Значение Гончарова в русской литературе. Особенности его таланта

💖 Нравится? Поделись с друзьями ссылкой

Родился 6 (18 – по новому стилю) июня 1812 года в Симбирске, в купеческой семье. В возрасте семи лет Иван потерял отца. Воспитывать детей матери-одиночке помогал крестный, моряк в отставке, Николай Николаевич Трегубов. Он фактически заменил Гончарову родного отца и дал ему первое образование. Далее будущий писатель обучался в частном пансионе недалеко от дома. Затем в возрасте десяти лет по настоянию матери уехал учиться в Москву в коммерческое училище, где провел восемь лет. Учеба давалась ему сложно и была неинтересна. В 1831 году Гончаров поступил в Московский университет на факультет словесности, который спустя три года успешно закончил.

После возвращения в родные края, Гончаров служил секретарем губернатора. Служба была скучной и малоинтересной, поэтому продлилась всего год. Гончаров отправился в Петербург, где устроился в министерство финансов переводчиком и работал до 1852 года.

Творческий путь

Важный факт биографии Гончарова – он увлекался чтением с раннего возраста. Уже в 15 лет он прочел многие произведения Карамзина , Пушкина , Державина , Хераскова, Озёрова и многих других. С самого детства у него проявился талант к сочинительству и интерес к гуманитарным наукам.

Свои первые произведения – «Лихая болесть»(1838) и «Счастливая ошибка»(1839) Гончаров опубликовал, взяв себе псевдоним, в журналах «Подснежник» и «Лунные ночи».

Расцвет его творческого пути совпал с важным этапом в развитии русской литературы. В 1846-ом году писатель знакомится с кружком Белинского, и уже в 1847 году в журнале «Современник» публикуется «Обыкновенная история», а в 1848 – рассказ «Иван Савич Поджабрин», написанный им шесть лет назад.

В течении двух с половиной лет Гончаров был в кругосветном путешествии(1852-1855), где написал цикл путевых очерков «Фрегат Паллада». По возвращении в Петербург, опубликовал сначала первые очерки о путешествии, а в 1858 году вышла полноценная книга, которая стала значительным литературным событием 19 века.

Его самое главное произведение, знаменитый роман «Обломов» , выходит в свет в 1859 году. Этот роман принес автору славу и популярность. Гончаров приступает к написанию нового произведения – роману “Обрыв”.

Сменив несколько мест работы, в 1867 году он выходит на пенсию.

Иван Александрович возобновляет работу над романом «Обрыв», над которым трудился долгих 20 лет. Автору порой казалось, что не хватит сил его закончить. Однако в 1869 году Гончаров завершил третью часть романа-трилогии, в которую вошли также «Обыкновенная история» и «Обломов».

Произведение отражало периоды развития России – эпохи крепостного права, которая постепенно угасала.

Последние годы жизни

После романа “Обрыв” писатель часто впадал в депрессию, писал немного, в основном этюды в области критики. Гончаров был одинок, часто болел. Однажды простудившись, он заболел воспалением легких, из-за чего умер 15 (27) сентября 1891 года, в возрасте 79 лет.

Лекция 7 ТВОРЧЕСТВО И.А. ГОНЧАРОВА. ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА. РОМАН «ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ»

В русскую и мировую литературу Иван Александрович Гончаров (1812-1891) вошел одним из крупнейших создателей художественного («артистического») романа. Он - автор трех знаменитых романов - «Обыкновенная история» (1847), «Обломов» (1859) и «Обрыв» (1869). И - книги «Фрегат “Палла- да”» (отд. изд. в 1858 году), описывающей кругосветное плавание, совершенное Гончаровым в 1852-1855 годах на военном русском корабле «Паллада». Не имеющая аналогов в мировой литературе путешествий, она может быть правильно понята лишь в жанровом контексте романной «трилогии» писателя как в свою очередь роман - в данном случае «географический» (М. Бахтин).

Творчество Гончарова, в котором начальные опыты (повести «Лихая болесть», «Счастливая ошибка», очерк «Иван Савич Под- жабрин») готовят его роман, а произведения поздние (очерки «На родине», «Слуги старого века», «Литературный вечер») тематически и проблемно к нему примыкают, вообще романоцентрично, что объясняется двумя причинами.

Во-первых, здесь сказалось гончаровское понимание современной ему действительности и «современного человека». Гончаров разделял восходящее к Гегелю положение В. Белинского о том, что в европейской истории нового времени «проза жизни глубоко проникла самую поэзию жизни». И согласился бы с наблюдением немецкого философа, что прежняя «эпоха героев» сменилась «прозаическим состоянием» человеческого бытия и самого человека. Ведь признавая эту перемену, автор «Обыкновенной истории» лишь в терминах своего поколения фиксировал ту объективную атомизацию человека и общества, которой в России 1840-х годов сопровождался подспудно нарастающий кризис феодально-патриархальной общественности и сословного индивида. «Положительно <...> время сильных <...> гениев прошло...», - утверждает в одном из писем 1847 года к Полине Виардо и Тургенев, добавляя в другом послании к ней же: «...В критическое и переходное время, которое мы переживаем, <...> жизнь распылилась ; теперь уже не существует мощного всеохватывающего движения...» (курсив мой. - В.Н.).

Факт дегероизации современной действительности и нынешнего человека Гончаров многократно зафиксирует на страницах «Фрегата “Паллада”» - при этом в картинах не только буржуазномеркантильной Англии, где все подвержено интересам торговли и наживы и всюду царит дух эгоизма и человеческой специализации, но и в изображении еще недавно загадочной Африки, таинственной Малазии, почти неведомой европейцам Японии. И там, пусть меньше, чем в капиталистической Европе, все постепенно, но неуклонно, говорит писатель, «подходит под какой-то прозаический уровень». Набросает здесь Гончаров и силуэт «современного героя» - вездесущего английского купца, в смокинге и белоснежной сорочке, с тростью в руке и сигарой в зубах наблюдающего за отгрузкой колониальных товаров в портах Африки, Сингапура или восточного Китая.

Вслед за прозаизацией действительности, считает Гончаров, «изменила свою священную красоту» и поэзия (литература, искусство) нового времени. Главным литературным жанром вместо героических эпопей, трагедий и од древности и эпохи классицизма, а также возвышенных поэм романтизма явился роман как форма, наиболее отвечающая современной личности в ее отношениях с нынешним обществом, следовательно, и более других способная «охватывать жизнь и отражать человека»

Роман, говорит, развивая соответствующее мнение Белинского, Гончаров, сверх того - жанр с синтетической возможностью вбирать в себя отдельные лирические, драматические и даже дидактические компоненты. Он же полнее всего удовлетворяет и условиям художественности, как ее, опять-таки в согласии с аналогичным кодексом Белинского, понимал творен «Обломова». А она, кроме образной природы поэтической «идеи» (пафоса), типизации и психологизации характеров и ситуаций, авторского юиора, оттеняющего комическую сторону каждого изображенного лица и его жизненной позиции, предполагала объективность творца, охват им действительности в наивозможной целостности и со всеми ее определениями , наконец - присутствие в произведении поэзии («романы без поэзии - не произведения искусства»), т.е. общечеловеческого ценностного начала (уровня, элемента), гарантирующего ему непреходящий интерес и значение. Этому интересу в романе способствует и то обстоятельство, что в его рамки «укладываются большие эпизоды жизни, иногда целая жизнь, в которой, как в большой картине, всякий читатель найдет что-нибудь близкое и знакомое ему».

Названные качества романа позволяют ему наиболее эффективно исполнять «серьезную задачу», лежащую на искусстве, - без нравоучений и морализаций (ибо «романист - не моралист») «довершать воспитание и совершенствование человека», представляя ему нельстивое зеркало его слабостей, ошибок, заблуждений, а заодно и тот путь, на котором он сможет от них уберечься. В первую очередь пмс&тълю-романисту по силам выявить и убедительно воплотить и те духовно-нравственные и социальные основы, на которых могли бы сложиться новый, гармонический, человек и такое же общество.

Все эти преимущества, признаваемые Гончаровым за романом, стали второй причиной осознанной романоцентричности его творчества.

В рамках его значительное место, впрочем, занял и очерк , монографический, как «Иван Савич Поджабрин», «Поездка по Волге», «Май месяц в Петербурге», «Литературный вечер», или в составе очерковых циклов «В университете», «На родине», «Слуги старого века».

Основной предмет изображения в гончаровском очерке - «внешние условия жизни», т.е. быт и нравы традиционной, большей частью провинциальной России с характерными для нее фигурами административных или «артистических» обломовцев, мелких чиновников, старорежимных слуг и т.д. В отдельных очерках Гончарова заметна связь с приемами очеркистов «натуральной школы». Таков в особенности очерк «Май месяц в Петербурге», в «физиологической» манере воспроизводящий обычный день обитателей одного из больших столичных домов. Не столько типизация, сколько классификация персонажей в «Слугах старого века» (по какому-то групповому признаку - например, «пьющих» или «непьющих») сближает их с лицами таких очерков «Физиологии Петербурга», как «Петербургские шарманщики» Д. Григоровича или «Петербургский дворник» В. Даля.

