Что такое целостный анализ произведения. Методика целостного анализа литературного произведения

В значительной мере под влиянием асафьевских идей и их реализации в некоторых его работах, была выдвинута концепция целостного анализа, принадлежащая Л. В. Кулаковскому, В. А. Цуккерману, Л. А. Мазелю и И. Я. Рыжкину (начало 30-х гг.). Термин «целостный анализ», как об этом пишет Л. А. Мазель, принадлежит В. А. Цуккерману, хотя сам Цуккерман это отрицает 40 . Но, в конечном счете, вопрос приоритета в данном случае не столь важен. Важно другое: и Цуккерман, и Мазель на протяжении всей своей деятельности отстаивали, внедряли и собственными научными трудами пропагандировали эту концепцию, усматривая в ней и метод, и конечную цель аналитического подхода к музыкальному искусству.

Суть такого подхода к исследованию музыкального произведения заключается в том, что на каждой стадии анализа музыкальное произведение демонстрируется как целое, как уни-

кальный художественный объект. Более того, предполагается и выход за рамки данного сочинения: рассматриваются многочисленные связи и его взаимоотношения с другими, в чем-то близкими ему, или - напротив - противопоставление по отношению к далеким от него, иными словами, взаимодействие сочинения с тем контекстом, в который оно погружено. Таким образом, целостный анализ в самом названии содержит противоречие, поскольку в нем, прежде всего, отмечено тяготение к синтезу, к восстановлению целостности.

А потому задачи, которые ставит перед исследователем такой анализ, исключительно сложны. Он требует не только фундаментальных знаний и владения всем технологическим арсеналом музыковедения, не только бесспорного таланта музыканта-интерпретатора (Мазель пишет: «Целостный анализ представляет собой также и музыковедческую трактовку произведения» 41), но и - что не менее важно - требует наличия бесспорного литературного таланта, поскольку рассказ о произведении искусства, по словам Цуккермана, «должен хоть в какой-то мере нести на себе отблеск художественности... и зрелые, опытные музыковеды не всегда достигают успеха в синтезе содержательности и литературности...» 42 .

Лучшие образцы целостного анализа (некоторые из них появились еще до формулировки этой теоретической концепции) свидетельствуют о том, что передача музыкальных впечатлений на языке слов требует, по сути, волшебного владения языком, точного попадания в выборе самих слов и их сочетаний, требует, следовательно, совмещения талантов слушателя, интерпретатора и подлинного таланта вещателя. К числу таких работ относятся книги Р. Роллана о Бетховене, книги Б. В. Асафьева («Симфонические этюды» и «Евгений Онегин. Лирические сцены П. И. Чайковского. Опыт интонационного анализа стиля и музыкальной драматургии»), книги Л. А. Мазеля («Фантазия f-moll Шопена. Опыт анализа») и В. А. Цуккермана («“Камаринская” Глинки и ее традиции в русской музыке» и «Соната си минор Ф. Листа») и ряд других. Все эти работы, бесспорно, привнесли много нового в наши представления об описанных сочинениях и выдвинули немало плодотворных идей, обогативших музыковедение в целом.

Однако концепция целостного анализа - музыковедческой интерпретации музыкального произведения, давшая обильные плоды как проявление индивидуального таланта отдельных исследователей, - показала, что ее использование - это не только научное осмысление уникального художественного творения, но и одновременно - плод уникального же, художественного его толкования, т. е. не совсем вписывается в рамки собственно науки.

Иной путь был намечен позднее. Во второй половине XX в. в отечественном музыкознании стали появляться работы, также вдохновленные идеями Асафьева, но направленные не на анализ отдельного художественного творения, а на постижение тех закономерностей, которыми в принципе отмечена вся область типических музыкальных структур. Этот путь был тем более не прост, что, возвращаясь к, казалось бы, давно изученному материалу - типическим формам, нужно было отстоять и обосновать совершенно новый подход, новую позицию по отношению к ним. Основной вопрос анализа в таком его понимании может быть сформулирован следующим образом.

Если музыкальная форма - это результат процесса становления музыкального произведения, а не его причина, как доказал Асафьев, если каждое подлинно художественное музыкальное произведение уникально и неповторимо, то как и чем объяснить существование типических музыкальных структур? Чем объяснить существование их как инвариантов?

Этот же вопрос можно задать по-другому.

На протяжении многих десятков лет сотни и тысячи сонат и симфоний, мелких и крупных инструментальных и вокальных сочинений создавались по единому композиционному плану, по единым законам, долгое время неписаным и даже сейчас не в полной мере осознанным. И среди авторов этих творений - великих авторов! - было очень мало конформистов, покорно следовавших за традицией, напротив - их уникальность заключалась в том, что они без конца нарушали так называемые школьные правила и вовсе не были склонны без достаточных на то оснований следовать каким бы то ни было заранее данным установкам. Почему же, несмотря на то, что менялись эпохи, направления, стилистические модели, композиторы продолжали (и даже сейчас в какой-то мере продолжают) использовать все те же инварианты - типические структуры?

Задача, которая стоит перед анализом как наукой, следовательно, заключается не в том, чтобы просто описать с большей или меньшей подробностью и детализацией эти структуры,

а в том, чтобы вскрыть те закономерности, которые привели к их появлению, к их кристаллизации и к столь долгой исторической жизни.

Но всякая типическая структура - это свойство, которое принадлежит произведению как целому, а не какой-то отдельной его частности. И поэтому возможен еще один ответ на вопрос, поставленный в заголовке предыдущего параграфа: анализ музыкального произведения - это путь к открытию закономерностей, находящихся в основе типических структур, к их осмыслению и к проверке их действия на каждый раз новом, конкретном музыкальном материале.

На этом пути также имеются определенные достижения. Заметной вехой стали работы Л. А. Мазеля и В. А. Цуккермана, В. П. Бобровского, О. П. Соколова, Ю. Н. Холопова, Е. А. Ручьевской; именно таким научно-теоретическим подходом отмечен и учебник «Музыкальная форма», созданный группой профессоров и преподавателей Санкт-Петербургской консерватории под редакцией профессора Ю. Н. Тюлина.

Рассмотрим основные научные идеи, составляющие в настоящий момент арсенал анализа как науки.

В значительной мере под влиянием асафьевских идей и их реализации в некоторых его работах, была выдвинута концепция целостного анализа, принадлежащая Л. В. Кулаковскому, В. А. Цуккерману, Л. А. Мазелю и И. Я. Рыжкину (начало 30-х гг.). Термин «целостный анализ», как об этом пишет Л. А. Мазель, принадлежит В. А. Цуккерману, хотя сам Цуккерман это отрицает. Но, в конечном счете, вопрос приоритета в данном случае не столь важен. Важно другое: и Цуккерман, и Мазель на протяжении всей своей деятельности отстаивали, внедряли и собственными научными трудами пропагандировали эту концепцию, усматривая в ней и метод, и конечную цель аналитического подхода к музыкальному искусству.

А потому задачи, которые ставит перед исследователем такой анализ, исключительно сложны. Он требует не только фундаментальных знаний и владения всем технологическим арсеналом музыковедения, не только бесспорного таланта музыканта-интерпретатора (Мазель пишет: «Целостный анализ представляет собой также и музыковедческую трактовку произведения»), но и - что не менее важно - требует наличия бесспорного литературного таланта, поскольку рассказ о произведении искусства, по словам Цуккермана, «должен хоть в какой-то мере нести на себе отблеск художественности... и зрелые, опытные музыковеды не всегда достигают успеха в синтезе содержательности и литературности...».

Этот же вопрос можно задать по-другому.

Рассмотрим основные научные идеи, составляющие в настоящий момент арсенал анализа как науки.

©2015-2019 сайт
Все права принадлежать их авторам. Данный сайт не претендует на авторства, а предоставляет бесплатное использование.
Дата создания страницы: 2016-04-15

Текущая страница: 1 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

А.Н. Андреев
Лекции по теории литературы: Целостный анализ литературного произведения
Учебное пособие для студентов вузов

Введение

Одной из самых актуальных на сегодняшний день, центральных проблем теории литературы является систематическая разработка теории художественного произведения.

Гениальная мысль о различении в художественном произведении содержательной и формальной сторон на века определила основную тенденцию в изучении проблем произведения. К содержанию традиционно относят все моменты, связанные с семантической стороной творчества (осмысление и оценка реальности). План выражения, феноменологический уровень – относят к области формы. (Основа системы понятий о составе художественного произведения наиболее полно разработана в трудах Поспелова Г.Н.1
Поспелов, Г.Н. Целостно-системное понимание литературных произведений //Вопросы методологии и поэтики. М., 1983.

Который, в свою очередь, непосредственно опирался на эстетические идеи Гегеля2
Гегель, Г. В . Эстетика. Т.1. М., 1968.

Вместе с тем, эта же основополагающая мысль спровоцировала упрощенный подход к анализу произведений. С одной стороны, научный анализ содержания сплошь и рядом подменяется так называемой интерпретацией, т. е. произвольным фиксированием субъективных эстетических впечатлений, когда ценится не объективное познание закономерностей образования и функционирования художественного произведения, а оригинально выраженное собственное отношение к нему. Произведение служит отправной точкой для интерпретатора, который переосмысливает произведение в актуальном для него контексте. С другой стороны, вообще отрицается необходимость и возможность познания произведения со стороны его содержания. Произведение трактуется как некое сугубо эстетическое явление, не имеющее якобы никакого содержания, как чистый феномен стиля.

В значительной степени это происходит потому, что, наметив содержательный и формальный полюса (поэтический «мир идей», духовное содержание и способы его выражения), наука до сих пор не сумела преодолеть, «снять» эти противоречия, представить убедительную версию о «сосуществовании» противоречий. На протяжении всей истории литературоведческой мысли неизбежно актуализировались либо герменевтически ориентированные концепции (то есть, произведение истолковывалось в определенном социокультурном ключе; в нем отыскивали скрытый смысл, выявление которого требовало соответствующей методологии декодирования), либо эстетские, формалистические школы и теории, изучающие поэтику (то есть, не сам смысл произведений, а средства его передающие). Для одних произведение так или иначе было «феноменом идей», для других – «феноменом языка» (соответственно произведение рассматривалось преимущественно с позиций либо социологии литературы, либо исторической поэтики).

К первым можно отнести «реальную критику» русских революционеров-демократов XIX в., культурно-историческую, духовно-историческую, психоаналитическую, ритуально-мифологическую школы, марксистское (пансоциологическое) литературоведение, постструктурализм. Ко вторым – эстетические теории «искусства для искусства», «чистого искусства», русскую «формальную школу», структурализм, эстетические концепции, «обслуживающие» модернизм и постмодернизм.

Кардинальный же вопрос всей теории литературы – вопрос о взаимопредставленности содержания в форме и наоборот – не только не решался, но чаще всего и не ставился. Не отвергая принципиального подхода к изучению художественного произведения как к идеологическому по своей природе образованию, имеющему специфический план содержания и план выражения, эстетики и литературоведы все чаще культивируют идею многоуровневости эстетического объекта3
Гартман, Н. Эстетика. М., 1958; Ингарден, Р. Исследования по эстетике. М., 1962. Тюпа, В. И. Художественность литературного произведения. Красноярск, 1987.

