Роман «Мастер и Маргарита», над которым Михаил Булгаков работал с 1927 по 1940г, принёс ему мировую славу. В СССР роман был опубликован после смерти писателя, благодаря стараниям его жены. Так мы узнали о Мастере и Маргарите, Воланде и его свите, Понтии Пилате и Иешуа Га-Ноцри. Булгаков хотел выяснить, что лежит в основе человеческого поведения? Стечение обстоятельств или ряд случайностей, предопределение или следование каким-то нравственным идеалам? Ответы на эти вопросы автор ищет в главах, посвященных Иешуа и Понтию Пилату.
Впервые о прокураторе мы узнаем из уст Воланда. «В белом плаще с кровавым подбоем, шаркающей кавалерийской походкой, ранним утром 14 числа весеннего месяца нисана в крытую колоннаду между двумя крыльями дворца Ирода Великого вышел прокуратор Иудеи Понтий Пилат», - рассказывает Воланд Берлиозу и Бездомному. И мы переносимся в древний мир Ершалаима, к фонтану, где в кресле уже сидит Понтий Пилат, готовый начать допрос очередного преступника. «Приведите обвиняемого», - велит прокуратор. Вводят человека «в стареньком и разорванном голубом хитоне», с белым ремешком вокруг лба. Как сильно отличаются портреты героев! Пилат хоть и в белом плаще, но с кровавым подбоем – это свидетельствует о том, что за прокуратором тянется «кровавый след» убитых и осужденных на смерть людей. А Иешуа, наоборот, чист душой, не зря его хитон цвета неба, но судьба его предрешена, белая повязка вокруг лба – вот тому доказательство.
Булгаков не пересказывает, а переосмысляет евангельский сюжет. Иешуа (Иисус) у него не сын божий, а человек, олицетворяющий собой добро и справедливость. Но, как Иисус, он обречен на муки.
Допрос начинается обычно. Традиционные вопросы задает Пилат: «Имя?», «Прозвище есть?», «Откуда ты родом?» Ничто не трогает Понтия Пилата, каменное выражение застыло на лице его, казалось бы ничто не способно нарушить ледяного спокойствия. «Вспухшее веко приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился на арестованного», когда прокуратор услышал, что нищий бродяга знает несколько языков. Но, несмотря на это, голос Пилата звучал все так же монотонно и тихо, а мысли устремлены внутрь дворца, к своей собаке Банга, единственному существу, любившему его. Все эти желания показывают нам обычного больного человека, с простыми человеческими слабостями, а не «свирепое чудовище», как называли его все, как называл себя сам Пилат.
Настроение прокуратора меняется, когда он, случайно для себя, задает вопрос: «Что есть истина?». И получает ответ: «Истина в том, что у тебя болит голова… и ты малодушно помышляешь о смерти…». Ужас мелькнул на каменном лице игемона, мученические глаза смотрели на арестанта. Хотя Пилат поборол в себе этот всплеск эмоций, лицо его уже не выглядело таким безразличным.
«Развяжите ему руки», - велит прокуратор, тем самым вводя в шок свидетеля их разговора – секретаря. Булгаков описывает нам лицо и действия секретаря, хорошо знающего Пилата. Он удивляется все больше и больше странному поведению игемона ведь секретарь отлично знал, как поступает Пилат с дерзившими ему заключенными. Но в этот раз все произошло не так. Прокуратор просит его не записывать более, а потом и вовсе приказывает удалиться. Постепенно судьба заключенного становится небезразлична Пилату. Он понимает, что человек, любящий всех людей, не может быть преступником. Простая формула сложилась в голове прокуратора: он рассмотрел дело бродячего философа, но «состава преступления в нем не нашел». Для этого нужно было, чтобы Иешуа «признал», что не говорил о кесаре ничего. Пилат задает вопрос: «Ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? Говорил?...Или…не…говорил?». Тревожные глаза на странном лице Пилата подсказывали правильный ответ, но Иешуа не понял намека.. Не понял тона, не обратил внимания на мерцающие глаза игемона, в которых светился дьявольский огонь. Прокуратор понял, что дело безнадежно. С ненавистью обращается он к конвою: «Оставьте меня с преступником наедине». Пилат зол, что Иешуа не понял его подсказки, что проповедует то, чего никогда не будет:
- И настанет царство истины?
- Настанет, игемон
- Оно никогда не настанет!
Что же случилось с Понтием Пилатом? С человеком-чудовищем, ненавидящим людей и Ершалаим? Бродячий философ разбудил в прокураторе бурю эмоций, которые дремали в нем долгое время.
«Преступник!». «Преступник!» - сорванным голосом кричит Пилат, зная, что во дворце Ирода Великого «и у стен есть уши». Страх и отчаяние овладели прокуратором. Царство истины, в котором нет кесарей и власти. Власти! Именно к ней шел по трупам «пятый прокуратор Иудеи всадник Понтий Пилат». Добившись власти, он обрек себя на страшное одиночество, вынужден был не доверять никому. А тут какой-то бродяга перечеркивает все, чем жил Пилат, к чему стремился долгое время. Самое страшное, что теперь прокуратор и сам понимал, что власть – не высшее счастье. Но не мог же он разделить участь Иешуа, он, как и любой человек, подвержен ужасному пороку – трусости, страху за свою жизнь. Поэтому лучше жить в одиночестве и непонимании, чем умереть вместе с бродягой, проповедующем идеи о царстве истины.
Иешуа уводят. Пилат предпринимает последнюю отчаянную попытку спасти «безумного мечтателя и врача». Но Малый Синедрион выносит решение – отпустить в честь великого праздника пасхи не Иешуа, а Вар-раввана. Судьба Га-Ноцри решена.
С помощью данного эпизода Булгаков хотел ответить на вопрос, что такое свобода и несвобода? Свободен ли великий Понтий Пилат? Я думаю, что нет. Он зависим от людей, окружающих его. Прокуратор, являясь наместником цезаря, не может поступить по совести, освободить человека, который за такой короткий промежуток времени стал близок ему. Жестоко будет наказан Пилат за свою трусость, много ночей будет терзаться тем, что «чего-то не договорил тогда, давно, 14 числа весеннего месяца нисана».
Свободен ли Иешуа? Физически – нет, но он свободен в главном – в выборе жизненной цели. Иешуа, даже во спасение жизни, не переступил через свои убеждения, свою веру, своего Бога! По-моему, это истинная свобода!
В конце романа Пилат из уст Мастера, написавшего о нем, получает свободу. Я считаю, что он заслужил ее своим раскаянием.
В истории о Понтии Пилате и Иешуа заложены вечные ценности, истины, вечные пороки. Она многому научила меня, заставила задуматься о настоящей свободе.
Система уроков по роману М.А. Булгакова «Мастер и Маргарита»
Роман «Мастер и Маргарита» - главный в творчестве Булгакова. Автор работал над ним с 1928 по1940 годы, сделал 8 редакций. Произведение вызывало и вызывает острую полемику, различные трактовки.
Система уроков по изучению романа «Мастер и Маргарита» включает в себя 7 занятий:
1 урок. Урок-пролог к изучению романа: история создания, жанр и композиция, система образов
2-3 уроки «Ершалаимские главы». Понтий Пилат и Иешуа Га-Ноцри.
3-4 уроки «Яд сатирического дара»(За что Булгаков в лице Воланда карает героев?)
