Событие, которого так долго ждали, наконец произошло: главная российская певица спела в главном российском оперном театре. И не просто спела, но и сыграла в полноценной постановке. Большой специально для Анны Нетребко поставил оперу по ее выбору - «Манон Леско» Пуччини. Таковы ее нынешние предпочтения. Певице, некогда блиставшей в легкомысленно-субреточных партиях для легкого сопрано, теперь интереснее репертуар более солидной весовой категории. Ее не пугают большой оркестр, низкий регистр, выматывающие дистанции. От Моцарта она целенаправленно движется в сторону Вагнера и итальянского веризма, одним из лучших экспонатов которого является «Манон Леско» (1893 г.; не путать с французской «Манон» Массне, написанной всего несколькими годами раньше).

Еще одно новое привходящее обстоятельство - тенор-муж, очень даже голосистый, подходящий на роль де Грие. Так что пара предпочитает не разлучаться, если есть такая возможность. И Большой театр им ее, конечно, предоставил. Для Анны Нетребко и Юсифа Эйвазова «Манон Леско» окрашена в дополнительные романтические тона - именно исполняя роли страстных, но несчастных любовников на сцене Римской оперы пару лет назад, они счастливо обрели друг друга в реальной жизни.

Итак, для полного комплекта нужен еще дирижер, заботливый к голосам главных ньюсмейкеров, впервые приспосабливающихся к огромному пространству Исторической сцены. Такой есть - молодой итальянец Ядер Биньямини, приглашенный самой Нетребко. Солисты слышны, рядом с высокими гостями уверенно звучат и местные певцы, особенно исполняющие партии злодеев: богатого старика-сладострастника Жеронта (Александр Науменко) и циничного брата Манон, сержанта Леско (Эльчин Азизов). Хору повезло меньше - его реплики не всегда догоняют слишком бойкий оркестр. Недостаточная аккуратность, впрочем, компенсируется темпераментностью. После Интермеццо в начале третьего действия, знаменитой симфонической зарисовки, рисующей тоску де Грие по арестованной Манон, маэстро церемонно поднимает оркестр в яме на поклон.

Ну и еще нужно грамотно подобрать постановочную команду. Нельзя сказать, что Нетребко - консерваторша, желающая стоять тумбой посредине сцены и заботиться только о своем голосе. Совсем нет, она может быть очень выразительной актрисой. Но и взбунтоваться, если что-то против шерсти, ей тоже ничего не стоит. Не стоит забывать размолвку дивы с немецким мэтром Хансом Нойенфельсом в Баварской опере во время постановки все той же «Манон Леско», в результате которой за две недели до премьеры нужно было срочно искать ей замену. Надо сказать, альтернативная сладкая парочка для этой оперы сейчас в мире есть - Кристина Ополайс и Йонас Кауфман, - и она способна задать жару на сцене не хуже, чем наши царственные супруги.

Постановщиком Большой театр пригласил известного драматического режиссера Адольфа Шапиро, в последнее время начавшего работать в опере и уже имеющего опыт общения с примадоннами: свою первую оперную постановку, получившую «Золотую маску» «Лючию ди Ламмермур», он делал с Хиблой Герзмавой.

Четыре очень условных пространства, в которых разворачивается сюжет, - острокрышный город Амьен, богатый дом в Париже, порт в Гавре и какая-то совсем загадочная Америка - практически никак не связаны между собой. Они соединены только высвечивающимися на черном занавесе (во время перемены декораций) отрывками из соответствующего романа аббата Прево - чересчур длинными. Зато появляющиеся после поднятия занавеса картины (автор декораций и бесчисленных костюмов - Мария Трегубова, хореограф - Татьяна Баганова) награждают публику сполна, деликатно сочетая гламур, зрелищность и приятную необязательность.

