Константин Агунович отзывы: 766 оценок: 171 рейтинг: 957
Марина Георгиевна Козырева, хранитель и заведующая, поморщивается от того, как поданы лагерные письма Льва Николаевича Гумилева. Возлюбленных было, допустим, много, это по примеру отца; «всея Руси искупительный глагол» мамаша коротко отзывалась про увлечения сына - «Очередная Левина крошка», - но тут и сама оказалась вовлечена в отношения, и опять, опять только напортила… Строки писем намеренно размыты, а читаемо резкими оставлены как раз те, что характеризуют Льва Николаевича отнюдь не как всемирной известности ученого, мыслителя и вообще. А как гораздо менее известного, для узкого, что называется, круга, человека ревнивого, вспыльчивого, на язык невоздержанного, прямо истеричного, в самозабвении чувств способного забыть о кое-каких нормах. Так что понятно скрытое недовольство Марины Георгиевны. Часто-густо случающееся презрение к кое-каким нормам, только научным, замечали и критики Льва Николаевича как ученого. Но критика, там, теории этногенеза - это все-таки одно, это наука, это надо. А та любовная история, ничего не породившая, кроме усугубления отношений с матерью, - она мутная вышла и в последствиях малоприятная, она не красит Льва Николаевича. Особенно в присутствии Николая Степановича на противоположной стене. Экспозиция в бывшей спальне теперь так устроена: слева - Лев Николаевич, справа - Николай Степанович. Георгиевской ленточке медали «За победу над Германией» на стене слева соответствует Георгиевский крест Николая Степановича на стене справа. Рисункам с лесоповала, где мотал третий срок сын, - фотоотчет о последней африканской экспедиции отца. По этой логике роману по переписке Льва Николаевича должен соответствовать фильм про отношения Гумилева-отца с Ларисой Рейснер, но какое-то невыгодное сравнение получается… Дело не в том, что возлюбленная сына, некто Наталья Васильевна Варбанец, красавица из Отдела инкунабул Публичной библиотеки, по всему, была той еще штучкой, но не Рейснер. Тут и Гумилев был не Гумилев. Стервенеющий от ревности Львец, который заочно, по переписке из лагеря проходил в одиночестве все круги развития необоюдного романа, от надежды («Ты возобновила отношения, словно достала с полки роман, чтобы перечитать его; это должен быть любимый роман, не так ли») до резкого прозрения («Ты дура, да еще непроходимая, но это неважно»), мог бы воздержаться от некоторых слов, еще более резких, сказанных в дальнейшем, в других письмах или вслух, - все-таки несправедливых слов, клеветы попросту… Слово «б…дь» притом не считается, в ход шли куда более обидные по тем временам определения вроде «стукач».
Изданные Музеем Ахматовой два года назад письма Гумилева к роковой библиотекарше вышли, сопровожденные, как обычно, шереметевским девизом с ворот Фонтанного дома: «Deus conservat omnia» - «Бог сохраняет все». Применительно к этой истории, которую хотелось бы как раз забыть, девиз смотрелся иронично. Гумилев до конца жизни в интервью демонстративно избегал двух тем - про отношения с матерью и как сидел, но что поделать, если это как раз и интересно, про ГУЛАГ и про редкостную суку Ахматову. Два года назад канал «Культура» на основе этой переписки сделал небольшой документальный сериал «Ты сын и ужас мой»; история с Варбанец в нем занимала заметное место. Надо сказать, Лев Николаевич, в отличие от Николая Степановича, повел себя отнюдь не по-гусарски. Хотя всю жизнь стремился - донжуанский список, то-се…
Понятно, что это не важно - семейные дрязги и т.д., - но именно этого хочется публике. А Марине Георгиевне неловко. Куда лучше обращать внимание посетителей на какие-нибудь другие моменты сходства. Например, как Лев Николаевич, пока был худой, был очень похож на папу. А к старости, когда обрюзг, стал вылитая мать. Приятнее вспоминать картавые гумилевские возражения по поводу внешности («У нее говбинка пвиводная, а мне съедоватей нос певебив»), чем ввязываться в длинные разъяснения. Но - публике хочется; в конце концов, ради публики ведь вся эта история с ликвидацией спальни?
