Нина Васильевна Карташева
Карташева Нина Васильевна (р. 1.01.1953), русская поэтесса. Тематика ее стихов определяется твердой православно-патриотической позицией и глубоким осознанием русской национальной идеи. Инициатор и ведущая Вечеров русской духовной культуры в Международном Славянском центре (с 1993), музее К. Васильева (с 1999). Автор поэтических сборников “Стихи из России” (Австралия, Мельбурн, 1991), “Чистый образ” (1993), “Имперские ряды” (1996).
Карташёва Нина Васильевна - поэт.
Отец - из рода князей Оболенских, мать - из крестьян. Предки Карташёвой подверглись репрессиям: бабушка-дворянка, княгиня Н.И.Оболенская-Кейкунатова, вернувшись из Харбина с репатриантами, провела 8 лет в лагерях, др. бабушка, крестьянка с Псковщины, была раскулачена и выслана на Урал в 1929; дед расстрелян красными, другой - умер в ссылке. Отец - фронтовик, удостоен двух орденов Славы. Мать рано умерла, и Карташёва воспитывалась бабушками, которые открыто исповедовали православие, с детства приобщили Карташёву к вере, церковному певческому искусству, поэзии акафистов.
В 1967 переехала в Ленинград, где окончила музыкально-педагогическое училище; в 1971 поселилась в Подмосковье, работала преподавателем в детской музыкальной школе, пианисткой в Московском камерном оркестре. Живет в г.Менделеев Московской обл.
Стихи пишет с 6 лет. Толчком к публикации произведений послужили перемены в стране: «Когда началась перестройка, переменилось отношение к Церкви, я загорелась верой, что уцелевшая Святая Русь, верующие русские православные люди, священники, иерархи вернут народ в лоно Церкви. Но, увы... лукавство и подмена еще более усилились» (Автобиография // Архив Отдела новейшей лит-ры ИРЛИ). Карташёву, убежденную в том, что «православие - не тема, а состояние души», не удовлетворяли появлявшиеся тогда произведения «на церковную тему», и по благословению духовного отца она начала печататься.
Первая публикация - стихи в журнале «Наш современник» (1990. №9).
В 1991 попечением поэтессы А.Ф.Кузьминской (1898-1992) в Мельбурне вышла первая книга «Стихи из России». Затем в течение 10 лет вышли еще 6 поэтических сборников Карташёвой, среди которых «Чистый образ» (1993), «Имперские розы» (1996), «Порфира и виссон» (2000; включает около 700 стих.), «Слава России!» (2001).
Член СП России с 1993. Инициатор и ведущая литературно-музыкальных вечеров русской духовной культуры «Слово во славу» в Международном Славянском центре (с 1993), музее К.Васильева (с 1999). Карташёва определяет себя как поэта православно-патриотической и монархической направленности. Следствием такой открытой самоидентификации Карташёвой стала полярность критических оценок: если Ст.Рассадин определил ее творчество как «черносотенный лом, прикрытый хоругвью», то М.Лобанов, Ст.Куняев, Вл.Солоухин, В.Крупин дали высокие оценки ее стихам, а «Русский вестник» назвал Карташёву «выдающейся русской поэтессой современности» (2000. №39-40).
В предисловии к книге «Чистый образ» Ст.Куняев так определил место Карташёва в современной поэзии: «Нина Карташёва принесла, как драгоценную влагу в ладонях... истовую веру в Россию... чистую любовь к измученному, оболганному, но живому народу своему... В эпоху распада жизни и поэзии, ядовитой рефлексии, разрушающей поэтическое слово... встретишься с душой, исполненной цельной, звенящей силы самопожертвования, милосердия и духовного героизма» (С.8).
Гражданская поэзия Карташёва - обличение неправды, призыв к противодействию силам зла. Стихотворения Карташёвой, которые звучат как набат во время бедствия, свойственны определенность позиции, отсутствие полутонов, плакатность. Публицистичность и лапидарность некоторых формул превращают их в лозунги: «Воюй. Мечом, крестом и словом» (Порфира и виссон. М., 2000. С.97. Далее, если не оговорено специально, цитируется это издание). В стихах проступает миросознание воина - участника ожесточенной вселенской битвы зла и добра. Базовые нравственные ценности поэзии Карташёва - честь, доблесть, верность: «Сколько горя вокруг! Век двадцатый добил / Честь и Доблесть по-подлому в спину» (С.80). По убеждению поэтессы, «самое нужное сейчас в России - благородство», необходимы «рыцарство духа, своя русская элита, аристократия <...>. Не будет этого, все распродадут: и совесть, и Родину, и нацию» (Православная Русь. 2002. №9. С.12).
Поэтический идеал Карташёва - православное рыцарство, в ее поэзии присутствует культ воина, готового к смертной битве, или юноши, сражающегося крестом и мечом, дарящего «имперские розы» своей воинственной вдохновительнице: «И отроку вручить старинный меч, / И научить быть русским до кончины» («От гнева задыхаться и дрожать...». С.35). Лирическая героиня Карташёвой ждет от мужчины подвига и самопожертвования: «Слагаю гимны: побеждай! / Умри и доблестно и смело!» (С.21); обращается к защитнику: «Сняла кольцо, чтоб ты купил оружье» (С.13); «...Последний цел патрон? / Так отомсти! Хоть одному, как воин» (Сб. «Слава России!». С.83). Переклички с блоковским циклом «На поле Куликовом» особенно явственны в стих. «Рассвет»: «Очнись, опомнись! Перед кем ты пал? / И на кого ты Родину оставил? / Рассвет. Час просветления настал. / Молись теперь, чтоб Бог твой меч прославил» (С.14). Исполненные «горечи и злости» обращения к противнику (например, в стихотворении «От Бога за убийство отлученные...». С.77) восходят к традициям гражданской лирики А.Пушкина («Клеветникам России»), М.Лермонтова («Опять, народные витии...»), Н.Языкова («К ненашим»).