Дамир Юсупов / Большой театр

Чего тут только нет. Влюбленные улетают на воздушном шаре в Париж и уплывают на льдине в Америку. Среди арестантских товарок Манон обнаруживаются культуристка, трансвестит, негритянка в подвенечном платье, толстуха, карлица, женщина-змея. Белый бумажный городок Амьен и белый бумажный кораблик в Гавре противопоставлены черному царству парижской роскошной жизни Манон, в центре которого - огромное, чуть наклоненное зеркало, отражающее сцену, дирижерскую яму и даже первые ряды партера. В тот момент, когда Манон вспоминает брошенного ею ради этого черного будуара нищего студента де Грие, зеркало (благодаря современным сценографическим чудесам) перестает быть зеркалом, и сквозь него просвечивает кусочек утраченного счастья. В сочетании с посерьезневшей Нетребко, вмиг превращающейся из куклы, стервы и подружки оффенбаховской Олимпии в страдающую женщину, эта сцена оказывается очень эффектной.

Рядом с зеркалом - еще один символ: монструозная кукла, выросшая из той, что была в руках Манон в момент ее первого появления. Она устрашающе мигает глазами, двигает руками и постепенно облепливается чудовищных размеров мухами, заменяющими невинных косметических мушек.

Дамир Юсупов / Большой театр

Мир недобрых игрушек, болезненной буффонады и причудливых фантазий внезапно заканчивается в последнем, четвертом, «американском» действии, которое перевешивает все предыдущее. Это, собственно, прощание Манон, умирающей на руках де Грие, тут она совсем даже не подружка Олимпии, а внучка вагнеровской Изольды. Посреди сцены стоит пара в непримечательных черных одеждах и поет о страданиях, постепенно подходя все ближе и ближе к зрителю. Никакой Америки и вообще декораций нет. Только огромный пустой куб, по стенкам которого бесконечно стекают только что написанные строки-рыдания Манон. Вот и все. Дива поиграла в спектакль, теперь она может покорить зал одним своим голосом, интонацией, поворотом головы. И она это делает.

Первую оперную премьеру Большого театра в этом сезоне сложно назвать рядовым событием. Больше это похоже на встречу первых лиц. Будем считать, что встреча прошла успешно.

Премьера стала триумфальной

Партер и пять ярусов в позолоте Большого театра стоят и кричат. Таков финал долгожданной премьеры на исторической сцене оперы Пуччини «Манон Леско». Постановка театрального режиссера Адольфа Шапиро во многом реабилитировала рискованный проект дирекции БТ, последние два сезона приглашавшей на постановки мастеров драмы. С подробностями из главного музыкального театра страны - обозреватель «МК».

На сайте Большого давно ни одного билета - ведь главную партию поет Анна Нетребко, да еще со своим новым супругом Юсифом Эйвазовым. Однако по дороге на историческую сцену, аккурат на углу Новой, мужчина, которого по внешнему виду в жизни определяют самым обычным ханыгой, спрашивает меня: «Билеты нужны?» - «А почем у тебя?» - «Хорошие по три есть» - «Неужели в партере?» - «У перекупщиков все есть», - железно подтверждает он, намереваясь проводить меня к этим самым перекупщикам. Тема спекуляции дефицитными билетами сама по себе интересна, но не ко времени - через 20 минут начало той самой премьеры, которую в Москве ждали давно. И которая не была в планах Большого, но, очевидно, что угодно Богу, случается вопреки всему и несмотря ни на что. Даже в Большом.

Адольф Шапиро, режиссер с большим, не побоюсь этого слова, мировым авторитетом, ездил к примадонне в Вену и рассказал мне после премьеры, что довольно быстро они нашли общий язык и что в работе оперная дива была потрясающим партнером. А я вспомнила одну из первых ее ролей в ленинградском МАЛЕГОТе (теперь Михайловский театр) - Сюзанна в «Свадьбе Фигаро»: малоизвестная артистка, худенькая, чистейшее сопрано, невероятно артистичная, - которая выделяла ее из всего оперного состава. Надо сказать, что Нетребко того, перестроечного периода практически не изменилась - разве что в весе прибавила, физическом. Про мировой и говорить нечего - оперные театры терпеливо стоят за ней в очередь.