5-6 уроки. «Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, чистой любви?»(Образы Мастера и Маргариты)
7 урок. Урок –зачет по роману «Мастер и Маргарита»
Уроки 2 – 3. «Ершалаимские главы». Понтий Пилат и Иешуа Га-Ноцри.
Цель: сформировать у учащихся представление о нравственных вопросах, поднимаемых автором в произведении; показать различие художественного произведения и богословского; закрепить навыки анализа художественного текста.
Вступительное слово учителя:
Нам, не знающим Библии, кажется, что ершалаимские главы – парафраз евангельской истории суда римского наместника в Иудее Понтия Пилата над Иисусом Христом и о казни Иисуса. Но давайте сопоставим евангельскую основу с текстом романа. (Сообщение ученика «Евангельская основа романа»)
Писатель переосмыслил библейские тексты, модифицирует библейский сюжет. Почему?
Воланд спрашивает Мастера: «О чем роман?» Что слышит в ответ? Обязательно найдется ученик, который вспомнит реплику Мастера: «Роман о Понтии Пилате». Следовательно, именно прокуратор Иудеи был главным героем для самого автора, а не Иешуа Га-Ноцри. Почему? Давайте обратимся к тексту романа.
Работа с текстом романа
Кто такой Понтий Пилат?( Наместник римского императора в Ершалаиме, пятый прокуратор Иудеи. «Человек, в лице которого говорит римская власть»-сам о себе)
Какой он?(авторская характеристика,самохарактеристика).( Он умен, не чужд человеческих чувств,живого сострадания. Он – олицетворение всемогущей власти. Он жестокий человек. «Свирепое чудовище»-оценка самого себя)
Кто такой Иешуа? Каков он? ( Человек безродный, бездомный, бродячий филосософ. Олицетворение открытости, доброты, доверчивости и беззащитности)
Какой вопрос в их споре главный? ( Что такое истина?)
(Просмотр видеофрагмента)
Какова истина Иешуа? («Злых людей нет на свете. Есть насчастные, несчастливые люди»)
Каким видится Иешуа сам Понтий Пилат? (Тоже добрый,но несчастливый человек. Жизнь его скудна6 он потерял веру в истину)
Что значит для Иешуа царство истины? Почему?( Это время, когда не будет власти. «Всякая власть является насилием над людьми)
К какому решению приходит Понтий Пилат?(Состава преступления не находит)
В какой момент его пронзает страх? ( Когда речь заходит о верховной власти)
Как он пытается склонить Иешуа на компромисс?( Старается незаметно подсказать спасительные ответы: «Ты говорил или НЕ говорил?)
(Чтение диалога Понтия Пилата с Каифой,когда тот должен назвать имя помилованного накануне Пасхи человека)
Каково душевное состояние Понтия Пилата, когда он понимает, что все кончено,когда Каиф называет Вар-Раввана? (Гнев, бессилие, тоска)
Оглашение решения. Почему Понтий Пилат не хочет видеть осужденных?( Его мучит совесть)
Что лежит в основе его предательства?( Трусость. «Трусость, несомненно, один из самых страшных пороков,»-слышит во сне Пилат слова Иешуа. Вероятно, и писатель был уверен, что подлее, страшнее открытого зла конформизм тех, кто зло понимает, готов осудить его, способен препятствовать ему,но не делает этого из-за малодушия, трусости, привычки к комфорту, боязни за карьеру)
Как наказан Понтий Пилат за трусость, предательство?( Муками совести)
Как проявляется душевное смятение Понтия Пилата?
Как пытается Пилат искупить свой грех? (Освободит Иешуа от мук; по его приказу умрет предатель Иуда)
Искупил ли?( Нет прощения предательству)
Как собака чувствует то, что происходит с Пилатом?(«Пес сразу же понял, что хозяина постигла беда»)
Какая беда?( Осуждение невинного; осуждение ТАКОГО человека)
Какого ТАКОГО?(Милосердного,гуманного Пророка)
Муки совести так сильны, что Понтий Пилат проклянет свое бессмертие. Так решается в романе одна из центральных тем – тема совести. Назовите другие важнейшие философские и нравственные вопросы, поставленные в главах об Иешуа Га-Ноцри и Понтии Пилате.
Учащиеся называют:
Что такое истина?
Человек и власть.
Внутренняя свобода и несвобода человека.
Добро и зло, вечное их противопоставление и борьба.
Верность и предательство.
Милосердие и всепрощение.
Человек и вера.
Д.З. Как решается в «московских главах» какая-либо из этих проблем?
Уроки 4-5. «Яд сатирического дара»
Цель: рассмотреть ключевые сцены, в которых автор представляет сатирические картины жизни московских обывателей; закрепить навыки анализа художественного текста
Ориентировочная беседа
Вспомните, какие проблемы попадали в область сатирического осмеяния в литературе 30-х годов ХХ века?
Какой предстает Москва на страницах романа. Какие персонажи создают общую картину?
Кто появляется в Москве и берет на себя миссию наказывать пороки?
Главный вопрос нашего урока- кого и за что наказывает Волан д?
Воланд и его свита.
А) сообщение учащегося о связи образа Воланда с литературными предшественниками и его отличии от них.
Б) мнение различных критиков об образе Воланда. Выберите ту точку зрения, которая вам кажется более убедительной.
В. Лакшин: «Воланд – палач порока, карающий меч в руках правосудия»
Л. Яновская: «Воланд не столько карающая зло сила,сколько сила,разоблачающая зло. Воланд способен различать то редкое и немногое, что по-настоящему велико, истинно и нетленно»
Итак, Воланд вобрал в себя многие черты других духов зла: Сатаны, Вельзевула, Люцифера, Асмодея. Более всего он связан с Мефистофелем Гете. Их духовное родство закреплено уже самим эпиграфом романа. Но, в отличие от Мефистофеля, булгаковский герой не сеет зла беспричинно.
Работа с текстом.
Каков он, Воланд, и его свита в романе? (всеведущи,всемогущи, не лишены обаяния. Например, Кот Бегемот-тщесталвный, озорной, бесцеремонный и жеманный одновременно)
Почему же этот дьявол не вызывает резкой антипатии?(Обратимся к эпиграфу. Зло в руках Воланда- кара господня, возмездие за грехи, торжество справедливого правосудия )
За что Булгаков в лице Воланда карает героев?
А) Как и чем живет литературная Москва?
О чем они говорят? (гл.5. «В доме Грибоедова»-чтение отрывков либо просмотр видеофрагментов. Говорят обо всем, кроме литературы. Это склока. Уроквень разговора- дележка, зависть, бездуховность. Авторская оценка картины: « Словом, АД»)
Обратим внимание на меню.(обращаемся к тексту). Почему Булгаков смакует это? (Подчеркивает лишь один мир героев- материальность, плотские увлечения и потребности)
Читаем отрывок из гл.13 «Я впервые попал…»-Как дополняет наше представление о литературном мире Москвы рассказ Мастера? Что вызвало ужас Мастера? Статьи в газете. О чем они?
Так за что же Воланд покарал литературный мир Москвы в лице Берлиоза?(За полное равнодушие к тому делу,которому они служат. Это не мастера. За глумление над настоящим искусством. За попрание гуманизма. За самодовольную трезвость ума.)
