«162 Е. К. Ковалева ПРОБЛЕМА ЧИТАТЕЛЯ: ОСНОВНЫЕ АСПЕКТЫ В литературоведении начала XXI века категория «читатель» – одна из наиболее востребованных. И это вполне закономерно. Широкое...»

Е. К. Ковалева

ПРОБЛЕМА ЧИТАТЕЛЯ: ОСНОВНЫЕ АСПЕКТЫ

наиболее востребованных. И это вполне закономерно. Широкое

распространение коммуникативных моделей анализа текста вводит читателя в

поле зрения исследователей. Читатель понимается как равноправный участник

сложность и трудноуловимость феномена читателя порождает либо размытость подходов к нему, либо некоторую абстрактность концепций, мало применимых методологически. Специалистами отмечается неупорядоченность использования терминологического аппарата. Термин «читатель» заменяется (зачастую синонимично) адресатом, реципиентом, или модифицируется путем изменения к нему смысловой приставки: имплицитный, имманентный, виртуальный, идеальный, образцовый и т. д. С категорией читателя тесно связана проблема интерпретации произведения: одни специалисты полагают, что художественный текст предлагает некую единую программу восприятия, по мнению других, возможно бесчисленное множество его трактовок.

В зарубежной науке о литературе возникновение теории читателя датируется 1970-ми гг., и связывается с декларациями структуралистов о смерти автора и необходимости замены его читателем (программная статья Р. Барта «Смерть автора» (1968). В Европе и США формируются основные более или менее устойчивые концепции читателя в структурализме (М. Риффатерр), постструктурализме (У. Эко, Ж. Деррида, П. де Ман, Дж. X. Миллер), рецептивной эстетике (В. Изер, X. Р. Яусс, С, Фиш), нарратологии (Дж. Принс, Ж. Женетт, С. Чэтман, В. Шмид), марксисткой критике (Т. Иглтон).

Разработанные теории во многом сложились под влиянием положений русского формализма (В. Пропп, В. Шкловский, Б. Эйхенбаум), М. Бахтина, Ю. Лотмана, У. Бута. В отечественном литературоведении, как и в зарубежном, именно в 1970-е гг. осуществлено (на теоретическом уровне) разведение реального и литературного читателей, а также признание читателя активным участником литературного процесса (М. Бахтин, Б. Корман).

Сложность и многоаспектность феномена читателя, невыявленность многих форм читательского присутствия в тексте, неопределенность в плане внутренней структуры читателя, составляющих ее компонентов, модели развития – совокупность перечисленных факторов актуализирует обращение к этой проблеме. Задача данной статьи – рассмотреть основные концептуальные положения в теориях читателя второй половины XX – начала XXI вв., выдвинувших термин для обозначения адресата художественного произведения и теоретически обосновавших его употребление.

Изучение понятия читатель связывается с процессом чтения и формами читательской активности. В рамках структурализма проблему читателя наиболее плодотворно разрабатывает М. Риффатерр. Основной вопрос – ограничено ли читательское воображение архитектурным замыслом писателя или каждый читатель видит в произведении что-то свое – М. Риффатерр решает довольно четко. Он считает, что произведение диктует читателю единственное восприятие, так как текст выстроен таким образом, что читатель останавливает свое внимание на определенных местах и не может их миновать, как бы невнимателен он ни был.

Категория читателя мыслится М. Риффатерром как заданная, «программируемая» структурой художественного произведения. Ученым предложен термин «средний читатель», замененный впоследствии «архичитателем» (archilecteur), или сверхчитателем 1. Под архичитателем понимается группа информантов, которая реагирует на определенные места в тексте, т. о. посредством единства их реакций устанавливается существование в тексте стилистических приемов. По Риффатерру, читатель как обобщающий термин для группы читателей, обладающих различной компетенцией, позволяет эмпирически достоверно учесть и семантический и прагматический потенциалы, заключенные в тексте.

Концепция М. Риффатерра обнаруживает два основных дискуссионных аспекта, выделяемых специалистами. Прежде всего это вопрос об уровне читательской компетенции. По мнению О. В. Солоухиной, установление интертекстуальных влияний предполагает не сводимую к общему знаменателю компетенцию. Интертекстуальность присутствует только в сознании читателя, обращение к иным текстам происходит в форме воспоминаний, возможно, не всегда четких. Поэтому интертекстуальность – понятие непостоянное, она то суживается до одного текста, то расширяется, стремясь к бесконечности, в зависимости от эрудиции читателя .

Второй дискуссионный момент теории М. Риффатерра затрагивает концептуальное положение структурализма, опровергаемое современными литературоведами, – исключение категории автора в ходе анализа текста. В теории М. Риффатерра «il reste de l"auteur que le texte» , «творца» не существует, рассматриваются взаимоотношения только текста и читателя, без учета авторского замысла и уровня его воплощения. Текст в трактовке М.

Риффатерра погружен в межтекстовую реальность до такой степени, что в нем не остается ничего уникального, авторского: он представляет собой комбинацию уже знакомых, бывших в употреблении кодов.

Тезис о возможности множества интерпретаций текста отстаивают сторонники постструктурализма и деконструктивизма. В теоретических построениях У. Эко и Иельской школы деконструктивистов отправными точками избраны разные трактовки художественного произведения. Для У. Эко это понятие «открытого произведения», где открытость понимается как «принципиальная неоднозначность художественного сообщения» .

Представители Йельской школы (Ж. Деррида, П. де Ман, Дж. X. Миллер) опираются на интертекстуальное понимание природы художественного 1 Riffaterre R. Essays de stylistique structurale. – P., 1971. – 364 p.; Riffaterre R. Semiotics of poetry. – Bloomington; L., 1978. – X, 213.

произведения: по их мнению, вариант конечной интерпретации зависит от уровня компетенции читателя, от его способности установить связи читаемого текста с другими текстами, написанными ранее.

Концепция открытого произведения разработана У. Эко в работе с одноименным названием («Открытое произведение» (1962)). Термин «образцовый читатель» (lettore modello) и модель взаимодействия между текстом и читателем предложены ученым в работах «Роль читателя» (1979) и «Пресловутый читатель» (1979)1. Образцовый читатель определяется У. Эко как «комплекс благоприятных условий, которые должны быть выполнены, чтобы данный текст полностью актуализировал свое потенциальное содержание» . В основу теории У. Эко заложено расчленение содержания текста на четыре уровня: дискурсивные, нарративные, актантные и идеологические структуры. При актуализации каждого уровня читательская активность принимает новые формы. Читатель реконструирует действительные обстоятельства высказывания (исторический период, этнический или культурный профиль автора и т. д.), преодолевает разрыв между миром вымышленных персонажей и миром собственного опыта. Интерпретационная свобода читателя, по У. Эко, реализуется, во-первых, его решением, как активизировать тот или иной текстовый уровень, и, во–вторых, выбором применяемого кода. При этом У. Эко считает, что интерпретации любого произведения могут быть многочисленными, но не безграничными. «Вместе с прочтениями, не вызывающими возражений,... могут существовать прочтения, решительно неправильные, не подтверждающиеся при внимательном разборе всех элементов текста» .

А. Р. Усманова указывает на несомненную теоретическую актуальность концепции «образцового читателя» для 70-х гг., когда «неприемлемость структуралистского подхода к тексту, а равно и «классического»

герменевтического стала очевидна для всех и потребность в новой парадигме интерпретации буквально витала в воздухе» . Вместе с тем исследователь видит в концепции У. Эко эстетизированность и формальность, оторванность «образцового читателя» от читателя эмпирически существующего.

«Его единственной связью с миром является культурная традиция, а единственной жизненной функцией – функция интерпретации» .

В программной работе Иельской школы деконструктивизма 2 концепция читателя описывается оппозицией понятий «наивный читатель» и «критикчитатель». Наивный читатель, согласно йельцам, стремится обнаружить в художественном произведении якобы никогда не присутствующий в нем единый и объективный смысл. Однако чтение произведения, считает Дж. X. Миллер, влечет за собой его активную интерпретацию со стороны читателя. Каждый читатель овладевает произведением и налагает на него определенную схему «смысла». «Существование бесчисленных интерпретаций любого текста В русскоязычном переводе концептуально важные главы обеих книг изданы под общим названием «Роль читателя» .

Deconstruction and criticism И By Bloom M. et al. – N. Y., 1979. – IX. – 256 p.

свидетельствует о том, что чтение никогда не бывает объективным процессом обнаружения смысла, а является вложением его в текст, который сам по себе не имеет никакого смысла» . Критик-читатель, по мнению ученых, должен следовать свободной игре активной интерпретации, ограниченной лишь рамками конвенций общей интертекстуальности, что открывает перед ним «бездну» возможных значений.

Если для М.

Риффатерра интертекстуальное понимание природы художественного произведения служит основанием для утверждения общего уровня коллективной читательской компетенции, а значит, и единственного толкования текста, постструктуралисты «учитывают совершенные ошибки»:

ориентируясь на различие уровней читательской компетенции, они из интертекстуальности выводят идею возможности множества интерпретаций текста.

Рецептивная эстетика 1 для тезиса о неоднозначности восприятия текста предлагает два обоснования. Одно направление, связанное с феноменологией, отличается интересом к индивидуальному читателю и представлено В. Изером.

По мнению В. Изера, «есть тексты, с потенциалом к разным реализациям, и ни одно чтение никогда не может полностью исчерпать их потенциал, потому что каждый читатель заполняет пробелы по-своему, исключая тем самым другие способы... Принимая свои решения, читатель имплицитно признает неисчерпаемость текста» . Другое направление, в лице X. Р. Яусса, делает акцент на коллективном аспекте чтения. По X. Р. Яуссу, понимание произведения обществом зависит от исторически меняющегося контекста его существования.

Концепция «имплицитного читателя» 2 описывает соотношение двух аспектов понятия «читатель»: читателя как элемента текстовой структуры с эмпирическим читателем, а также читателя и текста. Имплицитный читатель понимается ученым как универсальная текстовая структура, предусматривающая множество возможных реакций реального читателя и предполагающая синтез разрозненных рецептивных установок и впечатлений от процесса чтения. В концепции В. Изера имплицитный читатель предлагает читателю реальному некоторую модель, позволяющую ему собрать воедино смысл текста. Водительствуемый имплицитным читателем, реальный читатель одновременно и активен и пассивен. Таким образом, читатель воспринимается и как текстуальная структура (имплицитный читатель) и как структурирующий акт (реальное чтение) .