При этом меняется представление о природе самой целостности произведения. Достижения в области общенаучной методологии – в частности, разработка таких понятий, как структура, система, целостность – заставляют гуманитариев также идти от макро– к микроуровню, не забывая при этом об их интегрированности. Выработка диалектического мышления становится чрезвычайно актуальной для всех гуманитарных дисциплин. Очевидно, только на этом пути можно достичь глубинных знаний об объекте исследования, адекватно отразить его свойства.

Новаторский методологический подход к художественному произведению как к целостному феномену стал систематически разрабатываться относительно недавно (среди работ этого рода в числе первых следует назвать уже упомянутую монографию В.И. Тюпы). Такой подход оказывается весьма и весьма продуктивным и все более авторитетным. Справедливости ради следует отметить, что первые шаги в этом направлении были сделаны еще духовно-исторической школой (В. Дильтей, Р. Унгер), а также русской филологической наукой в 20-е годы (работы В.Б. Шкловского, В.В. Виноградова, П. Сакулина и др.). Однако в качестве научной теории высказанные учеными глубокие наблюдения так и не оформились.

Осознание, с одной стороны, того факта, что в исследуемом феномене в свернутом виде присутствуют все исторически пройденные стадии его становления, и несхоластическая, гибкая интерпретация моментов взаимоперехода содержания в форму (и наоборот), с другой стороны, – все это заставляет теоретиков литературы иначе отнестись к объекту научного анализа. Смысл нового методологического подхода к изучению целостных образований (таких как личность, общество, художественное произведение и т. д.) заключается, во-первых, в признании той данности, что целостность неразложима на элементы (речь идет об информационной структуре целостности). Перед нами не система, состоящая из элементов, а именно целостность, в которой взаимосвязи между элементами принципиально иные. Каждый элемент целого, каждая «клеточка» сохраняют все свойства целого. Изучение «клеточки» («капли океана») – требует изучения целого; последнее же является многоклеточной, многоуровневой структурой. Во-вторых (и здесь речь идет о сущностном наполнении абстрактной информационной структуры), в признании того факта, что природа феномена художественности адекватно описывается языком целостности: многоуровневая целостность литературно-художественная возникает тогда, когда нравственно-философские (нехудожественные) стратегии превращаются в стратегии художественные (в модусы художественности). Иными словами, целостность представляет собой философскую версию того, как проблемы личности связаны с проблемами текста .

В данной работе «клеточками художественности» стали последовательно выделенные уровни художественного произведения, такие как персоноцентрическая валентность, пафос, поведенческие стратегии персонажа, метажанр, род, жанр , а также все уровни стиля (ситуация, сюжет, композиция, деталь, речь, лексико-морфологический уровень текста, интонационно-синтаксический, художественная фонетика и художественная ритмика ). Подобный подход заставляет критически отнестись к существующим литературоведческим концепциям, по-новому интерпретировать, казалось бы, устоявшиеся категории.

Прежде всего, что следует иметь в виду под художественным содержанием , которое может быть передано не иначе как посредством многоуровневой структуры?

Нам представляется, что основу любого художественного содержания составляют не просто идеи в чувственно воспринимаемой форме (иначе говоря – образ). Образ в конечном счете – тоже лишь способ передачи специфической художественной информации. Вся эта информация фокусируется в образной концепции личности (для передачи которой необходимы модусы художественности , выполняющие функцию стратегий художественной типизации ). Это понятие и стало центральным, опорным в предлагаемой теории литературно-художественного произведения. Именно посредством концепции личности писатель воспроизводит свое видение мира, свою мировоззренческую систему.

Очевидно, что ключевые понятия теории произведения – целостность, концепция личности и другие – не являются собственно литературоведческими. Логика решения литературоведческих вопросов вынуждает обращаться к философии, психологии, культурологии. Поскольку мы убеждены, что теория литературы есть не что иное, как философия литературы, то контакты на стыке наук видятся не только полезными, но и неизбежными, необходимыми.

Прежде чем говорить о личности в литературе, следует разобраться с тем, что представляет собой личность в жизни и в науке. Основу современных представлений о личности составили идеи, почерпнутые в трудах З. Фрейда, Э. Фромма, К. Юнга, В. Франкла и др. Мы попытались обозначить необходимый объем таких понятий, как личность, характер, духовная деятельность человека, психика, сознание и т. д. Поскольку личность является целостным объектом, важно определить взаимообусловленность в человеке психофизиологического и духовного начал, сознательного и бессознательного. Наконец, нам представлялось необходимым прояснить и следующие проблемы, без решения которых просто бессмысленно ставить вопросы о личности в литературе: что является содержанием индивидуального сознания, какова его структура? При этом мы исходили из того, что индивидуальное сознание неразрывно связано с общественным сознанием, одно без другого просто не существует.

Именно в таком ключе понимания личность и является, с нашей точки зрения, субъектом и объектом эстетической деятельности. Художественное произведение в предлагаемой интерпретации – это творческий акт порождения концепции личности, воспроизводимой при помощи особых модусов художественности, «стратегий художественной типизации» (В.И. Тюпа). Главные из них: метод (в единстве типологической и конкретно-исторической сторон, то есть в единстве персоноцентрической валентности и пафоса, с одной стороны, и поведенческих стратегий персонажа, с другой), метажанр, род и, отчасти, жанр. Стиль – это уже изобразительно-выразительное воплощение избранных стратегий через сюжетно-композиционный уровень, деталь, речь и, далее, через словесные уровни стиля (интонационно-синтаксический, лексико-морфологический, фонетический, ритмический).

Таким образом, если предпосылки излагаемой концепции верны, мы можем приблизиться к научно-теоретическому постижению литературоведческой истины, образно выраженной А.А. Блоком в статье «Судьба Аполлона Григорьева»: «Душевный строй истинного поэта выражается во всем, вплоть до знаков препинания».

Новаторский подход в идеале должен распространиться на всю без исключения традиционную проблематику. В результате многие проблемы предстают в совершенно ином свете. Так, дихотомичность понятий содержание – форма утрачивает свой «абсолютный» характер. В многоуровневой структуре содержательность или формальность любого уровня становится относительной: все зависит от соотношения с выше– и нижерасположенными уровнями.

Проблемы генезиса произведения и связанные с ними проблемы литературных традиций – также переосмысливаются. Наследование таких параметров концепции личности, как, скажем, персоноцентризм или соционоцентризм , невозможно ставить в один ряд со стилевыми заимствованиями. Следует разграничить сферу их функционирования.

Меняется подход к историко-функциональному аспекту произведений. В частности, получает свое не только морально-психологическое, но и художественное объяснение феномен массовой литературы.

Появляется теоретическая основа для всесторонней постановки проблем психологизма в литературе. В рамках излагаемой концепции становится понятной закономерность превращения этической и психологической структуры персонажа в эстетическую.

Сделана попытка проанализировать национальное как фактор художественности в литературе. Нам хотелось уйти от описательного подхода к национальной специфике произведения и выявить глубинные основания этого содержательного уровня.

Новыми гранями поворачивается проблема критериев художественной ценности произведения. Объективность критериев видится в «потенциале художественности», который непосредственно связан с понятием «человеческого измерения».

Разумеется, мы далеки от мысли, что отстаиваемая концепция беспорочна и исключительна. Она находится отнюдь не в стороне от различных современных и предшествующих школ и направлений. Нам хотелось бы в меру сил синтезировать опыт таких школ. Мы убеждены, что существующие литературоведческие методологии можно и нужно приводить к «общему знаменателю». Диалектическая логика просто диктует такой подход. В сущности, вся сложность в том и состоит, чтобы быть действительно диалектичным, чтобы реальные проблемы были адекватно поставлены и осмыслены. Как представляется, по-настоящему диалектическая методология еще мало внедрена в литературоведение, которое на пути к философии литературы находится в начальной стадии своего становления.

1. Природа художественного мышления и художественного произведения как объект научного изучения

Характер постановки и способы решения всех проблем теории литературы зависят от исходного момента – от решения вопроса о необходимости и закономерности существования искусства (и художественной литературы как его вида).

Если литература существует, значит, это кому-нибудь нужно?

В сущности, такая перефразировка поэта является глубокой материалистической постановкой вопроса. Научно этот же вопрос можно сформулировать следующим образом: почему духовность человека проявляется (следовательно, не может не проявляться) в форме художественной, противоположной научной? Ведь духовное содержание личности может стать предметом научного исследования. Однако этого оказалось недостаточно для человека, который взял себе в «вечные спутники» искусство.

Не затрагивая всех глубин философско-эстетической проблематики словесно-художественного творчества, необходимо отметить некоторые решающие обстоятельства. Прежде всего, искусство, в отличие от науки, использует совершенно особый способ воспроизведения и, в известном смысле, познания действительности – образ , то есть, конкретный, чувственно воспринимаемый носитель информации об определенных предметах или явлениях. Образ единичен, более того – уникален, и в силу своей конкретности адресован чувствам.

Но это только половина того, что следует сказать о природе образа. Вторая половина будет противоречить только что сказанному. За уникальным в образе сквозит всеобщее, универсальное как характеристика данных феноменов, – характеристика, принципиально не сводимая к чувственно воспринимаемой информации. В образе (вот он, исток художественности!) присутствует не только чувственно воспринимаемое начало, но и начало сверхчувственное, – информация, адресованная уже не исключительно чувствам (психике), но и абстрактно-логическому мышлению (сознанию).

Как назвать вот это «нечто», противоположное образу по своей информационной природе?

Сверхчувственное начало, воспринимаемое сознанием, но не чувствами, называется понятие .

Образ в таком своем качестве (образ + понятие) выступает как особый язык культуры , специализация которого – синтетическая, амбивалентная по отношению к «душе» (психике) и «уму» (сознанию) информация.

Наука, в том числе и литературоведение, использует не образы, а понятия , функция которых – обозначение предельно абстрагированной от индивидуальных признаков сущности 1
На самом деле между полярными категориями «понятие – образ» располагаются еще несколько промежуточных образований. В гносеологическом плане понятие «постепенно» переходит в свою противоположность – образ – через ряд этапов. Среди них в первую очередь следует отметить идеи, знаки, образы-знаки (а также символы-знаки), собственно образы и, наконец, художественные образы (доходящие до степени символов-образов). // В художественной литературе мы имеем дело с образами разных типов. Однако чтобы не отвлекаться от основной концепции, мы сознательно не акцентируем внимание на оттенках, сосредоточившись из всего «понятийно-образного» спектра на крайних полярных категориях. Это, конечно, упрощение, которое может быть оправдано лишь учебным характером данного курса.

Сущность как таковая вообще не может быть чувственно воспринята, ибо воспринимается она абстрактно-логическим мышлением.

Понятия также выступают в качестве особого языка культуры , специализация которого – оперировать строго определенным объемом значений, описывать процессы и отношения, воспринимаемые со стороны их сущности. Ни о какой информационной амбивалентности по отношению к понятиям не может идти и речи; они «бездушны» (сверхчувственны), и потому адресованы «холодному уму» (сознанию). Поэтому научные работы почти лишены эмоций, которые только «затемняют» сущность. Из понятий можно выстроить цепь умозаключений, гипотез, теорий, но невозможно создать образ, нечто художественное. Точно так же с помощью образа невозможно изложить научную теорию.

На свойстве действительности «откликаться» на образ, на ее способности отражаться адекватно не только с помощью понятий, но и образов, и основан принцип художественной типизации в искусстве. Чем более художественный образ индивидуален, уникален, тем более он способен передать общее, универсальное.

