Русская идентичность. Русская идентичность: концепт, проблемы, перспективы

💖 Нравится? Поделись с друзьями ссылкой

Доклад на научно-практической конференции (1 июня 2017 г., Санкт-Петербург).

PUBLIC LAW 86–90, «ЗАКОН О ПОРАБОЩЕННЫХ НАЦИЯХ», 1959 Г., США // https://www.e-reading.club/chapter.php/1004481/36/Okorokov_Aleksandr_-_SSSR_protiv_SShA._Psihologicheskaya_voyna.html

Горшков М. К., Шереги Ф. Э. Молодежь России: социологический портрет. М.: ЦСПиМ, 2010. С. 206.

Общественное мнение - 2013. М.: Левада-Центр, 2014. С. 192–199.

Федоров В. Современная российская идентичность: измерения, вызовы, ответы // https://wciom.ru/fileadmin/file/reports_conferences/2014/2014-02-19-ros_identichnost.pdf . С. 16.

Багдасарян В. Э. Мир под прицелом революции. СПБ.: Питер, 2017.

Выборы во всем мире. Электоральная свобода и общественный прогресс. Энциклопедический справочник / Сост. А. А. Танин-Львов. М.: Российская политическая энциклопедия, 2001.

Праворадикальные и экстремистские партии и движения в современной Европе / Отв. ред. Барыгин И. Н. СПб.: Издательский дом «Петрополис», 2012.

Колесницкий Н. Ф. «Священная Римская империя»: притязания и действительность. М., 1977; Бульст-Тиле М. Л., Йордан К., Флекенштейн Й. Священная Римская империя: эпоха становления. СПб.: Евразия, 2008.

Кожинов В. В. Пятый пункт: Межнациональные противоречия в России. М.: Яуза, Эксмo, 2005. С. 51; http://kozhinov.voskres.ru/cher-sot/mongoly.html

Кожинов В.В. О русском национальном сознании. Избранные статьи о наиболее актуальных вопросах Российского государства. М., 2002.

Kennedy P. The rise and fall of the great powers, Vintage Books, N.Y., 1987.

Де Нешнера А. США-Россия: новая «холодная война»? // https://www.golos-ameriki.ru/a/new-cold-war/1894864.html

З.Бжезинский: Идея сдерживания когда-то превратилась в догму // http://beta.inosmi.ru/world/20080306/240057.html

Wallerstein I. The Decline of American Power. The U.S. in a Chaotic World. New York, London, 2003.

Атаев Т. О корнях призыва I-го съезда народов Востока к коммунистическому газавату // Ислам в Содружестве Независимых Государств № 2 (7). 2012.

Документ принят 11 ноября 2014 года по итогам , посвященного теме «Единство истории, единство народа, единство России».

Каждая нация — сложное динамичное явление. Принадлежность к ней невозможно описать с помощью узкого набора критериев. Чем крупнее народ, чем более деятельную роль в истории он играет, тем шире его генетическое и социальное разнообразие.

Самым очевидным критерием национальности является самосознание. Наиболее точно соответствует русскому народу совокупность тех людей, кто называет себя русскими во время переписи населения.

Очевидно, что общее российское гражданство, объединяющее на протяжении долгих веков представителей самых разных народов, не упразднило многонациональный состав нашего государства. Граждане России могут быть русскими, карелами, татарами, аварцами или бурятами, в то время как русские могут быть гражданами России, США, Австралии, Румынии или Казахстана. Национальные и гражданские общности существуют в разных феноменологических плоскостях.

Русский народ исконно имел сложный генетический состав, включая в себя потомков славянских, финно-угорских, скандинавских, балтских, иранских и тюркских племен. Это генетическое богатство ни разу не стало угрозой для национального единства русского народа. Рождение от русских родителей в большинстве случаев является отправной точкой для формирования русского самосознания, что, однако, никогда не исключало возможности присоединения к русскому народу выходцев из другой национальной среды, принявших русскую идентичность, язык, культуру и религиозные традиции.

Уникальность этногенеза русского народа заключается в том, что на протяжении веков подобное принятие русской идентичности урожденными представителями других национальностей было не результатом принудительной ассимиляции тех или иных этнических групп («русификации»), а следствием свободного личного выбора конкретных людей, связывавших с Россией свою жизнь и судьбу. Именно так в состав русского народа часто входили татары, литовцы, евреи, поляки, немцы, французы, представители других национальностей. Примеров подобного рода — великое множество в русской истории.

В русской традиции важнейшим критерием национальности считался национальный язык (само слово «язык» — древний синоним слова «национальность»). Владение русским языком обязательно для всякого русского. Вместе с тем, обратное утверждение — принадлежность к русскому народу обязательна для всякого русскоговорящего — неверно. Так как русский народ выступил государствообразующим народом России и народом-строителем Российской цивилизации, русский язык получил широкое распространение. Существует немало людей, считающих русский язык родным, но при этом ассоциирующих себя с другими национальными группами.

В формировании русской идентичности огромную роль сыграла православная вера. С другой стороны, события ХХ века показали, что значительное число русских стало неверующими, не утратив при этом национального самосознания. И все же утверждение о том, что каждый русский должен признавать православное христианство основой своей национальной культуры, является оправданным и справедливым. Отрицание этого факта, а тем более поиск иной религиозной основы национальной культуры, свидетельствуют об ослаблении русской идентичности, вплоть до полной ее утраты.