Почему Берлиоз именно так поплатился?(Берлиоз является идейным вдохновителем ариманов, латунских, лавровичей. Именно под его идейным руководством литература становится школой не духовной свободы, а духовного рабства, утрачивая присущие ей высокие нравственные идеалы. Булгаковский афоризм6»Каждому будет дано по его вере»)
Б) Почему оказывается в сумасшедшем доме Иван Бездомный? (Пишет плохие стихи)
Какие это- плохие? – работа с эпизодом из гл.6. «Поэт Рюхин навещает Ивана Бездомного»
В) За какие грехи и как наказан директор Варьете Степа Лиходеев?(гл. 7. «Степа просыпается». Он наказан за то,что бездельник, пьяница и развратник )
Г) Какими мы видим чиновников вне сферы искусства и литературы?
Н.И. Босой- председатель жилищного товарищества. (гл.15) – взяточник
Буфетчик А. Соков – вор
Барон Майгель – служащий - доносчик,предатель, шпион.
А. Семплеяров уличен в неверности жене и любовнице
4.Анализ главы 12 «Сеанс черной магии»
Какие важнейшие вопросы решают Воланд и его свита, предлагая в Варьете сеанс черной магии? ( Изменились ли люди? Изменились ли горожане внутренне?)
Как бы вы ответили на этот вопрос, пронаблюдав за поведением людей во время раздачи французской обуви,одежды и парфюмерии, во время «денежного дождя»?
Итак,всего на 3 дня Воланд со свитой появляется в Москве – и мир предстает перед нами в своей наготе. Воланд высмеивает, уничтожает все то, что отступилось от добра, развратилось, утратило высокие идеалы.
5.Философия бытовых сцен романа.
Какие размышления вызывают следующие бытовые сцены романа:
Гл.4. Иван Бездомный бежит за котом (Сцена о нашем сознании. Мы уже ничему не удивляемся-разучились)
Гл. 17. Костюм подписывает документы.(Философия бюрократизма: заниматься только внешней стороной вопроса)
Бегемот и Коровьев в «Грибоедове» ( Полный абсурд сознания и жизни: все доказывается не результатами творчества, а удостоверением)
Эпилог романа. Эпилог романа не дает повода для оптимизма. Перемены - мнимые. Степа
Лиходеев управляет теперь не Варьете в Москве, а гастрономом в Ростове. Алоизий Мога-
рыч въезжает в чужуюквартиру и занимает место финдиректора Варьете Римского.
Д.З. что же может противостоять Злу? Чем Мастер и Маргарита не похожи на московских обывателей? Каково отношение к ним автора? Какова из роль в романе?
Уроки 5-6.»Кто сказал тебе, что нет на свете настоящей, верной, вечной любви?»
Цель: познакомить учащихся со взглядом писателя на место художника и его творчества в обществе; рассмотреть развитие любовной линии в романе и показать авторское отношение к понятиям красоты,любви,верности.
Чтение учителем начала 19 главы.
Давайте определим тему и цель урока вместе.
Образ Мастера.
К Ивану Бездомному в палату в психиатрической больнице приходит Мастер. (гл.13). Какую деталь в портрете героя подчеркивает автор? ( Встревоженные,беспокойные глаза)
Что кроется за этой деталью?(Душевное смятение, неспокой, драма)
В чем суть драмы Мастера?
Смысл слова МАСТЕР у Булгакова? (Для Булгакова мастерство – творчество. Мастер становится Мастером,когда творит свое собственное представление о мире)
А кого еще мы встречали из тех,кто сам творил? (Иешуа.)
Мастер творит сам и поэтому становится Пророком: «О как я угадал..»(гл.13). как понять эту фразу? (Мастер предугадал и только потом услышал слово Воланда)
Что еще роднит Мастера и Иешуа,кроме того что они Пророки? (Человечность. Вспомните эпизод из гл.13:»Она несла в руках отвратительные желтые цветы…» Мастера поразила не столько красота женщины,сколько одиночество в ее глазах…)
О какой жизненной драме свидетельствует одиночество в глазах Маргариты?
За что судьба в лице Воланда наградила Маргариту Вечной любовью?(За стремление любить, за жажду вечной, верной, настоящей любви, за способность любить,за силу любви. « Я погибаю из-за любви»(гл.19), за подвиг самопожертвования: во имя любви заложила душу дьяволу)
Глава 23. «Бал у Сатаны» (Маргарита награждена за то,что гордая женщина, за высокое сострадание9 просит помиловать Фриду), за самоуважение,за мужество, с которым вынесла свою судьбу)
Глава 29. Почему Мастер заслужил покой и не заслужил свет?( Проблемный вопрос. Варианты ответа: Мастер совершил самый страшный грех- отчаялся и сжег рукопись, к счастью,рукописи не горят. Он отказался от вечного служения Истине, в то время как Иешуа за истину пошел на Голгофу.
Почему последняя глава названа «Прощение и вечный приют»? (вечный приют в мире покоя для Мастера и Маргариты. Прощение – для Понтия Пилата)
Какие идеалы, связанные с темой творчества и темой Маргариты, утверждает автор?(С темой творчества и темой Маргариты связаны истинные ценности, утверждаемые автором романа: свобода личности, милосердие, честность, правда, вера, любовь)
Смотрим финальные кадры видеофильма.
…На мозаичном полу у фонтана уже было приготовлено кресло, и прокуратор, не глядя ни на кого, сел в него и протянул руку в сторону.
Секретарь почтительно вложил в эту руку кусок пергамента. Не удержавшись от болезненной гримасы, прокуратор искоса, бегло проглядел написанное, вернул пергамент секретарю и с трудом проговорил:
– Подследственный из Галилеи? К тетрарху дело посылали?
– Да, прокуратор, – ответил секретарь.
– Что же он?
– Он отказался дать заключение по делу и смертный приговор Синедриона направил на ваше утверждение, – объяснил секретарь.
Иешуа и Понтий Пилат
Прокуратор дернул щекой и сказал тихо:
– Приведите обвиняемого.
И сейчас же с площадки сада под колонны на балкон двое легионеров ввели и поставили перед креслом прокуратора человека лет двадцати семи. Этот человек был одет в старенький и разорванный голубой хитон. Голова его была прикрыта белой повязкой с ремешком вокруг лба, а руки связаны за спиной. Под левым глазом у человека был большой синяк, в углу рта – ссадина с запекшейся кровью. Приведенный с тревожным любопытством глядел на прокуратора.
Тот помолчал, потом тихо спросил по-арамейски:
– Так это ты подговаривал народ разрушить ершалаимский храм?
Прокуратор при этом сидел как каменный, и только губы его шевелились чуть-чуть при произнесении слов. Прокуратор был как каменный, потому что боялся качнуть пылающей адской болью головой.
Человек со связанными руками несколько поддался вперед и начал говорить:
– Добрый человек! Поверь мне…
Но прокуратор, по-прежнему не шевелясь и ничуть не повышая голоса, тут же перебил его:
– Это меня ты называешь добрым человеком? Ты ошибаешься. В Ершалаиме все шепчут про меня, что я свирепое чудовище, и это совершенно верно, – и так же монотонно прибавил: – кентуриона Крысобоя ко мне.
Всем показалось, что на балконе потемнело, когда кентурион, командующий особой кентурией, Марк, прозванный Крысобоем, предстал перед прокуратором.
Крысобой был на голову выше самого высокого из солдат легиона, и настолько широк в плечах, что совершенно заслонил еще невысокое солнце.
Прокуратор обратился к кентуриону по-латыни:
– Преступник называет меня «добрый человек». Выведите его отсюда на минуту, объясните ему, как надо разговаривать со мной. Но не калечить.
И все, кроме неподвижного прокуратора, проводили взглядом Марка Крысобоя, который махнул рукой арестованному, показывая, что тот должен следовать за ним.
