Некоторое время назад я открыл для себя новое имя в современной русской литературе. Это молодой писатель Александр Филипенко, за плечами которого уже четыре романа, каждый из которых имел большой успех. Я начал знакомство с творчеством Филипенко с последнего из них – романа «Красный Крест
». Сюжет его вырисовывается из диалогов Саши – молодого мужчины, переехавшего с дочерью в другой город – и его новой соседки – девяностооднолетней Татьяны Алексеевны. Женщина страдает начальной стадией болезни Альцгеймера, но отчетливо помнит давние события своей жизни и подробно рассказывает о них новому знакомому.
Родившись в 1910 году и проведя раннее детство в Лондоне, она переезжает в Москву по воле отца, поверившего в «светлое будущее», которое непременно должно наступить после свершившейся революции. Выучившись, она, благодаря знанию иностранных языков, поступает на работу машинисткой в НКИД (Народный Комиссариат Иностранных Дел). Во время войны через Татьяну Алексеевну проходит множество документов, среди которых письма и телеграммы, передаваемые уже со второго её дня Международным Комитетом Красного Креста советскому правительству. В них организация предлагает сотрудничество по вопросам, связанным с судьбами военнопленных. И все эти письма остаются без ответа. В одном из списков советских солдат, попавших в плен на румынском фронте, Татьяна Алексеевна видит фамилию собственного мужа. Опасаясь за свою судьбу и судьбу их маленькой дочери, женщина при переводе документа не указывает фамилию мужа, дублируя на его месте в списке фамилию предыдущего пленного. Однако это не спасает их семью. Мужа по возвращении в СССР расстреляют, саму её вскоре после войны арестуют и отправят на 10 лет в лагерь как «жену изменника родины», а дочь заберут в детдом, где она вскоре умрет от голода.
Пройдя через страшные унижения и нечеловеческие условия, Татьяна Алексеевна выжила. Выйдя из лагеря, она посвятила всю вторую половину жизни поискам человека, которому могла навредить, указав дважды его фамилию в том самом списке пленных. Эта интрига разрешается лишь в конце романа, и довольно неожиданным образом.
Важной отличительной чертой романа является то, что в нём присутствуют документальные вставки, изучив которые, читатель может сделать выводы об отношении советского государства к своим гражданам. Филипенко долгое время работал в архивах, в том числе в Женеве, где находится штаб-квартира Красного Креста. Ссылки на официальные документы исключают возможность обвинений автора во лжи и «очернении нашей истории».
Безусловно, «Красный Крест» - роман не только о нашем недавнем прошлом, но и о сегодняшнем дне. О том, что наша ментальность не сильно изменилась. О том, что «красный человек», о котором много лет пишет соотечественница автора Светлана Алексиевич, по-прежнему живёт во многих из нас. Мы видим это, в частности, на примере одного из героев книги – отчима Саши. Став свидетелем его разговора с Татьяной Алексеевной, где она рассказывает о судьбе своей семьи, он утверждает, что это бред «выжившей из ума старухи», а Сталин всё делал правильно и во благо страны.
Стоит отметить, что в подобном отношении к вождю он не одинок: по последним опросам, около 40% россиян считают Сталина величайшим деятелем всех времён и народов. Вся страна в псевдопатриотическом угаре гордится «великой историей», забывая о том, что в ней хватает и поводов для стыда. Общество наше, как и главная героиня романа, страдает болезнью Альцгеймера, причём весьма специфической её формой: мы не просто не помним события нашего прошлого, но и не хотим их помнить. Мы отказываемся признавать чудовищные преступления советского режима, не желаем даже слышать о покаянии, считая его проявлением слабости, хотя, на мой взгляд, полноценное раскаяние как раз требует немалого мужества, коим мы сегодня, увы, не обладаем.
С моей точки зрения, лучший вид терапии нашего нынешнего состояния – всестороннее обсуждение, проговаривание самых болезненных тем. Это позволит извлечь уроки из прошлого, чтобы не повторять их впредь. И эффективным средством этой терапии являются такие книги как «Красный Крест».
Саша Филипенко
Красный Крест: роман
С благодарностью Константину Богуславскому за помощь в работе над этой книгой
Когда подпись поставлена, странная (как и все продавцы недвижимости) женщина говорит:
– Поздравляю! Я за вас очень рада! Вы такой хмурый, а зря! Я отдала вам лучший объект по соотношению цена – качество!
Риелтор вытаскивает из сумочки губную помаду и, не обращая внимания на теперь уже бывшую владелицу, продолжает басить:
– У нас с вами, так сказать, ситуация вин-вин! Вы, кстати, с кем здесь собираетесь жить?
