Вот уж где печет солнце – так это в жарких странах! Люди загорают там до того, что кожа их становится цвета красного дерева, а в самых жарких – черная, как у негров.

Но пока речь пойдет только о жарких странах: сюда приехал из холодных один ученый. Он было думал и тут бегать по городу, как у себя дома, да скоро отвык и, как все благоразумные люди, стал сидеть весь день дома с закрытыми ставнями и дверьми. Можно было подумать, что весь дом спит или никого нет дома. Узкая улица, застроенная высокими домами, располагалась так, что жарилась на солнце с утра до вечера, и просто сил не было выносить эту жару! Ученому, приехавшему из холодных стран, – он был человек умный и молодой еще, – казалось, будто он сидит в раскаленной печи. Жара сильно сказывалась на его здоровье. Он исхудал, и даже тень его как-то вся съежилась и стала куда меньше, чем была на родине: жара сказывалась и на ней. Оба они – и ученый и тень – оживали только с наступлением вечера.

И право, любо было посмотреть на них! Как только в комнату вносили свечу, тень растягивалась во всю стену, захватывала даже часть потолка – ей ведь надо было потянуться хорошенько, чтобы вновь набраться сил.

Ученый выходил на балкон и тоже потягивался и, как только в ясном вечернем небе зажигались звезды, чувствовал, что вновь возрождается к жизни. На все другие балконы – а в жарких странах перед каждым окном балкон – тоже выходили люди: ведь свежий воздух необходим даже тем, кому нипочем быть цвета красного дерева!

Оживление царило и внизу – на улице и наверху – на балконах. Башмачники, портные и прочий рабочий люд – все высыпали на улицу, выносили на тротуары столы и стулья и зажигали свечи. Их были сотни; этих свечей, а люди – кто пел, кто разговаривал, кто просто гулял. По мостовой катили экипажи, семенили ослы. Динь-динь-динь! – звякали они бубенцами. Тут проходила с пением похоронная процессия, там уличные мальчишки взрывали на мостовой хлопушки, звонили колокола.

Да, оживление царило повсюду. Тихо было в одном только доме, стоявшем как раз напротив того, где жил ученый. И все же дом этот не пустовал: на балконе на самом солнцепеке стояли цветы, без поливки они не могли бы цвести так пышно, кто-нибудь да поливал их! Стало быть, в доме кто-то жил. Дверь на балкон отворяли по вечерам, но в самих комнатах было всегда темно, по крайней мере в той, что выходила окнами на улицу. А где-то в глубине дома звучала музыка. Ученому слышалось в ней дивно прекрасное, но, может статься, ему только так казалось: по его мнению, здесь, в жарких странах, все было прекрасно; одна беда – солнце! Хозяин дома, где поселился ученый, тоже не зная, кто живет в доме напротив: там никогда не показывалось ни души, а что до музыки, то он находил ее страшно скучной.

– Словно кто сидит и долбит одну и ту же пьесу, и ничего-то у него не получается, а он все долбит: дескать, добьюсь своего, и по-прежнему ничего не получается, сколько б ни играл.

Как-то ночью ученый проснулся; дверь на балкон стояла настежь, ветер шевелил портьеры, и ему показалось, что балкон дома напротив озарен каким-то удивительным сиянием; цветы пламенели самыми чудесными красками, а между цветами стояла стройная прелестная девушка и, казалось, тоже светилась. Все это так ослепило его, что ученый еще шире раскрыл глаза и тут только окончательно проснулся. Он вскочил, тихонько подошел к двери и стал за портьерой, но девушка исчезла, исчез свет и блеск, и цветы не пламенели больше, а просто стояли прекрасные, как всегда. Дверь на балкон была приотворена, и из глубины дома слышались нежные, чарующие звуки музыки, которые хоть кого могли унести в мир сладких грез.

Все это было похоже на колдовство. Кто же там жил? Где, собственно, был вход в дом? Весь нижний этаж был занят ^магазинами – не могли же жильцы постоянно входить через них!

Однажды вечером ученый сидел на своем балконе. В комнате позади него горела свеча, и вполне естественно, тень его падала на стену дома напротив. Больше того, она даже расположилась между цветами на балконе, и стоило ученому шевельнуться, шевелилась и тень – такое уж у нее свойство.

– Право, моя тень – единственное живое существо в том доме, – сказал ученый. – Ишь как ловко устроилась между цветами. А дверь-то ведь приотворена. Вот бы тени догадаться войти в, дом, все высмотреть, а потом вернуться и рассказать мне, что она там видела. Да, ты сослужила бы мне хорошую службу, – как бы в шутку сказал ученый. – Будь добра, войди туда! Ну, идешь?

И он кивнул тени, а тень ответила ему кивком.

– Ну ступай, смотри только не пропади там! С этими словами ученый встал, и тень его на балконе напротив – тоже. Ученый повернулся – повернулась и тень, и если бы кто-нибудь внимательно наблюдал за ними в эту минуту, то увидел бы, как тень скользнула в полуотворенную балконную дверь дома напротив как раз в то мгновение, когда ученый ушел с балкона в комнату и опустил за собой портьеру.

Наутро ученый вышел в кондитерскую попить кофе и почитать газеты.

– Что такое? – сказал он, выйдя на солнце. – У меня нет тени! Стало быть, она и вправду ушла вчера вечером и не вернулась. Вот досада-то!

Ему стало неприятно, не столько потому, что тень ушла, сколько потому, что он вспомнил историю о человеке без тени, известную всем и каждому у него на родине, в холодных странах. Вернись он теперь домой и расскажи, что с ним приключилось, все сказали бы, что он пустился в подражательство, а ему это было без нужды. Вот почему он решил даже не заикаться о происшествии с тенью и умно сделал.

