Соловьев леонид васильевич. Жизнь леонида соловьева

Личное дело

Леонид Васильевич Соловьев (1906—1962) родился в Триполи, на территории современного Ливана. Его родители были преподавателями, получившими образование за казенный счет, и должны были отработать определенный срок там, куда их пошлют. Обоих направили в Палестину, где они познакомились и поженились. Отец занимал должность помощника инспектора северо-сирийских школ Императорского православного палестинского общества. В 1909 году семья вернулась в центральную Россию, преподавали в школах Самарской губернии.

В 1921 году, спасаясь от голода в Поволжье, семья переселилась в узбекский Коканд. Там Соловьев через год окончил школу, поступил в механический техникум, однако проучившись два курса, ушел из него. Какое-то время работал ремонтником на железной дороге, преподавал в школе ФЗУ маслобойной промышленности.

Много ездил по Средней Азии — Туркестану — собирал местный фольклор. В таджикском Канибадаме женился на Елизавете Беляевой, однако вскоре этот брак распался.

В 1923 году начал работать журналистом, печатался в «Туркестанской правде» (вскоре переименованной в «Правду Востока»), выходившей в Ташкенте. До 1930 года был спецкором этой газеты.

В 1927 году московский журнал «Мир приключений» объявил конкурс, на который Соловьев послал свой рассказ «На Сырдарьинском берегу». Рассказ получил вторую премию журнала. Вдохновленный этим событием, журналист решил уехать в Москву и всерьез заняться литературным творчеством. Сделать это смог лишь через три года: в 1930 году поступил на литературно-сценарный факультет ВГИКа, который окончил в 1932 году. В Москве женился во второй раз — на Тамаре Седых. Детей в обоих союзах у Соловьева не было.

В 1930-х писал рассказы о повседневном труде людей, о Средней Азии, социалистических стройках, которые охотно печатали.

B 1932 году отдельной книгой вышла его повесть «Кочевье» — о жизни кочевников в годы революции, в 1934-м — сборник повестей и рассказов «Поход "Победителя"». Сотрудничал с кино, в 1935 году по его сценарию был снят фильм «Конец полустанка».

В 1940 году вышел роман Соловьева «Возмутитель спокойствия» — первая книга оформившейся позднее «Повести о Ходже Насреддине». Роман об остроумном восточном полупростаке-полумудреце сразу же стал популярным. В 1943 году его экранизировали под названием «Насреддин в Бухаре». Сценарий к фильму писали Соловьев и писатель-сценарист Виктор Виткович. В 1944 году они подготовили сценарий второй киноповести — «Похождения Насреддина». Этот фильм вышел в 1946 году.

Во время войны Соловьев работал военкором газеты «Красный фронт» на Черном море, писал повести и рассказы о военных подвигах: «Иван Никулин — русский матрос» (повесть экранизирована в 1944 году), сборники рассказов «Большой экзамен» (1943) и «Севастопольский камень» (1944).

В сентябре 1946 года был арестован на основе показаний «антисоветской группы писателей» — Сергея Бондарина, Леонида Улина и Семена Гехта, признавших двумя годами ранее наличие у знакомого им Соловьева «террористических настроений» против Сталина. В деле приводились и антисоветские высказывания писателя о том, что колхозы себя не оправдали, советская литература деградирует, а в творчестве происходит застой.

Следствие шло полгода: первый из 15 допросов состоялся 5 сентября 1946 года, последний - 28 февраля 1947-го. Суда не было, приговор вынесло ОСО; всего Соловьёв провёл в тюрьме десять месяцев.

Через 10 месяцев предварительного заключения Соловьев признал вымышленную вину: замысел теракта против Сталина. «Я думал только о том, чтобы скорее вырваться из следственной тюрьмы куда-нибудь - хоть в лагерь. Сопротивляться в таких условиях - не имело смысла, тем более, что мне следователь сказал: «Суда над вами не будет, не надейтесь. Ваше дело пустим через Особое совещание». Кроме того, я часто своими признаниями как бы откупался от следователя - от его настойчивых требований дать обвинительные показания на моих знакомых - писателей и поэтов, среди которых преступников я не знал. Следователь не раз говорил мне: «Вот вы загораживаете всех своей широкой спиной, а вас не очень-то загораживают», - писал впоследствии Соловьев в ходатайстве о реабилитации.

«За антисоветскую агитацию и террористические высказывания» его отправили в лагеря на 10 лет. Большую часть срока он провел в Мордовии, где начальник лагеря разрешил ему в свободное от работы время писать вторую повесть о Ходже Насреддине. В мае 1948 года Соловьев просил родных присылать ему только тетради для записей: «Я должен быть дервишем — ничего лишнего… Вот куда, оказывается, надо мне спасаться, чтобы хорошо работать — в лагерь!.. Никаких соблазнов, и жизнь, располагающая к мудрости. Сам иногда улыбаюсь этому».

Повесть «Очарованный принц», написанная на основе сценария к фильму «Похождения Насреддина», была закончена им к концу 1950 года. Летом 1954 года Соловьева освободили по амнистии.

Писатель Юрий Олеша вспоминал о встрече с Соловьевым: «Высокий, старый, потерял зубы. Узнал меня сразу, безоговорочно. Прилично одет. Это, говорит, купил ему человек, который ему обязан. Повел в универмаг и купил. О жизни там говорит, что ему не было плохо — не потому, что он был поставлен в какие-нибудь особые условия, а потому, что внутри, как он говорит, он не был в ссылке».

После освобождения поселился в Ленинграде у сестры Зинаиды. В 1955 году в третий раз женился — на учительнице Марии Кудымовской (второй брак фактически прекратился после ареста писателя в 1946 году). В «Лениздате» опубликовал оба романа о Насреддине (1956 год). Снова стал работать для кино, на «Ленфильме» занимался написанием и доработкой сценариев, в частности, написал сценарий к фильму «Шинель» по Гоголю (1959).

