Будь Раймонд нашим современником, он назвал бы окружающее виртуальным миром, образованным мыслеформами тамошних обитателей, но это был бы сущий кошмар, поскольку каждый творил бы свой собственный виртуальный мир. Значит, там должна существовать какая-то надструктура, которая приводила бы этот хаос в порядок.
Любопытен и уклончивый ответ Раймонда на вопрос: может ли он теперь предвидеть будущие события? "Иной раз кажется, что да, но предсказывать нелегко".
Конечно же, родители во время сеансов задали ему и очень волновавший их вопрос: хочет ли он вернуться в прежнюю жизнь? "Я сейчас хочу многое узнать здесь и понять. Вам покажется это эгоистичным, если я скажу, что я не хотел бы вернуться назад. Я бы ни за что не расстался теперь с моей новой жизнью".
Но это ответ лишь Раймонда Лоджа. Есть множество потусторонних личностей, которые очень хотели бы вернуться к прежней жизни и пользуются любой возможностью внедриться в чье-либо сознание, чтобы хоть какое-то время снова очутиться в земной жизни.
Отец и мать Раймонда провели множество сеансов с разными медиумами, лично не знавшими ни их, ни их сына, и получили послания, из которых удалось сложить вполне определенную картину о деталях потусторонней жизни их сына. Правда, когда вопросы касались ее основополагающих тайн, вмешивался "контролер", и информация оказывалась весьма расплывчатой и неконкретной. Хотя даже через "контролера" проскакивает весьма интригующая информация, пусть напрямую и не касающаяся нашей темы. Раймонд говорит, что в его плоскости бытия уже подготовлены книги, которые ожидают возможности быть внедренными в сознание подходящих для этого писателей и в конце концов быть опубликованными в "земном мире". Уж не подобную ли возможность предугадал Велимир Хлебников, утверждая, что гениальные произведения приносит "ветер богов из Будущего"? И еще характерный пример, что Раймонд, по-видимому, прав: в 1797 году английский поэт Самуэль Колридж принял в качестве успокоительного такую дозу морфия, что ему приснился весьма яркий сон, в котором он ясно увидел и прочел 300 строк замечательных стихов, которые, проснувшись, тут же по памяти начал записывать. Он успел написать всего 54 строки, как его прервал посетитель. Вернувшись к записи, он с ужасом обнаружил, что больше ничего не помнит. Но и то, что он успел записать, стало шедевром - стихотворение "Кубла Хан".
Возможно, что к этой категории относятся и все произведения, записанные с помощью автоматического письма.
Собрав все полученные сообщения от погибшего на войне сына, физик с мировым именем Оливер Лодж издал книгу "Раймонд".
В заключение своей книги сэр Оливер Лодж обращается ко всем, кто перенес утрату близких: "Меня могут спросить, рекомендую ли я всем, кто понес тяжелую утрату, посвятить столько же труда и времени, чтобы установить связь со своими ушедшими близкими и документировать все сообщения? Совершенно определенно не рекомендую. Я - человек, изучающий эту проблему, а исследователь зачастую должен обращаться к труду специфическому и работать на основе детально разработанных методов. Я лишь советую всем людям понять и осознать, что их утраченные близкие продолжают жить активной, полезной, интересной и счастливой жизнью, что они теперь в некотором смысле более живы, чем прежде. Всем людям следует прийти к решению жить собственной жизнью, принося пользу на земле до тех пор, пока они не воссоединятся с дорогими им людьми в другом мире".
Как и следовало ожидать, этот опыт оказывает глубокое влияние на отношение переживших его людей к физической смерти, особенно тех из них, которые не думали, что есть что-либо после смерти. В той или иной форме все эти люди высказывали одну и ту же мысль, - что они больше не боятся смерти. Это, однако, требует пояснения. Во-первых, определенные виды смерти очевидно представляются нежелательными и, во-вторых, никто из опрошенных мной людей не ищет смерти, не желает ее. Все они чувствуют, что у них есть определенные задачи в этой физической жизни и все они, вероятно, согласились бы со словами одного человека, который говорил мне: "Я должен еще довольно много сделать в этой жизни, прежде чем уйти из нее". Например, все они безусловно отвергают самоубийство, как средство возвращения в ту реальность, в которой они побывали во время своего опыта. Просто теперь состояние смерти не представляется чем-то страшным, угрожающим. Давайте посмотрим несколько отрывков, в которых объясняется такое отношение к смерти:
1. "Я полагаю, что этот опыт что-то определил в моей жизни. Я был ребенком, мне было всего десять лет, когда это произошло, но и сейчас, то есть на протяжении всей моей жизни, я сохранил абсолютное убеждение в том, что есть жизнь и после смерти. У меня нет и тени сомнения в этом. Я не боюсь умереть. Некоторые люди, которых я знаю, так боятся этого, так запуганы. Я всегда улыбаюсь про себя, когда слышу людей сомневающихся в посмертном существовании или говорю им: "Когда умрете - увидите". Про себя думаю: "Они действительно не знают этого". В моей жизни мне пришлось пережить много всевозможных приключений. Однажды я был под угрозой револьвера, приставленного к моему виску. Но это не очень испугало меня, потому что я думал: "Ну что ж, если я действительно умру, если они убьют меня, я знаю, что я все равно буду жить где-то в другом месте".
2. "Когда я был маленьким мальчиком, я бывало боялся смерти. Я просыпался по ночам, плакал и устраивал истерики. Мои мать и отец вбегали в мою комнату, чтобы узнать, что произошло. Я говорил им, что не хочу умирать, но я знаю, что это случиться со мной и просил их, чтобы они, если это возможно, спасли меня… Моя мать успокаивала меня, говоря: "Нет, просто это путь по которому мы все пойдем, все с этим встретимся". Она говорила, что все мы должны идти туда в одиночку, и когда придет время все мы должны сделать это хорошо. Спустя много лет после того, как моя мать умерла, я говорил о смерти с моей женой. Я по-прежнему боялся этого, я не хотел, чтобы она приходила.