Известная связь с литературными приемами очеркистов-«фи- зиологов» 1840-х годов есть и в ряде второстепенных лиц из гончаровских романов. Стереотипные портреты россиян, запечатленные в «Наших, списанных с натуры русскими» (1841 -1842), могли бы пополнить герой нескончаемой помещичьей тяжбы Василий Заезжалов и сентиментальная старая дева, Марья Горбатова , «до гроба» верная возлюбленному своей юности («Обыкновенная история»), визитеры Ильи Ильича в первой части «Обломова», безликий петербургский чиновник Иван Иванович Ляпов (как все, от «а» - до «я») или его велеречивый провинциальный собрат «из семинаристов» Опенкин («Обрыв») и подобные им фигуры, не превышающие в своем человеческом содержании сословную или кастовую среду, к которой принадлежат.

В целом Готаров-художник, однако, как и Тургенев, - не столько наследник, сколько принципиальный оппонент очерково-физиологической характерологии, фактически подменявшей изображаемого человека его сословным или бюрократическим положением, званием, чином и мундиром и лишавшей его самобытности и свободной воли.

Косвенно свое отношение к очерково-«физиологической» трактовке современника Гончаров выразит устами Ильи Ильича Обломова в его разговоре с модным литератором Пенкиным (намек на неумение этого «писателя» видеть людей и жизнь глубже их поверхности). «Нам нужна одна голая физиология общества ; не до песен нам теперь», - декларирует свою позицию Пенкин, умиляясь той точности, с какой очеркисты-бытописатели копируют «купца ли, чиновника, офицера, будочника» - «точно живьем и отпечатают». На что Илья Ильич, «вдруг воспламенившись», заявляет с «пылающими глазами»: «А жизни-то и нет ни в чем: нет понимания ее и сочувствия... <...>Человека , человека давайте мне! <...> Любите его, помните в нем самого себя и обращайтесь с ним, как с собой, - тогда я стану вас читать и склоню перед вами голову...» (курсив мой. - В.Н.).

«Одна подвижная сторона внешних условий жизни, так называемые нравоописательные, бытовые очерки, - писал позднее сам Гончаров, - никогда не произведут глубокого впечатления на читателя, если они не затрагивают вместе и самого человека, его психологической стороны. Я не претендую на то, что исполнил эту высшую задачу искусства, но сознаюсь, что она прежде всего входила в мои виды».

Художественная задача, поставленная перед собой Гончаровым, - увидеть под социально-бытовой оболочкой современника «самого человека» и создать на основе тех или иных жизненных наблюдений характеры с общезначимым психологическим содержанием - тем более усложнялась, что творец «Обыкновенной истории», «Обломова» и «Обрыва», как правило, строит их на весьма обычных сюжетах. Заметьте: ни один из героев его романной «трилогии» не стреляется, как Онегин, Печорин или даже тургеневский «плебей» Базаров, на дуэли, не участвует, как Андрей Болконский, в исторических сражениях и в написании российских законов, не совершает, как Родион Раскольников, преступлений против морали (принципа «не убий!»), нс готовит, как «новые люди» Чернышевского, крестьянскую революцию. Не использует Гончаров в целях художественного раскрытия своих персонажей онтологическую и выразительно-драматичную по самой ее природе ситуацию смерти или умирания героя, столь нередкие в романах Тургенева (вспомним смерть на парижских баррикадах Рудина, в Венеции - Дмитрия Инсарова, умирание Евгения Базарова, самоубийство Алексея Нежданова), в произведениях Л. Толстого (смерти матери Николеньки Иртеньева в «Детстве»; старого графа Безухова, Пети Ростова, князя Андрея Болконского в «Войне и мире»; Николая Левина и Анны Карениной в «Анне Карениной») и Ф. Достоевского (смерть-убийство старухи-процентщицы и ее сестры Лизаветы, смерть чиновника Мармеладова и его супруги Катерины Ивановны в «Преступлении и наказании» и множество смертей в романах последующих).

Во всех этих и подобных им случаях сцены смерти-умирания кладут на того или иного героя последние и решающие штрихи, окончательно оттеняющие его человеческую сущность и самую судьбу.

А у Гончарова? В «Обыкновенной истории» умирает в преклонном возрасте только мать героя, о чем сообщено всего двумя словами: «она умерла». В «Обломове» рано уходит из жизни сам заглавный герой, однако умирание его не изображается, и только спустя три года после самого события читателю сообщено, что смерть Ильи Ильича была подобна усыплению навек: «Однажды утром Агафья Матвеевна принесла, было, ему по обыкновению кофе и - застала его так же кротко покоящимся на одре смерти, как на ложе сна, только голова немного сдвинулась с подушки да рука судорожно прижата была к сердцу, где, по-видимому, сосредоточилась и остановилась кровь». В «Обрыве» вообще все действующие лица до конца произведения живы.

Из ярких и драматичных проявлений человека в романной «трилогии» Гончарова детально и виртуозно живописуется только любовь («отношения обоих полов между собою»); в остальном жизнь ее героев складывается, как подчеркивал сам писатель, из «простых, несложных событий», не выходящих за пределы повседневно-бытовых.

Творца «Обломова», однако, отнюдь не радовало, когда отдельные критики и исследователи (В.П. Боткин, позднее - С.А. Венгеров), отмечая необыкновенную изобразительность его «портретов, пейзажей <...> живых копий с нравов», называли его на этом основании «первоклассным жанристом» в духе малых фламандцев или русского живописца П.А. Федотова, автора «Свежего кавалера», «Сватовства майора» и подобных полотен. «За что же тут хвалить? - отвечал на это писатель. - Разве так трудно вообще для таланта, если он есть, нагромоздить в кучу лица провинциальных старух, учителей, женщин, девиц, дворовых людей и т.п.?»

Своей подлинной заслугой в русской и мировой литературе Гончаров считал не создание характеров и ситуаций, по его выражению, «местных» и «частных» (т.е. всего лишь социально-бытового уровня и сугубо российских) - это было только начальной частью его творческого процесса, - а последующее углубление их до смысла и значения общенациональных и всечеловеческих. Решение этой творческой задачи идет у Гончарова по нескольким направлениям.

Ей служит собственно гончаровская теория художественного обобщения - типизации. Писатель, считал Гончаров, не может и не должен типизировать действительность новую, только что народившуюся, так как, пребывая в процессе брожения, она исполнена элементов и тенденций случайных, переменчивых и внешних, заслоняющих собою ее основополагающие основы. Романисту следует выждать, когда эта молодая действительность (жизнь) должным образом отстоится-отольется в многократно повторяющиеся лица, страсти, коллизии уже устойчивых видов и свойств.

Процесс подобного «отстаивания» текущей и зыбкой, а потому трудноуловимой действительности Гончаров в своей художественной практике совершал, конечно, самостоятельно - силой творческого воображения. Однако и выявление в российской жизни прежде всего тех прообразов (прототипов), тенденций и конфликтов, которые «всегда будут волновать людей и никогда не устареют», и их художественное обобщение затягивали работу Гончарова над его романами на десять (в случае с «Обломовым») и даже (в случае с «Обрывом») на двадцать лет. Зато в итоге «местные» и «частные» характеры (конфликты) преображались в те «коренные общечеловеческие», какими станут в «Обломове» его заглавный герой и Ольга Ильинская, а в «Обрыве» - художник («артистическая натура») Борис Райский, Татьяна Марковна Бережкова («Бабушка») и Вера.

Лишь в итоге долгих поисков давались Гончарову те бытовые детали, которые были способны вместить в себя уже сверхбытовой по его сути образ (характер, картину, сцену). Здесь требовался жесточайший отбор вариантов ради одного из тысячи. Один пример такого отбора - знаменитый ха,тт (а также диван, широкие туфли или праздничный пирог в Обломовке, а затем в доме Агафьи Пшеницыной) Ильи Ильича Обломова, как бы сросшийся в представлении читателей с этим героем и фиксирующий главные фазисы его эмоциональной и нравственной эволюции.

Как средство литературной характеристики деталь эта вовсе не была открытием Гончарова. Вот она в поэме И. Тургенева «Помещик» (1843), названной Белинским «физиологическим очерком в стихах»:

За чайным столиком, весной,

Под липками, часу в десятом,

Сидел помещик столбовой,

Покрытый стеганым халатом.

Он кушал молча, не спеша;

Курил, поглядывал беспечно...

И наслаждалась бесконечно Его дворянская душа.

Здесь халат - одна из стереотипных примет привольного усадебно-помещичьего быта, непосредственно-домашнего облачения провинциального русского барина. В более широкой характеристической функции халат использован в гоголевском портрете Ноздрева в сцене утренней встречи этого героя с Чичиковым. «Сам хозяин, не замедливши скоро войти, - говорит о Ноздреве повествователь «Мертвых душ», - ничего не имел у себя под халатом, кроме открытой груди, на которой росла какая-то борода. Держа в руке чубук и прихлебывая из чашки, он был очень хорош для живописца, не любящего страх господ прилизанных и завитых, подобно цирюльным вывескам, или выстриженных под гребенку». Тут халат, наброшенный Ноздревым прямо на голое тело и тем красноречиво говорящий о совершенном презрении этого «исторического» человека к каким бы то ни было приличиям, - деталь уже быта психологизированного, бросающая яркий свет на нравственную сущность ее обладателя.