В 1961 году напечатал первые части своего нового произведения — «Книги юности».

Чем знаменит

Леонид Соловьев

Леонид Соловьев — автор «Повести о Ходже Насреддине», состоящей из книг «Возмутитель спокойствия» (1940) и «Очарованный принц» (1954). Основу повести составили около трех сотен притч и анекдотов из жизни Ходжи Насреддина — народного мудреца, жившего в XIII столетии. Соловьев обобщил эти истории, создав на их основе единый сказочный образ одновременно простака и мудреца, плута и благородного человека, любителя путешествий и приключений.

«Очарованный принц» сильно отличается от фантастически-развлекательной первой книги. Роман, созданный в лагерях, написан в сдержанно-грустном, философском стиле.

О чем надо знать

В конце 20-х годов Соловьев совершил литературный подлог: представил в издательство им самим написанные песни о Ленине, которые выдал за переводы народных песен и сказаний из Средней Азии.

Во время жизни в Коканде, разобравшись в правилах и законах стихосложения кокандских сказителей и певцов, Соловьев пробует свои силы в стилизации. У него получилась целая тетрадь песен, сказаний и легенд о Ленине на русском языке.

Эту тетрадь он увёз с собой в Москву, где знакомые молодые литераторы порекомендовали ее издать, указав авторов. Тогда в конце каждого стихотворения, Соловьёв сделал сноску «записано там-то»: назвал несколько кишлаков в районе Коканда и Ходжента, где ему довелось бывать, а под некоторыми стихотворениями для правдоподобия — выдуманные фамилии сказителей, и отнес тетрадь в издательство «Московский рабочий». Под авторством Соловьева она была издана отдельной книгой «Ленин в творчестве народов Востока» (1930).

Летом 1933 года в Ферганскую долину была отправлена фольклорная экспедиция только что созданного ташкентского Института языка и литературы — записать эти песни на узбекском и таджикском языках. Экспедиция, к удивлению посвящённых в эту историю, вернулась с успехом -- все песни, за исключением одной, были найдены и записаны. Исследователи «подтвердили», что песни имеют народный источник и даже представили их «оригиналы» на узбекском и таджикском языках.
Считается, что фольклорная экспедиция не захотела возвращаться ни с чем, поскольку время и деньги были потрачены. И тогда они попросту перевели песни Соловьёва с русского языка на узбекский и таджикский, за исключением одной, которую «не нашли».

Прямая речь

История о Насреддине и осле:

«Он выбрал в ряду чайхан самую большую и людную, где не было ни дорогих ковров, ни шелковых подушек, вошел и втащил за собой по ступенькам лестницы ишака вместо того чтобы поставить у коновязи.

Ходжу Насреддина встретили удивленным молчанием, но он ничуть не смутился, достал из переметной сумки Коран, что подарил ему вчера на прощание старик, и, раскрыв, положил перед ишаком.

Все это он проделал неторопливо и спокойно, без улыбки на лице, как будто так и полагалось.

Люди в чайхане начали переглядываться.

Ишак стукнул копытом в деревянный гулкий настил.

— Уже? — спросил Ходжа Насреддин и перевернул страницу. — Ты делаешь заметные успехи.

Тогда встал со своего места пузатый добродушный чайханщик и подошел к Ходже Насреддину:

— Послушай, добрый человек, разве здесь место для твоего ишака? И зачем ты положил перед ним священную книгу?

— Я учу этого ишака богословию, — невозмутимо ответил Ходжа Насреддин. — Мы уже заканчиваем Коран и скоро перейдем к шариату.

По чайхане пошел гул и шепот, многие встали, чтобы лучше видеть.

Глаза чайханщика округлились, рот приоткрылся. Еще никогда в жизни ему не приходилось видеть такого чуда. В это время ишак снова стукнул копытом.

— Хорошо, — похвалил Ходжа Насреддин, переворачивая страницу. — Очень хорошо! Еще немного усилий, я ты сможешь занять должность главного богослова в медрессе Мир-Араб. Вот только страницы он не умеет перелистывать сам, приходится ему помогать… Аллах снабдил его острым умом и замечательной памятью, но позабыл снабдить его пальцами, — добавил Ходжа Насреддин, обратившись к чайханщику.

Люди в чайхане, побросав свои чайники, подошли ближе; не прошло и минуты, как вокруг Ходжи Насреддина собралась толпа.

— Этот ишак — не простой ишак! — объявил Ходжа Насреддин. — Он принадлежит самому эмиру. Однажды эмир позвал меня и спросил: «Можешь ли ты обучить моего любимого ишака богословию, чтобы он знал столько же, сколько я сам?» Мне показали ишака, я проверил его способности и ответил: «О пресветлый эмир! Этот замечательный ишак не уступает остротой своего ума ни одному из твоих министров, ни даже тебе самому, я берусь обучить его богословию, и он будет знать столько же, сколько знаешь ты, и даже больше, но для этого потребуется двадцать лет». Эмир велел выдать мне из казны пять тысяч таньга золотом и сказал: «Бери этого ишака и учи его, но клянусь аллахом: если через двадцать лет он не будет знать богословия и читать наизусть Коран, я отрублю тебе голову!»

— Ну, значит, ты заранее можешь проститься со своей головой! — воскликнул чайханщик. — Да где же это видано, чтобы ишаки учились богословию и наизусть читали Коран!

— Таких ишаков немало и сейчас в Бухаре, — ответил Ходжа Насреддин. — Скажу еще, что получить пять тысяч таньга золотом и хорошего ишака в хозяйство — это человеку не каждый день удается. А голову мою не оплакивай, потому что за двадцать лет кто-нибудь из нас уж обязательно умрет — или я, или эмир, или этот ишак. А тогда поди разбирайся, кто из нас троих лучше знал богословие!