Таким образом, принадлежность к русской нации определяется сложным комплексом связей: генетическими и брачными, языковыми и культурными, религиозными и историческими. Ни один из упомянутых критериев не может считаться решающим. Но для формирования русского национального самосознания обязательно, чтобы совокупность этих связей с русским народом (независимо от их природы) была сильнее, чем совокупность связей с любой иной этнической общностью планеты.

Ощутить это, в конечном итоге, может только сам носитель национальной идентичности, совершая свой личный выбор. При этом национальное самосознание неизбежно означает солидарность с судьбой своего народа. Каждый русский чувствует глубинную эмоциональную связь с главными событиями своей истории: Крещением Руси, Куликовской битвой и одолением Смуты, победами над Наполеоном и Гитлером. Особо отметим, что гордость за Победу 1945 года является одним из важнейших интегрирующих факторов современной русской нации.

На основе программных тезисов настоящего документа, предлагается следующее определение русской идентичности: русский — это человек, считающий себя русским; не имеющий иных этнических предпочтений; говорящий и думающий на русском языке; признающий православное христианство основой национальной духовной культуры; ощущающий солидарность с судьбой русского народа.

Валерий Тишков антрополог и этногораф в рубрике "Полемика" "Национальность - русские. Нация - россияне"

"Известия" продолжают обсуждение темы "Русский проект: каким ему быть". Вслед за историком Натальей Нарочницкой (номер от 16 апреля), писателем Станиславом Говорухиным (номер от 24 апреля), географом и политологом Дмитрием Орешкиным (номер от 24 мая) в дискуссию о судьбе нашего Отечества вступает антрополог и этнограф Валерий Тишков.

Вопреки старым прописям и нынешним путаным дебатам считаю, что наиболее адекватным и научным является взгляд на Россию как на национальное государство с многоэтничной российской нацией, в состав которой наряду с русскими входят представители других российских национальностей.

Понимание российского народа как исторического целого и как гражданской нации высказывалось неоднократно президентом В.В. Путиным.

Эта формула была позитивно воспринята многими экспертами и политиками - как единственно возможная для России и отвечающая существующему в мире опыту крупных многоэтничных государств. Однако в последнее время противники российского народа и сторонники этнического национализма активизировались. Они объявили о провале строительства гражданской нации в России и выступили с поверхностными проектами в расчете на перетягивание голосов избирателей. Несмотря на важность предстоящих избирательных кампаний, утверждение национальной идентичности и управление этнокультурным многообразием должны обрести более четкие ориентиры в период нынешнего президентства, как это уже произошло с экономикой, административным управлением и внешней политикой.

Глобальный контекст

В мировой практике утвердилось представление о нациях как территориально-политических образованиях. Неоднородные по составу населения государства самоопределяют себя как нации и считаются национальными. Это является ключевым моментом обеспечения стабильности и согласия в обществе и залогом крепости государства не меньше, чем наличие конституции, армии и охраняемых границ. Идеология гражданской нации включает принципы ответственного гражданина, версию общего прошлого, с его драмами и достижениями, патриотизм и лояльность государству. Все это в мировом политическом и научном языке называют гражданским или государственным национализмом, который является одной из важнейших политических идеологий.

Гражданскому национализму противостоит идеология этнического национализма от имени этнической общности, которая может составлять большинство или меньшинство населения, но которая определяет своих членов, а не всех граждан нацией и на этом основании требует "собственной национальной государственности" или привилегированного статуса. Различия между двумя типами национализма существенны: этнический национализм основан на идеологии исключения и отрицания многообразия, а гражданский национализм основан на идеологии солидарности и признания многообразного единства. Особый вызов государству и гражданской нации представляет радикальный национализм от имени меньшинств, желающих выйти из общего государства путем вооруженной сецессии. Этнический национализм большинства также несет в себе риски, ибо он может объявить государство исключительной собственностью одной группы и тем самым породить противников государства среди меньшинств.

Например, в Индии индусский национализм от имени хиндиязычного большинства стал одной из причин внутренних гражданских войн.

Поэтому в Индии утверждается понятие индийской нации, хотя в стране существует множество народов, языков, религий и рас.

Начиная с Ганди и Неру, элита страны и государство отстаивают индийский национализм в противовес национализму хинди и национализму меньшинств. Благодаря этой идеологии Индия сохраняет свою целостность.

В Китае доминирующий народ хань и китайская нация (миндзу) численно и культурно почти совпадают. Тем не менее наличие 55 неханьских народов численностью более 100 млн человек не позволяет говорить о ханьцах как государствообразующей нации. "Великоханьский шовинизм", который подвергал критике еще Мао Цзэдун, представляет угрозу китайскому государству, ибо провоцирует сепаратизм и ведет к распаду Китая. Образ китайской нации как всех граждан страны был создан несколько десятилетий назад, и он успешно справляется с задачей обеспечения национальной идентичности китайцев.

Аналогичная ситуация двух уровней идентичности (гражданская нация и этнонации) существует и в других странах. Все современные нациисогражданства имеют сложный этнический состав. Культура, язык и религия большинства всегда выступают основой национальной культуры: английский компонент в британской нации, ханьский - в китайской, русский - в российской.

Но везде (кроме России) сама нация понимается как многоэтничное образование. Например, в состав испанской нации входят и кастильцы (основное население), и баски, каталонцы, галисийцы. Поэтому футбольная команда "Барселона" справедливо воспринимается как испанская, хотя Барселона - столица Каталонии.

"Мы, россияне, имея перед глазами свою историю..."