– С дочкой, – разглядывая детский сад во дворе, отвечаю я.
– А сколько ей?
– Три месяца.
– Как славно! Молодая семья! Поверьте, вы еще будете меня благодарить!
– За что?
– Как это за что?! Я же вам рассказывала! Вы такой рассеянный! На лестничной площадке всего одна соседка! Она – ни много ни мало – одинокая девяностооднолетняя старушка, страдающая болезнью Альцгеймера. Это же настоящий джекпот! Подружитесь, перепишете квартиру на себя.
– Спасибо! – не поднимая глаз, зачем-то отвечаю я.
Квартира пуста. Ни стула, ни кровати, ни стола. Я разбираю сумку. Прежняя владелица все никак не может уйти. Женщина стоит у окна и, гоняя по кругу воспоминания, словно утюжа белье, разглаживает маслянистые складки подоконника. Зря, я все равно здесь все поменяю.
– Вы сегодня один останетесь?
– А спать-то где будете?
– У меня есть спальный мешок и электрический чайник…
– Если хотите – можете у меня.
Женщина капитулирует. Я слишком молод для нее. Взяв под локоть бывшую хозяйку, риелтор наконец покидает квартиру. Оставшись один, я сажусь на пол.
Вот и все, думаю я, занавес. Жизнь закончилась – жизнь начинается вновь. Трансцендентный ноль. К тридцати годам я оказываюсь человеком с разорванной надвое судьбой. Мне предлагается попробовать еще разок. Я не знаю, что тут можно возразить. Самоубийство – не мое; к тому же у меня теперь есть дочь.
Едва ли я вспомню, о чем думаю в тот вечер. В голове туман, в луче света вальсирует пыль. Больше здесь ничего и нет. Часовая передышка перед очередной попыткой жить. Первая история закончилась, вторая должна начаться вот-вот. Пропасть и подвесной мост в виде человека. Если хочешь попасть на тот берег, перекинь сам себя. У счастья всегда есть прошлое, любит повторять моя мама, у всякого горя непременно найдется будущее.
Будто выброшенный крушением мореплаватель, я решаю изучить неизвестный остров. Город Минск. Зачем я вообще приехал сюда? Пускай и братская, но все же чужая страна. Красный костел и широкий проспект, какой-то лысеющий поэт и гроб Дворца Республики. Десятки построек и ни одного воспоминания. Незнакомые окна, чужие лица. Что это вообще за страна такая? Что я знаю про этот город? Ничего. Здесь у моей мамы вторая семья.
Перед подъездом валяется стопка выброшенных книг. Я смотрю на одну из них. Якуб Колас. «Новая зямля».
Поднявшись на четвертый этаж, я обнаруживаю на входной двери красный крест. Небольшой, но яркий. Наверное, риелтор так пошутила, думаю я. Оставив у лифта пакеты, я принимаюсь оттирать крест, но в этот момент незнакомый голос за спиной говорит:
– Что вы делаете?!
– Очищаю дверь, – не поворачиваясь, отвечаю я.
– Здесь какой-то кретин нарисовал крест.
– Приятно познакомиться! Кретин, о котором вы говорите, – я. Недавно мне поставили болезнь Альцгеймера. Пока страдает только короткая память – иногда я не помню, что случилось со мной несколько минут назад, но врач обещает, что совсем скоро испортится и речь. Я начну забывать слова, а затем потеряю способность двигаться. Так себе перспектива, правда? Кресты расставлены здесь затем, чтобы я находила дорогу домой. Впрочем, судя по всему, совсем скоро я забуду и то, что они обозначают.
– Мне жаль, – стараясь быть вежливым, отвечаю я.
– Бросьте! В моем случае только так все и могло закончиться!
– Почему?
– Потому что бог боится меня. Слишком много неудобных вопросов его ожидает.
Соседка опирается на трость и тяжело вздыхает. Я молчу. Меньше всего сейчас мне хочется говорить о боге. Пожелав старушке добрых снов, я беру пакеты с едой и собираюсь войти в квартиру.
– Вы что же, даже не представитесь?
– Александр, меня зовут Александр.
– И давно вы разговариваете с женщинами спиной?
– Простите. Меня зовут Саша, и вот мое лицо. До свиданья! – наигранно улыбнувшись, отвечаю я.
– Значит, то, как меня зовут, вас не интересует?
Нет. Не интересует. Черт, что же за назойливая старуха?! Чего она вообще хочет от меня?