Чайхана едва не обрушилась от взрыва громового хохота».

5 фактов о Леониде Соловьеве

В детстве любимыми авторами Соловьева были Джек Лондон и Редьярд Киплинг.
За участие в войне был награжден орденом Отечественной войны I степени и медалью «За оборону Севастополя».
По собственному признанию, разошелся со второй женой «из-за своего пьянства и измен». Корил себя за это, полагая, что заключение в лагере было дано ему в наказание за этот разрыв. Его письма из лагеря супруга не распечатывала, а когда он вышел, не приняла его.

Детство и юность писателя прошли в местах солнечных, почти курортных. Леонид Васильевич Соловьев родился 19 августа 1906 года в городе Триполи в Палестине (ныне именуемой Ливан). Его родители - Василий Андреевич и Анна Алексеевна - были там, как говорится, в долгосрочной командировке, преподавали в русскоязычной школе для арабов. В Палестине они познакомились, там и поженились. А попали они за рубеж вот как. Василий и Анна получили свое образование на государственные деньги и в Палестине работали "по распределению". Ко времени рождения Леонида, его отец был коллежским советником, помощником инспектора Северо-Сирийских школ Императорского Православного Палестинского общества. В 1909 году семья вернулась в Россию. На Родине Соловьев-старший работал в разных местах. Так до 1918 года они жили в Бугуруслане и на станции Похвистнево Самаро-Златоустовской железной дороги, а с 1921 года в Коканде. В Узбекистане Леонид окончил школу и поступил в механический техникум (но не закончил его). Некоторое время преподавал в ФЗУ маслобойной промышленности. Написанная в 1960-61 годах автобиографичная "Книга Юности" Соловьева как раз про те места...

Писать и печататься в газетах Леонид начал еще в Коканде. Писал в том числе для ташкентской "Правды Востока". В 1927 году его рассказ "На Сырдарьинском берегу" вышел в московском журнале "Мир приключений". А в 1930 году Леонид приехал в Москву и поступил на литературно-сценарный факультет ВГИКа (Института кинематографии). Всего за два года, к июню 1932, он окончил институтский курс, об этом есть соответствующая запись в архиве института.

Соловьев стал писать рассказы и повести о современности, о новостройках, о трудовых людях, о Средней Азии. В 1935 1936 годах о молодом писателе заговорили, о нем, например, вышли статьи в журналах "Красная новь", "Литературная учеба". Вот цитата из "Красной нови", А. Лежнев, "Об Л.Соловьеве": "Рассказы Соловьева нарощены вокруг одной неосложненной идеи, как мякоть вишни вокруг косточки", "...рассказы его сохраняют промежуточную форму между бытовым фельетоном и рассказом".

В возрасте 33-х лет, Леонид Васильевич Соловьев написал ""Повесть о Ходже Насреддине: Возмутитель спокойствия" и стал знаменитым писателем. Одновременно произошло и официальное признание. Например в журнале "Литературная учеба" за февраль 1941 года, рубрику "Писатели о своей работе" целиком отвели Соловьеву. Он рассказывал о последней своей книге, о "Повести о Ходже Насреддине".

Во время Великой Отечественной войны Соловьев был военным корреспондентом газеты "Красный флот". В это время он написал в частности "Иван Никулин русский матрос" и "Севастопольский камень". И еще Соловьев работал "по специальности" - по его сценариям ставили фильмы.

После войны, в сентябре 1946 года Соловьева репрессировали. Десять месяцев он пробыл в предварительном заключении и был вынужден признать липовое обвинение "замысел террористического акта против главы государства". Писателя отправили в лагерь Дубравлаг: Мордовская АССР, станция Потьма, почтовое отделение Явас, почтовый ящик ЛК 241/1З. По воспоминаниям заключенного А.В.Усикова, Соловьева отобрали было в состав этапа на Колыму, но он написал начальнику лагеря генералу Сергеенко, что, если его оставят здесь, он возьмется за вторую книгу о Ходже Насреддине. И генерал приказал Соловьева оставить.

"Очарованный принц" был написан в лагере. Бумагу присылали родители (они жили тогда в Ставрополе) и сестры. Соловьев работал ночным сторожем в цехе, где сушили древесину, потом - ночным банщиком. Такие ночные должности давали Соловьеву возможность сосредоточиться на книге. И конце 1950 года "Очарованный принц" был закончен и послан начальству. О судьбе рукописи долго не было слышно и автор конечно беспокоился. В середине 1953 его перевели в Омск. И наконец июне 1954 года признали невиновным и выпустили на свободу.

Вот как описывает первые дни Соловьева в Москве писатель Ю.К.Олеша ("Центральный архив литературы и искусства (ЦГАЛИ)): "1З июля, Встретил вернувшегося из ссылки Леонида Соловьева. Высокий, старый, (...) Прилично одет. Это, говорит, купил ему человек, который ему обязан. Поехал в универмаг и купил. О жизни "там" говорит, что ему не было плохо не потому, что он был поставлен в какие-нибудь особые условия, а потому, что внутри, как он говорит, он не был в ссылке. Я принял это как возмездие за преступление, которое я совершил против одной женщины моей первой, и, как он выразился, настоящей жены. Но теперь я верю, я что-то получу..."".

Первую жену Леонида звали Елизавета Беляева. Они поженились еще в юности, в Канибадаме, и скоро развелись. Потом он женился в Москве на Тамаре Седых. По свидетельствам знакомых, брак был негладким, а после освобождения из лагеря, Тамара и вовсе не захотела видеть Леонида и даже все его письма вернула нераспечатанными. Детей у Леонида не было ни от первой, ни от второй жены.