В России понятие "российский народ" ("россияне") родилось во времена Петра I и М.В. Ломоносова и утверждалось выдающимися деятелями, начиная от Н.М. Карамзина. В царской России существовало представление о российской, или "общерусской", нации (П.Б. Струве), а слова "русский" и "российский" были во многом синонимами. Н.М. Карамзин писал для императора Александра I следующее: "Царствование Романовых, Михаила, Алексея, Феодора, способствовало сближению россиян (курсив мой. - В.Т.) с Европою как в гражданских учреждениях, так и в нравах от частых государственных сношений с ее дворами, от принятия в нашу службу многих иноземцев и поселения других в Москве... Мы, россияне, имея перед глазами свою историю, подтвердим ли мнение несведущих иноземцев и скажем ли, что Петр есть творец нашего величия государственного?..

Искореняя древние навыки, представляя их смешными, хваля и вводя иностранное, государь России унижал россиян в собственном их сердце...

Русская одежда, пища, борода не мешали заведению школ".

Для Н.М. Карамзина быть россиянином означало прежде всего чувствовать глубокую связь с Отечеством (не только с государем!) и быть "совершеннейшим гражданином". Такое понимание российскости на основе русской культуры и православия (не исключая католиков западной части страны и магометан Поволжья!) занимало доминирующее положение по сравнению с этническим национализмом, который был выражен слабо, кроме как в Польше и Финляндии. П.Б. Струве считал, что "Россия есть государство национальное" и что, "географически расширяя свое ядро, русское государство превратилось в государство, которое, будучи многонародным, в то же время обладает национальным единством". Схожих взглядов на государственническую, а не этническую природу российской нации придерживались государственные деятели и ученые М.Н. Катков, К.П. Победоносцев, С.Ю. Витте, П.Н. Милюков и другие.

Утверждение образа России как национального государства российской (или общерусской) нации не было завершено к 1917 году не по причине многоэтничного состава населения или обширности территории, а по причине косности самодержавия и идеологического разброда среди элиты. Тем не менее ошибочно считать, что поскольку дореволюционная Россия была империей, то по этой причине она не была национальным государством. В дореволюционной России было представление о национальной территории, национальных интересах и национальной экономике, существовал многочисленный слой образованного и служивого населения разной этнической и религиозной принадлежности, которые считали себя представителями одного российского народа и своим Отечеством считали Россию.

Не случайно в ходе революции и Гражданской войны противников большевиков объединял лозунг защиты единой и неделимой России. Образ России как "тюрьмы народов" утвердился уже в советское время на принципе революционного отрицания прошлого. Современные исследования позволяют говорить о России до 1917 г. как о формирующемся национальном государстве с национальным ядром на основе русскоязычной российской культуры.

Советский народ: гражданская нация, объявленная химерой

В СССР приоритет нациестроительства был спущен с общегосударственного на регионально-этнический уровень.

"Национальной государственностью" были названы этнотерриториальные автономии в форме союзных и автономных республик. На основе этнических общностей и религиозноплеменных идентичностей были сконструированы "социалистические нации". Население страны жестко разделилось по "нациям и народностям". Изменилось содержание понятия "русский", которым стали обозначать только бывших великороссов, а категория великоросс исчезла из общественной практики, а затем из самосознания людей. В свою очередь, малороссы стали называться украинцами, белорусы остались белорусами, но обе группы перестали считать себя одновременно и русскими.

Единство советского народа обеспечивали формулы интернационализма и дружбы народов. На самом деле это единство обеспечивалось авторитарной формой управления, идеологией патриотизма и общими историко-культурными ценностями (кино, литература, театр, музыка, наука). При всех социально-политических деформациях советский народ представлял собой гражданскую нацию, а СССР был национальным государством не в меньшей мере, чем другие крупные и гетерогенные по составу населения государства, которые считались национальными государствами (Австралия, Великобритания, Испания, Китай, Индия, Индонезия, США, Канада, Бразилия, Мексика).

Наделение "своей государственностью" и привязка этнических общностей к территориям послужили одним из факторов распада СССР во имя "национального" (читай - этнического) самоопределения. Уже после распада советский народ как общность был объявлен химерой, а СССР - последней империей. Однако СССР был продолжением исторического российского государства, несмотря на радикальный разрыв в 1917 г. вплоть до исчезновения слова "Россия" из названия страны. Вместе с ним ушли из языка понятия "российский народ" и "россияне".

Новый российский проект

По инерции политико-правового мышления в Конституции Российской Федерации сохранилась формула "многонациональности", хотя более адекватной была бы предложенная еще в 1920-е годы И.А. Ильиным формула "многонародной нации" (вместо "многонационального народа"). Тем не менее Россия не может в третий раз совершать ошибку доктринального характера в ответственном вопросе определения сущности государства и идентичности народа. Исправить текст основного документа сложно, но необходимо более последовательно утверждать понятия "нация" и "национальное" в общегосударственном смысле, не отвергая существующую практику использования данного понятия в этническом смысле.

Сосуществование двух разных смыслов для такого политически нагруженного понятия, как "нация", возможно в рамках одной страны. Главное - объяснить, что эти две формы общности не являются взаимоисключающими и понятия "российский народ" и "россияне" не отрицают существования русского, татарского, осетинского, якутского и других народов нашей страны. Поддержка и развитие языков и культур народов России должны идти вместе с признанием российской нации и российской идентичности как основополагающей для граждан страны. Эта новация давно назрела, и фактически она признана на уровне повседневной жизни. При опросах и в конкретных действиях гражданская принадлежность, связь с государством и признание российскости являются более важными по сравнению с этнической принадлежностью для подавляющего большинства населения. Болея за наши спортивные команды, мы не спрашиваем, какие нации представляют Немов, Плющенко, Ишмуратова, Сафин или Слуцкая. Они представляют российскую нацию!

