В ночь с 16 на 17 июля в доме купца Ипатьева в Екатеринбурге была приговорена к лишению жизни семья последнего русского императора. Хотя с момента трагедии прошло уже сто лет, до сих пор открываются новые, порой противоречивые факты.

Факт № 1

Три последние пули из маузера коменданта дома Ипатьева Якова Юровского достались сыну последнего российского императора Алексею.

Следователь Николай Соколов, который занимался расследованием дела об убийстве царской семьи, собрал показания всех участников расстрела. Так, Михаил Медведев, который был в момент произошедшего в доме особого назначения, рассказывал, что Алексей Романов очнулся вскоре после расправы над всей семьёй.

Тогда к нему подошёл Яков Юровский и выпустил три последние пули из своего маузера. После этого пульс якобы стали проверять у всех и выстрелили ещё в Ольгу и Анастасию.

Факт № 2

Царскую семью расстреливали 12 человек. Участие было добровольным.

Согласно версии следователя Соколова, из 12 человек было пять иностранцев. Пётр Ермаков заявлял, что лично выстрелил Николаю II в голову. Михаил Медведев заявлял, что царя убил именно он. Стрелял он якобы и в княжон Романовых.

Павел Медведев не только стрелял, но и организовал уборку в доме Ипатьева для сокрытия следов расправы. Александр Стрекотин тоже был в подвале, однако непонятно, кого именно он расстреливал. В своих мемуарах от 1928 года он вспоминал только о чувстве смятения после того, как ему передали револьвер. В списке убийц также значатся Алексей Кабанов и Имре Надь, однако их роль не установлена. Остальные фигурируют как «члены расстрельной команды».

Факт № 3

Военный комиссар Пётр Ермаков в течение 20 лет после расстрела ездил по стране и выступал с лекциями.

Ермаков заявлял, что именно он руководил расстрелом, хотя в этом вопросе участники убийства так и не пришли к согласию - все указывают на разных людей.

После гражданской войны работал в органах правопорядка. К 1927 году его повысили до руководителя одной из уральских тюрем. Во время встреч с сотрудниками читал лекции об убийстве императорской семьи.

На Урале существует легенда, что одним из немногих известных лиц, кто относился к нему с презрением, стал Георгий Жуков. Когда он возглавил Уральский военный округ, они встретились с Ермаковым во время одного из собраний. И, когда убийца протянул Жукову руку, тот лаконично ответил: «Я палачам руки не пожимаю!»

Факт № 4

Размер комнаты, где убивали Романовых, - 5 × 6 метров.

До сих пор остаётся вопросом, как в такой небольшой комнате могло уместиться 23 человека (Николай II, его супруга Александра, княжны Ольга, Мария, Анастасия, Татьяна, сын Алексей, лейб-медик Евгений Боткин, лейб-повар Иван Харитонов, комнатная девушка Анна Демидова, камердинер Алоизий Трупп и 12 стрелявших). Согласно самому распространённому варианту, в «расстрельщики» записали и тех, кто занимался ликвидацией тел, а также руководил работами по уборке дома.

Факт № 5

Перед убийством к «дому особого назначения» подъехал грузовик, двигатель которого не прекращал работу, чтобы заглушить звуки выстрелов.

Кроме того, в этих же целях стреляли именно в подвале и за закрытой дверью. Об убийстве семьи Романовых широкой общественности стало известно только к февралю 1919 года.

Факт № 6

Владимир Ленин настаивал на открытом суде над Николаем II, выступая категорически против расстрела.

Изначально советское руководство решило судить Николая II. Данный вопрос обсуждался в том числе в мае 1918 года. Ленин, в частности, был за открытый суд над императором. Историки Додонов и Копылова также указывали, что подготовка к судебному процессу была начата.

Отмечается, что председатель Уралсовета Александр Белобородов якобы обсуждал с Лениным усиление охраны царя. Историк Генрих Иоффе также утверждал, что Ленин не мог успеть одобрить действия в доме Ипатьева: даже если бы ему реально пришла телеграмма и он бы ответил утвердительно - к моменту расстрела ответ Ленина просто не успел бы прийти обратно.

Факт № 7

Об убийстве всей царской семьи общественности стало известно лишь в 1919 году.

Так, газеты «Известия» и «Правда» разместили 19 июля материалы о том, что расстрелян был Николай II. Об Александре Фёдоровне и детях говорилось «отправлены в надёжное место». Позже появились слухи, что они в Перми. Начиная с 30 июля 1918 года расследовали именно убийство Николая II.

Правда стала известна после того, как член Екатеринбургского окружного суда Иван Сергеев заявил, что 11 февраля 1919 года в городе Перми был допрошен Павел Медведев. Он заявил, что в ночь на 17 июля действительно были расстреляны не только император, но и его семья, а также доктор, служанка, повар и лакей. Дальнейшие следственные действия данную информацию подтверждали.

Факт № 8

Незадолго до убийства жена императора и дочери зашивали в одежду драгоценности на случай побега.

Семья Николая II до последнего надеялась, что их спасут. Александра Фёдоровна с дочерьми зашили часть драгоценностей в бюстгальтеры.

Когда стали раздевать одну из девиц, увидели корсет, местами разорванный пулями, - в отверстия были видны бриллианты… На Александре Фёдоровне оказался целый жемчужный пояс, зашитый в полотно. Бриллианты тут же стали выпарывать. Их набралось около половины пуда (более восьми килограммов. - Прим. ред.), - позже рассказывал Юровский.

Что-то позже нашли у тогда уже бывших охранников Ипатьевского дома (не смогли продать).

Факт № 9

Единственным из прислуги, кто до последнего дня находился с царской семьёй и выжил после расстрела, был поварёнок Леонид Седнёв.

Мальчик был ровесником царевича Алексея, во время ссылки в Тобольске и пребывания в доме Ипатьева они часто играли вместе.

Внезапно прислали за Лёнькой Седнёвым, чтобы он пошёл и проведал своего дядю, и он поспешно убежал, гадаем, правда ли всё это и увидим ли мы мальчика снова, - такие строчки встречаются в одной из последних дневниковых записей Александры Фёдоровны.