Но после этого опыта я не боюсь смерти. Это ощущение исчезло. Я больше не чувствую себя ужасно на похоронах. Я даже в каком-то смысле рад за умерших, потому что знаю, где находятся те, которые умерли.
Я верю в то, что Господь послал мне этот опыт, чтобы я таким образом узнал о смерти. Конечно, мои родители успокаивали меня, но Господь показал мне это, чего они конечно сделать не могли. Теперь я не обсуждаю эту проблему, но я знаю об этом и совершенно спокоен".
3. "Теперь я не боюсь умереть. Это не значит, что смерть для меня желанна или что я хочу умереть прямо сейчас. Я не хочу этого, потому что я полагаю, что должен жить здесь. Но я не боюсь смерти, потому что я знаю куда пойти после того как оставлю этот мир, так как я уже был там раньше".
4. "Последнее, что сказал мне свет перед тем, как я вернулся в свое тело обратно к жизни, - было, если выразить это кратко, - "я вернусь к тебе". Он говорил мне, что сейчас я буду возвращен обратно к жизни и буду жить, но будет время, когда мы с ним снова встретимся, и что тогда я действительно умру. Так что я знаю, что снова встречусь с этим светом и с этим голосом, но я не могу сказать, когда это произойдет. Я думаю, что это будет очень похоже на то, что я пережил, но все будет лучше, так как я теперь знаю, что меня ожидает и я не буду так смущен как тогда. И все же я не думаю, что мне захочется вернуться туда в ближайшее время. Я хочу еще многое сделать в этом мире".
Как видно из приведенных примеров, основная причина из-за которой смерть перестает быть чем-то устрашающим, заключается в том, что человек, переживший подобный опыт, уже не сомневается в том, что жизнь не прекращается со смертью тела. Причем, для такого человека это уже не абстрактная возможность, а факт из его собственного опыта.
Давайте рассмотрим концепцию "аннигиляции", которую мы обсуждали в самом начале книги. Согласно этой концепции смерть представляется в виде "засыпания" либо "забывания". Люди пережившие "смерть" решительно отвергают такое сравнение. Они предлагают аналогии, согласно которым смерть есть переход из одного состояния в другое, или выход сознания на более высокий уровень бытия. Одна женщина, которая видела своих родных, явившихся встретить ее во время ее "смерти", сравнивает смерть с "возвращением домой". Другие говорят, что смерть подобна какому-то приятному событию, например, пробуждению, окончанию школы или освобождению из тюрьмы.
1. "Некоторые говорят, что мы не употребляем слова "смерть" потому, что мы всегда стремимся избежать ее. Что касается меня, то это совершенно неверно. Я думаю, что если бы вы пережили то же самое, что и я, то вы бы сердцем знали, что нет другой такой же прекрасной вещи как смерть. Вы просто переходите из одного состояния в другое, как, скажем, из школы в колледж".
2. "Жизнь подобна тюремному заключению. Но в этом состоянии мы просто не понимаем, какой тюрьмой является для нас наше тело. Смерть подобна освобождению, выходу из тюрьмы. Это пожалуй самое лучшее с чем я мог бы ее сравнить".
Даже те люди, которые придерживались до этого тех или иных традиционных взглядов на природу посмертного существования, после своего столкновения со смертью в каком-то смысле начинают к этому относиться по-другому. Я не встретил ни одного человека, который в своем рассказе описывал распространенную мифологическую картину посмертного бытия. Ни один не упоминал о небесах, изображаемых на карикатурах, с жемчужными вратами, улицами, вымощенными золотом, и крылатыми ангелами, играющими на арфах. Так же ничего не говорилось об адском пламени и чертях с вилами.
Так что в большинстве случаев модель посмертной награды - наказания отсутствовала или отвергалась даже теми, кто до этого обычно думал в рамках таких понятий. К своему великому изумлению они обнаруживали, что даже тогда, когда в присутствии светящегося существа демонстрировались их несомненно ужасные и грешные поступки, они не чувствовали с его стороны никакой ярости или гнева, а только одно понимание и даже юмор.
Одна женщина рассказывает, что во время этого "фильма" о ее жизни в присутствии светящегося существа, она видела несколько сцен, во время которых она не проявила любви, а один лишь эгоизм. Тем не менее, она говорит: "Его (т. е. света) отношение к этим эпизодам, когда мы дошли до них, просто сводилось к тому, что те события были для меня уроком".
Вместо упомянутой нами старой модели многие как-будто приходят к новой модели, к новому пониманию существа потустороннего мира. Согласно этому новому взгляду, тот мир есть не односторонний суд, а, скорее, совместное развитие в направлении максимального самораскрытия, самореализации. Развитие души, особенно в отношении духовных способностей к любви и познанию, не прекращается со смертью тела. Напротив, оно продолжается и по другую сторону нашего бытия, возможно вечно или, во всяком случае, в течение какого-то периода, причем с такой углубленностью, о которой мы можем только догадываться, "как бы сквозь тусклое стекло". (1 Кор. 13, 12).
ПОДТВЕРЖДЕНИЯ
Естественно возникает вопрос, - имеются ли какие-либо другие свидетельства, независимые от описаний, даваемых людьми, пережившими смерть, которые подтверждали бы реальность того, что мы называем опытом смерти. Многие люди сообщают о том, что когда они были вне своего тела, они видели события, совершающиеся в физическом мире.
Подтверждаются ли какие-нибудь из этих сообщений другими свидетелями, в отношении которых известно, что они присутствовали рядом. В отношении довольно большого числа случае на этот вопрос можно ответить абсолютно утвердительно - "да!" Более того, описания событий, которые содержатся в свидетельствах людей, переживших вне телесный опыт, отличаются весьма большой точностью. Несколько докторов говорили мне, что они просто не в состоянии понять, каким образом пациенты не имеющие никаких медицинских знаний, могли так детально и правильно описать процедуру реанимации, тогда как врачи проводившие реанимацию точно знали, что пациенты мертвы.