Из Москвы Леонид Васильевич отправился в Ленинград, к сестре Зине (старшая сестра, Катя, жила до конца своих дней в Средней Азии, в Намангане). В Ленинграде же, в апреле 1955 года, Соловьев женился на Марии Кудымовской, учительнице русского языка. Жили они на Харьковской улице, дом 2, квартира 16.

На первых порах писательской жизни в Ленинграде Соловьева поддержал фронтовой поэт Михаил Дудин, и конечно другие доброжелательные люди. А от ленинградской литературной среды Леонид Васильевич держался несколько отстраненно.

Жизнь наладилась. Был издан "Очарованный принц" (в одной книге с "Возмутителем спокойствия", Лениздат). Успех книги был огромный. Соловьев снова стал работать для кино. Написал "Книгу юности".

Сестра Катя Соловьева вспоминала: "По своей природе Леонид был фантазером и мечтателем, и таким остался на всю жизнь. ... Он зачастую видел людей не такими, какими они были, а какими он хотел чтобы они были." (использованы слова и факты из статьи Е.Калмановского)

Леонид Васильевич Соловьёв родился (6) 19 августа 1906 в городе Триполи (Ливия) в семье помощника инспектора северо-сирийских школ Императорского православного палестинского общества.

В 1909 году семья вернулась в Россию, а в 1921 году переселилась в Коканд. Впечатления восточного быта и особенности восточной культуры наложили свой отпечаток на все творчество писателя. Леонид Соловьёв начал печататься с 1923 года в газете «Туркестанская правда» (в дальнейшем «Правда Востока») и до 1930 года работал специальным корреспондентом этой газеты.

Во время поездок по Ферганской области в 1924-1925 годах Соловьёв собирал и изучал фольклор. В эти годы им были записаны песни и сказания о В. И. Ленине, вошедшие в сборник «Ленин и творчество народов Востока» (1930). По утверждению Е. Калмановского, «все вошедшие туда произведения сочинил сам Соловьёв, создав таким образом фольклорно-литературную мистификацию».

В 1930 году Соловьёв приезжает в Москву и поступает на литературно-сценарный факультет Института кинематографии, который оканчивает в 1932 году.

Во время Великой Отечественной войны Соловьёв был военным корреспондентом газеты «Красный флот»

Фронтовые рассказы и очерки писателя вошли в сборники «Большой экзамен» (1943) и «Севастопольский камень» (1944). По повести «Иван Никулин – русский матрос» (1943) им был создан киносценарий одноименного кинофильма (1944).

В сентябре 1946 года Соловьёва арестовали по обвинению в подготовке террористического акта. Вышел он на свободу в июне 1954 года, проведя восемь лет в лагерях. Повесть «Очарованный принц», вторая часть «Повести о Ходже Насреддине», была написана в лагере и закончена к концу 1950 года.

С 1954 года Соловьёв жил в Ленинграде. В «Лениздате» в 1956 году впервые появилась «Повесть о Ходже Насреддине» в двух книгах. Книга имела огромный успех. Имя писателя в первую очередь известно в связи именно с этим произведением.

Продолжая работать в области кинематографии, Соловьёв писал сценарии, среди которых можно отметить сценарий кинофильма «Шинель» (1959) по одноименной повести Н. В. Гоголя.

В 1909 году семья вернулась в Россию, родители преподавали в школах Самарской губернии . В детстве Леонид очень любил читать, любимыми его авторами были Джек Лондон и Редьярд Киплинг .

В 1921 году семья, спасаясь от голода в Поволжье , переселилась в Коканд . В 1922 году юноша закончил школу, проучился два курса механического техникума, некоторое время работал железнодорожным ремонтником, много ездил по Туркестану , собирал и глубоко изучал среднеазиатский фольклор . В Канибадаме женился на Елизавете Беляевой, но вскоре их брак распался. В 1923 году Леонид Соловьёв начал печататься в газете «Туркестанская правда» (с 1924 года - «Правда Востока »). До 1930 года работал специальным корреспондентом этой газеты .

В 1927 году рассказ Соловьёва «На Сыр-Дарьинском берегу» получил вторую премию журнала «Мир приключений» (перед этим рассказ отвергли в Ташкенте). Поверив в свой литературный талант, Соловьёв приехал в Москву (1930 год) и поступил на литературно-сценарный факультет , который окончил в 1932 году. В Москве он женился во второй раз - на Тамаре Седых, брак также оказался неудачным и распался после ареста Соловьёва. Детей от обеих жён у писателя не было. В годы учёбы опубликовал несколько рассказов, в основном в журналах .

В 1930 году Л. В. Соловьёв осуществил озорную мистификацию - представил в издательство собственноручно написанные песни о В. И. Ленине , которые выдал за переводы узбекских, таджикских и киргизских народных песен и сказаний. Все они вошли в сборник «Ленин в творчестве народов Востока» (1930 год) . Об этой истории рассказывал в своих воспоминаниях и В. С. Виткович . Дополнительный комизм этой затее придавали результаты спешно организованной экспедиции Ташкентского Института языка и литературы, которая в 1933 году подтвердила фольклорный источник песен и даже представила их «оригиналы» на узбекском и таджикском .

B 1932 году вышла в свет первая книга Л. В. Соловьёва - повесть «Кочевье» - о жизни кочевников в годы революции, а два года спустя - сборник повестей и рассказов «Поход „Победителя“». В 1935 году по сценарию Л. В. Соловьёва был снят фильм «Конец полустанка» (Межрабпомфильм).