Но вот третий звонок, ложи забиты настолько, что в них стоят. Во время увертюры (дирижер Ядер Биньямини) по черному жесткому занавесу бегут белые рукописные строчки: «Надо сегодня сказать лишь то, что уместно сегодня. Прочее все отложить и сказать в подходящее время». Это цитата из предуведомления автора «Записок знатного человека», открывающего роман аббата Прево «История кавалера де Грие и Манон Леско» - из него Джакомо Пуччини сделал свою четырехактную оперу с великой музыкой. Хорошо одетая оперная публика еще не раз за три с лишним часа в прямом смысле прочтет на жестком черном занавесе историю роковой страсти красавицы Манон и ее кавалера. И этот текст от лица последнего послужит навигацией в бурном море событий.

Но вот черный занавес уползает вверх, открывая чистый, как первый снег, город. «Ах!» - выдыхает зал, разглядывая макет из белых домиков, тесно прижатых друг к другу на кривых улочках. Его как будто только вырезал какой-то умелый макетчик и пошел, положим, покурить, оставив по краям огромные ножницы, карандаш, циркуль. Оставил чуть небрежно, приподняв под углом к авансцене градусов на сорок пять. А его уже обживают ярко одетые люди: красные, зеленые точки в свитерах и вязаных шапочках - просто горнолыжный курорт, над которым три раза проплывает воздушный шар с пассажирами, трижды увеличивая свои пропорции. И когда он станет в натуральную величину, из него выйдут хорошо одетый господин и черноволосая красотка в белом свитере, шапочке с помпоном и куклой, на нее похожей один в один. Так художница Мария Трегубова, самая сильная и яркая в поколении тридцатилетних, начинает удивлять.

Первый акт вместе с режиссером Шапиро она выстраивает весь в белых тонах, в который медленно и незаметно будет вползать черный. Но пока что торжество белого - светлая встреча красавицы Манон с бедным студентом де Грие. Его первая ария заканчивается криками «брави!» из зала, и так будет дальше - практически каждая ария или дуэт сопровождаются длительными «брави!».

Анна Нетребко и Владимир Урин

Есть чему: оркестр звучит мощно, поют великолепно не только супруги Нетребко и Эйвазов, но и Александр Науменко, Эльчин Азизов, Юлия Мазурова... Аплодируют декорации, особенно второго акта, которая представляет собой парижский дом Манон - это шедевр сценографии и режиссерского решения. Причем я наблюдаю тот уникальный союз режиссера и художника, когда трудно даже предположить, кто кому диктует - настолько все естественно. Вот как решен второй акт: справа сидит огромная Манон, наверное, метров семи в высоту - это кукла в черном шелковом платье с белыми бусами на шее. Рядом, чуть в глубине, огромное овальное зеркало, которое, дрожа точно в ознобе, отражает то, что происходит на сцене. А на сцене в луче света - роскошная Манон, вся буквально в смятении: нищета для нее плохой казначей, а в роскоши любви нет. Богатый муж изо всех сил старается развлечь красотку, поставляя ей всевозможные развлечения в виде поющих и танцующих комедиантов, акробатов - ничто не радует сердце красотки, склонной к измене. Измена случается прямо у ног Нетребко-куклы, по белоснежному пластику которой ползут черные пауки, муравьи и прочая нечисть из пластика же. Это драгоценности, с которыми она не может расстаться, желая при этом настоящей любви.

Гибельный восторг внушает это пластиковое чудо, которое к тому же двигает руками, глазами. Драматургия кукольных реакций строго просчитана: на объятия любовников она стыдливо прикрывает глаза. На белоснежный город их первой любви, на мгновение отразившийся в зеркале, поворачивает голову и с тоской смотрит как на невозвратное прошлое. И в панике хаотично задвигает руками, когда любовников по приказу мужа схватит полиция и бросит в разные тюрьмы.

Кто же изготовил такое чудо? За границей? Оказывается, нет - делали наши умельцы в Петербурге, причем кукла оказалась весьма функциональна и разбирается, что позволяет быстро менять декорацию.