С мемориальными квартирами обычно так: есть вещь, принадлежавшая имяреку, - характеризует ли его эта вещь? От Гумилева, допустим, сохранилась масса вещей - сейчас они все собраны в нетронутом кабинете, но если человек не знает, кто такой был Лев Гумилев, то может и не узнать. Музей Ахматовой, чьим филиалом является Музей-квартира Льва Гумилева - первая и последняя его отдельная квартира, где он прожил последние два с половиной года, уже очень больной, - так вот, Музей Ахматовой долгое время бился, как, собственно, с Ахматовой быть. Потому что не осталось вещей. Было помещение во флигеле Фонтанного дома, относительно которого не могли сначала даже решить, что за музей тут делать, Ахматовой или Ахматовой и Пунина. Но Лев Николаевич сказал пару ласковых на каком-то обсуждении родственнице Пунина, и вопрос был решен.
Теперь Музей Ахматовой обзавелся современными экспозициями, аудиовидео, чтобы можно было, во-первых, компенсировать недостаток мемориальных вещей, во-вторых, недостаток информации об Ахматовой. То есть если бы пришел совершенно нулевой посетитель - «Что за Ахматова, кто такая», - можно было бы ему кое-что объяснить. То же с Гумилевым. График пассионарности, безусловно, хорош, но его мало. Пачка «Беломора» на столе с коробком спичек («Зачем вы это курите?» - «Я же его строил!») достоверности прибавляют немного. Нужна куча мелкоформатных мониторов с наушниками, подающих разную информацию о Гумилеве, - ради этого спальню пришлось убрать и по левой стенке коридор очистить. Теперь можно узнать подробнее про Гумилева-сидельца. Транслируются лекции конца 80-х. За гипроком фальшстен сохранились, впрочем, старые обои: «Я рабочих просила не отдирать все, мало ли», - говорит Марина Георгиевна.
Адрес
ул. Коломенская, д. 1/15
Ближайшая станция метро:
Владимирская, Достоевская
Режим работы: *вт–вс 11:00–18:00
Контакты
т. +7 (812) 571–09–52
Где находится музей-квартира Льва Гумилева
Лев Гумилев, который приходится сыном известных на весь мир поэтов прошлого века Николая Гумилева и Анны Ахматовой, знаком широкой публике, прежде всего, как писатель и искусствовед. Кроме того, он долгое время занимался переводом книг с персидского языка. Сейчас в квартире, где работал и жил Лев Гумилев, находится филиал музея Анны Ахматовой. Кстати, решение открыть музей здесь неслучайно: эта квартира была первой не коммунальной.
Со дня смерти Льва Гумилева в квартире мало что изменилось. Так, например, кровать, шкаф и другая мебель остались на своих местах, впрочем, как и личные вещи востоковеда Гумилева. Сотрудники музея уделили максимум внимания даже мелочам: под стеклом рабочего стола лежат монгольские открытки. Кстати, открытки менялись каждый раз, когда Лев
Гумилев приступал к работе над новой книгой. Самыми же ценными в квартире являются библиотека и единственная сохранившаяся фотография Льва Николаевича и его родителей.
Квартира Льва Гумилева совсем небольшая: коридор, кухня (она же столовая), спальня и гостиная (она же кабинет). Большую часть времени Гумилев проводил в кабинете за рабочим столом. Кстати, на нем до сих пор стоит подаренная Ахматовой сыну восточная пепельница. По соседству с книгами можно увидеть старый солдатский котел – память о войне. С ним Лев Николаевич прошел пол Европы. На кухне сохранился стол, за которым сидели друзья Гумилева. В длинном коридоре компактно обосновались книги, которые не уместились в гостиной, а также рабочие записи, очерки и переписка Гумилева. В спальне посетители могут узнать о жизни отца Льва – Николая Гумилева, а также о годах, проведенных в лагерях.
Лев Николаевич Гумилёв за рабочим столом
Музей - квартира Льва Николаевича Гумилёва расположен почти в историческом центре города на улице Коломенской, между улицей Марата и Лиговским проспектом. Этот музей уникален тем, что вся обстановка там - подлинная. Я пришла, как всегда, первой и смогла осмотреть музей до начала встречи, мне даже показали фильм о хозяине квартиры Льве Гумилёве. Фильм печальный и горький, судьба единственного сына Анны Ахматовой была полна страданиями, лишениями, лагерями и тюрьмами, войной, но ничто не могло сломить этого сильного незаурядного человека: в промежутках между отсидками Лев Николаевич смог окончить университет и получить две докторские степени!