Крысобоя вообще все провожали взглядами, где бы он ни появлялся, из-за его роста, а те, кто видел его впервые, из-за того еще, что лицо кентуриона было изуродовано: нос его некогда был разбит ударом германской палицы.
Простучали тяжелые сапоги Марка по мозаике, связанный пошел за ним бесшумно, полное молчание настало в колоннаде, и слышно было, как ворковали голуби на площадке сада у балкона, да еще вода пела замысловатую приятную песню в фонтане.
Прокуратору захотелось подняться, подставить висок под струю и так замереть. Но он знал, что и это ему не поможет.
Выведя арестованного из-под колонн в сад, Крысобой вынул из рук у легионера, стоявшего у подножия бронзовой статуи, бич и, несильно размахнувшись, ударил арестованного по плечам. Движение кентуриона было небрежно и легко, но связанный мгновенно рухнул наземь, как будто ему подрубили ноги, захлебнулся воздухом, краска сбежала с его лица и глаза обессмыслились. Марк одною левою рукой, легко, как пустой мешок, вздернул на воздух упавшего, поставил его на ноги и заговорил гнусаво, плохо выговаривая арамейские слова:
– Римского прокуратора называть – игемон. Других слов не говорить. Смирно стоять. Ты понял меня или ударить тебя?
Арестованный пошатнулся, но совладал с собою, краска вернулась, он перевел дыхание и ответил хрипло:
– Я понял тебя. Не бей меня.
Через минуту он вновь стоял перед прокуратором.
– Мое? – торопливо отозвался арестованный, всем существом выражая готовность отвечать толково, не вызывать более гнева.
– Мое – мне известно. Не притворяйся более глупым, чем ты есть. Твое.
– Иешуа, – поспешно ответил арестант.
– Прозвище есть?
– Га-Ноцри.
– Откуда ты родом?
– Из города Гамалы, – ответил арестант, головой показывая, что там, где-то далеко, направо от него, на севере, есть город Гамала.
– Кто ты по крови?
– Я точно не знаю, – живо ответил арестованный, – я не помню моих родителей. Мне говорили, что мой отец был сириец…
– Где ты живешь постоянно?
– У меня нет постоянного жилища, – застенчиво ответил арестант, – я путешествую из города в город.
– Это можно выразить короче, одним словом – бродяга, – сказал прокуратор и спросил: – Родные есть?
– Нет никого. Я один в мире.
– Знаешь ли грамоту?
– Знаешь ли какой-либо язык, кроме арамейского?
– Знаю. Греческий.
Вспухшее веко приподнялось, подернутый дымкой страдания глаз уставился на арестованного. Другой глаз остался закрытым.
Пилат заговорил по-гречески:
– Так ты собирался разрушить здание храма и призывал к этому народ?
Тут арестант опять оживился, глаза его перестали выражать испуг, и он заговорил по-гречески:
– Я, доб… – тут ужас мелькнул в глазах арестованного оттого, что он едва не оговорился, – я, игемон, никогда в жизни не собирался разрушать здание храма и никого не подговаривал на это бессмысленное действие.
Удивление выразилось на лице секретаря, сгорбившегося над низеньким столом и записывавшего показания. Он поднял голову, но тотчас же опять склонил ее к пергаменту.
– Множество разных людей стекается в этот город к празднику. Бывают среди них маги, астрологи, предсказатели и убийцы, – говорил монотонно прокуратор, – а попадаются и лгуны. Ты, например, лгун. Записано ясно: подговаривал разрушить храм. Так свидетельствует люди.
– Эти добрые люди, – заговорил арестант и, торопливо прибавив: – игемон, – продолжал: – ничему не учились и все перепутали, что я говорил. Я вообще начинаю опасаться, что путаница эта будет продолжаться очень долгое время. И все из-за того, что он неверно записывает за мной.
Наступило молчание. Теперь уже оба больные глаза тяжело глядели на арестанта.
– Повторяю тебе, но в последний раз: перестань притворяться сумасшедшим, разбойник, – произнес Пилат мягко и монотонно, – за тобою записано немного, но записанного достаточно, чтобы тебя повесить.
– Нет, нет, игемон, – весь напрягаясь в желании убедить, говорил арестованный, – ходит, ходит один с козлиным пергаментом и непрерывно пишет. Но я однажды заглянул в этот пергамент и ужаснулся. Решительно ничего из того, что там записано, я не говорил. Я его умолял: сожги ты бога ради свой пергамент! Но он вырвал его у меня из рук и убежал.
– Кто такой? – брезгливо спросил Пилат и тронул висок рукой.
– Левий Матвей, – охотно объяснил арестант, – он был сборщиком податей, и я с ним встретился впервые на дороге в Виффагии, там, где углом выходит фиговый сад, и разговорился с ним. Первоначально он отнесся ко мне неприязненно и даже оскорблял меня, то есть думал, что оскорбляет, называя меня собакой, – тут арестант усмехнулся, – я лично не вижу ничего дурного в этом звере, чтобы обижаться на это слово…
Секретарь перестал записывать и исподтишка бросил удивленный взгляд, но не на арестованного, а на прокуратора.
– …однако, послушав меня, он стал смягчаться, – продолжал Иешуа, – наконец бросил деньги на дорогу и сказал, что пойдет со мною путешествовать…
Пилат усмехнулся одною щекой, оскалив желтые зубы, и промолвил, повернувшись всем туловищем к секретарю:
– О, город Ершалаим! Чего только не услышишь в нем. Сборщик податей, вы слышите, бросил деньги на дорогу!
Не зная, как ответить на это, секретарь счел нужным повторить улыбку Пилата.
Все еще скалясь, прокуратор поглядел на арестованного, затем на солнце, неуклонно подымающееся вверх над конными статуями гипподрома, лежащего далеко внизу направо, и вдруг в какой-то тошной муке подумал о том, что проще всего было бы изгнать с балкона этого странного разбойника, произнеся только два слова: «Повесить его». Изгнать и конвой, уйти из колоннады внутрь дворца, велеть затемнить комнату, повалиться на ложе, потребовать холодной воды, жалобным голосом позвать собаку Банга, пожаловаться ей на гемикранию. И мысль об яде вдруг соблазнительно мелькнула в больной голове прокуратора.
Он смотрел мутными глазами на арестованного и некоторое время молчал, мучительно вспоминая, зачем на утреннем безжалостном ершалаимском солнцепеке стоит перед ним арестант с обезображенным побоями лицом, и какие еще никому не нужные вопросы ему придется задавать.
– Да, Левий Матвей, – донесся до него высокий, мучающий его голос.
– А вот что ты все-таки говорил про храм толпе на базаре?
– Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины. Сказал так, чтобы было понятнее.
– Зачем же ты, бродяга, на базаре смущал народ, рассказывая про истину, о которой ты не имеешь представления? Что такое истина?
И тут прокуратор подумал: «О, боги мои! Я спрашиваю его о чем-то ненужном на суде… Мой ум не служит мне больше….» И опять померещилось ему чаша с темною жидкостью. «Яду мне, яду!»
– Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти. Ты не только не в силах говорить со мной, но тебе трудно даже глядеть на меня. И сейчас я невольно являюсь твоим палачом, что меня огорчает. Ты не можешь даже и думать о чем-нибудь и мечтаешь только о том, чтобы пришла твоя собака, единственное, по видимому, существо, к которому ты привязан. Но мучения твои сейчас кончатся, голова пройдет.