Вечером он опять вышел на балкон и поставил свечу прямо позади себя, зная, что тень всегда старается загородиться от света хозяином. Но выманить свою тень таким образом ему не удалось. Уж он и садился, и выпрямлялся – тени не было, тень не являлась. Он хмыкнул – да что толку?

Досадно было, но в жарких странах все растет необычайно быстро, и вот через неделю ученый, выйдя на солнце, к своему величайшему удовольствию, заметил, что от его ног начала расти новая тень – должно быть, корешки-то старой остались. Через три недели у него уже была сносная тень, а за время обратного путешествия ученого на родину она подросла еще и под конец стала такой большой и длинной, что хоть убавляй.

Итак, ученый вернулся домой и стал писать книги об истине, добре и красоте. Шли дни, шли годы... Так прошло много лет.

И вот сидит он однажды вечером у себя дома, как вдруг послышался тихий стук в дверь.

– Войдите! – сказал он, но никто не вошел. Тогда он отворил дверь сам и увидел перед собой необыкновенно тощего человека, так что ему даже как-то чудно стало. Впрочем, одет тот был очень элегантно, по-господски. – С кем имею честь говорить? – спрашивает ученый.

Это сказка Андерсена об ученом, который уехал из холодной страны в теплые края. Там он сидел целый день дома, а выходил на свой балкон лишь вечером. Однажды он разговаривал со своей тенью и прогнал ее прочь. Что же делала тень, когда ушла от своего хозяина?

Сказка Тень читать

Вот уж где жжёт солнце - так это в жарких странах! Люди загорают там до того, что становятся краснокожими, а в самых жарких странах - чёрными, как негры. Но мы поговорим пока только о жарких странах; сюда приехал из холодных стран один учёный. Он было думал и тут бегать по городу, как у себя на родине, да скоро отучился от этого и, как все благоразумные люди, стал сидеть весь день дома с плотно закрытыми ставнями и дверями. Можно было подумать, что весь дом спит или что никого нет дома. Узкая улица, застроенная высокими домами, жарилась на солнце с утра до вечера; просто сил никаких не было терпеть эту жару! Учёному, приехавшему из холодных стран, - он был человек умный и молодой ещё, - казалось, будто он сидит в раскалённой печке. Жара сильно влияла на его здоровье; он исхудал, и даже тень его как-то вся съёжилась, стала куда меньше, чем была в холодных странах; жара повлияла на неё. Оба они - и учёный и тень - оживали только с наступлением вечера.

И, право, любо было посмотреть на них! Как только в комнату вносили свечи, тень растягивалась во всю стену, захватывала даже часть потолка - ей ведь надо было потянуться хорошенько, чтобы расправить члены и вновь набрать сил. Учёный выходил на балкон и тоже потягивался, чтобы поразмяться, любовался ясным вечерним небом, в котором зажигались золотые звёздочки, и чувствовал, что вновь возрождается к жизни. На всех других балконах - а в жарких странах перед каждым окном балкон - тоже виднелись люди; дышать воздухом всё же необходимо - даже тем, кого солнце сделало краснокожим. Оживление царило и внизу, на тротуарах улицы, и вверху, на балконах. Башмачники, портные и другой рабочий люд - все высыпали на улицу, выносили туда столы и стулья и зажигали свечи. Жизнь закипала всюду; улицы освещались тысячами огней, люди - кто пел, кто разговаривал с соседом, по тротуарам двигалась масса гуляющих, по мостовой катились экипажи, тут пробирались, позванивая колокольчиками, вьючные ослы, там тянулась, с пением псалмов, похоронная процессия, слышался треск хлопушек, бросаемых о мостовую уличными мальчишками, раздавался звон колоколов… Да, жизнь так и била ключом повсюду! Тихо было лишь в одном доме, стоявшем как раз напротив того, где жил учёный. Дом не был, однако, нежилым: на балконе красовались чудесные цветы; без поливки они не могли бы цвести так пышно, кто-нибудь да поливал их - стало быть, в доме кто-то жил. Выходившая на балкон дверь тоже отворялась по вечерам, но в самих комнатах было всегда темно, по крайней мере в первой. Из задних же комнат слышалась музыка. Учёный находил её дивно-прекрасною, но ведь может статься, что ему это только так казалось: по его мнению, здесь, в жарких странах, всё было прекрасно; одна беда - солнце! Хозяин дома, где жил учёный, сказал, что и он не знает, кто живёт в соседнем доме: там никогда не показывалось ни единой живой души; что же до музыки, то он находил её страшно скучною.

Словно кто сидит и долбит всё одну и ту же пьесу. Дело не идёт на лад; а он продолжает, дескать, - «добьюсь своего!» Напрасно, однако, старается, ничего не выходит!

Раз ночью учёный проснулся; дверь на балкон стояла отворённою, и ветер распахнул портьеры; учёный взглянул на противоположный дом, и ему показалось, что балкон озарён каким-то диковинным сиянием; цветы горели чудными разноцветными огнями, а между цветами стояла стройная, прелестная девушка, тоже, казалось, окружённая сиянием. Весь этот блеск и свет так и резнул широко раскрытые со сна глаза учёного. Он вскочил и тихонько подошёл к двери, но девушка уже исчезла, блеск и свет - тоже. Цветы больше не горели огнями, а стояли себе преспокойно, как всегда. Дверь из передней комнаты на балкон была полуотворена, и из глубины дома неслись нежные, чарующие звуки музыки, которые хоть кого могли унести в царство сладких грёз и мечтаний!..

Всё это было похоже на какое-то колдовство! Кто же там жил? Где, собственно, был вход в дом? Весь нижний этаж был занят магазинами - не через них же постоянно ходили жильцы!