«Возмутитель спокойствия» (1940)

В 1940 году Л. В. Соловьёв опубликовал роман «Возмутитель спокойствия », первую книгу наиболее значительного своего произведения - «Повести о Ходже Насреддине ». Книга, вышедшая в канун войны в «Роман-газете », сразу получила необыкновенную популярность за незаурядное литературное мастерство, умное, доброе и жизнерадостное остроумие. Её экранизация («Насреддин в Бухаре ») состоялась в военном 1943 году, когда фильмы снимались в основном на боевую или патриотическую тематику. Книга многократно переиздавалась, причём одно переиздание произошло даже после ареста автора по политической статье (1946). Переведена и опубликована на французском, голландском, датском, иврите и других языках .

Арест и заключение (1946-1954)

В сентябре 1946 года Соловьёва арестовали по обвинению в «подготовке террористического акта» и десять месяцев держали в предварительном заключении. В качестве основания для ареста следствие предъявило показания ранее арестованной в 1944 году «антисоветской группы писателей» - Сергея Бондарина , Семёна (Авраама) Гехта и Л. Н. Улина, которые признали наличие у знакомого им Л. В. Соловьёва «террористических настроений» против Сталина. В деле содержатся примеры антисоветских высказываний писателя: колхозы себя не оправдали, литература деградирует, произошёл застой творческой мысли .

Встретил вернувшегося из ссылки Леонида Соловьёва («Возмутитель спокойствия»). Высокий, старый, потерял зубы. Узнал меня сразу, безоговорочно. Прилично одет. Это, говорит, купил ему человек, который ему обязан. Повёл в универмаг и купил. О жизни там говорит, что ему не было плохо - не потому, что он был поставлен в какие-нибудь особые условия, а потому, что внутри, как он говорит, он не был в ссылке. «Я принял это как возмездие за преступление, которое я совершил против одной женщины» - моей первой, как он выразился, «настоящей», жены. «Теперь я верю, я что-то получу».

«Преступление против женщины», о котором говорил Соловьёв, он сам затронул в своих показаниях на следствии 1946 года: «Я разошёлся с женой из-за своего пьянства и измен, и остался один. Я очень любил жену, и разрыв с ней был для меня катастрофой» .

Последние годы (1954-1962)

Поселился он в Ленинграде. В 1955 году Соловьёв в третий раз женился, его супругой стала ленинградская учительница Мария Кудымовская. Друзья помогли ему опубликовать в «Лениздате» всю дилогию «Повесть о Ходже Насреддине» (обе книги, 1956 год). Книга имела огромный успех. На «Ленфильме» писатель подрабатывал написанием и доработкой сценариев .

Место, занимаемое Соловьёвым в русской литературе, он обеспечил себе, написав книгу о полулегендарном народном мудреце, жившем в XIII столетии; основу этой книги и составляют около 300 забавных происшествий из жизни Ходжи Насреддина, дошедших до нашего времени. Образ Насреддина в книге Соловьёва сохранил традиционную смесь плутовства и благородства, направленного на защиту угнетённых, мудрости и любви к приключениям; причём во второй части книги сильно ослаблена фантастически-развлекательная сторона. В свободно обработанных автором эпизодах из жизни Насреддина сохранён стиль, присущий восточной литературе с её образностью и эффектной выразительностью .

Продолжая работать в области кинематографии, Соловьёв написал, в частности, сценарий кинофильма «Шинель» (1959) по одноименной повести Н. В. Гоголя . В 1961 году впервые появились в печати части нового произведения Л. В. Соловьёва «Книга юности» (отдельным изданием вышли посмертно, в 1963 году, под названием «Из „Книги юности“»).

Начало творчества (1906-1940)

В 1927 году рассказ Соловьёва «На Сыр-Дарьинском берегу» получил вторую премию журнала «Мир приключений» (перед этим рассказ отвергли в Ташкенте). Поверив в свой литературный талант, Соловьёв приехал в Москву (1930 год) и поступил на литературно-сценарный факультет , который закончил в 1932 году. В Москве он женился во второй раз - на Тамаре Седых, брак также оказался неудачным и распался после ареста Соловьёва. Детей от обеих жён у писателя не было. В годы учёбы опубликовал несколько рассказов, в основном в журналах .

В 1930 году Л. В. Соловьёв осуществил озорную мистификацию - представил в издательство собственноручно написанные песни о В. И. Ленине , которые выдал за переводы узбекских, таджикских и киргизских народных песен и сказаний. Все они вошли в сборник «Ленин и творчество народов Востока» (1930 год) . Об этой истории рассказывал в своих воспоминаниях и В. С. Виткович . Дополнительный комизм этой затее придавали результаты спешно организованной экспедиции Ташкентского Института языка и литературы, которая в 1933 году подтвердила фольклорный источник песен и даже представила их «оригиналы» на узбекском и таджикском .

«Возмутитель спокойствия» (1940)

Арест и заключение (1946-1954)

В сентябре 1946 года Соловьёва арестовали по обвинению в «подготовке террористического акта» и десять месяцев держали в предварительном заключении. В качестве основания для ареста следствие предъявило показания ранее арестованной в 1944 году «антисоветской группы писателей» - С. А. Бондарина , Л. Н. Улина и А. Г. Гехта, которые признали наличие у знакомого им Л. В. Соловьёва «террористических настроений» против Сталина. В деле содержатся примеры антисоветских высказываний писателя: колхозы себя не оправдали, литература деградирует, произошёл застой творческой мысли .

Встретил вернувшегося из ссылки Леонида Соловьёва («Возмутитель спокойствия»). Высокий, старый, потерял зубы. Узнал меня сразу, безоговорочно. Прилично одет. Это, говорит, купил ему человек, который ему обязан. Повёл в универмаг и купил. О жизни там говорит, что ему не было плохо - не потому, что он был поставлен в какие-нибудь особые условия, а потому, что внутри, как он говорит, он не был в ссылке. «Я принял это как возмездие за преступление, которое я совершил против одной женщины» - моей первой, как он выразился, «настоящей», жены. «Теперь я верю, я что-то получу».