Высказываемое некоторыми специалистами и политиками предложение признать в России государствообразующую русскую нацию и возвратить дореволюционное, широкое понимание русских реализовать невозможно. Украинцы и белорусы уже не согласятся снова считать себя русскими, а татары и чеченцы себя таковыми никогда и не считали, но они вместе с представителями других российских национальностей считают себя россиянами. Престижность русскости и статус русских нужно утверждать не отрицанием российскости, а через утверждение двойной идентичности (русской и российской), через улучшение условий жизни регионов преимущественного проживания русских, через содействие их социальному и политическому представительству в российском государстве.

В свете нашей доктрины возможно множественное употребление понятия "нация" (русская или татарская нация не исключает российскую нацию и наоборот), но само государство должно называть "национальной политикой" политику обеспечения национальных приоритетов и интересов страны, а политика сохранения и управления этнокультурным многообразием должна называться "этнической политикой". Это следует учесть при внесении коррективов в действующую Концепцию государственной национальной политики 1996 года.

Таким образом, нация - это не продукт моноэтнической эволюции и тем более не кровно-биологическая субстанция в форме этноса, а результат общего исторического опыта и целенаправленных усилий политической и интеллектуальной элиты по утверждению представлений о народе как о нации, ее ценностях, символах, устремлениях. Такие представления существуют в странах даже с более разобщенным населением, чем в России. В России же существует реальная общность россиян на основе исторических и социальных ценностей, патриотизма, культуры и языка, но усилия значительной части политической и экспертной элиты направлены на отрицание этой общности.

Аргументы противников национальной российской идентичности из разных лагерей ("имперская природа" современного режима, этнический сепаратизм, бунт униженного русского народа, социальная дифференциация, недостаток демократии т. п.) являются несостоятельными. Подобные претензии можно высказать всем государствам мира, которым состав населения, характер правления и внутренние конфликты не мешают считать себя и признаваться внешним миром национальными государствами.

В отношении же России намеренно поддерживается видение незавершенного национального самоопределения, допускающее дальнейшую дезинтеграцию страны. Эту ситуацию следует срочно менять.

Национальная идентичность утверждается прежде всего через обеспечение гражданского равноправия, систему воспитания и образования, государственный язык, символы и календарь, культурное и масс-медийное производство.

Российская Федерация нуждается в доктрине обеспечения гражданской солидарности и национальной идентичности.

По примеру Великобритании, где для разработки программы утверждения британской идентичности в 1980-е годы была создана королевская комиссия, целесообразно сделать подобное в России с целью утверждения российской национальной идентичности.

Вопрос устойчивости любой социокультурной системы – это вопрос солидарности ее членов: до тех пор, пока люди эффективно взаимодействуют, преодолевают конфликты и усваивают принципы своего общества, оно оказывается способно как существовать в наличных условиях среды, так и адаптироваться к их изменениям. Текущие процессы в России – влияние Мирового экономического кризиса, политическое «пробуждение» прошедшей зимы и т.п. явления, означающие завершение «эпохи путинского консенсуса» нулевых годов XXI века – ставят проблему солидарности в ранг приоритетов внутренней политики государства.

Солидарность проявляется тогда, когда люди полагают друг друга «своими» на различном основании – языка, стереотипов поведения, культурных и мировоззренческих ориентирах и т.п. Такая соотнесенность на основании некоторых маркеров концептуализируется в категории «идентичности»: если в обществе идентичность развита и воспроизводится, значит, люди солидарны; если в обществе идентичность подорвана, значит, люди не воспринимают друг друга как «своих»; если в обществе есть несколько конфликтующих друг с другом идентичностей, значит, люди неизбежно вступают друг с другом в конфликт. Это не означает, что в обществе может быть только одна идентичность: всегда присутствует идентичность общая, локальная, профессиональная, этническая, религиозная или идеологическая, половозрастная и т.д. Проблема заключается в том, как соотносятся эти идентичности – воспроизводятся ли они и согласованы ли они друг с другом или противостоят друг другу.

С другой стороны, всякая социокультурная система складывается вокруг некоторого ядра, этнического или национального, стереотипы поведения и принципы культуры которого выступают парадигмой для институциональной матрицы системы, как социальной основы солидарности, и комплекса маркеров, как основы общей идентичности – относительно которой и выстраиваются как вариации или оппозиции остальных идентичностей входящих в систему общностей. Для России таким ядром, безусловно, выступает русский народ. Соответственно, проблема устойчивости и солидарности российской социокультурной системы (или, шире, евразийского культурного мира) заключается в идентичности русского народа, как ее ядра.

Проблема русской идентичности и, как следствие, русской солидарности, имеет три основных аспекта: во-первых, содержательный, т.е. рефлексия русских как русских; во-вторых, это комплекс проблем, связанный с выражением русской идентичности – т.е. конфликтным или бесконфликтым взаимодействием русских с остальными народами страны и другими странами; в-третьих, это возможные перспективы русской идентичности и выстроенного на ее базе общества. Очевидно, что главным из этих аспектов выступает содержательный: что значит, быть русским или относиться к русскому народу.

Не претендуя на формулирование готовый ответ на этот вопрос, рассмотрим общие моменты, которые позволят его дать.