Сказанное об образе до сих пор является более или менее общим местом в теории искусства.

Гораздо реже исследователи задаются другими не менее важными вопросами: почему вообще возможно «образное мышление », лежащее в основе художественного творчества, и, далее, соответствующее восприятие творчества – читательское «сотворческое сопереживание»?

Почему образ, в отличие от понятия, всегда «больше, чем образ» (образ + понятие)? В каких случаях возникает потребность в образном мышлении? Каков гносеологический потенциал такого мышления? Почему нельзя без него обойтись?

Такого рода «образная» (художественная) деятельность должна быть как-то объяснена с точки зрения функционирования сознания, которое от имени культуры, «легитимно» представляет потребности человека.

Давно замечено, что мировоззрение личности , то есть то, что для литературы имеет решающее значение, формируется в поле напряжения, возникающем между двумя полюсами: «миросозерцанием» и «теоретической деятельностью сознания»4
О наличии этих сторон в мировоззрении художника см.: Поспелов, Г. Н. Целостно-системное понимание… С. 150.

Если перевести терминологию на язык философии, речь идет о различении психики и сознания. Как соотносятся эти категории, как они взаимодействуют?

Только ответив на эти фундаментальные нелитературоведческие вопросы, мы сможем понять природу образности и целостности, сможем объяснить законы их возникновения и функционирования.

Будем иметь в виду, что вопрос, с которого начинается литературоведческая теория, имеет гносеологическую – не собственно литературную или художественную! – природу.

Строго говоря, дело не в образах и понятиях как таковых; дело в психике и сознании, которые по-разному осваивают мир, и поэтому говорят на разных языках. Чтобы понять, адекватно воспринять образный язык литературы, необходимо иметь представление о том, какими возможностями в деле постижения мира обладает литература, каков гносеологический потенциал литературы.

Мы будем отталкиваться от следующего принципиального положения.

Психическая, чувственно воспринимаемая информация является базовой основой для существования психики (от гр. Psyche – душа) и служит инструментом приспособления человека к миру.

В чем суть приспособления как типа отношения к действительности?

В психологическом смысле – видеть не то, что есть на самом деле, а то, что хочется видеть (иллюзии принимать за правду). В научном смысле – искажать объективно существующую картину, абсолютизировать субъективное восприятие. Приспособление требует языка «эмоционально убедительных» образов.

Если перед человеком стоит задача познать мир (а не приспособиться к нему), то он вынужден обратиться к сознанию, которое способно дать объективное представление о мире с помощью понятий.

Таким образом, человек приспосабливающийся и человек познающий – это два разных типа отношения к миру, в том числе и к себе как составляющей универсума. Ясно, что эти отношения противоречат друг другу. Абстрактно-логически воспринимаемая информация предрасположена к систематизации (такого рода информация структурируется по принципу «от общего – к частному»), которая в идеале принимает форму закона. Познание основано на законах, которые являются хлебом науки. Что касается приспособления, то оно становится тем более эффективным, чем больше исповедуется культ «беззакония» – бессистемности, хаоса, непознаваемости мира (в том числе и себя). С точки зрения «приспособленца», мир и человек принципиально непознаваемы. Остается одно: верить в то, во что хочется верить (видеть не то, что есть на самом деле, а то, что хочется видеть).

Картина резко усложняется, если принять к сведению следующее: отношения приспособления и познания, противоречащие друг другу, неразрывно связаны между собой; более того, они как противоречивые стороны единого целого то и дело «переходят» друг в друга. Их легко спутать.

Отсюда следует: говорить на языке образов – значит, отчасти приспосабливаться и отчасти познавать. Причем словесно-художественная деятельность предполагает познание в степени, сопоставимой с деятельностью научной (не случайно многих писателей, особенно романистов, называют философами). Язык художественной литературы амбивалентен: несовершенство познавательного отношения компенсируется силой эмоционального воздействия.

Такова гносеологическая ниша литературы.

При этом в разных родах и жанрах литературы приспособительно-познавательное соотношение бывает разным. Однако существует и отчетливо выраженная культурная тенденция: развитие литературы означает неуклонное развитие познавательного отношения (наряду с усовершенствованием отношения приспособительного: чувства становятся все более умными, а ум обретает качества душевности).

Литература становится спутником человека, желающего обнаружить в себе личность. К этому тезису мы еще вернемся. Вообще стоит заметить, что с точки зрения целостного подхода, невозможно в одном месте, вот здесь и сейчас, изложить все, касающееся одной локальной проблемы, исчерпывающе осветить вопрос или определить категорию. Просто потому, что локальных проблем, отдельно взятых вопросов или категорий в целостно организованном научном дискурсе не существует. Одна «клеточка» (вопрос, категория) всегда промаркирована свойствами целого, и понять одно можно только держа в уме все.

Поэтому время от времени мы будем возвращаться к уже «разобранным», осмысленным категориям в новом контексте, что будет постоянно обогащать категорию в содержательном плане. Принцип отношений «через момент целого постигать все целое» (через каплю – познавать океан) диктует именно такую научную стратегию.

Итак, в качестве предпосылки художественного творчества отношения приспособления и познания выступают в принципе неразрывно. В науке мы опираемся на сознание, которое оперирует сущностями, стремясь к устранению эмоций и переживаний. В искусстве в эмоции содержится мысль, в мысли – эмоция. Образ – это синтез сознания и психики, мысли и чувства, абстрактного и конкретного.

Такой представляется действительная основа художественного творчества, которое возможно только потому, что сознание и психика, будучи автономными сферами, в то же время связаны неразрывно. Сведение образа к мысли (к цели понятий) – невозможно: мы должны будем отвлечься от переживаний, от эмоций. Свести образ к непосредственному переживанию – значит «не заметить» оборачиваемости психики, способности ее быть чреватой мыслью, то есть совокупностью понятий.

У нас появляются основания говорить о целостности образа и, в более широком плане, о целостности как объективной предпосылке эстетического отношения . С этого момента мы по умолчанию будем трактовать образ как нечто изначально целостное; «нецелостного» образа не бывает; целостный образ в нашей интерпретации превращается в своего рода тавтологию.

Однако целостность образа – это не просто качество, способствующее чувственному восприятию мысли (понятия). Образ – это еще и способ существования одновременно нескольких понятий (системы понятий ). Образ принципиально многозначен, он одновременно содержит несколько аспектов (почему это возможно – рассмотрим в следующем разделе). Наука себе такого позволить не может. Понятия редуцируют предмет (явление) до одного аспекта, до одного момента, сознательно абстрагируясь от всех остальных. Наука исследует явления аналитически с последующим синтезом, отрабатывая все моменты взаимосвязи. Искусство же мыслит суммами смыслов («каплями океанов»). Причем, наличие суммы смыслов – также непременное условие «жизни» художественного образа. Часто трудно, а то и невозможно решить, какой смысл является истинным, какой смысл «главнее». К проблеме актуализации смыслов мы будем возвращаться на протяжении всей работы.

Таковы две стороны целостности художественного образа: во-первых, мы говорим о единстве двух типов отношений, приспособительного и познавательного, из которых складывается целостность; во-вторых, мы подчеркиваем синтетичность познавательного отношения в образе.

Но тут следует иметь в виду, что любая художественно воспроизводимая «картина мира» – это редукция (весь мир отразить невозможно). Для того, чтобы воспроизвести редуцированную картину мира, создать «модель жизни», необходим специфический художественный код. Этот код должен так редуцировать мир, чтобы при этом была возможность выразить миропонимание автора.

Таким кодом не может быть образ сам по себе. Художественный образ (целостный, как мы помним) со всеми своими уникальными возможностями – это все же только способ, средство, форма.

Что же является содержательностью образа?

Ответ, как нам представляется, может быть только один: личность.

По крайней мере, познавательные возможности целостного подхода диктуют именно такой ответ.

Итак, ключевыми словами, характеризующими методологическое понятие «целостный анализ литературы», являются информация (точнее, информационная структура ) и личность, – слова явно «не литературного» происхождения (отметим это как противоречие).

Ключевым словом для характеристики особой информационной структуры, которая и становится, в конечном счете, предметом целостного анализа, является противоречие . Оксюморонное понятие «целостный анализ» насквозь противоречиво: «целостный» означает неделимый, не поддающийся делению на части; «анализ» означает именно последовательное и целенаправленное расчленение целостности.

Мы акцентировано начали с противоречий еще и потому, что сложившиеся отношения с ними специалиста представляют собой конструктивный принцип любой теории, а уж теории «целостного анализа» и подавно. Лояльное отношение к противоречиям помогает правильно сформировать предмет исследования . Исходные позиции в литературоведении (и в главном его разделе – теории литературы, которая и «отвечает» за методологию) таковы.

С одной стороны, художественное произведение рассматривается как «феномен идей», как проблемно-содержательное образование, которое, будучи образным по природе, требует рационализации: абстрактно-логического, научного комментария (то есть перевода образно выраженной информации на язык понятий).

С другой – как «феномен стиля», как некое эстетически замкнутое, самотождественное целое. Первый подход все чаще называют интерпретацией , подчеркивая его субъективно-произвольный характер, не сводимый, по существу, к сколько-нибудь определенным, научно обоснованным закономерностям (ибо вольная, эссеистическая интерпретация не привязана к универсальной шкале высших культурных ценностей). Ясно, что «смыслы реальности», бессистемно рассеянные и породившие художественное произведение, оказываются актуальнее самого произведения. Это как раз тот случай, когда разговор идет обо всем и ни о чем.

Второй подход, акцентирующий проблемы текста как такового, стремится полностью отвлечься от реальности, абсолютизируя формально-знаковое начало, действительно присущее всем явлениям культуры.

Кардинальная проблема, стоящая перед теорией литературы (да и перед всей эстетикой, разделом которой и является теория литературы), заключается в следующем: как нравственно-философские (нехудожественные) стратегии (смыслы) превращаются в стратегии художественные (в модусы художественности) – и, в конечном счете, в стиль?

Как примирить, совместить крайние методологические позиции, каждая из которых в известной степени состоятельна?

Без понятий информационная структура (целостно организованная, если речь идет о художественных феноменах) и противоречие здесь не обойтись.

Очевидно, что природа объекта исследования литературоведов оказалась намного сложнее, чем это представлялось до недавнего времени. Компромисс между крайними точками зрения лежит не посередине, а в иной плоскости : надо целостно рассматривать не текст и не поэтический «мир идей», не художественные и внехудожественные стратегии , взятые изолированно, а художественное произведение , несущее, с одной стороны, идеальное, духовное содержание, которое может существовать, с другой стороны, только в исключительно сложно организованной форме – художественном тексте.

Художественное произведение и становится предметом исследования.

Для обоснования данного тезиса необходима какая-то новая концепция, объясняющая, как проблемы личности связаны с проблемами текста. Такая концепция существует, и условно обозначить ее можно как целостный подход к художественным феноменам (произведению, мышлению, творчеству). Для краткости – целостный анализ . По существу, на наших глазах происходит формирование и становление, возможно, наиболее оригинальной и перспективной на сегодняшний день литературной теории.

