит писателям внепартийным исключением из партии. "Каждый вольный союз, говорит он, волен прогнать таких членов, которые пользуются фирмой партии для проповеди антипартийных взглядов". Что это значит? Странно было бы толковать это только в том смысле, что писателям, пишущим против социал-демократии, не будут предоставлены страницы социал-демократических изданий. Для этого не надо создавать "партийной" литературы. Предлагая только выдержанность направления в журналах и газетах, смешно было бы восклицать, как это делает г. Ленин: "За работу же, товарищи! Перед нами трудная и новая, но великая и благодарная задача...". Ведь и теперь, когда "новая и великая" задача ещё не решена, писателю-"декаденту" не приходит в голову предлагать свои стихи в "Русский вестник", а поэты "Русского богатства" не имеют притязаний, чтобы их печатали в "Северных цветах". Нет сомнения, что угроза г. Ленина "прогнать" имеет иной, более обширный смысл. Речь идёт о гораздо большем: утверждаются основоположения социал-демократической доктрины, как заповеди, против которых не позволены (членам партии) никакие возражения.
Г. Ленин готов предоставить право "кричать, врать и писать что угодно", но за дверью. Он требует расторгать союз с людьми "говорящими то-то и то-то". Итак, есть слова, которые запрещено говорить. "Партия есть добровольный союз, который неминуемо распался бы, если бы он не очищал себя от членов, которые проповедуют антипартийные взгляды". Итак есть взгляды, высказывать которые воспрещено. "Свобода мысли и свобода критики внутри партии никогда не заставит нас забыть о свободе группировки людей в вольные союзы". Иначе говоря, членам социал-демократической партии дозволяется лишь критика частных случаев, отдельных сторон доктрины, но они не могут критически относиться к самым устоям доктрины. Тех, кто отваживается на это, надо "прогнать". В этом решении - фанатизм людей, не допускающих мысли, что их убеждения могут быть ложны. Отсюда один шаг до заявления халифа Омара: "Книги, содержащие то же, что Коран, лишние, содержащие иное, - вредны".
Почему однако осуществленная таким способом партийная литература именуется истинно-свободной? Многим ли отличается новый цензурный устав, вводимый в социал-демократической партии, от старого, царившего у нас до последнего времени? При господстве старой цензуры дозволялась критика отдельных сторон господствующего строя, но воспрещалась критика его основоположений. В подобном же положении остается свобода слова и внутри социал-демократической партии. Разумеется, пока несогласным с такой тиранией предоставляется возможность перейти в другие партии. Но и при прежнем строе у писателей-протестантов оставалась аналогичная возможность: уехать, подобно Герцену, за рубеж. Однако, как у каждого солдата в ранце есть маршальский жезл, так каждая политическая партия мечтает стать единственной в стране, отождествить себя с народом. Более, чем другая, надеется на это партия социал-демократическая. Таким образом угроза изгнанием из партии является в сущности угрозой извержением из народа. При господстве старого строя писатели, восстававшие на его основы, ссылались, смотря по степени "радикализма" в их писаниях, в места отдаленные и не столь отдаленные. Новый строй грозит писателям-"радикалам" гораздо большим: изгнанием за пределы общества, ссылкой на Сахалин одиночества.
Екатерина II определяла свободу так: "Свобода есть возможность делать всё, что законы позволяют". Социал-демократы дают сходное определение: "Свобода слова есть возможность говорить всё, согласное с принципами социал-демократии". Такая свобода не может удовлетворить нас, тех, кого г. Ленин презрительно обзывает "гг. буржуазные индивидуалисты" и "сверхчеловеки". Для нас такая свобода кажется лишь сменой одних цепей на новые. Пусть прежде писатели были закованы в кандалы, а теперь им предлагают связать руки мягкими пеньковыми веревками, но свободен лишь тот, на ком нет даже оков из роз и лилий. "Долой писателей беспартийных!", восклицает г. Ленин. Следовательно беспартийность, т.е. свободомыслие, есть уже преступление. Ты должен принадлежать к партии (к нашей или, по крайней мере, к официальной оппозиции), иначе "долой тебя!". Но в нашем представлении свобода слова неразрывно связана со свободой суждения и с уважением к чужому убеждению. Для нас дороже всего свобода исканий, хотя бы она и привела нас к крушению всех наших верований и идеалов. Где нет уважения к мнению другого, где ему только надменно предоставляют право "врать", не желая слушать, там свобода - фикция.