В нескольких случаях пациенты рассказывали мне о том, с каким изумлением встречали врачи и другие люди их рассказы о том, что происходило вокруг, пока они были "мертвы". Так, например, одна девушка рассказывала, что пока она была мертва и находилась вне своего тела, она прошла в другую комнату, где она увидела свою старшую сестру, которая плакала и шептала: "О, Кэтти, пожалуйста, не умирай!" Позже, ее сестра была крайне удивлена, когда Кэтти рассказала ей, где она ее видела и что та (сестра) говорила в это время. В двух следующих отрывках описываются сходные события.
1. "После того, как все уже было позади, доктор сказал мне, что мое положение в самом деле было безнадежным. Я сказала ему: "Да, я знаю об этом". Он сказал: "Ну откуда ты можешь знать?" На это я отвечала: "Я могу рассказать вам все, что происходило". Он не поверил мне и я стала рассказывать все как было с того момента, когда я перестала дышать и до того времени, когда я как бы ходила вокруг по палате. Он был буквально шокирован, когда узнал, что я знаю обо всем, что случилось. Он совершенно не знал, что сказать, но после он еще несколько раз приходил ко мне и расспрашивал меня об этом".
Жизнь
Родился в городке Пенкхалле под Сток-он-Трентом . Был старшим из восьми сыновей в семье торговца пластичной глиной (сырьё для керамики). Среднее образование получил в школе Адамса. Получил степень бакалавра () и доктора () Лондонского университета. С - профессор физики и математики в Университетском колледже Ливерпуля. С - директор вновь открытого Бирмингемского университета. В г. произведён в рыцари. В г. вышел на пенсию.
Изобретения и исследования
В области физической теории Лоренц отдавал ему приоритет в предсказании лоренцевского сокращения длины .
В социальной области, он был сторонником идей фабианства (не-революционного социализма) и активным членом Фабианского общества ; автор книги «Социализм и индустриализм» (1905).
Лодж и спиритуализм
Лодж известен также по его исследованиям жизни после смерти. Он начал изучать психические феномены (в основном, телепатию) в конце 1880-х, был участником «Гоуст Клаба». С по 1903 год был президентом Общества психических исследований . Написал книгу «Раймонд, или Жизнь и Смерть» о спиритических контактах со своим сыном Раймондом Лоджем после того, как тот в 1915 году в 25-летнем возрасте погиб на фронте во Фландрии . Параллель с другим знаменитым участником «Гоуст Клаба» А. Конан Дойлем , у которого на фронтах первой мировой войны погибли брат, сын и два племянника, поразительна. Конан Дойль говорит:
«Описанные в огромном числе книг, рукописей и отчётов случаи, происшедшие с теми, кто пал на полях сражений, отличаются от историй, связанных с людьми, тихо почившими в бозе в мирное время: война придаёт их смерти особый драматизм. Величайшая из этих книг – “Раймонд” – принадлежит перу сэра Оливера Лоджа. Сэр Оливер Лодж – известный учёный и глубокий мыслитель, знаменит своим неординарным складом ума и величайшим талантом популяризатора. Его книга, переизданная затем в сокращённом варианте, до сих пор остаётся классическим произведением»
С другими деятелями этой пионерской исследовательской организации мы встретимся позднее, во время нашего путешествия в иную сферу бытия, поэтому сейчас я могу их только представить. Наиболее выдающиеся из них - Генри Сидгвик, профессор философии Кембриджского университета и первый президент БОПИ; Эдмунд Герней, профессор психологии в Кембридже и в прошлом президент БОПИ; Артур Конан Дойл, британский врач, ставший впоследствии писателем и мировой знаменитостью как создатель Шерлока Холмса; сэр Оливер Лодж, один из наиболее выдающихся британских физиков, получивший рыцарское достоинство за свои замечательные работы в области исследования атома и теории электричества. Тяжёлая утрата, понесённая Лоджем, потеря им сына Раймонда в то самое время, когда сэр Оливер вёл самые интенсивные исследования в области парапсихологических явлений, привела в конце концов к тому, что наука получила первый в XX веке подробный рассказ, описывающий вступление личности в другую сферу бытия и утверждение человека в мире, существующем за смертью.
В книге сэра Оливера Лоджа «Раймонд», в которой рассказывается об установленной экстраординарной связи с сыном после его гибели, а также в материалах специалистов БОПИ, анализирующих и оценивающих этот рассказ, большое место отводится методам и технике парапсихических исследований. Для этого есть веские причины.
Какие именно слова бесспорно доказывают, что информация, принятая медиумом для передачи сэру Оливеру, исходила от сына Лоджа Раймонда и ни от кого другого? В какой степени эти сообщения могли оказаться «загрязнёнными» со стороны телепатического, медиумистического или какого-либо другого влияния? Возможно ли, чтобы Раймонд во время сеансов в одном случае пребывал в полусонном состоянии, а в другом - в состоянии полного бодрствования? Поскольку Раймонд не был получившим специальную подготовку учёным, то переданные им описания мира, в котором человек существует после смерти, могли оказаться просто его субъективными впечатлениями; но тогда какие научные выводы можно сделать на основе его впечатлений относительно фундаментальной структуры потустороннего мира и свойственных ему видов энергии?
Все эти вопросы, конечно, для учёных имеют жизненно важное значение. К ним мы позже ещё вернёмся. А сейчас мне хотелось бы остановиться главным образом на самом вступлении личности человека в потусторонний мир, на том, как ею это ощущается. Я рассматриваю информацию Раймонда в качестве спонтанного, субъективного выражения прямого опыта, как информацию почти абсолютно «чистую», то есть не загрязнённую никакими влияниями и помехами, как информацию, обладающую определённой ценностью для тех из нас, кто более склонен познавать жизнь через собственный опыт, чем анализировать её. Поэтому в рассказе, к которому перехожу, я опущу технические пояснения исследователей и как бы «предоставлю слово» самому Раймонду.