На олимпиаде по литературе (региональный этап) 2 варианта заданий. 1 вариант - комплексный анализ прозаического текста, 2 вариант - сравнительный анализ стихотворений

Анализ лирического стихотворения

Методика анализа диктуется идейно-художественными особенностями произведения, учитывает интуитивно-иррациональное, поэтическое постижение и теоретико-логическое начало. Существуют общие принципы научного анализа поэтических произведений, основывающиеся на типологических свойствах жанров, типах лирических композиций и т.п. Анализ не должен быть случайным, фрагментарным, не должен сводиться к простой передаче впечатления или пересказу.
Анализ лирического стихотворения выявляет соответствия между распределением грамматических категорий и метрическими, строфическими корреляциями, семантикой текста. Ниже дается примерная схема целостного (многоаспектного) анализа лирического стихотворения в единстве его формальных и содержательных сторон (в соответствии с поэтическим миром и художественной системой автора).

Схема разбора
Творческая история произведения (дата написания, текстология- история возникновения и судьба текста художественного произведения ); место стихотворения в творческой биографии поэта; историко-литературный, бытовой контекст; реально-биографический комментарий, критические оценки.
Идейное содержание.
Тематическая структура. Мотивация. Лейтмотивы.
Тип лирического стихотворения (медитативная ( философская: передает переживания, размышления поэта о жизни и смерти, о природе, любви, дружбе ) , медитативно-изобразительная, изобразительная лирика).
Специфика жанровой формы (элегия, баллада, сонет, послание и др.).
Пафос (эмоциональное возбуждение, страстное воодушевление, подъём, энтузиазм..) .
Значение заглавия, его связь с основной поэтической идеей.
Построение (структура) стиха
Архитектоника (композиция- построение произведения).
Композиция. Повторы, контрасты, оппозиции. Типы композиции. Концовка. Сопоставление и развитие основных словесных образов (по сходству, по контрасту, по ассоциации, по умозаключению).
Особенности использования различных частей речи, грамматических категорий.
Лирический герой. адресат лирики.
Формы речевой коммуникации (диалог, монолог).
Поэтическая лексика.
Ритм, стихотворный размер.
Звуковая (фонологическая) структура (аллитерация, ассонанс, звуковой повтор,). Эвфония (благозвучие).

В предложенной ниже схеме разбора лирического стихотворения последовательность пунктов не жестко соблюдается, основное требование – учет (по возможности) всех указанных компонентов.
Важным аспектом при изучении литературного произведения остается определение методики анализа и приемов его интерпретации. В современных филологических исследованиях творчески используются и дополняют друг друга методологии различных научных систем, каждая из которых по-своему значима в истории критической мысли.

План анализа стихотворения 1. Элементы комментария к стихотворению: - Время (место) написания, история создания; - Жанровое своеобразие; - Место данного стихотворения в творчестве поэта или в ряду стихотворений на подобную тему (с подобным мотивом, сюжетом, структурой и т.п.); - Пояснение неясных мест, сложных метафор и прочие расшифровки. 2. Чувства, выраженные лирическим героем стихотворения; чувства, которые вызывает стихотворение у читателя. 3. Движение авторской мысли, чувства от начала к концу стихотворения. 4. Взаимообусловленность содержания стихотворения и его художественной формы: - Композиционные решения; - Особенности самовыражения лирического героя и характер повествования; - Звуковой ряд стихотворения, использование звукозаписи, ассонанса, аллитерации; - Ритм, строфика, графика, их смысловая роль; - Мотивированность и точность использования выразительных средств. 4. Ассоциации, вызываемые данным стихотворением (литературные, жизненные, музыкальные, живописные - любые). 5. Типичность и своеобразие данного стихотворения в творчестве поэта, глубинный нравственный или философский смысл произведения, открывшийся в результате анализа; степень «вечности» поднятых проблем или их интерпретации. Загадки и тайны стихотворения. 6. Дополнительные (свободные) размышления.

Анализ поэтического произведения (схема) Приступая к анализу поэтического произведения, необходимо определить непосредственное содержание лирического произведения - переживание, чувство; Определить «принадлежность» чувств и мыслей, выраженных в лирическом произведении: лирический герой (образ, в котором выражены эти чувства); - определить предмет описания и его связь с поэтической идеей (прямая - косвенная); - определить организацию (композицию) лирического произведения; - определить своеобразие использования изобразительных средств автором (активное - скупое); определить лексический рисунок (просторечие- книжно-литературная лексика...); - определить ритмику (однородная - неоднородная; ритмическое движение); - определить звуковой рисунок; - определить интонацию (отношение говорящего к предмету речи и собеседнику.

Поэтическая лексика Необходимо выяснить активность использования отдельных групп слов общеупотребительной лексики - синонимов, антонимов, архаизмов, неологизмов; - выяснить меру близости поэтического языка с разговорным; - определить своеобразие и активность использования тропов ЭПИТЕТ - художественное определение; СРАВНЕНИЕ - сопоставление двух предметов или явлений с целью пояснить один из них при помощи другого; АЛЛЕГОРИЯ (иносказание) - изображение отвлеченного понятия или явления через конкретные предметы и образы; ИРОНИЯ - скрытая насмешка; ГИПЕРБОЛА - художественное преувеличение, используемое, чтобы усилить впечатление; ЛИТОТА - художественное преуменьшение; ОЛИЦЕТВОРЕНИЕ - изображение неодушевленных предметов, при котором они наделяются свойствами живых существ - даром речи, способностью мыслить и чувствовать; МЕТАФОРА - скрытое сравнение, построенное на сходстве или контрасте явлений, в котором слово «как», «как будто», «словно» отсутствуют, но подразумеваются.

Поэтический синтаксис (синтаксические приемы или фигуры поэтической речи) - риторические вопросы, обращения, восклицания - они усиливают внимание читателя, не требуя от него ответа; - повторы – неоднократное повторение одних и тех же слов или выражений; - антитезы – противопоставления;

Поэтическая фонетика Использование звукоподражаний, звукозаписи - звуковых повторов, создающих своеобразный звуковой «рисунок» речи.) - Аллитерация – повторение согласных звуков; - Ассонанс – повторение гласных звуков; - Анафора - единоначалия;

Композиция лирического произведения Необходимо: - определить ведущее переживание, чувство, настроение, отразившееся в поэтическом произведении; - выяснить стройность композиционного построения, его подчиненность выражению определенной мысли; - определить лирическую ситуацию, представленную в стихотворении (конфликт героя с собой; внутренняя несвобода героя и т.д.) - определить жизненную ситуацию, которая, предположительно, могла вызвать это переживание; - выделить основные части поэтического произведения: показать их связь (определить эмоциональный «рисунок»). Анализ поэтического текста

Анализ поэтического текста включает в себя решение трёх вопросов: истолкование, восприятие, оценка. Речь может идти о вашем личном интеллектуально-эмоциональном восприятии стихотворения. Вы можете написать о том, какой отклик нашло в вас это , какие мысли и чувства вызвало. Также речь может идти о восприятии стихотворения современниками автора, его единомышленниками и оппонентами, критиками, литературоведами, композиторами, художниками.

Истолкование есть анализ стихотворения в единстве его содержания и формы. Анализировать необходимо с учётом контекста творчества автора и русской поэзии в целом, а также своеобразия лирики как рода литературы. В сочинении возможны ссылки на истолкование стихотворения специалистами-литературоведами, сопоставление различных точек зрения.
Оценка – это замечание о той или иной стороне мастерства автора стихотворения и вывод о художественной ценности исследуемого текста, месте произведения в автора, в целом. Оценка – это и точка зрения других авторов, и ваше собственное мнение, сформировавшееся в процессе анализа произведения.

План разбора лирического стихотворения

1. Дата написания.
2. Реально-биографический и фактический комментарий.
3. Жанровое своеобразие.
4. Идейное содержание:
5. Ведущая тема.
6. Основная мысль.
7. Эмоциональная окраска чувств, выраженных в стихотворении в их динамике или статике.
8. Внешнее впечатление и внутренняя реакция на него.
9. Преобладание общественных или личных интонаций.
10. Структура стихотворения. Сопоставление и развитие основных словесных образов по сходству, по контрасту, по смежности, по ассоциации, по умозаключению.
11. Основные изобразительные средства иносказания, используемые автором (метафора, метонимия, сравнение, аллегория, символ, гипербола, литота, ирония (как троп), сарказм, перифраза).
12. Речевые особенности в плане интонационно-синтаксических фигур (повтор, антитеза, инверсия, эллипс, параллелизм, риторический вопрос, обращение и восклицание).
13. Основные особенности ритмики (тоника, силлабика, силлабо-тоника, дольник, свободный стих; ямб, хорей, пиррихий, спондей, дактиль, амфибрахий, анапест).
14. Рифма (мужская, женская, дактилическая, точная, неточная, богатая; простая, составная) и способы рифмовки (парная, перекрестная, кольцевая), игра рифм.
15. Строфика (двустишье, трехстишье, пятистишье, катрен, секстина, септима, октава, сонет, “онегинская” строфа).
16. Эвфония (благозвучье) и звукозапись (аллитерация, ассонанс), другие виды звуковой инструментовки.

План анализа стихотворения

1. Какое настроение становится для стихотворения определяющим в целом. Меняются ли чувства автора на протяжении стихотворения, если да - благодаря каким словам мы об этом догадываемся.
2. Есть ли в стихотворении конфликт, для определения конфликта выявить из стихотворения слова, которые условно можно назвать положительно эмоционально окрашенными и отрицательно эмоционально окрашенными, выявить ключевые слова среди положительных и отрицательно эмоционально окрашенных в этих цепочках.
3. Есть ли в стихотворении цепочки слов, связанных ассоциативно или фонетически (по ассоциациям или по звукам).
4. В какой строфе можно выделить кульминацию, есть ли в стихотворении развязка, если да, то какая.
5. Какая строка становится смыслом для создания стихотворения. Роль первой строки (какая музыка звучит в душе поэта, когда он берется за перо).
6. Роль последней строки. Какие слова, которыми он может закончить стихотворение, представляются поэту особенно значимыми.
7. Роль звуков в стихотворении.
8. Цвет стихотворения.
9. Категория времени в стихотворении (значение прошлого, настоящего и будущего).
10. Категория пространства (реального и астрального)
11. Степень замкнутости автора, есть ли обращение к читателю или адресату?
12. Особенности композиции стихотворения.
13. Жанр стихотворения (разновидность: философское размышление, элегия, ода, басня, баллада).
14. Литературное направление, если можно определить.
15. Значение художественных средств (сравнение, метафора, гипербола, антитеза, аллитерации, оксюморон).
16. Мое восприятие этого стихотворения.
17. Если есть необходимость обратиться к истории создания, году создания, значение этого стихотворения в творчестве поэта. Условия, место. Есть ли в творчестве этого поэта стихотворения, сходные с ним, можно ли сравнить это стихотворение с творчеством другого поэта.

Анализ стихотворения (речевое клише)

В стихотворении… ( , название) говорится о…
В стихотворении…(название)…(фамилия поэта) описывается…
В стихотворении царит…настроение. Стихотворение…пронизано…настроением.
Настроение этого стихотворения…. Настроение меняется на протяжении стихотворения: от…к…. Настроение стихотворения подчеркивает…
Стихотворение можно разделить на…части, так как…
Композиционно стихотворение делится на…части.
Звучание стихотворения определяет…ритм.
Короткие (длинные) строки подчеркивают…
В стихотворении мы словно слышим звуки…. Постоянно повторяющиеся звуки… позволяют услышать….