1Разработка проблемы читателя в рецептивной эстетике имеет твердую теоретическую основу. Можно проследить линию преемственности и определенные теоретические отпочкования, лежащие на периферии основной традиции:

1 феноменология Э, Гуссерля, берущая свои истоки в гештальт психологии, 2) эстетика Р. Ингардена, 3) гештальт теории Ф. Перлза, 4) герменевтика Г. Гадамера и, как завершающий этап, рецептивная эстетика X. Р. Яусса и В. Изера 2 На сегодняшний день работы В. Изера (Iser W. Der implizite Lezer. Kommunicationsfotmen des Romans von Bunyan bis Beckett – Muncben, 1972. – 420 S.; Iser W. Der Akt des Lesaa: Theorie asthetischer Wirkung. – Munchen, 1976. – 357 S) остаются основными исследованиям! в Области рецептивной эстетики.

По В. Изеру, функция читателя – силой воображения, сотворчества заполнить пробелы текста. Заполняя очередной пробел, «читатель вступает в коммуникацию с текстом» . Значение сообщения зависит от интеретативных предпочтений реципиента. Вводится понятие «странствующая точка зрения»

(Wandelnde Blickpunkt), которая зависит от индивидуально-психологических и социально-исторических характеристик реципиента. «В выборе точки зрения читатель свободен не полностью, так как ее формирование определяется и текстом» . Текст должен направлять читателя и его направляющая роль в процессе чтения сводится к тому, чтобы «подтолкнуть читателя к коммуникации, об успешном осуществлении которой свидетельствует утверждение смысла» .

Дискуссионным моментом теории В. Изера А. Компаньон считает непроясненность вопроса о том, как практически встречаются имплицитный читатель с читателем эмпирическим, обязательно ли последний подчиняется инструкциям текста, и если не подчиняется, то как описать эти нарушения.

X. Р. Яусс предложил понятие «горизонт читательских ожиданий» 1, которое обозначил как комплекс эстетических, социально-политических, психологических и прочих представлений, определяющих отношение читателя к произведению. Важную роль в формировании горизонта ожидания играют жанры. «Новый текст вызывает у читателя (слушателя) известный по прошлым текстам горизонт ожиданий и правил игры, которые могут затем варьироваться, корректироваться, сменяться или же только воспроизводиться» .

Специфическая предрасположенность читателя к определенному жанру, которую автор так или иначе учитывает, может возникать, по X. Р. Яуссу, и без наличия эксплицитных сигналов со стороны произведения. Этот процесс происходит на основе трех факторов: 1) известных норм или имманентной поэтики жанра; 2) имплицитных связей с уже известными произведениями, вошедшими в историю литературы; 3) на основе противоречия между вымыслом и реальностью, возможность сравнить и сопоставить которые всегда есть для рефлектирующего читателя. Последним фактором обусловлено то обстоятельство, что читатель может воспринимать новое произведение как в рамках узкого горизонта своих ожиданий, так и в широком русле своего жизненного опыта.

В своей концепции X. Р. Яусс рассматривает две стороны отношений текста и читателя: воздействие текста на общество и его восприятие обществом.

Горизонт читательских ожиданий взаимодействует с горизонтом ожиданий, закодированным в произведении. В ходе взаимодействия двух горизонтов осуществляется рецепция произведения и формирование эстетического опыта читателя. Горизонт ожидания произведения стабилен, в отличие от исторически меняющегося, способного к трансформациям горизонта ожиданий реципиента.

Восприятие текста читателем, по X. Р. Яуссу, напрямую определяется

1 Jauss Н. R. Literaturgeschiche als Provocation. – Francfurt a M., 1970. – 250 S.

историческим фактором. Последний тезис специалисты относят к противоречивым моментам теории ученого. Если рецепция произведения всегда зависит от исторического контекста, значит, в ней не может быть ничего постоянного, устойчивого. Значит, ни одно произведение не может считаться классическим, стирается грань между шаблоном и классикой, а это по выражению А. Компаньона, «как-никак печально» .

Американская разновидность рецептивно-эстетических теорий известна под названием школы читательских реакций (рецептивной критики).

Множественность толкований произведения выводится представителями этого направления из понимания произведения как процесса, создающегося в аігге восприятия посредством чтения. Произведение получает свое значение в результате взаимодействия печатного текста с работой воспринимающего его сознания читателя. Наиболее полно концептуальные воззрения школы читательских реакций отражает деятельность С. Фиша, который предложил термин «информированный читатель» 1. Такой читатель, по мнению ученого, посредством своей компетенции создает текст, его реакции следуют одна за другой во время чтения. Значение текста создается в процессе смены реакций, которые возникают в читательском сознании как отклик на текст. Для полноценного общения с текстом информированный читатель должен обладать следующими характеристиками: 1) «компетентно» говорить на языке, посредством которого создан текст; 2) в полной мере владеть семантическим знанием, которое подводит реципиента к пониманию. Сюда же входит знание идиом, лексических конструкций, профессиональных терминов и т. п.; 3) быть компетентным в литературных традициях. По критическому замечанию А.

Компаньона, С. Фиш, отнеся все значение на счет читателя, тем самым стал «требовать для чтения права на полную субъективность и случайность» . Столь радикальная позиция приводит к исключению из анализа категорий автор и произведение, и к абсолютному единовластию читателя2.

Специфика читателя в системе нарратологического мышления определяется приоритетным признанием коммуникативной природы литературы. Читатель выступает как самостоятельная текстовая (повествовательная) структура, обладающая всеми свойствами и признаками участника единой «коммуникационной цепи» 3. Для теории читателя нарратология разрабатывает два важных аспекта: введение термина «наррататор» и, что особенно важно, трактовка читателя как многоуровневой повествовательной инстанции. Понятие наррататор, предложенное Дж.

Принсом, понимается как разновидность внутреннего адресата, явного или Fish S. Utterature in the reader: Affective stylistics // New lit. history. – Charlottesville, 1970. – Vol. 2. – №1. – P. 123 162.

В книге «Is There a Text in This Class?» (1980), которая представляет собой сборник статей предшествующего десятилетия, С. Фиш радикализирует свою теорию в другом направлении. Он не просто заменяет власть автора и власть текста властью читателя, но и считает необходимым свести эти три инстанции к власти «интерпретативных сообществ». Интерпретативные сообщества, наподобие изеровского репертуара или яуссовского горизонта ожидания, представляют собой комплексы интерпретативных норм, как литературных, так и внелитературкых, которые разделяются некоторой группой. Но, в отличие от репертуара или горизонта ожидания, интерпретативное сообщество уже не оставляет ни малейшей автономии читателю, а равно вытекающему из этого чтения тексту; вместе с игрой нормы и отклонения от нее упраздняется всякая субъективность.

Коммуникационная цепь состоит из отправителя информации, сообщения (коммуниката), т. е. автора литературного произведения; самого коммуниката (в данном случае литературного текста); получателя сообщения (читателя). Ильин И. П. Нарратология // Западное литературоведение XX в.: Энциклопедия.

– М.:

Интрада, 2004. – С. 280–2S1.

подразумеваемого собеседника, к которому обращена речь рассказчика-нарратора, слушателя обращенного к нему рассказа, восприннмателя информации, сообщаемой повествователем. Свою разработку термин «наррататор» получил в трудах Дж. Принса «Введение в исследование наррататора» (1973), «Нарратология – формы и функции повествования» (1982), «Словарь нарратологии» (1987), С. Чэтмана «Произведение и дискурс.

Нарративная структура в художественной литературе и кинематографе» (1978), Ж. Женетга «Новый дискурс» (1983) и др.

Наррататор рассматривается как переменная и трансформирующаяся величина, способная в зависимости от техники повествования (от первого или третьего лица, сказового, диалогического, эпистолярного и т. п.) приобретать различную форму и степень повествовательной активности. Выделяется несколько видов наррататоров. 1) Самостоятельный персонаж, как в случае «рамочного» способа повествования, когда рассказчик, выступая в роли персонажа, сообщает какую-либо историю своему слушателю-наррататору, также воплощенному в действующее лицо. При этом он может быть пассивным слушателем, играть важную роль в событиях или вообще быть лишенным статуса персонажа. 2) Особый вид наррататора возникает при обращении рассказчика к самому себе, порождая форму, часто встречающуюся в дневниковых жанрах, драматических монологах, «самооткровениях»

внутреннего монолога и т. п. 3) Наррататор «в нулевой степени» (понятие Дж.

Принса), знающий только деннотации, но не коннотации слов рассказчика-нарратора. «Несостоятельный читатель», который не понимает целиком смысл рассказа и не разделяет намерения автора.

Модель читателя как многоуровневой повествовательной инстанции разрабатывается Дж. Принсом, М. Баль, Я. Линтвельтом 1. Впервые вариант такой модели, отражающий основные уровни иерархии читателя и продуктивный в плане методологической практики, предложен В. Шмидом в 1973 году. В сложной структуре понятия читатель В. Шмид выделяет три уровня: 1) конкретный читатель; 2) абстрактный читатель2, состоящий из двух разновидностей – предполагаемого адресата и идеального реципиента; 3) фиктивный читатель (наррататор). Конкретный читатель понимается как существующий вне читаемого им произведения и независимо от него. По мысли В. Шмида, это не один читатель, а бесконечное множество всех реальных людей, которые в любом месте и в любое время стали или становятся реципиентами данного произведения. Выделение на уровне абстрактного читателя двух параллельно существующих величин, по В. Шмиду, обусловлено функциями, которыми автор наделяет читателя. Предполагаемый адресат трактуется как адресат, способный понять идеологические, ценностные и эстетические нормы произведения. Под идеальным реципиентом понимается инстанция, призванная " Prince G. Narratology: The form a functioning of narrative. – B. etc., 1982. – VII, 184 p.; Bal M. Narratalogie: Les instances du r&it. – P., 1977. – 199 p.; Lintvelt J. Essai de typoiogie narrative: Le «point de vue»: ТЬёопе et analyse. – P–. 1981.–315 p.

В трактовке других иарратологов (Ж. Женетга, Дж. Принса, У. Мартина) абстрактный читатель терминологически обозначен как имплицитный читатель.