Можно только восхищаться тонкой стилистикой работы режиссера и художника, которым удалось оперу сделать динамично напряженной. Черно-белый цвет, что разложен светом Дамира Исмагилова на множество оттенков, дает эту динамику. От светящейся прозрачности белого первых двух актов к глухой безысходной черноте двух последних. Белая сценографическая фантазия агрессивно поглощается аскетичной чернотой. И тоже в игре - от белого к черному. Хотя в черно-белую гамму в третьем акте неожиданно врежется парад персонажей из исправительной тюрьмы - в пестреньком, гламурном.

В последнем акте герои оказываются в пустой сценической коробке - черные сцены с белым задником, и он, как призрак надежды, по которому черными чернилами косым почерком пишется их диалог. Строки заливают невидимые слезы, отчего буквы сливаются, темные пятна от них разрастаются, медленно соединяются в кляксы, пока на авансцене свою последнюю любовь оплакивают Манон и де Грие: «Темно… Одна... Никого кругом... Страшно...» и т.д. Повторяющиеся «страшно» сливаются в чернильную грязь.

Стоя неподвижно на авансцене, певцы никоим образом не изображают уход. Режиссер лишил их какой бы то ни было видимой поддержки - ни декораций, ни миманса. Только музыка Пуччини и драматическая игра. Но какая! Как восхитительна она у Анны Нетребко, как искренна у Юсифа Эйвазова! Концепция Шапиро - в отсутствии какой-либо замороченной концепции, и это производит невероятный эффект. На поклонах Большой театр не бисирует, он просто кричит - все пять ярусов сливаются в едином крике с партером и долго не отпускают артистов. Кстати, на поклонах на сцене их оказалось больше сотни.

16 октября на сцене Большого театра впервые представят оперу «Манон Леско» Джакомо Пуччини. Главные партии в ней исполнят Анна Нетребко (Манон) и ее супруг Юсиф Эйвазов (Шевалье Рене Де Грие). Билеты раскуплены давно. И как говорит директор ГАБТ Владимир Урин, он уже несколько дней не снимает трубку телефона, так как не сможет выделить контрамарку даже знакомым.

«Манон Леско» - особое событие для меломанов. Проекта не было в планах Большого. Год назад руководство театра начало переговоры с мировой оперной звездой Анной Нетребко. Ей предложили любую постановку на Исторической сцене Большого. Прима выбрала «Манон Леско». В преддверии премьеры в ГАБТ состоялась пресс-конференция создателей оперы.

​​​​​​​

– Для меня – честь выступать на сцене Большого театра: я никогда раньше здесь не была, - огорошила собравшихся Анна. - «Манон Леско» - одна из моих любимых опер. Она драматичная, про любовь, и я с огромным счастьем и восторгом исполняю ее.

Для меня работа с Анной - это не только удовольствие, но еще и учеба, - сказал Эйвазов. - Хотя дома она меня не распевает.

Оказалось, не один Эйвазов учится у Анны.

– Я очень многому учусь у Анны и Юсифа, восхищаюсь, с каким терпением они подходят к своей работе, - говорит специально приглашенный из Италии дирижер Ядер Биньямини. - Несмотря на то что они мастера высочайшего уровня, они очень часто спрашивают у меня совета и каких-то рекомендаций. Мы работали в атмосфере взаимного уважения.

Поставил оперу «Манон Леско» режиссер драматического театра Адольф Шапиро. В его послужном списке постановки в МХТ имени Чехова, Табакерке, Театре имени Маяковского, РАМТ и др. Он также востребован за рубежом. Работа на оперной сцене для него - некое открытие. А звезда мировой величины в работе просто студентка.