А вот тот же халат в портрете Ильи Ильича Обломова: «Как шел домашний костюм Обломова к покойным чертам его и к изнеженному телу! На нем был халат из персидской материи, настоящий

восточный халат, без малейшего намека на Европу... Рукава, по неизменной азиатской моде, шли от пальцев к плечу все шире и шире. <...> Хотя халат этот и утратил свою первоначальную свежесть <...>, но все еще сохранял яркость восточной краски и прочность ткани». Из предмета утреннего облачения и психологизированного бытового атрибута обломовский халат преобразился в символ одного из коренных типов человеческого бытия - именно бытия не европейского, а азиатского, как оно понималось в середине XIX века в Европе, бытия, содержанием и целью которого явился бесконечный и неизменный покой.

Непреходящее общечеловеческое начало входило в гончаровскую «трилогию» и с каким-то онтологическим мотивом , интегрирующим бытовые в их происхождении отдельные сцены и картины в «один образ», «одно понятие» уже бытийно-яшлоло- гического смысла. Таковы мотив «тишины, неподвижности и сна», проходящий через описание всего «чудного» обломовского края и нравов обломовцев, или, напротив, мотив машины и механического существования в изображении и чиновничьего Петербурга («Обыкновенная история»), и специализированных англичан («Фрегат “Паллада”»), отчасти и образа жизни Агафьи Пшеницыной до ее любви к Обломову (вспомним сопровождающий эту женщину треск кофейной мельницы - тоже машинки).

Воплотить и акцентировать универсальную грань характеров и коллизий гончаровских романов в ее сочетании с гранью социально-бытовой помогает их контекст - архетипный (литературный и исторический), мифологический или все вместе. Вот несколько его примеров.

«Я гляжу на толпу, - говорит в разговоре с дядюшкой Петром Ивановичем Адуевым главный герой «Обыкновенной истории», - как могут глядеть только герой, поэт и возлюбленный». Имя автора этого заявления - Александр - подсказывает того героя, с кем готов сравнить себя Адуев-младший. Это - Александр Македонский (кстати, и прямо упомянутый в тексте данного романа) - знаменитый античный полководец, создавший величайшую монархию древности и уверовавший в свое божественное происхождение. Что, очевидно, созвучно Александру Адуеву, в свой черед долгое время почитающему себя человеком, вдохновленным свыше («Я думал, что в меня вложен свыше творческий дар»). Понятно, почему Македонский поставлен Адуевым-млад- шим и в один ряд с поэтом и влюбленным. Поэт, по романтической концепции, разделяемой в это время героем «Обыкновенной истории», - «небес избранник» (А. Пушкин). Сродни ему и влюбленный, ибо любовь (и дружба), по той же концепции, - также не земное, а небесное чувство, лишь сошедшее в земную юдоль или, по выражению Александра Адуева, упавшее «в земную грязь».

Активный мифологический подтекст заключен в имени дядюшки Александра - Петре Адуеве. Петр по-гречески означает камень ; Петром назвал рыбака Симона Иисус Христос, полагая, что он станет краеугольным камнем христианской церкви (веры). Своего рода камнем-держателем новой веры - именно нового «взгляда на жизнь» и жизнеповедения, свойственных не провинциальной России, а «новому порядку» Петербурга, - считает себя и Петр Иванович Адуев, желающий посвятить в эту веру и своего племянника. Апостол Петр известен и тем, что в ночь ареста Христа трижды отрекся от него. Мотив отречения звучит в изображении и Адуева-старшего. Живя в Петербурге семнадцать лет, Петр Иванович отрекся от того, что, по убеждению романиста, составляет главную ценность человеческой жизни: от любви и дружбы (их он заменил «привычкой») и от творчества.

Целый ряд сближений, аллюзий и ассоциаций с лицами фольклорными, литературными и мифологическими сопровождает образ Ильи Ильича Обломова. В числе прямо названных - Иванушка-дурачок, Галатея (из античной легенды о ваятеле Пигмалионе и созданной им скульптуре прекрасной женщины, затем богами оживленной), Илья Муромец и ветхозаветный пророк Илия, древнегреческий философ-идеалист Платон и библейские Иисус Навин, царь Балтазар (Балтазар), «старцы пустынные» (т.е. пустынники). Среди подразумеваемых - философ-киник Диоген Синопский (Диоген в бочке) и незадачливый гоголевский жених Подколесин («Женитьба»).

Общечеловеческий смысл Ольги Ильинской как положительной героини задан уже семантикой ее имени (в переводе с древнескандинавского Ольга - святая), затем упомянутой выше параллелью с Пигмалионом (в его роли Ольга выступает по отношению к апатичному Обломову), а также - с заглавной героиней оперы В. Беллини «Норма», знаменитая ария которой - Casta diva («целомудренная богиня»), исполненная Ольгой, впервые пробуждает у Ильи Ильича сердечное чувство к ней. С опорой на такие мотивы в действии названной оперы, как ветка омелы (ср. с «веткой сирени») и священная роща друидов (летняя роща войдет важным элементом и в «поэтический идеал жизни», который Обломов нарисует в начале второй части романа Андрею Штольцу), в «Обломове» будет выстроен и любовный сюжет Илья Ильич - Ольга Ильинская.

Фигура Андрея Штольца черпает обобщающий смысл в ми- фопоэтике имени героя, как в его прямом значении (Андрей по-древнегречески - мужественный), так и в намеке на апостола Андрея Первозванного - легендарного крестителя (преобразователя) и святого покровителя Руси. Возможность противоречивой оценки этого, казалось бы, безупречного человека заложена в семантике его фамилии: Штольц по-немецки означает «гордый».

К общенациональным и всечеловеческим (архетипным) характерам возводятся, благодаря разнообразному контексту, центральные персонажи романа «Обрыв». Таковы художник от природы Борис Райский, эстет-неоплатоник и вместе с тем новоявленный «энтузиаст» Чацкий (Гончаров), а также артистический вариант любвеобильного Дон Жуана; Марфенька и Вера, восходящие соответственно и к пушкинским Ольге и Татьяне Лариным, и к евангельским сестрам Лазаря - Марфе и Марии: первая накормила Иисуса Христа, став символом материальной стороны жизни, вторая - слушала его, символизируя духовную жажду. В ироническом контексте сначала с благородным разбойником Карлом Мо- ором из «Разбойников» И.Ф. Шиллера, а затем уже в прямом сближении с античными киниками (циниками), индийскими париями (отверженными, неприкасаемыми), наконец, с евангельским разбойником Вараввой и даже с ветхозаветным змием-ис- кусителем формируется образ Марка Волохова, носителя апостольского имени, но антихристианского дела.

Перечисленные и подобные им способы обобщения «частных» и «местных» в их первоначальном виде гончаровских героев и ситуаций приводили к тому, что быт в романах писателя оказывался буквально пропитан бытием, настоящее (временное) - непреходящим (вечным), внешнее - внутренним.

Этой же цели служил и контекст трех важнейших литературных архетипов, созданных западноевропейскими классиками XVI-XVIII веков. Говорим о шекспировском Гамлете, сервантесовском Дон Кихоте и гётевском Фаусте. В лекциях о творчестве Тургенева мы показывали преломление гамлетовского и донкихотского начал в героях повестей и романов автора «Дворянского гнезда». С юных лет любимым произведением Тургенева был и «Фауст» Гёте, с трагедийной любовной линией которого (Фауст - Маргарита) в известной мере перекликаются отношения главных персонажей тургеневской повести «Фауст», опубликованной, кстати сказать, в том же десятом номере «Современника» за 1856 год, что и выполненный А.Н. Струговшиковым русский перевод знаменитого творения Гёте. Определенные аллюзии на указанные сверххарактеры и их судьбы показательны и для последующей классической прозы от Н. Лескова до Л. Толстого и Ф. Достоевского.

В романной «трилогии» Гончарова два первые из них наиболее важны для понимания образов Александра Адуева, Обломова и Бориса Райского; мотив фаустовский отразится в неожиданной «тоске» Ольги Ильинской, испытанной ею в ее счастливом супружестве со Штольцем, изображенном в «крымской» (часть 4, гл. VIII) главе «Обломова». Вот важное признание писателя о замысле трех героев его романов. «Скажу вам, - писал Гончаров в 1866 г. Софье Александровне Никитенко, - <...> чего никому не говорил: с той самой минуты, когда я начал писать для печати <...>, у меня был один артистический идеал: это изображение честной, доброй, симпатичной натуры, в высшей степени идеалиста, всю жизнь борющегося, ищущего правды, встречающего ложь на каждом шагу, обманывающегося и, наконец, окончательно охлаждающегося и впадающего в апатию и бессилие - от сознания слабости своей и чужой, то есть вообще человеческой натуры. <...> Но тема эта слишком обширна <...>, и при том отрицательное (т.е. критическое; - В.Н.) направление до того охватило все общество и литературу (начиная с Белинского и Гоголя), что я поддался этому направлению и вместо серьезной человеческой фигуры стал чертить частные типы, уловляя только уродливые и смешные стороны. Не только моего, но и никакого таланта не хватило бы на это. Один Шекспир создал Гамлета - да Сервантес - Дон Кихота - и эти два гиганта поглотили в себе почти все, что есть комического и трагического в человеческой природе».