Идеально-романтические образы воинов существуют в книгах Карташёвой лишь как надежда, совр. реальность порождает разочарование: «Я каюсь за народ, что он не поднял меч!» («Не победить врага в бою земном...»). Карташёва не прощает безволия и расслабленности, предательства своего рода, своей крови. В окружающей действительности с горечью наблюдает мелкий, изверившийся, циничный люд: «Мальчишка! Лгун! авантюрист, артист...» (Слава России! С.107). Размышления о всеобщей продажности, проникшей и в людские души, и в искусство, и даже в церковь («На рынке все, стихи и красота, / И храм с торговлей Божьей благодатью. / Смеются над святынею Креста, / Прильнув устами скверными к распятью». С.684), сопрягаются с темой лукавого оборотничества: «Подмена. Имя Бога всуе. / Без веры праздничный тропарь» (С. 103).
Народ в поэзии Карташёва предстает не только покорным, но и покорившимся, не только униженным, но и охотно устремляющимся к низменным грехам. Одно из самых горьких стихотворений Карташёвой - «Побежденные»: «Мы давно безнадежны / и столь же равно бесполезны, / пустота в наших душах заблудших зияет... Мы не Русью Святою, / а даже Россией не стали» (С.125). Сострадание соплеменникам («Все предали тебя - и власть, и армия...») сменяется хлестким обличением в трусости и безвольности: «Трус выжидает, выживает. / Смиренный вид, лукавый вздох. / Молчит. А Божий глас взывает: / Молчаньем предается Бог!» («Лбы расшибаются о стены...». С.683).
Надежда на воскрешение страны еще не оставляет поэта, но во многих стихах актуализирована ситуация смерти России («После смерти Родины власть чужая в силе»). Лирическая героиня, униженная и бесправная в нынешнем отечестве, ощущает себя гражданкой «Родины небесной - Вечной России» («После смерти...»). Одно из самых сильных стихотворений Карташёвой открывается трагической метафорой: «Моя могила - Родина моя». Замученный, убитый, исчезнувший с лица земли, некогда великий народ существует уже в какой-то иной, метафизической реальности: «Мы после смерти стали крепче стали...» (С.109).
Личный комфорт, душевный покой, чувственные удовольствия приносятся лирической героиней в жертву высшим идеалам. Карташёва утверждает святость венчанного брака, принимая супруга как «единственного, данного на век» и оглядываясь на пройденный вместе путь, когда «все пережито - радости, невзгоды... / Все так же чист венчальный мой покров» («Не каждая на век за мужа выйдет...»). Тем не менее стремление хранить заповеди христианской веры сопрягается с живыми движениями человеческой души, иногда страстными и греховными, которым героиня Карташёвой то противостоит («Четки тихонько возьму / Нет, я не выйду к нему» - «Ветер с твоей стороны...». С.587), то готова безвольно подчиниться. Многие стихи овеяны грустью и тоской по несбывшемуся, Карташёва вспоминает тайные влюбленности, несостоявшиеся «романы», перешедшие в «романсы». Порой лирическая героиня Карташёвой признается: «Золотое кольцо ношу, / Хоть я счастлива не по любви» (С. 663), и сквозь внешнюю бесстрастность прорывается сдержанный стон: «Пусти меня! Забыть наш мертвый брак... Святая скука и могильный мрак / Домашний быт, незначащие речи» (С.515). Иногда она предстает лукаво-остроумной, гордой девушкой - кавалер покинул фигуристку ради хоккея и тут же слышит приговор: «Я это все тебе зачту / Моих коньков дамасской сталью: / Я подвожу по льду черту / И подпись с росчерками ставлю!» (С.668).
В «огнеопальной» поэзии Карташёва есть и стихи, наполненные чистой радостью бытия («Морозный скрип походки быстрой...», С.124) и тихие, умиротворенные картины природы («Радость лета. Сладость меда. / Зной цветы раззолотил»). В них нередко оживают лермонтовские образы и настроения: «Когда моей душе дано прозренье, / Когда светло струится благодать...» (С.578), «Полуночи окно. Звезда. Печаль» (С.243) и др. Миро-сознание поэтессы отчетливо теоцентрично: просветленные душевные состояния связаны, как правило, с переживанием православных праздников, созерцанием святынь, а красота тварного бытия побуждает героиню к благодарной молитве Творцу.
Свое творчество Карташёва определяет как служение - «нести людям простое православное слово», «открывать мир Божьего чуда, молитвы и радости православной веры» (Православная Русь. 2002. №9. С.11), суть его выражена Карташёва в поэтических строках: «Я так жалею бедных и безгласных, / Я так жалею темных и скупых. / Дай силы, Господи, в словах Твоих прекрасных / Согреть замученные души их» («Когда моей душе дано прозренье...»). Мощная экспрессия стихов Карташёвой сочетается с песенным началом («русская певунья с негромким, но чистым голосом» - Тростников В. Н.- С.6). Многие стихотворения Карташёвой переложены на музыку: романсы Ю. и Е.Клепаловых, песни В.Филатовой, Ю.Звездного, В.Захарченко, А.Дудника.