Раймонд Лодж, младший офицер Британских вооружённых сил во Франции во время первой мировой войны, был убит в бою в сентябре 1915 года. В это время его отец, сэр Оливер Лодж, был занят проведением цикла парапсихологических исследований, которым он теперь посвящал большую часть своего времени. В этом случае он работал «анонимно» (то есть не раскрывал своего подлинного имени и званий) с тремя медиумами: миссис Кэтрин Кеннеди (она была «медиумом-автоматистом», в состоянии транса она неосознанно для себя, автоматически воспроизводила послания в письменном виде); миссис Глэдис Осборн Леонард, работавшей как в состоянии транса, так и с помощью спиритической доски, но с Лоджем она в основном работала как трансмедиум, и мистером А. Ваут-Питерсом, трансмедиумом. В это же время - о чём вы также узнаете позже - наибольшую активность в общении с миром живых проявлял Фредерик Майерс, скончавшийся в 1901 году; Майерс тогда часто выходил через медиумов на связь со своими друзьями, оставшимися жить на земле. Первое предвестие о смерти Раймонда пришло от Майерса в сообщении, известном как «послание Фавна».
Раймонд Лодж был убит 14 сентября 1915 года во Фландрии, ему шёл тогда двадцать шестой год. Больше чем за месяц до смерти Раймонда, 8 августа 1915 года, во время сеанса знаменитого американского медиума миссис Леонор Пайпер в Гринфилде (штат Массачусетс) было записано короткое послание от Майерса к Лоджу. Его обычным порядком переслали Лоджу по международной сети обмена данными в области парапсихологии, создавшейся к тому времени между учёными. Через медиума говорил доктор Ричард Ходгсон (он умер в 1905-м). Вот его послание: «Послушайте, Лодж, хотя мы и не вместе, как бывало раньше, но это не совсем так: мы всё-таки можем общаться. Майерс говорит, что вам выпала роль поэта, а он будет действовать за Фавна. За Фавна… Верролл это поймёт».
Но те же самые исследования привели его и к открытию высших функций в человеке, не объясняемых ни одной земной механистической теорией. Из четырёх основоположников современной психологии только Джеймс и Фрейд проявили внимание к огромному миру переливающихся, пульсирующих обертонов, существующему помимо замкнутой цепи клинических проявлений и наблюдений, которыми все они были столь заворожены. Фрейд осознал существование этих обертонов слишком поздно, чтобы это оказало какое-либо влияние на то процветающее направление в психологии, которое носит его имя (незадолго до смерти Фрейд писал, что, если бы ему суждено было начать всё сначала, он стал бы парапсихологом). Джеймс же подошёл к этому ещё в расцвете своих творческих сил. Для Джеймса было очевидным, что ценность любой гипотезы обратно пропорциональна тому объёму человеческого опыта, который она не может объяснить. Он много писал о явлениях, устойчиво существующих за границами объяснений механистической психологии, и заложил фундамент для более тщательного изучения такого рода феноменов. Поэтому если наша цель ввести в область научного изучения полный диапазон действительных событий, которые составляют подлинный человеческий опыт, мы должны вернуться к основам, заложенным Уильямом Джеймсом, и к тем достижениям его мысли и интуиции, мимо которых столь примечательно прошли поздние фрейдисты.
Уильям Джеймс внёс выдающийся вклад в ту область исследований, которые привели к его окончательным выводам по проблеме жизни после смерти. Он был одним из пяти детей блестящего, неутомимого и вечно непоседливого отца. Генри Джеймс-старший происходил из старинной процветающей шотландско-ирландско-английской пресвитерианской семьи фермеров, промышленников и коммерсантов. Молодым человеком Джеймс-старший учился в Пристонской теологической семинарии, где у него развилось яростное неприятие организованной религии. Позже он много и блестяще писал на философские и теологические темы и был близким другом таких интеллектуальных лидеров своего времени, как Эмерсон и Карлайл. Из-за врождённой одержимости отца к скитаниям образование Уильям получал на двух континентах – в Старом и Новом Свете, – и оно часто прерывалось. Мальчиком Уильям посещал различные школы США, Франции и Швейцарии. В восемнадцать он занялся изучением искусства, через год бросил это занятие и поступил в Лоренсовскую школу естественных наук Гарвардского университета. Семь раз прерывал он свои занятия в Гарварде, прежде чем закончил уже Медицинскую школу Гарвардского университета. Причиной одного из таких перерывов было его участие в исследованиях долины реки Амазонки в качестве ассистента великого учёного Луи Агассиса. Другой перерыв был сделан на время его занятий в Германии под руководством знаменитого учёного Германа фон Гельмгольца.
На протяжении всех юношеских лет физическое здоровье Джеймса постоянно внушало опасения. Обострения болезней время от времени приковывали его к постели, и тогда он полностью погружался в себя, приходя иногда даже к мысли о самоубийстве. Возможно, именно вследствие таких кризисов у него развилась та чрезвычайная тяга к изучению и пониманию душевных болезней и страданий человека, которая отличала все его позднейшие работы. Эти депрессии внезапно прекратились в возрасте двадцати восьми лет, когда он открыл для себя работу французского философа Шарля Б. Ренувье. Великий французский мыслитель доказывал, что отличительной чертой человеческого существа является не его «автоматизм», но непрерывное стремление ко всё большей свободе мысли и действия через использование той ограниченной способности, которой обладает лишь он один из всех живых существ, – свободной волей. Для молодого Уильяма Джеймса это было откровением. «Моим первым актом свободной воли, – писал он, – станет вера в свободную волю». Это решение раскрепостило его скованную способность к творчеству. Вскоре после этого Джеймс женился и углубился в многообещающие исследования с такой энергией и блеском, какие редко проявляются в человеке; им суждено было принести ему известность и признание.