Мне нужно попасть домой. Закрыть глаза и наконец проснуться. Предыдущие тридцать лет этот фокус срабатывал. Все самое жуткое, самое страшное все – случалось со мной только во сне и никогда наяву. Я был счастлив и не знал скорби, весел был и не знал беды. Последние месяцы выдались слишком тяжелыми. Черт, я просто хочу отдохнуть!
– Меня зовут Татьяна… Татьяна… Татьяна… ох… забыла отчество… Шучу! Меня зовут Татьяна Алексеевна. Я очень рада знакомству с вами, плохо воспитанный молодой человек!
– А я нет.
– Правда?
– Неправда – мне просто все равно. Простите, у меня сегодня тяжелый день…
– Понимаю! У всех нас тяжелые дни. Тяжелые месяцы, тяжелые жизни…
– Очень приятно было с вами познакомиться, Татьяна Алексеевна. Всего вам самого хорошего! Счастья, удачи и всех жизненных благ, – язвлю я.
– Знаете, все это только начинается со мной…
Черт, это по-настоящему надоедает! Сперва риелтор, теперь эта старушка. Я не хочу говорить, и соседка, уверен, чувствует это. Более того, понимая, что я воспользуюсь даже секундным люфтом, старушка ни на мгновение не замолкает.
– Да, все это закончится довольно быстро… Через месяц или два… Совсем скоро от меня, как от человеческой судьбы, ничего не останется. Все дело в том, что бог подчищает следы.
– Мне очень жаль… – нехотя отвечаю я.
– Да-да, вы это уже говорили! Я быстро все забываю, но не настолько! Могу я посмотреть, как вы здесь устроились?
– Честно говоря, из мебели у меня только унитаз и холодильник – мне нечего вам показывать. Быть может, через неделю или две?
– Хотите посмотреть, как живу я?
– Да в общем-то сегодня уже, наверное, поздно…
– Не стесняйтесь, Саша, входите!
Нельзя сказать, что я счастлив, но просьбе старушки подчиняюсь. В конце концов глупо спорить с выжившим из ума человеком. Соседка толкает дверь, и я оказываюсь в ее квартире.
Все это больше напоминает мастерскую. Повсюду стоят полотна. Ничего особенного. Я такую живопись никогда не любил. Бесконечные бледные тона. Безысходность в каждом квадрате. Люди безлики, города бесцветны. Впрочем, я мало что смыслю в искусстве.
Посреди гостиной висит темно-серый квадрат.
– Собираетесь начать новую? – заполняя паузу, зачем-то спрашиваю я.
– Вы о чем?
– Я о холсте, что на стене.
– Нет, она закончена.
– Вот оно что! И что же на ней изображено?
– Моя жизнь.
Пфф. Приехали! Фанфары скорби и пафос трагедии. Пожилые люди склонны преувеличивать собственные несчастья. Моя жизнь… Дайте носовой платок! Нет-нет, лучше два! Старикам кажется, что беды случались только с ними. Я чуть было не выпаливаю, что по части горя многим могу дать фору, но вовремя осекаюсь.
– Мне, конечно, рассказывали, что Минск серый город, но не настолько же!
– В этой картине почти нет Минска.
– Я бы сказал, что в этой картине вообще ничего нет.
– Думаете, я ошибаюсь, когда говорю, что это моя жизнь?
– Ничего я не думаю…
– Думаете, вот шел я себе домой, никого не трогал, а тут на тебе: наткнулся на безумную старуху, которая собирается проскулить о собственной судьбе?!
– А вы собираетесь?
– А вам, значит, совсем неинтересно?
– Нет, если быть совсем уж честным.
– И зря. Я хочу рассказать вам невероятную историю. Не историю даже, но биографию страха. Я хочу рассказать вам, как внезапно овладевший человеком ужас способен изменить всю его жизнь.
– Я очень впечатлен, но, может быть, в другой раз?