Карташёва перевела с немецкого стихи баронессы Матильды фон Визендок (возлюбленной Р.Вагнера); автор нескольких рассказов и эссе («Родное», «Смелей, Алеша, смелей!», «Не забывай: мы - русские!» и др.), главной темой которых является бытие православного человека в совр. мире.
Карташёва - член правления Международного фонда славянской письменности и культуры, Православной Русской академии, центрального совета движения «Россия Православная», член бюро московского отделения СП России. Лауреат премий журнала «Наш современник» (1991), «Москва» (1996), удостоена Пушкинской медали (1999), медалей Государя Императора Николая II Александровича (2002) и «За гражданское мужество».
А.М.Любомудров
Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 2. З - О. с. 161-164.
Далее читайте:
Русские писатели и поэты (биографический справочник).
Сочинения:
Чистый образ: Книга стихотворений. М., 1992;
Имперские розы: стихотворения. М., 1996;
Вместо собственного некролога: Почти святочный рассказ // Литературный Зеленоград. М., 1997;
Великая княжна Мария // Русский паломник. 1997. №15;
Порфира и Виссон: Лирика. М., 2000;
Отцы // Русский вестник. 2001. №29-30;
Слава России!: Стихи. М., 2001.
Литература:
Хочется пастырей видеть героями: Интервью с поэтессой // Встреча. М., 1997. №2;
Нина Карташева: «Злу всегда дам сдачи» / беседовал с поэтессой Е.Прошин // Сельская жизнь. 2002. №16. 7-13 марта;
Душа не может быть атеисткой... / беседовала с поэтессой А.Рохлина // Община XXI век. 2003. №5(30);
Тростников В.И. Русская певунья // Карташева Н. Слава России! М., 2001. С.3-8;
Беседа с православной поэтессой Ниной Карташевой // Православная Русь. Джорданвилль. 2002. №9. 1/14 мая. С.10-13.
19 октября в Дивеевском Доме культуры Литературный театр Международного общественного Фонда Славянской письменности и культуры представил программу «По духовному наследию священномученика Серафима Чичагова».
Этот святой нового времени непосредственно связан с Дивеевом и среди 17-ти дивеевских святых занимает особое место, так как именно его историческое исследование - «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря» - послужило катализатором в процессе прославления преподобного Серафима Саровского. Летопись Чичагова читал Император Николай II Александрович перед тем как принять решение о канонизации всенародно почитаемого старца.
На музыкально-поэтическую гостиную собрались литераторы Дивеева и Сарова, присутствовали руководители объединения «Радуга» Анна Суслова и детского литобъединения «Литошка» - Марина Зубова.
Литературный театр приехал в Нижний Новгород и Дивеево при поддержке благотворительного фонда «Меценат», о чем рассказала Председатель союза дивеевских литераторов Нэлли Зима. В последнее время даже самые скромные средства на приглашение артистов найти непросто, поэтому любящим поэзию энтузиастам - особая благодарность. Несколько слов хочется сказать о руководителе театра и авторе его программ - русской поэтессе Нине Васильевне Карташевой.
Тематика ее стихов определяется твердой православной и патриотической позицией, глубоким осознанием русской национальной идеи. Это не случайно. Нина Карташева - потомок, с одной стороны, дворянского рода, а с другой - крестьянского. Ее предки были разных сословий, но глубоко верующими людьми. Судьбы этих семей переплелись в эпоху исторического слома. Нина Васильевна родилась в поселке спецпереселенцев Верхотурского района Свердловской области. Отец — из рода князей Оболенских, мама — крестьянка с Псковщины. Бабушка-дворянка, вернувшись из Харбина с репатриантами, провела 8 лет в лагерях. Вторая была раскулачена и выслана на Урал в 1929 году. Один дед расстрелян красными, другой — умер в ссылке. Отец — фронтовик, удостоен двух орденов Славы. Так как мама рано умерла, Нину воспитывали бабушки, которые с детства приобщили девочку к вере, к церковному певческому искусству и поэзии.
Сегодня Нина Васильевна - инициатор и ведущая Вечеров русской духовной культуры в Международном Славянском центре, передач на радио «Радонеж» и «Народном радио», передачи «Чистый образ» на телеканале «Союз», член правления Международного фонда славянской письменности и культуры, Православной Русской академии, центрального совета движения «Россия Православная», член бюро московского отделения СП России, лауреат премий Александра Невского и Ивана Ильина.
Театру, которым руководит Нина Васильевна, уже 22 года. И ежемесячно его немногочисленная, но очень творческая труппа проводит вечера из цикла «Слово во славу». Прежде чем началось выступление, Нина Васильевна поделилась радостью - этот день начался в монастыре со Святого причастия - и затем с любовью представила своих коллег и духовно близких друзей: заслуженную артистку России певицу Галину Митрофанову и молодую пианистку, лауреата международных конкурсов Ольгу Домнину. Театр не пользуется вниманием большой прессы и «литературных чиновников», как и вся патриотическая русская поэзия, но - «Слава Богу за все». Все эти годы вечера в особняке Фонда Славянской письменности и культуры, где звучит музыкальная классика и высокая поэзия, не потеряли своей привлекательности для публики, зал всегда полон.