Однажды вечером учёный сидел на своём балконе; в комнате позади него горела свечка, и вполне естественно, что тень его расположилась на стене противоположного дома; она даже поместилась на самом балконе, как раз между цветами; стоило шевельнуться учёному - шевелилась и тень,- это она умеет.

С этими словами учёный встал, тень его, сидевшая на противоположном балконе,- тоже; учёный повернулся - повернулась и тень, и если бы кто-нибудь внимательно наблюдал за ними в это время, то увидел бы, как тень скользнула в полуотворённую балконную дверь загадочного дома, когда учёный ушёл с балкона в комнату и задвинул за собою портьеру.

Утром учёный пошёл в кондитерскую напиться кофе и почитать газеты.

Что это значит? - сказал он, выйдя на солнце. - У меня нет тени! Так она в самом дело ушла вчера вечером и не вернулась? Довольно-таки неприятная история!

И он рассердился, не столько потому, что тень ушла, сколько потому, что вспомнил известную историю о человеке без тени, которую знали все и каждый на его родине, в холодных странах: вернись он теперь туда и расскажи свою историю, все сказали бы, что он пустился подражать другим, а он вовсе в этом не нуждался. Поэтому он решил даже не заикаться о происшествии с тенью и умно сделал.

Вечером он опять вышел на балкон и поставил свечку позади себя, зная, что тень всегда старается загородиться от света своим господином; выманить этим маневром тень ему, однако, не удалось. Он и садился и выпрямлялся во весь рост - тень всё не являлась. Он задумчиво хмыкнул, но и это не помогло.

Досадно было, но, к счастью, в жарких странах всё растёт и созревает необыкновенно быстро, и вот через неделю учёный, выйдя на солнце, заметил к своему величайшему удовольствию, что от ног его начала расти новая тень, - должно быть, корни-то старой остались. Через три недели у него была уже довольно сносная тень, которая во время обратного путешествия учёного на родину подросла ещё и под конец стала уже такою большою и длинною, что хоть убавляй.

Учёный вернулся домой и стал писать книги, в которых говорилось об истине, добре и красоте. Так шли дни и годы, прошло много лет.

Раз вечером, когда он сидел у себя дома, послышался тихий стук в дверь.

Войдите! - сказал он, но никто не входил; тогда он отворил дверь сам - перед ним стоял невероятно худощавый человек; одет он был, впрочем, очень элегантно, как знатный господин.

С кем имею честь говорить? - спросил учёный.

Я так и думал, - сказал элегантный господин, - что вы не узнаете меня! Я обрёл телесность, обзавёлся плотью и платьем! Вы, конечно, и не предполагали встретить меня когда-нибудь таким благоденствующим. Но неужели вы всё ещё не узнаёте свою бывшую тень? Да, вы, пожалуй, думали, что я уже не вернусь больше? Мне очень повезло с тех пор, как я расстался с вами. Я во всех отношениях завоевал себе прочное положение в свете и могу откупиться от службы, когда пожелаю!

При этих словах он забренчал целою связкой дорогих брелоков, висевших на цепочке для часов, а потом начал играть толстою золотою цепью, которую носил на шее. Пальцы его так и блестели бриллиантовыми перстнями! И золото и камни были настоящие, а не поддельные!

Я просто в себя не могу прийти от удивления! - сказал учёный. - Что это такое?

Да, явление не совсем обыкновенное, это правда! - сказала тень. - Но вы ведь сами не принадлежите к числу обыкновенных людей, а я, как вы знаете, с детства ходил по вашим стопам. Как только вы нашли, что я достаточно созрел для того, чтобы зажить самостоятельно, я и пошёл своею дорогой, добился,. как видите, полного благосостояния, да вот взгрустнулось что-то по вас, захотелось повидаться с вами, пока вы ещё не умерли - вы ведь должны же умереть! - и кстати взглянуть ещё разок на эти края. Всегда ведь сохраняешь любовь к своей родине!.. Я знаю, что у вас теперь новая тень; скажите, не должен ли я что-нибудь ей или вам? Только скажите слово - и я заплачу.

Нет, так это в самом деле ты?! - вскричал учёный. - Вот диво, так диво! Никогда бы я не поверил, что моя старая тень вернётся ко мне, да ещё человеком!

Скажите же мне, не должен ли я вам? - спросила опять тень. - Мне не хотелось бы быть у кого-нибудь в долгу!

Что за разговоры! - сказал учёный. - Какой там долг! Ты вполне свободен! Я несказанно рад твоему счастью! Садись же, старый дружище, и расскажи мне, как всё это вышло и что ты увидел в том доме напротив?

Сейчас расскажу! - сказала тень и уселась. - Но с условием, что вы дадите мне слово не говорить никому здесь, в городе, - где бы вы меня ни встретили, - что я был когда-то вашею тенью! Я собираюсь жениться! Я в состоянии содержать и не одну семью!

Будь спокоен! - сказал учёный. - Никто не будет знать, кто ты, собственно, такой! Вот моя рука! Даю тебе слово! А слово ведь человек…

Слово - тень! - докончила тень - иначе ведь она не могла выразиться.

Вообще же учёному оставалось только удивляться, как много было в ней человеческого, начиная с самого платья: чёрная пара из тонкого сукна, на ногах лакированные сапоги, а в руках цилиндр, который мог складываться, так что от него оставались только донышко да поля; о брелоках, золотой цепочке и бриллиантовых перстнях мы уже говорили. Да, тень была одета превосходно, и это-то, собственно, и придавало ей вид настоящего человека.

Теперь я расскажу! - сказала тень и придавила ногами в лакированных сапогах рукав новой тени учёного, которая, как собачка, лежала у его ног.

Зачем она это сделала, из высокомерия ли, или, может быть, в надежде приклеить её к своим ногам - неизвестно. Тень же, лежавшая на полу, даже не шевельнулась, вся превратившись в слух: ей очень хотелось знать, как это можно добиться свободы и сделаться самой себе госпожою.