«ОБЫКНОВЕННАЯ ИСТОРИЯ»

Умение Гончарова-художника преображать «местные», «частные типы» в «коренные» национальные и всечеловеческие характеры, как «они связались с окружающей их жизнью и как последняя на них отразилась», в полной мере проявилось уже в первом «звене» его романной «трилогии».

Поясняя название произведения, Гончаров подчеркнул: под обыкновенной надо понимать не историю «несложную, незапутанную», а «так по большей части случающуюся, как написано», т.е. универсальную у возможную везде, всегда и со всяким человеком. В ее основе - извечное столкновение идеализма и практицизма как двух противоположных «взглядов на жизнь» и жизнеповедений. В романе оно «завязывается» со встречей в Петербурге приехавшего туда двадцатилетнего провинциала Александра Адуева, выпускника Московского университета и наследника деревенского поместья Грачи и его тридцатисемилетнего «дядюшки», столичного чиновника и предпринимателя Петра Ивановича Адуева. Это вместе с тем конфликт и стоящих за героями целых исторических эпох - «старорусской» (Д. Писарев) и - на нынешний западноевропейский лад, а также различных возрастов человека: молодости и зрелости.

Гончаров не берет сторону ни одного из противостоящих жиз- непониманий (эпох, возрастов), но поверяет каждое на соответствие гармонической «норме» человеческого бытия, призванной обеспечить личности целостность, цельность и творческую свободу. С этой целью позиции «племянника» и «дядюшки» сначала высвечиваются и оттеняются в романе одна другой, а затем обе поверяются реальной полнотой действительности. В результате без каких бы то ни было авторских нравоучений читатель убеждается в их полной равной односторонности.

Александр, в качестве идеалиста признающий только безусловные ценности человека, надеется обрести в Петербурге героическую дружбу в духе «баснословных» греков Ореста и Пилада, славу возвышенного (романтического) поэта и всего более «колоссальную», «вечную» любовь. Однако, испытанный отношениями с современными петербуржцами (бывшим студенческим другом, чиновникам и-сослуживцами, журнальным редактором, светскими женщинами и в особенности «дядюшкой»), все более страдает от «стычек розовых его мечтаний с действительностью» и в конечном счете терпит сокрушительное поражение и на поприще писателя, и, что для него горше всего, - в страстных «романах» с юной Наденькой Любецкой и молодой вдовой Юлией Тафаевой. В первом из них Александр слепо обожал девушку, но не сумел занять ее ум, не нашел противоядия ее женскому честолюбию и был оставлен; во втором - он сам, наскучив довлеющей лишь самой себе и взаимно ревнивой симпатией, буквально бежал от возлюбленной.

Духовно опустошенный и подавленный, он предается байроническому разочарованию в людях и мире и переживает иные негативные общечеловеческие состояния, зафиксированные отечественными и европейскими авторами: лермонтовско-печорин- скую рефлексию, полную душевную апатию с бездумным убиением времени то в обществе случайного приятеля, то как гётевский Фауст в винном погребке Ауэрбаха, среди беспечных поклонников Бахуса, наконец, - почти «совершенную одервенелость», толкнувшую Александра на пошло-донжуанскую попытку соблазнить невинную девушку, за что он расплатится «слезами стыда, бешенства на самого себя, отчаяния». И после бесплодного для его «карьеры и фортуны» восьмилетнего пребывания в столице покидает Петербург, чтобы, как евангельский блудный сын, вернуться в отчий дом - родовую усадьбу Грачи.

Так герой «Обыкновенной истории» наказан за упорное нежелание скорректировать свой идеализм прозаично-практическими требованиями и обязанностями петербургской жизни (нынешнего «века»), к чему тщетно призывал его «дядюшка» Петр Иванович.

От истинного жизнепонимания, впрочем, далек и Адуев-стар- ший, лишь в собственной характеристике во второй главе романа предстающий личностью с «поистине ренессансной широтой интересов» (Е. Красношекова). В целом этот «холодный по натуре, неспособный к великодушным движениям», хотя и «в полном смысле порядочный человек» (В. Белинский) - не положительная альтернатива Александру, а его «совершенный антипод», т.е. полярная крайность. Адуев-младший жил сердцем и воображением; Петр Иванович во всем руководствуется рассудком и «беспощадным анализом». Александр верил в свою избранность «свыше», возвышал себя над «толпой», пренебрегая упорным трудом, полагался на интуицию и талант; старший Адуев стремится быть «как все» в Петербурге, а жизненный успех основывает на «разуме, причине, опыте, повседневности». Для Адуева-младшего «не было на земле ничего святее любви»; Петр Иванович, успешно служащий в одном из министерств и владеющий с компаньонами фарфоровым заводом, смысл человеческого существования сводит к деланию дела в значении «трудиться, отличаться, богатеть».

Безраздельно предавшись «практическому направлению века», Адуев-старший засушил свою душу и обессердечил сердце, от рождения не черствое: ведь в молодости он испытал, как затем Александр, и нежную любовь, и сопровождавшие ее «искренние излияния», добывал для возлюбленной, «с опасностью для жизни и здоровья», и желтые озерные цветы. Но, достигнув зрелых лет, отринул как якобы мешающие «делу» лучшие свойства молодости:

«идеализм души и бурную жизнь сердца» (Е. Краснощекова), совершив этим, по логике романа, ничуть не меньшую, чем чуждый общественно-практическим обязанностям Александр, ошибку.

В обстановке материально роскошной, но «бесцветной и пустой жизни» душевно зачахла красавица-жена Петра Ивановича Лизавета Александровна, созданная для взаимной любви, материнского и семейного счастья, но не узнавшая их и к тридцати годам превратившаяся в утратившую волю и собственные желания человеческий автомат. В эпилоге романа одолеваем хворями, подавлен и растерян сам, дотоле уверенный в правоте своей житейской философии Адуев-старший. Жалуясь, как ранее Александр, на «коварство судьбы», задаваясь, опять же вслед за «племянником», евангельским вопросом «Что делать?», он впервые сознает, что, живя «одной головой» и «делом», он жил не полнокровной, а «деревянной» жизнью.

«Я сам погубил свою жизнь», - раскаивается Александр Адуев, догадываясь в момент прозрения о причине своих петербургских неудач. Своего рода покаяние перед собой и женой свершает в эпилоге и Петр Адуев, планируя, пожертвовав своей службой (накануне производства в тайные советники!) и продав завод, приносящий ему «до сорока тысяч чистого барыша», уехать с Лизаветой Александровной в Италию, чтобы вдвоем пожить там душою и сердцем. Читателю, увы, ясно: этот план душевного спасения- воскресения давно свыкшихся, но не любящих друг друга супругов безнадежно устарел. Однако самая готовность такого «прагматика- рационалиста» (Е. Краснощекова), как Адуев-старший, к добровольному отказу от деловой «карьеры и фортуны» на ее высшем пике становится решающим доказательством жизненной несостоятельности.

В «Обыкновенной истории» обрисована и авторская норма- истина взаимоотношения человека с современной (да и всякой иной) действительностью и индивида с людьми, хотя лишь контурно, так как положительного героя, воплотившего эту норму в своем жизнеповедении, в романе нет.

Она раскрывается в двух близких по мысли фрагментах произведения: сцене концерта немецкого музыканта, своей музыкой «рассказавшего» Александру Адуеву «всю жизнь его, горькую и обманутую», и особенно в письме героя из деревни к «тетушке» и «дядюшке», заключающее две основные части романа. В нем младший Адуев, по словам Лизаветы Александровны, наконец-то «растолковал себе жизнь», явился «прекрасен, благороден, умен».

Действительно, Александр намерен, вернувшись в Петербург, из прежнего «сумасброда <...>, мечтателя <...>, разочарованного <...>, провинциала» преобразиться в человека, «каких в Петербурге много», т.е. сделаться реалистом, не отрекаясь, однако, от лучших упований молодости: «они залог чистоты сердца, признак души благородной, расположенной к добру». Он жаждет деятельности, но не для одних чинов и материального преуспеяния, а вдохновенной «свыше предназначенной целью» духовно-нравственного совершенствования и вовсе не исключающей волнений любви, борьбы и страданий, без которых жизнь «была бы не жизнь, а сон...». Такая деятельность не разделяла бы, а органично сочетала ум с сердцем, сущее с чаемым, долг гражданина с личным счастьем, житейскую прозу с жизненной поэзией, даруя личности полноту, цельность и творческую свободу.

Кажется, Александру осталось лишь осуществить этот «образ жизни», какого бы упорства, духовных и физических усилий это ему ни стоило. Но в эпилоге романа он, ссылаясь, как прежде «дядюшка», на практический «век» («Что делать <...> - век такой. Я иду наравне с веком...»), делает своекорыстную чиновничью карьеру, а взаимной любви предпочитает богатое приданое невесты.

Столь разительная метаморфоза бывшего идеалиста, по существу переродившегося в заурядного представителя так презираемой ранее Александром «толпы», критиками и исследователями Гончарова интерпретировалась различно. В ряду недавних суждений наиболее убедительным представляется мнение В.М. Отради- на. «Приехавший во второй раз в Петербург герой, - замечает ученый, - оказался в той стадии своего развития <...>, когда на смену энтузиазму и идеализму молодости должны были прийти энтузиазм творческой личности, энтузиазм новатора в жизни... Но в герое “Обыкновенной истории” такого энтузиазма оказалось недостаточно».