– Не верите? Ну что ж… Знаете, чуть больше года назад я стояла здесь же, на вашем месте. Это было тридцать первого декабря. Шел снег и заканчивался двадцатый век. Натурально заканчивался, без гипербол, оставалось всего несколько часов. Куранты готовились бить двенадцать, накачанный таблетками президент соседнего государства намеревался сообщить, что устал. В кухне работал телевизор, и в духовке, как обычно, что-то подгорало. Я ни к чему такому не готовилась – ну Новый год и Новый год, сколько таких было в моей жизни? Наберет Ядвига, а больше и некому. Посижу с пирогом, посмотрю «Огонек». Отмечу Новый год сперва по Москве, затем по Минску. Одним словом, я ровным счетом ничего не ожидала от конца столетия, но вдруг позвонили в дверь. Наверное, соседи, подумала я. До вас здесь жила очень хорошая и приветливая женщина – настоящая дочь коммуниста. Ее отец был партийной шестеркой, но она ничего – выросла скромной и порядочной. Вечно смотрела на меня щенячьими глазами, будто извинялась. В общем, я подумала, что она хочет попросить соль или что-нибудь в этом роде, но оказалось, нет! Оказалось, что пришел почтальон! Представляете? Настоящий! Тридцать первого числа! Принес! Письмо, которого я ждала всю вторую половину жизни…
Вот и все, - думаю я, занавес. Жизнь закончилась - жизнь начинается вновь. Трансцендентный ноль. К тридцати годам я оказываюсь мужчиной с разорванной надвое судьбой. Мне предлагается попробовать еще разок. Я не знаю, что тут можно возразить. Самоубийство - не мое, к тому же у меня теперь есть дочь.
Едва ли я вспомню, о чем думаю в тот вечер. Сознание обволакивает туман. В луче света вальсирует пыль. Больше здесь ничего и нет. Часовая передышка перед очередной попыткой жить. Первая история закончилась, вторая должна начаться вот-вот, Пропасть и подвесной мост в виде человека. Если хочешь попасть на тот берег перекинь сам себя, «У счастья всегда есть прошлое, любит повторять моя мама, у всякого горя непременно найдется будущее».
Будто бы выброшенный крушением мореплаватель, я решаю изучить неизвестный остров, Город Минск. Зачем я вообще приехал сюда? Пускай и братская, но все же чужая страна. Красный костел и широкий проспект, какой-то лысеющий поэт и гроб Дворца республики. Десятки построек и ни одного воспоминания. Что ото вообще за страна такая? Что я знаю про этот город? Ничего. Здесь у моей мамы вторая семья.
Перед подъездом валяется стопка выброшенных книг. Я смотрю на одну из них. Якуб Колас. «Новая земля».
Поднявшись на четвертый этаж, я обнаруживаю на входной двери красный крест. Небольшой, но яркий. Наверное, риелтор так пошутила, - думаю я. Оставив у лифта пакеты, я принимаюсь оттирать крест, но в этот момент незнакомый голос за спиной говорит:
Что вы делаете?!
Очищаю дверь, - не поворачиваясь, отвечаю я.
У меня здесь какой-то кретин нарисовал крест.
Что значит и что? Кому он здесь нужен?
Как это кому? Мне!
Могу я поинтересоваться зачем?
Конечно, можете! Приятно познакомиться! Кретин, о котором вы говорите, я. Недавно мне поставили болезнь Альцгеймера. Пока страдает только короткая память иногда я не помню, что случилось со мной несколько минут назад, но врач обещает, что совсем скоро испортится и речь. Я начну забывать слова, а затем потеряю способность двигаться. Так себе перспектива, правда? Кресты расставлены здесь затем, чтобы я находила дорогу домой. Впрочем, судя по всему, совсем скоро я забуду и то, что они обозначают.
Мне жаль, стараясь быта вежливым, - отвечаю, я.
Бросьте! В моем случае только так все и могло закончиться!
Потому что Бог боится меня. Слишком много неудобных вопросов его ожидает.
Соседка опирается на трость и тяжело вздыхает. Я молчу. Меньше всего сейчас мне хочется говорить о Боге. Пожелав старушке добрых снов, я беру пакеты с едой и собираюсь пройти домой.
Вы что же, даже не представитесь?
Александр, меня зовут Александр.
И давно вы разговариваете с женщинами спиной?
Простите. Меня зовут Саша, и вот мое лицо. До свидания! - наигранно улыбнувшись, фыркаю я.
Значит то, как меня зовут, вас не интересует?
Нет. Не интересует. Черт, что же за назойливая, старуха?! Чего она вообще хочет от меня?
Мне нужно попасть домой. Я хочу закрыть глаза и наконец проснуться. Предыдущие тридцать лет этот фокус срабатывал. Все самое жуткое, самое страшное, все случалось со мной только во сне и никогда наяву. Я был счастлив и не знал скорби, весел был и не знал беды. Последние месяцы выдались слишком тяжелыми. Черт, я просто хочу отдохнуть!
Меня зовут Татьяна… Татьяна… Татьяна… ох… забыла отчество… Шучу! Меня зовут Татьяна Алексеевна. Я очень рада знакомству с вами, плохо воспитанный молодой человек!