Знаете, кто жил в том доме? - спросила бывшая тень. - Нечто прекраснейшее в мире - сама Поэзия! Я провёл там три недели, а это всё равно, что прожить на свете три тысячи лет и прочесть всё, что сочинено и написано поэтами, - уверяю вас! Я видел всё и знаю всё - и это сущая правда!

Поэзия! - вскричал учёный. - Да, да! Она часто живёт отшельницей в больших городах! Поэзия! Я видел её только мельком, да и то я был ещё сонным! Она стояла на балконе и сверкала, как северное сияние! Рассказывай же, рассказывай! Ты был на балконе, вошёл в дверь и…?

И попал в переднюю! - подхватила тень. - Вы ведь всегда сидели и смотрели на переднюю. Она не была освещена, и в ней стоял какой-то полумрак, но в отворённую дверь виднелась целая анфилада освещённых покоев. Меня бы этот свет уничтожил вконец, если бы я сейчас же вошёл к деве, но я был благоразумен и выждал время. Так и следует поступать всегда!

И что же ты там увидел? - спросил учёный.

Всё, и я расскажу вам обо всём, но… Видите ли, я не из гордости, а… ввиду той свободы и знаний, которыми я располагаю, не говоря уже о моём положении в свете… я очень бы желал, чтобы вы обращались ко мне на вы.

Ах, прошу извинить меня! - сказал учёный. - Это я по старой привычке!.. Вы совершенно правы! И я постараюсь помнить это! Но расскажите же мне, что вы там видели?!

Всё! - отвечала тень. - Я видел всё и знаю всё!

Что же напоминали эти внутренние покои? - спросил учёный. - Свежий ли зелёный лес? Или святой храм? Или взору вашему открылось звёздное небо, видимое лишь с нагорных высот?

Всё там было! - сказала тень. - Я, однако, не входил в самые покои, я оставался в передней, в полумраке, но там мне было отлично, я видел всё, и я знаю всё! Я ведь провёл столько времени в передней при дворе Поэзии.

Но что же вы видели там? Величавые шествия древних богов? Борьбу героев седой старины? Игры милых детей, лепечущих о своих чудных грёзах?..

Говорю же вам, я был там, следовательно, и видел всё, что только можно было видеть! Явись вы туда, вы бы не сделались человеком, а я сделался им! Я познал там мою собственную натуру, моё природное сродство с поэзией. Да, в те времена, когда я был при вас, я ещё и не думал ни о чём таком. Но припомните только, как я всегда удивительно вырастал на восходе и при закате солнца! При лунном же свете я был чуть ли не заметнее вас самих! Но тогда ещё я не понимал своей натуры, меня озарило только в передней! Там я стал человеком, вполне созрел. Но вас уже не было в жарких странах; между тем, я, в качестве человека, стеснялся уже показываться в своём прежнем виде: мне нужны были сапоги, приличное платье, словом, я нуждался во всём этом внешнем человеческом лоске, по которому признают вас человеком. И вот я нашёл себе убежище… Да, вам я признаюсь в этом, вы ведь не напечатаете этого: я нашёл себе убежище под юбкой торговки сластями! Женщина и не подозревала, что она скрывала! Выходил я только по вечерам, бегал при лунном свете по улицам, растягивался во всю длину на стенах - это так приятно щекочет спину! Взбегал вверх по стенам, сбегал вниз, заглядывал в окна самых верхних этажей, заглядывал и в залы, и на чердаки, заглядывал и туда, куда никто не мог заглядывать, видел то, чего никто не должен был видеть! И я узнал, как, в сущности, низок свет! Право, я не хотел бы даже быть человеком, если бы только не было раз навсегда принято считать это чем- то особенным! Я подметил самые невероятные вещи у женщин, у мужчин, у родителей, даже у милых, бесподобных деток. Я видел то, - добавила тень, - чего никто не должен был, но что всем так хотелось увидать - тайные пороки и грехи людские. Пиши я в газетах, меня бы читали! Но я писал прямо самим заинтересованным лицам и нагонял на всех и повсюду, где ни появлялся, такой страх! Все так боялись меня и так любили! Профессора признавали меня своим коллегой, портные одевали меня - платья у меня теперь вдоволь, - монетчики чеканили для меня монету, а женщины восхищались моей красотой! И вот я стал тем, что я есть. А теперь я прощусь с вами; вот моя карточка. Живу я на солнечной стороне и в дождливую погоду всегда дома!

С этими словами тень ушла.

Как это всё же странно! - сказал учёный.

Шли дни и годы; вдруг тень опять явилась к учёному.

Ну, как дела? - спросила она.

Увы! - отвечал учёный. - Я пишу об истине, добре и красоте, а никому до этого нет и дела. Я просто в отчаянии; меня это так огорчает!

А вот меня нет! - сказала тень. - Поэтому я всё толстею, а это самое главное! Да, не умеете вы жить на свете! Ещё заболеете, пожалуй. Вам надо попутешествовать немножко. Я как раз собираюсь летом сделать небольшую поездку - хотите ехать со мной? Мне нужно общество в дороге, так не поедете ли вы… в качестве моей тени? Право, ваше общество доставило бы мне большое удовольствие; все издержки я, конечно, возьму на себя!

Нет, это слишком! - рассердился учёный.

Да ведь как взглянуть на дело! - сказала тень. - Поездка принесла бы вам большую пользу! А стоит вам согласиться быть моею тенью, - и вы поедете на всём готовом!

Это уж из рук вон! - вскричал учёный.

Таков свет, - сказала тень. - Таким он и останется!