Поэт хочет запечатлеть словами….

Для создания настроения автор использует…. С помощью…автор создает нам возможность увидеть (услышать)…. Используя…, создает .
Лирический герой этого стихотворения представляется мне….

2. Анализ прозаического текста
Схема комплексного филологического анализа текста (прозаического прежде всего) включает следующие этапы: обобщающую характеристику идейно-эстетического содержания, определение жанра произведения, характеристику архитектоники текста, рассмотрение структуры повествования, анализ пространственно-временной организации произведения, системы образов и поэтического языка, выявление элементов интертекста.

Схема разбора

Введение. Творческая история (текстология), история критических оценок, место произведения (рассказа, очерка, повести, новеллы) в творческой эволюции или художественной системе писателя, в истории литературного процесса.
Проблемно-тематический аспект.
Анализ текста.
Семантика (символика) названия. Широта семантического ареала сквозь призму заглавия.
Архитектоника.
Пространственно-временная организация художественного мира: образ времени и пространства («хронотоп», пространственно-временной континиум, отношения между персонажем и местом действия). Пространственные и временные оппозиции (верх / низ, далеко / близко, день / ночь и т.п.).
Композиция. Композиционные приемы (повтор, монтаж и др.). Опорные «точки» композиции.
Сюжет. Метаописательные фрагменты.
Ритм, темп, тон, интонация повествования.
Функционально–смысловые типы речи (описание, повествование, рассуждение).
Стилевое своеобразие. Система изобразительных средств.
Система образов. Речь героев.
Портрет.
Художественная деталь (внешняя, психологическая, деталь-символ). Функциональная деталь. Подробность.
Пейзаж. Интерьер. Мир вещей. Зоологизмы.
Роль подтекста и интертекстуальные связи.

1. Анализ художественного произведения

1. Определить тему и идею /главную мысль/ данного произведения; проблемы, затронутые в нем; пафос, с которым произведение написано;
2. Показать взаимосвязь сюжета и композиции;
3. Рассмотреть субъектную организацию произведения /художественный образ человека, приемы создания персонажа, виды образов-персонажей, система образов-персонажей/;
4. Выяснить авторское отношение к теме, идее и героям произведения;
5. Определить особенности функционирования в данном произведении литературы изобразительно-выразительных средств языка;
6. Определить особенности жанра произведения и стиля писателя.
Примечание: по этой схеме можно писать сочинение-отзыв о прочитанной книге, при этом в работе представить также:
1. Эмоционально-оценочное отношение к прочитанному.
2. Развернутое обоснование самостоятельной оценки характеров героев произведения, их поступков и переживаний.
3. Развернутое обоснование выводов.

Анализ прозаического литературного произведения
Приступая к анализу художественного произведения, в первую очередь, необходимо обратить внимание на конкретно-исторический контекст произведения в период создания данного художественного произведения. Необходимо при этом раз¬личать понятия исторической и историко-литературной обстановки, в последнем случае имеется в виду
литературные направления эпохи;
место данного произведения среди произведений других авторов, написанных в этот период;
творческая история произведения;
оценка произведения в критике;
своеобразие восприятия данного произведения современниками писателя;
оценка произведения в контексте современного прочтения;
Далее следует обратиться к вопросу об идейно-художественном единстве произведения, его содержания и формы (при этом рассматривается план содержания - что хотел сказать автор и план выражения - как ему удалось это сделать).

Концептуальный (Общий) уровень художественного произведения
(тематика, проблематика, конфликт и пафос)
Тема - это то, о чем идет речь в произведении, основная проблема, поставленная и рассматриваемая автором в произведении, которая объединяет содержание в единое целое; это те типические явления и события реальной жизни, которые отражены в произведении. Созвучна ли тема основным вопросам своего времени? Связано ли с темой название? Каждое явление жизни - это отдельная тема; совокупность тем - тематика произведения.
Проблема - это та сторона жизни, которая особенно интересует писателя. Одна и та же проблема может послужить основой для постановки разных проблем (тема крепостного права - проблема внутренней несвободы крепостного, проблема взаимного развращения, уродования и крепостных, и крепостников, проблема социальной несправедливости...). Проблематика - перечень проблем, затронутых в произведении. (Они могут носить дополнительный характер и подчиняться главной проблеме.)
Идея - что хотел сказать автор; решение писателем главной проблемы или указание пути, которым она может решаться. (Идейный смысл - решение всех проблем - главной и дополнительных - или указание на возможный путь решения.)
Пафос - эмоционально-оценочное отношение писателя к рассказываемому, отличающееся большой силой чувств (м.б. утверждающий, отрицающий, оправдывающий, возвышающий...).

Уровень организации произведения как художественного целого
Композиция - построение литературного произведения; объединяет части произведения в одно целое.
Основные средства композиции:
Сюжет - то, что происходит в произведении; система основных событий и конфликтов.
Конфликт - столкновение характеров и обстоятельств, взглядов и принципов жизни, положенное в основу действия. Конфликт может происходить между личностью и обществом, между персонажами. В сознании героя может быть явным и скрытым. Элементы сюжета отражают ступени развития конфликта;
Пролог - своеобразное вступление к произведению, в котором повествуется о событиях прошлого, он эмоционально настраивает читателя на восприятие (встречается редко);
Экспозиция- введение в действие, изображение условий и обстоятельств, предшествовавших непосредственному началу действий (может быть развернутой и нет, цельной и «разорванной»; может располагаться не только в начале, но и в середине, конце произведения); знакомит с персонажами произведения, обстановкой, временем и обстоятельствами действия;
Завязка - начало движения сюжета; то событие, с которого начинается конфликт, развиваются последующие события.
Развитие действия - система событий, которые вытекают из завязки; по ходу развития действия, как правило, конфликт обостряется, а противоречия проявляются все яснее и острее;
Кульминация - момент наивысшего напряжения действия, вершина конфликта, кульминация представляет основную проблему произведения и характеры героев предельно ясно, после нее действие ослабевает.
Развязка - решение изображаемого конфликта или указание на возможные пути его решения. Заключительный момент в развитии действия художественного произведения. Как правило, в ней или разрешается конфликт или демонстрируется его принципиальная неразрешимость.
Эпилог - заключительная часть произведения, в которой обозначается направление дальнейшего развития событий и судеб героев (иногда дается оценка изображенному); это краткий рассказ о том, что произошло с действующими лицами произведения после окончания основного сюжетного действия.

Сюжет может излагаться:
В прямой хронологической последовательности событий;
С отступлениями в прошлое - ретроспективами - и «экскурсами» в
будущее;
В преднамеренно измененной последовательности (см. художественное время в произведении).

Несюжетными элементами считаются:
Вставные эпизоды;
Лирические (иначе - авторские) отступления.
Их основная функция - расширять рамки изображаемого, дать возможность автору высказать свои мысли и чувства по поводу различных явлений жизни, которые не связаны напрямую с сюжетом.
В произведении могут отсутствовать отдельные элементы сюжета; иногда сложно разделить эти элементы; иногда встречается несколько сюжетов в одном произведении - иначе, сюжетных линий. Существуют различные трактовки понятий «сюжет» и «фабула»:
1) сюжет - главный конфликт произведения; фабула - ряд событий, в которых он выражается;
2) сюжет - художественный порядок событий; фабула - естественный порядок событий

Композиционные принципы и элементы:
Ведущий композиционный принцип (композиция многоплановая, линейная, кольцевая, «нитка с бусами»; в хронологии событий или нет...).

Дополнительные средства композиции:
Лирические отступления - формы раскрытия и передачи чувств и мыслей писателя по поводу изображенного (выражают отношение автора к персонажам, к изображаемой жизни, могут представлять собой размышления по какому-либо поводу или объяснение своей цели, позиции);
Вводные (вставные) эпизоды (не связанные непосредственно с сюжетом произведения);
Художественные предварения - изображение сцен, которые как бы предсказывают, предваряют дальнейшее развитие событий;
Художественное обрамление - сцены, которые начинают и заканчивают событие или произведение, дополняя его, придавая дополнительный смысл;
Композиционные приемы - внутренние монологи, дневник и др.

Уровень внутренней формы произведения
Субъектная организация повествования (ее рассмотрение включает следующее): Повествование может быть личное: от лица лирического героя (исповедь), от лица героя-рассказчика, и безличное (от лица повествователя).
1) Художественный образ человека - рассматриваются типические явления жизни, нашедшие отражение в этом образе; индивидуальные черты, присущие персонажу; раскрывается своеобразие созданного образа человека:
Внешние черты - лицо, фигура, костюм;
Характер персонажа - он раскрывается в поступках, в отношении к другим людям, проявляется в портрете, в описаниях чувств героя, в его речи. Изображение условий, в которых живет и действует персонаж;
Изображение природы, помогающее лучше понять мысли и чувства персонажа;
Изображение социальной среды, общества, в котором живет и действует персонаж;
Наличие или отсутствие прототипа.
2) 0сновные приемы создания образа-персонажа:
Характеристика героя через его действия и поступки (в системе сюжета);
Портрет, портретная характеристика героя (часто выражает авторское отношение к персонажу);
Прямая авторская характеристика;
Психологический анализ - подробное, в деталях воссоздание чувств, мыслей, побуждений -внутреннего мира персонажа; здесь особое значение имеет изображение «диалектики души», т.е. движения внутренней жизни героя;
Характеристика героя другими действующими лицами;
Художественная деталь - описание предметов и явлений окружающей персонажа действительности (детали, в которых отражается широкое обобщение, могут выступать как детали-символы);
3) Виды образов-персонажей:
лирические - в том случае, если писатель изображает только чувства и мысли героя, не упоминая о событиях его жизни, поступках героя (встречается, преимущественно, в поэзии);
драматические - в том случае, если возникает впечатление, что герои действуют «сами», «без помощи автора», т.е. автор использует для характеристики персонажей прием самораскрытия, самохарактеристики (встречаются, преимущественно, в драматических произведениях);
эпические - автор-повествователь или рассказчик последовательно описывает героев, их поступки, характеры, внешность, обстановку, в которой они живут, отношения с окружающими (встречаются в романах-эпопеях, повестях, рассказах, новеллах, очерках).
4) Система образов-персонажей;
Отдельные образы могут быть объединены в группы (группировка образов) - их взаимодействие помогает полнее представить и раскрыть каждое действующее лицо, а через них - тематику и идейный смысл произведения.
Все эти группы объединяются в общество, изображенное в произведении (многоплановое или одноплановое с социальной, этнической и т.п. точки зрения).
Художественное пространство и художественное время (хронотоп): пространство и время, изображенное автором.
Художественное пространство может быть условным и конкретным; сжатым и объемным;
Художественное время может быть соотнесенным с историческим или нет, прерывистым и непрерывным, в хронологии событий (время эпическое) или хронологии внутренних душевных процессов персонажей (время лирическое), длительным или мгновенным, конечным или бесконечным, замкнутым (т.е. только в пределах сюжета, вне исторического времени) и открытым (на фоне определенной исторической эпохи).
Позиция автора и способы ее выражения:
Авторские оценки: прямые и косвенные.
Способ создания художественных образов: повествование (изображение происходящих в произведении событий), описание (последовательное перечисление отдельных признаков, черт, свойств и явлений), формы устной речи (диалог, монолог).
Место и значение художественной детали (художественная подробность, усиливающая представление о целом).

