Меню статьи:
В “Слове о полку Игореве” не так уж много женских образов, поэтому на общем фоне повествования они заметно бросаются в глаза читателю. Один из таких – образ Ефросиньи Ярославны. Это реально существующий исторический персонаж, но стоит отметить, что в тексте ее описание и характеристика не полностью соответствуют реальности. Автор «Слова» трансформирует ее образ, придает дополнительных характеристик, такой процесс связан с особенностями песнопения в то время.
Основной момент раскрытия образа Ярославны (в тексте она названа исключительно по отчеству) приходится на временной промежуток знаменуемый поражением войск князя Игоря, ее мужа. После известий о трагедии, женщина выходит на стены города и оглашает плач. Эта часть текста более известна под названием «Плач Ярославны».
Языческие элементы
Следует отметить, что, несмотря на то, что на момент написания текста «Слова» христианство уже было широко распространено между славянами, плач Ярославны, фактически лишен каких-либо символов или образов связанных с этой религией. Напротив, множество языческих вкраплений составляют основу ее речи.
Вначале определимся с понятием «плач». Само слово связано с глаголом «плакать» и означает горестную речь со слезами за кем-либо. Такие плачи были обычным явлением во время похоронных процессий. Действие это – не детище современности. Своими корнями эта традиция уходит в языческое прошлое народа.
Плач Ярославны недалеко отходит от этой традиции. На первый взгляд, это кажется странным, ведь князь Игорь, ее муж попал в плен, но его никто не лишал жизни. Однако следует учесть, что образ Ярославны – собирательный. Это значит, что автор показывает нам не конкретного человека, а образ, наделенный общепринятыми чертами характера идеала женщины того времени, поэтому устами Ярославны глаголит не только княгиня, но и фактически любая русская женщина, ждущая с похода своего мужа.
Символы-образы плача Ярославны
Текст «Слова» практически лишен художественных троп, поэтому производить анализ необходимо, в первую очередь, взирая на образы-символы.
Я кукушкою печальной
По Дунаю полечу,
И в реке Каяле дальней
Я рукав свой омочу.
Так начинается речь княгини. В первых же строках мы встречаемся с таким символом, как кукушка. В мифологии древних славян этой птице уделялось не последнее место. Для них она была в первую очередь, прорицательницей. Предсказывать кукушка могла как радостные, так и горестные моменты. Присутствующий эпитет «печальной» указывает нам на трагичность события, автор выбрал образ этой птицы не зря – надежда на положительный исход еще есть, но необходимо взирать на то, что самого эпитета в тексте оригинала нет, переводчик употребил его, чтобы передать настрой, диктуемый автором.
Важным моментом является тот факт, что у кукушки нет мужа (предания называют разную причину). Как видим, автор с первых строк показывает нам двойственный характер этого персонажа: муж Ярославны жив, а мужья многих русских жен умерли, их любимые остались «кукушками» – вдовами.
Следующий, к кому обращается Ярославна – ветер:
Ветер, ветер в чистом поле,
Быстролетный, милый друг,
По неволе иль по воле
Веешь сильно так вокруг?
Бог ветра Стрибог был одним из самых важный богов в пантеоне древних славян. Его культ сохранялся необычайно долго. Славяне безоговорочно считали его единственным правителем воздушного пространства и властителем над всеми птицами.
Эпитет «быстролетный», в оригинале также отсутствует, это авторская интерпретация функций божества – в то время переместиться самому или передать какую-либо информацию на значительное расстояние было затруднительным действием, а ветер мог сделать это быстро, к тому же минуя все преграды.
Следующий образ – река:
Славный Днепр мой! Ты в просторы
Волны быстрые промчал…
Этот символ носит в себе тоже двойственный принцип. С одной стороны, река – источник еды (рыба) и воды, а значит жизни. С другой стороны, это довольно коварная стихия – неудачи во время плавания, паводки могут стать причиной гибели. Усиливает символику смерти присутствующая традиция у некоторых древнеславянских племен устраивать погребальные кострища на берегу реки. Таким образом, автор вновь-таки подчеркивает тонкую границу между жизнью и смертью.
Последний образ, который можно увидеть в плаче – это Солнце.