1. Исходя из общего определения, идентичность – это соотнесенность с некоторой социокультурной общностью, с ее стереотипами поведения и принципами культуры. Обе составляющие при рассмотрении идентичности не просто равнозначны, но и взаимно определяют друг друга. Так, стереотипы поведения, распространенные в достаточно массовом масштабе, чтобы считаться маркером этнической (т.е. относящейся ко всему этносу, а не к его внутренним группам) идентичности, складываются не столько благодаря некоторой «этнической специфике», сколько благодаря тому рутинному социальному опыту, в который погружены представители народа. Однако рутинный социальный опыт сам по себе структурирован социальными отношениями в виде институционального комплекса, воплощенного в комплексе социальных организаций (предприятие, госаппарат, двор, семья и т.п.) – т.е. основан на некоторых базовых нормах социальных отношений, и ценностей, которым необходимо следовать. Иными словами, рутинный социальный опыт в рамках институциональной матрицы неизбежно отсылает к культуре, нормативно-ценностные комплексы которой и оформляют саму институциональную матрицу. В целом «рутинный социальный опыт» можно концептуализировать как «образ жизни» в рамках данной социальной системе, принципы которого составляют набор матричных стереотипов поведения всякого члена данной общности, на основании которого и складывается или оказывается возможным эффективное социальное взаимодействие.

Сложнее обстоит с принципами культуры общности: они, особенно теперь, в условиях общего упадка нормативной культуры, как правило, не представляют собой комплекса отдельно зафиксированных и выраженных маркеров – религиозной принадлежности, образцов ритуального поведения, канонических текстов и т.п. Более-менее объективированным маркером выступает сейчас только язык, играющий фундаментальную роль в социокультурной коммуникации, но сам по себе, в отрыве от маркированных семантических структур, не предполагающий самоопределения и выраженной направленностью. Однако наличная социокультурная ситуация (как в России, так и в мире), без сомнения, может быть охарактеризована как начало фазового социокультурного перехода, период неустойчивости социальных систем, а потому не может быть принята как некоторое должное, нормальное состояние. Поэтому при анализе необходимо опираться на опыт предыдущих устойчивых систем, делая поправку на осознание их «прошлого» характера – т.е. анализируя не содержательный их аспект, а структурно-функциональный.

Проводя такой анализ, можно заключить, что комплекс маркеров культурной идентичности условно подразделяется на три сферы, каждая из которых выражает содержательные аспекты устойчивой культуры в применении к специфическим социальным областям. Так, можно выделить идеологическую сферу, маркирующую принципы данной социальной системы, генеральные ее тенденции и парадигмальные направления как ее осмысления всеми членами общности, так и применяемые в ее рамках социокультурные «технологии» складывания, управления и протекания любых социальных процессов – причем, маркирование это производится в связи с идеально-мировоззренческим содержанием данной культуры, благодаря чему социальная реальность вписывается в культурный контекст, т.е. приобретает смысл внутри себя и для членов общности. Далее, в коммуникации можно выделить комплекс устойчивых смысловых связок культурных идеалов и форм их раскрытия, своего рода мемы в виде пословиц, поговорок, нарицательных имен, исторических персонажей и т.п., структурирующих коммуникативные взаимодействия в смысловом отношении. Использование в речи любого рода таких символических форм не только позволяет достичь конкретных коммуникативных целей, но и обосновывает общее «взаимопонимание» участников коммуникации, позволяет распознать их друг другом как «своих», т.е., по определению выступает маркером. Наконец, третьей сферой, объединяющей до определенной степени первые две, а также связывающей их с реальной социальной практикой, выступает ритуализованное общение любого рода – от стереотипических привычек (например, рукопожатие или троекратный поцелуй) до торжественных совместных полноценных ритуалов (например, светских или религиозных праздников). В ее рамках определенные социальные действия, происходящие в соответствии с некоторым действующим каноном, выражают не только достижение конкретных практических целей (например, ритуал награждения отличившихся – скажем, в военных действиях), но и соотнесенность с культурой данной общности, выражением и утверждением ее принципов (например, соответствия идеалу воинской доблести и чести, а также соответствия власти, чествующей отличившихся).

Нетрудно заметить, что все три означенные сферы выстроены по одному принципу и различаются лишь своей функциональной принадлежностью – это стереотипические комплексы, фиксирующие связь смысла и формы его выражения, обосновывающие социальное взаимодействие и его структуру. Принимая во внимание эту главную функцию таких стереотипов, в целом их можно концептуализировать как социокультурные ритуалы, которые, в отличие от образа жизни, акцентируют и реактуализируют смысловое содержание – соотнесенность с которым и обуславливает взаимное определение участников такого взаимодействия как «своих», и потому выступает также комплексом маркеров идентичности.

Таким образом, идентичность вообще, и этническая в частности, представляет собой соотнесенность с образом жизни и комплексом ритуалов данной социокультурной общности.

2. Однако когда мы переходим от этого теоретического положения к практическому его применению, тем более, в области идейно-идеологической, то сталкиваемся с рядом крупных проблем. Все они имеют объективную и субъективную стороны.

Русская идентичность – двойственна. С одной стороны, она этническая, т.е. соотносит представителя русского народа с его историей, культурой и актуальным образом жизни. В этом смысле, ее содержанием выступает взгляд на историю и современность русской жизни, как на этапы и эпохи становления русского этноса. Общественные формы, идеологические установки (включая идеологическую часть религии) и т.д. предстают в этом плане исторически-конкретными формами актуализации русского народа, организации его жизни. Современное состояние общества и культуры, с их данностью, проблемами и перспективами, также являют собой наличный момент становления русского народа и предполагают его будущие потенциальные формы.