идеальным образом осмыслить и принять смысловую позицию, которую подсказывает произведение. По В. Шмиду, поведениё идеального читателя, его отношение к нормам и ценностям фиктивных инстанций целиком предопределены текстом. В. Шмид подчеркивает – «не волей конкретного автора, а зафиксированными в произведении и гипостазируемыми в абстрактном авторе творческими актами» . Разница между указанными ипостасями абстрактного читателя для ученого тем важнее, чем своеобразнее идеология произведения, чем больше оно аппелирует к принятию не общепризнанного мышления. Фиктивный читатель, или наррататор трактуется как проекция нарратора, та инстанция, к которой нарратор обращает свой рассказ.

Подход к проблеме читателя с позиций нарратологической методологии выявляет два важных аспекта: 1) понимание инстанции читателя как многоуровневой, сложно организованной структуры; 2) необходимость анализа категории читателя в непременной связи не только с текстом, но и с категорией автора. Таким образом, в европейском и американском литературоведении категория читателя разрабатывается последовательно и плодотворно. В дискуссиях сторонников структурализма, постструктурализма, рецептивноэстетических, нарратологических концепций кристаллизуется представление о феномене читателя. Оспаривая друг друга, концепции уточняются, выверяются, ищут модель, которая могла бы наиболее полно отразить суть изучаемого явления.

Свой взгляд на проблему читателя имеют и отечественные литературоведы. В советский период это прежде всего М. Бахтин и Б. Корман.

Целостностью подхода к категории читателя отличаются работы Б. Кормана , который считает, что феномен читателя тесно связан с феноменом автора.

соответствует определенное значение слова «читатель» . Особое место в этой структуре занимает «концепированный» читатель – постулируемый адресат, идеальное воспринимающее начало, способное адекватно воспринять предлагаемую произведением установку. Как элемент эстетической реальности концепированный читатель «формируется произведением, создается, компонуется им» .

Свое понимание соотношения понятий «автор» и «читатель» Б. Корман предлагает в схеме: автор биографический – автор как носитель концепции произведения – опосредующие его субъектные и внесубъектные формы – читатель, совмещающийся с каждой из этих форм, – читатель как постулируемый адресат, идеальное воспринимающее начало – читатель как реально существующий социально-исторический и культурно-психологический тип .

По существу, разработка Б. Кормана (датированная 1977 годом) оказывается очень близка теоретическим построениям европейских нарратологов о повествовательных уровнях и представителей рецептивной эстетики о читателе. Началом, объединяющим эти три подхода, выступает понимание читателя как иерархически организованной структуры. Разными методологическими путями ученые приходят к схожим по характеру выводам.

Европейские специалисты опираются на научные идеи М. Бахтина, особенно важной для них стала теория первичного и вторичного автора. Б. Корман, используя разработки В. Виноградова, берет за основу субъектную систему произведения.

«Инобытием такого автора, опосредованием является весь художественный феномен, который предполагает идеального, заданного, концепированного читателя» . В процессе чтения и восприятия произведения реальный читатель порождает читателя концепированного. Функцию формирования концепированного читателя выполняют формы выражения авторского сознания.

Читатель совмещается с субъектом сознания в разных точках зрения (оценочной, пространственной, временной, фразеологической), которые определяют его эстетический облик. Трактовка читателя, предложенная Б. Корманом, имеет четкое теоретическое и логическое обоснование. Незаслуженно «забытая»

сегодня, она, как представляется, могла бы стать прочной основой для комплексного осмысления природы читателя современными литературоведами.

М. Бахтин не выдвигает четкой дефиниции категории читателя, однако его теоретические положения о читателе, во многом соотносимые с рецептивноэстетическими концепциями, остаются актуальными и сегодня. Категория читателя (помимо эстетического и философского аспектов) связана с «продуктивной матрицей мысли Бахтина» – дйалогичностью. Текст понимается как событие встречи в нем двух сознаний – авторского и читательского. «Событие жизни текста, то есть его подлинная сущность (курсив М. Бахтина), всегда развивается на рубеже двух сознаний, двух субъектов» . Идея сотворчества автора и читателя объединяет М. Бахтина с рецептивноэстетическими воззрениями при некотором различии акцентов. В рецептивной эстетике читатель расшифровывает смысл, заложенный автором в текст, заполняет пробелы, реагирует на авторские высказывания, – то есть при всей возможности множества интерпретаций все же зависит от автора. У М. Бахтина наоборот, автор поставлен в зависимость от читателя: читатель влияет на стиль и жанр создаваемого текста. Сознание читателя не только содержательно наполняет произведение, но и косвенно оформляет его путем предвосхищения автором реакции читателя. «Кому адресовано высказывание, как говорящий (или пишущий) ощущает и представляет себе своих адресатов, какова сила их влияния на высказывание – от этого зависит и композиция и – в особенности – стиль высказывания» . Влияние адресата на автора определяет жанр текста: «Говоря, я всегда учитываю апперцептивный фон восприятия моей речи адресатом. Этот учет определит и выбор жанра высказывания» .

Постсоветское литературоведение активно продолжает исследование проблемы читателя. В диссертациях , монографиях , статьях , используются теоретические разработки предшественников, которые обильно комментируются, анализируются, уточняются. По мнению одних исследователей, категория читателя настолько трудноуловима и многоаспектна, что конкретное художественное произведение оказывается богаче готовых абстрактно-теоретических построений. «Такова природа художественного творения – неисчерпаемость и несводимость к набору рациональных формулировок» . Другие специалисты, отмечая ценность некоторых теоретических положений, констатируют поисковое состояние современной теории читателя, «не оформившейся в определенную школу или учение» . Утверждается необходимость выработки четких характеристик категории читателя. Так или иначе, проблема читателя остается одной из центральных для современного литературоведения. И ее дальнейшее теоретическое осмысление – создание новых моделей, типологий или структур читателя – важно и актуально. Но возможно ли создание единой «универсальной» и всесторонней концепции читателя – вопрос открытый.

Литература

1. Аксенов А. В. Вненаходимость и диалог // Диалог. Карнавал. Хронотоп.

1999, №1. http://nevmenandr.net/dkx/?y=1999&n=l&abs=Aksenov

2. Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. – М., 1979.

3. Бахтин М. М. Проблема речевых жанров // Бахтин М. М. Собр. соч.: В 7 т.

Т.5. Работы 1940-х - начала 1960-х годов. – М.: Русские словари, 1996. – С.

4. Болотова М. А. Текст и смысл: стратегии чтения // Критика и семиотика.

Вып.7, 2004. – С. 133-141.

5. Большакова А. Теории читателя и литературно-теоретическая мысль XX века // Теоретико-литературные итоги XX в. Читатель: проблемы восприятия. – ML: Праксис, 2005. – С. 512-65.

6. Ибрагимов М. И. "Читатель" в компаративистике: проблемы и аспекты изучения // Русская и сопоставительная филология. – Казань; Казан, гос.

ун-т, 2005, – 256 с.

7. Изер В. Проблема переводимости: герменевтика и современное гуманитарное знание // http://www.independent–academv.net/science/librarv/iser.html

8. 16 Изер В. Процесс чтения: феноменологический подход // Современная литературная теория. Антология / Сост. И. В. Кабанова – М.: Флинта:

Наука, 2004. – С. 201-224.

9. Кайда Л. Г. Композиционная поэтика текста: монография. – М.: Флинта:

Наука, 2011. – 408 с.

10. Ковылкин А. Н. Читатель как теоретико-литературная проблема:

диссертация... кандидата филологических наук: 10.01.08. – Москва, 2007. – 125с.

11. Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл: Пер. с фр. – М.: Изд-во им. Сабашниковых, 2001. – 336 с.

О. Избранные труды. Теория литературы. – Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2006. – 552с. См. также: Проблема целостности литературного произведения и методика ее изучения в вузовском и школьном преподавании. – Донецк: Донецкий гос. ун-т, 1977.

13. Корман Б. О. О целостности литературного произведения // Корман Б. О.

Избранные труды. Теория литературы. – Ижевск: Институт компьютерных исследований, 2006. – 552с. См. также: Изв. АН СССР, ОЛЯ. 1977. Вып. 6.

14. Нестеров А. Ю. Проблема пространственного моделирования символической целостности эстетического объекта // http://www.philosophv.rU/library/nesterov/space.html# ftnrefl 1

15. Павленко В. В. Художественные функции автора и читателя в произведениях Джона Барта и Дональда Бартелма 1950-1970-х гг.:

конвенции новаторство". Диссертация на соискание ученой степени кандидата филологических наук: 10.01.04 – литература зарубежных стран.

Днепропетровск 2003.

16. Ребеккини Д. Умберто Эко на рубеже веков: от теории к практике // НЛО, 2006, №80. http://magazines.russ.ru/nlo/2006/80/re26.html

17. Солоухина О. В. Концепции читателя в современном западном литературоведении // Теории. Школы. Концепции (Критические анализы).

Художественная рецепция и герменевтика / Борев Ю. Б. – М., 1985.

18. Теоретико-литературные итоги XX в. Читатель: проблемы восприятия. – М.: Праксис, 2005.

19. Усманова А. Р. Умберто Эко: парадоксы интерпретации. - Мн.:

"Пропилеи", 2000. – 200 с.

20. Шмид В. Нарратология. – М.: Языки славянской культуры, 2003. – 312 с.

21. Эко У. Открытое произведение. – СПб., 2004.

22. Эко У. Роль читателя. Исследования по семиотике текста. – СПб.:Symposium; М.: РГГУ, 2005. – 502 с.

23. Яусс X. Р. История литературы как провокация литературоведения // НЛО, 1995, № 12. – С. 39-84.

24. Miller J. Н. Tradition and difference, rev. of M. H. Abrams" Natural supematuralisme // Diacritics. – (N. Y) Baltimore. 1972. Vol. 2. №2, p. 9-12 // Западное литературоведение XX века: Энциклопедия. – М., 2004.

25. Riffaterre R. Essays de stylistique structural. – P., 1971. – 364 p.

Аннотация Ковалева E. К. Проблема читателя: основные аспекты.

Рассматриваются теоретические модели осмысления категории читателя.

Внимание сосредоточено на концепциях, выдвинувших термин для обозначения адресата художественного произведения и теоретически обосновавших его употребление.

Ключевые слова: читатель, рецепция, интерпретация.

Анотація Ковальова О. К. Проблема читача: основні аспекте.