Неправда мне просто все равно. Простите, у меня сегодня тяжелый день…
Понимаю! У всех нас тяжелые дни. Тяжелые месяцы, тяжелые жизни…
Очень приятно было с вами познакомиться, Татьяна Алексеевна. Всего вам самого. хорошего! Счастья, удачи и всех жизненных благ, - язвлю я.
Знаете, все это только начинается со мной…
Черт, это по-настоящему надоедает! Сперва риелтор, теперь эта старушка, Я не хочу говорить, и соседка, уверен, чувствует это. Более того, понимая, что я воспользуюсь даже секундным люфтом, соседка ни на мгновение не замолкает.
Да, все это закончится довольно быстро… Через месяц или два… Совсем скоро от меня, как от человеческой судьбы, ничего не останется. Все дело в том, что Бог, которого, кстати сказать, я выдумала сама, подчищает следы.
Мне очень жаль… - нехотя отвечаю я.
Да-да, вы это уже говорили! Я быстро все забываю, но не настолько! Могу я посмотреть, как вы здесь устроились?
Честно говоря, из мебели у меня только унитаз и холодильник - мне нечего вам показывать. Быть может, через неделю или две?
Хотите, посмотреть, как живу я?
Да в общем-то сегодня уже, наверное, поздно…
Не стесняйтесь, Саша, входите!
Нельзя сказать, что я счастлив, но просьбе старушки подчиняюсь. В конце концов, глупо спорить с выжившим из ума человеком. Соседка толкает дверь, и я оказываюсь в ее квартире.
Все это больше напоминает мастерскую. Повсюду стоят полотна. Ничего особенного. Я такую живопись никогда не любил. Бесконечные бледные тона. Безысходность в каждом квадрате. Люди безлики, города бесцветны. Что-то вроде черно-белого Хоппера, только не так талантливо. Впрочем, я мало что смыслю в искусстве.
Посреди гостиной висит темно-серый квадрат.
Собираетесь начать новую? - заполняя паузу, зачем-то спрашиваю я.
Вы о чем?
Я о холсте, что на стене.
Нет, она закончена.
Вот оно что! И что же на ней изображено?
Моя жизнь.
Пфффф, приехали! Фанфары скорби и пафос трагедии. Пожилые люди склонны преувеличивать собственные несчастья. Моя жизнь… Дайте носовой платок! Нет-нет, лучше два! Старикам кажется, что беды случались только с ними. Я чуть было не выпаливаю, что по части горя многим могу дать фору, но вовремя осекаюсь.
Мне, конечно, рассказывали, что Минск серый город, но не настолько же!
На этой картине почти нет Минска.
Я бы сказал, что на этой картине вообще ничего нет.
Думаете, я преувеличиваю, когда говорю, что это моя жизнь?
Ничего я не думаю…
Думаете, вот шел я себе домой, никого не трогал, а тут на тебе: наткнулся на безумную старуху, которая собирается поскулить о собственной судьбе?! И вам, значит, совсем неинтересно?
Нет, если быть совсем уж честным.
И зря. Я собираюсь рассказать вам невероятную историю. Не историю даже, но биографию страха. Я хочу рассказать вам, как внезапно овладевший человеком ужас способен изменить всю его жизнь.
Я очень впечатлен, но, может быть, в другой раз?
Не верите? Ну что ж… знаете, чуть больше года назад я стояла здесь же, на вашем месте. Это было тридцать первого декабря. Шел снег, заканчивался двадцатый век.
Натурально заканчивался, без гипербол, оставалось всего несколько часов. Куранты готовились бить двенадцать, накачанный таблетками президент соседнего государства намеревался сообщить, что устал. В кухне работал телевизор, в духовке, как обычно, что-то подгорало. Я ни к чему такому не готовилась - ну Новый год и Новый год, сколько таких было в моей жизни? Наберет Ядвига, а больше и некому. Посижу с пирогом, посмотрю «Огонек». Отмечу Новый год сперва по Москве, затем по Минску. Одним словом, я ровным счетом ничего не ожидала от конца столетия, но вдруг позвонили в дверь. «Наверное, соседи», - подумала я. До вас здесь жила очень хорошая и приветливая женщина настоящая дочь коммуниста. Ее отец был партийной шестеркой, но она ничего - выросла скромной и порядочной. Вечно смотрела на меня щенячьими глазами, будто извинялась. В общем, я подумала, что она хочет попросить соль или что-нибудь в этом роде, но оказалось, нет! Оказалось, что пришел почтальон! Тридцать первого числа! Принес! Письмо, которого я ждала всю вторую половину жизни…
Писатель Саша Филипенко презентовал в Минске роман «Красный Крест». Это книга о том, что для советской власти жизнь человека не стоила ничего - ни до войны, ни во время, ни после. Эта книга о том, что такое нельзя забыть и простить.