С другой стороны, русская идентичность, коль скоро русский народ представляет собой ядро евразийского социокультурного мира, содержательно выступает и идентичностью с этим большим миром, цивилизацией в целом – потому что целостность, единство и развитие евразийского социокультурного мира определяется целостностью, единством и развитием преимущественно русского народа и форм его жизни (прежде всего, государством), вокруг которого собираются и структурируются остальные народы субконтинента.

В то же время, состояние русской идентичности – в обоих смыслах – определяется на данный момент общим состоянием отечественной культуры, которое можно назвать «постсоветским» и охарактеризовать как упадок и раскол основных несущих смыслов, делающих если не невозможной, то крайне затруднительной солидаризацию на их основе. Образ жизни при этом, отягощенный тремя узловыми противоречиями (социально-экономическое расслоение, внедрение принципов «глобальной» или «западной» цивилизации и разрушение функциональных и институциональных основ собственной матрицы), также не оказывает солидаризирующего воздействия, вводя в конфликт как основные социокультурные общности страны, так и более мелкие.

Наконец, еще одним отягчающим обстоятельством выступает достаточно слабая рефлексия над принципами русской идентичности в обоих смыслах – и узко-этническом, и общеевразийском. В прикладном плане это проявляется в отсутствии крупных исследовательских проектов, направленных на выявление актуального состояния образа жизни и общественного сознания российского общества, а в теоретическом и идеологическим плане – в значительном смешении концепций, точек зрения, аксиом и т.п. относительно этих принципов.

Можно в общем отметить несколько узловых проблем русской идентичности, вокруг которых выстраивается такая рефлексия и которые, с одной стороны, представляют собой точки конфликта идентичностей, а с другой – потенциал для их согласования, в случае, если эти конфликты будут преодолены.

Первая узловая проблема – это отношение к советскому периоду нашей истории. Здесь можно выделить два основных противоречащих дискурса (соответственно, приятие и неприятие), один из которых подразделяется еще на несколько. Комплекс аргументов «за и против» определен во многом дискурсом перестройки и реакцией на него: акцент на негативных (репрессии, «отсталость экономики», «тоталитаризм») и позитивных (победа в Великой Отечественной войне, общество социальной справедливости, вторая экономика мира, научно-технический и общекультурный расцвет, геополитическая мощь и авторитет) аспектах советского строя. Ключевыми темами выступают: фигура Сталина, период репрессий и Гражданской войны. В зависимости от предпочтений, выводы делаются следующего рода:

Советский период является «вершиной развития» страны и народов;

Советский период является «черной дырой», потому что оказалась подавлена «самобытная русская история» в виде дореволюционного имперского проекта;

Советский период является «черной дырой», потому что оказался «предан социализм» в виде различных вариантов социалистического строительства;

Советский период является «черной дырой», потому что был еще одним вариантов подавления и гнета русского народа (в этом случае и Российская империя так же является «черной дырой»).

Второй узловой проблемой выступают межэтнические отношения внутри страны. Концептуально они также определяются характером постсоветского дискурса, однако содержательное многообразие, поддержанное официальными и неофициальными политическими движениями и организациями, во многом затрудняет конкретный разбор тезисов. Тем не менее, их можно свести к нескольким основным моделям:

Русский народ силами государства и культурой подавлял/ассимилировал нерусские народы страны. Как ни удивительно, эту установку разделяют не только представители нерусских народов, но и некоторая часть русских националистов – разумеется, с разными знаками;

Русский народ за свой счет «цивилизовал» нерусские народы. Эта установка подразделяется на два течения в зависимости от выводов, которые делаются из нее: а) если «сбросить балласт» из нерусских народов, то русские станут жить лучше; б) нерусские народы оказались «неблагодарными», а потому более не следует нести «цивилизаторскую миссию»;

Русский народ, как и остальные народы страны, выступал угнетаемым всю историю и остается угнетенным сейчас;

Русский народ, совместно с другими народами евразийского субконтинента, создал великую самостоятельную цивилизацию, сравнимую с другими мировыми цивилизациями (как правило, европейской или западной).

Наконец, третьей узловой проблемой русской идентичности выступает отношение со «значимым иным», которым, прежде всего, выступает референтная западная или европейская цивилизация в целом или ее части. Здесь так же можно выделить несколько основных установок, формирующих дискурс:

Русский народ (вариант, Россия) – часть западной (вариант, христианской или восточноевропейской) цивилизации;

Русский народ (вариант, Россия) – это самостоятельная русская (вариант, православная, восточнославянская) цивилизация;

Русский народ (вариант, Россия) – это самостоятельная евразийская (в различных интерпретациях) цивилизация.

Следует отметить, что не смотря на некоторые точки соприкосновений в рефлексии и решении этих узловых проблем, какого-то центрального, доминирующего дискурса не сложилось (доминирование либерального, антисоветского и западнического дискурса утрачивается, да и оно было относительным) и подчас можно встретить довольно экзотические сочетания (например, православно-монархические установки с либерально-западническим). В то же время, в связи с резким ростом политизации общества и агрессивными информационными кампаниями, нарастает не только общая угроза устойчивости социальной системы России, но и угроза вхождения существующих противоречивых и противоречащих дискурсов в отрытые конфликты (а следовательно, и носителей этих дискурсов – социальных общностей), что понижает вероятность их согласования друг с другом и формирования некоторого доминирующего дискурса, на базе которого могла бы сформироваться солидаризирующая народ и страну идентичность.