Он восходил от одного предмета к другому, добиваясь значительных оригинальных результатов при каждой смене своих интересов, всегда используя ранее приобретённые знания в качестве отправной точки для дальнейших исследований. Сначала он стал профессором физиологии в Гарварде. Затем – профессором психологии. И увенчал эту фазу карьеры своим великим трудом – двухтомником «Принципы психологии». Эта работа, увидевшая свет в 1890 году, была немедленно признана в научных центрах мира как открывающая новую эпоху в развитии науки. Она перевернула весь принятый и установившийся набор представлений в науках, изучающих интеллект и психику человека, и навсегда утвердила принцип функционализма в психологии. Это был период быстрого продвижения в понимании рутинной, земной активности человеческого мозга. Иосиф Броер в 1880 году в Германии с помощью гипноза излечил своего пациента от душевной болезни, причиной которой была давняя, скрываемая от самого себя психическая травма. Этот случай заинтересовал молодого доктора Зигмунда Фрейда, который, работая с Броером, готовился к своей первой книге по психоаналитической терапии. Совершая собственные открытия и с интересом следя за работами Вундта, Броера и Фрейда, Джеймс был на гребне волны наступления психологической науки.
В среднем возрасте Джеймс, уже находясь на самой вершине мировых достижений в избранной им психологии, обнаружил, что эта наука имеет свои ограничения, мешающие полностью понять природу и назначение человека. Психология правильно концентрировала своё внимание на тщательном изучении человека именно в том состоянии, в котором он находится, с тем чтобы помочь ему решить его непосредственные частные проблемы и, если возможно, ослабить симптомы душевных отклонений. Джеймс нашёл эти границы стеснительными во многих отношениях. Они исключали вовсе или оставляли без внимания космическое происхождение человека, его функцию и конечную цель. Это поднимало лабораторный склад ума и миф «объективности» над другими формами восприятия на такую высоту, которой они вряд ли заслуживали. Тогда, оставляя за собой и в дальнейшем используя до предела всё, чего он достиг в своих занятиях психологией, Джеймс всё-таки оставляет психологию как «малую» науку. Он использует фундаментальные достижения психологии в своих занятиях философией, где, как он чувствует, поиск истины обретёт большие просторы. Его метод – считать любое знание достоверным только тогда, когда в его основе лежит непосредственный человеческий опыт, – не изменился и здесь и оказался в равной мере успешным. Он не отстаивал далеко идущих заключений и не переносил их в диалектические рассуждения. Подойдя к устрашающим своей сложностью вопросам о Боге и бессмертии, он обратился не к авторитетам, не к теории, не к искусной аргументации, а к тому, что на самом деле происходило с людьми. Джеймс не мог выработать свою точку зрения наспех. В течение десяти лет он публиковал тщательно взвешенные статьи о своих тщательно выверенных исследованиях, прежде чем сделать предварительные заключения, но и они сопровождались осторожными оговорками о том, что для окончательного их подтверждения ещё требуется значительная работа.
В конце концов он пришёл к полному убеждению в существовании Бога. Сомнительно, конечно, чтобы его определение Бога могло удовлетворить требования высших священнослужителей его времени. Но он считал бесспорным и твёрдо установленным факт существования спасительных сил, душевных и духовных по своей природе, с которыми в минуты кризиса личность может вступить в контакт. Поскольку факт телепатии (передачи мысли) был также установлен, Джеймс обнаружил, что вопрос о бессмертии становится куда более затруднительным и сложным. Чтобы представить такого рода доказательства выживания человеческой личности после смерти тела, которые могли бы удовлетворить самого требовательного скептика (Джеймс полностью разделял скептическую точку зрения и придерживался её принципов во всех своих исследованиях), необходимо было установить и представить факты, которые нельзя было бы объяснить никакой возможностью передачи мысли (сознательной или бессознательной) от одного из здравствующих на земле людей другому.
Раз за разом он сталкивался с такими случаями, объяснять которые с помощью гипотезы о телепатической передаче мысли казалось более несообразным, чем с помощью гипотезы о продолжении жизни человека за смертью. Однако во всех тех случаях, когда объяснение с помощью телепатического эффекта было хоть сколько-нибудь терпимым, он не считал, что этот пример научно убедителен для его выводов. В том, что они могли быть логически и морально убедительными, он не сомневался.
В 1902 году Джеймсу представился случай систематически изложить свои мысли и результаты исследований в цикле Джиффордских лекций, традиционно читавшихся в Эдинбургском университете специально приглашёнными учёными. Эти двадцать его лекций были опубликованы позже в книге «Многообразие религиозного опыта» и выражали генеральную линию его философии жизни за смертью, которой он остался верен до конца своих дней. То, что появлялось на свет относящегося к данной проблеме впоследствии, иногда могло быть сравнимо с уровнем этих лекций, но никогда не превосходило этот органичный сплав духовного и научного опыта человека. «Следует помнить, – писал об этой книге знаменитый учёный из Колумбийского университета Жак Барзен в 1958 году, – что Джеймс пришёл в философию из психологии – его классический трактат 1890 года и по сей день остаётся вехой в истории этой науки. Прежде чем стать психологом, Джеймс получил образование как химик и врач, так что его эволюция от изучения материи до изучения религиозных устремлений человека была подкреплена знанием естественных, точных наук, то есть теми знаниями, которыми больше всего восхищается наше столетие».