И тень ушла. Учёный чувствовал себя плохо, а горе и заботы по-прежнему преследовали его: он писал об истине, добре и красоте, а люди понимали во всём этом столько же, сколько коровы в розах. Наконец он совсем расхворался.

Вы неузнаваемы, вы стали просто тенью! - говорили учёному люди, и по его телу пробегала дрожь от мысли, приходившей ему в голову при этих словах.

Вам следует ехать куда-нибудь на воды! - сказала тень, которая опять завернула к нему. - Ничего другого вам не остаётся! Я готов взять вас с собою ради старого знакомства. Я беру на себя все издержки по путешествию, а вы опишете нашу поездку и будете приятно развлекать меня в дороге. Я собираюсь на воды; моя борода не растёт, как бы следовало, а это ведь своего рода болезнь, - бороду надо иметь! Ну, будьте благоразумны, принимайте моё предложение; ведь мы же поедем как товарищи.

И они поехали. Тень стала господином, а господин тенью. Они были неразлучны: и ехали, и беседовали, и ходили всегда вместе - то бок о бок, то тень впереди учёного, то позади, смотря по положению солнца. Но тень отлично умела держаться господином, а учёный, по доброте сердца, даже и не замечал этого. Он был вообще такой славный, сердечный человек, и раз как-то возьми да и скажи тени:

Мы ведь теперь товарищи, да и выросли вместе - выпьем же на ты, это будет по-приятельски!

В ваших словах действительно много искреннего доброжелательства! - сказала тень - господином-то теперь была, собственно, она. - И я тоже хочу быть с вами откровенным. Вы, как человек учёный, знаете, вероятно, какими странностями отличается натура человеческая! Некоторым, например, неприятно дотрагиваться до серой бумаги, другие вздрагивают всем телом, если при них провести гвоздём по стеклу. Вот такое же чувство овладевает и мною, когда вы говорите мне ты. Я чувствую себя совсем подавленным, как бы низведённым до прежнего моего положения. Вы видите, что это просто болезненное чувство, а не гордость с моей стороны. Я не могу позволить вам говорить мне ты, но сам охотно буду говорить вам ты; таким образом, ваше желание будет исполнено хоть наполовину.

И вот тень стала говорить своему прежнему господину ты.

«Это, однако, из рук вон, - подумал учёный. - Я должен обращаться к нему на вы, а он мне тыкает». Но делать было нечего.

Наконец они прибыли на воды. На водах был большой съезд иностранцев. В числе приезжих находилась и одна красавица принцесса, которая страдала чересчур зорким взглядом, а это ведь не шутка, хоть кого испугает.

Она сразу заметила, что вновь прибывший иностранец совсем не похож на всех других людей.

Хоть и говорят, что он приехал сюда ради того, чтобы отрастить себе бороду, но меня-то не проведёшь: я вижу, что он просто-напросто не может отбрасывать тени!

Любопытство её было подзадорено, и она, не долго думая, подошла к незнакомцу на прогулке и вступила с ним в разговор. В качестве принцессы она, без дальнейших церемоний, сказала ему:

Ваша болезнь заключается в том, что вы не можете отбрасывать от себя тени!

А ваше королевское высочество, должно быть, уже близки к выздоровлению! - сказала тень. - Я знаю, что вы страдали слишком зорким взглядом, - теперь, как видно, вы исцелились от своего недуга! У меня как раз весьма необыкновенная тень. Или вы не заметили особу, которая постоянно следует за мной? У всех других людей - обыкновенные тени, но я вообще враг всего обыкновенного, и как другие одевают своих слуг в ливреи из более тонкого сукна, чем носят сами, так я нарядил свою тень настоящим человеком и даже приставил, как видите, и к ней тень! Всё это обходится мне, конечно, недёшево, но уж я в таких случаях за расходами не стою!

«Вот как! - подумала принцесса. - Так я в самом деле выздоровела? Да, эти воды - лучшие в мире! Надо признаться, что воды обладают в наше время поистине удивительной силой. Но я пока не уеду, - теперь здесь будет ещё интереснее. Мне ужасно нравится этот иностранец. Только бы борода его не выросла, а то он уедет!»

Вечером был бал, и принцесса танцевала с тенью. Принцесса танцевала легко, но тень ещё легче; такого танцора принцесса и не встречала. Она сказала ему, из какой страны прибыла, и оказалось, что он знал ту страну и даже был там, но принцесса как раз в то время уезжала. Он заглядывал в окна повсюду, видел кое-что и потому мог отвечать принцессе на все вопросы и даже делать такие намёки, от которых она пришла в полное изумление и стала считать его умнейшим человеком на свете. Знания его просто поражали её, и она прониклась к нему глубочайшим уважением. Протанцевав с ним ещё раз, она окончательно влюбилась в него, и тень это отлично заметила: принцесса так и пронизывала своего кавалера взглядами. Протанцевав же с тенью ещё раз, принцесса готова была признаться ей в своей любви, но рассудок всё-таки одержал верх, она подумала о своей стране, государстве и народе, которым ей приходилось управлять. «Умён-то он умён, - сказала она самой себе, - и это прекрасно; танцует он восхитительно, и это тоже хорошо, но обладает ли он основательными познаниями, что тоже очень важно! Надо его проэкзаменовать».

И она опять завела с ним разговор и назадавала ему труднейших вопросов, на которые и сама не смогла бы ответить.

Тень скорчила удивлённую мину.

Так вы не можете ответить мне! - сказала принцесса.

Всё это я изучил ещё в детстве! - отвечала тень. - Я думаю, даже тень моя, что стоит у дверей, сумеет ответить вам.

Ваша тень?! - удивилась принцесса. - Это было бы просто поразительно!