Солнце, солнце золотое, В небе ярко ты горишь, Солнце красное, родное, Всем тепло и свет даришь.
Такое обращение имеет в своей основе не только небесное светило, но и языческого бога. Дажьбог (бог солнца) был наделен двумя функциями. Первая заключалась в том, чтобы быть источником света, без которого не могла бы существовать жизнь. Вторая коренилась в представлениях древних славян о происхождении княжеских родов. Исходя из верований, можно сделать вывод, что в обществе образ солнца был источником княжеской власти, но говорить о том, что под образом солнца скрывается образ князя Игоря нельзя. Риторический вопрос (в оригинале: «Чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладе вои?»), следуемый далее, подтверждает, этот факт.
Другие тропы и стилистические фигуры, присутствующие в тексте
На втором месте, после образов-символов, по частоте употребления находятся риторические обращения и вопросы. Ярославна вопросы задает ветру и солнцу. И в первом, и во втором случае вопрос содержит некий упрек, который противопоставляется достижениям или могуществу божеству-стихии.
Ярославна говорит ветру (в оригинале): «Чему мычеши хиновьскыя стрелкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вои?». В дословном переводе это означает: почему мечешь ты на своих крыльях стрелы хана, на воинов моего мужа? (упрек действия). В противопоставление этому женщина восклицает: «горе под облакы веяти, лелеючи корабли на сине море» (ты под облаками веешь, лелеешь корабли на синем море).
По отношению к солнцу, которое всем дарит тепло, княгиня восклицает: «Зачем, владыко, простерло ты горячие свои лучи на воинов моего лады?
В поле безводном жаждою им луки скрутило, горем им колчаны заткнуло?»
Единственный, к кому обращается Ярославна с просьбой – это Днепр. «Прилелей же, господин, моего милого ко мне» – говорит она.
Ко всем божествам женщина обращается, употребляя распространенное обращение: «О Днепр Словутич!», «О ветер, ветрило», «Светлое и трижды светлое солнце». Присутствуют в тексте и нераспространенные формы обращений: «господин», «владыко», они выполняют экспрессивную функцию.
В небольшом количестве присутствуют в тексте и другие тропы.
С помощью эпитетов («легких», «синем», «горячие», «безводном») подчеркивается либо могущество владыки-стихии, либо трагичность произошедшего.
Усиливают экспрессию метафоры: «мое веселье по ковылю развеял» – принес огорчения; «простерло ты горячие свои лучи на воинов моего лады» – указывает на жару и зной; «горем им колчаны заткнуло» – обозначает степень уныния.
Таким образом, плач Ярославны – это не только личное выражение скорби княгини, это плач по всем воинам, которых постигла неудача в землях половецких. Наличие языческой символики, широкая система обращений, риторических вопросов, употребление эпитетов и метафор частично приближают речь княгини к молитве, в которой смешалось личное и общественное, просьбы о благополучном завершении похода и восхваление силы и могущества стихий.
«Плач Ярославны» из «Слова о полку Игореве»: анализ
4 (80%) 4 votes
https://pandia.ru/text/78/206/images/image002_140.gif" width="656" height="1029 src=">МОУ «Сугутская средняя общеобразовательная школа»
Батыревского района
«Плач Ярославны в переводах А. Майкова и Н. Заболоцкого.»
(По «Слову о полку Игореве»).
Работа ученицы 10а класса Сугутской СОШ Юсуповой Алсу
Руководитель
Подсекция Филология
С. Сугуты 2005
Там, в земле незнаемой, поутру.
Раным – рано ласточкой щебечет:
По Дунаю Ласточкой помчусь я, омочу бебрян рукав в Каяле,
Оботру кровавы раны князю
Цель : сравнить различные переложения «Плача Ярославны» русскими поэтами Майковым и Заболоцким.
Тезисы:
Не время ли прислушаться к мудрому совету автора «Слова…»? Любовь к родине вдохновляла автора «Слова о полку Игореве». Один и тот же текст в разных исторических условиях дает возможность собственной интерпретации. У А. Майкова Ярославна сравнивается с ласточкой, а у Н. Заболоцкого - с кукушкой. Наши мысли обладают огромной энергетикой и способны воздействовать на окружающий нас мир. «Ты- Наташа, ты и Лиза, и Татьяна – ты!