Мальчику якобы сохранили жизнь по личной указке Юровского. Однако по какой причине ребёнка не убили, так и остаётся загадкой. Его отправили на родину, в Тульскую губернию.

После этого след Леонида Седнёва пропадает. Противоречива и информация о дате его смерти. Так, согласно одним источникам, он погиб в 1941 году во время боёв под Москвой. А по другим - его расстреляли в 1929 году в Ярославле по обвинению в участии в контрреволюционном заговоре.

Факт № 10

Два палача отказались стрелять в женщин.

Двое из латышей отказались стрелять в девиц, - писал позже Яков Юровский.

Причин такого решения они не объясняли. Но, так как об этом стало известно только вечером 16 июля, состав «расстрельной команды» решили не менять.

Секретная телеграмма Белобородова секретарю СНК Горбунову от 17 июля 1918 года гласит: "Передайте Свердлову, что все семейство постигла та же участь, что и главу, официально семья погибнет при эвакуации". История трагической кончины царской семьи сегодня обросла многими легендами, версиями и мнениями. До конца достоверно установить некоторые факты, с учетом того, что первоначально вся информация была полностью засекречена большевиками и преднамеренно искажалась, практически уже, наверное, не возможно. И в этой статье мы лишь приводим сведения из разных исторических и литературных источников.

«На совести Ленина, как главного организатора, уничтожение царской семьи: бывшего царя Николая II, который добровольно отрекся от престола, царицы Александры Федоровны и их пятерых детей - сына Алексея и дочерей Ольги, Марии, Татьяны и Анастасии. Вместе с ними были убиты доктор Б.С.Боткин, комнатная девушка Демидова, слуга Труп и повар Тихомиров. Эта чудовищная акция была совершена в подвальном помещении Ипатьевского дома в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 года» - Арутюнов А. А. «ВЛАДИМИР УЛЬЯНОВ (ЛЕНИН) Документы. Факты. Свидетельства. Исследования».

Ночью отряд латышей, заменивший прежнюю стражу, получил предписание Юровского, прошедшего до революции соответствующий курс обучения в Германии, расстрелять всех заключенных. Отрекшийся Император, его жена, сын, дочери и фрейлина были вызваны из спален под предлогом немедленной эвакуации из Екатеринбурга. Когда все они вышли к латышам в комнату длиной в 8 и шириной в 6 аршин, им объявили, что все немедленно будут расстреляны. Подойдя к Государю, Юровский, холодно произнес: "Ваши родные хотели вас спасти, но это им не удалось. Мы вас сейчас убьем". Государь не успел ответить. Изумленный, он прошептал: "Что? что?" Двенадцать револьверов выстрелили почти одновременно. Залпы следовали один за другим.

Все жертвы упали. Смерть Государя, Государыни, трех детей и лакея Труппа была мгновенна. Цесаревич Алексей был при последнем издыхании, младшая Великая Княжна была жива. Юровский несколькими выстрелами своего револьвера добил Цесаревича, палачи штыками прикончили Анастасию Николаевну, которая кричала и отбивалась. Когда все стихло, Юровский, Войков и двое латышей осмотрели расстрелянных, выпустив в некоторых из них еще для верности по несколько пуль или протыкая штыками. Войков рассказывал, что это была ужасная картина.

Трупы лежали на полу в кошмарных позах, с обезображенными от ужаса и крови лицами. Пол сделался совершенно скользкий... Спокоен был один Юровский. Он хладнокровно осматривал трупы, снимая с них все драгоценности... Установив смерть всех, приступили к уборке... Помещение, в котором происходило избиение, спешно привели в порядок, стараясь, главным образом, скрыть следы крови, которую, по буквальному выражению рассказчика, "мели метлами". К трем (шести) часам утра все в этом отношении было закончено. (Из показаний М.Томашевского, данных комиссии И.А.Сергеева).

Юровский распорядился, и латыши стали выносить трупы через двор к грузовому автомобилю, стоявшему у подъезда. ...Тронулись за город в заранее приготовленное место у одной из шахт. Юровский уехал с автомобилем. Войков же остался в городе, так как должен был приготовить все необходимое для уничтожения трупов. Для этой работы было выделено 15 ответственных членов Екатеринбургской и Верхне-Исетской партийных организаций. Все были снабжены новыми остро отточенными топорами такого типа, какими пользуются в мясных лавках для разрубания туш. Войков, кроме того, приготовил серную кислоту и бензин...

Самая тяжелая работа состояла в разрубании трупов. Войков вспоминает эту картину с невольной дрожью. Он говорил, что когда эта работа была закончена, возле шахты лежала громадная кровавая масса человеческих обрубков, рук, ног, туловищ, голов. Эту кровавую массу полили бензином и серной кислотой и тут же жгли. Жгли двое суток. Не хватало взятых запасов бензина и серной кислоты. Пришлось несколько раз подвозить из Екатеринбурга новью запасы... Это была ужасная картина, - закончил Войков. - Даже Юровский, и тот под конец не вытерпел и сказал, что еще таких несколько дней, и он сошел бы с ума.

Под конец мы стали торопиться. Сгребли в кучу все, что осталось от сожженных останков расстрелянных, бросили в шахту несколько ручных гранат, чтобы пробить в ней никогда не тающий лед, и побросали в образовавшееся отверстие кучу обожженных костей...На верху, на площадке возле шахты, перекопали землю и забросали ее листьями и мхом, чтобы скрыть следы костра....Юровский уехал сейчас же после 6(19) июля, увезя с собой семь больших сундуков, полных романовским добром. Он, несомненно, поделил в Москве добычу со своими друзьями.

Одна из еще более чудовищных версий о последних днях Романовых описана в исторической хронике С. А. Месяца «СЕМЬ КОММЕНТАРИЕВ О КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИ» (Комментарий 5 ИСТОРИЯ УБИЙСТВ КОММУНИСТИЧЕСКОЙ ПАРТИИ): «Незадолго до расстрела царя большевики совершили чудовищное преступление. Они изнасиловали членов императорской семьи, включая самого императора. Должны были изнасиловать и мальчика Алексея, но акта педофилии не произошло: Николай II ради спасения царевича во второй раз взял на себя муки и унижения. Это может показаться невероятным, и я сам долго не верил, что такое возможно. …Но прочитайте официально изданные «Дневники императора Николая II» (М., 1991, с. 682).