Уровень внешней формы. Речевая и ритмомелодическая организация художественного текста
Речь персонажей - выразительная или нет, выступающая как средство типизации; индивидуальные особенности речи; раскрывает характер и помогает понять отношение автора.
Речь повествователя - оценка событий и их участников
Своеобразие словопользования общенародного языка (активность включения синонимов, антонимов, омонимов, архаизмов, неологизмов, диалектизмов, варваризмов, профессионализмов).
Приемы образности (тропы - использование слов в переносном значении) - простейшие (эпитет и сравнение) и сложные (метафора, олицетворение, аллегория, литота, перифраз).

Сопоставительный анализ стихотворений М.Ю.Лермонтова «Крест на скале» и А.С.Пушкина «Монастырь на Казбеке».

Материал к уроку литературы для 10 класса

к.ф.н. Мадигожина Н.В.

Крест на скале
(M-lle Souchkoff)

В теснине Кавказа я знаю скалу,
Туда долететь лишь степному орлу,
Но крест деревянный чернеет над ней,
Гниет он и гнется от бурь и дождей.

И много уж лет протекло без следов
С тех пор, как он виден с далеких холмов.
И каждая кверху подъята рука,
Как будто он хочет схватить облака.

О если б взойти удалось мне туда,
Как я бы молился и плакал тогда;
И после я сбросил бы цепь бытия
И с бурею братом назвался бы я!

МОНАСТЫРЬ НА КАЗБЕКЕ

Высоко над семьею гор,
Казбек, твой царственный шатер
Сияет вечными лучами.
Твой монастырь за облаками,
Как в небе реющий ковчег,
Парит, чуть видный, над горами.

Далекий, вожделенный брег!
Туда б, сказав прости ущелью,
Подняться к вольной вышине!
Туда б, в заоблачную келью,
В соседство бога скрыться мне!..

Заманчиво было бы предположить, что М.Ю.Лермонтов был знаком с текстом стихотворения «Монастырь на Казбеке» (1829). Тогда можно было бы писать о полемическом отклике дерзкого подростка великому современнику. Но, скорее всего, ряд совпадений на разных уровнях, которые мы будем фиксировать при сопоставительном анализе, обусловлены спецификой романтического метода, которым написаны оба произведения.
Общность замечается уже при первом же взгляде на названия стихотворений. Начальные строки текстов сразу задают общую тему и колорит. (Кавказ). Ясно, что у обоих авторов лирические герои находятся у подножия (скалы, горы), а взгляды их и помыслы устремлены ввысь. Так уже самим месторасположением героев задается романтическая антитеза «здесь» и «там». Стихотворение А.С.Пушкина создано в то время, когда сам поэт регулярно декларировал свой отход от романтического метода. Например, в одном из частных писем он подробно комментирует ход создания «Зимнего утра», изданного в том же 1829 году, объясняет, почему вся правка шла от «коня черкасского» к «бурой кобылке», то есть к более «прозаической» образной системе, лексике, синтаксису и так далее.
К счастью, ушло в прошлое то время, когда мы пытались выпрямить творческий путь какого-либо автора и искали доказательств того, что все великие поэты двигались «от романтизма к реализму». При этом подразумевалось, что реалистический метод, конечно же, лучше.
Кавказ практически у всех русских лириков и в любом их «творческом периоде» пробуждал и пробуждает романтическое мироощущение.
Лирический герой Пушкина, стоящий у подножия высокой горы, смотрит на вершину Казбека и размышляет о вечности, о Боге, о свободе...
В стихотворении М.Ю.Лермонтова «Крест на скале» (1830) лирический герой тоже потрясен кавказским пейзажем, но мысли и чувства у него совсем иные. Названное произведение М.Ю.Лермонтова, как и многие другие стихотворения 1830 года, посвящено Е.А.Сушковой, (впоследствии графине Ростопчиной.) Следует отметить, что эта женщина была поэтессой, поэтому Лермонтов обращал к ней не только стихи на любовную тему, но надеялся, что подруга разделит, поймет те думы и настроения, которые испытывал его лирический герой.
Образы скал, утесов, гор проходят через все творчество Лермонтова, неоднократно этот автор заявлял о своей любви к горам Кавказа. Но любовь к природе, как и любовь к женщине, у юного поэта мрачноватая и надрывная.
Лирический герой «раннего»Лермонтова своим «знакомым» и любимым местом на Кавказе называет скалу, на вершине которой расположена чья-то безымянная могила с простым деревянным крестом на ней. Крест почернел и почти уже сгнил от дождей, но описанию именно этой мрачной детали пейзажа отданы 6 из 12 строк текста.
Это стихотворение по «форме» очень простое: написано четырехстопным амфибрахием с цезурой, состоит из трех катренов со смежной рифмовкой, причем рифмы точны и банальны. Произведение распадается на две части: два четверостишия -это описание креста на скале, последние четыре стиха -эмоциональный отклик.
В первых строчках появляется излюбленный романтиками орел, который - на его счастье - может взлететь так высоко, что отдыхает на вершине скалы. Лирический герой томится тем, что не может взойти на скалу, а олицетворенный крест, снизу напоминающий человека, тянется еще выше, как будто «он хочет схватить облака». Так через все стихотворение проходит одно направление движения: снизу – вверх. В произведении два контрастных цветовых пятна: черный крест и белые, недостижимые облака.
Последнее четверостишие -это одно восклицательное предложение, почти сплошь состоящее из романтических штампов и начинающееся, конечно, с «О!».
Герой рвется «туда», «ввысь», там он станет «молиться и плакать», ибо, вероятно, отсюда, снизу, Бог не слышит его стенаний. Юный романтик хочет «сбросить цепь бытия», избавиться от оков и побрататься с бурей (стоит вспомнить о Мцыри).
Последний катрен написан в сослагательном наклонении и многократно повторенные «бы», вместе со словами «сбросил», «бытия», «с бурей», «братом» дают звучную аллитерацию.
В целом это стихотворение кажется мне слабее, чем «Парус» или «Нищий», созданные примерно в то же время. Парадокс в том, что, хотя анализируемый текст носит подражательный характер, он, вместе с тем, очень характерен для мироощущения раннего Лермонтова и его стиля, который, по словам Е.Маймина, был «эталоном романтизма».
Стихотворение Пушкина создает у читателя совсем иное настроение. Да, лирический герой тоже мечтает попасть «туда»,на вершину горы,где расположена старинная грузинская церковь. Но он стремится как раз не к бурям, а к покою. Вершина Казбека «сияет вечными лучами»,а легкие облака нужны лишь для того, чтобы заповедное место было видно не всем. Небо, как и море, для Пушкина – свободная стихия, поэтому так естественно возникает сравнение чуть видной церкви с «реющим ковчегом», в котором должны спастись только избранные.
Произведение Пушкина тоже членится на две части,соответствующие двум строфам, но вторая строфа состоит из пяти строк,что заведомо,самой системой рифмовки, ставит одну из строк в «сильную позицию». Здесь это восклицание: «Далекий,вожделенный брег!» Образ желанного и недостижимого берега (и даже торжественнее – архаичного, вечного «брега») тоже вполне логичен после описания корабля-символа. Лирический герой Пушкина не ищет бурь, для него счастье -это «покой и воля». Он стремится в «заоблачную келью», и именно в уединении надеется обрести свободу, ибо она -внутри души,а не дарована извне.
Не случайно и то,что лирический герой мечтает о «соседстве бога». Он ни о чем не просит Всемогущего,он сам почти равен ему.
Все стихотворение написано традиционным четырехстопным ямбом,с большим количеством пиррихиев, облегчающих стих. В первой строфе смежная рифмовка ненавязчиво делит секстину на двустишия. Но первая же строка пятистишия рифмой связывается с первой частью,а остальные четыре стиха зарифмованы «перекрестно». Все это -как мы уже отмечали- выделяет ключевую строку -порыв духа к далекому, осиянному лучами,божественному «брегу».
Во второй строфе у Пушкина,как и у Лермонтова, сконцентрировано максимум эмоций. Квинтет пушкинского текста состоит из трех восклицательных предложений,два из которых начинаются романтическим порывом: «Туда б...!» Это стремление из ущелья к вершине осознается лирическим героем как естественный порыв духа. Естественна и недостижимость этой мечты. Стихотворение Пушкина -светлое и мудрое,без юношеского надрыва и боли.
Так сопоставление двух «кавказских» произведений Пушкина и Лермонтова в очередной раз подчеркивает разницу и мироощущений, и идиостилей этих русских классиков.

"ПАМЯТНИК" Г. Р. ДЕРЖАВИНА И "ПАМЯТНИК" В. Я. БРЮСОВА
(методический аспект сопоставительного анализа)

Тема памятника занимает большое место в творчестве русских поэтов, поэтому этой теме уделяется значительное внимание и в школьных программах. Сопоставительный анализ стихотворений Г.Р. Державина и В.Я.Брюсова поможет учащимся понять своеобразие решения темы памятника в творчестве поэта XVIII и XX века, раскрыть индивидуальность стиля, мировосприятия художников.

В основе этих двух стихотворений лежит одна тема, один источник - ода Горация "Памятник". Стихотворения Г.Р.Державина и В.Я.Брюсова трудно назвать в точном смысле переводами оды Горация - это скорее вольное подражание или переделка последней, что позволяет литературоведам рассматривать эти произведения как самостоятельные и своеобразные.

Стихотворение Державина "Памятник" впервые было опубликовано в 1795 году под заглавием "К Музе. Подражание Горацию". "Памятник" Брюсова был написан в 1912 году. Учитель просит учащихся прочитать стихотворения, сравнить их и ответить на вопросы:

Что именно каждый поэт признавал в своей деятельности заслуживающим бессмертия?

Сравните образный строй стихотворений, ритмическую организацию, строфику, синтаксис. Как это влияет на общий пафос стихотворений?

В чем своеобразие лирического героя стихотворений?

Обратите внимание на географические наименования. Как они определяют пространство стихотворений? Свои заслуги Державин видит в том, что:
Что первый я дерзнул в забавном русском слоге
О добродетелях Фелицы возгласить,
В сердечной простоте беседовать о боге
И истину царям с улыбкой говорить.

Учащиеся комментируют, что поэт сделал русский слог простым, острым, веселым. Он "дерзнул" писать не о величии, не о подвигах, а о добродетелях императрицы, увидев в ней обычного человека. Поэту удалось сохранить человеческое достоинство, искренность, правдивость.

О своих заслугах Брюсов говорит в четвертой строфе:
За многих думал я, за всех знал муки страсти,
Но станет ясно всем, что эта песнь - о них,
И у далеких грез в непобедимой власти
Прославят гордо каждый стих.

Человеческие думы и страсти удалось передать, по мнению автора, в "певучих" словах своих творений.

Стихотворения Державина и Брюсова сближаются не только тематически, но и по внешним особенностям их построения: оба написаны четырехстрочными строфами (у Державина - 5 строф, у Брюсова - 6) с мужскими и женскими рифмами, чередующимися во всех строфах по схеме: авав. Метр обоих стихотворений - ямб. У Державина ямб шестистопный во всех строках, у Брюсова - шестистопный в первых трех строках и четырехстопный в четвертой строке каждой строфы.