Последние годы (1954-1962)

Место, занимаемое Соловьёвым в русской литературе, он обеспечил себе, написав книгу о полулегендарном народном мудреце, жившем в XIII столетии; основу этой книги и составляют около 300 забавных происшествий из жизни Ходжи Насреддина, дошедших до нашего времени. Образ Насреддина в книге Соловьёва сохранил традиционную смесь плутовства и благородства, направленного на защиту угнетённых, мудрости и любви к приключениям; причём во второй части книги сильно ослаблена фантастически-развлекательная сторона. В свободно обработанных автором эпизодах из жизни Насреддина сохранён стиль, присущий восточной литературе с её образностью и эффектной выразительностью .

Награды

Орден Отечественной войны I степени (5 ноября 1943 года)

Творчество

(1930). Проверено 27 января 2015.
Кочевье (1932)
Поход «Победителя» (1934)
Грустные и весёлые события в жизни Михаила Озерова (1938) (первоначальное название «Высокое давление»).
Большой экзамен (1943)
Иван Никулин - русский матрос (1943)
Севастопольский камень (1944)
Очарованный принц (1954; полностью опубл. 1966)
Севастопольский камень (1959)
Из «Книги юности» (1963)

Киносценарии

Конец полустанка (1935, совм. с В. Фёдоровым)
Насреддин в Бухаре (1943, по роману «Возмутитель спокойствия») (совм. с В. Витковичем)
Похождения Насреддина (1944, совм. с В. Витковичем)
Иван Никулин - русский матрос (по одноименной повести) (1944)
Шинель (по повести Н. Гоголя) (1959)
Анафема (по мотивам одноимённого рассказа А. Куприна) (1960)

Напишите отзыв о статье "Соловьёв, Леонид Васильевич"

Литература

Калмановский Е. С. // Соловьёв Л. Повесть о Ходже Насреддине. Книга юности: Повесть и рассказы. - Л. : Лениздат, 1990. - 672 с.
Соловьёв Л. В. Очарованный принц. - М .: Теревинф, 2015. - 304 с. - (Руслит. Литературные памятники XX века). - ISBN 978-5-4212-0181-6 .
- Соколова Т. «Я должен быть дервишем», стр. 270-277.
- Бернштейн И. Дело Леонида Соловьёва, стр. 278-286.
- Пригарина Н. «Очарованный принц» и суфизм, стр. 287-303.

Ссылки

. Проверено 27 января 2015.
. Проверено 27 января 2015.
Леонид Соловьёв (англ.) на сайте Internet Movie Database .

Примечания

, с. 271.
, с. 271-273.
, с. 273-274.
.
Виткович В. С. Круги жизни. - М .: Молодая гвардия, 1983.
Одна из песен, якобы записанная в Ферганской области, содержала строки:
Обратил Аллах на землю заплаканные глаза
И в глухом углу он увидел мальчика…
Вот он, кому имя Ленин,
Кто призван освободить землю…
И в уста его он вложил огненный язык,
И дал Ленину возможность, как огненной змее,
Поражать этим языком своих врагов…
И сделал так, чтобы убили брата Ленина - Искандера,
Не выдержавшего гнева и объявившего газават.
, с. 268.
, с. 279-280.
Юрий Нагибин. М.: Современник, 1987.
, с. 275-276.
Юрий Олеша // Знамя. - 1998. - № 7 .
, с. 281-282.
, с. 277.
Казак В. Лексикон русской литературы XX века = Lexikon der russischen Literatur ab 1917 / [пер. с нем.]. - М . : РИК «Культура», 1996. - XVIII, 491, с. - 5000 экз. - ISBN 5-8334-0019-8 . - С. 396.
. Проверено 27 января 2015.