Обращение к литературе Древней Руси может показаться несвоевременным. Но это только на первый взгляд. Может ли перестать быть актуальным «Слова о полку Игореве», зовущее к единению всех народов против общего врага? Устарело ли «золотое слово» Святослава? Сейчас, когда некоторые республики торопятся выйти из состава России, не время ли прислушаться к мудрому совету автора «Слова…»? Сейчас как никогда всем нам, людям всех стран, всех национальностей необходимо объединиться против общей опасности – международного терроризма, чтобы не было больше горьких слез Беслана, Москвы, Нью - Йорка…
Я хочу, чтобы женщины нашей планеты Земля никогда не оплакивали своих погибших мужей, братьев, детей.
Над широким берегом Дуная
Над великой Галицкой землей
«Обернусь я, бедная, кукушкой ,
По Дунаю – речке полечу
И рукав с бобровую опушкой,
Наклоняясь, в Каяле омочу.
Улетят, развеются туманы,
Прикроет очи Игорь – князь,
И утру кровавые я раны,
Над могучим телом наклоняясь»
Ярославна – «кукушка»! У Н. Заболоцкого «в плаче Ярославны» тоже и мольба о помощи, и тоска о милом сердцу человеке. По глубине чувства, по задушевности и мелодичности монолог ничем не уступает «плачу Ярославны» А. Майкова. Но почему же кукушка?
Кукушки – угрюмые отшельники, путешествуют по одиночке и втихомолку. Они и осенью улетают от нас молчком и в одиночку: семьи у них нет, каждый кукушонок вырос в чужом гнезде и ни приемными, ни настоящими родителями не интересуются. Кукушка более эгоистична, чем ласточка. « Ку – ку, ку – ку» - оказывается, это не плач беспризорной бездетной матери. Это самец с самкой перекликается и ей помогает в ее темном деле: самка – кукушка, выбрасывает из гнезда других птиц яички, а подкладывает одно свое. Скверная мать кукушка. Возмутительная! Правда? И вот с такой птицей сравнивает Н. Заболоцкий Ярославну.
Она плачет не о муже, который попал в плен, а о себе – о том, что лишилась общества такого прекрасного человека. Она думает о том, как же теперь она будет жить без него тут, на Земле. Она печалиться о своем одиночестве, как мать, похоронившая единственного сына, и навещающая ежедневно его могилу, Ярославна плачет не о нем, а оплакивает саму себя.
«На кого ты меня покинул? Зачем оставил меня одну?».
Рыдающий голос женщины, как бы преодолевая пространство, долетает до мужа. В ответ на мольбу Ярославны «проснулось море в полночь, закрутились смерчи на море»: Игорь бежал из плена. На мой взгляд, своими мыслями можно воздействовать на окружающий мир. Жизнь человека зависит не только от его поступков, но и от его мыслей. Каждая мысль обладает собственной энергией – либо положительной, либо отрицательной. От любого человека, от каждого из нас постоянно исходит какое – нибудь мощное излучение – это наши мысли, которые обладают огромной энергией и способны воздействовать на окружающий нас мир. Мысли в слух Ярославны помогли «милому ладе» бежать из плена. В подтверждение своей позиции я привожу книгу «Любовь и жизнь», которая учит тому, как правильно построить свою жизнь.
Но неоспоримо то, что и у Майкова, и у Заболоцкого Ярославна – символ женской верности, жена воина, она хранительница вечных идеалов верности и любви. Кроме того, я считаю, что Ярославна – сама Русь, сильная и дружная, величественный образ ее, именно ее, любимую Русскую землю призывает «не разорять» в своем произведении автор. Но все же мне ближе Ярославна, в переводе А. Майкова, Ярославна – «ласточка», нежная, простая, хранительница очага и семейного счастья.
О силе поэтического образа Ярославны, созданного поэтом в стародавние времена, но вечно живого, воплощающего в себе образ русской женщины, пишет в своем стихотворении «Певцу «Слова» Валерий Брюсов:
Стародавней Ярославне тихий ропот струн
Лик твой древней, лик твой светлый, как и прежде, юн
Иль певец безвестный, мудрый, тот, кто Слово спел,
Все мечты веков грядущих тайно подсмотрел?