Учащиеся отмечают разницу и на синтаксическом уровне. У Брюсова стихотворение осложнено не только восклицательными формами, но и риторическими вопросами, что придает интонации некоторую экспрессивность и напряженность.

В стихотворении Державина образ лирического героя связывает все строфы, лишь в последней появляется образ музы, к которой обращается герой с мыслью о бессмертии. У Брюсова уже в первой строфе образ лирического героя противопоставлен тем, кто не понял поэта,- "толпе": "Мой памятник стоит, из строф созвучных сложен. / Кричите, буйствуйте, его вам не свалить!". Это противопоставление рождает трагичность мироощущения лирического героя.

Интересно сравнение пространственных планов стихотворений. У Державина: "Слух пройдет обо мне от Белых вод до Черных,/ Где Волга, Дон, Нева, с Рифея льет Урал;..". Брюсов пишет, что его страницы долетят: "В сады Украины, в шум и яркий сон столицы/ К преддверьям Индии, на берег Иртыша". В пятой строфе география стиха обогащается новыми странами:
И, в новых звуках, зов проникнет за пределы
Печальной родины, и немец, и француз
Покорно повторят мой стих осиротелый,
Подарок благосклонных муз.

Учащиеся приходят к выводу, что пространство стихотворения символиста намного шире: это не только просторы России, но и европейские страны - Германия, Франция. Для поэта-символиста характерна гиперболизация темы памятника, масштабов влияния как собственной поэзии, так и поэзии вообще.

Следующий этап работы может быть связан со сравнением изобразительно-выразительных средств, используемых поэтом-классицистом и поэтом-символистом. Учащиеся выписывают в тетрадь эпитеты, сравнения, метафоры, обобщают примеры и делают выводы. Они отмечают доминирование у Державина эпитетов: "памятник чудесный, вечный", "вихрь быстротечный", "народах неисчетных", "заслугой справедливой" и т.д., а также использование приема инверсии, что придает торжественность, отчетливость, предметность изображения. У Брюсова значительную роль в стихотворении играют метафоры: "распад певучих слов", "подарок благосклонных муз" и т.д., что как бы подчеркивает масштабность стиля, склонность к обобщениям. В стихотворении поэта-классициста закономерен образ императрицы и связанная с ней тема власти. Символиста не интересуют образы государственных деятелей, царей, полководцев. Брюсов показывает противоречивость мира реального. В его стихотворении противопоставлены "каморка бедняка" и "дворец царя", что вносит трагическое начало в произведение поэта-символиста.

Учитель может обратить внимание учащихся на лексику, на звукопись и цветопись стихотворений. Находя общее и различия, учащиеся приходят к выводу о преемственности традиций в русской литературе и о разнообразии и богатстве стилей, методов, направлений.

Ведущим началом поэзии Брюсова является мысль. Лексика его стихов - звучная, близкая к ораторской речи. Стих - сжатый, сильный, "с развитой мускулатурой" /Д.Максимов/. Мысль главенствует и в стихотворении поэта-классициста, для стиля которого характерна риторичность, торжественность, монументальность. И в то же время в произведении каждого из них есть что-то свое, неповторимое.

Такая форма работы способствует повышению уровня восприятия лирики Державина и Брюсова, сложных и тончайших образов поэзии, позволяет сформировать и закрепить представления учащихся о теории и практике классицизма и символизма.

Сравнительный анализ Стихотворений А. С.Пушкина «Вновь я посетил…» и «Деревня»

В одном и другом стихотворениях описывается тот же пейзаж, и в обоих стихотворениях этот пейзаж рождает глубокие размышления у лирического .
“Деревня” изобилует яркими эпитетами (“пустынный, невидимый, лазурный, свободный”). Сравним их с многочисленными эпитетами из “…Вновь я посетил…” (“лесистый, незаметный, убогий, изрытый, угрюмый”). Метафоры в стихотворении “Деревня” также говорят об особом пафосе поэта (“идейные оковы”, “оракулы веков”, “нивы тощие”, “девы юные цветут”). Метафоры во “…Вновь я посетил…” менее пафосны по окраске, но более философичны, чем метафоры в “Деревне” (“зеленая семья”, “племя младое, незнакомое”, “минувшее меня объемлет живо”). Художественные средства, использованные при написании “Деревни”, скажем, более затерты, они тяготеют еще к классицистической традиции. Изобразительные средства во “…Вновь я посетил…” свежи, они уже являются как бы порождением реалистического метода А. С. Пушкина.
Сравним: “Где парус рыбаря белет иногда” - “Плывет и тянет за собой // Убогий невод”; “Озер лазурные равнины” - “я сиживал недвижно и глядел на озеро…”; “Мельницы крылаты” - “скривилась мельница, насилу крылья //Ворочая при ветре”.
Уже по варьированию одних и тех же образов, появляющихся в разных стихотворениях, видно, как изменилось представление автора о мире.
В “Деревне” много восклицаний, обращений, риторических вопросов (“Оракулы веков, здесь вопрошаю вас!”, “Взойдет ли наконец прекрасная заря?”). Обилие этих синтаксических оборотов приближает стихотворение скорее к образцам ораторского искусства. В нем слышны отголоски стихотворных виршей конца XVIII века. Недаром во второй части стихотворения звучит отчетливо обличительный пафос.
В стихотворении 1835 года перед нами философское размышление. Здесь лишь одно восклицание, но оно не служит для создания в стихотворении особого пафоса.
В стихотворении “…Вновь я посетил…” границы фразы часто не совпадают с границей стиха. Дробя строку, А. С. Пушкин одновременно сохраняет целостность мысли. Таким образом, стихотворная речь во “…Вновь я посетил…” максимально приближена к прозаической.
Стихотворение нельзя прочитать без особой расстановки пауз.

Зеленая семья; кусты теснятся
Под сенью их, как дети. А вдали
Стоит угрюмый их товарищ,
Как старый холостяк, и вкруг него
По-прежнему все пусто.

В стихотворении “Деревня” фраза практически всегда совпадает с границей стиха, практически отсутствуют инверсии. Мысли поэта четки, они следуют друг за другом в строгом порядке. Вот почему “Деревня” - это, скорее, речь оратора, а не философские размышления. Вполне лирический пейзаж рождает у лирического героя размышления на общественные темы.
Беспорядочное вкрапление четырехстопных строк в строки с шестью стопами в “Деревне” лишний раз говорит о пафосе стихотворения. Особенно много четырехстопных строк во второй части стихотворения.
В стихотворении “…Вновь я посетил…” лишь первая и последняя строфы отличаются размером.
Так, мысль, находящаяся в первой строфе в силу того, что последняя строка разделяется между первой и второй строфами, имеет логическое продолжение во второй строфе.
При сравнении ритмики двух стихотворений обнаруживается, что в стихотворении 1835 года гораздо больше перихиев. В сочетании с белым стихом они приближают ритм стихотворения к прозаическому.
Именно на примере этих двух стихотворений можно проследить движение А. С. Пушкина как поэта от романтических традиций к реалистическому методу в лирике.

Анализ драматического произведения

Схема анализа драматического произведения
1. Общая характеристика: история создания, жизненная основа, замысел, литературная критика.
2. Сюжет, композиция:
- основной конфликт, этапы его развития;
- характер развязки /комический, трагический, драматический/
3. Анализ отдельных действий, сцен, явлений.
4. Сбор материала о персонажах:
-внешность героя,
- поведение,
- речевая характеристика
- содержание речи /о чем?/
- манера /как?/
- стиль, словарь
- самохарактеристика, взаимные характеристики героев, авторские ремарки;
- роль декораций, интерьера в развитии образа.
5. ВЫВОДЫ: Тема, идея, смысл заглавия, система образов. Жанр произведения, художественное своеобразие.

Драматическое произведение
Родовая специфика, «пограничное» положение драмы (Между литературой и театром) обязывает вести ее анализ по ходу развития драматического действия (в этом принципиальное отличие анализа драматического произведения от эпического или лирического). Поэтому предлагаемая схема носит условный характер, она лишь учитывает конгломерат основных родовых категорий драмы, особенность которых может проявиться по-разному в каждом отдельном случае именно в развитии действия (по принципу раскручиваемой пружины).
1. Общая характеристика драматического действия (характер, план и вектор движения, темп, ритм и т.д.). «Сквозное» действие и «подводные» течения.
2. Тип конфликта. Сущность драматизма и содержание конфликта, характер противоречий (двуплановость, внешний конфликт, внутренний конфликт, их взаимодействие), «вертикальный» и «горизонтальный» план драмы.
3. Система действующих лиц, их место и роль в развитии драматического деиствия и разрешения конфликта. Главные и второстепенные герои. Внесюжетные и внесценические персонажи.
4. Система мотивов и мотивочное развитие сюжета и микросюжетов драмы. Текст и подтекст.
5. Композиционно-структурный уровень. Основные этапы в развитии драматического действия (экспозиция, завязка, развитие действия, кульминация, развязка). Принцип монтажности.
6. Особенности поэтики (смысловой ключ заглавия, роль театральной афиши, сценический хронотип, символика, сценический психологизм, проблема финала). Признаки театральности: костюм, маска, игра и постситуативный анализ, ролевые ситуации и др.
7. Жанровое своеобразие (драма, трагедия или комедия?). Истоки жанра, его реминисценции и новаторские решения автором.
8. Способы выражения авторской позиции (ремарки, диалогичность, сценичность, поэтика имен, лирическая атмосфера и др.)
9. Контексты драмы (историко-культурный, творческий, собственно-драматический) .
10. Проблема интерпретаций и сценическая история.

Задания школьного этапа

Всероссийской олимпиады школьников по литературе

Учебный год

Класс

Время выполнения - 300 минут

Общий максимальный балл - 100 баллов

Задание 1.

Максимальный балл за задание – 70.

Выполните задания 1 варианта или 2 варианта на выбор.

Вариант

Выполните целостный анализ предложенного произведения. Ваша работа должна представлять собой цельный, связный, завершенный текст.

К.Г. Паустовский

Стекольный мастер

Бабка Ганя жила на околице, в маленькой избе. Ганя была одинокая. Единственный ее внук Вася работал в Гусь-Хрустальном на стекольном заводе. Каждую осень он приезжал в отпуск к бабке, привозил ей в подарок граненые синие стаканы, а для украшения – маленькие, выдутые из стекла самовары, туфельки и цветы. Выдувал их он сам.

Все эти хитрые безделушки стояли в углу на поставце. Бабка Ганя боялась к ним прикасаться.

По праздникам соседские ребята приходили к ней в гости. Она позволяла им смотреть на эти волшебные вещи, но в руки ничего не давала.

– Вещь эта хрупкая, как ледок, – говорила она. – Не ровен час – сломаете. Руки у вас корявые. Картуз держать не умеете, а тоже пристаете: «Дай подержать да дай потрогать». Их держать надо слабо-слабо, как воробышка. А нешто вы так можете? А раз не можете – так глядите издаля.

И ребята, сопя и вытирая рукавом носы, смотрели «издаля» на стеклянные игрушки. Они переливались легким блеском. Когда кто-нибудь наступал на шаткую половицу, они звенели долго и тонко, будто разговаривали между собой о чем-то своем – стеклянном и непонятном.

Кроме стеклянных игрушек, в избе у бабки Гани жил рыжий пес, по имени Жек. Это был старый, беззубый пес. Весь день он лежал под печкой и так сильно вздыхал, что с пола подымалась пыль.