3. Перспективы русской идентичности – а следовательно, и перспективы евразийского культурного мира, ядром которого выступает русский народ – преимущественно определяются тем, как будет разрешена рассмотренная выше проблематика ее содержания: позволит она сформулировать принципы, с которыми сможет себя соотнести большинство русских, и если да, но как именно. Вторым, не менее важным, но зависимым моментом, определяющим перспективы русской идентичности, выступает вопрос согласования ее содержания с образом жизни русских – причем, как актуальным (иначе эти формулировки будут восприниматься как оторванное от реальности мечтание, в лучшем случае), так и перспективным (поскольку наличный образ жизни раскрывается в рамках все еще нестабильной социальной системы – и по мере ее исправления, скорее всего, будет трансформироваться). Наконец, третьим моментом такого определения выступает форма фиксации русской идентичности в виде институализированных ритуалов ее воспроизводства, раскрывающих содержание идентичности в социальной практике и экзистенциальном опыты русских, с одной стороны, а с другой – привязывающих ее к формам социальной практики и образу жизни. Очевидно, что все три момента представляют собой взаимообусловленные аспекты одного масштабного процесса – процесса солидаризации русских и, следовательно, солидаризации евразийского культурного мира. Если этот процесс будет успешен, он окажется способен в обозримой перспективе нормализовать состояние социокультурных процессов в стране – в противном случае, если русские останутся разобщены, резкое нарастание внутренних конфликтов неизбежно поставит вопрос о целостности России.

В рамках такого самоопределения русских неизбежно должны быть даны ответы на следующий перечень основных вопросов:

- «восстановление истории и культуры»; этот круг вопросов предполагает, с одной стороны, выстраивание логичной и непротиворечивой концепции становления русских как народа и форм его бытия – государства, хозяйства и культуры. Ключевыми здесь являются, безусловно, темы революции и сопряжения периодов имперской и советской истории – не столько в виде механического соединения, сколько в виде диалектического синтеза на базе осмысления фундаментальных причин и противоречий, приведших к трагическим этапам революции и пореволюционных преобразований. Наиболее правильным итогом такого синтеза в плане идентичности представляется осознание этих периодов в истории России, как «своих» и закономерных. Иные варианты решения будут неизбежно раскалывать русских на сторонников и противников, а потому солидарность может быть достигнута только через подавление оппонентов. С другой стороны, этот круг вопросов предполагает восстановление культурно-мировоззренческого единства русского народа, и прежде всего, согласование трех принципиальных моментов: Православия, социалистических и просоветских установок (которые также далеко не едины), а также принципа «народности».

- «русский социальный строй и русское будущее»; этот круг вопросов затрагивает проблемы политических, социальных и хозяйственных форм организации жизни русского народа, соответствующих его культурным и мировоззренческим установкам – а следовательно, переводит относительно абстрактную идентичность в область практики и жизни, связывает ее с образом жизни русских. Условно это можно назвать «новым русским проектом».

- «русский мир и нерусские народы страны»; этот круг вопросов, пожалуй, один из самых болезненных и чреватых крупными конфликтами, а потому ему необходимо особое внимание. Он затрагивает проблематику согласования нерусских народов с русской идентичностью, культурой и социальным строем – и от того, как он будет решен, зависит, насколько конфликтно нерусские народы солидаризируются с русским, чтобы вместе восстанавливать страну. В этом смысле требуется согласование трех моментов: культур русских и нерусских народов (от идентичностей их до несущих институтов – таких, как Православие и ислам), их образов жизни и специфических аспектов нерусских народов. Причем, согласование это необходимо должно проводиться с вышеозначенным «новым русским проектом» и соответствующие моменты в него должны включаться заранее. Отдельно следует отметить, что в этом отношении в полной мере проявляется двойственность русской идентичности – собственно с русским народом и с самой наличной формой евразийской цивилизации, что неизбежно дает некоторое поле для противопоставления народов страны, особенно в рамках политизации проблем.

- «русская роль в мире»; этот круг вопросов, с одной стороны, венчает собой решения предыдущих, а с другой – концептуализирует их и выводит на принципиально важнейший глобальный уровень. Ситуация в современном мире такова, что отстроиться от внешних влияний при решении внутренних вопросов не только сложно, но и невозможно на практике: глобализационные процессы создают предпосылки для формирования первого в истории подлинно всемирного человеческого сообщества. В зависимости от того, какова будет конкретная форма такого глобального порядка, народы и страны в его рамках будут занимать различные положения, чем и будет определяться комплекс долгосрочных «вызовов и угроз» для страны и ее народов – а потому «новый русский проект» также необходимо должен будет включать не только их описание, но и принципиальные решения, сводящиеся к ответу, сформулированному в названии пункта: «какова роль русских в мире».

В заключение остается отметить, что наиболее разработанной и полноценной формой для положительного и эффективного решения заявленных проблем русской идентичности выступает классическое евразийство – хотя и оно, несомненно, требует переосмысления и дополнения в свою концептуальную базу новых моментов, отражающих произошедшие в течение ХХ века изменения как в мире, так и в стране и народе. Кроме того, оно требует так же и мер по расширению своей известности, выхода за рамки чисто академического или маргинально-политического направлений.

Прежде всего, нужно отметить, что же такое идентичность, а именно национальная идентичность народа.