Свой рассказ о священномученике Серафиме Чичагове Нина Карташева предварила стихотворением «Пророк» Михаила Лермонтова, 200-летие со дня рождения которого недавно отмечалось. В жизнь Нины Васильевны священномученик Серафим Чичагов вошел через Ирину Владимировну Лермонтову, принадлежащую к потомкам этого большого аристократического рода. Она познакомила поэтессу со своей родственницей, внучкой митрополита Серафима - Варварой Васильевной Черной. Биография этой удивительной женщины сегодня широко известна. Выдающийся советский учёный-химик в годы перестройки она приняла монашество. Игумения Серафима возглавила восстанавливающийся Новодевичий монастырь и была его настоятельницей с 1994-го по 1999 г. А Нина Васильевна познакомилась с матушкой Серафимой (Черной-Чичаговой), когда она еще скромно трудилась за свечным ящиком в храме Ильи Обыденного.
Из музыкальных произведений первым прозвучал романс на стихи Нины Карташовой «Перед иконой». Еще не раз собравшиеся в гостиной слушали стихи Нины Васильевны, это было ожидаемо. А удивительным стало знакомство с творчеством самого священномученика Серафима. Владыка, в миру Леонид Михайлович Чичагов, был не только блестящим офицером (герой Русско-Крымской войны) и талантливым военным ученым - его перу принадлежит популярное в свое время пособие по артиллерии. Он был также врачом - самостоятельно изучил и успешно практиковал гомеопатию, и художником. Сохранилась написанная им икона Спасителя в белом хитоне, сейчас она находится в храме Ильи Обыденного. Кроме этого писал он духовные стихи и музыку.
Будущий священномученик имел глубокую деятельную веру. Впечатляет история принятия им священнлого сана. Чувствуя всепроникающий в сознание современников нигилизм и приближающуюся революцию, он решил показать обществу, что дворяне несут ответственность за простой народ. Решение стать священником перечеркнуло не только успешную военную карьеру Леонида Михайловича, изменило его положение в обществе, но и в корне изменило жизнь всей семьи. Это был переход в другое, низшее, по тем временам, сословие - духовное. Его жена, происходившая из знатного аристократического рода, становилась попадьей, а дети лишались дворянства.
Нина Васильевна рассказала, что супруга Леонида Михайловича Наталия Николаевна умерла рано, от дифтерита. Это произошло в Дивееве, где она и похоронена. но могила не известна, так как старинное кладбище не сохранилось. На его месте сейчас футбольное поле. По мнению поэтессы, «это больно и плохо, это наш позор». Нина Васильевна предложила установить поклонный крест в память о смиренной супруге владыки Серафима. Со своей стороны Нина Карташева обязуется найти средства на изготовление креста и доставить его из Москвы. А к дивеевской общественности поэтесса обратилась с просьбой убедить власти выделить место для его установки.
После смерти жены Леонид Чичагов принял монашество, стал епископом, а в 1928 году - митрополитом Ленинградским. Свою жизнь завершил на Бутовском полигоне. К месту расстрела его, восьмидесятиоднолетнего старца, больного и немощного, солдаты несли на носилках. Похоронен в одном из рвов полигона, в братской могиле. Прославлен в лике святых Русской Православной Церковью в 1997 году. Известно, что пссле того, как владыка написал летопись Серафимо-Дивеевского монастыря и житие преподобного старца, святой явился ему и сказал: «Чего хочешь, проси у меня, все тебе будет». И владыка ответил: «Хочу одного, батюшка, - быть с Вами!» Несмоненно, что сегодня два святых Серафима рядом.
Прозвучали вокальные произведения священномученика Серафима Чичагова: «Зачем сомненье в любви Святой?», «Скорбная повесть», «О солнце, засвети мне огонек…», «Тайна», «Душа изнемогла». Стихи и музыку владыка писал для себя, но они стали и его проповедью. Владыка собирал паству, вел беседы. Внучка, игумения Серафима, с волнением и благодарностью до самой старости вспоминала, как девочкой бывала на даче дедушки возле станции Удельная. Вечерами дед садился за фисгармонию и сочинял духовную музыку. Слушая, она проникалась ощущением благодати, исходившей от него. По мнению знавших игуменью Серафиму людей, в том числе и Нины Карташевой, матушка и сама была полна благодати. У нее были чудные манеры, простые и изящные. Она была аристократкой не только по происхождению, а настоящей аристократкой духа. «Таких людей сегодня нет, - говорит Нина Васильевна, - это были люди старой дворянской культуры. Я и бабушку свою вспоминаю. Мы уже не такие, как они, к сожалению. Мы подверглись террору среды. Дай Бог нам всем с вами прожить такую жизнь как матушка Серафима Чичагова и священномученик Серафим Чичагов».
Ноты владыки промыслом Божиим попали к Галине Митрофановой, которая живет в Подмосковье, неподалеку от Удельной. Расшифровав рукописи священномученика Серафима, она стала первой исполнительницей его произведений, а сегодня их уже немало.
Мы прикоснулись с вами к духовному миру святого человека, к его святыне. Художник, врач, военный ученый, историк… Удивительный человек, гений. Мы - законные наследники этой славы, русской славы. И в этом году 700-лет отцу нашем Сергию преподобному. И мы молимся ему, как своему сроднику, как игумену Земли Русской.
Пусть наша речь - смешенье языков.
И жизнь, как ненадежные хоромы.
Но если слышно звон колоколов,
То все-таки, пока еще, мы дома!
И при хоромах - храм, во век веков!