Я, видите ли, не утверждаю, - сказала тень, - но думаю, что она может, - она ведь столько лет неразлучна со мной и кое-чего наслушалась от меня! Но, ваше королевское высочество, позвольте мне обратить ваше внимание на одно обстоятельство. Тень моя очень гордится тем, что слывёт человеком, и если вы не желаете привести её в дурное расположение духа, вам следует обращаться с нею как с человеком! Иначе она, пожалуй, не будет в состоянии отвечать как следует!

Что ж, это мне нравится! - ответила принцесса и, подойдя к учёному, стоявшему у дверей, заговорила с ним о солнце, о луне, о внешних и внутренних сторонах и свойствах человеческой природы.

Учёный отвечал на все её вопросы хорошо и умно.

«Что это должен быть за человек, - подумала принцесса, - если даже тень его так умна! Для моего народа и государства будет сущим благодеянием, если я выберу его себе в супруги. Да, я так и сделаю!»

И скоро они порешили между собою этот вопрос. Никто, однако, не должен был знать ничего, пока принцесса не вернётся домой, в своё государство.

Никто, никто, даже моя собственная тень! - настаивала тень, имевшая на то свои причины.

Наконец они прибыли в страну, которою управляла принцесса, когда бывала дома.

Послушай, дружище! - сказала тут тень учёному. - Теперь я достиг высшего счастья и могущества человеческого и хочу сделать кое-что и для тебя! Ты останешься при мне, будешь жить в моём дворце, разъезжать со мною в королевской карете и получать сто тысяч риксдалеров в год. Но за то ты должен позволить называть тебя тенью всем и каждому. Ты не должен и заикаться, что был когда-нибудь человеком! А раз в год, в солнечный день, когда я буду восседать на балконе перед всем народом, ты должен будешь лежать у моих ног, как и подобает тени. Надо тебе сказать, что я женюсь на принцессе; свадьба - сегодня вечером.

Нет, это уж из рук вон! - вскричал учёный. - Не хочу я этого и не сделаю! Это значило бы обманывать всю страну и принцессу! Я скажу всё! Скажу, что я человек, а ты только переодетая тень - всё, всё скажу!

Никто не поверит тебе! - сказала тень. - Ну, будь же благоразумен, не то я кликну стражу!

Я пойду прямо к принцессе! - сказал учёный.

Ну, я-то попаду к ней прежде тебя! - сказала тень. - А ты отправишься под арест.

Так и вышло: стража повиновалась тому, за кого, кого, как все знали, выходила замуж принцесса.

Ты дрожишь! - сказала принцесса, когда тень вошла к ней. - Что-нибудь случилось? Не захворай, смотри! Ведь сегодня вечером наша свадьба!

Ах, я пережил сейчас ужаснейшую минуту! - сказала тень. - Подумай… Да много ли, в сущности, нужно мозгам какой-нибудь несчастной тени!.. Подумай моя тень сошла с ума, вообразила себя человеком, а меня называет - подумай только - своею тенью!

Какой ужас! - сказала принцесса. - Надеюсь, её заперли?

Разумеется, но я боюсь, что она никогда не придёт в себя!

Бедная тень! - вздохнула принцесса. - Она очень несчастна.! Было бы сущим благодеянием избавить её от той частицы жизни, которая ещё есть в ней. А как подумать хорошенько, то, по-моему, даже необходимо покончит с ней поскорее и без шума!

Всё-таки это жестоко! - сказала тень. - Она была мне верным слугой! - И тень притворно вздохнула.

У тебя благородная душа! - сказала принцесса.

Вечером весь город был иллюминирован, гремели пушечные выстрелы, солдаты отдавали честь ружьями. Вот была свадьба! И принцесса с тенью вышли на балкон показаться народу, который ещё раз прокричал им «ура».

Учёный не слыхал этого ликования - с ним уже покончили.

Биография Ганса Христиана Андерсена

Этот датский писатель хорошо знаком читателям нашей страны. Вряд ли найдется школьник, незнакомый с этим удивительным сказочником, к тому достаточно много литературных источников посвящено жизнеописанию Ганса Христиана Андерсена. Поэтому на его биографии остановлюсь короче.

Ганс Христиан Андерсен родился второго апреля 1805 года в одном из самых больших и старых городов Дании - Оденсе, на острове Фюн. Там он провел свое детство. Семья будущего сказочника жила на самых окраинах города.

Путь к славе великого сказочника Х.-К. Андерсена был труден и долог: нищета и унижения, потери, одиночество, непонимание и только потом - признание. Жизненные перипетии отразились в сказках. Трагический финал многих его произведений «подсказал сказочнику его горький жизненный опыт. Ведь сказки диктовала Андерсену сама жизнь».

Сопоставление сюжетов «Тени» Шварца и Андерсена

Пьесу "Тень" Е.Л. Шварц написал в 1940 году. Тексту пьесы предшествует эпиграф - цитата из сказки Андерсена и цитата из его автобиографии Тем самым Шварц открыто ссылается на датского сказочника, подчеркивает близость своего произведения с Андерсена. Помимо этого Андерсен являет Как и сказка Андерсена, пьеса Шварца начинается с приезда молодого ученого, но не просто в жаркие страны, где нестерпимо печет солнце, а в южную страну. Это особенная страна: в книгах о ней много пишут «про здоровый климат, чистый воздух, прекрасные виды, жаркое солнце, ну … словом, вы сами знаете, что пишут в книгах…», но не пишут самого главного: «что рассказывают в сказках, все, что у других народов кажется выдумкой», в этой стране бывает на самом деле. В ней живут сказочные герои, происходят сказочные события, так похожие на правду, и наоборот. Далее мы узнаем, что это, действительно, удивительная страна. На ее улицах вместе с холодной водой, арбузами и цветами продаются свежие яды; все новости обсуждаются на кухне, в этой стране никому нельзя верить, там привыкли говорить шепотом, потому что и у стен есть уши. Современникам Шварца так знакома подобная общественная обстановка, детали быта.