О самом упомянутом преступлении там ни слова, но что означают записи от 24 и 25 мая 1918 года: «Весь день страдал болями от геморроидальных шишек… День рождения дорогой Аликс (жены – С.М.) провел в кровати с сильными болями в ногах и в др. местах!» Император ни до, ни после этого не высказывает ни одной жалобы по поводу геморроя, а ведь это долгая и мучительная болезнь, тянущаяся месяцами и годами. И что это за «др. места»? Почему император даже в личном дневнике не решился назвать их? Почему отметил их многозначительным восклицательным знаком?

После этих записей пропущены 3 дня подряд, хотя Николай II в течение 24 лет делал записи ежедневно, не пропуская ни одного дня. На этом правиле не отразилось даже отречение от престола – событие, нарушившее естественный ход событий в императорской семье и во всей России. (Возможно, насильники вырвали из дневника несколько уличающих их страниц: трудно поверить, что так неожиданно нарушилась пунктуальность императора). Что же такое экстраординарное произошло в 20-х числах мая 1918 года? Так как нет вразумительных ответов на эти вопросы, мы вынуждены принять ту кошмарную версию.

Секретная телеграмма Белобородова секретарю СНК Горбунову от 17 июля 1918 года гласит: "Передайте Свердлову, что все семейство постигла та же участь, что и главу, официально семья погибнет при эвакуации". История трагической кончины царской семьи сегодня обросла многими легендами, версиями и мнениями. До конца достоверно установить некоторые факты, с учетом того, что первоначально вся информация была полностью засекречена большевиками и преднамеренно искажалась, практически уже, наверное, не возможно. И в этой статье мы лишь приводим сведения из разных исторических и литературных источников. «На совести Ленина, как главного организатора, уничтожение царской семьи: бывшего царя Николая II, который добровольно отрекся от престола, царицы Александры Федоровны и их пятерых детей - сына Алексея и дочерей Ольги, Марии, Татьяны и Анастасии. Вместе с ними были убиты доктор Б.С.Боткин, комнатная девушка Демидова, слуга Труп и повар Тихомиров. Эта чудовищная акция была совершена в подвальном помещении Ипатьевского дома в Екатеринбурге в ночь с 16 на 17 июля 1918 года» - Арутюнов А. А. «ВЛАДИМИР УЛЬЯНОВ (ЛЕНИН) Документы. Факты. Свидетельства. Исследования». Расстрел. После отсылки поварёнка Седнёва комендант Дома Ипатьева Юровский Я. М. предлагает ликвидировать арестованных, заколов их во сне кинжалами, но выясняется, что они не ложатся спать, возможно, встревоженные уводом Седнёва. Тогда Юровский предлагает перевести арестованных в полуподвал под предлогом обеспечения безопасности, так как на дом якобы могут напасть анархисты. На самом деле незадолго до этого большевики уже разгромили екатеринбургский штаб анархистов.Как вариант, рассматривалось ещё сбор всех жертв в одном помещении и забрасывание его гранатами («набросать туда бомб»), однако такой вариант отвергается, как слишком шумный: население могло бы воспринять взрывы гранат, как вступление в город чехословаков.После того, как арестованные всё-таки легли спать, к дому Ипатьева прибыл грузовик для перевозки трупов под управлением шофёра С. Люханова. Юровский будит врача Боткина, и предлагает ему разбудить остальных, и перейти вниз.Арестованные спустились со второго этажа дома и перешли в угловую полуподвальную комнату. В полуподвале не оказалось стульев, после чего по требованию Александры Фёдоровны они были принесены, арестованные выстроены в два ряда. Наследника царь держал на руках. Когда все разместились в комнате, Юровский зачитал резолюцию о расстреле, и расстрельная команда немедленно открыла огонь, причём царь успел только спросить: «Что?». Другие источники изображают последние слова Николая, как «А?» или «Как, как? Перечитайте».Расстрельной команде не удалось сразу убить наследника, также сложности возникли с женщинами: императрицей Александрой Фёдоровной, великими княжнами Татьяной и Анастасией, горничной Демидовой. Демидова с началом выстрелов загородилась подушкой (в которую была зашита металлическая шкатулка), в которой застряло несколько пуль, и была после этого добита расстрельной командой. Также, по всей видимости, Юровский лично добивает легкораненного наследника Алексея.Сложности с расстрелом царицы и великих княжон объяснились сразу после расстрела: женщины незаметно для охраны смогли зашить в своё бельё драгоценности, которые при расстреле сработали, как защитный панцирь. Расстрельная команда добила женщин штыками и выстрелами в голову.Примерно в два часа ночи 17 июля расстрел был завершён. В ходе расстрела были также убиты комнатные собаки Александры Фёдоровны, Татьяны и Анастасии. Спаниель Алексея по кличке Джой был взят к себе охранником.Член следственной команды Сибирского правительства Р. Вильтон в своей работе «Убийство царской семьи» описал расстрел следующим образом: «Была мертвая тишина. В комнате, длинной в 8 и шириной в 6 аршин, жертвам некуда было податься: убийцы стояли в двух шагах. Подойдя к Государю, Юровский холодно произнес: «Ваши родные хотели вас спасти, но это им не удалось. Мы вас сейчас убьем». Государь не успел ответить. Изумленный, он прошептал: «Что? Что?»Двенадцать револьверов выстрелили почти одновременно. Залпы следовали один за другим. Все жертвы упали. Смерть Государя, Государыни, трёх детей и лакея Труппа была мгновенна. Сын был при последнем издыхании; младшая Великая Княжна была жива: Юровский несколькими выстрелами своего револьвера добил Цесаревича; палачи штыками прикончили Анастасию Николаевну, которая кричала и отбивалась. Харитонов и Демидова были прикончены отдельно».Для того, чтобы заглушить выстрелы, большевики завели рядом с Домом Ипатьева автомобиль «Форд», но выстрелы в городе всё равно были слышны.Точный текст постановления Уралоблсовета о расстреле, зачитанного Юровским непосредственно перед началом выстрелов, неизвестен. В материалах Соколова имеются показания свидетеля Якимова, что эта резолюция выглядела так: «Николай Александрович, Ваши родственники старались Вас спасти, но этого им не пришлось. И мы принуждены Вас сами расстрелять».Реабилитация царской семьи.1 октября 2008 года Президиум Верховного Суда РФ признал Николая и его семью жертвами политических репрессий и реабилитировал их. В 1981 году царская семья была прославлена (канонизирована) Русской православной церковью за рубежом, a в 2000 году - Русской православной церковью в России.20 сентября 1990 года Горсовет Екатеринбурга принял решение об отводе участка, на котором стоял снесённый дом Ипатьева, Екатеринбургской и Верхотурской Епархии. Здесь в 2000-х годах был сооружен храм «в память о невинно убиенных». Правление Николая II было ознаменовано экономическим развитием России и одновременно - ростом в ней социально-политических противоречий, революционного движения. Но Николай Романов был настоящим патриотом своей родины, любящим мужем и заботливым отцом. Ни он, ни его близкие и окружение не заслужили жестокости, беспощадности и унижения, которые сопровождали их в последние дни жизни.Октябрьский переворот разрушил Самодержавие и нанес огромный урон Православию - основам государственного и нравственного уклада России.