Секретарь вытаращил глаза на арестанта и не дописал слова.
Пилат поднял мученические глаза на арестанта и увидел, что солнце уже довольно высоко стоит над гипподромом, что луч пробрался в колоннаду и подползает к стоптанным сандалиям Иешуа, что тот сторонится от солнца.
Тут прокуратор поднялся с кресла, сжал голову руками, и на желтоватом его бритом лице выразился ужас. Но он тотчас же подавил его своею волею и вновь опустился в кресло.
Арестант же тем временем продолжал свою речь, но секретарь ничего более не записывал, а только, вытянув шею, как гусь, старался не проронить ни одного слова.
– Ну вот, все и кончилось, – говорил арестованный, благожелательно поглядывая на Пилата, – и я чрезвычайно этому рад. Я советовал бы тебе, игемон, оставить на время дворец и погулять пешком где-нибудь в окрестностях, ну хотя бы в садах на Елеонской горе. Гроза начнется, – арестант повернулся, прищурился на солнце, – позже, к вечеру. Прогулка принесла бы тебе большую пользу, а я с удовольствием сопровождал бы тебя. Мне пришли в голову кое-какие новые мысли, которые могли бы, полагаю, показаться тебе интересными, и я охотно поделился бы ими с тобой, тем более что ты производишь впечатление очень умного человека.
Секретарь смертельно побледнел и уронил свиток на пол.
– Беда в том, – продолжал никем не останавливаемый связанный, – что ты слишком замкнут и окончательно потерял веру в людей. Ведь нельзя же, согласись, поместить всю свою привязанность в собаку. Твоя жизнь скудна, игемон, – и тут говорящий позволил себе улыбнуться.
Секретарь думал теперь только об одном, верить ли ему ушам своим или не верить. Приходилось верить. Тогда он постарался представить себе, в какую именно причудливую форму выльется гнев вспыльчивого прокуратора при этой неслыханной дерзости арестованного. И этого секретарь представить себе не мог, хотя и хорошо знал прокуратора.
– Развяжите ему руки.
Один из конвойных легионеров стукнул копьем, передал его другому, подошел и снял веревки с арестанта. Секретарь поднял свиток, решил пока что ничего не записывать и ничему не удивляться.
– Сознайся, – тихо по-гречески спросил Пилат, – ты великий врач?
– Нет, прокуратор, я не врач, – ответил арестант, с наслаждением потирая измятую и опухшую багровую кисть руки.
Круто, исподлобья Пилат буравил глазами арестанта, и в этих глазах уже не было мути, в них появились всем знакомые искры.
– Я не спросил тебя, – сказал Пилат, – ты, может быть, знаешь и латинский язык?
– Да, знаю, – ответил арестант.
Краска выступила на желтоватых щеках Пилата, и он спросил по-латыни:
– Как ты узнал, что я хотел позвать собаку?
– Это очень просто, – ответил арестант по-латыни, – ты водил рукой по воздуху, – арестант повторил жест Пилата, – как будто хотел погладить, и губы…
– Да, – сказал Пилат.
Помолчали, потом Пилат задал вопрос по-гречески:
– Итак, ты врач?
– Нет, нет, – живо ответил арестант, – поверь мне, я не врач.
– Ну, хорошо. Если хочешь это держать в тайне, держи. К делу это прямого отношения не имеет. Так ты утверждаешь, что не призывал разрушить… или поджечь, или каким-либо иным способом уничтожить храм?
– Я, игемон, никого не призывал к подобным действиям, повторяю. Разве я похож на слабоумного?
– О да, ты не похож на слабоумного, – тихо ответил прокуратор и улыбнулся какой-то страшной улыбкой, – так поклянись, что этого не было.
– Чем ты хочешь, чтобы я поклялся? – спросил, очень оживившись, развязанный.
– Ну, хотя бы жизнью твоею, – ответил прокуратор, – ею клясться самое время, так как она висит на волоске, знай это!
– Не думаешь ли ты, что ты ее подвесил, игемон? – спросил арестант, – если это так, ты очень ошибаешься. Пилат вздрогнул и ответил сквозь зубы:
– Я могу перерезать этот волосок.
– И в этом ты ошибаешься, – светло улыбаясь и заслоняясь рукой от солнца, возразил арестант, – согласись, что перерезать волосок уж наверно может лишь тот, кто подвесил?
– Так, так, – улыбнувшись, сказал Пилат, – теперь я не сомневаюсь в том, что праздные зеваки в Ершалаиме ходили за тобою по пятам. Не знаю, кто подвесил твой язык, но подвешен он хорошо. Кстати, скажи: верно ли, что ты явился в Ершалаим через Сузские ворота верхом на осле, сопровождаемый толпою черни, кричавшей тебе приветствия как бы некоему пророку? – тут прокуратор указал на свиток пергамента.
Арестант недоуменно поглядел на прокуратора.
– У меня и осла-то никакого нет, игемон, – сказал он. – Пришел я в Ершалаим точно через Сузские ворота, но пешком, в сопровождении одного Левия Матвея, и никто мне ничего не кричал, так как никто меня тогда в Ершалаиме не знал.
– Не знаешь ли ты таких, – продолжал Пилат, не сводя глаз с арестанта, – некоего Дисмаса, другого – Гестаса и третьего – Вар-раввана?
– Этих добрых людей я не знаю, – ответил арестант.
– Правда?
– Правда.
– А теперь скажи мне, что это ты все время употребляешь слова «добрые люди»? Ты всех, что ли, так называешь?
– Всех, – ответил арестант, – злых людей нет на свете.
– Впервые слышу об этом, – сказал Пилат, усмехнувшись, – но, может быть, я мало знаю жизнь! Можете дальнейшее не записывать, – обратился он к секретарю, хотя тот и так ничего не записывал, и продолжал говорить арестанту: – В какой-нибудь из греческих книг ты прочел об этом?
– Нет, я своим умом дошел до этого.
– И ты проповедуешь это?
– А вот например, кентурион Марк, его прозвали Крысобоем, он добрый?
– Да, – ответил арестант, – он, правда, несчастливый человек. С тех пор как добрые люди изуродовали его, он стал жесток и черств. Интересно бы знать, кто его искалечил?
– Охотно могу сообщить это, – отозвался Пилат, – ибо я был свидетелем этого. Добрые люди бросались на него, как собаки на медведя. Германцы вцепились ему в шею, в руки, в ноги. Пехотный манипул попал в мешок, и если бы не врубилась с фланга кавалерийская турма, а командовал ею я, – тебе, философ, не пришлось бы разговаривать с Крысобоем. Это было в бою при Идиставизо, в Долине Дев.
– Если бы с ним поговорить, – вдруг мечтательно сказал арестант, – я уверен, что он резко бы изменился.
– Я полагаю, – отозвался Пилат, – что мало радости ты доставил бы легату легиона, если бы вздумал разговаривать с кем-нибудь из его офицеров или солдат. Впрочем, этого и не случится, к общему счастью, и первый, кто об этом позаботится, буду я.
В это время в колоннаду стремительно влетела ласточка, сделала под золотым потолком круг, снизилась, чуть не задела острым крылом лица медной статуи в нише и скрылась за капителью колонны. Быть может, ей пришла мысль вить там гнездо.