Своей земли коснусь я грешным лбом,
Коснусь устами древней чистой речи,
Напомню, как при Сергии святом
Молились люди и горели свечи.
Помолимся, пока не грянул гром.
Как низко тучи над землей идут!
Как близко снова грозное дыханье…
И к пиру тайных правящих иуд
Готовятся народы на закланье…
Литературный вечер завершился исполнением «Монолога царевны-мученицы Татьяны» на стихи Нины Карташевой и музыку композитора Сергея Симеонова, так как Нине Васильевне с детсва очень близка царская тема:
Милостью Божией я родилась в месте ссылки моих бабушек - в Верхотурье. Это святое место. Тогда - сплошные лагеря. Сегодня монастырь, где раньше была детская колония, возвращен Церкви и в нем почивают мощи святого Симеона Верхотурского. Возвращен и Покровский монастырь - в нем располагалась городская баня, и Троицкий собор, куда я ходила, как музыкальную школу. Урал - это Голгофа. И не только для Царской семьи, но и всего русского народа. Бабушка привозила меня маленькой девочкой ночью к дому инженера Ипатьева. В церковные праздники из подвала слышались церковные песнопения, а на стенах выступали пятна крови. Их закрашивали, а они проступали снова. Об этом свидетельствуют расписки о неразглашении, хранящиеся в архивах КГБ.
Прощаясь с публикой, Нина Карташева пожелала всем благодати Божией и сказала, что с радостью приедет еще и еще раз на эту святую дивеевскую землю. А узнав, что в Сарове строится храм в честь святых Царственных страстотерпцев, выразила надежду, что Литературный театр Фонда Славянской письменности и культуры сможет выступить перед саровчанами с программой, посвященной Царской семье.
Власть мирская и Любовь (к 220-летию А.С. Пушкина) «Греческое вероисповедание, отдельное ото всех прочих, даёт нам особенный национальный характер. В России влияние духовенства столь же было благотворно, сколько пагубно в землях римско-католических…Христианское просвещение было спасено истерзанной и издыхающей Россией, а не Польшей, как ещё недавно утверждали европейские журналы; но Европа в отношении России, всегда была столь же невежественна, как и неблагодарна…Великий духовный и политический переворот нашей планеты есть христианство. В этой священной стихии исчез и обновился мир…Мы обязаны монахам нашей историей, следственно и просвещением…Россия никогда ничего не имела общего с остальною Европою…История её требует другой мысли, другой формулы. Клянусь вам моею честию, что я ни за что не согласился бы – ни переменить Родину, ни иметь другую историю, чем история наших предков, какую нам послал Бог» (Письмо Чаадаеву). Сделаем вывод: Пушкин признаёт христианство и его духовную и политическую роль в преображении мира, но в христианстве Александр Сергеевич ищет другую формулу и другую мысль, чем на западе. Это общая оценка и не более того. Но есть у Пушкина и слова, обращённые непосредственно к служителям церковного культа, гневные и обличительные: «Черкесы нас ненавидят. Мы вытеснили их из привольных пастбищ; аулы их разорены, целые племена уничтожены…Дружба мирных черкесов ненадёжна…У них убийство – простое телодвижение… Что делать с таковым народом?... Влияние роскоши может благоприятствовать их укрощению: самовар быть важным нововведением – есть средство более сильное, более нравственное, более сообразное с просвещением нашего века: проповедание Евангелия. Кавказ ожидает христианских миссионеров. Но легче для нашей лености в замену слова живаго выливать мёртвые буквы и посылать немые книги людям, не знающим грамоты». Это то, что было пропущено цензурой, а до этого были такие слова: «…Разве истина дана для того, чтобы скрывать её под спудом? Так ли исполняем долг христианина? Кто из нас, муж веры и смирения, уподобился святым старцам, скитающимся по пустыням Африки, Азии и Америки, в рубищах, часто без обуви, крова и пищи, но оживлённых теплом усердия?... Мы умеем спокойно в великолепных храмах блестеть велеречием…». Интересно и то, что слова эти из «Путешествия в Арзерум» не посмели напечатать в «Золотом томе» А.С.Пушкина и в 1993 году?! Но есть к счастию, сохранилось в копии, одно из самых последних стихотворений, написанное 5 июля 1836 года на последнем 37 году жизни поэта с "непонятым" до сего времени названием «Мирская власть»: «Когда великое свершалось торжество И в муках на Кресте кончалось Божество, Тогда по сторонам Животворяща Древа Мария-грешница и Пресвятая Дева Стояли, бледные, две слабые жены, В неизмеримую печаль погружены. Но у подножия теперь Креста Честнаго, Как будто у крыльца правителя градскаго, Мы зрим поставленных на место жён святых В ружье и кивере двух грозных часовых. К чему, скажите мне, хранительная стража? – Или Распятие казённая поклажа, И вы боитеся воров или мышей? – Иль мните важности придать Царю царей? Иль покровительством спасаете могучим Владыку, тернием венчанного колючим, Христа, предавшего послушно плоть свою Бичам мучителей, гвоздям и копию? Иль опасаетесь, чтоб чернь не оскорбила Того, чья казнь весь род Адамов искупила, И, чтоб не потеснить гуляющих господ, Пускать не велено сюда простой народ?» Стихотворение это подводит итог противостояния великого поэта царской и так называемой духовной власти, которые обе он определяет яко «мирскую власть». Согласно определениям А.