Бабка Ганя часто приходила к нам с Жеком – посидеть на крыльце, погреться на осеннем солнце, поговорить о разных разностях, пожаловаться на старость.

– Я совсем слаба стала, ничего почитай и не ем, – говорила она. -Воробей и тот за день больше нащиплет, чем я.

Однажды она попросила меня написать бумагу в сельский Совет. Она диктовала ее сама. Диктовать бабке Гане было, видимо, трудно.

– Пиши, сердешный, – сказала она. – Пиши в точности, как я скажу: «Я, Агафья Семеновна Ветрова, жительница села Окоемова, сообщаю сельскому Совету, что в случае моей смерти домишко мой со всем обзаведением оставляю внуку Василию Ветрову, стекольному мастеру, а бесценные стеклянные вещи, сделанные для забавы, прошу забрать в школу для ребят. Пусть видят, какие чудеса может человек совершить, ежели у него золотые руки. А то наши мужики только и знают, что пахать, да скородить, да косить, а этого для человека мало. Он обязан знать еще и какое ни на есть мастерство.

Внук мой – такой мастер, что только землю и небо не сделает, а все прочее может отлить из стекла красоты замечательной. Вася мой – не женатый, не пьющий. Боязно мне, что не окажется ему в жизни дороги. По этому случаю низко прошу нашу власть не оставить его заботой, чтобы дар, даденный ему с малолетства, не пропал, а большал и большал. А потому сообщаю, что внук мой придумал сделать из тяжелого стекла некоторую вещь, – называется она по-городскому рояль, а у нас в селе ее сроду не видывали и не слыхали. Это самое мечтание он изложил мне, и чуть что лишится его, то может быть беда. Поэтому прошу: помогите ему, чем можете. А собаку Жека пусть заберет аптекарь, Иван Егорыч, он к зверям ласковый. Остаюсь при сем вдова Агафья Ветрова».

Когда мы писали эту бумагу, Жек сидел у стола и вздыхал – чувствовал, должно быть, что решается его судьба.

Бабка Ганя сложила бумагу вчетверо, завернула в ситцевый платок, поклонилась низко, по-стариковски, и ушла.

На следующее утро я со своим приятелем – художником – уехал на лодке на Прорву – глубокую тихую реку. На берегах Прорвы мы провели три дня, ловили рыбу.

Стоял конец сентября. Мы ночевали в палатке. Когда мы просыпались на рассвете, полотнища палатки провисали над головой и хрустели – на них лежал тяжелый иней. Мы выползали из палатки и тотчас разводили костер. Все, к чему приходилось прикасаться – топор, котелок, ветки, – было ледяное и обжигало пальцы.

Потом в безмолвии зарослей подымалось солнце, и мы не узнавали Прорвы – все было присыпано морозной пылью.

Только к полудню иней таял. Тогда луга и заросли приобретали прежние краски, даже более яркие, чем всегда, так как цветы и травы были мокрыми от растаявшего инея. Серая гвоздика снова делалась красной. Белые, будто засахаренные ягоды шиповника превращались в оранжевые, а лимонные листья берез теряли серебряный налет и шелестели год ясным небом.

На третий день из зарослей шиповника вышел дед Пахом. Он собирал с мешок ягоды шиповника и относил их аптекарю, – все-таки хотя и небогатый, а заработок. Его хватало на табак.

– Здорово! – сказал дед. – Никак я в толк не возьму, чего вы тут делаете, милые. Придумали сами себе арестантские роты.

Мы сели к костру пить чай. За чаем дед завел трудный разговор о витаминах.

– Одышка у меня, – сказал дед. – Просил я у аптекаря, у Ивана Ггорыча, пчелиного спирту, а он божится, что нету такого лекарства. Даже рассерчал на меня. «Всегда ты, говорит, Пахом, выдумываешь невесть что. Пчелиный спирт потреблять запрещается согласно государственной науке. Ты бы, говорит, лучше тмины пил».

– Чего? – спросил я.

– Ну, тмины там какие-то советует потреблять. Настой из шиповника. От него, говорит, происходит долголетняя жизнь. Ей-богу, не вру. Отсыплю вот этих ягод стакана два, сварю настой, буду сам пить и бабке Гане снесу – она у нас сплоховала.

– Второй день лежит в избе, прибранная, тихая, новую поневу надела. Помирать хочет. А мне, прямо скажу, помирать еще ни к чему. Вы от меня, голубчики, еще наслушаетесь разного разговора. Жалеть не будете!

Мы тут же свернули палатку, собрались и вернулись в деревню. Дед был озадачен нашей торопливостью. Он перевидал на своем веку много болезней и смертей и относился к этим вещам со стариковским спокойствием.

– Раз родились, – говорил он, – все одно помрем.

В деревне мы тотчас пошли с дедом к бабке Гане. В избах и по дворам было пусто: все ушли на огороды копать картошку.

На крыльце Ганиной избы нас встретил Жек, и мы поняли, что с Ганей что-то случилось. Жек, увидев нас, лег на живот, поджал хвост, повизгивал и не смотрел в глаза.

Мы вошли в избу. Бабка Ганя лежала на широкой лавке, сложив на груди руки. В руках она держала сложенную вчетверо бумагу – ту, что я писал вместе с ней. Перед смертью Ганя надела лучшую старинную одежду. Я впервые увидел белый рязанский шушун, новенький черный платок с белыми цветами, повязанный на голове, и синюю клетчатую поневу.

Дед наступил на шаткую половицу, и тотчас жалобно запели стеклянные игрушки.

– Вечный спокой, – сказал дед и стащил с головы рваный картуз. – Не поспел я тмины ей приготовить. Душевная была старуха, строгая, бессеребряная.

Он обернулся к Жеку и сказал сердито, утирая картузом лицо:

– Ты чего же недоглядел хозяйку, дьявол косматый!

Жек опустил голову и робко помахивал хвостом. Он не понимал, за что на него сердятся.

Внук бабки Гани, Вася, приехал только на десятый день, когда Гакю Давно схоронили и соседские ребята каждый день бегали на ее могилу и рассыпали по ней накрошенный хлеб – для воробьев и всякой другой птицы. Такой был в деревне обычай – кормить птиц на могилах, чтобы на стареньком кладбище было весело от птичьего щебета.

Вася приходил каждый день к нам. Это был тихий человек, похожий на мальчика, болезненный, – «квелый», как говорили по деревне, – но с серыми строгими глазами, такими же, как у бабки Гани. Говорил он мало, больше слушал и улыбался.

Я долго не решался расспросить его о стеклянном рояле. Заветная его мечта казалась неосуществимой.

Но как-то в сумерках, когда за окнами густо валил первый снег, а в печах постреливали березовые дрова, я наконец спросил его об этом Рояле.

– У каждого мастера, – ответил Вася и застенчиво улыбнулся, – лежит на душе мечтанье сделать такую великолепную вещь, какую никто До него не делал. На то он и мастер!

Вася помолчал.

– Разное есть стекло, – сказал он. – Есть грубое, бутылочное и оконное. А есть тонкое, свинцовое стекло. По-нашему оно называется флинтгласе, а по-вашему – хрусталь. У него блеск и звон очень чистые. Он играет радугой, как алмаз. Раньше работать из хрусталя хорошие вещи было обидно – очень он был ломкий, требовал осторожного обращения, а теперь нашли секрет делать такой хрусталь, что не боится ни огня, ни мороза, ни боя. Вот из этого хрусталя я и задумал отлить свой рояль.

– Прозрачный? – спросил я.

– Об этом-то и разговор, – ответил Вася. – Вы внутрь рояля, конечно, заглядывали и знаете, что устройство в нем сложное. Но, несмотря на то, что рояль прозрачный, это устройство только чуть будет видно.

– Почему?

– А потому, что блеск от полировки и хрустальная игра его затмят. Это и нужно, потому что иной человек не может получать от музыки впечатления, ежели видит, как она происходит. Хрусталю я дам слабый дымчатый цвет с золотизной. Только вторые клавиши сделаю из черного хрусталя, а так весь рояль будет как снежный. Светиться должен и звенеть. У меня нет воображения рассказать вам, какой это должен быть звон.

С тех пор до самого Васиного отъезда мы часто говорили с ним об этом рояле.

Вася уехал в начале зимы. Дни стояли пасмурные, мягкие. В сумерки мы выходили в сад. На снег падали последние листья. Мы говорили о рояле, о том, что прекраснее всего он будет зимой, – сверкающий, поющий так чисто, как поет вода, позванивая по первому льду.

Он даже снился мне иногда, этот рояль. Он отражал пламя свечей, старинные портреты композиторов, тяжелые золотые рамы, снег за окнами, серого кота, – он любил сидеть на крышке рояля, – и, наконец, черное платье молодой певицы и ее опущенную руку. Мне снился перекликающийся по залам, как эхо, голос хрустального рояля.

Мне снился композитор с серыми глазами, с седеющей бородкой и спокойным лицом. Он садился, брал холодными пальцами аккорд, и рояль начинал петь знакомые слова:

Когда поля в час утренний молчали.

Свирели звук, унылый и простой,

Слыхали ль вы?

Я просыпался и чувствовал то чудесное стеснение в сердце, которое всегда возникает при мысли о талантливости народа, его песнях, его великих музыкантах и скромных стекольных мастерах.

Все гуще падал снег, засыпал могилу бабки Гани. И все сильнее зима завладевала лесами, нашим садом, всей нашей жизнью.

И вся эта рязанская земля казалась мне теперь особенно милой. Земля, где жили бабка Ганя и дед, где вчерашний деревенский мальчик мечтал о хрустальном рояле и где красные, оставшиеся с осени гроздья рябины пылали среди снежных лесов.

К.Г. Паустовский (1892-1968) – русский советский писатель, классик русской литературы.

Вариант

Выполните анализ предложенного стихотворения (тема, идея стихотворения, сюжет, художественные средства (тропы, стилистические фигуры, поэтическая фонетика), образ лирического героя, литературное направление, жанр). Ваша работа должна представлять собой цельный, связный, завершенный текст.

Анна Ахматова

Летний сад

Я к розам хочу, в тот единственный сад,

Где лучшая в мире стоит из оград,

Где статуи помнят меня молодой,

А я их под невскою помню водой.

В душистой тиши между царственных лип

Мне мачт корабельных мерещится скрип.

И лебедь, как прежде, плывет сквозь века,

Любуясь красой своего двойника.

И замертво спят сотни тысяч шагов

Врагов и друзей, друзей и врагов.

А шествию теней не видно конца

От вазы гранитной до двери дворца.

Там шепчутся белые ночи мои

О чьей-то высокой и тайной любви.

И все перламутром и яшмой горит,

Но света источник таинственно скрыт.

Задание 2

Напишите статью "НОВЕЛЛА" для словаря литературоведческих терминов. Приведите примеры.

Максимальный балл за задание – 30 баллов

Похожая информация.

Что такое целостный анализ произведения. Методика целостного анализа литературного произведения

А.Н. АндреевЛекции по теории литературы: Целостный анализ литературного произведенияУчебное пособие для студентов вузов

Введение

1. Природа художественного мышления и художественного произведения как объект научного изучения

А.Н. Андреев
Лекции по теории литературы: Целостный анализ литературного произведения
Учебное пособие для студентов вузов