В доме Льва Николаевича Гумилева
В Петербурге много адресов, так или иначе связанных с жизнью и деятельностью ученого-энциклопедиста Льва Николаевича Гумилева, но есть одно место, которое особенно притягивает: это Музей-квартира на втором этаже дома № 1/15 по тихой Коломенской улице. В этой двухкомнатной квартире Гумилев прожил последние два года жизни. В гостиной-кабинете ничего не изменилось: на стенах рядом с фотографиями родителей висят картины и составленный им график «Изменения пассионарного напряжения этнической системы», а также коврик, подарок из Баку. До недавнего времени музеем заведовала Марина Георгиевна Козырева, друг семьи Гумилевых.
С.В. Данилин. Портрет Л.Н.Гумилева. 1991
Желание написать о Марине Георгиевне возникло давно. Тогда в день рождения Льва Николаевича я пришла в его квартиру уже не в первый раз, зная, что двери будут открыты для всех желающих и после 18 часов. Предчувствие, что в этот день произойдет что-то особенное, не обмануло. Несколько человек уже сидели за большим столом, и я присоединилась к ним. Мы не были знакомы, но были не случайными гостями. Нас связывала друг с другом память о семье Гумилевых. Кого-то больше интересовал Николай Степанович, а кто-то расспрашивал об Анне Андреевне. Я же пришла ради их сына. Нужно отметить, что Марина Георгиевна знает о Гумилевых все. Ею подготовлена автобусная экскурсия «Николай Гумилев и Таганцевское дело» по местам памяти Николая Гумилева, и лучше, чем она, о Гумилевых не расскажет никто. Когда все разошлись, я сказала Марине Георгиевне, что хочу написать о ней. Она чуть заметно покраснела: «Обо мне? А что обо мне писать?»
Наша первая встреча, о которой Марина Георгиевна не может помнить, состоялась лет десять назад. Тогда я слушательницей курсов «Университет Петербурга» краеведческого центра РОО «Институт Петербурга» впервые переступила порог квартиры Льва Николаевича. Нужно сказать, что его вдова Наталия Викторовна Гумилева (урожд. Симоновская) подарила квартиру городу с целью создания в ней музея, и в 1994 году уехала в Москву. Она коренная москвичка, страдала астмой и плохо переносила наш сырой климат.
Будущие супруги познакомились, имея солидный жизненный опыт, ей было за сорок, ему — за пятьдесят. Он пережил тринадцать лет лагерей, дошел дорогами войны до Берлина. Наталия Викторовна была художником-графиком, автором иллюстраций к 28 книгам. В 1967 году она приехала к нему в Ленинград и поселилась в его маленькой комнате большой коммунальной квартиры в окраинной части города в конце Московского проспекта. Она стала для него всем и, как жены декабристов, полностью посвятила себя мужу.
Интерьер Музея-квартиры Льва Гумилева (Коломенская ул., 1/15)
В подъезд этого дома на Коломенской улице Наталия Викторовна вошла в 1990 году с ордером на осмотр квартиры одна. Лев Николаевич лежал в больнице, здоровье его было подорвано. Их дом на Б.Московской ул., 4, где у них была большая комната и одни соседи, находился рядом, стал нуждаться в срочном капительном ремонте, вызванным строительством новой станции метро. Гумилева в первую в его жизни отдельную квартиру привезли из больницы.
Итак, в квартире Гумилевых нашу небольшую группу встретила Марина Георгиевна. Несмотря на то что в прихожей на вешалке висели пальто и шляпа хозяина, его самого уже давно не было. Мы прошли в большую комнату, служившую хозяевам одновременно гостиной и кабинетом, и разместились. Кто-то устроился вокруг стола и на мягком диване, кто-то на легких табуретах, приготовленных специально для посетителей, а я села в кожаное кресло, и первый раз в жизни, находясь в музее, подумала: «Вот мы и пришли в гости к Льву Николаевичу».