Розглядаються теоретичні моделі осмислення категорії читача. Увагу зосереджено на концепціях, які запропонували термін для визначення адресату художнього твору та теоретично обгрунтували його вживання.

Б. В. Межуев Постколониальный переход и "транснационализация" гражданства Электронный ресурс URL: http://www.civisbook.ru/files/File/Mejuev_2004_5.pdf ПОСТКОЛОНИАЛЬНЫЙ ПЕРЕХОД И ТРАНСНАЦИОНАЛИЗАЦИЯ ГРАЖДАНСТВА* Б.В. Межуев ТРАНСНАЦИОНАЛЬНОЕ ГРАЖДАНСТВО КАК ПОЛИТИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА...»

«Ю. И. Юргенс Тред-юнионизм и отечественные профсоюзы Электронный ресурс URL: http://www.civisbook.ru/files/File/Yurgens_1991_6.pdf ТРЕД-ЮНИОНИЗМ И ОТЕЧЕСТВЕННЫЕ ПРОФСОЮЗЫ И. Ю. Юргенс О С В О Б О Ж Д Е Н И Е от догм - процесс, п о ж а л у й, наиболее х а р а к т е р н ы й д л я н а ш и х дней. П р...»

«Проблемы профессионального образования и подготовки кадров уголовно-исполнительной системы Кыргызской Республики: состояние и перспективы развития Аналитический обзор Проект Европейского союза и ЮН...»

«Процесс продвижения инновационной продукции на рынок: сущность, особенности организации В.И. Чернявская, Е.С. Дян, Н.М. Плужникова, студенты кафедры ТУ Научный руководитель Лебедева А.Э., ст. преподаватель каф. ТУ Главной причиной низкой конкурентосп...»

«УТВЕРЖДЕНО Правлением ОАО АКБ Приморье 20.02. 2014 г. протокол № 7 Председатель Правления _ С.А.Богдан Типовой Договор корреспондентского счета (субсчета) в валюте Российской Федерации № г. Владивосток “ _ ”_ 20 г. Акционерный коммерческий банк "Приморье" (открытое акционерное общес...»

«ПРОЕКТ Министерство энергетики и жилищно-коммунального хозяйства Самарской области Департамент регулирования тарифов Тарифная кампания 2017 коммунальная инфраструктура и газоснабжение Самара 2016 Министерство энергетики и жилищно-коммунального хозяйства Самарской об...»

«Содержание XXV сессия Российского акустического общества, Сессия Научного совета по акустике РАН Акустоэлектроника УДК 621.396:534 С.Г.Сучков, В.А.Николаевцев, Д.С.Сучков, С.А.Никитов ПРИПОВЕРХНОСТНАЯ АКУСТИЧЕСКАЯ ВОЛНА В СТРУКТУРЕ ALN/АИГ ФГБОУ ВПО "Саратовский государственный универси...»
Материалы этого сайта размещены для ознакомления, все права принадлежат их авторам.
Если Вы не согласны с тем, что Ваш материал размещён на этом сайте, пожалуйста, напишите нам , мы в течении 1-2 рабочих дней удалим его.

Терминология категории «читатель» в современном литературоведении (см.литературоведение) достаточно широка: используются такие определения, как реальный читатель, адресат, гипотетический читатель (М. Науман), образ аудитории (Ю.М. Лотман), нададресат, слушатель, созерцатель, читатель (М.М. Бахтин).

Особую популярность получил термин «воображаемый читатель» , введенный в практику А.А. Белецким.

В западном литературоведении фиксируются такие понятия, как абстрактный читатель (В. Шмид), образцовый читатель (У. Эко), архичитатель (М. Риффатер), имплицитный читатель (В. Изер), информированный читатель (С. Фиш), воображаемый читатель (Э. Вулф).

Типы читателей

Исследователь темы «читатель как проблема поэтики» Н.А. Кафидова выделяет следующую типологию читателей:

1) реальный читатель (участник литературного процесса; эмпирически реальный человек);

2) воображаемый читатель (идеальный адресат, существующий в сознании биографического автора);

3) эксплицитный читатель (одна из разновидностей внутреннего адресата, явный или подразумеваемый собеседник, к которому обращена речь повествователя);

4) имплицитный читатель (предполагаемый всей структурой произведения как целостно воспринимающий ее субъект).

Сотворчество читателя

Н.Д. Тамарченко в учебнике по теории литературы не только определяет позицию воспринимающего субъекта по отношению к двум аспектам произведения (тексту и миру героя), но и обращает специальное внимание на само понятие «читатель». Ученый выделяет два полярных значения этого термина: читатель исторически-реальный, конкретный читатель, внетекстовый субъект восприятия и «образ читателя, то есть определенный персонаж, созданный автором и существующий внутри произведения».

Особенно важным, по мнению исследователя, для поэтики оказывается третье значение, связывающее эти полюса: «Читатель также субъект сотворческой деятельности, “запрограммированный” автором».

Этот аспект фиксируется специальным термином «имплицитный читатель» (в отличие от «эксплицитного»). В рамках этого третьего подхода ученый выделяет три возможные трактовки имплицитного читателя. Вне сферы интереса ученого оказывается, таким образом, только фигура читателя воображаемого, все остальные осознаны и точно определены.

Читатель в современной поэтике осознается и как потенциал восприятия, как принцип, организующий это восприятие. В современном литературоведении подчёркивается пристальное внимание ко всему, что способно воздействовать на читателя. В качестве направляющих процесса восприятия читателя указываются: говорящее название, эпиграф, специальные авторские примечания, вступление, первая фраза, место и время действия. Кроме того, важно непосредственное обращение к читателю, предвосхищение читательских ожиданий, реакций, воспроизведение и изображение слова читателя.

Отмечаются также жанровое обозначение, эпиграфы, первый абзац, «темные» места в тексте, предполагающие сотворчество читателя.

Предметом пристального внимания читателя определены места многозначности, главное из которых не словесная иносказательность, а предметный мир произведения.

Таким образом, в литературоведении признаётся, что от читателя конкретного произведения могут требоваться различные компетенции, навыки чтения. В то же время, теоретико-литературные подходы к категории «читатель» коррелируют со значимыми изменениями в функции чтения в современном обществе.

Н.А. Кафидова ЧИТАТЕЛЬ КАК ПРОБЛЕМА ПОЭТИКИ

Цель статьи - попытка проанализировать существующие теории читателя, наметив проблемные зоны и перспективные моменты; рассмотрев историю становления терминов и современный терминологический спектр, выявить существующую типологию читателей (реальный, воображаемый, эксплицитный, имплицитный). Основным объектом исследования является читатель как феномен, имманентный произведению, читатель как категория поэтики, факторы адресованности в художественном произведении.

Ключевые слова: читатель, поэтика, теории читателя, реальный читатель, воображаемый читатель, эксплицитный читатель, имплицитный читатель.

Несомненным является тот факт, что читатель как исследовательская проблема обретает все большее значение в литературно-теоретической мысли XX в. Если говорить о рецептивной проблематике как о взгляде на произведение с точки зрения его воздействия на аудиторию, то можно признать, что проблема читателя имеет древнюю историю: ученые отмечают ее возникновение еще в античности - в трудах Аристотеля, Платона, Горация и других мыслителей. Интерес к читателю в нашу эпоху неоспорим. Читатель во всех своих ликах осознан как непременный участник литературного процесса. Реальный читатель стал предметом литературоведческой рефлексии, так как стало понятно, что функционирование произведения нередко начинается до завершения работы над текстом. Возник в это время и интерес к воображаемому читателю, «идеальному» адресату, существующему в сознании автора и влияющему на процесс создания произведения. В обоих случаях

© Кафидова Н.А., 2010

фигура читателя становится «не столько предметом теоретико-литературоведческой и эстетической рефлексии, сколько объектом интереса литературной критики, истории литературы, социологии, психологии, педагогики и смежных гуманитарных дисциплин»1. По мнению Л.В. Чернец, исследование реального читателя может стать законным предметом литературоведения, в случае если предметом изучения станут не сами реальные читатели, их мировоззрение, степень подготовленности, вкусы, а смысл произведения. Определенные литературоведческие резоны изучение реального читателя будет иметь в том случае, если изучение отношения публики к произведению позволит уяснить заключенные в тексте возможности его потенциального восприятия, внутренние готовности произведения к воздействию на читателя2.

Наконец, сформирован взгляд на произведение как на коммуникативное событие общения автора, героя и читателя, что приводит к осознанию читателя имплицитного и эксплицитного. Так, с одной стороны, возникает представление о читателе как сотворце эстетического события, носителе «формирующей активности» (М.М. Бахтин). Смысл художественного произведения перестает восприниматься как готовый, скорее он видится как потенциал, который необходимо реализовать в акте восприятия: «смысл художественный актуализируется читательским сознанием как взаимодополнительным по отношению к авторскому сознанию, манифестированному в тексте»3. Всякий смысл интерсубъективен: он «требует множественности сознаний», «актуализироваться он может, лишь соприкоснувшись с другим (чужим) смыслом, хотя бы с вопросом во внутренней речи понимающего»4. Осознана и сложность коммуникативной организации произведения, наличие нескольких уровней и нескольких пар отправителей / получателей; возникает термин «эксплицитный читатель» для обозначения адресата субъекта речи. Не раз отмечен в науке интерес к читателю в творческой рефлексии писателей XX в. («Читатель» Гумилева, «О собеседнике» Мандельштама, «О хороших читателях и хороших писателях» Набокова).

Вместе с тем проблема читателя изучена в недостаточной степени. Читательский аспект в теории литературы все еще остается малопроясненным. Если сравнивать степень изученности участников коммуникативного события, то следует признать, что и автор, и герой исследованы на данный момент значительно полнее. В словарях, учебной и специальной литературе закреплена терминология: автор-творец сопоставлен с автором биографическим, образом автора и различными субъектами речи. И хотя ученый справедливо замечает, что «при всех принципиальных различиях между

двумя основными значениями термина (автор как реальное лицо и автор как субъект эстетической деятельности) они часто не различаются, поскольку необходимость объяснить произведение и его смысл рассматривается как повод для поисков источников того и другого в психологии и биографии его создателя»5, все же невозможность смешения и отождествления различных субъектов авторского плана уяснена в гораздо большей степени, чем подобная же проблема в сфере читательской. Изучены сущность, функции, цели и характер деятельности автора как создателя художественного завершения. Обозначена авторская позиция, выработан инструментарий ее обнаружения в художественном произведении, уточнены представления о формах присутствия автора и способах его обнаружения в произведениях различных родов литературы. Выделены «сменяющиеся этапы и художественные направления в истолковании категории автора-творца»6. Исторической поэтикой изучен статус автора как субъекта эстетической деятельности на различных стадиях развития литературы.