"Свободны ли вы от вашего буржуазного издателя, господин писатель? От вашей буржуазной публики, которая требует от вас порнографии?", спрашивает г. Ленин. Я думаю, что на этот вопрос не один кто-нибудь, а многие твёрдо и смело ответят: "да, мы свободны!" Разве Артюр Рембо не писал своих стихов, когда у него не было никакого издателя, ни буржуазного, ни не буржуазного, и никакой публики, которая могла бы потребовать от него "порнографии" или чего другого. Или разве не писал Поль Гоген своих картин, которые упорно отвергались разными жюри и не находили себе, до самой смерти художника, никаких покупателей? И разве целый ряд других работников "нового искусства" не отстаивал своих Идеалов вопреки полному пренебрежению со стороны всех классов общества? Заметим кстати, что работники эти были вовсе не из числа "обеспеченных буржуа", а нередко должны были, как тот же Рембо, как тот же Гоген, терпеть и голод и бесприютность*.
______________________
* Я понимаю, конечно, что у г. Ленина есть философские предпосылки его утверждений. Слова, что литературное дело должно стать "колесиком и винтиком одного единого великого социал-демократического механизма" не только метафора, но и выражение того взгляда, что вообще искусство и литература - только "производная" социальной жизни. Я намеренно оставляю в стороне этот вопрос. Для себя я его решаю иначе, чем г. Ленин. Но для выяснения пределов "свободы слова" можно его не касаться. Ведь и писатель социал-демократ будет считать себя (пусть ошибочно), работая для своей партии, действующим по своей свободной воле, как считаю себя я, писатель беспартийный. Всё равно, как самый убеждённый последователь Коперника не может не видеть, что солнце "восходит" и "заходит".
______________________
Повидимому, г. Ленин судит по тем образчикам писателей-ремесленников, которых он, быть может, встречал в редакциях либеральных журналов. Ему должно узнать, что рядом встала целая школа, выросло новое, иное поколение писателей-художников, тех самых, кого он, не зная их, называет насмешливым именем - "сверхчеловеки". Для этих писателей - поверьте, г. Ленин, - склад буржуазного общества более ненавистен, чем вам. В своих стихах они заклеймили этот строй "позорно мелочный, неправый, некрасивый", этих "современных человечков", этих "гномов". Всю свою задачу они поставили в том, чтобы и в буржуазном обществе добиться "абсолютной" свободы творчества. И пока вы и ваши идете походом против существующего "неправого" и "некрасивого" строя, мы готовы быть с вами, мы ваши союзники. Но как только вы заносите руку на самую свободу убеждений, так тотчас мы покидаем ваши знамена. "Коран социал-демократии" столь же чужд нам, как и "коран самодержавия" (выражение Ф. Тютчева). И поскольку вы требуете веры в готовые формулы поскольку вы считаете, что истины уже нечего искать, ибо она у вас, - вы враги прогресса, вы наши враги.
"Абсолютная свобода (писателя, художника, артиста) есть буржуазная или анархическая фраза", говорит г. Ленин - и тотчас добавляет: "ибо как миросозерцание анархизм есть вывернутая наизнанку буржуазность". Ему представляется, что вещь вывернутая наизнанку нисколько не меняется. Попробуйте, однако, вывернув правую перчатку, опять надеть её на правую руку!.. Но совершенно понятно, почему г. Ленину хочется опозорить анархизм, смешав его в одно с буржуазностью. У социал-демократической доктрины нет более опасного врага, как те, кто восстают против столь любезной ей идеи "архе". Вот почему мы, искатели, абсолютной свободы, считаемся у социал-демократов такими же врагами, как буржуазия. И, конечно, если бы осуществилась жизнь социального, "внеклассового", будто бы "истинно-свободного" общества, мы оказались бы в ней такими же отверженцами, такими же poetes maudits ("проклятые поэты" (фр.)), каковы мы в обществе буржуазном.