Обстановка была домашняя. Марина Георгиевна рассказывала о Льве Николаевиче и Наталье Викторовне (1920-2004), об их любимце дворняге по кличке Алтын. по характеру он был очень независимым псом и сам выбирал маршруты своих прогулок. Показывала она документы, рассказывала историю некоторых семейных реликвий, фотографий, делилась своими проблемами. Музей тогда существовал на общественных началах. Наталья Викторовна присылала из Москвы деньги на оплату по коммунальным счетам, а верный друг Марина Георгиевна обивала пороги учреждений, пытаясь воплотить ее мечту и официально зарегистрировать музей. Напомним, это было в середине 1990-х годов. Меня поразила сила характера это хрупкой женщины. Мы заглянули в спальню и на кухню. Внутренне убранство квартиры ничем не отличалось от наших квартир и квартир наших родителей. Скромная мебель, старинная вперемежку с советской, теперь ее уже нельзя назвать современной, дефицитные в свое время книжные полки, заставленные книгами. Обычная обстановка дома семьи научного сотрудника.
Потом я бывала в этой квартире еще несколько раз, но однажды Марины Георгиевны не оказалось. Нас по-доброму встретили, но тем не менее возникло чувство огорчения и неловкости. Подобное чувство возникало раньше, когда телефонов не было. Отправившись к кому-нибудь из знакомых узнать о жизни, делах и здоровье и не застав хозяев дома, приходилось оставлять записку. Дескать, были, хотелось бы встретиться, у нас все в порядке, а как у вас?
За прошедшие годы здесь многое изменилось. Музей-квартира Льва Николаевича в 2004 году стал филиалом Музея Анны Ахматовой в Фонтанном Доме. Научные сотрудники привнесли музейное решение, и в бывшей спальне теперь проходят временные выставки. Экспонаты размещены с использованием современного оборудования. В прихожей с большого экрана монитора звучит голос Льва Николаевича. Он теперь продолжает беседовать с экскурсантами-гостями, как делал более двадцати лет назад при записи этих программ для телезрителей. В музее проходят вечера-презентации на разные темы, вечера памяти Наталии Викторовны и Льва Николаевича. Марина Георгиевна — душа этих вечеров, а еще при ее непосредственном участии были составлены и изданы «Воспоминания о Л.Н.Гумилеве», сборник литературного наследия Льва Николаевича и его переписка с матерью, опубликованная в журнале «Звезда» (2007/8) «Милая, дорогая мамочка… — дорогой мой сынок Левушка…» (1950).
В книге отзывов трогательные послания со словами благодарности, оставленные посетителями из Татарстана и Республики Саха (Якутия), Кореи и Японии, Казахстана, Крыма и Бурятии, а также из Москвы, Львова, Н. Новгорода, Ханты-Мансийска, Норильска, где он отбывал срок, и из других мест. Жаль, пока не осуществилась мечта Марины Георгиевны об освобождении соседней маленькой квартиры под нужды музея.
Нужно сказать, что музейщиком Марина Георгиевна стала не случайно потому, что она — преданный семье Гумилевых человек. Она кандидат географических наук и известный краевед, с 1983 года внештатный сотрудник Музея истории города. Раньше она занималась XIX веком.
Козырева продолжает изучать историю семьи знаменитого геодезиста и картографа Ф.Ф. Шуберта — создателя одного из самых подробных планов Петербурга XIX века. Она один из авторов сборников «Улицы рассказывают» и «Немцы в России: на перекрестке культур» // Академик Ф.И.Шуберт в Петербурге: новые материалы». Последняя ее публикация была в журнале «История Петербурга» (2011/6) — статья «И никогда не будет мной забыт огромный дом…» (Васильевский остров, 6-я линия, 17). Васильевский остров — особая любовь Марины Георгиевны. Известный радиожурналист В.М. Бузинов, автор книги «Десять прогулок по Васильевскому», посвятил ей несколько строк, полных благодарности и внимания к деятельности историко-краеведческого клуба «Васильевский остров», который возглавляет М.Г. Козырева.
— Марина Георгиевна расскажите, пожалуйста, когда вы познакомились с Львом Николаевичем.