Или русских женщин лики все в тебе слиты?
Ты – Наташа, ты – и Лиза, и Татьяна – ты!
На стене ты плачешь утром…Как светла тоска!
И, крутясь уносит слезы песен. Певца – в века!
1) Больше активизировать внимание детей на поиск нового, внепрограммного материала по литературе Древней Руси.
2) Подготовить работу к изданию брошюрой для использования всеми учителями литературы района при изучении древнерусской литературы .
3) Изучать фольклор и Древнерусскую Литературу для совершенного знания свойств русского языка.
Литература
1. Гарифзянов и жизнь. – Москва. – 2003.
2. Журнал «Литература в школе». – М.: «Просвещение»,1990г.-№3.
3. Журнал «Литература в школе». – Москва «Просвещение»,1995г. -№3
4. Слово о полку Игореве. – Москва.- 2000г
5. . Русская литература 1 половина XIX века. – Санкт – Петербург. – «Паритет». 2001г.
6. . Родные поэты. – Москва. 1997г.
Плач Ярославны считается одним из самых поэтических мотивов «Слова». На городском забрале, на стене, в Путивле (недалеко от Курска) Ярославна рано плачет: она обращается к ветру, к Днепру-Словутичу, к светлому, тресветлому солнцу. Ветер развеял ее радость по ковылию, Днепр может только нести ее слезы до моря, а солнце в поле безводном русичам жаждою луки стянуло (они бессильны натянуть лук), горем им тулы со стрелами заткнуло.
Бегство Игоря из плена
В ответ на плач Ярославны силы природы словно помогают Игорю бежать из плена. Игорь дожидается условного свиста верного человека, который ждет его с конем за рекой, а затем уходит по степи, скрываясь и охотой добывая себе пищу, перебираясь по струям Донца. Автору «Слова» припоминается песня о безвременной смерти юноши князя Ростислава, брата Владимира Мономаха (событие, случившееся за 100 лет до похода Игоря). Юноша утонул в окаянной реке. А река Донец помогла Игорю. По следу Игоря едут половецкие ханы Гзак и Кончак и примиряются с бегством Игоря. Быстро переносит автор «Слова о полку Игореве» своего героя из степей в Киев, на радость странам-городам. «Игорь едет по Боричеву к святей Богородице Пирогощей (храм, находившийся в Киеве на Подоле)». Заключительным словом к князьям, возможно, ещё пленным, и к погибшей дружине заканчивается «Слово о полку Игореве».
Композиция «слова..». «Слово» начинается обширным вступлением, в котором автор вспоминает старинного певца «слав» Бояна, мудрого и искусного, но тем не менее заявляет, что он не будет в своем произведении следовать этой традиции, он поведет свою «песнь» «по былинамь сего времени, а не по замышлению Бояню».
Определив хронологический диапазон своего повествования («от стараго Владимера до нынешняго Игоря»), автор рассказывает о дерзком замысле Игоря «навести» свои полки на Половецкую землю, «испити шеломомь Дону». Он как бы «примеряет» к своей теме поэтическую манеру Бояна («Не буря соколы занесе чресъ поля широкая - галици стады бежать къ Дону Великому» или: «Комони ржуть за Сулою - звенить слава въ Кыеве») .
В радостных тонах рисует автор встречу Игоря и Буй Тура Всеволода, восторженно характеризует удалых «кметей» (воинов) курян. Тем резче контраст с последующим рассказом о грозных знамениях, которыми отмечено начало Игорева похода и которые предвещают его трагический исход: это и солнечное затмение, и необычные зловещие звуки в ночной тишине («нощь стонущи ему грозою птичь убуди»), и тревожное поведение зверей, и «клик» Дива. И хотя далее описывается первая победа, принесшая русским князьям богатые трофеи, автор вновь возвращается к теме грозных предзнаменований грядущего поражения («кровавыя зори светъ поведаютъ, чръныя тучя съ моря идутъ...»).