С.Пушкина, «гуляющие» по жизни «господа», чтобы их не «потеснили», воспользовались кощунственно Святым Крестом, употребив Его как «казённую поклажу», «спасаемую» «хранительной стражей», которая «придаёт важности» их беззаконной власти. Церковный храм «у подножия Креста Честнаго» «теперь» превращён в «крыльцо правителя градскаго», куда «не велено пускать простой народ». Из сего откровения Пушкина недвусмысленно следует, что не на что надеяться простому праведному русскому человеку. Попраны «Путь, и Истина, и Жизнь», для народа закрыты Врата, ведущие как в духовную, так и в мирскую жизнь. Древнее величие искренней веры попрано. Нелицемерное исповедание её стало невозможным без «покровительства могучего» безбожного государства, без нелепой охраны вероисповедания, ставшего государственным и социальным. «Владыка, тернием венчанный колючим», «предавший послушно плоть свою бичам мучителей, гвоздям и копию» заменён у «господского крыльца» «теперь» «грозными часовыми в ружье и кивере», стоящими «на месте жён святых»! Да, здесь обличена до конца и церковь, «опасающаяся» «оскорбления черни» и государственная власть, мнящая весь мир своей «казённой поклажей» и сущая лишь для того, чтобы никто не смог потеснить власть имущих. И та, и другая, и т.н. духовная и социальная власть имеют одну и туже охранительную тенденцию. «Пускать не велено» как за алтарь храма, где происходит священнодействие, так и на крыльцо городского правителя. По сути дела между церковью и государством не стало разницы. Се есть двуединая беззаконная «мирская власть» и от земной Справедливости и Бога она бесконечно далека. Как можно убедиться из этого откровения, русский гений был, в отличие от священников весьма далёк от знаменитой расхожей формулы апостола Павла: «Всякая власть от Бога», более того Заповеди Любви и Свободы были для него абсолютными, также как и Заповедь Жертвы за свой народ на Алтаре Отечества. И то, что Александр Сергеевич высказавшись до конца на 37 году жизни в этом же году и погиб не есть простое недоразумение, потому как есть вопросы, которые никому без разрешения тайной беззаконной власти не позволено трогать. Верно потому и обмолвился в 1836 году поэт в письме к жене: «Брюллов сейчас от меня едет в Петербург, скрепя сердце: боится климата и неволи. Я стараюсь его утешить и ободрить; а между тем у меня самого душа в пятки уходит, как вспомню, что я журналист. Будучи ещё порядочным человеком, я получал уж полицейские выговоры, и мне говорили: Vous avez trompe, и тому подобное. Что же теперь со мною будет?» А в письме к Д.В.Давыдову в сентябре 1836 года поэт пишет: «Не знаю, чем провинились русские писатели, которые не только смирны и безответны, но даже сами от себя следуют духу правительства; но знаю, что никогда не бывали они притеснены, как нынче, даже и в последнее пятилетие царствования императора Александра, когда вся литература сделалась рукописною…». Как видим, Александр Сергеевич прекрасно понимал опасность своего положения, но его высочайшая нравственность и искренняя жертвенная, гордая своим родовым достоинством, Вера не позволяли ему молчать пред беззаконием. В написанном за день до дуэли письме графу К.Ф. Толю поэт пишет об этом. Пушкин пишет, что «внимание графа к его первому историческому опыту вознаградило его за равнодушие публики и критиков»… Пишет о заслугах Михельсона, «затемнённых клеветою», о том, что «нельзя без негодования видеть, что должен был он претерпеть от зависти или неспособности своих сверстников и начальников.»… «Как ни сильно предубеждение невежества, как ни жадно приемлется клевета, но одно Слово Правды…их уничтожает. Гений с одного взгляда открывает Истину, а Истина сильнее царя, говорит священное писание». Вера Пушкина – есть Вера гения, есть Вера Истинная, в отличие от клеветы социальной обрядовой, от пресмыкающихся пред властью силы, «поставленной на место» «отцов пустынников и непорочных жён», - таков последний и окончательный итог жизни великого поэта. Поп - толоконный лоб. О чтении этой сказки Пушкиным писала А.О.Смирнова-Россет: «Иногда читал нам отрывки своих сказок и очень серьёзно спрашивал нашего мнения. Он восхищался заглавием одной: «Поп – толоконный лоб и служитель его Балда». «Это так дома можно, - говорил он, - а ведь цензура не пропустит». Очень жаль что и по сей день непонятно уж чья именно цензура не разрешает оскорблять «попа», не желая допускать в названии сказки рифму с «толоконным лбом» и заменяет имеющее скрытое сакральное значение слово «служитель» (апостол по-гречески?) на неопределённое «работник»: «…..Нужен мне работник, Повар, конюх и плотник. А где найти мне такого Служителя не слишком дорогого?» Если в «Тазите» Пушкин с увлечением описывал обычаи и жизнь горцев, их смелость, удаль и отвагу, то в сравнении с его недавними пробами пера как же жалко и отчётливо в своём отвержении от народа и естества смотрится теперь "поп – толоконный лоб", - существо, бес-смысленно "молитвенно" стучащее башкой об пол, толочащее воду в ступе, не умеющее ни лошадь запрячь, ни печку затопить, ни яичко испечь, ни дитя нянчить – нечто совершенно бесполезное, но при том имеющее желание жить краше других и иметь ближних своих в услужении, вместо того, чтобы самому служить им праведно. В этом ведь и вся загвоздка. Апостол призван Сыном Божиим служить людям, а поп искренне считает, что его за его «сверхдолжные» заслуги и за его особенную веру обязаны лелеять и холить. Служитель Святыни превратился у нас в Священнослужителя – в "батюшку" - отца родного, а мы как бы и не замечаем, что почитанием т.