Отрывок, характеризующий Соловьёв, Леонид Васильевич

Ей все казалось, что она вот вот сейчас поймет, проникнет то, на что с страшным, непосильным ей вопросом устремлен был ее душевный взгляд.
В конце декабря, в черном шерстяном платье, с небрежно связанной пучком косой, худая и бледная, Наташа сидела с ногами в углу дивана, напряженно комкая и распуская концы пояса, и смотрела на угол двери.
Она смотрела туда, куда ушел он, на ту сторону жизни. И та сторона жизни, о которой она прежде никогда не думала, которая прежде ей казалась такою далекою, невероятною, теперь была ей ближе и роднее, понятнее, чем эта сторона жизни, в которой все было или пустота и разрушение, или страдание и оскорбление.
Она смотрела туда, где она знала, что был он; но она не могла его видеть иначе, как таким, каким он был здесь. Она видела его опять таким же, каким он был в Мытищах, у Троицы, в Ярославле.
Она видела его лицо, слышала его голос и повторяла его слова и свои слова, сказанные ему, и иногда придумывала за себя и за него новые слова, которые тогда могли бы быть сказаны.
Вот он лежит на кресле в своей бархатной шубке, облокотив голову на худую, бледную руку. Грудь его страшно низка и плечи подняты. Губы твердо сжаты, глаза блестят, и на бледном лбу вспрыгивает и исчезает морщина. Одна нога его чуть заметно быстро дрожит. Наташа знает, что он борется с мучительной болью. «Что такое эта боль? Зачем боль? Что он чувствует? Как у него болит!» – думает Наташа. Он заметил ее вниманье, поднял глаза и, не улыбаясь, стал говорить.
«Одно ужасно, – сказал он, – это связать себя навеки с страдающим человеком. Это вечное мученье». И он испытующим взглядом – Наташа видела теперь этот взгляд – посмотрел на нее. Наташа, как и всегда, ответила тогда прежде, чем успела подумать о том, что она отвечает; она сказала: «Это не может так продолжаться, этого не будет, вы будете здоровы – совсем».
Она теперь сначала видела его и переживала теперь все то, что она чувствовала тогда. Она вспомнила продолжительный, грустный, строгий взгляд его при этих словах и поняла значение упрека и отчаяния этого продолжительного взгляда.
«Я согласилась, – говорила себе теперь Наташа, – что было бы ужасно, если б он остался всегда страдающим. Я сказала это тогда так только потому, что для него это было бы ужасно, а он понял это иначе. Он подумал, что это для меня ужасно бы было. Он тогда еще хотел жить – боялся смерти. И я так грубо, глупо сказала ему. Я не думала этого. Я думала совсем другое. Если бы я сказала то, что думала, я бы сказала: пускай бы он умирал, все время умирал бы перед моими глазами, я была бы счастлива в сравнении с тем, что я теперь. Теперь… Ничего, никого нет. Знал ли он это? Нет. Не знал и никогда не узнает. И теперь никогда, никогда уже нельзя поправить этого». И опять он говорил ей те же слова, но теперь в воображении своем Наташа отвечала ему иначе. Она останавливала его и говорила: «Ужасно для вас, но не для меня. Вы знайте, что мне без вас нет ничего в жизни, и страдать с вами для меня лучшее счастие». И он брал ее руку и жал ее так, как он жал ее в тот страшный вечер, за четыре дня перед смертью. И в воображении своем она говорила ему еще другие нежные, любовные речи, которые она могла бы сказать тогда, которые она говорила теперь. «Я люблю тебя… тебя… люблю, люблю…» – говорила она, судорожно сжимая руки, стискивая зубы с ожесточенным усилием.
И сладкое горе охватывало ее, и слезы уже выступали в глаза, но вдруг она спрашивала себя: кому она говорит это? Где он и кто он теперь? И опять все застилалось сухим, жестким недоумением, и опять, напряженно сдвинув брови, она вглядывалась туда, где он был. И вот, вот, ей казалось, она проникает тайну… Но в ту минуту, как уж ей открывалось, казалось, непонятное, громкий стук ручки замка двери болезненно поразил ее слух. Быстро и неосторожно, с испуганным, незанятым ею выражением лица, в комнату вошла горничная Дуняша.
– Пожалуйте к папаше, скорее, – сказала Дуняша с особенным и оживленным выражением. – Несчастье, о Петре Ильиче… письмо, – всхлипнув, проговорила она.

Кроме общего чувства отчуждения от всех людей, Наташа в это время испытывала особенное чувство отчуждения от лиц своей семьи. Все свои: отец, мать, Соня, были ей так близки, привычны, так будничны, что все их слова, чувства казались ей оскорблением того мира, в котором она жила последнее время, и она не только была равнодушна, но враждебно смотрела на них. Она слышала слова Дуняши о Петре Ильиче, о несчастии, но не поняла их.
«Какое там у них несчастие, какое может быть несчастие? У них все свое старое, привычное и покойное», – мысленно сказала себе Наташа.
Когда она вошла в залу, отец быстро выходил из комнаты графини. Лицо его было сморщено и мокро от слез. Он, видимо, выбежал из той комнаты, чтобы дать волю давившим его рыданиям. Увидав Наташу, он отчаянно взмахнул руками и разразился болезненно судорожными всхлипываниями, исказившими его круглое, мягкое лицо.
– Пе… Петя… Поди, поди, она… она… зовет… – И он, рыдая, как дитя, быстро семеня ослабевшими ногами, подошел к стулу и упал почти на него, закрыв лицо руками.
Вдруг как электрический ток пробежал по всему существу Наташи. Что то страшно больно ударило ее в сердце. Она почувствовала страшную боль; ей показалось, что что то отрывается в ней и что она умирает. Но вслед за болью она почувствовала мгновенно освобождение от запрета жизни, лежавшего на ней. Увидав отца и услыхав из за двери страшный, грубый крик матери, она мгновенно забыла себя и свое горе. Она подбежала к отцу, но он, бессильно махая рукой, указывал на дверь матери. Княжна Марья, бледная, с дрожащей нижней челюстью, вышла из двери и взяла Наташу за руку, говоря ей что то. Наташа не видела, не слышала ее. Она быстрыми шагами вошла в дверь, остановилась на мгновение, как бы в борьбе с самой собой, и подбежала к матери.
Графиня лежала на кресле, странно неловко вытягиваясь, и билась головой об стену. Соня и девушки держали ее за руки.
– Наташу, Наташу!.. – кричала графиня. – Неправда, неправда… Он лжет… Наташу! – кричала она, отталкивая от себя окружающих. – Подите прочь все, неправда! Убили!.. ха ха ха ха!.. неправда!
Наташа стала коленом на кресло, нагнулась над матерью, обняла ее, с неожиданной силой подняла, повернула к себе ее лицо и прижалась к ней.
– Маменька!.. голубчик!.. Я тут, друг мой. Маменька, – шептала она ей, не замолкая ни на секунду.
Она не выпускала матери, нежно боролась с ней, требовала подушки, воды, расстегивала и разрывала платье на матери.
– Друг мой, голубушка… маменька, душенька, – не переставая шептала она, целуя ее голову, руки, лицо и чувствуя, как неудержимо, ручьями, щекоча ей нос и щеки, текли ее слезы.
Графиня сжала руку дочери, закрыла глаза и затихла на мгновение. Вдруг она с непривычной быстротой поднялась, бессмысленно оглянулась и, увидав Наташу, стала из всех сил сжимать ее голову. Потом она повернула к себе ее морщившееся от боли лицо и долго вглядывалась в него.
– Наташа, ты меня любишь, – сказала она тихим, доверчивым шепотом. – Наташа, ты не обманешь меня? Ты мне скажешь всю правду?
Наташа смотрела на нее налитыми слезами глазами, и в лице ее была только мольба о прощении и любви.
– Друг мой, маменька, – повторяла она, напрягая все силы своей любви на то, чтобы как нибудь снять с нее на себя излишек давившего ее горя.
И опять в бессильной борьбе с действительностью мать, отказываясь верить в то, что она могла жить, когда был убит цветущий жизнью ее любимый мальчик, спасалась от действительности в мире безумия.
Наташа не помнила, как прошел этот день, ночь, следующий день, следующая ночь. Она не спала и не отходила от матери. Любовь Наташи, упорная, терпеливая, не как объяснение, не как утешение, а как призыв к жизни, всякую секунду как будто со всех сторон обнимала графиню. На третью ночь графиня затихла на несколько минут, и Наташа закрыла глаза, облокотив голову на ручку кресла. Кровать скрипнула. Наташа открыла глаза. Графиня сидела на кровати и тихо говорила.
– Как я рада, что ты приехал. Ты устал, хочешь чаю? – Наташа подошла к ней. – Ты похорошел и возмужал, – продолжала графиня, взяв дочь за руку.
– Маменька, что вы говорите!..
– Наташа, его нет, нет больше! – И, обняв дочь, в первый раз графиня начала плакать.