— Нас познакомил мой будущий муж. Я была студенткой, мы встретились в экспедиции в Казахстане, нас сблизили стихи Николая Гумилева, которые оба любили. По возвращении в город мы шли как-то по коридору Главного здания ЛГУ, и он вдруг спросил, не хочу ли я познакомиться с Львом Николаевичем Гумилевым. Я тут же сопоставила фамилию с отчеством и сказала, что хочу. Лев Николаевич шел нам навстречу и мы познакомились. В разговоре речь зашла о том, что я занимаюсь немецким языком, и Лев Николаевич спросил, не смогу ли я помочь ему перевести с немецкого книгу о древних верованиях монголов. Раз пообещала, я сделала, но переводить мне было совсем не интересно. Когда я принесла показать, что у меня получилось, Лев Николаевич стал так интересно и увлеченно рассказывать, что над второй частью перевода я работала уже с большим удовольствием. У него был удивительный дар рассказчика, он также захватывающе интересно и образно читал свои лекции. Лев Николаевич считал, что историю преподают неправильно. Нельзя изучать один народ отдельно от другого или заучивать даты. Для него история — это ларец с разноцветными клубками ниток, если начать их постепенно доставать и вплетать одну нитку в другую, то получается красивый узор.
— А теперь подробней о себе, своих родителях и муже…
— Мои родители — ученые и учились в нашем университете. Мама — Полевая Наталия Иосифовна, геолог-геохимик, доктор наук и мать-героиня (5 детей). Я пошла по маминым стопам, закончила геологический факультет. Отец (отчим) — Мурин Андрей Николаевич, радиохимик, доктор наук, профессор, заслуженный деятель науки, был деканом химфака и до последних лет жизни — заведующим кафедрой радиохимии в Университете.
Муж — Козырев Александр Николаевич, также окончил наш университет, астрофизик, кандидат наук, работал в университете и в Физико-техническом институте им.А.И.Иоффе. В годы перестройки увлекся социологией и активно участвовал в Народном фронте. А Льва Николаевича он хорошо знал, так как его отец — известный астрофизик Николай Александрович Козырев — сидел вместе с Гумилевым в Норильске. Лев Николаевич часто приходил в квартиру (в которой мы и сейчас живем) к его отцу, и он нередко присутствовал при беседах отца с Гумилевым.
— Вы были коллегами, как вам работалось с ним?
— Мы со Львом Николаевичем не были коллегами, мы просто работали в одном институте. Но я бывала у него дома до того, как перешла из Горного института в Научно-исследовательский географо-экономический институт ЛГУ, когда там открыли лабораторию определения возраста радиоуглеродном методом, и это как раз по моей геохимической специальности. И мы часто встречались и в институте, и у него дома. А когда он женился, то мы с Наталией Викторовной подружились, тем более, что мы обе — Водолеи.
— Каким он был преподавателем, экзаменатором, как относился к студентам?
— К студентам он относился по-доброму и с пониманием. Никогда не «валил» на зачетах и экзаменах, мог иногда слегка поиздеваться над лентяем, но потом все равно ставил зачет или оценку. И очень ценил любознательных и интересующихся его предметом.
—- На ваш взгляд, что он ценил в людях?
— Одержимость наукой и широту знаний.
— Сейчас, когда музей находится под опекой, вы спокойны за его будущее?
— Нет.
— Кто наиболее частые посетители музея? Какая встреча для вас стала наиболее памятной?
— Трудно выделить: студенты, пенсионеры, люди, знавшие Льва Николаевича или слушавшие его лекции, и люди, узнавшие Гумилева по его книгам. Приятно, что приходят студенты (то есть молодежь) с пониманием того, куда и зачем они пришли
— Что вас заботит, что беспокоит в настоящее время?
— Будущее музея.
— Ваши планы?
— Пока главное — достойно провести 100-летие со дня рож-дения Льва Николаевича.
— Что бы вы пожелали читателям?
В заключение хочется сказать несколько слов об одном событии — новинке этого театрального сезона — спектакле «Зачем было столько лгать?» Маленького театра Фонтанного дома. В основе спектакля лежит ранее опубликованная переписка Льва Николаевича с матерью и любимой женщиной, фрагменты из дневников. Постановка режиссера Л.Артёмовой, в ролях актеры двух составов Т.Колесникова, Е.Мигунова, А.Смирнова, Д.Белькин и А.Чередник. Особенное впечатление производил этот спектакль в интерьерах гостиной квартиры на Коломенской. Драматическая история любви и сложность человеческих взаимоотношений в контексте реальных событий советской действительности начала 1950-х годов. Он страстно полюбил, а она не отвечала взаимностью, но и не отвергала его. Он обожал свою, жившую поэзией растерянную мать, а она заботливо присылала посылку с необходимыми ему книгами, но без единой строчки для него. Любимые им женщины страдали на свободе, боясь сделать неверный шаг, а он мучился непониманием в неволе. Страшное время, калечившее тонкие ранимые души, передано с удивительной достоверностью.