Главная героиня, Татьяна Алексеевна, родилась в Лондоне. В начале 1920-х по прихоти отца она едет в Россию, где зарождается коммунизм. Знание иностранных языков позволило ей стать машинисткой в наркомате иностранных дел. Германия напала на Советский Союз. Каждый день через нее проходят десятки писем, в том числе из Красного креста. На второй день войны международная организация предлагает СССР помощь в обмене военнопленными. Но Молотов приказывает не отвечать.
В списке пленных главная героиня находит имя своего мужа. Она понимает, что если не спасет близкого человека, его просто расстреляют как предателя родины. А если спасет, то расправиться могут с ней самой и ее маленькой дочкой - как с семьей предателя родины.
Об истории своей жизни Татьяна Алексеевна рассказывает Саше, который снял квартиру по соседству.
«Однажды на презентации книги ко мне подошел читатель и рассказал, что занимается архивными документами, и если мне это интересно, то может их переслать. И вот каждый день я открывал почту и читал, как наши солдаты должны разобрать в немецком концлагере бараки, а доски потом переправить в советские лагеря, чтобы их там собрали, как мебель ИКЕА. Еще был документ, как правильно снимать золотые коронки у заключенных. Конечно, меня это потрясло. Но я не знал, что делать с этой информацией. Не знал, какая история может из этого сложиться.
Однажды Костя (так зовут того самого читателя. - Ред. ) позвонил мне и рассказал, что наткнулся на документы, из которых следует, что на второй день войны, 23 июня, Красный Крест отправляет запрос в Советский Союз, где предлагает сотрудничество. Всем понятно, началась великая бойня - раненых и пленных будет очень много. К тому моменту СССР не подписал Конвенцию о военнопленных. И вот Красный Крест пишет первое обращение. А наши, судя по всему, не отвечают.
Я попросил Костю, чтобы он никому об этом не рассказывал. «Мы узнаем, как было на самом деле. И я напишу об этом роман», - сказал я ему.
Сюжет у меня вырисовался буквально за минуту. Я придумал, что главная героиня будет машинисткой наркомата иностранных дел, через которую проходят все документы из Красного Креста. И однажды она понимает из письма, что ее муж попал в плен. Думаю, никому не нужно объяснять, что может быть с сотрудницей министерства, у которой муж оказался в плену у врага.
Так я начал работать над художественной частью романа, параллельно сражаясь за документы. Мы написали несколько официальных запросов в архив. К сожалению, спустя 70 лет история повторилась: нам не отвечали. Я дошел до всем известной Марии Захаровой (пресс-секретарь МИД России. - ред.) , просил, чтобы мне открыли шестой фонд Молотова. Надо сказать, что на следующий день мне позвонили из архива и сказали: «Что вы от нас хотите? Мы уже все документы выложили в открытый доступ».
Но к этому моменту мы уже решили обратиться в Швейцарию, где хранится архив Красного Креста. К несчастью Советского союза, Красный Крест фиксировал каждое письмо, которое было отправлено в СССР. И мы поняли, что нам в Москве врут, потому что по описи не все документы совпали. И мы отправились в Швейцарию, чтобы выстроить эту историю. Эта была шахматная партия - мы знали ходы белых и пытались по письмам реконструировать события тех дней.
В архиве наши предположения подтвердились: Советский Союз действительно не отвечал Красному Кресту, даже на предложение вернуть две тысячи раненых пленных в обмен на информацию - списки, сколько военнопленных находится на территории СССР. Понимаете, две тысячи человек умирает, а советская власть не считает нужным спасать своих людей.
Человеческая жизнь никогда не подорожает. Самая дешевая из вещей.
На мой взгляд, было несколько причин, почему Советский Союз не отвечал. Главная причина - бесчеловечный режим, для которого жизнь человека вообще ничего не стоит. Но если попытаться стать на сторону власти, СССР не подписал Конвенцию о военнопленных. Этот документ предусматривает, что вторая сторона конфликта, которая конвенцию подписала (в нашем случае - Германия), берет на себя обязательства по всем военнопленным, что нацисты, конечно, не исполняли.