Я много работаю за рубежом от Шанхая до Сан-Паулу, и различий между артистами нашими или иностранными для меня нет, как нет разницы-– Смоктуновский, Нетребко или студент, - признался «Известиям» Адольф Шапиро. - Если я буду подстраиваться под них, от меня ничего не останется. А что до работы с Анной, меня вдохновляет, как она поет. Она - великая артистка. Сам факт пребывания такого артиста на сцене становится искусством. Даже если она не туда пошла и не то сделала. Мне интересна ее пластика, реакция, природа.

​​​​​​​

В отличие от певицы, режиссер не раз бывал в Большом театре. По признанию Адольфа Яковлевича, в юности студентом он смотрел с третьего яруса на «Половецкие пляски» Бородина. А сейчас приходит в Большой на работу как домой. Так как днюет и ночует здесь уже не один месяц.

Сделать хорошую постановку трудно, а благодаря Адольфу Шапиро работать над спектаклем было одно удовольствие, - рассказывает Анна Нетребко. - Если мне не нравится подход режиссера и его видение роли, я просто ухожу.

Здесь этого не произошло. Анна вместе с Юсифом прилетела в Москву несколько дней назад. И когда она впервые вышла на сцену театра, была буквально шокирована.

Акустика на сцене Большого очень сложна для певцов. Из-за массивных декораций и большого пространства звук не возвращается к исполнителю. Приходится работать вдвойне. В первые дни репетиций у меня был настоящий шок. Ну а потом как-то с этим сжились.

Финал оперы трагический.

Есть певицы, которые обожают умирать на сцене, они этим живут, - говорит Нетребко. - Я этого не люблю, но когда надо, вхожу в это состояние. Мне это дорого стоит, потому что я действительно по-настоящему переживаю стресс. Потом это сказывается на моем организме. Ну а что я могу сделать, я выбрала такую профессию.

Как шутит Анна, после того как сыграют спектакль 22 октября, они с супругом с размахом отметят свое выступление в Большом. А руководство театра уже строит планы на дальнейшие проекты с парой. Анна и Юсиф еще не раз вернутся в Большой, в их отсутствие на сцену выйдет второй состав - Айноа Артета (Испания) и Риккардо Масси (Италия).

Для тех, кто не сможет попасть в Большой театр, канал «Культура» покажет трансляцию оперы «Манон Леско» 23 октября.

Большая премьера в Большом. Знаменитая опера Джакомо Пуччини «Манон Леско» - на главной сцене страны. Первые партии исполнят неподражаемая Анна Нетребко и ее супруг и партнер Юсиф Эйвазов.

Черный строгий костюм, но на лице - мягкая обаятельная улыбка: Анна Нетребко вышла к прессе в хорошем настроении. Ведь в Большом она поет премьеру любимой оперы Пуччини «Манон Леско».

«Я с огромным счастьем и восторгом каждый раз ее исполняю, а тем более когда со мной такой замечательный, сильный и страстный партнер», - говорит певица.

За столом он сидит рядом, на сцене - поет рядом, по жизни - идет рядом. Ведь это ее муж, Юсиф Эйвазов, исполнитель главной мужской партии - кавалера де Грие.

Для Анны Нетребко и Юсифа Эйвазова эта опера - особенная. Дело в том, что они познакомились два года назад на репетиции «Манон Леско» в Риме. История любви XVIII века стала началом современной романтической истории. Это была первая совместная работа - опера, пропитанная страстью и отчаянием, где каждое слово - о любви. Кавалер де Грие, он же Юсиф Эйвазов, тогда открыл для себя Манон Леско, она же Анна Нетребко, и как певицу, и как женщину.

«Я знал, что она поет определенный репертуар, достаточно легкий, который я не пою. Поэтому особого интереса к ней - я знал, что есть такая звезда, певица и так далее... Но это знакомство превратилось в любовь. И мы очень счастливы!» - говорит певец.

Их дуэт не играет страсть, он ее переживает. Когда Манон бросает возлюбленного ради богатого покровителя, это предательство. Когда Манон понимает, что деньги не принесли ей счастья, и возвращается - это прощение. Когда за ней он отправляется в ссылку - это любовь.