Рассказ о второй, роковой для Игоря битве прерывается авторским отступлением - воспоминанием о временах Олега Святославича. Этот исторический экскурс поднимает тему, к которой потом еще не раз вернется автор «Слова» - тему губительных междоусобиц, из-за которых гибнет благоденствие всех русичей («Даждьбожа внука»). Но те кровавые битвы прошлых времен не могут сравниться с битвой Игоря против окруживших его половецких полков: «съ зараниа до вечера, съ вечера до света летятъ стрелы каленыя, гримлютъ сабли о шеломы...». И хотя битва происходит в далекой половецкой степи - «в поле незнаемом», но последствия поражения Игоря скажутся на Руси - «тугою (горем) взыдоша по Руской земли». Сама природа скорбит о поражении Игоря: «ничить трава жалощами, а древо с тугою къ земли преклонилось».
И снова, оставив на время рассказ об Игоре, автор «Слова» повествует о бедах всей Русской земли, говорит о том, что в них повинны сами русские князья, которые начали на себя «крамолу ковати». Только в объединении всех русских сил против кочевников - залог победы, и пример тому - поражение, которое нанес половцам Святослав Киевский, когда половецкий хан Кобяк был взят в плен и «пал» «въ гриднице Святъславли».
Далее в «Слове» повествуется о вещем сне Святослава, предрекающем ему горе и смерть. Бояре истолковывают сон: недобрые предзнаменования уже сбылись, «два солнца померкоста» - Игорь и Всеволод потерпели поражение и оказались в плену. Святослав обращается к своим «сыновцам» с «золотым словом, со слезами смешанным»; он упрекает их за нерасчетливые поиски славы, за несвоевременный поход, сетует на княжеское «непособие».
Автор «Слова», как бы продолжая мысль Святослава, обращается к наиболее влиятельным из русских князей, прославляет их доблесть и могущество, призывает вступиться «за обиду сего времени», «за раны Игоревы». Но время славных побед для многих их них уже в прошлом, и причина тому - междоусобные войны, «крамолы». «Склоните свои знамена (или иначе: не вздымайте стягов, готовясь в поход), спрячьте свои притупленные мечи, так как вы уже лишились славы своих дедов», - этим призывом завершаются обращения к русским князьям. И как раньше автор вспоминал о временах Олега Святославича, теперь он обращается к времени другого столь же воинственного князя - Всеслава Полоцкого. Он также не добился победы, несмотря на временные успехи («дотчеся» злата стола киевского, «отвори врата Новуграду», «разшибе славу Ярославу») и даже на какие-то сверхъестественные качества (он способен к быстрому передвижению, у него «веща душа»).
Затем «Слово» вновь обращается к судьбе Игоря. В Путивле Ярославна молит силы природы помочь ее мужу, вызволить его из плена. Характерно, что и в этом лирическом плаче, построенном по образцу народного причитания, звучат свойственные всему памятнику общественные мотивы: Ярославна печется не только о супруге, но и о его «воях», она вспоминает о славных походах Святослава Киевского на хана Кобяка. Плач Ярославны тесно связан с последующим рассказом о побеге Игоря из плена. Природа помогает Игорю: дружески беседует с князем река Донец, вороны, галки и сороки замолкают, чтобы не выдать преследователям местонахождения беглецов, указывают им путь дятлы, радуют песнями соловьи.
Спор ханов Кончака и Гзы о том, как поступить им с плененным сыном Игоря Владимиром, продолжает этот насыщенный символами, взятыми из мира живой природы, рассказ о бегстве князя: Игорь летит «соколом» на родину, а ханы решают судьбу «соколича». Примечательно, что здесь, как и в других местах памятника, сочетаются два типа метафор - воинских символов («сокол» - удалой воин) и символов фольклорных, в данном случае - восходящих к символике свадебных песен, где жених - «сокол», а невеста - «красная девушка», «лебедушка» .