Кроме того, не было доверия между Молотовым и Германией, он считал, что люди Гитлера все равно обманут, не будут исполнять никаких договоренностей. И еще один важный момент - Советский Союз не шел на контакт по обмену военнопленными, чтобы не было ощущения, что Германия может в какой-то степени проявить человечность. Задача была показать врага только с худшей стороны.
Красный Крест просил, чтобы его работникам дали визы и право приехать в Москву, но им, конечно, отказали.
У главной героини книги Альцгеймер, эта болезнь постепенно стирает некоторые страницы из памяти человека. Но Татьяна Алексеевна говорит, что никогда не забудет, что с ней произошло.
У нас нет Альцгеймера, но мы забываем и не хотим знать, что происходило в нашей стране совсем недавно. Мы постоянно повторяем одни и те же ошибки. Мне вообще кажется, что есть какой-то дом, у которого разбросаны грабли, а мы ходим вокруг, вроде бы помним, что нужно быть осторожным, но не собираемся убирать эти грабли и все время на них наступаем.
В книге есть момент сопротивления в Куропатах. Я описывал события 2001 года и подумать не мог, что все это повторится в 2017-м.
Наш лидер до мозга костей красный. Ему не нравится, что мы чтим память жертв репрессий. Сталина здесь принято восхвалять, а не ругать. Люди уже несколько месяцев охраняют мемориал, но власти не сдаются.
У меня никаких иллюзий по поводу режима Гитлера. Немцы делали ровно такое же зло. Но моя книга не об этом.
В женевском архиве мы увидели, что переписка Красного Креста с Советским Союзом занимает три бокса. Переписка с немецкой стороной - это три огромные комнаты. С первого дня войны немцы узнавали про каждого своего военнопленного. И мы прекрасно понимаем, что в одних и тех же лагерях советские военнопленные и британские содержались по-разному, потому что у англичан с немцами были подписаны конвенции. И немцы прекрасно понимали: как только пострадают британцы, следом пострадают и немцы. А о своих солдатах они все-таки заботились.
В архивах есть письмо лидера Финляндии Карла Маннергейма, которое он направил в Красный Крест. Содержание примерно такое: «Друзья, у меня здесь куча советских военнопленных, но мне своих финнов кормить нечем, поэтому пришлите мне, пожалуйста, продовольствие». В 1942 году из Швейцарии в Финляндию идут эшелоны с едой для наших военнопленных. И это делает не советская власть, а Маннергейм.
Нам объяснили, что храбро сражающийся солдат не может попасть в плен. Если воин сдался, имя такому человеку - трус. Советский солдат должен биться до последней капли крови. И точка.
У меня не было задачи показать, каким белым и пушистым был Красный Крест, к ним тоже есть вопросы. Но моя книга все-таки о том, что советской власти было наплевать на своих граждан. Советскому Союзу предлагали обменять военнопленных, и можно было спасти своих людей. Но режим поступил по-другому. Тех, кто сумел выжить, на родине расстреливали как предателей.
Я считаю, нужно открыть все архивы. Общество должно на этом настаивать. Если есть доказательства, что человек исполнял бесчеловечные приказы, а сейчас сидит на пенсии, то он должен отправиться в суд. И неважно, сколько ему лет, пусть даже 90.
Что касается аргумента, что общество к этому не готово. Действительно, многие факты могут шокировать людей, но это не значит, что можно скрывать правду.
С послом Франции случилась совсем уж абсурдная история. Он был человеком прямым, настоящим коммунистом и антифашистом. Когда речь заходила о Гитлере, не стеснялся в выражениях, за что и поплатился. Иванова осудили на пять лет за «антигерманские настроения». А знаете когда? В сентябре 1941-го! Фашисты стояли под Москвой, а мы сажали своих дипломатов, потому что они плохо говорили о Гитлере.
Абсурд заключается в том, что в ельцинскую эпоху многие из этих документов были открыты. Некоторые письма и приказы всплывали в американских университетах, например. А потом их опять засекретили. Абсурд, потому что вы можете найти эти документы за границей.
Понятно, почему это происходит: России нужна Коммунистическая партия, которая будет набирать свои мертвые 12%, и все будут счастливы.
Когда я работал над книгой, главным потрясением было то, что заядлые сталинисты говорили, что в ельцинскую эпоху специально вбрасывались в архив лживые данные, а на самом деле ничего этого не было. Я на это возражал, ведь есть опись документов, но меня обвинили, что я посягнул на святое. Этим людям проще сделать вид, будто бы ничего плохого не было.