Эту постановку уже окрестили немного «хулиганской». Здесь и костюмы героев - длинные платья и сюртуки по моде XIX века, и при этом - кроссовки, вязаные шапки и черные очки. А солист Большого Марат Гали вышел петь на родную сцену в балетной пачке! В этой постановке он - учитель танцев.

«Всю жизнь мне хотелось почувствовать себя в роли балетного, и вот спустя 14 лет карьеры в Большом театре, наконец, я выхожу в пачке. Мне очень это приятно и легко!» - смеется певец.

Так же себя ощущает, видимо, и Анна Нетребко: в этой же сцене с учителем танцев она без всякой страховки встает на шар и при этом поет!

«Когда мы делали с Анной эту сцену, от нее шел этот момент риска: «Я могу попробовать быть на шаре!» Но вообще, идея, которая не связана напрямую - девочка на шаре - она присутствует», - говорит хореограф-постановщик Татьяна Баганова.

А за всем этим невозмутимо наблюдает шестиметровая кукла. Это и символ роскоши - уж очень Манон хотела себе дорогие игрушки - и отчасти, сама героиня. Образ «куклы с куклой» становится фарсом.

«Такая живая струя, молодая, современная в этом. Особенно в первом акте она как-то немножко приподнимает настроение перед тем, как опустить его совсем в драму полную», - говорит Анна Нетребко.

Но все равно, костюмы, декорации - лишь антураж. Над всем царствует бессмертная музыка Пуччини. И исполнители главных партий предпочитают не думать о грядущей премьере, чтобы снизить градус волнения.

«Если кто-то вам говорит, что певец не волнуется перед тем, как спеть «Манон Леско» - не верьте! Волнуются все», - говорит Юсиф Эйвазов.

«Я не знаю… Проснусь послезавтра, и будет видно!» - говорит Анна Нетребко.

«На секунду показалось, что мы действительно находимся в пустыне»

Интервью с Анной Нетребко и Юсифом Эйвазовым накануне премьеры оперы «Манон Леско» в Большом театре

Накануне премьеры оперы «Манон Леско» в Большом театре старший вице-президент ВТБ Дмитрий Брейтенбихер встретился с Анной Нетребко и Юсифом Эйвазовым - своими давними друзьями и партнерами Private Banking ВТБ.

Дмитрий Брейтенбихер: Добрый день, Анна и Юсиф. Спасибо, что нашли время, чтобы увидеться, - знаю какой у вас напряженный график репетиций перед премьерой в Большом театре. Кстати, насколько я помню, именно на репетициях «Манон Леско» Пуччини в Римской опере вы повстречались. Можно ли сказать, что для вас это знаковое сочинение?

Анна Нетребко: Это произведение само по себе очень сильное, драматичное, о любви. Я с огромным счастьем и восторгом каждый раз исполняю эту оперу. Тем более когда со мной такой замечательный, сильный и страстный партнер.

Юсиф Эйвазов: На самом деле этот спектакль для нас очень много значит. Есть что-то магическое в нем, какой-то магнетизм в зале и на сцене. Вчера на репетиции, когда была финальная сцена - четвертый акт, у меня просто текли слезы. Это происходит со мной крайне редко, потому что артисту нужно контролировать эмоции. А слезы и даже малейшее волнение сразу отражаются на голосе. Я вчера абсолютно забыл об этом. Эмоциональный посыл и Анин голос - все было настолько сильным, что на секунду мне показалось, что мы действительно находимся в пустыне и это действительно последние мгновения жизни.

Дмитрий Брейтенбихер: Юсиф, а как прошла первая встреча с Анной на постановке «Манон Леско» в Риме?