Новый, 1917-й год Николай и Александра встретили на молитве в церкви. 31 декабря Николай записал в дневнике: «В 6 часов поехали ко всенощной. Вечером занимался. Без 10 минут полночь пошли к молебну. Горячо помолились, чтобы Господь умилостивился над Россией!»

После этих слов Николай нарисовал на странице крест.

Новый год в царской семье словно перенял у старого года эстафету несчастий: болела Александра Федоровна, болел Алексей, злоба и раздражение поселились в великокняжеских семьях, из рук вон плохо работал новый Кабинет министров, продовольственные пайки все уменьшались, роптала армия и, несмотря на войну, нарастала волна забастовок.

9 января, в день 12-й годовщины Кровавого воскресенья, по всей России прошли демонстрации и политические стачки. Только в Петрограде бастовало около 150 тысяч человек.

22 февраля, оставив дома больных корью Ольгу и Алексея, да и сам сильно простуженный, отстояв с императрицей службу в церкви Знамения, Николай в два часа дня уехал в ставку.

…Через десять дней он вернулся в Царское Село уже не императором, а «гражданином Романовым»…

Николай еще ехал в ставку, а уже вслед ему летели два письма: одно от жены, второе – от сына. «Мой драгоценный! – писала Александра Федоровна. – С тоской и глубокой тревогой я отпустила тебя одного, без нашего милого, нежного Бэби. Какое ужасное время мы теперь переживаем! Еще тяжелее переносить его в разлуке – нельзя приласкать тебя, когда ты выглядишь таким усталым, измученным. Бог послал тебе воистину страшно тяжелый крест. Мне так страстно хотелось бы помочь тебе нести это бремя! Ты мужествен и терпелив – я всей душой чувствую и страдаю с тобой, гораздо больше, чем могу выразить словами. Что я могу сделать? Только молиться и молиться. Наш дорогой Друг в ином мире тоже молится за тебя – так Он еще ближе к нам. Но все же как хочется услышать Его утешающий и ободряющий голос! Бог поможет, я верю, и ниспошлет великую награду за все, что ты терпишь. Но как долго еще ждать…

О, Боже, как я тебя люблю! Все больше и больше, глубоко, как море, с безмерной нежностью. Спи спокойно, не кашляй – пусть перемена воздуха поможет тебе совсем оправиться. Да хранят тебя светлые ангелы. Христос да будет с тобой, и Пречистая Дева да не оставит тебя… Вся наша горячая, пылкая любовь окружает тебя, мой муженек, мой единственный, мое все, свет моей жизни, сокровище, посланное мне всемогущим Богом! Чувствуй мои руки, обвивающие тебя, мои губы, нежно прижатые к твоим – вечно вместе, всегда неразлучны. Прощай, моя любовь, возвращайся скорее к твоему старому Солнышку».

А заболевший корью, с первыми признаками нового приступа гемофилии Алексей послал отцу такое письмо: «Дорогой мой, милый папа! Приезжай скорей. Спи хорошо. Не скучай. Пишу тебе самостоятельно. Надеюсь, что кори у нас не будет, и я скоро встану. Целую 10 000 000 раз. Будь Богом храним! А. Романов».

Однако надежды цесаревича не сбылись. Одна за другой заболели все его сестры и даже ухаживавшая за ними Вырубова. В их комнатах с занавешенными окнами ходила от одной кровати к другой одетая в платье сестры милосердия заплаканная императрица. Она почти не спала и все время молилась.

23 февраля Николай II приехал в ставку, и в тот же самый день в Петрограде начались массовые волнения, тут же переросшие в грандиозные политические манифестации, митинги, собрания, а через два дня в городе началась всеобщая стачка, парализовавшая жизнь столицы.

27 февраля Николай записал в дневнике: «В Петрограде начались беспорядки несколько дней тому назад; к прискорбию, в них стали принимать участие и войска. Отвратительное чувство быть так далеко и получать отрывочные нехорошие известия!… После обеда решил ехать в Царское Село поскорее и в час ночи перебрался в поезд».

А в те часы, когда он это писал, в Петрограде солдаты слились с рабочими и пошли к Таврическому дворцу, где заседала Дума, а Павловский лейб-гвардейский полк без выстрела вошел в Зимний дворец, и вскоре собравшиеся на Дворцовой площади люди увидели, как с флагштока пополз вниз черно-золотой императорский штандарт, а через несколько минут вместо него над крышей взмыло красное полотнище.