Автор «Слова» беспрестанно «свивает славы обаполы сего времени», т. е., говоря о настоящем, вспоминает о прошлом, ищет там поучительные примеры, отыскивает аналогии. Он вспоминает то Владимира Мономаха, то Олега Святославича, то Всеслава Полоцкого. В этом же ряду находится, видимо, и фраза, смысл которой до сих пор вызывает разногласия: «Рекъ Боянъ и Ходына Святъславля, песнотворца стараго времени Ярославля: «Ольгова коганя хоти! Тяжко ти головы кроме плечю, зло ти телу кроме головы», - Рускои земли безъ Игоря». Исследователи изменили написание первого издания, где читалось: «Рек Боян и ходы на Святъславля пестворца стараго времени Ярославля...», полагая, что здесь названы два певца - Боян и Ходына. Тогда фразу эту можно перевести так: «Сказал Боян и Ходына Святославовы, песнотворцы старого времени Ярославова: «Жена Олега когана!..» Грамматическое обоснование этой конъектуры (впервые предложенной еще в XIX в. И. Забелиным) получило недавно и косвенное подтверждение историко-культурного характера. Есть все основания считать, что Боян был певцом скальдического типа (речь идет не о его национальности, а о художественной манере; присутствие при дворе Ярослава норвежских скальдов (певцов-поэтов) - исторический факт). А для певцов скальдического типа было характерно исполнение песен или саг вдвоем: один певец доканчивает фразу, начатую другим. Если приведенное выше толкование фразы верно и здесь перед нами два певца - Боян и Ходына, то это еще один пример, когда автор «Слова» ищет аналогии в прошлом, вспоминая какую-то «припевку» Бояна и Ходыны, обращенную (как думали В. Н. Перетц и А. В. Соловьев) к жене князя Олега Святославича.
Эпилог «Слова» праздничен и торжествен: вернувшийся на Русь Игорь приезжает в Киев, к великому Святославу; «страны рады, гради весели». Здравицей в честь князя и заканчивается «Слово».
О созидательной силе любви писали многие. Дмитрий Левчик, предлагая свою версию создания «Слова о полку Игореве», утверждает, что боль и ревность в неменьшей степени способны породить великое произведение, а необъяснимые «проколы» и недочеты знаменитой поэмы становятся закономерными, если ее написала… женщина.
«Слово о полку Игореве» – произведение-загадка. Найденная Мусиным-Пушкиным поэма была подготовлена к печати, но её подлинник сгорел во время пожара Москвы 1812 года. Потому историки спорят и о подлинности «Слова» (есть версия, что это – подделка XVIII века), и о времени его написания (XII, XIII или XVI век), и об авторстве, и о количестве языков и диалектов, на котором было написано «Слово» (например, есть версия о русско-половецком написании поэмы). И все авторы находят аргументы в пользу своей версии.
Мне представляется, что все более-менее правы просто потому, что поэму неоднократно дописывали, и от первоначального варианта XII века в ней мало что осталось. Естественно, будучи любителем русской истории и словесности, я не смог удержаться от соблазна изложить и свою версию. Хотя бы о том, кто автор этой поэмы.
1.
И здесь я вынужден задать несколько вопросов. В первую очередь самому себе.
Как герой поэмы князь Игорь дошёл до половцев? Пешком? Ну, очевидно, нет. Скорее всего, верхом, на конях. Как обычно и передвигались по степи. Но обратите внимание на то, что в тексте «Слова» почти нет русских коней и конницы. Точнее – нет развёрнутого их описания. Есть упоминания о сёдлах и стременах. Почти нет описания упряжи, сбруи, конного боя. Нет упоминания о шпорах, например. А они известны на Руси с XI века и были массовым атрибутом русского всадника спустя всего двадцать лет после описываемого в поэме события, в начале XIII века. Неужели передовая по временам XII века дружина Игоря не обладала этим инвентарём? Очень даже обладала! В ГИМе эти шпоры выставлены! И по какой-то случайности именно на стенде, посвящённом «Слову о полку Игореве».
Кстати, без шпор на Руси ездили только женщины. Запомним это и продолжим исследование.
А как ведёт бой дружина Игоря? В поэме очень странно изложена тактика боя с половцами. Вспомним известнейшую строку «Слова»: «Русичи великая поля чрьлеными щиты прегородиша, ищучи себе чти, а князю – славы».
Она трактуется однозначно: русичи встали щит к щиту сомкнутым строем, «перегородили поле красными щитами, ищущи себе чести, а князю славы». То есть они сражались в пешем строю. То есть дошли всё-таки до половцев пешком?