Третий участник эстетического события - герой - тоже тщательно изучен. Выработана терминология по отношению к действующим лицам: в научной литературе и в практике анализа персонаж сопоставлен с героем, характером, типом, действующим лицом. Осознаны функциональные различия между героем и персонажем; понятие «персонаж» соотнесено с понятиями «тип» и «характер». Исторической поэтикой также во многом исследована персонажная сфера на разных стадиях развития литературы. Существуют серьезные исследования, посвященные взаимоотношениям автора и героя, литературному герою как таковому и структуре персонажа, истории характера и типа и пр.

На этом фоне становится очевидным поисковое состояние теории читателя. В учебнике по исторической поэтике, например, заявлен статус произведения как эстетического объекта, архитектоника которого определяется отношениями субъектов эстетического события (автора, героя и читателя), и прослежена авторская и геройная составляющая субъектной организации на каждом из этапов развития литературы, читательский же аспект пока остается непроясненным. Понятийно-терминологическая сфера чрезвычайно широка: реальный читатель, адресат, гипотетический читатель (М. Науман), образ аудитории (Ю.М. Лотман), нададресат, слушатель, созерцатель, читатель (М.М. Бахтин), образ читателя. Особую популярность получил термин «воображаемый читатель», введенный в литературоведческий обиход А. Белецким. Наиболее широкий терминологический спектр наблюдается в западном литературоведении: абстрактный читатель (В. Шмид), образцовый

читатель (У. Эко), архичитатель (М. Риффатер), имплицитный читатель (В. Изер), информированный читатель (С. Фиш), воображаемый читатель (Вулф).

Анализ научной литературы позволяет высказать предположение, что результатом научной рефлексии, посвященной читателю, стало формирование типологии читателей, основанной на разделении четырех его ипостасей: реальный читатель (участник литературного процесса; эмпирически реальный человек); воображаемый читатель (идеальный адресат, существующий в сознании биографического автора); эксплицитный читатель (одна из разновидностей внутреннего адресата, явный или подразумеваемый собеседник, к которому обращена речь повествователя, рассказчика); имплицитный читатель (предполагаемый всей структурой произведения как целостно воспринимающий ее субъект). Разбор научной литературы показал, что, во-первых, вызревание этих категорий было процессом долгим и до сих пор не закрепленным в словарях, учебной и специальной литературе. Во-вторых, анализ обилия авторских концепций читателя (уже указанных в нашей работе и не раз перечисленных в научной литературе) выявил, что поразительно широкий терминологический спектр тем не менее не приводит к появлению какого-то иного типа читателя (кроме четырех указанных), а следовательно, при работе с данной литературой приходится «переводить» термины из одной научной традиции в другую (выбор остается за исследователем), обогащая представления о сути читательской позиции, месте читателя в структуре художественного произведения, его функциях, но не получая при этом иных фигур читательского плана.

«Вызревание» терминов, как выявило исследование, является процессом длительным и непростым. Читатель как литературно-теоретическая проблема был осознан в России еще в 20-е гг. XX в. А.И. Белецким была сформулирована необходимость изучения читателя, его вкусов и их эволюции, однобокость истории литературы только как истории писателей. По мнению ученого, именно читатели являются критерием эстетической ценности художественного произведения, создавая его «идею, о которой часто не подозревает пишущий»7. Вместе с тем необходимо отметить, что Белецкого интересуют прежде всего реальный и воображаемый читатели. Теоретическая установка Белецкого на рассмотрение истории читателя прежде всего как истории читателя воображаемого, как и сам термин «воображаемый читатель», стала основой многих теорий читателя в России 1970-1980-х гг., когда вновь был возрожден интерес к читателю.

Анализ «читателеведческих» работ 1920-2000-х гг. показал, что основное внимание в работах этого времени уделяется читателю реальному и читателю воображаемому. И тот и другой осознаны как объекты и субъекты литературного процесса: представление автора о своем вероятном читателе-адресате обусловливает «идейно-эстетическую позицию автора, его угол зрения на изображаемое, особую художническую избирательность, тематический, жанровый, сюжет-но-композиционный, художественно-речевой отбор»8. Для этих исследований характерна нечеткость, неотрефлектированность терминологии: так, Белецкий, осознавая воображаемого читателя как часть сознания автора, все же считает возможным обнаруживать его не только в мемуарах, переписке, но и в самих произведениях; авторы часто помещают и реального читателя в структуру сознания автора, тем самым лишая смысла само существование понятия «реальный читатель». Трудно согласиться с мнением, что «стадия "нулевого прохождения" была преодолена уже в 1970-х гг. по мере того, как туманная фигура читателя стала обретать более конкретные теоретико-литературные очертания»9. Ссылаясь на книгу Прозорова, автор статьи утверждает, что «как и в западной науке о литературе, в России именно в 1970-х гг. было осуществлено на теоретическом уровне разведение реального и литературного читателей»10. В работе Прозорова действительно читатель-получатель противопоставлен читателю-адресату, но вот сущность последнего прояснена в самой незначительной мере. Так, несомненно, что основное направление осмысления ученым адресата совпадает с представлением о читателе воображаемом, но в некоторых случаях очевидно, что ученый, называя этого читателя по-прежнему внутренним, ведет речь уже не о воображаемом читателе. Так, к примеру, ученый говорит о том, что «воображаемый читатель влияет и на процесс, и на конечный результат писательского труда; его образ запечатляется в самом произведении»11. Ученый ищет «следы» воображаемого читателя в тексте, а не по тексту восстанавливает предполагаемого им читателя. Или проделывает и то и другое, но называет это все поисками следов внутреннего читателя в тексте. Под внутренним читателем имеется в виду и читатель эксплицитный (ученый ссылается на случаи, когда «читатель становится объектом авторских подтруниваний, насмешек, даже издевок»12 и тем самым «мы получаем представление о таком вероятном собеседнике, на преимущественное внимание которого художник полагается» (автор говорит о воображаемом читателе, но в современной терминологии - это читатель имплицитный).

Таким образом, трудно согласиться с тем, что фигура читателя в это время уже обрела ясность. Скорее приходится констатировать, что советское литературоведение интересуется преимуще-

ственно реальным и воображаемым читателями. Выходят сборники с говорящими названиями «Читатель в творческом сознании русских писателей», предметом исследования которых становится читательское восприятие как одна из граней творческого мышления писателя, как творческая модель, существующая в сознании автора. Сами авторы определяют замысел своего сборника как «попытку определить роль предполагаемого и реального читательского восприятия в художественном мышлении и творческой лаборатории автора». Ученых занимает не вопрос читательской позиции, создаваемой текстом, а вопрос предполагаемой автором биографическим читательской позиции и степень ее отображения в тексте (см.: Юхнович В.И. «Воображаемый читатель» Л. Толстого и его роль в созидании вводной сцены «Войны и мира»). Из двух составляющих взаимоотношений читателя и текста (читатель формирует стиль произведения и формируется им) авторов интересует только первая составляющая. Не разграничивая автора биографического и автора концепированного, ученые тем самым лишаются возможности разграничить и читателя воображаемого и имплицитного. Понятие имплицитного читателя в русских работах этого времени еще не встречается, некоторые его функции (как и функции эксплицитного читателя) и особенности неосознанно переносятся на читателя воображаемого, что является безусловным препятствием для четкого и продуктивного исследования типов читателей. Читатель воображаемый большинством ученых включается в структуру художественного произведения. Терминологическая слитность понятий автора биографического, концепированного и даже субъектов изображения в произведении (повествователя и рассказчика) тесно связана с неотрефлектированностью специфики воображаемого читателя. Он вычленяется, определяется на основе всякого рода внетекстовых высказываний автора биографического, но тем не менее ученые не просто отыскивают его следы в фигуре адресата, формируемой текстом, но фактически отождествляют субъекта восприятия, идеального для автора биографического, и субъекта восприятия, формируемого всем текстом (автором концепирован-ным). Воображаемый читатель оказывается способен, находясь в пределах текста, иметь собственную позицию по отношению к нему же. Следует признать, что такая практика неточного употребления терминологии является характерной не только для рассмотренных выше исследований, но и для многих работ 1990-х гг. в целом. Читатель воображаемый и читатель имплицитный еще недостаточно четко определены: имплицитный читатель отыскивается и вне текста, в то же время текст становится источником для определения особенностей воображаемого читателя. Между тем

Та путаница в понятиях эксплицитного, имплицитного, воображаемого читателя (смешение эксплицитного и имплицитного, имплицитного и воображаемого), которую мы наблюдали в специальных работах, отмечается и в словарях. Так, например, в словаре Wilpert G. von «Sachwoerterbuch der Literatur» различается два типа читателей: читатель реальный и читатель ирреальный (в то время как нам известно кроме реального читателя еще три представления о читателе). Таким образом, можно предположить, что под читателем ирреальным либо понимаются читатели эксплицитный, имплицитный и воображаемый, либо в его определении смешиваются черты этих трех читательских ипостасей. Верным оказывается второе предположение. Примеры подобной нечеткости определений можно множить бесконечно.

Вместе с тем необходимо отметить, что в последнее время появились работы, в которых читатель осознан в своих разных ипостасях, терминология закреплена. Н.Д. Тамарченко в учебнике по теории литературы не только определяет позицию воспринимающего субъекта по отношению к двум аспектам произведения (тексту и миру героя), но и обращает специальное внимание на само понятие «читатель». Ученый выделяет два полярных значения этого термина: читатель исторически-реальный, конкретный читатель, внетекстовый субъект восприятия и «образ читателя, т. е. определенный персонаж, созданный автором и существующий внутри произведения»13. Особенно важным, по мнению исследователя, для поэтики оказывается третье значение, связывающее эти полюса: «Читатель также субъект сотвор-ческой деятельности, "запрограммированный" автором»14. Этот аспект фиксируется специальным термином современной нарра-тологии «имплицитный читатель» (в отличие от «эксплицитного», от образа читателя внутри произведения). В рамках этого третьего подхода ученый выделяет три возможные трактовки имплицитного читателя. Вне сферы интереса ученого оказывается, таким образом, только фигура читателя воображаемого, все остальные осознаны и точно определены. В более позднем словаре поэтики автор статьи «Читатель» С.П. Лавлинский уже приводит четырехчастную типологию читателя. В словаре «Современное зарубежное литературоведение (страны Западной Европы и США): концепции, школы, термины. Энциклопедический справочник» уже последовательно разграничиваются имплицитный и эксплицитный читатели.