Альмира Тагирджанова journal.spbu.ru ›?p=8447
Теория этногенеза Льва Николаевича Гумилева выглядит одной из наиболее убедительных концепций исторического процесса. Гумилевский термин «пассионарность» стало модным цитировать по поводу и без повода, причем бросается в глаза, что большинство «толкователей» толком не знакомы с работами Льва Николаевича (на этом фоне и появляются верноподданнические рассуждения типа: «пассионарии Москвы - от Юрия Долгорукого до Юрия Лужкова»).
Итак, вкратце - у теории Гумилева имеются несколько аспектов: пассионарность; понятие этноса; его периоды развития; системность и антисистемность. Для нашей темы важно следующее.
Согласно историку (и в этом он солидарен со Шпенглером и Данилевским) народ есть органическое явление, которое проходит определенные периоды жизни - «фазы»: подьем, акматическая фаза, надлом, инерционная фаза, обскурация. Причем эти фазы (как и само возникновение этноса) непосредственно связаны с состоянием пассионарности (уровнем энергетики) его членов.
В фазе подъема пассионарность растет, в фазе акматики она достигает высшего накала. Происходит «перегрев системы» - борьба честолюбий, и этнос вступает в состояние надлома (резкого снижения энергетики).
В инерционной фазе (если посчастливится в нее войти, минуя депопуляцию) снижение пассионарности затормаживается и этнос живет накопленными богатствами и традициями. Этот период особенно благоприятен для «собирания плодов земных» - золотая осень цивилизации. Ярким примером здесь является Западный мир 18 - 20 веков.
Наконец, обскурация - новое резкое понижение пассионарности, мучительное падение этноса.
Надо добавить, что (по Гумилеву) имеются три категории людей: пассионарии, гармоничные особи, субпассионарии. У пассионариев энергетика избыточна. Причем это не имеет отношения к морали, идеологии, даже к таланту, есть лишь градации пассионарности-энергетики. В любом случае, пассионарий совершает поступки, выходящие за грань биологического инстинкта самосохранения. Пассионарийможет быть воином, политиком, ученым, художником, писателем, террористом, просто неудачником (как герои Шукшина - «чудики»).
У гармоничного человека пассионарность и биологический инстинкт уравновешивают друг друга. Такой индивид (если есть соответствующий талант и школа) в хороших условиях стать даже отличным художником, композитором и т.д. При одном условии - если за это платят. Если нет - он займется каким либо другим делом, пусть менее творческим, зато более прибыльным (посокрушавшись, конечно).
Субпассионарийже ни на что полезное не способен. Биологические импульсы - первичные реакции (похоть, злоба, лень) намного превосходят энергетику. Типичные субпассионарии - бродяги, наемники, проститутки. Хотя, разумеется, они могут проявлять свои таланты и в иных сферах. Современную эпоху, кстати, характеризует накопление таких типов в верхах общества, как в России, так и на Западе. Видимо, вызревает переход к новой фазе развития.
Гумилев приводит массу примеров истории этносов и суперэтносов (цивилизаций). Вот как это выглядит относительно западного мира.
В 9 веке нашей эры пассионарный толчок затронул территорию Франции и Германии («феодальная революция»). После веков безвременья и варварских королевств родилась новая, рыцарская Европа. В эпоху подъема пассионарности она отстояла себя от атак викингов, арабов и венгров, покрылась романскими замками и готическими соборами, выплеснулась от переизбытка сил крестовыми походами.
В акматической фазе мы видим борьбу гвельфов и гибеллинов в Священной римской империи германской нации, Столетнюю войну Англии и Франции, борьбу королей с феодалами.
В фазе надлома происходят Реформация, религиозные войны, Тридцатилетняя война 17 века, с разгулом субпассионарного бандитизма.