Цитировать какой-нибудь определённый отрывок из работы, настолько богатой и глубокой, как «Многообразие религиозного опыта», значит рисковать исказить её; эту работу действительно необходимо прочесть целиком. И тем не менее я всё таки должен рискнуть. Приведу отрывок, где Джеймс обсуждает отношение к религии, который был и остаётся одним из самых мной любимых:
«Существует состояние ума, известное лишь людям религиозным, но никому другому, когда воля к самоутверждению и желание настоять на своём сменяются готовностью замолчать и быть ничем, растворившись в потоках вод и чистых родниках Всевышнего. В этом состоянии ума обителью нашей безопасности становится то, чего мы больше всего боялись, а час смерти нашей воли к самоутверждению оборачивается нашим духовным рождением. Кончилось время напряжённости в нашей душе, наступает счастливое отдохновение… в вечном настоящем, без забот о дисгармоничном будущем…Мы увидим, насколько бесконечно страстной может быть религия в её самых высоких парениях. Как любовь, как гнев, как надежда, устремление и ревность, как любое другое инстинктивное рвение и побуждение, она придаёт нашей жизни очарование, какое нельзя рационально и логически вывести ни из чего другого. Если религия должна означать для нас что-то определённое, то, мне кажется, мы должны принять её как то, что сообщает дополнительное измерение нашему чувству, нашему стремлению к слиянию, к единению в тех сферах, где наша мораль, в обычном смысле слова, может лишь склонить голову и смириться. Это означает не что иное, как достижение новой свободы, как завершение борьбы, как звучание в наших ушах главной ноты Вселенной – обретённые навечно просторы, расстилающиеся перед нашими глазами… Среди религиозных людей много угрюмых натур, которым неведомо это радостное послание бытия… и всё-таки именно религию в её самом обострённом и страстном проявлении я хочу изучать прежде всего, не вдаваясь в споры о терминах.
…Были святые, ощущавшие себя тем счастливее, чем непереносимей становилось их физическое состояние. Ни одно другое чувство, кроме религиозного, не может подвигнуть человека к такому удивительному переходу. Я полагаю, нам следует искать разгадку среди этих неистовых натур скорее, чем среди тех, кто более умерен».
Конечно же, Уильям Джеймс не всегда столь лиричен. Он говорит обычно с позиций анатома и психолога-исследователя. Более типичные для него штрихи можно найти в его лекции о бессмертии, прочитанной в Гарварде. Здесь он признаёт как бесспорное, что мысль есть функция мозга. Но он не видит, почему этот факт должен хоть в какой-либо мере исключать возможность бессмертия. «Даже если жизнь нашей души, насколько мы её понимаем, сегодня может быть в буквальной непосредственности порождением деятельности мозга, который в конце концов погибает, это вовсе не означает, что жизнь не может продолжаться – напротив, это вполне возможно – и с гибелью мозга». Он объясняет далее, что природа даёт нам много примеров сочетания продуктивной функции с иными другими. «Спусковой механизм арбалета имеет освобождающую функцию: он устраняет препятствие, сдерживающее натянутую тетиву, и это позволяет согнутому луку арбалета вновь принять исходную форму… Клавиши органа открывают клапаны различных труб и позволяют воздуху по разным путям выходить из органных мехов… Мы никем не обязаны думать только о продуктивной функции мозга, мы вправе рассматривать также и его передаточную функцию». Затем он делает предположение, что наш мозг является подобием полупрозрачной линзы, проходя через которую белое излучение реальности приобретает окраску, расцвечивается в разные цвета благодаря её индивидуальным природным свойствам. «Наше сознание, насколько мы себе представляем его сегодня, непосредственно есть функция мозга… Но подобная зависимость от мозга такой природной жизни ни в коем случае не делает бессмертную жизнь невозможной… Раз так, то по строгой логике это означает, что клыки мозгового материализма удалены… отныне вы можете уверовать в бессмертие независимо от того, собираетесь ли вы извлечь для себя какую-либо выгоду при этом допущении или вовсе никакой». Я всегда понимал эти слова как предложение употребить наш порождённый мозгом интеллект не для вытеснения, а для обретения расширенного сознания.
В большинстве своих работ Уильям Джеймс предстаёт как очень «заземлённый» исследователь фактов. Он изложил свою окончательную позицию в вопросе о бессмертии человека в статье, опубликованной лишь за год до смерти в «Американ мэгэзин». Здесь он касается некоторых из главных выводов, сделанных им за четверть века исследований парапсихологических феноменов. «Я хочу, чтобы считалась определённо установленной, – писал он, – обычность этих явлений и их общность… Я часто терялся в догадках, что следует думать о том или другом конкретном случае, поскольку источники ошибок в любом наблюдении редко можно полностью определить. Но хрупкие прутья образуют прочную вязанку, а когда эти случаи обнаруживают свою последовательность и все указывают в одном определённом направлении, тогда начинаешь понимать, что имеешь дело… с подлинным феноменом». Он подтверждает существование изначальной воли к контакту и общению. «То, что ортодоксальная наука игнорирует реальные естественные виды парапсихических явлений, меня совершенно не обескураживает, ибо я твёрдо убеждён в их существовании». Ничто в этих последних заключениях Джеймса не меняет его научной позиции, изложенной в книге «Многообразие религиозного опыта» десять лет назад; он ещё раз говорит здесь о трудностях, с которыми сталкивается исследователь в попытке провести разграничительную черту между телепатической связью живых людей и спиритической коммуникацией бестелесных, и высказывается за всяческое поощрение дальнейших исследований. «Это тот случай, когда обо всём должны говорить факты», – подчёркивает он.
В этой последней своей статье он отсылал читателей к той важнейшей работе в интересовавшей его сфере, которая проводилась в то время: «Я питаю высочайшее уважение к терпеливым исследованиям господ Майерса, Ходгсона и Хайслопа». Чтобы достичь цели, поставленной нами в этой главе, – помочь подготовить наш ум, сформированный на материалистических принципах и привыкший к языку естественных наук, к пониманию тех возможностей, которые наука ещё в полной мере не исследовала, нам лучше всего последовать совету Уильяма Джеймса и обратиться к этим названным вехам развития парапсихологических исследований.