В течение ее полета в светлой теперь и легкой голове прокуратора сложилась формула. Она была такова: игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа, по кличке Га-Ноцри, и состава преступления в нем не нашел. В частности, не нашел ни малейшей связи между действиями Иешуа и беспорядками, происшедшими в Иершалаиме недавно. Бродячий философ оказался душевнобольным. Вследствие этого смертный приговор Га-Ноцри, вынесенный Малым Синедрионом, прокуратор не утверждает. Но ввиду того, что безумные, утопические речи Га-Ноцри могут быть причиной волнений в Ершалаиме, прокуратор удаляет Иешуа из Ершалаима и подвергает его заключению в Кесарии Стратановой на Средиземном море, то есть именно там, где резиденция прокуратора.
Оставалось это продиктовать секретарю.
Крылья ласточки фыркнули над самой головой игемона, птица метнулась к чаше фонтана и вылетела на волю. Прокуратор поднял глаза на арестанта и увидел, что возле того столбом загорелась пыль.
– Всё о нем? – спросил Пилат у секретаря.
– Нет, к сожалению, – неожиданно ответил секретарь и подал Пилату другой кусок пергамента.
– Что еще там? – спросил Пилат и нахмурился.
Прочитав поданное, он еще более изменился в лице. Темная ли кровь прилила к шее и лицу или случилось что-либо другое, но только кожа его утратила желтизну, побурела, а глаза как будто провалились.
Опять-таки виновата была, вероятно, кровь, прилившая к вискам и застучавшая в них, только у прокуратора что-то случилось со зрением. Так, померещилось ему, что голова арестанта уплыла куда-то, а вместо нее появилась другая. На этой плешивой голове сидел редкозубый золотой венец; на лбу была круглая язва, разъедающая кожу и смазанная мазью; запавший беззубый рот с отвисшей нижней капризною губой. Пилату показалось, что исчезли розовые колонны балкона и кровли Ершалаима вдали, внизу за садом, и все утонуло вокруг в густейшей зелени капрейских садов. И со слухом совершилось что-то странное – как будто вдали проиграли негромко и грозно трубы и очень явственно послышался носовой голос, надменно тянущий слова: «Закон об оскорблении величества…»
Мысли понеслись короткие, бессвязные и необыкновенные: «Погиб!», потом: «Погибли!..» И какая-то совсем нелепая среди них о каком-то долженствующем непременно быть – и с кем?! – бессмертии, причем бессмертие почему-то вызвало нестерпимую тоску.
Пилат напрягся, изгнал видение, вернулся взором на балкон, и опять перед ним оказались глаза арестанта.
– Слушай, Га-Ноцри, – заговорил прокуратор, глядя на Иешуа как-то странно: лицо прокуратора было грозно, но глаза тревожны, – ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? Отвечай! Говорил?.. Или… не… говорил? – Пилат протянул слово «не» несколько больше, чем это полагается на суде, и послал Иешуа в своем взгляде какую-то мысль, которую как бы хотел внушить арестанту.
– Правду говорить легко и приятно, – заметил арестант.
– Мне не нужно знать, – придушенным, злым голосом отозвался Пилат, – приятно или неприятно тебе говорить правду. Но тебе придется ее говорить. Но, говоря, взвешивай каждое слово, если не хочешь не только неизбежной, но и мучительной смерти.
Никто не знает, что случилось с прокуратором Иудеи, но он позволил себе поднять руку, как бы заслоняясь от солнечного луча, и за этой рукой, как за щитом, послать арестанту какой-то намекающий взор.
– Итак, – говорил он, – отвечай, знаешь ли ты некоего Иуду из Кириафа, и что именно ты говорил ему, если говорил, о кесаре?
– Дело было так, – охотно начал рассказывать арестант, – позавчера вечером я познакомился возле храма с одним молодым человеком, который назвал себя Иудой из города Кириафа. Он пригласил меня к себе в дом в Нижнем Городе и угостил…
– Добрый человек? – спросил Пилат, и дьявольский огонь сверкнул в его глазах.
– Очень добрый и любознательный человек, – подтвердил арестант, – он выказал величайший интерес к моим мыслям, принял меня весьма радушно…
– Светильники зажег… – сквозь зубы в тон арестанту проговорил Пилат, и глаза его при этом мерцали.
– Да, – немного удивившись осведомленности прокуратора, продолжал Иешуа, – попросил меня высказать свой взгляд на государственную власть. Его этот вопрос чрезвычайно интересовал.
– И что же ты сказал? – спросил Пилат, – или ты ответишь, что ты забыл, что говорил? – но в тоне Пилата была уже безнадежность.
– В числе прочего я говорил, – рассказывал арестант, – что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесаря, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть.
Секретарь, стараясь не проронить ни слова, быстро чертил на пергаменте слова.
– На свете не было, нет и не будет никогда более великой и прекрасной для людей власти, чем власть императора Тиверия! – сорванный и больной голос Пилата разросся.
Прокуратор с ненавистью почему-то глядел на секретаря и конвой.
Конвой поднял копья и, мерно стуча подкованными калигами, вышел с балкона в сад, а за конвоем вышел и секретарь.
Молчание на балконе некоторое время нарушала только песня воды в фонтане. Пилат видел, как вздувалась над трубочкой водяная тарелка, как отламывались ее края, как падали струйками.
Первым заговорил арестант:
– Я вижу, что совершилась какая-то беда из-за того, что я говорил с этим юношей из Кириафа. У меня, игемон, есть предчувствие, что с ним случится несчастье, и мне его очень жаль.
– Я думаю, – странно усмехнувшись, ответил прокуратор, – что есть еще кое-что на свете, кого тебе, следовало бы пожалеть более, чем Иуду из Кириафа, и кому придется гораздо хуже, чем Иуде! Итак, Марк Крысобой, холодный и убежденный палач, люди, которые, как я вижу, – прокуратор указал на изуродованное лицо Иешуа, – тебя били за твои проповеди, разбойники Дисмас и Гестас, убившие со своими присными четырех солдат, и, наконец, грязный предатель Иуда, – все они добрые люди?
– Да, – ответил арестант.
– И настанет царство истины?
– Настанет, игемон, – убежденно ответил Иешуа.
– Оно никогда не настанет! – вдруг закричал Пилат таким страшным голосом, что Иешуа отшатнулся. Так много лет тому назад в Долине Дев кричал Пилат своим всадникам слова: «Руби их! Руби их! Великан Крысобой попался!» Он еще повысил сорванный командами голос, выкликая слова так, чтобы их слышали в саду: – Преступник! Преступник! Преступник!
– Иешуа Га-Ноцри, веришь ли ты в каких-нибудь богов?
– Бог один, – ответил Иешуа, – в него я верю.
– Так помолись ему! Покрепче помолись! Впрочем, – тут голос Пилата сел, – это не может. Жены нет? – почему-то тоскливо спросил Пилат, не понимая, что с ним происходит.
– Нет, я один.
– Ненавистный город, – вдруг почему-то пробормотал прокуратор и передернул плечами, как будто озяб, а руки потер, как бы обмывая их, – если бы тебя зарезали перед твоим свиданием с Иудой из Кириафа, право, это было бы лучше.
– А ты бы меня отпустил, игемон, – неожиданно попросил арестант, и голос его стал тревожен, – я вижу, что меня хотят убить.
Лицо Пилата исказилось судорогой, он обратил к Иешуа воспаленные, в красных жилках белки глаз и сказал:
– Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорил ты? О, боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое место? Я твоих мыслей не разделяю! И слушай меня: если с этой минуты ты произнесешь хотя бы одно слово, заговоришь с кем-нибудь, берегись меня! Повторяю тебе: берегись.