На юге ученый тоже встречает прекрасную незнакомку, в которую влюбляется, и, шутя, отправляет свою тень, чтобы она рассказала о его любви прекрасной незнакомке. Ею оказывается не поэзия, а принцесса, на руку которой очень много претендентов, причем женихов больше прельщает не девушка, а возможность взойти на престол. Но ученого совершенно не волнует королевская власть - он искренне любит принцессу Луизу, и совсем не жалеет цены, заплаченной за знакомство с возлюбленной. Ценой этой оказывается побег тени, который огорчает не столько самого ученого, сколько юную Аннуциату, тайно влюбленную в него. Аннуциата переживает, что в их необычной стране, где сбываются сказки, наивный молодой человек может стать героем сказки с печальным концом. Поэтому девушка расстроилась, когда сбежала тень - ведь конец этой истории очень трагичен.

Таким образом, мы можем отметить несколько отличий в сюжетах.

• - Все действие в драме происходят в южной стране, а в сказке ученый уезжает на родину, потом на воды с тенью.
• - Действие в драме происходит в течение нескольких дней, в сказке Андерсена проходит несколько лет.
• - В драме ученый влюблен в прекрасную незнакомку, которая и оказывается принцессой. В сказке незнакомка и королевна - это разные персонажи. Таинственная незнакомка - поэзия. Ученый не влюбляется ни в таинственную незнакомку, ни в королевну.
• - В драме тень вмешивается в отношения ученого и принцессы, обманом занимает место ученого. В сказке ученый пытается помешать свадьбе тени и королевны.
• - В драме против ученого выступают почти все персонажи, потому что он мешает осуществлению их корыстных замыслов. В сказке такого открытого противостояния нет.
• - В драме у Христиана - Теодора есть помощники: Аннуцита, доктор. В сказке ученый совершенно один.
• - И самое главное отличие заключается в финалах произведений: у Х.-К. Андерсена побеждает Тень, а у Евгения Львовича - Тень.

Вот уж где печет солнце – так это в жарких странах! Люди загорают там до того, что кожа их становится цвета красного дерева, а в самых жарких – черная, как у негров.

Но пока речь пойдет только о жарких странах: сюда приехал из холодных один ученый. Он было думал и тут бегать по городу, как у себя дома, да скоро отвык и, как все благоразумные люди, стал сидеть весь день дома с закрытыми ставнями и дверьми. Можно было подумать, что весь дом спит или никого нет дома. Узкая улица, застроенная высокими домами, располагалась так, что жарилась на солнце с утра до вечера, и просто сил не было выносить эту жару! Ученому, приехавшему из холодных стран, – он был человек умный и молодой еще, – казалось, будто он сидит в раскаленной печи. Жара сильно сказывалась на его здоровье. Он исхудал, и даже тень его как-то вся съежилась и стала куда меньше, чем была на родине: жара сказывалась и на ней. Оба они – и ученый и тень – оживали только с наступлением вечера.

И право, любо было посмотреть на них! Как только в комнату вносили свечу, тень растягивалась во всю стену, захватывала даже часть потолка – ей ведь надо было потянуться хорошенько, чтобы вновь набраться сил.

Ученый выходил на балкон и тоже потягивался и, как только в ясном вечернем небе зажигались звезды, чувствовал, что вновь возрождается к жизни. На все другие балконы – а в жарких странах перед каждым окном балкон – тоже выходили люди: ведь свежий воздух необходим даже тем, кому нипочем быть цвета красного дерева!

Оживление царило и внизу – на улице и наверху – на балконах. Башмачники, портные и прочий рабочий люд – все высыпали на улицу, выносили на тротуары столы и стулья и зажигали свечи. Их были сотни; этих свечей, а люди – кто пел, кто разговаривал, кто просто гулял. По мостовой катили экипажи, семенили ослы. Динь-динь-динь! – звякали они бубенцами. Тут проходила с пением похоронная процессия, там уличные мальчишки взрывали на мостовой хлопушки, звонили колокола.

Да, оживление царило повсюду. Тихо было в одном только доме, стоявшем как раз напротив того, где жил ученый. И все же дом этот не пустовал: на балконе на самом солнцепеке стояли цветы, без поливки они не могли бы цвести так пышно, кто-нибудь да поливал их! Стало быть, в доме кто-то жил. Дверь на балкон отворяли по вечерам, но в самих комнатах было всегда темно, по крайней мере в той, что выходила окнами на улицу. А где-то в глубине дома звучала музыка. Ученому слышалось в ней дивно прекрасное, но, может статься, ему только так казалось: по его мнению, здесь, в жарких странах, все было прекрасно; одна беда – солнце! Хозяин дома, где поселился ученый, тоже не зная, кто живет в доме напротив: там никогда не показывалось ни души, а что до музыки, то он находил ее страшно скучной.

– Словно кто сидит и долбит одну и ту же пьесу, и ничего-то у него не получается, а он все долбит: дескать, добьюсь своего, и по-прежнему ничего не получается, сколько б ни играл.

Как-то ночью ученый проснулся; дверь на балкон стояла настежь, ветер шевелил портьеры, и ему показалось, что балкон дома напротив озарен каким-то удивительным сиянием; цветы пламенели самыми чудесными красками, а между цветами стояла стройная прелестная девушка и, казалось, тоже светилась. Все это так ослепило его, что ученый еще шире раскрыл глаза и тут только окончательно проснулся. Он вскочил, тихонько подошел к двери и стал за портьерой, но девушка исчезла, исчез свет и блеск, и цветы не пламенели больше, а просто стояли прекрасные, как всегда. Дверь на балкон была приотворена, и из глубины дома слышались нежные, чарующие звуки музыки, которые хоть кого могли унести в мир сладких грез.