Идентичность (англ. Identity) -- свойство человека, связанное с его ощущением собственной принадлежности к определенной группе -- политической партии, народу, религиозной конфессии, расе и пр.

Идентичность -- свойство индивида оставаться самим собой в изменяющихся социальных ситуациях и является результатом осознания индивидом самого себя в качестве человеческой личности, отличающейся от других.

Национальной или этнической идентичностью считается способность народа сохранять свои характерные черты - традиции, обычаи, язык, культуру и т.д. - не смотря на влияние других культур и народов. Этническая идентичность признается универсальным явлением в мировой культуре. С точки зрения современной науки, ролевой репертуар личности, в том числе и национальная роль русского, формируется на ранних этапах социализации личности и является общей для всех носителей данного языка и данной культуры.

Идентичностью называют самотождественность, или, как это понятие определяет, «смысл себя» Самюэль Филлипс Хантингтон. Однако это определение мало используется в социологической литературе, следствием чего является частое отождествление идентичности с понятием культуры, с социальной ролью.

Национальная идентичность - принадлежность человека к историческому ядру сообщества. Слово "идентичность" буквально переводится на русский как "тождественность": как человек отвечает на вопрос "кто ты?", такая у него и идентичность. Представление о национальной идентичности глобальных русских противоречиво и контрастно по отношению к новой идентичности. В отличие от новой идентичности, национальная идентичность определяется не по тому, кем человек сам стал в жизни или по жизни (подводник, пожарный, и т.п.), а по тому, кем он был или считался от рождения (цыган, француз и т.д.).

Идентичность понимается как социальная идентичность, то есть принадлежность человека к той или иной устойчивой группе людей. Эта принадлежность обычно считается фактом, если признается, с одной стороны, самим человеком, с другой, окружающими его людьми или обществом в целом. Долгие разъяснения здесь, впрочем, едва ли требуются.

Национальный - иной случай, поскольку это слово нагружено многообразными смыслами. Два из них наиболее очевидны: исходный смысл понятия «нация» может пониматься, во-первых, как общество и государство и, во-вторых, как тот или иной народ (этнос). В западноевропейских языках сегодня, безусловно, доминирует первый смысл, в современной России - второй. Особенности сегодняшнего российского понимания национальной идентичности обусловлены вполне конкретными историческими обстоятельствами. Хорошо знакомые каждому понятия «нация» и «национальность» вошли в наш политический, научный и повседневный лексикон в значительной мере благодаря российским социал-демократам, которые, как известно, были довольно хорошо знакомы с западной общественной наукой (преимущественно немецкой) конца XIX - начала XX века. Принципиальное значение для введения в обиход этих понятий имела знаменитая статья «Марксизм и национальный вопрос», которая после победы большевистской революции превратилась не только в «азбуку» национального строительства, но и в важнейший инструмент укоренения новых понятий в русском языке. Кризис идентичности усугубляется глобализацией, где многообразные связи разрывают национальный и культурный контексты. В условиях глобализации ни одна страна не может жить не только без товарообмена с другими странами, в том числе принадлежащими к разным регионам и культурам, но и без работы на заказ с учетом стандартов потребления этих стран, без передвижения между странами значительных масс людей, без обмена интеллектуальными достижениями. В силу этого сохранение в длительной перспективе традиционных цивилизаций в их традиционных ареалах, их «возвращение к истокам» и восстановление традиционалистской «чистоты» представляется невероятным. Поэтому глобализация - один из факторов, мешающих сохранению национальной идентичности народа.

Политика идентичности в СССР не устраняла культурного многообразия. Политика мультикультурализма ельцинской России поощряла этноцентризм, ослабляя интеграционные процессы. Сегодня в России заметна тенденция к интеграции культурного многообразия.

В настоящее время указанная проблема приобрела глобальный масштаб. Не приходится доказывать наличие многообразия обществ и культур. Многообразие последних не устраняется глобализацией. Соответственно, конфликт между людьми, мыслящими категориями глобального мира, и людьми, мыслящими локально, -- это конфликт мультикультурализма и идентичности.

Одна из психологических причин роста этнической идентичности в этом веке - поиск ориентиров и стабильности в перенасыщенном информацией и нестабильном мире. Вторая психологическая причина лежит на поверхности и не требует особых доказательств.

Это интенсификация межэтнических контактов, как непосредственных (трудовая миграция, перемещение миллионов эмигрантов и беженцев, туризм), так и опосредованных современными средствами массовой коммуникации. Повторяющиеся контакты актуализируют этническую идентичность, так как только через сравнение можно наиболее чётко воспринять свою принадлежность к русским, евреям и т.п. как нечто особое. Психологические причины роста этнической идентичности едины для всего человечества, но особую значимость этнос приобретает в эпоху радикальных социальных преобразований, приводящих к социальной нестабильности. В этих условиях этнос часто выступает в качестве аварийной группы поддержки.

Именно в такой период, который переживает и наша страна, человеку свойственно ориентироваться, прежде всего, на этнические общности и нередко преувеличивать позитивное отличие своей группы от других.

Многие люди "погружаются" в разные субкультуры, но для большинства в период слома социальной системы необходимо "зацепиться" за что-то более стабильное. Как и в других, страна, переживающих эпоху острой социальной нестабильности, в России такими группами оказались межпоколенные общности - семья и этнос. Этническая идентичность является наиболее доступной формой социальной идентичности именно в нашей стране, так как советская паспортная система превратила "национальность" в расовую категорию, определяемую по "крови", тогда как в других странах это понятие означает гражданство.



Рассказать друзьям