– Игемон…
– Молчать! – вскричал Пилат и бешеным взором проводил ласточку, опять впорхнувшую на балкон, – ко мне! – крикнул Пилат.
И когда секретарь и конвой вернулись на свои места, Пилат объявил, что утверждает смертный приговор, вынесенный в собрании Малого Синедриона преступнику Иешуа Га-Ноцри, и секретарь записал сказанное Пилатом.
Через минуту перед прокуратором стоял Марк Крысобой. Ему прокуратор приказал сдать преступника начальнику тайной службы и при этом передать ему распоряжение прокуратора о том, чтобы Иешуа Га-Ноцри был отделен от других осужденных, а также о том, чтобы команде тайной службы было под страхом тяжкой кары запрещено о чем бы то ни было разговаривать с Иешуа или отвечать на какие-либо его вопросы.
По знаку Марка вокруг Иешуа сомкнулся конвой и вывел его с балкона…
- Назад
- Вперёд
Ещё по теме...
- Финальный монолог Маргариты «Слушай беззвучие» (текст)
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 26. Погребение – читать онлайн полностью
- «Собачье сердце», монолог профессора Преображенского о разрухе – текст
- Булгаков «Мастер и Маргарита» – читать онлайн по главам
- Булгаков «Мастер и Маргарита», Эпилог – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 32. Прощение и вечный приют – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 31. На Воробьевых горах – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 30. Пора! Пора! – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 29. Судьба мастера и Маргариты определена – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 28. Последние похождения Коровьева и Бегемота – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 27. Конец квартиры № 50 – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 25. Как прокуратор пытался спасти Иуду из Кириафа – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 24. Извлечение Мастера – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 23. Великий бал у сатаны – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 22. При свечах – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 21. Полёт – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 20. Крем Азазелло – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 19. Маргарита – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 18. Неудачливые визитеры – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 17. Беспокойный день – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 16. Казнь – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 15. Сон Никанора Ивановича – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 14. Слава петуху! – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 13. Явление героя – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 12. Черная магия и ее разоблачение – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 11. Раздвоение Ивана – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 10. Вести из Ялты – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 9. Коровьевские штуки – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 8. Поединок между профессором и поэтом – читать онлайн полностью
- Булгаков «Мастер и Маргарита», глава 7. Нехорошая квартирка – читать онлайн полностью
Эпизод “Допрос во дворце Ирода Великого” является стержнем второй главы “Понтий Пилат” романа М. А. Булгакова “Мастер и Маргарита”. Эта глава логично разбивает первую и третью главы, в которых предстают разные описания современности: через рационалистическое представление мира (Берлиоз, Бездомный) и взгляд на мир как совокупность сложных, в том числе сверхъестественных и непредсказуемых явлений, и углубляет философскую идею, связывающую их, помогает читателю сформулировать проблему всего романа. В частности, сцена допроса прокуратором Иудеи Понтием Иилатом странствующего из города в город философа Иешуа Га-Ноцри позволяет задуматься, каков мир, в котором мы живем, какова позиция и роль человека в этом мире.
Появляется Понтий’ Пилат в белом плаще с кровавым подбоем, Белый – символ чистоты, света, истины; кровавый – кровь, жестокость, сомнения, жизнь в противоречиях. Прокуратор ненавидел Запах розового масла (позже узнаем, что розы – любимые цветы Мастера и Маргариты). Эти детали настораживают, а еще узнаем о “непобедимой, ужасной болезни гемикрании”.
Итак, Понтий Пилат – вершитель человеческих судеб, средоточие власти, ему утверждать смертный приговор Синедриона, но уже понятно, что этому человеку сделать такой шаг будет нелегко. И вот перед ним преступник, руки его связаны, под левым глазом большой синяк, в углу рта – ссадина с запекшейся кровью. Но взгляд его полон не страха, а тревожного любопытства, он не подавлен, уверен в своей невиновности. Он свободный человек. Возможно,’ прокуратор, объявляя первое обвинение, заключающееся в том, что Иешуа обратился к народу с призывом разрушить храм, чувствует силу представшего Перед ним арестанта. Оттого он суров, сидит как каменный, губа чуть шевелятся при произнесении слов, а голова пылает “адской болью”. Человек в нем борется с властителем, сердце с холодным расчетом. Завязка беседы – слова арестованного, обращенные к игемону: “Добрый человек…” Эти слова повергли Понтия Пилата, он не понимает, как его, “свирепое чудовище”, можно так называть. Он разгневан. Власть берет верх, но сию минуту продолжить беседу не в силах, просит Крысобоя вывести Иешуа и объяснить, как с ним надо разговаривать, но при этом не калечить. И все-таки слова “добрый человек” звучат победно. Крысобой несильно ударил арестованного, но тот мгновенно рухнул наземь.
От боли? От боли тоже, но больше от унижения, потому он и просит не бить его. В дальнейшей беседе называет Пилата игемон, чтобы это унижение больше не повторилось. В остальном философ непреклонен. Не желает сознаваться в том, чего не совершал. Пилату “проще всего было бы изгнать с балкона этого странного разбойника, произнеся только два слова: “Повесить его”. Но беседа продолжается, мы узнаем суть преступления Иешуа.
“Я, игемон, говорил о том, что рухнет храм старой веры и создастся новый храм истины”. Речь идет не о создании новой веры – вера слепа. От веры к истине, сути человеческого бытия – это и есть история человечества. Для великого прокуратора это бред сумасшедшего. Человеку не дано знать ни истину, ни даже, что такое истина. Но ум не слушает Понтия Пилата. Он не может не задать вопрос, хотя тон его ироничен. Тем неожиданнее ответ: “Истина прежде всего в том, что у тебя болит голова, и болит так сильно, что ты малодушно помышляешь о смерти”. Он поражает тем, что абстрактное понятие “истина” становится живым, вещественным, вот оно – в изнуряющей тебя боли. Истина оказалась человеческим понятием, она исходит от человека и замыкается на нем. Но Пилат не способен сразу отрешиться от привычного строя мысли. Он не может поверить, что от боли его спасло человеческое участие. Сострадание избавило от страдания.
И тогда он возвращается к тому, что поначалу вызывало раздражение: “А теперь скажи мне, что это ты все время употребляешь слова “добрые люди”? Ты всех, что ли, так называешь?” – “Всех, – ответил арестант, – злых людей нет на свете”. Скорее всего, этим утверждением М. А. Булгаков вместе со своим героем хочет сказать, что зло – это порождение несвободы, оно делает человека несчастным. Марк Крысобой “стал жесток и черств”, потому что “добрые люди бросались на него, как собаки на медведя”. Прокуратор Иудеи не Соглашается с арестованным, но и не противоречит ему. А в “легкой” голове сложилась уже формула: “игемон разобрал дело бродячего философа Иешуа, по кличке Га-Ноцри, и состава преступления в нем не нашел”. Не утвердил бы он смертный приговор, признав Иешуа душевнобольным, если бы подсудимый сам себе его не подписал. Ведь ему предъявлено второе обвинение, более серьезное, так как оно касалось римского императора. Га-Ноцри нарушил “Закон об оскорблении величества”.