В настоящее время, видимо, можно констатировать сформиро-ванность понятийной сферы в данной области (что не отменяет частого смешения обозначенных стратегий истолкования читателя и в теоретических работах, и в практике конкретного анализа произведения).

Очевидно при этом, что особое внимание было уделено двум ипостасям читателя, не относящимся к ведению поэтики. Тем не менее, несмотря на то что читатель как категория поэтики был изучен слабо (поскольку фигуру читателя исследовали по преимуществу в аспектах истории литературы, эстетики, психологии творчества и восприятия), существовала и была продолжена и традиция изучения читателя как феномена, имманентного произведению (имплицитного и эксплицитного читателя). Заслуга разрешения спора о существовании читателя как феномена, имманентного произведению, определяющего изнутри его форму, принадлежит М.М. Бахтину. Не употребляя указанную терминологию, ученый лаконично, но точно характеризует связь произведения и читателя (во всех его ликах). Ученый подчеркивает исключительную важность роли других в формировании высказывания. По его мнению, другой - это не пассивный слушатель, а активный участник, навстречу ответу которого строится все высказывание. Впервые четко формулируется мысль, что стиль высказывания определяется не только предметом речи и речевым замыслом, речевой волей говорящего, но и «отношением говорящего к другому и его высказываниям (наличным и предвосхищаемым)»15 (наличные высказывания - реальный читатель, предвосхищаемые - воображаемый или имплицитный). Каждый речевой жанр, по мысли автора, имеет свою определяющую его как жанр типическую концепцию адресата. Игнорирование роли слушателя является непростительной ошибкой, ведь от того, «кому адресовано высказывание, как говорящий (или пишущий) ощущает и представляет себе своих адресатов, какова сила их влияния на высказывание - от этого зависит и композиция и - в особенности - стиль высказывания»16. Бахтин говорит также об историчности концепций адресата: особое понимание своего читателя характерно для каждой эпохи, каждого литературного направления, для каждого литературно-художественного стиля и жанра (об имплицитном читателе). Кроме того, ученый говорит о различиях в учете адресата, предвосхищении его ответной реакции и степени его влияния на построение высказывания в различных речевых жанрах: от очень простого (различие в объеме специальных знаний у читателя популярной научной и специальной учебной литературы) до «многостороннего, сложного и напряженного, вносящего своеобразный внутренний драма-

тизм в высказывания (в некоторых видах бытового диалога, в письмах, в автобиографических и исповедальных жанрах)»17. По сути, ученый здесь говорит о некоторых критериях возможной классификации типов имплицитных читателей, о тех чертах их строения, на основании которых их можно разграничить.

Различает Бахтин и читателей имплицитного и эксплицитного. Важным моментом в теории читателя М. Бахтина является разграничение «реальных ощущений и представлений своего адресата, которые действительно определяют стиль высказываний (произведений)» и «условных или полуусловных форм обращения к читателям слушателям, потомкам и т. п., подобно тому как наряду с действительным автором существуют такие же условные и полуусловные образы подставных авторов, издателей, рассказчиков разного рода»18. В указанном отрывке, не употребляя нарратологической терминологии, М. Бахтин по сути разводит понятия имплицитного и эксплицитного читателя, определяя первого как формо- и стиле-образующую «фигуру», а вторую как литературный образ в системе прочих образов художественного произведения. В настоящее время читатель как «рецептивная функция текста, неотождестви-мая ни с фактическим его читателем, ни с условным ("эксплицит-ным")»19, общепризнан. Термин закреплен в словарях, в части учебной литературы, существует значительное количество теоретических исследований, в которых читатель описывается как «полюс адекватного ответного понимания» (В.И. Тюпа), позиция, которую может и должен занять любой индивид, чтобы быть полноценным адресатом данного высказывания (Фуко), читатель, предполагаемый всей структурой произведения как целостно воспринимающий его субъект (В. Маркович). Работы, посвященные этой теме, перечислены в научной литературе не раз. Как уже было замечено, «конкретизация теоретических представлений о читателе в значительной степени зависит от типа эстетической конвенции, сформировавшейся на определенном этапе становления литературы, а также от эстетического опыта исследователя»20. Каждая новая школа актуализирует свои аспекты характеристики читателя, его сущности и функций (герменевтика создает теорию и методику интерпретации; В. Изер, главное внимание уделяя «потенциалу текста», который бесконечно шире любых индивидуальных интерпретаций, создает теорию имплицитного читателя как «универсальной текстовой структуры, предусматривающей множество возможных реакций читателя и предполагающей синтез разрозненных рецептивных установок и впечатлений от процесса чтения»; Яусс изучает «горизонт ожидания», его исторически обусловленные изменения и внутритекстовую обусловленность его, связанную

с наличием в тексте «особых рецептивных сигналов, задающих читательские экспектации»; структуралистов интересуют различные виды «кодовой» заданности текста; постструктуаралисты создают известную теорию читателя как нового творца художественного произведения; У. Эко рассматривает читателя как «активный интерпретационный принцип», изучает характер его деятельности, ее составлюящие, разграничивает произведения по степени участия читателя в его завершении и пр.). Освоена наукой и дискуссия, отражающая разницу взглядов на читателя как элемент художественной структуры, субъект художественной деятельности (которому может быть приписана разная степень активности). Так, например, Н.Д. Тамарченко выделяет три возможные трактовки имплицитного читателя.

A) «Идеальный читатель» Ю.М. Лотмана и Б.О. Кормана, «но читатель не звукосниматель» при проигрывании пластинки. «Активное восприятие», которое обычно имеется в виду, не равно адекватному воспроизведению готового. И не только: не равно даже сотворчеству, когда последнее понимают как «достраивание» намеренно «недосозданного» автором эстетического объекта (при законченности текста): такое сотворчество - всего лишь работа воображения читателя, позволяющая заполнить специально созданные автором (с помощью умолчаний или неопределенности) лакуны в изображении предмета (пример - контурное или вовсе опущенное автором изображение внешности героев).

Б) Читатель-сотворец, следующий воле автора и при этом активно восполняющий произведение у Р. Ингардена и М.М. Бахтина. Р. Ингарден объясняет активность читателя, используя термин «конструирование»: «функция созерцателя - не воспроизведение, пусть даже и с достраиванием эстетического объекта, а конструирование, но конструирование по заданной, а не произвольной схеме и логике». Бахтин выдвигает в противовес концепции «идеального» читателя идею принципиально и существенно «восполняющего» восприятия художественного произведения. «С точки зрения русского философа, воссоздание эстетического объекта (мира героя как носителя системы ценностей) - ответ, а не повтор»; функция ответа читателя - эстетическое завершение, то есть «установление границы между миром героя как художественной действительностью и внеэстетической реальностью, в которой находится читатель»21. Читатель вместе с автором должен ответить на смысл жизни героя «из другого плана бытия, где нет ни героя, ни его цели».

B) Читатель в постструктуралистских теориях, читатель, заменяющий творца.

Существуют работы, посвященные особенностям поэтики и коммуникативной организации произведений того или иного автора, которые изучают читателя как «позицию миропонимания, уготованную для каждого потенциального реципиента» (работы о Чехове В.И. Тюпы22, В.М. Марковича23, о Мандельштаме -С. Аверинцева24, о Набокове - А.В. Леденева25 и др.). Осознана необходимость изучать структуру как предполагающую и задающую определенное восприятие.

Тем не менее эти исследования не являются нормой. Общая практика анализа художественного произведения все еще не предполагает обязательный учет его «читательской» составляющей. Кроме того, ограниченные текстом исследования, нацеленные на обнаружение воплощенной в тексте программы воздействия, встречаются гораздо реже, чем комплексный анализ читателя и как адресата, и как художественного образа, и как реальной читательской массы.

Есть и другая проблема: нередки исследования, в которых упускается, что формирующееся читательским сознанием событие чтения является способом реализации эстетического объекта. Игнорируя сферу коммуникации автора-творца и имплицитного читателя, ученые приходят к совершенно необоснованным выводам относительно коммуникативного устройства произведения в целом. Так, А.Д. Степанов, изучающий проблему коммуникации у Чехова, исследуя уровень коммуникации персонажей, приходит к выводу, что Чехов актуализировал коммуникативные провалы, забывая, что на уровне общения между автором, героем и читателем как раз предполагается возможность активной ответной пози-ции26. Подобную же ошибку повторяет С.В. Сысоев. Специально изучая коммуникативную систему лирики Пушкина, ученый не только понимает ее как отношения субъекта и адресата высказывания, делая героя непричастным к сфере коммуникации, но и ограничивает сферу коммуникации стихотворений коммуникацией персонажей27. «Завершение» же, возможное только в сфере общения автора-героя-читателя, и в этой концепции оказывается вне поля зрения исследователя.

В недостаточной мере проясненным остается и вопрос о факторах адресованности в тексте художественного произведения. В части научной литературы читатель осознан как потенциал восприятия, организующий восприятие принцип, заданный текстом. Сформировано представление о наличии в тексте особых рецептивных сигналов, задающих читательские экспектации. Но отмечается трудноуловимость в конкретном тексте читательского аспекта.

Так или иначе, все ученые признают, что должно быть пристальное внимание ко всему, что способно воздействовать на читателя, к наличествующим в произведении «факторам художественного впечатления». В качестве идентифицирующих читателя, направляющих процесс восприятия указываются: говорящее название, эпиграф, специальные авторские примечания, вступление, первая фраза, место и время действия (В. Прозоров28); непосредственное обращение к читателю, предвосхищение читательских ожиданий, реакций, воспроизведение и изображение слова читателя (В. Кривонос29); жанровое обозначение, эпиграфы, первый абзац, темные места в тексте, предполагающие сотворчество читателя (Л.В. Чернец30).