Юсиф Эйвазов: Три года прошло, я уже и не помню подробностей (смеется). Действительно, это был Рим. Безумно романтичный Рим, оперный театр. Для меня это был дебют. И конечно, это все было очень волнительно для человека, который только начинает большую карьеру. Я, естественно, к этому ответственно готовился, за год учил партию. Партия безумно сложная, поэтому пришлось очень много работать. Приехал в Рим, и там происходит встреча с Аней, которая оказалась… Я, конечно, знал, что есть такая певица, звезда, но прежде ее репертуар и исполнение не отслеживал. Она тогда настолько великолепно исполнила партию, что я был просто потрясен! Но я стал абсолютно счастлив, когда узнал, что, помимо громадного таланта, она еще и замечательный человек. Для звезды такого уровня - совершенно нормальный и простой в общении человек (оба смеются).

Дмитрий Брейтенбихер: В смысле отсутствия звездной болезни?

Юсиф Эйвазов: Да, именно. Сегодня очень мало певцов и певиц, которые могут этим похвастаться. Потому что в большинстве случаев начинаются заскоки, бзики и все остальное. Вот так это знакомство на оперной сцене превратилось в любовь. Мы очень счастливы.

Дмитрий Брейтенбихер: Вы исполняли обе знаменитые версии «Манон», оперу Пуччини и оперу Массне. В чем их различие, какая из них сложнее в вокальном и эмоциональном плане? И какой Манон вы отдадите предпочтение - итальянке или француженке?

Анна Нетребко: Я думаю, что Манон - это прежде всего женщина. Абсолютно не важно, какой она национальности. Она может быть совершенно разной, блондинкой, брюнеткой - не имеет значения. Важно, чтобы она вызывала у мужчин определенные эмоции: положительные, отрицательные, бурные, страстные… Это, пожалуй, самое главное. А насчет образа - у меня есть свое видение этой женщины. Оно, в принципе, не очень сильно меняется из постановки в постановку. Там же все ясно, все написано в музыке, в тексте, в ее характере. Только какие-то детали можно добавлять или менять.

Дмитрий Брейтенбихер: Ну например?

Анна Нетребко: Например, можно ее сделать более опытной. Тогда уже с самого начала она должна понимать, что к чему. А можно ее сделать совершенно невинной сначала. То есть это уже исходит от желания исполнителя или режиссера.

Дмитрий Брейтенбихер: А что по поводу первой части вопроса? В чем разница «Манон Леско» у Пуччини и в опере Массне?

Анна Нетребко: Раньше я очень часто исполняла эту партию в опере Массне. Сейчас я ее немножко переросла, она для более молодых певиц. Кроме того, я не думаю, что партия-Де Грие у Массне - это для голоса Юсифа, как и Манон больше не для моего голоса. Она замечательная, интересная, но другая.

Юсиф Эйвазов: У Массне музыка менее драматичная. Поэтому в партии-Де Грие более легкий голос, и, естественно, он по характеру музыки более подвижный. Ну попробуйте меня сдвинуть на сцене, это будет кошмар. У Пуччини и оркестровка достаточно тяжелая, соответственно, и движения того же самого-Де Грие намного более весомые и степенные, и вокал совсем другой. Технически я, может, даже бы и смог, но мне кажется, это был бы все-таки такой вход слона в фарфоровую лавку. Лучше этого не делать.

Анна Нетребко: В опере Пуччини от студентов почти ничего нет, даже первый дуэт, когда они встречаются, - это довольно тяжелая музыка, она такая медленная, размеренная. Там совершенно нет юношеского задора, который есть у Массне. Это было рассчитано, конечно, на других певцов.

Дмитрий Брейтенбихер:Над новой «Манон Леско» вы работали с драматическим режиссером Адольфом Шапиро. Что вам принес этот опыт? Что было внове?

Анна Нетребко: На самом деле я хочу сказать спасибо Адольфу Яковлевичу за такую замечательную постановку. Нам было очень удобно и легко петь. Режиссер учитывал абсолютно все наши проблемы и трудности. Там, где нужно было петь, - мы пели, там, где нужно сконцентрироваться на музыке, - это было сделано. Повторюсь, постановка получилась очень хорошая. Считаю Адольфа Шапиро просто замечательным режиссером.

Дмитрий Брейтенбихер: А что интересного он просил вас делать в актерском плане, что было новым для вас?