В заключение несколько слов о результатах гончаровского художественного обобщения, как оно проявилось в сюжете «Обыкновенной истории». Выше констатировалась простота и несложность событий, на которых строится действие в произведениях Гончарова. Факт этот подтверждает и первый роман писателя: его герой-провинциал приезжает из родового патриархального имения в Петербург, откуда после неоправдавшихся надежд на исключительную «карьеру и фортуну» возвращается в отчий дом, там, заменив «щегольский фрак» «широким халатом», пытается постигнуть воспетую Пушкиным «поэзию серенького неба, сломанного забора, калитки, грязного пруда и трепака», но, скоро наскучив ею, вновь едет в Петербург, где, отбросив все идеальновозвышенные упования молодости, добивается чинов и выгодной женитьбы.

В рамках этого видимого сюжета в «Обыкновенной истории», однако, выстраивается иной - не бросающийся в глаза, но столь же реальный. В самом деле: в своем движении от Грачей в Петербург и в жизненных фазах, пережитых им там, Александр Адуев в сжатом виде воспроизводит, по существу, всю историю человечества в ее основных типологических «возрастах» - древнеидиллическом (античном), средневеково-рыцарском, романтическом с его начальными надеждами и порываниями к небесному идеалу, а потом - «мировой скорбью», всеохватывающей иронией и конечной апатией и скукой, наконец, в возрасте настоящем - «прозаическом» (Гегель), предлагающем своему современнику примириться с жизнью на основе лишь материально-чувственного комфорта и благополучия.

Мало этого. Рассказанная Гончаровым «обыкновенная история» способна предстать и как нынешний вариант христианской жизненной парадигмы, где начальный выход человека из мира замкнутого (Галилея у Христа; Грачи - у Александра Адуева) в мир всечеловеческий (Иерусалим у Христа; «окно в Европу» Петербург - у Александра) ради утверждения своего учения (Благая весть Христа и - «взгляд на жизнь» Александра) сменяется кратковременной людской любовью, признанием и - отторжением, гонением со стороны господствующего порядка («века»), потом ситуацией выбора (в Гефсиманском саду для Христа; в «благодати» Грачей для Александра) и в конечном счете возможностью либо воскресения для новой жизни (у Христа), или измены подлинному человеческому назначению и нравственной гибели в условиях бездуховного существования (для Александра Адуева).

Гончаров Иван Александрович

Иван Александрович ГОНЧАРОВ (1812-1891) - выдающийся русский писатель XIX века. В труд­ную эпоху николаевского безвременья он своим творчеством способ­ствовал подъему духовных сил нации, вносил свой вклад в развитие русского реализма. Гончаров входил в литературу в плеяде таких пи­сателей, как Герцен, Тургенев, Достоевский, Некрасов, и занял среди них достойное место, создав своеобразный художественный мир.

Среди своих предшественников в литературе писатель особенно выделял Пушкина, подчеркивая его исключительное влияние на него: «Пушкин был наш учитель, и я воспитался, так сказать, его поэзиею. Гоголь на меня влиял гораздо позже и меньше» . Гончаров всегда стре­мился к объективности изображения. Н. Добролюбов отмечал его «уменье охватить полный образ предмета, отчеканить, изваять его...» . Писателя интересовала повседневная жизнь, которую он показывал в ее нравственно-бытовых противоречиях. Он тщательно отбирал достоверные подробности жизни, из которых складывалась доста­точно стройная картина, а ее основной смысл становился очевидным сам собой. Писатель старался избегать открытого выражения автор­ской позиции и уж тем более отказывался вершить суд над героями. Читатель его произведений почти не ощущает вмешательства автора: жизнь как бы говорит сама за себя, ее изображение лишено как са­тирического, так и приподнято-романтического пафоса. Отсюда и в манере повествования отсутствует эмоциональная окрашенность. Тон повествования эпически спокойный.

При верности жизни, «безакцентности» стиля Гончаров нико­гда не впадал в натурализм. Более того, натурализм он считал бес­крылым, лишенным подлинной художественности. Произведение писателя-натуралиста с фотографически точным воспроизведени­ем действительности, по его представлению, не могло заключать в себе подлинно художественного обобщения. Не случайно он писал Достоевскому: «Вы знаете, как большей частью действительности мало бывает для художественной правды - и как значение творче­ства именно тем и выражается, что ему приходится выделять из натуры те или другие черты и признаки, чтобы создавать правдопо­добие, т.е. добиться своей художественной истины» .

Особенности творческой манеры Гончарова, характер его реализма определяются его мировоззрением, личностным статусом, понимани­ем творчества, его природы и законов. Так же, как и Тургенев, он при­держивался либеральных убеждений, но в отличие от Тургенева, был гораздо дальше от социально-политических конфликтов современно­сти. Писатель рассматривал общественную жизнь и ее перспективы через эволюцию социально-бытового уклада. Другими словами, его вол­новали не столько социально-политические, сколько бытийные пробле­мы. Гончаров сам достаточно прозрачно определил свои мировоззрен­ческие ориентиры и своеобразно дистанцировался от революционно­сти, столь характерной для его времени: «Я разделял во многом образ мыслей относительно, например, свободы крестьян, лучших мер к про­свещению общества и народа, о вреде всякого рода стеснений и огра­ничений для развития и т.д. Но никогда не увлекался юношескими уто­пиями в социальном духе идеального равенства, братства и т.д., чем вол­новались молодые умы» .

При этом в творчестве Гончарова нашли отражение существен­ные стороны современной ему действительности. Писателю удалось показать сдвиги в сознании, в системе ценностей его эпохи; он ху­дожественно осмыслил новый тип русской жизни - тип буржуаз­ного предпринимателя.

Гончаров прожил долгую творческую жизнь, но написано им немного. Писатель долго вынашивал замыслы своих произведений, тщательно обдумывал детали, прежде чем начинал непосредствен­ную работу над текстом. У него была собственная концепция твор­чества. Писатель был убежден, что подлинное произведение искус­ства рождается только из лично пережитого художником. «То, что не выросло и не созрело во мне самом, чего я не видел, не наблю­дал, чем не жил - то недоступно моему перу... я писал только то, что пережил, что мыслил, чувствовал, что любил, что близко видел и знал », - признавался он.

Первые публикации Гончарова состоялись в рукописных жур­налах «Подснежник» и «Лунные ночи», выпускавшихся в доме ху­дожника Николая Майкова. С его сыновьями - будущим поэтом Аполлоном Майковым и критиком Валерианом - Гончаров дружил. Это были повести «Лихая болесть» (1838) и «Счастливая ошибка (1839). В каком-то смысле это были этюды к его первому роману «Обыкновенная история» (напечатан в журнале «Современник» в 1847 году). Роман стал событием и сделал Гончарова одной из важ­нейших фигур в отечественной литературе. Многие критики лест­но отозвались о молодом писателе.

В 1849 году Гончаров опубликовал «Сон Обломова» - отрывок из будущего романа. Сам роман «Обломов» появился лишь в 1859 году на страницах журнала «Отечественные записки». В это деся­тилетие писатель совершил на военном корабле путешествие во­круг Европы, Африки и Азии, результатом чего стали путевые очер­ки «Фрегат Паллада» (1855-1857). «Обломов» - главный роман Гончарова. По мнению многих критиков, он произвел настоящую сенсацию. А.В. Дружинин писал: «Без всякого преувеличения мож­но сказать, что в настоящую минуту по всей России нет ни одного малейшего, заштатнейшего города, где бы ни читали «Обломова», не хвалили «Обломова», не спорили об «Обломове» .

Следующий роман писателя был опубликован еще через десять лет, в 1869 году. В течение этого десятилетия он публиковал лишь неболь­шие отрывки из будущего романа. «Обрыв» не получил такой высо­кой оценки в критике, как «Обломов». Революционно настроенные критики отнесли его к антинигилистическим романам. Но читатели с интересом встретили роман, а тираж журнала «Вестник Европы», на страницах которого он был опубликован, резко вырос.

После «Обрыва» Гончаров практически отошел от широкой ли­тературной деятельности. Единственная критическая статья «Мильон терзаний», написанная им в 1872 году, напомнила читателю имя Гончарова. «Мильон терзаний» - талантливый и тонкий анализ комедии Грибоедова «Горе от ума»: Гончаров дал точную характе­ристику образов, показал актуальность комедии.

Итак, единственным жанром, в котором работал Гончаров, был роман. Писатель считал роман главным жанром, способным отра­зить закономерности жизни во всей их глубине. Не случайно герой гончаровского романа «Обрыв» Райский говорит: «Пишу жизнь - выходит роман, пишу роман - выходит жизнь».

привлек внимание критиков и читателей пре­жде всего своим центральным героем. Он вызывал противоречи­вые чувства и суждения. Добролюбов в статье «Что такое обломов­щина?» увидел за образом Обломова серьезное социальное явле­ние, оно и вынесено в название статьи.