н. «отца духовного» оскорбляем данного нам по Роду и семени родного своего отца. Служитель Святыни призван Богом воинствовать с нечистой силой, противостать злу и лжи, но вместо этого поп из сказки «Поп – толоконный лоб и служитель его Балда» препоручает сие Святое и нелёгкое Дело своему служителю, то бишь, вместо того, чтобы обучать ближних Служению Богу, заставляет служить самому себе, а между тем как раз именно он призван Богом оберегать своего работника от нечистых влияний. И вот служитель попа Балда обращается при помощи своих нехитрых знаний о внешнем мире и конечно же без молитв и мистических ритуальных «проделок» (А.С.Пушкин) к тварному миру Божьему: морю, зайцу, туче небесной, кобыле и побеждает бесов при помощи естества и своего мирского человеческого ума, ибо укоренён в земном и реальном. И тут приходит попу за его желание жить на чужой счёт скорая расплата, приходится подставлять лоб, то есть то самое в попе место, которым он бахвалился перед ближними: «С первого щелка Прыгнул поп до потолка…» и это нам напоминает о Сионской горнице, в которой «страха ради иудейска» спрятались апостолы, и где «с потолка», яко Deus ex machine явился Сын Божий, Иисус Христос. «Со второго щелка Лишился поп языка…», то есть была наказана ложь и лесть так называемых «христианских проповедей», оторванных от жизни и непосредственных задач и дела на земле своего народа. «А с третьего щелка Вышибло ум у старика…», то есть всем стало очевидно извращение противоестественного поповского ума, призывающего к Богу обратиться нечестивых. Тут вспомним Пушкина: Спокойно возвещай Коран, не понуждая нечестивых, в отличие от Псалма 50: «Нучу беззаконныя Путям Твоим, и нечестивые к Тебе обратятся». «А Балда приговаривал с укоризной: Не гонялся бы ты, поп, за дешевизной», то есть жил бы как все ближние твои, не отлынивал от личных забот и работы, от судьбы, от Общего Дела твоего Рода на земле предков. Не представлялся бы знающим Нечто такое, о чём простые люди даже догадываться не смеют и не могут, но, и это главное, не способствовал бы своей лукавой лживой «верой», а точнее безвольным безверием во Святые Силы Небесные, в которые верили Балда и Пушкин, утверждению на Родовой земле принципа обывательской пользы, денег, ссудного процента, мирской выгоды – словом «всякой» власти от хозяина века сего, - от господа библейского.
19 октября 1939 года, 70 лет назад родился Вячеслав Михайлович КЛЫКОВ, выдающийся русский скульптор, народный художник России
Древняя красота Херсонеса. Купол неба как будто распахнут внутрь и льёт росистую, свежую лазурь прямо в душу. Чёрное море когда-то называлось Русским. Здесь, в Корсуни, крестился Владимир, Великий князь Святой Руси. Руси, конечно, а не Украины, ибо и Украина - это Русь. Как утверждение этого, неколебимо стоит здесь памятник князю-крестителю, глядя в синий простор уверенно и смело. Автор памятника узнаваем сразу - Вячеслав Клыков. Узнаваем не только по художественной манере, но и по державному, православному духу. И я, поклонившись князю, чувствую здесь живое присутствие Вячеслава Михайловича. Так же и в Иркутске, где адмирал А. В. Колчак изваян Клыковым как завещание прекратить всякую гражданскую войну, видимую и невидимую. Нет белых и красных. Есть русские. И в Муроме стоит созданный Клыковым в бронзе грозный святой Илья-богатырь - народная сила и мощь. Памятники Шукшину, Святославу Храброму, Серафиму Саровскому, Надежде Плевицкой, Царю-Страстотерпцу Николаю II, княгине Ольге, П. А, Столыпину - тоже он создал. К ним, в иной м!р, отошёл в 2006 году наш великий современник В.М.Клыков. Острая боль утраты в нас постепенно утихла и сменилась чувством неумирающим и вечным...
Да, нет с нами человека, друга и соратника, уже не услышим его меткого, весёлого словца, никто не соберёт нас в дружеской поездке, никто так отважно, во весь голос не назовёт врага России по имени, никто так не поможет в трудный житейский момент. По-человечески - мы осиротели. Но духовное, творческое поле Клыкова обрело более сильное притяжение. Стало классикой. Стало народным. В народе уже ходят легенды о Клыкове. На его родине, в Мармыжах, - Клыковский музей. В Курске - проспект имени Клыкова и памятник ему... И песни поют о Клыкове. Он заслужил. Его любили. Он имел слабости и ошибался по-человечески. Не ошибается тот, кто ничего не делает. Но в жизни духа он был абсолютно точен и верен: Бог, русский народ, Россия, русский Царь. За это мы все его любили даже тогда, когда иногда ссорились с ним. И он любил нас. А ведь это самое главное, это то, чем оскудело ныне Отечество, отчего все беды и унижения наши перед чужими. Русские почти перестали любить друг друга. Равнодушие, стяжательство, зависть. Сытый голодного не разумеет. Слова не имеют цены, потому что за словами нет поступка.