Анна Нетребко: Самый большой разговор был как раз по поводу последней сцены, которая довольно статична физически, но очень сильно наполнена эмоционально. И вот именно в этой сцене Адольф Яковлевич просил нас выкладываться за счет каких-то минимальных жестов, за счет каких-то полушагов, полуповоротов - это все должно быть четко рассчитано по музыке, и вот над этим мы работали.

Юсиф Эйвазов: Вообще, конечно, сложно работать на сцене, когда там ничего нет. Ну представьте себе полностью пустое пространство. Нет ни стула, на который можно сесть, ни каких-то деталей, с которыми можно поиграть, даже песочка… Нет ничего. То есть остаются только музыка, интерпретация и голос. И все. Я бы назвал гениальной концепцию последнего акта, где просто на белом фоне черными буквами пишется вся эта история, которую мы поем. Это вместе с музыкой вызывает очень сильные эмоции. Как дополнительный синхронный перевод, как расшифровка того, что ты слышишь. Трагедия в тебя проникает в двойном размере.

Дмитрий Брейтенбихер: Это ваша любимая часть в опере?

Юсиф Эйвазов: Моя любимая часть самая последняя, когда все заканчивается, когда я уже все спел (смеется).

Анна Нетребко: (Смеется) Дмитрий, если серьезно, я согласна с Юсифом насчет того, что последняя сцена была очень сильная и благодаря нашему замечательному режиссеру она очень интересно решена. Ее непросто было поставить, но нам была предоставлена возможность действительно не думать ни о чем и просто петь эту замечательную оперу. Видимо, поэтому это и вызывает такие эмоции.

Дмитрий Брейтенбихер: В продолжение темы постановки. Пока известно немного: пользователи Интернета заинтригованы видом огромной куклы, сидящей на сцене. Как бы вы сформулировали: о чем получился этот спектакль?

Анна Нетребко: Вообще, вживую эта опера крайне редко исполняется. Не знаю почему. Наверное, трудно найти исполнителей, трудно поставить. В ней очень разорванный и не сразу читаемый, даже абстрактный сюжет. И сделать хорошую постановку очень трудно. Текущая мне очень нравится: и огромная кукла, и кузнечики… В этом проявляютсягде-то магия и символизм, где-то элементы фарса - как, например, в том же танце соблазнения Жеронта. Посмотрите, будет очень интересно.

Дмитрий Брейтенбихер: Какое ощущение произвел Большой театр - его пространство, акустика? В чем, на ваш взгляд, его особенность по сравнению с другими оперными театрами мира?

Анна Нетребко: Когда мы два дня назад впервые вышли на сцену Большого, у нас был шок… Для певцов, которые находятся на сцене, здесь очень сложная акустика. Не знаю, как там в зале, но на сцене не слышно ничего. Поэтому мы оба сразу охрипли. Декорации крупные, сцена открыта, то есть нет никакой деревянной заглушки, подзвучки. В результате звук не возвращается. Таким образом, приходится работать вдвойне (смеется). Ну потом мы как-то к этому привыкли.

Юсиф Эйвазов: Ну театр называется «Большой», поэтому и пространство большое. И конечно, как Аня правильно сказала, мы сначала не понимали вообще, идет звук в зал или нет. Потом нас успокоили после репетиций и сказали: вас отлично слышно, все хорошо. Просто надо довериться собственным чувствам. Это как раз тот случай, когда движешься за своими внутренними ощущениями, идешь, опираясь на них. В Большом ты не услышишь возврата голоса, как это бывает в Метрополитен-опере или Баварской опере. Здесь очень сложная сцена. И не надо пытаться ее полностью озвучить, это гиблое дело. Нужно просто петь своим нормальным голосом и молиться, чтобы этого было достаточно.

16 октября в Большом театре при поддержке банка ВТБ состоялась премьера оперы «Манон Леско». Большой театр и ВТБ связывают многолетние дружеские отношения, Банк входит в состав Попечительского совета театра и некоммерческой организации «Фонд Большого театра».