В это же время 20 тысяч демонстрантов ворвались в сад Таврического дворца, и насмерть перепуганные депутаты не знали, чего им ждать: то ли гибели, то ли триумфа. Положение спас трудовик Александр Федорович Керенский. Он кинулся навстречу демонстрантам и приветствовал их от имени Думы, решительно объявив, что депутаты идут в одних рядах с демонстрантами. Тут же были образованы две организации: Временный комитет Государственной думы и Петроградский Совет. Во главе Комитета Думы оказался ее бывший председатель, октябрист Михаил Владимирович Родзянко, во главе Петроградского Совета – меньшевик Николай Семенович Чхеидзе, а его товарищем был избран А. Ф. Керенский.

А в это время Николай II, еще не зная обо всем происшедшем, до трех часов ночи беседует с генералом от инфантерии Н. И. Ивановым и поручает ему подавить восстание, возглавив батальон георгиевских кавалеров. Командующий Гвардейским корпусом Великий князь Павел Александрович отлично понимает, что у него нет сил противостоять революции, а царь и Иванов надеются прекратить беспорядки силами одного батальона…

Следующий день принес Николаю прозрение: его царский поезд, дойдя до Малой Вишеры, повернул назад, так как станции Любань и Тосно оказались занятыми восставшими. Не оставалось ничего иного, кроме как доехать до Пскова, где находился штаб командующего армиями двух фронтов – Северного и Северо-Западного – генерала от инфантерии Н. А. Рузского.

В штабе Рузского Николая ждали телеграммы о восстаниях в Москве, на Балтийском флоте и в Кронштадте, а потом в течение нескольких часов пришли телеграммы от всех командующих фронтами, и все они, кроме генерала А. Е. Эверта, командующего Западным фронтом, высказались за отречение Николая от трона. Это произошло после того, как начальник штаба Верховного Главнокомандующего, генерал М. В. Алексеев, получил от Рузского телеграмму, что Петроградский Совет и Временный комитет Государственной думы требуют отречения царя от престола, и он просит сообщить мнение об этом командующих фронтами. Среди этих телеграмм оказалась и депеша от командующего Закавказским фронтом Великого князя Николая Николаевича… Прочитав телеграмму «дяди Николаши», царь сказал:

– Я принял решение. Я отрекусь в пользу Алексея.

А потом, после долгой паузы спросил своего врача – долго ли проживет Алексей? И когда тот ответил отрицательно, Николай решил передать права на трон своему брату Михаилу.

Вечером 2 марта в Псков приехали председатель Военно-промышленного комитета А. И. Гучков и член Временного комитета Государственной думы В. В. Шульгин, уполномоченные принять из рук Николая II документ об отречении от престола.

Сохранились воспоминания Шульгина о том, как проходило отречение. «Государь сидел, оперевшись слегка о шелковую стену, и смотрел перед собой. Лицо его было совершенно спокойно и непроницаемо. Я не спускал с него глаз… Гучков говорил о том, что происходит в Петрограде. Он не смотрел на государя, а говорил, как бы обращаясь к какому-то внутреннему лицу, в нем же, в Гучкове, сидящему. Как будто бы совести своей говорил.

Когда Гучков кончил, заговорил царь. Совершенно спокойно, как о самом обыкновенном деле, он сказал: «Я вчера и сегодня целый день обдумывал и принял решение отречься от престола. До 3 часов дня я готов был пойти на отречение в пользу моего сына, но затем я понял, что расстаться с моим сыном я не способен…Вы это, надеюсь, поймете. Поэтому я решил отречься в пользу брата». Затем он сказал:

– Наконец я смогу поехать в Ливадию.

…Он отрекся, как командование эскадроном сдал».

Николай II отрекся от престола и за себя, и за цесаревича в пользу своего брата Михаила, записав в эту ночь в дневнике: «В час ночи уехал из Пскова с тяжелым чувством пережитого. Кругом измена, и трусость, и обман!»

3 марта он приехал в Могилев и здесь узнал, что Михаил не принял корону и отрекся от царского сана.

4 марта к Николаю в Могилев из Киева приехала его мать, вдовствующая императрица Мария Федоровна. Последующие три дня прошли в долгих беседах и чаепитиях. 8 марта Николай подписал последний приказ по армии, тепло простился со всеми чинами ставки, с офицерами и казаками лейб-конвоя и Сводного казачьего полка, с матерью, которая должна была после отъезда сына вернуться в Киев, с Великими князьями, оказавшимися в то время в ставке, и уехал в Царское Село.

9 марта он записал в дневнике: «Скоро и благополучно прибыл в Царское Село – в 11 1 / 2 ч. Но, Боже, какая разница – на улице и кругом дворца внутри парка часовые, а внутри подъезда какие-то прапорщики! Пошел наверх и там увидел душку Аликс и дорогих детей. Она выглядела бодрой и здоровой, а они все лежали в темной комнате…

Погулял с Валей Долгоруковым (гофмаршалом двора. – В.Б. ) и поработал с ним в садике, так как дальше выходить нельзя!»

…И с этой самой поры и до близкой уже смерти «дальше выходить нельзя» стало для всех них обязательным и нерушимым каноном, ибо с этого самого дня они стали арестантами…

На этом закончилась 305-летняя история Российского императорского дома, а дальше для одних начался путь на Голгофу, а для других на чужбину. Но это уже совсем другая история…

Как сложилась судьба членов царской семьи, выживших после падения монархии в страшные дни Октябрьского переворота и годы Гражданской войны?

Вдовствующая императрица Мария Федоровна с дочерями Ксенией и Ольгой Александровнами и Великим князем Александром Михайловичем благополучно добрались из Крыма до Копенгагена.

Кириллу Владимировичу с семьей с немалым трудом удалось получить разрешение на выезд в Финляндию.

Его мать – Великая княгиня Мария Павловна Младшая – с сыновьями Борисом и Андреем до 1920 года жили в Кисловодске. Они счастливо избежали расстрела и весной 1920 года были эвакуированы на итальянском корабле.

В том же году Кирилл и его семья уехали из Финляндии во Францию, потом перебрались в Кобург, а с 1925 года поселились в Бретани на скромной вилле, возле курорта Сен-Мало.