Клыков был щедр, потому что был одарён от Бога! Он мог оценить талант другого человека, понять его, искренне восхититься. Его хватало на всё: Международный фонд славянской письменности и культуры, Земский собор, Союз русского народа, казачество. И везде он - лидер, вождь, ратник и работник.
Зайдите в дом Славянского фонда в Черниговском переулке Замоскворечья - здесь всё «дышит» Клыковым. Вот старый дуб во дворе, на постаменте для грунта, с копией памятника прп. Сергию Радонежскому, барельефы на стенах особняка: прп. Серафим Саровский, свв. равноапостольные Кирилл и Мефо-дий, св. Царевич Алексий, св. Вел. кн. Елисавета. Бюсты Бунина, Столыпина, Государя Николая Александровича. А на третьем этаже - огромный бюст самого Вячеслава Клыкова работы его ученика и сына Клыкова-младшего, Андрея.
Проводят здесь вечера и концерты русской духовности и культуры, выставки художников, лекции и собрания. Жизнь продолжается. Что-то у нас получается по-клыковски, что-то не удаётся. Союз русского народа, увы, в расколе. Монархическое движение если и движется, то вяло и неинтересно. И это только оттого, что не хватает русским любви друг к другу. Этим умело пользуются враги России и враги Божии. В них нет недостатка. Они едины в ненависти, мы же разобщены в нелюбви, у нас нет даже снисходительности друг к другу в малом и принципиальности в большом деле. Души измельчали, пафос, благородные порывы непонятны стали и смешны...
А жизнь коротка. Уходят соратники. Умер кинодокументалист Н. Ф. Ряполов, снявший талантливые фильмы о Клыкове, Свиридове, Плевицкой. Человек он был простой и скромный, любивший Вячеслава Михайловича. Царство ему Небесное. Умер в этом году, в «Царский день», 17 июля, огненный нижегородец, соратник Клыкова по Союзу русского народа, патриот В. Ф. Калентьев - в 60 лет, в возрасте мудрого мужества, он уже в ином мiре. И каждого из нас не минует смерть. Все мы предстанем пред Богом.
Чем оправдаемся? Ведь можно написать 20 книг или художественных полотен, воздвигнуть сотни монументов, снять десятки фильмов, но если нет в них любви к Отечеству, к своему народу, к своему ближнему - принесут они только ядовитые плоды неверия и холодного эгоизма. Это как гроб покрашенный красиво, но в нём труп. Если же есть любовь в творчестве или в любой работе, в бытии - она рождает героев, на коих стояла Святая Русь и Великая Россия. И только в этом может состояться душа человека для Жизни Вечной. Заповедь дана нам Господом: «Да любите друг друга». Клыков её исполнил.
А что же мы, оставшиеся на земле? Как между собой живём? Помогаем ли друг другу? Утешаем ли? Или хорошо говорим только о тех, кого уже нет на этом свете, а остальных осуждаем? Великие все мы критики, а сами-то что сделали хорошего? Это я к тому, что «великие критики», которые раньше и о Клыкове говорили плохо, теперь о нём как бы сожалеют, говорят, что-де без Клыкова в Славянском фонде стало всё не так - и выставки не те, и артисты не те, и зрители не эти...
Полно «шипеть и окислять», потому что это неправда! Во-первых, мы всегда с Клыковым. Во-вторых, мы работаем, и в-третьих, любовь народа к нашему Славянскому фонду не охладевает, и она взаимна. Это память о Вячеславе Михайловиче.
И не только у нас в Москве. На Прохоровском поле, поле славы России, стоит величественный монумент нашей Победе. И вот теперь рядом памятник его автору, В.М.Клыкову, поставлен трудами и заботами губернатора Евгения Степановича Савченко. На Белгородчине умеют хранить память о русской славе. И о достойном сыне русского народа Клыкове.
При Курском государственном университете есть церковь Свв. равноапостольных Мефодия и Кирилла, её спроектировал и помог построить В. М. Клыков. Студенты там приобщаются к вечности и знают великого скульптора как классика русского искусства. В Белгороде даже есть спортивные соревнования по кикбоксингу на Кубок кн. Святослава, посвящённые В.М.Клыкову. Он был великолепным спортсменом.
Память о В.М.Клыкове хранима и увековечена друзьями, соратниками и особенно его земляками-курянами. В Курске замечательный губернатор, патриот и труженик. И духовная власть в этом городе исполняет заповедь Христа о любви не на словах, а на деле. Ведь святые старцы говорили, что без любви власть - это насилие, а творчество без любви вырождается в беснование.
Теперь мы все воочию видим, какой подвиг любви к Богу и Родине совершил Клыков, какую прекрасную, хоть и трудную жизнь он прожил. Прямой, открытый, честный, не терпевший двуличия и трусости. 19 октября 2009 года ему бы исполнилось 70 лет. Мог бы ещё жить. Но он выполнил в этой земной жизни всё. Он состоялся для Вечности и стал славой России, как Пушкин, Нестеров, Свиридов.
А напоследок, чтобы было вам ближе к сердцу воспоминание, я, листая свои дневники, выберу маленькую зарисовку из обыденной жизни. 90-е годы. Славянский центр. Я сижу и читаю в газете статью о лжецарских останках.
- Нина, что ты читаешь?
- Да вот, Вячеслав Михайлович, Радзинский. Пишет...
- Нина, прочитай лучше вслух «Да воскреснет Бог»! - И я вслух читаю (и теперь тоже!) эту молитву.
Нина Васильевна КАРТАШОВА