Включишь телевизор, так показывают людей, которые будто бы ностальгируют по тем временам. Плохо многим живется без страха.
Мне бы хотелось, чтобы мою книгу прочли люди, у которых на машине наклейка «1941-1945 - можем повторить», но вряд ли они что-то поймут и сделают правильные выводы. У Шаламова и Солженицина были 10-миллионные тиражи, но «красный человек», о котором пишет Алексиевич, никуда не ушел. В 90-е, я думаю, он притих, потому что не очень понимал, что происходит, а сейчас снова поднимает голову».
Книга Саши Филипенко вряд ли появится в школьной программе и белорусских библиотеках, но она свободно продается в книжных магазинах «Логвінаў» и Oz.by.
Так получилось, что я прочел очередной роман Саши Филипенко еще до его публикации. (Через некоторое время книга выйдет в издательстве «Время»). Несколько лет назад я с удовольствием проглотил его первый роман «Бывший сын», и с тех пор так пристрастился, что пишу отклики и рекомендую каждую новую его книгу - «Замыслы», «Травля». И вот теперь «Красный крест».
Новый роман - это история судьбы 90-летней женщины, родившейся в Лондоне, девочкой, еще в 20-е годы, переехавшей с отцом в СССР, работавшей в МИДе, арестованной сразу после победы в 45-ом, прошедшей ад, отсидевшей 10 лет в сталинских лагерях, потерявшей семью, но нашедшей в себе силы и смысл жить дальше. Какой? Читайте книгу.
Страдая болезнью Альцгеймера, Татьяна Алексеевна успевает рассказать свою историю молодому соседу Саше, также пережившему личную трагедию и чудесным образом обретшему смысл дальнейшей жизни. Передать, чтобы, как говорится, помнили. Чтобы память сохранялась. А с нею и совесть.
Для меня литература всегда имела какой-то смысл, если обращалась к уму или была о сердце, но не железах внутренней секреции, как говорил Фолкнер. Но есть и особый ее сорт – литература, обращенная специально к совести, пробуждающая совесть. «Красный крест», по-моему, относится именно к этому типу литературы. И я рад, что Филипенко решился написать именно такой роман, если угодно, исторический, непоколенческий (если только отчасти), строго выдержав жанр, без какой-либо фальши или пошлости, каких-либо попыток заигрывать с читателем, и в том числе без морализирования. Он просто рассказал историю, поделился уникальными документами, которые стали для него доступны. И что важно: рассказал ее преимущественно молодым людям. Не постеснявшись пафоса темы, в лоб и по лбу. Он просто тычет носом читателя, как слепого котенка, в наше недавнее страшное прошлое. Это было. Этого нельзя забывать. Это не очень далеко ушло от нас, сегодняшних.
В романе рассказывается античеловеческая и человеческая история одновременно. История, в которую вплетаются разные судьбы. Но это и «история отсидевшей страны». Повторюсь - недавняя и сегодняшняя. Потому что неотрефлексированная.
По последним опросам в нашей стране положительно оценивают деятельность и личность Сталина 46% респондентов. И это больше, чем несколько лет назад – тенденция очевидна. Люди, как обычно, жаждут порядка. Не задумываясь, какой ценой он устанавливается. Да и является ли, строго говоря, порядком? Ну что ж – почитайте «Красный крест».
Я уже как-то писал, что сталинизм - не идеология, не мировоззрение, а философия террора, скорее его метод, практика. Это искривленное представление о жизни и смерти, о человеке, о смысле бытия. Сталинизм - это психология недограждан. «Cуверенная охлократия», которая время от времени использует интеллектуалов, как рабов режима. Власть посредственности, которая комплексует из-за собственной мелочности и создает в качестве компенсации про себя миф.
Об этом, в том числе, роман. И сегодня это вновь актуально. Потому что «лежат, притаившись, гипсовые» сталины.
«Пусть до времени покалечены,
Но и в прахе хранят обличие.
Им бы, гипсовым, человечины –
Они вновь обретут величие...»
Помимо документов Международной организации Красного Креста, документальной переписки гуманитарных организаций с советским правительством, можно сказать почти односторонней переписке о судьбе военнопленных, в романе еще есть стихи: этакая лирическая подложка и перекличка во времени – от Петра Вяземского до Бориса Рыжого.
Короче говоря, об этом романе еще можно много чего написать и о многом поговорить, но это потом, после прочтения. А пока рекомендую – не пропустите. Не знаю, лучший это роман Саши Филипенко или нет – для кого как, но, по-моему, самый значительный. Точнее, значимый.