С этого времени оказавшиеся в эмиграции монархисты объявили Кирилла Владимировича «императором в изгнании», борясь с еще одним претендентом на уже несуществующий престол – Великим князем Николаем Николаевичем Младшим.

Эта борьба самолюбия и нервов в немалой степени способствовала ухудшению здоровья «императрицы в изгнании» Виктории Федоровны, которая в конце 1935 года окончательно слегла и спустя два месяца умерла. 2 марта 1936 года ее отпели в православном соборе Парижа на рю Дарю. И сразу же перевезли в семейную усыпальницу в Кобург.

Смерть любимой жены явилась большим ударом для Кирилла Владимировича, что, впрочем, не помешало ему продолжать борьбу, отстаивая свои права на престол.

12 октября 1938 года он умер в Париже, а 19 октября был погребен в Кобурге, в склепе Великих герцогов Саксен-Кобург-Готских рядом со своей любимой Даки. И почти через 60 лет, в 1995 году, их останки перевезли в Санкт-Петербург, в Петропавловский собор, в родовую усыпальницу дома Романовых…

Закончить эту книгу хотелось бы стихами, найденными в доме Ипатьева, в подвале которого убили царскую семью. Эту молитву в стихах написала Великая княжна Ольга Николаевна незадолго до расстрела:

Пошли нам, Господи, терпенье
В годину бурных мрачных дней
Сносить народное гоненье
И пытки наших палачей.
Дай крепость нам, о Боже правый,
Злодейство ближнего прощать
И Крест тяжелый и кровавый
С Твоею кротостью встречать.
И в дни мятежного волненья,
Когда ограбят нас враги,
Терпеть позор и оскорбленье,
Христос Спаситель, помоги.
Владыка Мира, Бог вселенной,
Благослови молитвой нас…
И дай покой душе смиренной
В невыносимый страшный час.
И у преддверия могилы
Вдохни в уста Твоих рабов
Нечеловеческие силы -
Молиться кротко за врагов…

Давайте же и мы помолимся за всех, о ком написано в этой книге, ибо история семьи Романовых была полна и обычных человеческих грехов, и великих мучений и страданий.

От отречения до расстрела: жизнь Романовых в изгнании глазами последней императрицы

2 марта 1917 года Николай II отрекся от престола. Россия осталась без царя. А Романовы перестали быть монаршей семьей.

Возможно, это и была мечта Николая Александровича - жить так, словно он не император, а просто отец большого семейства. Многие говорили, что у него мягкий характер. Императрица Александра Федоровна была его противоположностью: в ней видели резкую и властную женщину. Он был главой страны, но она - главой семьи.

Она была расчетлива и скуповата, но смиренна и очень набожна. Она многое умела: занималась рукоделием, рисовала, а в годы Первой мировой войны ухаживала за ранеными - и дочерей научила делать перевязки. О простоте царского воспитания можно судить по письмам великих княжон к отцу: они легко писали ему об "идиотском фотографе", "поганом почерке" или о том, что "желудок хочет кушать, он уже трещит". Татьяна в письмах к Николаю подписывалась "Твой верный Тебе Вознесенец", Ольга - "Твой верный Елисаветградец", а Анастасия и вовсе так: "любящая Тебя Твоя дочь Настася. Швыбзик. АНРПЗСГ Артишоки и т. д."

Немка, выросшая в Великобритании, Александра писала в основном по-английски, но по-русски говорила хорошо, хоть и с акцентом. Она любила Россию - так же, как и ее муж. Анна Вырубова, фрейлина и близкая подруга Александры, писала, что Николай был готов просить своих врагов об одном: не изгонять его из страны и дать жить с семьей "самым простым крестьянином". Возможно, императорская семья действительно смогла бы жить своим трудом. Но жить частной жизнью Романовым не дали. Николай из царя превратился в заключенного.

"Мысль, что мы все вместе, радует и утешает…" Арест в Царском Селе

"Солнышко благословляет, молится, держится своей верой и ради своего мученика. Она ни во что не вмешивается (…). Теперь она только мать при больных детях…" - писала мужу уже бывшая императрица Александра Федоровна 3 марта 1917 года.

Николай II, подписавший отречение, находился в Ставке в Могилёве, а его семья - в Царском Селе. Дети один за другим слегли, заболев корью. В начале каждой дневниковой записи Александра указывала, какая сегодня погода и какая температура у каждого из детей. Она была очень педантична: все свои письма того времени нумеровала, чтобы не терялись. Сына супруги называли baby, а друг друга - Аликс и Ники. Их переписка больше похожа на общение юных влюбленных, чем мужа и жены, уже проживших вместе больше 20 лет.

"Я с первого взгляда понял, что Александра Федоровна, умная и привлекательная женщина, хоть и сломленная сейчас и раздраженная, обладала железной волей", - писал глава Временного правительства Александр Керенский.

7 марта Временное правительство решило поместить бывшую императорскую семью под арест. Приближенные и слуги, находившиеся во дворце, могли сами решить, уходить им или оставаться.

"Туда нельзя ходить, господин полковник"

9 марта Николай приехал в Царское Село, где его впервые встречали не как императора. "Дежурный офицер крикнул: "Открыть ворота бывшему царю". (…) Когда государь проходил мимо собравшихся в вестибюле офицеров, никто его не приветствовал. Первый сделал это государь. Только тогда все отдали ему привет", - писал камердинер Алексей Волков.

По мемуарам свидетелей и дневникам самого Николая кажется, что он не страдал из-за потери престола. "Несмотря на условия, в которых мы теперь находимся, мысль, что мы все вместе, радует и утешает", - написал он 10 марта. Анна Вырубова (она осталась с царской семьей, но вскоре ее арестовали и увезли) вспоминала, что его не задевало даже отношение солдат охраны, которые часто были грубы и могли сказать бывшему Верховному главнокомандующему: "Туда нельзя ходить, господин полковник, вернитесь, когда вам говорят!"