Нетрудно заметить, что этот перечень, указывая на некоторые пограничные зоны в тексте, все же не предлагает критериев для обнаружения факторов адресованности, поскольку «местом» читательского присутствия обозначается весь текст.

В ряде работ существует и иной взгляд на эту проблему. М. Риффатер указывает на то, что читательское внимание фиксируется на ключевых моментах, смысловых уплотнениях в тексте. Л.В. Чернец считает, что предметом пристального внимания читателя являются места многозначности, главное из которых не словесная иносказательность и не композиция, а предметный мир произведения. Существуют работы, посвященные формам закрепления читательской позиции у конкретных авторов. Так, Шаблий приходит к выводу, что у Лермонтова читательская зона формируется в месте пересечения фабульного и сюжетного планов. Ряд ученых отмечает присущую всем текстам «неравномерность присутствия авторского сознания в структуре художественного целого», неодинаковая степень развитости пластов художественной реальности предполагает неодинаковую степень насыщенности их факторами художественного впечатления (М.М. Бахтин, В.И. Тюпа, И.А. Есаулов, Н.Д. Тамарченко). Следовательно, от читателя конкретного произведения могут требоваться (и одновременно воспитываться текстом) различные компетенции, навыки чтения.

Подобные суждения, как и размышления ученых в рамках феноменологии, рецептивной эстетики, нарратологии и прочих школ, несомненно, проясняют многое в вопросе о функции и позиции читателя, но не отменяют необходимости сформулировать методологические подходы к изучению читателя как внутритекстового феномена и инструмента литературоведческого анализа; необходимости выработать критерии разграничения читателей имплицитного и имплицитного, осознать механизмы обнаружения «следов» присутствия читателя в тексте.

Примечания

1 Лавлинский С.П. Читатель // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий / Науч. ред. Н.Д. Тамарченко. М.: Изд-во Кулагиной; Intrada, 2008. С. 294.

2 См.: Чернец Л.В. «Как слово наше отзовется...» Судьбы литературных произведений. М., 1995.

3 Топа В.И. Смысл художественный // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий. С. 238.

4 Цит. по: Смысл художественный. С. 238.

7 Белецкий А.И. Об одной из очередных задач историко-литературной науки. Изучение истории читателя // Белецкий А.И. В мастерской художника слова. М., 1989. С. 115.

8 Там же. С. 32.

9 Большакова А. Теории читателя и литературно-теоретическая мысль XX века // Теоретико-литературные итоги XX века. Читатель: проблемы восприятия. М.: Наука; Праксис, 2005. С. 517.

10 Там же. С. 540.

11 Прозоров В.В. Читатель и литературный процесс. Саратов: Изд-во Сарат. ун-та, 1965. С. 33.

12 Там же. С. 40.

13 Бройтман С.Н., Тамарченко Н.Д., Тюпа В.И. Теория литературы. Учеб. пособие: В 2 т. М.: Академия, 2004. Т. 1. С. 174.

15 Бахтин М.М. Проблема речевых жанров // Бахтин М.М. Автор и герой. К философским основам гуманитарных наук. СПб.: Азбука, 2000. С. 295.

16 Там же. С. 292.

17 Там же. С. 293.

18 Там же. С. 29.

19 Тюпа В.И. Адресат // Поэтика: словарь актуальных терминов и понятий. С. 14.

20 Лавлинский С.П. Указ. соч. С. 294.

21 Бройтман С.Н., Тамарченко Н.Д., Топа В.И. Указ. соч. С. 175.

22 Топа В.И. Коммуникативная стратегия чеховской поэтики // Чеховские чтения в Оттаве. Тверь; Оттава, 2006. С. 17-32.

23 Маркович В.М. Пушкин, Чехов и судьба «лелеющей душу гуманности» // Че-ховиана. Чехов и Пушкин. М.: Наука, 1998. С. 10-19.

24 Аверинцев С.С. Судьба и весть Осипа Мандельштама // Аверинцев С.С. Поэты. М.: Языки русской культуры, 1996.

25 Леденев А.В. Поэтика и стилистика В.В. Набокова в контексте художественных исканий конца XIX - первой половины XX в.: Дис. ... д-ра филол. наук. М., 2005.

26 См.: Степанов А.Д. Проблемы коммуникации у Чехова. М.: Языки славянской культуры, 2005.

27 См.: Сысоев С.В. Коммуникативная система лирики А.С. Пушкина. М.: ЭКОН, 2001.

28 Прозоров В.В. Указ. соч.

Любой текст – это сложное, структурно упорядоченное, многоуровневое

образование. В отношении природы текста существуют разнообразные точки

зрения. Но наиболее удачным представляется подход к тексту с коммуникативных позиций. Так, нарратологи делают акцент на коммуникативной природе уровней текста. Этот подход в полной мере применим к любому типу текста, в

том числе и к художественному. Коммуникативная природа текста предполагает

наличие коммуникативной цепи, включающей отправителя сообщения (автора),

само сообщение и получателя сообщения (читателя). Сообщением же в художественном тексте является художественная информация. А подача (автором) и восприятие (читателем) информации именно этого типа обусловливает специфику художественного текста.

Восходящая к Вольфу Шмидту, переработавшему идеи М. Бахтина, У. Бута

и Л. Долежела, «модель вертикального разреза повествовательной структуры»

предполагает 4 уровня коммуникации:

4)персонаж – персонаж.

На каждом уровне происходит передача сообщения от отправителя к получателю.

Для каждой эпохи, для каждого литературного направления, для каждого

литературного жанра характерны свои особые концепции отправителя и получателя художественной информации. Очень интересна реализация коммуникативной цепи отправитель – получатель художественной информации в таком

литературном жанре, как новелла.

Однако художественное повествование – результат перевоплощения реального автора в имплицитного автора. Имплицитный автор - образ автора, создаваемый читателем в ходе восприятия им текста Автор передаёт ответственность за совершаемые им речевые акты своему заменителю в тексте – повествователю. Это абстрактный автор обращается к некоему абстрактному читателю. Абстрактный

автор не предстает в виде определённого Абстрактный читатель – это образ получателя информации, постулируемый всем художественным произведением. Когда в тексте встречается обращение «Дорогой читатель, забегая вперёд, я скажу, что…» и т.п., то это обращение не к Вам, конкретному читателю, а к абстрактному образу читателя.

Её можно назвать эксплицитным читателем – (явный, открыто выраженный)реципиентом, выступающим в виде персонажа.

Таким образом, художественный текст – одна из форм «речевого акта». В любом художественном тексте обязательно присутствует повествователь и адресат. Хотя в одних случаях они могут обладать некоторой степенью индивидуальности, а в других – оказаться полностью её лишённой. Художественный текст –

Шипицына Н.В.

Аспирант, Бурятский государственный университет

ПРОБЛЕМА ОБРАЗА ЧИТАТЕЛЯ В СОВРЕМЕННОМ ЛИТЕРАТУРОВЕДЕНИИ

Аннотация

В статье представлен краткий исторический обзор изучения проблемы читателя; проанализированы теоретические представления о коммуникативной структуре художественного текста.

Shipitsyna N.V.

Postgraduate student, Buryat State University

READER’S IMAGE PROBLEM IN MODERN LITERARY CRITICISM

Abstract

The article provides a brief historical overview of the study of the problem of the reader; theoretical understanding of the communicative structure of the art text is analyzed.

Keywords: the image of a reader, author, art dialogue, reception.

Проблема читателя была на заметке в научной теории ещё в античности, однако систематические исследования начались только лишь в ХХ веке.

Одним из первых ученых, признавших важность категории читателя в литературоведении, стал А.И. Белецкий. В своих трудах, главным образом в «Изучении истории читателя» (1922), а также в своей работе «Об одной из очередных задач историко-литературной науки» он подробно остановился на триаде “автор - образ - читатель”. Исследователь обозначил равнозначность и необходимость изучения проблем «образа автора» и «образа читателя» в целостности, объясняя это тем, что именно «образ читателя» обладает функцией формирования идеи произведения . Таким образом, учёный уравнял в правах ранее считавшиеся противоположными друг другу категории. Читатель, так же как автор, является носителем понимания заложенного в тексте смысла. Работы А.И. Белецкого относительно образа читателя позволили осуществить переход от историко-литературного принципа изучения произведения к историко-функциональному.

Однако изучение образа читателя в ХХ веке не было таким же пространным, как развитие научной мысли в рамках образа автора, который активно изучался в философско-эстетическом аспекте – как проблема, связанная с взаимодействием автора и героя в эстетической деятельности, на языковом уровне – как «индивидуально-словесная речевая структура, пронизывающая строй художественного произведения и определяющая взаимосвязь и взаимодействие всех его элементов», с литературоведческой точки зрения – как структурный элемент художественной системы, как одна из форм выражения авторского сознания . К 1970-м гг. употребление понятия «образ читателя» стало более распространено в контексте рецептивных теорий с учётом коммуникативной природы художественного произведения. Основным предметом рецептивной эстетики является рецепция, то есть восприятие литературных произведений читателем или слушателем.

Так представители рецептивной эстетики в цепочке «писатель – читатель» ставят на первое место читателя. Двумя исследователями «констанцской школы», которая возникла в рамках рецептивной эстетики в ФРГ, Хансом Робертом Яуссом и Вольфгангом Изером, была сформулирована теория о том, что литературное произведение не имеет смысла, если оно не прочитано читателем. В центре их внимания находится проблема бытия произведения как результата коммуникации между автором и читателем, в результате которой читатель воссоздает смысл произведения .

Проблеме читателя посвящена статья Ролана Барта «Смерть автора» (1968), которая объединила и обосновала значимость рассмотрения проблем автора и читателя в их единстве. «Читатель – это то пространство, где концентрируются все до единой цитаты, из которых слагается письмо; текст обретает единство в своём предназначении, только предназначение это не личный адрес; читатель – это некто , сводящий воедино все те штрихи, что образуют письменный текст» . Таким образом, степень необходимости изучения категории «образ читателя» была актуализирована до уровня автора.

Подробный анализ диалога писателя с читателем в тексте художественного произведения в конце 1990-х гг. провела Л.В. Чернец (См. Чернец Л.В. «Как слово наше отзовется». М.: Высш.шк., 1995.). Кроме историографии вопроса, она рассмотрела основные субъекты общения с автором, а именно: читателя, профессионального критика и литературоведа. В отличие от Е.В. Хализева, который считает, что образ читателя есть категория предметности художественного произведения, Л.В. Чернец проблему читателя рассматривает как часть функционирования произведения . Ученый подчеркивает материальную природу этого явления.