Обвиняемый признается, что при Иуде из Кириафа высказывал свой взгляд на государственную власть. Примечательна сцена, в которой Пилат дает возможность выпутаться, спастись, избежать казни, если он опровергнет свои слова, сказанные о кесаре. Сердце ему подсказывает, что в истине, проповедуемой этим человеком, спасение его души. “Погиб!”, потом: “Погибли!..” “Слушай, Га-Ноцри, – заговорил прок)фатор, глядя на Иешуа как-то странно: лицо прокуратора было грозно, но глаза тревожны, – ты когда-либо говорил что-нибудь о великом кесаре? Отвечай! Говорил?.. Или… не… говорил? – Пилат протянул слово “не” несколько больше, чем это полагалось на суде и послал Иешуа мысль, которую как бы хотел внушить арестанту”. Но Иешуа не воспользовался возможностью, данной ему Пилатом. “Правду говорить легко и приятно”, – говорит он и подтверждает свою мысль о том, “что всякая власть является насилием над людьми и что настанет время, когда не будет власти ни кесарей, ни какой-либо иной власти. Человек перейдет в царство истины и справедливости, где вообще не будет надобна никакая власть”
Палат потрясен и испуган. Если он отпустит Иешуа, то нарушит привычные отношения между ним и властью, управляющей им, он раб кесаря, своей должности, карьеры, и хотя очень хочет спасти Иешуа, переступить цепи этого рабства выше его сил. Иносказательно звучат слова прокуратора: “Ты полагаешь, несчастный, что римский прокуратор отпустит человека, говорившего то, что говорит ты? О боги, боги! Или ты думаешь, что я готов занять твое место?” Иешуа, зная, что примет за свои убеждения смерть, не отказывается от правды в отличие от Пилата, трусливо соглашающегося с приговором Синедриона. Сталкиваются два противоположных по философской сути мира. Один – мир Пилата, привычный, удобный, в котором люди сами себя заточили в неволю, страдают в нем, но страх перед властью сильнее. Другой – мир добра, милосердия, свободы, мир, в котором человек вправе сомневаться, говорить то, что думает, слушать свое сердце. И грозный прокуратор ощутил реальность этого мира, и все, что казалось незыблемым, вечным, рухнуло. Га-Ноцри уходил навсегда, а все существо Пилата пронизала “непонятная тоска”. Выбор за героями романа, за читателем.
Другие работы по этой теме:
- Произведение М. А. Булгакова “Мастер и Маргарита” является одним из самых мистических в русской литературе. Трудно найти подобный роман, где бы так искусно сочеталась эпоха,...
- В романе М. А Булгакова “Мастер и Маргарита” есть одно заведение, где люди раскрепощаются и становятся сами собой. Это не писательская организация, как должно быть,...
В 1 главе романа практически нет ни экспозиции, ни предисловия. С самого начала разворачивается спор Воланда с Берлиозом и Иваном Бездомным о существовании Иисуса. В доказательство правоты Воланда сразу же помещается 2 глава «Понтий Пилат», рассказывающая о допросе Иешуа прокуратором Иудеи. Как позднее поймёт читатель, это один из фрагментов книги мастера, которую клянёт Массолит, но хорошо знает Воланд, пересказавший этот эпизод. Берлиоз позже скажет, что этот рассказ «не совпадает с евангельскими рассказами», и будет прав. В Евангелиях есть лишь лёгкий намёк на мучения и колебания Пилата при утверждении смертного приговора Иисусу, а в книге мастера допрос Иешуа представляет собой сложный психологический поединок не только нравственного добра и власти, но и двух людей, двух индивидуальностей.
Раскрытию смысла поединка помогают несколько деталей-лейтмотивов, искусно используемых автором в эпизоде. В самом начале у Пилата предчувствие плохого дня из-за запаха розового масла, который он ненавидел. Отсюда – мучащая прокуратора головная боль, из-за которой он не двигает головой и выглядит каменным. Затем – весть о том, что смертный приговор для подследственного должен утверждать именно он. Это ещё одна мука для Пилата.
И всё же в начале эпизода Пилат спокоен, уверен, говорит негромко, хотя автор и называет его голос «тусклым, больным».
Следующий лейтмотив – секретарь, фиксирующий допрос. Пилата жгут слова Иешуа о том, что запись слов искажает их смысл. Позже, когда Иешуа снимет Пилату головную боль и тот почувствует расположение к избавителю от боли помимо своей воли, прокуратор будет то говорить на неизвестном секретарю языке, то вообще выгонит секретаря и конвой, чтобы остаться с Иешуа один на один, без свидетелей.
Ещё один образ-символ – солнце, которое заслонял своей грубой и мрачной фигурой Крысобой. Солнце – раздражающий символ тепла и света, и от этих тепла и света всё время пытается спрятаться мучающийся Пилат.
Глаза Пилата сначала мутные, а после откровений Иешуа всё больше и больше блестят прежними искрами. В какой-то момент начинает казаться, что, наоборот, Иешуа судит Пилата. Он избавляет прокуратора от головной боли, советует ему отвлечься от дел и погулять (словно врач), журит за потерю веры в людей и скудность его жизни, затем утверждает, что лишь Бог даёт и отбирает жизнь, а не властители, убеждает Пилата, что «злых людей нет на свете».
Интересна роль влетающей на колоннаду и вылетающей из неё ласточки. Ласточка – символ жизни, не зависимой от власти кесаря, не спрашивающей у прокуратора, где ей вить, а где не вить гнездо. Ласточка, как и солнце, - союзник Иешуа. Она смягчительно действует на Пилата. С этого момента Иешуа спокоен и уверен, а Пилат тревожен, раздражён от мучительного раздвоения. Он всё время ищет повод оставить в живых симпатичного ему Иешуа: то думает заключить его в крепость, то поместить в сумасшедший дом, хотя сам говорит, что тот не сумасшедший, то взглядами, жестами, намёками, недоговорённостью подсказывает арестанту нужные для спасения слова; «с ненавистью почему-то глядел на секретаря и конвой». Наконец, после приступа ярости, когда Пилат понял, что Иешуа абсолютно бескомпромиссен, он в бессилии спрашивает у арестанта: «Жены нет?» - словно надеясь, что она бы смогла помочь вправить мозги этому наивному и чистому человеку.
«Ненавистный город» - резюме Пилата, свидетельство его отчаяния от того, что, верно служа власти кесаря и веря в неё, именно он вынужден утверждать смертный приговор человеку, который невиновен. Непреклонность Иешуа приводит Пилата в бешенство. В этот момент, перед самым утверждением казни, прокуратор «бешеным взором проводил ласточку, опять впорхнувшую на балкон».
Пилат принял решение, хотя и понял, что больше никто не излечит ему головную боль. Но он продолжает мучиться и после того, как первосвященник Каифа сообщил ему, что помилован не Иешуа, а разбойник Вар-раван. Его охватывает необъяснимая тоска, ему кажется, что «он чего-то не договорил с осуждённым, а может быть, чего-то не дослушал». Его мучает «гнев бессилия».
В момент начала казни Пилат щурится, «но не оттого, что солнце жгло ему глаза… Он не хотел почему-то видеть группу осуждённых…» Когда Пилат произнёс, что помилован Вар-раван, «ему показалось, что солнце, зазвенев, лопнуло над ним и залило ему огнём уши».
М.Булгаков всеми возможными средствами показывает моральную победу Иешуа над Понтием Пилатом и жестокость власти, противостоящей нравственности, свободе, добру, даже против своей воли.
Иешуа – герой, потому что преодолел свой страх и остался верен себе. Пилат – не герой, он не одолел свой страх, для него подчинение власти и карьера оказались более важными, чем человеческое чутьё, совесть, сочувствие, симпатия.