Джеймс Хайслоп был профессором Колумбийского университета и одним из основателей Американского общества психических исследований (АОПИ), созданного в 1906 году; он умер в 1920 году. Доктор Хайслоп добился значительного развития методики и техники психических исследований, его работы пролили новый свет на понимание парапсихических явлений. Доктор Ричард Ходгсон – один из членов Британского общества психических исследований (БОПИ) – был известен тем, что безжалостно разоблачал мошенничество и обман в сфере парапсихологии. Настроенный чрезвычайно скептически, он настаивал на самой скурпулёзной проверке всего, что представлено нашему вниманию как факт, прежде чем пытаться убедить в чём-то научный мир. Ходгсон некоторое время руководил американским филиалом БОПИ; вскоре после его смерти (1905) этот филиал и стал ядром нового Американского общества (АОПИ). Вклад Фредерика Майерса – особенно его широкие исследования условий, в которых существует жизнь после смерти, – настолько огромен, что для рассказа о нём потребуется отдельная глава. Здесь же мы только отметим, что Майерс, эссеист и учёный, занимавшийся в Кембридже античной классикой, был одним из основателей Британского общества психических исследований и впоследствии его президентом.
С другими деятелями этой пионерской исследовательской организации мы встретимся позднее, во время нашего путешествия в иную сферу бытия, поэтому сейчас я могу их только представить. Наиболее выдающиеся из них – Генри Сидгвик, профессор философии Кембриджского университета и первый президент БОПИ; Эдмунд Герней, профессор психологии в Кембридже и в прошлом президент БОПИ; Артур Конан Дойл, британский врач, ставший впоследствии писателем и мировой знаменитостью как создатель Шерлока Холмса; сэр Оливер Лодж, один из наиболее выдающихся британских физиков, получивший рыцарское достоинство за свои замечательные работы в области исследования атома и теории электричества. Тяжёлая утрата, понесённая Лоджем, потеря им сына Раймонда в то самое время, когда сэр Оливер вёл самые интенсивные исследования в области парапсихологических явлений, привела в конце концов к тому, что наука получила первый в XX веке подробный рассказ, описывающий вступление личности в другую сферу бытия и утверждение человека в мире, существующем за смертью.
В книге сэра Оливера Лоджа «Раймонд», в которой рассказывается об установленной экстраординарной связи с сыном после его гибели, а также в материалах специалистов БОПИ, анализирующих и оценивающих этот рассказ, большое место отводится методам и технике парапсихических исследований. Для этого есть веские причины.
Какие именно слова бесспорно доказывают, что информация, принятая медиумом для передачи сэру Оливеру, исходила от сына Лоджа Раймонда и ни от кого другого? В какой степени эти сообщения могли оказаться «загрязнёнными» со стороны телепатического, медиумистического или какого-либо другого влияния? Возможно ли, чтобы Раймонд во время сеансов в одном случае пребывал в полусонном состоянии, а в другом – в состоянии полного бодрствования? Поскольку Раймонд не был получившим специальную подготовку учёным, то переданные им описания мира, в котором человек существует после смерти, могли оказаться просто его субъективными впечатлениями; но тогда какие научные выводы можно сделать на основе его впечатлений относительно фундаментальной структуры потустороннего мира и свойственных ему видов энергии?
Все эти вопросы, конечно, для учёных имеют жизненно важное значение. К ним мы позже ещё вернёмся. А сейчас мне хотелось бы остановиться главным образом на самом вступлении личности человека в потусторонний мир, на том, как ею это ощущается. Я рассматриваю информацию Раймонда в качестве спонтанного, субъективного выражения прямого опыта, как информацию почти абсолютно «чистую», то есть не загрязнённую никакими влияниями и помехами, как информацию, обладающую определённой ценностью для тех из нас, кто более склонен познавать жизнь через собственный опыт, чем анализировать её. Поэтому в рассказе, к которому перехожу, я опущу технические пояснения исследователей и как бы «предоставлю слово» самому Раймонду.
Раймонд Лодж, младший офицер Британских вооружённых сил во Франции во время первой мировой войны, был убит в бою в сентябре 1915 года. В это время его отец, сэр Оливер Лодж, был занят проведением цикла парапсихологических исследований, которым он теперь посвящал большую часть своего времени. В этом случае он работал «анонимно» (то есть не раскрывал своего подлинного имени и званий) с тремя медиумами: миссис Кэтрин Кеннеди (она была «медиумом-автоматистом», в состоянии транса она неосознанно для себя, автоматически воспроизводила послания в письменном виде); миссис Глэдис Осборн Леонард, работавшей как в состоянии транса, так и с помощью спиритической доски, но с Лоджем она в основном работала как трансмедиум, и мистером А. Ваут-Питерсом, трансмедиумом. В это же время – о чём вы также узнаете позже – наибольшую активность в общении с миром живых проявлял Фредерик Майерс, скончавшийся в 1901 году; Майерс тогда часто выходил через медиумов на связь со своими друзьями, оставшимися жить на земле. Первое предвестие о смерти Раймонда пришло от Майерса в сообщении, известном как «послание Фавна».
Раймонд Лодж был убит 14 сентября 1915 года во Фландрии, ему шёл тогда двадцать шестой год. Больше чем за месяц до смерти Раймонда, 8 августа 1915 года, во время сеанса знаменитого американского медиума миссис Леонор Пайпер в Гринфилде (штат Массачусетс) было записано короткое послание от Майерса к Лоджу. Его обычным порядком переслали Лоджу по международной сети обмена данными в области парапсихологии, создавшейся к тому времени между учёными. Через медиума говорил доктор Ричард Ходгсон (он умер в 1905-м). Вот его послание: «Послушайте, Лодж, хотя мы и не вместе, как бывало раньше, но это не совсем так: мы всё-таки можем общаться. Майерс говорит, что вам выпала роль поэта, а он будет действовать за Фавна. За Фавна… Верролл это поймёт».