Вслед за Добролюбовым очень многие стали видеть в гончаровском герое не просто реалистический характер, а общественный и литературный тип, имеющий генетическое родство с гоголевским Маниловым, с типом «лишнего человека» в русской литературе.

Несомненно, Илья Ильич Обломов - порождение своей среды, своеобразный итог социально-нравственного развития дворянства. Для дворянской интеллигенции не прошло бесследно время парази­тического существования за счет крепостных крестьян. Все это поро­дило леность, апатию, абсолютную неспособность к активной деятель­ности и типично сословные пороки. Штольц называет это «обломов­щиной». Добролюбов не только подхватывает это определение, но и находит истоки обломовщины в самой основе русской жизни. Он бес­пощадно и сурово судит русское дворянство, закрепляя за ним это сло­во «обломовщина», ставшее нарицательным понятием. По мнению критика, в Обломове автором показано стремительное падение«с высот печоринского байронизма, через рудинский пафос... в навоз­ную кучу обломовщины» героя-дворянина.

В образе Обломова он увидел прежде всего социально-типическое содержание и поэтому ключом к этому образу считал главу «Сон Обломова». Действительно, образ Обломовки из сна героя дает бо­гатейший материал для понимания социальной и нравственно-пси­хологической сущности Обломова как типа. «Сон» героя не совсем похож на сновидение. Это достаточно стройная, логичная, с обили­ем подробностей картина жизни Обломовки. Скорее всего, это не собственно сон, с характерными для него алогичностью и эмоцио­нальной взволнованностью, а условный сон. Задача этой главы ро­мана, как отмечал В.И. Кулешов, дать «предварительную историю, важное сообщение о детстве героя... Читатель получает важные све­дения, благодаря какому воспитанию герой романа сделался леже­бокой... получает возможность осознать, где и в чем именно эта жизнь «обломилась». В картине детства заложено все. Жизнь для обломовцев - это «тишина и невозмутимое спокойствие», которые, к несча­стью, иногда нарушаются неприятностями. Особенно важно под­черкнуть, что среди неприятностей, в одном ряду с «болезнями, убыт­ками, ссорами» для них оказывается труд: «Они сносили труд как наказание, наложенное на праотцов наших, но любить не могли» .

С раннего детства сам образ жизни воспитывал в Илюше чувство барского превосходства. Для всяких нужд у него есть Захары, вну­шали ему. И очень скоро он «сам выучился покрикивать: - Эй, Вась­ка, Ванька! Подай то, подай другое! Не хочу того, хочу этого! Сбе­гай, принеси!» .

В недрах Обломовки сформировался и жизненный идеал Обломова - жизнь в усадьбе,«полнота удовлетворенных желаний, раз­думье наслаждения» . Хотя Илья готов внести в свою идиллию неко­торые изменения (он перестанет есть старозаветную лапшу, жена не станет бить девок по щекам, займется чтением и музыкой), осно­вы ее неизменны. Зарабатывать на жизнь для дворянина, по его мне­нию, недостойно:«Нет! Что из дворян делать мастеровых!» Он убе­жденно стоит на позиции барина-крепостника, решительно отвер­гая совет Штольца завести в деревне школу:«Грамотность вредна мужику, выучи его, так он, пожалуй, и пахать не станет» . Он не со­мневается в том, что крестьянин всегда должен работать на барина. Таким образом, инертность Обломова, ленивое прозябание в халате на диване его петербургской квартиры в гончаровском романе в пол­ной мере порождены и мотивированы социально-бытовым укладом патриархально-помещичьей жизни.

Но образ Обломова все-таки не исчерпывается этой трактовкой. Ведь Обломов наделен удивительным сердцем, «чистым», «как ко­лодезь глубоким». Светлое, доброе начало в Обломове так хорошо чувствует Штольц. Именно это «честное, верное сердце» полюбила в нем Ольга Ильинская. Он бескорыстен и искренен. А как глубоко он переживает прекрасное! Исполнение Ольгой арии Нормы из оперы Беллини переворачивает ему душу. У Обломова свое представ­ление об искусстве. Он ценит в нем красоту и человечность. Поэтому- то еще в начале романа он так горячо спорит с «прогрессивным» лите­ратором Пенкиным, требующим от искусства беспощадных обличе­ний и «голой физиологии общества». Обломов возражает ему:«Вы одной головой хотите писать... Вы думаете, что для мысли не надо серд­ца? Нет, она оплодотворяется любовью» .

Илья Ильич не просто лежит на диване, он постоянно думает о своей жизни. Автор, размышляя об образе Обломова, видел в нем не только социальный тип определенной эпохи, но и выражение черт национального характера: «Я инстинктивно чувствовал, что в эту фигуру вбираются мало-помалу элементарные свойства русско­го человека...» .

Двойственную природу Обломова подчеркивал в статье о романе критик Дружинин. Он считает, что в герое идет постоянная борьба начал Обломовки с «истинной деятельной жизнью сердца». Именно эта особенность образа Обломова определила своеобразие компо­зиции романа. Глава «Сон Обломова» играет в ней определяющую роль. Первые восемь глав романа показывают Обломова на столь любимом диване в квартире на Гороховой. Череда визитеров, сме­няющих друг друга, создает некий обобщенный и почти символиче­ский образ Петербурга, который отталкивает героя. Каждый из гос­тей Ильи Ильича живет в суете, постоянно спешит («В десять мест в один день - несчастный!» ), занят погоней за карьерой, сплетнями, светскими развлечениями. Возникает образ пустоты, видимости жизни. Обломов не может принять такую жизнь: он отвергает все приглашения, предпочитая одиночество. В этом проявляется не толь­ко его извечная лень, но и неприятие самой сути петербургской жиз­ни, этой безумной занятости без дела. Сон, остановивший «медлен­ный и ленивый поток его мыслей», проясняет нам его идеалы. Они прямо противоположны основам петербургской жизни.

Обломову снится детство, идиллическое детство в стране покоя, остановившегося времени, где человек остается самим собой. Как же может он принять этот натиск и суету Петербурга, где жизнь его «дос­тает!» Глава «Сон Обломова» отделяет визитеров от прихода Штоль­ца. Удастся ли ему одолеть власть Обломовки над другом?

Обломов по сути своей натуры и мировоззрению - идеалист, живущий своей так и не реализовавшейся мечтой об утраченных гармонии и покое. Гончаров, размышляя о своем романном герое, так прямо и определял его: «С той самой минуты, когда начал пи­сать... у меня был артистический идеал: это изображение честной, доброй, симпатичной натуры, в высшей степени идеалиста, всю жизнь борющегося, ищущего правды, встречающего ложь на каж­дом шагу, обманывающегося и, наконец, окончательно охлаждаю­щегося и впадающего в апатию и бессилие от сознания слабости своей и чужой, т.е. всеобщей человеческой натуры» .

Обломов не поддался энергии и сердечному участию в его судь­бе друга детства Андрея Штольца. Даже любовь к удивительной Оль­ге Ильинской только на время выводит его из спячки. Он сбежит от них, обретя покой в доме вдовы Пшеницыной на Васильевском ост­рове. Для него этот дом станет своего рода Обломовкой. Только не будет в этой Обломовке поэзии детства и природы и совсем исчез­нет из его жизни ожидание чуда. Как это было с обитателями Обло­мовки его детства, незаметно для Ильи Ильича наступить смерть - его сон перейдет в вечный сон.

Образ Обломова в романе является выражением уходящего ста­рого патриархально-родового уклада. Он привел его к бездействию и апатии, но он же сделал его благородным, мягким, добрым. Обло­мов - мечтатель, неспособный обратить силы души, ум, чувства на достижение практических целей. Гончаров, создав образ Штольца, показал, что в России появляется новый тип личности, человек, сво­бодный от идеализма и мечтательности. Человек дела, расчета, Ан­дрей Штольц хорошо знает свои цели. Еще в юности он четко опре­делил свою главную жизненную задачу - добиться успеха, прочно стоять на ногах. Практическая цель заменила ему идеал. Он без со­мнений и душевных бурь шёл к ее достижению и добился своего. Видимо, такие практические деятели, по Гончарову, должны пред­ставлять новую Россию, ее будущее. Но в романе только рядом с Обломовым Штольц интересен по-человечески. В своей деятельно­сти, данной, правда, лишь вскользь, Штольц однопланен и скучен. Их брак с Ольгой как будто вполне счастливый, однако умный Штольц видит, что Ольгу что-то тревожит и томит. Ольга, в отличие от мужа, не может променять «мятежные вопросы» бытия на прочное благо­получное существование. Что же показал в Штольце Гончаров? Принципиальную ущербность, духовную бескрылость буржуазно­го человека, а значит, и неспособность его стать подлинным героем времени, надеждой России? Или таким образом выражена авторская симпатия к герою старой России - Обломову (при том, что все отри­цательные черты его натуры и поведения нисколько не смягчают­ся?) Трудно дать однозначный и определенный ответ на эти вопро­сы. Скорее в этих героях романа проявились объективные противо­речия русской действительности того времени. Правда, реальный буржуазный делец России в большей мере был похож на пройдох Тарантьева и Мухоярова, чем на умного и благородного Штольца.