В Царском Селе устроили огород. Работали все: царская семья, приближенные и прислуга дворца. Помогали даже несколько солдат караула

27 марта глава Временного правительства Александр Керенский запретил Николаю и Александре спать вместе: супругам было позволено видеться только за столом и разговаривать друг с другом исключительно по-русски. Керенский не доверял бывшей императрице.

В те дни шло расследование действий ближайшего окружения четы, супругов планировалось допросить, и министр был уверен, что она будет давить на Николая. "Такие, как Александра Федоровна, никогда ничего не забывают и никогда ничего не прощают", - писал он впоследствии.

Наставник Алексея Пьер Жильяр (в семье его называли Жилик) вспоминал, что Александра была в ярости. "Поступать так с государем, сделать ему эту гадость после того, что он принес себя в жертву и отрекся, чтобы избежать гражданской войны, - как это низко, как это мелочно!" - говорила она. Но в ее дневнике об этом лишь одна сдержанная запись: "Н<иколаю> и мне разрешено встречаться только во время еды, но не спать вместе".

Мера оставалась в силе недолго. 12 апреля она написала: "Чай вечером в моей комнате, и теперь снова спим вместе".

Были и другие ограничения - бытовые. Охрана сократила отопление дворца, после чего одна из придворных дам заболела воспалением легких. Заключенным разрешали гулять, но прохожие смотрели на них через забор - как на зверей в клетке. Унижения не оставляли их и дома. Как рассказывал граф Павел Бенкендорф, "когда великие княжны или государыня приближались к окнам, стража позволяла себе на их глазах держать себя неприлично, вызывая этим смех своих товарищей".

Семья старалась радоваться тому, что есть. В конце апреля разбили огород в парке - дерн таскали и императорские дети, и слуги, и даже солдаты караула. Рубили дрова. Много читали. Давали уроки тринадцатилетнему Алексею: за нехваткой педагогов Николай лично учил его истории и географии, а Александра - Закону Божиему. Катались на велосипедах и самокатах, плавали в пруду на байдарке. В июле Керенский предупредил Николая, что из-за неспокойной обстановки в столице семью скоро перевезут на юг. Но вместо Крыма их сослали в Сибирь. В августе 1917 года Романовы уехали в Тобольск. Некоторые из приближенных последовали за ними.

"Теперь их черед". Ссылка в Тобольске

"Мы поселились далеко от всех: живем тихо, читаем обо всех ужасах, но не будем об этом говорить", - писала Александра Анне Вырубовой из Тобольска. Семью поселили в бывшем губернаторском доме.

Несмотря ни на что, жизнь в Тобольске царская семья вспоминала как "тихую и спокойную"

В переписке семью не ограничивали, но все послания просматривались. Александра много переписывалась с Анной Вырубовой, которую то отпускали, то снова арестовывали. Они отправляли друг другу посылки: бывшая фрейлина как-то прислала "чудную синюю кофточку и вкусную пастилу", а еще - свои духи. Александра ответила шалью, которую тоже надушила - вербеной. Она старалась помогать подруге: "Посылаю макароны, колбасы, кофе - хотя пост теперь. Я всегда из супа вытаскиваю зелень, чтобы бульон не есть, и не курю". Она почти не жаловалась - разве что на холод.

В тобольской ссылке у семьи получалось сохранять прежний уклад во многом. Даже Рождество удалось отметить. Были и свечи, и елка - Александра писала, что деревья в Сибири другого, непривычного сорта, и "пахнет сильно апельсином и мандарином, и по стволу течет все время смола". А слугам подарили шерстяные жилеты, которые бывшая императрица связала сама.

По вечерам Николай читал вслух, Александра вышивала, а дочери иногда играли на фортепиано. Дневниковые записи Александры Федоровны того времени - бытовые: "Рисовала. Советовалась с окулистом относительно новых очков", "все послеобеденное время сидела и вязала на балконе, 20° на солнце, в тонкой блузке и шелковом жакете".

Быт занимал супругов больше, чем политика. Только Брестский мир потряс их обоих по-настоящему. "Унизительный мир. (…) Быть под игом немцев - хуже татарского ига", - писала Александра. В письмах она размышляла о России, но не о политике, а о людях.

Николай любил заниматься физическим трудом: пилить дрова, работать в саду, чистить лед. После переезда в Екатеринбург все это оказалось под запретом

В начале февраля узнали о переходе на новый стиль летоисчисления. "Сегодня уже выходит 14 февраля. Недоразумениям и путаницам не будет конца!" - написал Николай. Александра в дневнике назвала этот стиль "большевистским".

27 февраля по новому стилю власти объявили, что "у народа нет средств содержать царскую семью". Романовым отныне предоставлялись квартира, отопление, освещение и солдатский паек. Каждый человек мог также получать 600 рублей в месяц из личных средств. Десятерых слуг пришлось уволить. "Надо будет расстаться со слугами, преданность которых приведет их к нищете", - написал Жильяр, оставшийся при семье. Со столов арестантов исчезли масло, сливки и кофе, не хватало сахара. Семью стали подкармливать местные жители.

Продовольственная карточка. "До октябрьского переворота всего было вдоволь, хотя жили и скромно, - вспоминал камердинер Алексей Волков. - Обед состоял только из двух блюд, сладкое же бывало только по праздникам".

Эта тобольская жизнь, которую позже Романовы вспоминали как тихую и спокойную - даже несмотря на краснуху, которой переболели дети, - закончилась весной 1918 года: семью решили перевезти в Екатеринбург. В мае Романовых заключили в Доме Ипатьева - он назывался "домом особого назначения". Здесь семья провела последние 78 дней жизни.

Последние дни. В "доме особого назначения"

Вместе с Романовыми в Екатеринбург приехали их приближенные и слуги. Кто-то был расстрелян почти сразу, кого-то арестовали и убили несколько месяцев спустя. Кто-то выжил и впоследствии смог рассказать о том, что происходило в Ипатьевском доме. Жить с царской семьей остались лишь четверо: доктор Боткин, лакей Трупп, горничная Нюта Демидова и поваренок Леонид Седнев. Он станет единственным из заключенных, кто избежит расстрела: в день перед убийством его уведут.