Княжна Марья отложила свой отъезд. Соня, граф старались заменить Наташу, но не могли. Они видели, что она одна могла удерживать мать от безумного отчаяния. Три недели Наташа безвыходно жила при матери, спала на кресле в ее комнате, поила, кормила ее и не переставая говорила с ней, – говорила, потому что один нежный, ласкающий голос ее успокоивал графиню.
Душевная рана матери не могла залечиться. Смерть Пети оторвала половину ее жизни. Через месяц после известия о смерти Пети, заставшего ее свежей и бодрой пятидесятилетней женщиной, она вышла из своей комнаты полумертвой и не принимающею участия в жизни – старухой. Но та же рана, которая наполовину убила графиню, эта новая рана вызвала Наташу к жизни.
Душевная рана, происходящая от разрыва духовного тела, точно так же, как и рана физическая, как ни странно это кажется, после того как глубокая рана зажила и кажется сошедшейся своими краями, рана душевная, как и физическая, заживает только изнутри выпирающею силой жизни.
Так же зажила рана Наташи. Она думала, что жизнь ее кончена. Но вдруг любовь к матери показала ей, что сущность ее жизни – любовь – еще жива в ней. Проснулась любовь, и проснулась жизнь.
Последние дни князя Андрея связали Наташу с княжной Марьей. Новое несчастье еще более сблизило их. Княжна Марья отложила свой отъезд и последние три недели, как за больным ребенком, ухаживала за Наташей. Последние недели, проведенные Наташей в комнате матери, надорвали ее физические силы.
Однажды княжна Марья, в середине дня, заметив, что Наташа дрожит в лихорадочном ознобе, увела ее к себе и уложила на своей постели. Наташа легла, но когда княжна Марья, опустив сторы, хотела выйти, Наташа подозвала ее к себе.
– Мне не хочется спать. Мари, посиди со мной.
– Ты устала – постарайся заснуть.
– Нет, нет. Зачем ты увела меня? Она спросит.
– Ей гораздо лучше. Она нынче так хорошо говорила, – сказала княжна Марья.
Наташа лежала в постели и в полутьме комнаты рассматривала лицо княжны Марьи.
«Похожа она на него? – думала Наташа. – Да, похожа и не похожа. Но она особенная, чужая, совсем новая, неизвестная. И она любит меня. Что у ней на душе? Все доброе. Но как? Как она думает? Как она на меня смотрит? Да, она прекрасная».
– Маша, – сказала она, робко притянув к себе ее руку. – Маша, ты не думай, что я дурная. Нет? Маша, голубушка. Как я тебя люблю. Будем совсем, совсем друзьями.
И Наташа, обнимая, стала целовать руки и лицо княжны Марьи. Княжна Марья стыдилась и радовалась этому выражению чувств Наташи.
С этого дня между княжной Марьей и Наташей установилась та страстная и нежная дружба, которая бывает только между женщинами. Они беспрестанно целовались, говорили друг другу нежные слова и большую часть времени проводили вместе. Если одна выходила, то другаябыла беспокойна и спешила присоединиться к ней. Они вдвоем чувствовали большее согласие между собой, чем порознь, каждая сама с собою. Между ними установилось чувство сильнейшее, чем дружба: это было исключительное чувство возможности жизни только в присутствии друг друга.
Иногда они молчали целые часы; иногда, уже лежа в постелях, они начинали говорить и говорили до утра. Они говорили большей частию о дальнем прошедшем. Княжна Марья рассказывала про свое детство, про свою мать, про своего отца, про свои мечтания; и Наташа, прежде с спокойным непониманием отворачивавшаяся от этой жизни, преданности, покорности, от поэзии христианского самоотвержения, теперь, чувствуя себя связанной любовью с княжной Марьей, полюбила и прошедшее княжны Марьи и поняла непонятную ей прежде сторону жизни. Она не думала прилагать к своей жизни покорность и самоотвержение, потому что она привыкла искать других радостей, но она поняла и полюбила в другой эту прежде непонятную ей добродетель. Для княжны Марьи, слушавшей рассказы о детстве и первой молодости Наташи, тоже открывалась прежде непонятная сторона жизни, вера в жизнь, в наслаждения жизни.
Они всё точно так же никогда не говорили про него с тем, чтобы не нарушать словами, как им казалось, той высоты чувства, которая была в них, а это умолчание о нем делало то, что понемногу, не веря этому, они забывали его.