Настоящим открытием Гончарова было создание нового женского типа в романе. Ольга Ильинская отличается от всех предшествующих женских персонажей в русской литературе. Она - натура деятельная, а не созерцательная и живет не только миром чувств, но ищет конкретно­го дела. Ее любовь к Обломову родилась из желания возродить, спасти опустившегося человека. Ольга отличается «красотой и естественной свободой взгляда, слова, поступка». Полюбив Обломова, она надеется излечить его от апатии, но, осознав безнадежность заболевания, расста­ется с ним. При всей любви к Ольге Обломов боится силы ее чувства, видит в любви «не покой» и готов к бегству. Весенний роман Обломова и Ольги Ильинской написан с такой поэтической силой, что образ Ольги оказывается необычайно привлекательным и заключает в себе типиче­ские черты нового женского характера.

Гончаров - художник-реалист. «Органическое» движение бытовой жизни интересует его гораздо больше, чем бурные страсти и политиче­ские события. В романе воссоздается повседневная жизнь людей. Пи­сатель уделяет большое внимание предыстории центральных героев, повествуя об их семейно-бытовом воспитании. Истоки характеров за­ключаются именно в нем. В создании характеров он всегда шел к рас­крытию внутреннего содержания через внешние детали, портрет. На­пример, важную роль в создании образа Пшеницыной играет портрет­ная деталь - «голые локти», В основном, портретные и предметные детали указывают на тот социальный уклад, в котором герой сформи­ровался и черты которого несет в себе. Выразительны в этом отноше­нии «маленькая перчатка» Ольги, забытая у Обломова; «обломовский халат». Детали портрета и предметный мир носят у Гончарова не столь­ко психологический, сколько эпический характер.

В романе «Обломов» проявилось мастерство индивидуализации речи персонажей. Выразительны диалоги. Роман Гончарова «Об­ломов» до сих пор привлекает читателей и исследователей, рождая новые трактовки образов персонажей и авторской позиции.

100 р бонус за первый заказ

Выберите тип работы Дипломная работа Курсовая работа Реферат Магистерская диссертация Отчёт по практике Статья Доклад Рецензия Контрольная работа Монография Решение задач Бизнес-план Ответы на вопросы Творческая работа Эссе Чертёж Сочинения Перевод Презентации Набор текста Другое Повышение уникальности текста Кандидатская диссертация Лабораторная работа Помощь on-line

Узнать цену

Трилогия произведений: «Обыкновенная история», «Обломов», «Обрыв».
Тема России на переломе эпох – прежде всего волновала Гончарова.
Социально-психологический роман, в котором современно-общественные проблемы решаются на семейно-бытовом материале.
Один уклад разрушается, а на смену приходит другой – фундаментальные процессы эпохи.

В основе – приём антитезы. Герои: практики, прагматики, большую роль играет их взаимообусловленность и взаимопереходность.
В основе сюжета лежит мотив любовного испытания.
Женский характер находится между полюсами. Соотносится с вечным, универсальным, общечеловеческим. Они идеализированы («Райские птицы»).
Традиционный хронотоп: город - деревня. В основе типизации у Гончарова – быт. Быт показывает человека. Бытовая деталь всегда наполнена глубоким смыслом.
У Гончарова подробное описание деталей. Тип слагается из многочисленных повторений. У Гончарова особый тип психологической характеристики – авторская характеристика, комментарий.
Гончаров = Пушкин + Гоголевское начало.

«Обыкновенная история».
Провинциальная психология, герои верят в вечную любовь, вечную дружбу, мечтают о карьере – это идеализм.
В городе – анализ, холодный расчёт, в любовь не верят, счастья нет, есть просто жизнь, добро и зло.
Диалогические отношения – противостояние около десяти лет, меняются позиции героев.
Автор показывает, что односторонность всегда ущербна, неприемлема. Крайности – опасное дело. Меняется мировоззрение, но потенциальной натуры нет.

«Обрыв».
Гончаров говорил: «Любимое дитя сердца».
Изначальное название – «Художник».
Показана жизнь помещичьего дворянства.

Тип лишнего человека.

М. Волохов: «Слепой протест против всего, что есть».

Нравственное падение.
Такие как Тушин – благородны, честны, занимаются делом, он любит Веру, но понимает, что она должна прийти к нему сама. Из житейского тупика всегда есть выход.
Роман посвящён русским женщинам. Показаны разные типы любви: сентиментальная любовь, условно-светская, мещанская, старомодно-рыцарская, артистическая бессознательная, экзотическая (дикая, животная).
Обрыв помогает возвеличиться, всё переосмыслить.

(выше - всё лекция)

Иван Сергеевич Тургенев (1818-1883) написал шесть романов: «Рудин» (1855), «Дворянское гнездо» (1858), «Накануне» (1859), «Отцы и дети» (1862), «Дым», «Новь» (1876). Основные – первые четыре. Первые два: главный герой – дворянин, интеллектуал, философ и т.д. 30-40х годов. Это было время становления личности самого писателя, поэтому обращение к героям той эпохи, объяснялось не только желанием объективно оценить прошлое, но и разобраться в самом себе. Писатель задаётся вопросом, что может сделать дворянин в современных условиях, когда надо решать конкретные вопросы. Тургенев считал, что основные жанровые особенности его романов сложились уже в «Рудине». В предисловии к изданию своих романов (1879) он подчеркнул: «Автор «Рудина», написанного в 1855 году, и автор «Нови», написанной в 1876, является одним и тем же человеком. Среди своих задач, при написании романов, Тургенев выделял две наиболее важных.
Первая – создать «образ времени», «the body and pressure of time», как писал Шекспир. Образ не только «героев времени», но и бытовой обстановки и второстепенных действующих лиц.
Вторая задача – внимание к новым тенденциям в жизни «культурного слоя» страны. Тургенева интересовали не только герои-одиночки, наиболее типичные для эпохи, но и массовый слой людей. Прототипом Дмитрия Рудина стал Бакунин – радикальный западник и анархист. Поэтому герой и получился личностью противоречивой, так как сам Тургенев противоречиво относился к Бакунину, с которым был дружен в юности, и не мог оценивать его абсолютно беспристрастно. Второй роман –«Дворянское гнездо» (1858) – наиболее совершенный из всех тургеневских романов, имел наибольший успех у современников, даже Достоевский, недолюбливавший Тургенева, отзывался о нём очень хорошо. Последняя попытка найти героя среди дворян. От «Рудина» этот роман отличается ярко выраженным лирическим началом – любовь Лаврецкого и Лизы Калитиной и создание образа-символа «дворянского гнезда». По мысли писателя, именно в подобных усадьбах были накоплены основные культурные ценности России. Если в «Рудине» лишь один лавный герой, то здесь их два и любовь между ними показана как любовь-спор двух жизненных позиций и идеалов. В финале Тургенев делает вывод, что дворянство не способно ничего сделать, он приветствует поколение разночинцев, идущее ему на смену. Третий роман – «Накануне» (1859). Роман о любви болгарского революционера Дмитрия Инсарова и Елены Стаховой. На сердце Елены претендую многие, но она выбирает Инсарова, иностранца, революционера. Она олицетворяет Россию накануне перемен. Добролюбов воспринял роман, как призыв к появлению русских Инсаровых. Тургенев же считал недопустимым такую трактовку. Особенности романов. Нет столкновения крупных политических сил. Действия сосредоточены в усадьбе, барском доме. Жизнеподобные, реалистичные события. Идейный конфликт на фоне любовного, или наоборот. Отказывается от изображения деталей предметно-бытовой среды (натуральная школа) в пользу широкой идеологической трактовки персонажей. Важнейший принцип характеристики героев – диалог и фоновые детали (пейзаж, интерьер). В отличие от Достоевского или Толстого, герои Тургенева не абстрактные, отвлечённые, а конкретные, за ними обязательно стоит живой образ из реальной жизни. Рудин – Бакунин, Инсаров – болгарин Катранов, Базаров – Добролюбов, но это не точные портретные копии, а созданные Тургеневым образы, основанные на реальных людях. В его романах нет ни «преступлений», ни «наказаний», ни нравственного воскрешения героев, ни убийств, ни конфликтов с законами и моралью – Тургенев не выходит за рамки воссоздаёт реальное течение жизни, действие локально и смысл ограничен поступками героев. Нет авторского комментирования поступков героев и их внутреннего мира. «Отцы и дети» (1862). Главный герой – не дворянин, воспитанный в эпоху «мысли и разума», а разночинец, несклонный к отвлечённым размышлениям, доверяющий только своему опыту и своим ощущениям. Испытание любовью становится для Базарова непреодолимым препятствием. Базаров совершенно не похож на героев предшествующих романов. Если раньше, показывая несостоятельность своих героев-дворян, лишённых способности к действию, Тургенев не отвергал целиком их представления о жизни, то в «Отцах и детях» его отношение к убеждениям Базарова с самого начала резко отрицательное. Все отвергаемые Базаровым вещи – любовь, природа, искусство Тургенев считает незыблемыми человеческими ценностями. По структуре роман похож на «Рудина» - все сюжетные линии сводятся к одному центру, к одному герою. Тургенев изобразил все издержки нигилистической теории. Тургенев выделяет в Базарове демократизм – благородная привычка к труду. Это выгодно отличает его от Кирсановых, лучших из дворян, но умеющих ничего сделать, взяться за дело. Гуманизм Базарова проявляется в его желании принести пользу народу, России. Базаров – человек с большим чувством собственного достоинства, в этом он не уступает аристократам. В истории с дуэлью он проявляет и здравый смысл, и ум, и благородство, и бесстрашие и способность иронизировать над собой в смертельно опасной ситуации. Он считает прогнившим весь государственный строй России, поэтому он отрицает «все»: самодержавие, крепостное право, религию - и то, что порождено «безобразным состоянием общества»: народную нищету, бесправие, темноту, невежество, патриархальную старину, семью. Однако положительной программы Базаров не выдвигает. События, которые И. С. Тургенев описывает в романе, происходят в середине XIX века. Это время, когда Россия переживала очередную эпоху реформ. Мысль, заключенная в заглавии романа, раскрывается очень широко, поскольку речь в нем идет не только о своеобразии различных поколений, но и о противостоянии дворянства, сходящего с исторической сцены, и демократической интеллигенции, выдвигающейся в центр общественной и духовной жизни России, представляющей ее будущее. Романы Тургенева: 1) отражают новые веяния и новые интеллектуальные движения в России; 2) герой первых романов (от «Рудина» до «О. и Д.») – идеолог, попадающий в неизвестную ему среду, испытуемый этой средой и выходящий победителем из этих испытаний; 3) столкновение общечеловеческого и идеологического, потом – идеологического и общекультурного; 4) появление феномена тургеневской героини (начало – в «Асе»): культурная, интеллигентная, способная к самоотдаче, жертвенности; 5) герой более поздних романов – обыкновенный человек; 6) в центре размышлений Тургенева – соотношение настоящего и прошлого; 7) глубочайший драматизм и лиризм (пейзажные зарисовки и картины; особенно ночные, например, объяснение Базарова и Одинцовой в летнюю ночь); 8) синтез эпического и лирического; 9) особые мотивы: русский человек на рандеву, испытание любовью, ситуация дуэли (словесная - идеологическая и обычная - ироническая).