Ещё одним исследованием, посвященным образу читателя, является цикл работ А.Ю. Большаковой: «Образ читателя как литературоведческая категория», «Теория читателя и литературно-теоретическая мысль ХХ века» и «Читатель русской литературы как проблема», в котором был систематизирован весь накопленный материал по данной проблеме, а также намечен новый подход к рассмотрению художественного диалога. Только на уровне читателя, по мнению Большаковой, реализуется сочетание философской идеи повествования с пространственным и катарсическим спектром. Читатель получает рецептивные сигналы, включающие его в определенную дистанцию, которую он должен пройти, вникнув во все тонкости повествовательного мира автора и его героев. Также в своей работе А.Ю. Большакова подробно останавливается на вопросе о конвенциональной природе читателя. Под конвенцией она подразумевает негласную договоренность автора с читателем. Автор может оправдать ожидания своих читателей и своих героев, используя при этом воображаемые побудительные вопросы: «О чем он думал? На что надеялся?..» и т.д. Но иногда автор, почти доведя своих читателей до желаемой концовки, развивает совсем другой конец, разбивая читательские иллюзии .

Кроме того, А.Ю. Большакова выделяет три темпоральных типа образа читателя, соответствующих настоящему, прошлому и будущему:

1. читатель современник – читатель-критик или полемизирующий читатель, собеседник автора;
2. ретроспективно направленный читатель – читатель, включенный в традицию прочтений предшествующих текстов данного и последующих писателей;
3. читатель будущего – во многом идеальный вариант желаемого, лучшего: некое идеализированное «авторское я» .

В первое десятилетие XXI в. вышли также статьи ученых, рассматривающих образ читателя в конкретных произведениях. Так, образ адресата-читателя в баснях И.А. Крылова был проанализирован Н.А. Артемьевой , образ читателя в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души» – Е.Ю. Геймбух ; образ читателя в письмах А.П. Чехова рассматривал А. Верхозин ; образ читателя в произведениях В. Некрасова исследовала М. Р. Шумарина ; образ читателя в рассказах А.П. Платонова – А.Н. Загороднюк .

Так, в своем исследовании Е.Ю. Геймбух выделяет несколько ликов автора и читателя: «Образ читателя в целом пополняет галерею “мертвых душ”» . По мнению ученого, образ читателя может совпадать с образом героя.

Для М. Р. Шумариной в исследовании образа читателя В. Некрасова оказались важными метатекстовые фрагменты, через которые автор рисует образ читателя, моделирует, а также эксплицирует сам процесс творчества .

А.Н. Загороднюк рассматривает взаимодействие автора и читателя как на языковом, так и на эстетическом уровне .

Одним из последних исследований, посвящённых образу читателя, является статья Г.Б. Поповой «”Образ читателя” как конструктивный элемент языковой композиции современной русской прозы: к вопросу о субъективации авторского повествования» , в которой отражены размышления об «образе читателя». Он не материализован в конкретный авторский «лик», однако имеет возможность проявить себя через языковое выражение образов персонажей, рассказчика и автора, через их точку видения.

Вопрос о читателе и художественном восприятии произведения граничит с разными областями наук и искусства, и поэтому требует в настоящее время комплексного подхода в его изучении. Многоаспектность данной проблемы была подчёркнута Б.С. Мейлахом: «Художественное восприятие как научную проблему нужно дифференцировать: она, при всей её целостности, многоаспектна» .

Подводя итоги изучения проблемы читателя в литературоведении, отметим, что обсуждая проблему «читатель – автор», учёные высказывают различные мнения о роли каждого элемента данной структуры. Одни исследователи утверждают, что читатель обладает большим влиянием над автором в процессе понимания художественного произведения, другие настаивают на ведомом образе читателя, который полностью подвержен автору и следует задуманным им мыслям. Но, несмотря на свою длинную историю, образ читателя как категория в настоящее время нуждается в дополнительных исследованиях на фактическом материале художественной литературы.

Литература

1. Артемьева Н.А. Образ читателя-адресата в баснях И.А.Крылова / Н.А. Артемьева // Известия Российского государственного педагогического университета имени А.И.Герцена. Аспирантские тетради. – СПб., 2008. – N 35(76), ч.1: (Общественные и гуманитарные науки). – С.34-39.
2. Барт Р. Избранные работы: Семиотика. Поэтика / Р. Барт. – М.: Прогресс, 1994. – 616 с.
3. Белецкий А.И. Об одной из очередных задач историко-литературной науки. Изучение истории читателя/ Е.С. Романичева // Литература. – 2006. – №1 . [Электронный ресурс] А.И. Белецкий. – URL: http://lit.1september.ru/article.php?ID=200600117.htm. (дата обращения 27.09.2015)
4. Большакова А.Ю. Образ читателя как литературоведческая категория// Известия РАН. Серия литературы и языка, 2003 год. Т 62, № 2. – С.17-26.
5. Верхозин А. // Молодые исследователи Чехова. 5: Материалы международной научной конференции (Москва, май 2005 г.). – М.: Изд-во МГУ, 2005. – С.165-177.
6. Виноградов В.В. О теории художественной речи / В.В. Виноградов. – М.: Высшая школа, 1971. – 243 с.
7. Геймбух Е.Ю. Образ читателя в поэме Н.В. Гоголя «Мертвые души»// Русский язык в школе, 2007. – №2. – С.44-47.
8. Загороднюк А.Н. Автор и читатель в рассказах Андрея Платонова / А.Н. Загороднюк // Современные проблемы науки и образования. Вестник УлГТУ –2013. – №2.
9. Мейлах Б.С. Процесс творчества и художественное восприятие. Комплексный подход: опыт, поиски, перспективы/ М.Б. Мейлах – М.: «Искусство», 1985. – 318 с.
10. Попова Г.Б. «”Образ читателя” как конструктивный элемент языковой композиции современной русской прозы: к вопросу о субъективации авторского повествования» / Г.Б. Попова // Учёные записки Забайкальского государственного гуманитарно-педагогического университета им. Н.Г. Чернышевского. Серия «Филология, история, востоковедение. – 2011. – №2(37). – С.184-188.
11. Современное зарубежное литературоведение: энциклопедический справочник. Страны западной Европы и США: концепции, школы, термины / отв. ред. А.Е. Махов. – 2-е изд., испр. и доп. – М.: Интрада,1999. – 317 с.
12. Чернец Л.В. «Как слово наше отзовется…». Судьба литературных произведений: Учеб. пособие / Л.В.Чернец. – М.: Высш. Шк., 1995. – 239 с. – (100 спецкурсов по филологии).
13. Шумарина М. Р. Тороплюсь на встречу с тобой, читатель / М. Р Шумарина // Русский язык в школе. – 2011. – № 6. – С. 55-60.

References

1. Artem’eva N.A. Obraz chitatelja-adresata v basnjah I.A.Krylova / N.A. Artem’eva // Izvestija Rossijskogo gosudarstvennogo pedagogicheskogo universiteta imeni A.I.Gercena. Aspirantskie tetradi. – SPb., 2008. – N 35(76), ch.1: (Obshhestvennye i gumanitarnye nauki). – S.34-39.
2. Bart R. Izbrannye raboty: Semiotika. Pojetika / R. Bart. – M.: Progress, 1994. – 616 s.
3. Beleckij A.I. Ob odnoj iz ocherednyh zadach istoriko-literaturnoj nauki. Izuchenie istorii chitatelja/ E.S. Romanicheva // Literatura. – 2006. – №1 . A.I. Beleckij. – URL: http://lit.1september.ru/article.php?ID=200600117.htm. (data obrashhenija 27.09.2015)
4. Bol’shakova A.Ju. Obraz chitatelja kak literaturovedcheskaja kategorija// Izvestija RAN. Serija literatury i jazyka, 2003 god. T 62, № 2. – S.17-26.
5. Verhozin A. // Molodye issledovateli Chehova. 5: Materialy mezhdunarodnoj nauchnoj konferencii (Moskva, maj 2005 g.). – M.: Izd-vo MGU, 2005. – S.165-177.
6. Vinogradov V.V. O teorii hudozhestvennoj rechi / V.V. Vinogradov. – M.: Vysshaja shkola, 1971. – 243 s.
7. Gejmbuh E.Ju. Obraz chitatelja v pojeme N.V. Gogolja «Mertvye dushi»// Russkij jazyk v shkole , 2007. – №2. – S.44-47.
8. Zagorodnjuk A.N. Avtor i chitatel’ v rasskazah Andreja Platonova / A.N. Zagorodnjuk // Sovremennye problemy nauki i obrazovanija. Vestnik UlGTU –2013. – №2.
9. Mejlah B.S. Process tvorchestva i hudozhestvennoe vosprijatie. Kompleksnyj podhod: opyt, poiski, perspektivy/ M.B. Mejlah – M.: «Iskusstvo», 1985. – 318 s.
10. Popova G.B. «”Obraz chitatelja” kak konstruktivnyj jelement jazykovoj kompozicii sovremennoj russkoj prozy: k voprosu o sub#ektivacii avtorskogo povestvovanija» / G.B. Popova // Uchjonye zapiski Zabajkal’skogo gosudarstvennogo gumanitarno-pedagogicheskogo universiteta im. N.G. Chernyshevskogo. Serija «Filologija, istorija, vostokovedenie. – 2011. – №2(37). – S.184-188.
11. Sovremennoe zarubezhnoe literaturovedenie: jenciklopedicheskij spravochnik. Strany zapadnoj Evropy i SShA: koncepcii, shkoly, terminy / otv. red. A.E. Mahov. – 2-e izd., ispr. i dop. – M.: Intrada,1999. – 317 s.
12. Chernec L.V. «Kak slovo nashe otzovetsja…». Sud’ba literaturnyh proizvedenij: Ucheb. posobie / L.V.Chernec. – M.: Vyssh. Shk., 1995. – 239 s. – (100 speckursov po filologii).
13. Shumarina M. R. Toropljus’ na vstrechu s toboj, chitatel’ / M. R Shumarina // Russkij jazyk v shkole. – 2011. – № 6. – S. 55-60.