Телеграмма председателя Уралоблсовета Владимиру Ленину и Якову Свердлову, 30 апреля 1918 года

"Дом хороший, чистый, - писал в дневнике Николай. - Нам были отведены четыре большие комнаты: спальня угловая, уборная, рядом столовая с окнами в садик и с видом на низменную часть города и, наконец, просторная зала с аркою без дверей". Комендантом был Александр Авдеев - как рассказывали о нем, "большевик самый настоящий" (позже его заменит Яков Юровский). В инструкции по охране семьи говорилось: "Комендант должен иметь в виду, что Николай Романов и его семья являются советскими арестантами, поэтому в месте его содержания устанавливается соответствующий режим".

Инструкция же предписывала коменданту быть вежливым. Но при первом обыске из рук Александры выхватили ридикюль, который она не хотела показывать. "До сих пор я имел дело с честными и порядочными людьми", - заметил Николай. Но получил ответ: "Прошу не забывать, что вы находитесь под следствием и арестом". От окружения царя потребовали называть членов семьи по имени и отчеству вместо "Ваше Величество" или "Ваше Высочество". Александру это по-настоящему покоробило.

Арестованные вставали в девять, в десять пили чай. После в комнатах проводилась проверка. Завтрак - в час, обед - около четырех-пяти, в семь - чай, в девять - ужин, в одиннадцать ложились спать. Авдеев утверждал, что в день полагалось два часа прогулки. Но Николай в дневнике писал, что в день разрешалось гулять лишь час. На вопрос "почему?" бывшему царю ответили: "Чтобы было похоже на тюремный режим".

Всем арестантам был запрещен любой физический труд. Николай просил позволения чистить сад - отказ. Для семьи, все последние месяцы развлекавшейся лишь колкой дров и возделыванием грядок, это было непросто. Поначалу арестанты даже не могли сами кипятить себе воду. Только в мае Николай записал в дневнике: "Нам купили самовар, по крайней мере не будем зависеть от караула".

Через некоторое время маляр закрасил все окна известью, чтобы обитатели дома не могли смотреть на улицу. С окнами вообще было непросто: их не разрешали открывать. Хотя сбежать при такой охране семья вряд ли бы смогла. А летом было жарко.

Дом Ипатьева. "Вокруг наружных стен дома, выходящих на улицу, был сооружен тесовый забор, довольно высокий, закрывавший окна дома", - писал о доме его первый комендант Александр Авдеев

Только к концу июля одно из окон наконец открыли. "Такая радость, наконец-то, восхитительный воздух и одно оконное стекло, более не замазанное побелкой", - написал в дневнике Николай. После этого арестантам запретили сидеть на подоконниках.

Не хватало кроватей, сестры спали на полу. Обедали все вместе, причем не только со слугами, но и с красноармейцами. Они были грубы: могли залезть ложкой в миску с супом и сказать: "Вас все-таки еще ниче кормят".

Вермишель, картошка, салат из свеклы и компот, - такая еда была на столе арестантов. С мясом были проблемы. "Привезли мясо на шесть дней, но так мало, что этого хватит только на суп", "Харитонов приготовил макаронный пирог… потому что совсем не принесли мяса", - отмечает Александра в дневнике.

Зал и гостиная в Доме Ипатьва. Этот дом был построен в конце 1880-х годов и позже куплен инженером Николаем Ипатьевым. В 1918 году большевики его реквизировали. После расстрела семьи хозяину вернули ключи, но он решил туда не возвращаться, а позже эмигрировал

"Я приняла сидячую ванну, так как горячую воду можно было приносить только из нашей кухни", - пишет Александра о мелких бытовых неудобствах. По ее записям видно, как постепенно для бывшей императрицы, когда-то властвовавшей над "шестой частью земли", важными становятся бытовые мелочи: "огромное наслаждение, чашечка кофе", "добрые монашки присылают теперь молоко и яйца для Алексея и нас, и сливки".

Продукты действительно разрешалось брать из женского Ново-Тихвинского монастыря. С помощью этих посылок большевики устроили провокацию: передали в пробке одной из бутылок письмо от "русского офицера" с предложением помочь бежать. Семья на это ответила: "Мы не хотим и не можем БЕЖАТЬ. Мы только можем быть похищены силой". Несколько ночей Романовы провели одетыми, ожидая возможного спасения.

По-арестантски

Скоро в доме сменился комендант. Им стал Яков Юровский. Поначалу он даже понравился семье, но очень скоро притеснений стало все больше и больше. "Нужно привыкать жить не по-царски, а как приходится жить: по-арестантски", - сказал он, ограничив количество мяса, поступавшее заключенным.

Из монастырских передач он разрешил оставить только молоко. Александра как-то написала, что комендант "завтракал и ел сыр; больше не разрешает нам есть сливки". Юровский также запретил часто принимать ванны, заявив, что на них не хватает воды. Он изъял у членов семьи драгоценности, оставив лишь часы Алексею (по просьбе Николая, который сказал, что мальчику без них будет скучно) и золотой браслет Александре - она носила его 20 лет, и снять его можно было только с инструментами.

Каждое утро в 10:00 комендант проверял, все ли на местах. Больше всего это не нравилось бывшей императрице.

Телеграмма Коломенского комитета большевиков Петрограда в Совет народных комиссаров с требованием казни представителей дома Романовых. 4 марта 1918 года

Александра, кажется, тяжелее всех в семье переживала потерю престола. Юровский вспоминал, что если она выходила на прогулку, то непременно наряжалась и обязательно надевала шляпу. "Нужно сказать, что она не в пример остальным, при всех своих выходах старалась сохранить всю свою важность и прежнее", - писал он.

Остальные члены семьи были проще - сестры одевались довольно небрежно, Николай ходил в заплатанных сапогах (хотя, как утверждает Юровский, у него было достаточно целых). Волосы ему подстригала супруга. Даже рукоделие, которым занималась Александра, было работой аристократки: она вышивала и плела кружева. Дочери же стирали носовые платки, штопали вместе с горничной Нютой Демидовой чулки и постельное белье.