Все это было похоже на колдовство. Кто же там жил? Где, собственно, был вход в дом? Весь нижний этаж был занят ^магазинами – не могли же жильцы постоянно входить через них!

Однажды вечером ученый сидел на своем балконе. В комнате позади него горела свеча, и вполне естественно, тень его падала на стену дома напротив. Больше того, она даже расположилась между цветами на балконе, и стоило ученому шевельнуться, шевелилась и тень – такое уж у нее свойство.

– Право, моя тень – единственное живое существо в том доме, – сказал ученый. – Ишь как ловко устроилась между цветами. А дверь-то ведь приотворена. Вот бы тени догадаться войти в, дом, все высмотреть, а потом вернуться и рассказать мне, что она там видела. Да, ты сослужила бы мне хорошую службу, – как бы в шутку сказал ученый. – Будь добра, войди туда! Ну, идешь?

И он кивнул тени, а тень ответила ему кивком.

– Ну ступай, смотри только не пропади там! С этими словами ученый встал, и тень его на балконе напротив – тоже. Ученый повернулся – повернулась и тень, и если бы кто-нибудь внимательно наблюдал за ними в эту минуту, то увидел бы, как тень скользнула в полуотворенную балконную дверь дома напротив как раз в то мгновение, когда ученый ушел с балкона в комнату и опустил за собой портьеру.

Наутро ученый вышел в кондитерскую попить кофе и почитать газеты.

– Что такое? – сказал он, выйдя на солнце. – У меня нет тени! Стало быть, она и вправду ушла вчера вечером и не вернулась. Вот досада-то!

Ему стало неприятно, не столько потому, что тень ушла, сколько потому, что он вспомнил историю о человеке без тени, известную всем и каждому у него на родине, в холодных странах. Вернись он теперь домой и расскажи, что с ним приключилось, все сказали бы, что он пустился в подражательство, а ему это было без нужды. Вот почему он решил даже не заикаться о происшествии с тенью и умно сделал.

Вечером он опять вышел на балкон и поставил свечу прямо позади себя, зная, что тень всегда старается загородиться от света хозяином. Но выманить свою тень таким образом ему не удалось. Уж он и садился, и выпрямлялся – тени не было, тень не являлась. Он хмыкнул – да что толку?

Досадно было, но в жарких странах все растет необычайно быстро, и вот через неделю ученый, выйдя на солнце, к своему величайшему удовольствию, заметил, что от его ног начала расти новая тень – должно быть, корешки-то старой остались. Через три недели у него уже была сносная тень, а за время обратного путешествия ученого на родину она подросла еще и под конец стала такой большой и длинной, что хоть убавляй.

"Люди не знают теневой стороны вещей, а именно в тени, в полумраке, в глубине и таится то, что придает остроту нашим чувствам". Евгений Шварц "Тень"

«Тень» - сказка Ханса Кристиана Андерсена, написанная в 1847 году. Конечно, это сложно назвать сказкой, это скорее притча, как и многие другие произведения писателя. Я уже когда-то говорила, что люблю называть такие сказки «взрослыми сказками», потому что они содержат в себе очень глубокий смысловой подтекст, потому что ребенок, в полной мере не сможет оценить всю прелесть и смысл такого произведения.

Сюжет, наверное, всем хорошо известен: Ученый, главный герой, становится слугой собственной Тени. Тень полностью возлагает на себя полномочия человека, не ставя своего прежнего хозяина ни в грош, и даже сватается к дочери короля, причем вполне удачно сватается. Вот, собственно, и весь сюжет. Немного, правда? Но сколько смысла кроется в этом маленьком по объему произведении! Классически сказка трактуется, как борьба добра и зла, светлого и темного, но в моем понимании здесь скрыто нечто большее. Ранее я писала рецензию на роман Германа Гессе «Степной волк» и в ней давала краткую характеристику концепции К.Г. Юнга. Сейчас мне не хотелось бы излагать эту теорию снова, скажу лишь, что в этой сказке-притче, на мой взгляд, речь так же, как и в «Степном волке», идет об архетипе Тени, который представляет собой личное бессознательное; другими словами, Тень включается в себя отрицаемые сознанием качества Ученого. Конечно, концепция Юнга была сформулирована несколько позже, но, тем не менее, воззрения писателя очень схожи с воззрениями психолога. Поэтому, в моем представлении, в произведении Андерсена речь идет о борьбе двух начал человеческой души, и необязательно доброго и злого, потому как Тень – это воплощение не плохого, а лишь отрицаемого сознанием, а сознание штука такая: оно может много чего отрицать, порой очень даже нужного. Если мы подробнее рассмотрим образ Ученого, то поймем, что он сам позволил своей Тени властвовать, сам проявлял мягкость характера и слабость духа. Согласитесь, такие качества не всегда можно назвать положительными, вот и утверждай после этого, что образ Ученого представляет собой бесспорное воплощение добра. Вообще деление на «добро» и «зло» - очень уж относительная вещь, ведь существует множество тонов и полутонов, и мне кажется, что финал сказки это подтверждает. Андерсен показал: не все так однозначно, как кажется на первый взгляд, и сознание может потерпеть поражение во внутренней борьбе.

Вывод можно сделать только один: два представленных начала человеческой души должны мирно сосуществовать друг с другом, «сотрудничать» и никак иначе, в противном случае будет нарушен баланс, а это приведет к очень плачевным последствиям. Такая вот сказка, а может и не сказка…

И снова с большим трудом найденные иллюстрации. Первые принадлежать очень известному иллюстратору Вильхельму Педерсену - первому иллюстратору сказок и историй Андерсена.

Вторые найдены в недрах интернета и принадлежат иллюстратору Елене Тимошенко. Своеобразные, но мне понравились.