Иван Александрович Гончаров (1812-1891 гг.), русский писатель XIX в., родился в состоятельной купеческой семье. Помимо него в семье Гончаровых было еще трое детей. После смерти отца воспитанием детей занялись мать и их крестный отец Н.Н. Трегубов, образованный человек передовых взглядов, знакомый со многими декабристами. В годы обучения в частном пансионе Гончаров приобщился к чтению книг западноевропейских и русских авторов и хорошо изучил французский и русский языки. В 1822 г. он успешно сдал экзамены в Московское коммерческое училище, но, не окончив его, поступил в Московский университет на филологическое отделение.

В годы учебы в университете Гончаров обратился к литературному творчеству. Из изучаемых предметов его больше всего привлекали теория и история литературы, изобразительное искусство, архитектура. Окончив университет, Иван Александрович поступил на службу в канцелярию симбирского губернатора, затем переехал в Петербург и занял должность переводчика в министерстве финансов. Однако служба не мешала ему заниматься литературой и поддерживать дружеские отношения с поэтами, писателями и живописцами.

Первые творческие опыты Гончарова - стихи, затем антиромантическая повесть «Лихая болесть» и повесть «Счастливая ошибка» - были опубликованы в рукописном журнале. В 1842 г. он написал очерк «Иван Савич Поджабрин», напечатанный лишь шесть лет спустя после его создания. В 1847 г. в журнале «Современник» был опубликован роман «Обыкновенная история», который вызвал восторженную оценку критики и принес автору большой успех. В основе романа столкновение двух центральных героев - Адуева-дяди и Адуева-племянника, олицетворяющих трезвый практицизм и восторженный идеализм. Каждый из героев психологически близок писателю и представляет разные проекции его душевного мира.

В романе «Обыкновенная история» писатель отрицает абстрактные обращения главного героя, Александра Адуева, к некоему «божественному духу», осуждает пустую романтику и царящую в чиновничьей среде ничтожную коммерческую деловитость, то есть то, что не обеспечено высокими идеями, необходимыми человеку. Столкновение главных героев воспринималось современниками как «страшный удар романтизму, мечтательности, сентиментальности, провинциализму» (В.Г. Белинский). Однако десятилетия спустя антиромантическая тема утратила свою актуальность, и следующие поколения читателей воспринимали роман как самую «обыкновенную историю» охлаждения и отрезвления человека, как вечную тему жизни.

Вершиной творчества писателя стал роман «Обломов», к созданию которого Гончаров приступил еще в 40-е гг. Прежде чем роман вышел в свет, в альманахе «Литературный сборник с иллюстрациями» появился «Сон Обломова» - отрывок из будущего произведения. «Сон Обломова» получил высокую оценку критиков, но в их суждениях прослеживались идейные разногласия. Одни считали, что отрывок обладает большой художественной ценностью, но отвергали авторскую иронию по отношению к патриархальному помещичьему укладу. Другие признавали несомненное мастерство писателя в описании сцен усадебной жизни и видели в отрывке будущего романа Гончарова творческий шаг вперед по сравнению с его предыдущими работами.

В 1852 г. Гончаров в качестве секретаря адмирала Е.В. Путятина отправился в кругосветное плавание на фрегате «Паллада». Одновременно с выполнением своих служебных обязанностей Иван Александрович собирал материал для своих новых произведений. Результатом этой работы стали путевые заметки, которые в 1855-57 гг. печатались в периодических изданиях, а в 1858 г. вышли отдельным двухтомным изданием под названием «Фрегат “Паллада”». В путевых заметках переданы впечатления автора от знакомства с британской и японской культурами, отражено мнение автора об увиденном и пережитом во время путешествия. Созданные автором картины содержат необычные ассоциации и сопоставления с жизнью России, наполнены лирическим чувством. Путевые очерки пользовались большой популярностью у русских читателей.

Вернувшись из путешествия, Гончаров поступил на службу в Петербургский цензурный комитет и принял приглашение преподавать русскую литературу наследнику престола. С этого времени отношения писателя с кругом Белинского заметно охладились. Выполняя обязанности цензора, Гончаров оказал помощь в публикации ряда лучших произведений русской литературы: «Записки охотника» И.С. Тургенева, «Тысяча душ» А.Ф. Писемского и других. С осени 1862 г. по лето 1863 г. Гончаров редактировал газету «Северная почта». Примерно с этого же времени началось его удаление от литературного мира. Идеал писателя, по его собственному признанию, составили «кусок независимого хлеба, перо и тесный кружок самых близких приятелей».

В 1859 г. был опубликован роман «Обломов», замысел которого сложился еще в 1847 г. С момента опубликования главы «Сон Обломова» читателю пришлось почти десять лет ждать появления полного текста произведения, которое сразу же завоевало огромный успех. Роман вызвал бурные споры читателей и критиков, что свидетельствовало о глубине авторского замысла. Сразу же после выхода романа в свет Добролюбов написал статью «Что такое обломовщина?», которая представляла собой беспощадный суд над главным героем, «совершенно инертным» и «апатичным» барином, ставшего символом косности крепостнической России. Некоторые критики, напротив, увидели в главном герое «самостоятельную и чистую», «нежную и любящую натуру», сознательно устранившуюся от модных веяний и сохранившую верность истинным ценностям бытия. Споры о главном герое романа продолжались вплоть до начала XX в.

Последний роман Гончарова «Обрыв», опубликованный в 1869 г., представляет новый вариант обломовщины в образе главного героя - Бориса Райского. Это произведение было задумано еще 1849 г. как роман о сложных отношениях художника и общества. Однако к началу написания писатель несколько изменил свой замысел, что было продиктовано новыми общественными проблемами. В центре романа оказалась трагическая судьба революционно настроенной молодежи, представленной в образе «нигилиста» Марка Волохова. Роман «Обрыв» вызвал неоднозначную оценку критики. Многие поставили под сомнение талант автора и отказали ему в праве суда над современной молодежью.

После выхода в свет романа «Обрыв» имя Гончарова редко появлялось в печати. В 1872 г. была написана литературно-критическая статья «Мильон терзаний», посвященная постановке на сцене комедии Грибоедова «Горе от ума». Вплоть до наших дней эта статья остается классической работой о комедии Грибоедова. Дальнейшая литературная деятельность Гончарова представлена «Записками о личности Белинского», театральными и публицистическими заметками, статьей «Гамлет», очерком «Литературный вечер» и газетными фельетонами. Итогом творческой деятельности Гончарова в 70-е гг. считается крупная критическая работа о его собственном творчестве под названием «Лучше поздно, чем никогда». В 80-е гг. вышло в свет первое собрание сочинений Гончарова. В последние годы жизни писатель, наделенный талантом тонкого наблюдателя, жил одиноко и замкнуто, сознательно сторонясь жизни и вместе с тем тяжело переживая свое положение. Он по-прежнему писал статьи и заметки, но, к сожалению, перед смертью сжег все написанное в последние годы.

Во всех своих произведениях Гончаров стремился раскрыть внутренний динамизм личности вне сюжетных событий и передать внутреннюю напряженность обыденной жизни. Писатель выступал за независимость личности, призывал к активной деятельности, одушевленной нравственными идеями: духовностью и гуманностью, свободой от социальной и моральной зависимости.



Рассказать друзьям