Сейчас хорошо известно, что Майерс, будучи выдающимся специалистом в классической филологии, часто облекал свои послания в форму ассоциаций и отсылок к греческой и римской поэзии и другим работам античных классиков, то есть к той области знаний, которая почти наверняка неизвестна среднему медиуму; так послания Майерса оберегались от возможных «загрязнений», и личность их «автора» устанавливалась вне всяких сомнений. Под «Верролл» имелась в виду миссис Артур У. Верролл, вдова известного кембриджского учёного, специалиста по античной классике, и сама компетентный специалист в этой области. Она сразу же определила, на что ссылается Майерс и смысл этой отсылки. В «Одах» римского поэта Горация есть эпизод, в котором говорится о том, как поэт смог уберечься от падающего дерева – ему помог бог Фавн, «хранитель поэтов». Это могло означать, что Лоджа вскоре должен постигнуть некий удар, а Майерс собирается сделать всё, что сможет, исполняя роль хранителя.
В парапсихических исследованиях, проводимых сэром Оливером Лоджем, ему помогала вся его семья. Но первый сеанс, в котором участвовал член семьи Лоджа, состоялся 25 сентября 1915 года – одиннадцать дней спустя после гибели Раймонда. На сеансе у медиума миссис Леонард присутствовала инкогнито жена сэра Оливера – леди Лодж. Медиум миссис Леонард, таким образом, не знала её настоящего имени и отношения к Раймонду. Никаких попыток установить контакт с Раймондом не предпринималось. И тем не менее мать получила следующее послание от «умершего» сына: «Скажи отцу, что я встретил здесь нескольких его друзей». На вопрос матери, не может ли он назвать кого-нибудь из них по имени, последовал ответ: «Да, Майерса». Спустя два дня на сеансе с этим же медиумом присутствовал сэр Оливер Лодж, опять-таки «анонимно». Контролёр миссис Леонард, Феда, объявив, что Раймонд находится в контакте с ней, сказала: «Он говорит, что ему там трудно, но у него много добрых друзей, которые ему помогают… Он знает, что его ожидает здесь большая работа, как только он будет немного больше готов к ней. Он иногда сомневается, будет ли он на это способен. Но ему говорят, что он сможет. У него хорошие учителя и наставники. Он показывает мне букву «М»… говорит, что чувствует, что у него теперь два отца… Прежний и другой… День или два назад он почувствовал, что его сознание уже больше не подавлено. Он чувствует себя сейчас легче и лучше, последние дни. Сначала он был потерян. Не мог собраться с силами. Но это продолжалось недолго, ему повезло. Ему вскоре всё объяснили, и он понял, где находится».
В тот же день миссис Лодж была «анонимно» на спиритическом сеансе у мистера Питерса. Через него прошло следующее сообщение: «Этот джентльмен, занимавшийся поэзией, – я вижу букву «М», – помогает вашему сыну общаться с нами». Спустя несколько мгновений Питерс подскочил, щёлкнул пальцами и почти прокричал: «Боже мой! Если бы отец мог сейчас увидеть его! Он совсем окреп, как бы это тронуло отца!». Через две недели на сеансе с миссис Леонард «сам» Майерс подтвердил знаменитое «послание Фавна » как обещание помочь Раймонду и его семье в это трудное переходное время. Ещё двумя днями позже. 29 октября, Лодж имел сеанс с трансмедиумом мистером Питерсом, во время которого «опека» Майерса над Раймондом ещё раз была подтверждена: «Ваш семейный обычай подходить ко всему с точки зрения здравого смысла очень помог Раймонду прийти в себя… иначе ему было бы значительно труднее… Он говорит: «Ф. М. помог мне больше, чем вы можете себе представить…» Теперь он говорит: «Ради бога, отец, разрушьте эту плотину, эту стену, которую ставят между нами люди. Если бы ты только мог увидеть, что вижу я: здесь сотни безутешных мужчин и женщин. Если бы ты видел таких же, как я, ребят здесь на нашей стороне, отгороженных от всех своих близких, оставшихся на земле, ты бросил бы всё и изо всех сил занялся бы только этим!» Он хочет, чтобы я передал вам, что, когда он уходил из этой жизни, он испытывал чувство сильной растерянности и какого-то разочарования, он даже не догадывался о том, что это смерть. Вторым было чувство печали и горечи… Это – время, когда мужчины и женщины чувствуют, что с них как бы сдирается какая-то корка, – разбивается скорлупа всего привычного и условного… скорлупа безразличия… и каждый начинает заново мыслить, хотя некоторые и по-прежнему как эгоисты».
С этого времени Раймонд постепенно «идёт на поправку», точно так же, как больной оправляется от шока травмы. У него появляется полная осознанность всех возможностей его нового положения и горячее желание скорее ими овладеть. Идёт «выздоровление», хотя и медленно, но день ото дня, неделя за неделей всё лучше и лучше. Во время сеансов, приходящихся на этот период «выздоровления» Раймонда, наконец был получен ответ, хоть и не совсем полный, на часто задававшийся ему вопрос: «Спят ли вообще люди в жизни после смерти?». Раймонд встретил там юношу по имени Поль, который помогал ему ориентироваться в новой жизни. Их взаимоотношения были описаны во время сеанса автоматического письма у медиума-автоматиста миссис Кеннеди: «Передайте, что Раймонд был на сеансе, и Поль говорит, что я могу бывать и потом, когда захочу… Поль говорит, что он здесь с семнадцати лет, он весёлый парень, и все здесь его любят. Здесь, кажется, взяли за правило звать на помощь Поля, когда кому-нибудь приходится трудно». В этот момент вклинился Поль: «Раймонд уже спал… начиная со вчерашнего дня». Затем Поль рассказал о том, какую растерянность и смятение испытывают там вновь прибывшие, когда узнают, как трудно им теперь установить связь со своими родными и друзьями, оставшимися жить на земле, сообщить им, что они сами тоже живут: «Они почти не верят в это. Всякий раз они думают, что это безнадёжное дело, и готовы сдаться. Но я уговариваю их всё время, прошу попробовать снова сказать своей матери, что они живы… Ведь так много людей считает, что те, кого они любили, навсегда умерли.