Может быть, Игорь шёл не на конях, а, например, на ладьях. Он просто спускался вниз по «Дону Великому», то есть по Северскому Донцу. Что весьма логично для Новгород-Северского князя. Потому коней было мало. Возможно, только у двух князей. По степи поход Игоря моментально бы был услышан. Разведка половцев сообразила бы, что идёт небольшой отряд, и половцы бы приняли необходимые меры для обороны. Может быть, автор «Слова» просто не представляет себе, насколько хорошо разносится звук в степи и как хорошо с любого возвышения можно видеть передвижения массы людей? Что-то здесь не так. Ведь половцы явно прошляпили первый удар Игоря. Вывод – удар был нанесён с той стороны и так, откуда половцы не ожидали. Удар был внезапен. Возможно, с Дона, с реки (если предположить, что Игорь шёл на ладьях). Потому удар и был удачен.
А дальше надо было сматываться. Вот тут-то, возможно, во время одной из стоянок его и отрезали половецкие ханы Гзак с Кончаком от лодок. И перебили дружину. В поэме упоминается стремление воинов Игоря прорваться к воде. Современные комментаторы говорят, что войско Игоря страдало от жажды. Даже в «Плач Ярославны» вставили это:
Солнце трижды светлое! С тобою
Каждому приветно и тепло.
Что ж ты войско князя удалое
Жаркими лучами обожгло?
И зачем в пустыне ты безводной
Под ударом грозных половчан
Жаждою стянуло лук походный,
Горем переполнило колчан?
Нет! Видимо, вовсе не водички попить воины Игоря хотели! К лодкам они пробивались!
Вроде, всё «сходится». Более того, в «Плаче Ярославны» упоминается, что рать Святослава Киевского против хана Кобяка двигалась именно на ладьях. Вспомните: «О, Днепре Словутицю! Ты пробил еси каменныя горы сквозе землю Половецкую. Ты лелеял еси на себе Святославлино сады до полку Кобякова».
Но почему же, почему в поэме нет описания ладей? Странно. Очень странно.
А как сами половцы дошли до Игоря? Вроде бы в некоторых версиях перевода «Слова» упомянуты даже «несмазанные телеги», на которых передвигаются половцы. Логично. Логично перевозить часть вооружения на обозных телегах. И скрипят эти телеги так, что окрестных лебедей распугивают. Но я обратился к самому первому переводу поэмы и увидел, что никаких «телег» нет. Есть «тѣлги». А где доказательство, что «тѣлги» это «телеги», а не «пустельги», то есть хищные птицы, которых пугает передвижение половецкой армии? Потому и беспокоятся лебеди, чуя, что хищники во внеурочное время на охоту вышли. Это ещё логичнее для текста поэмы. Так «исчезает» половецкий обоз. «Телег» нет.
Теперь взглянем на описание оружия русских и половцев. В тексте «Слова» присутствует упоминание и описание такого оружия: сабли, мечи, шлемы, кольчуги, щиты, ножи, копья, метательные копья, луки, стрелы. Однако отсутствует описание и упоминание о таком оружии, как топоры и секиры, булавы и шестопёры, кистени. Особо настораживает отсутствие упоминания о боевых топорах. Ведь наряду с мечом практически у каждого дружинника был топор. Топоры вообще были в то время куда как более распространённым оружием, нежели многократно упомянутые в «Слове» сабли. Также в тексте поэмы не упомянуты личины на шлемах. Ни на русских, ни на половецких. Зайдите в ГИМ, посмотрите на эти личины. Это – обыденная деталь вооружения. Но очевидно, что автор «Слова о полку Игореве» всего этого не знал. Мог ли автор в этой ситуации быть воином или человеком, знающим, как выглядит воин князя Игоря? Очевидно – нет.
Обратимся опять к тактике боя князя Игоря. Не даёт мне покоя фраза: «Русичи великая поля чрьлеными щиты прегородиша». Как ни интерпретируй её, а всё равно получается, что князь Игорь выстроил сомкнутый линейный строй пехотинцев против половецкой кавалерии. Это – нелепо. Противостоять кавалерии пехота может, только будучи построена в каре. Но не линейно! Это знали уже древние римляне. А Игорь не знал? Не верю!
Некоторые современные комментаторы ещё пишут, что князь был столь благороден, что даже спешил дружинников, дабы они воевали наравне с пешими не-дружинниками. Это всё равно что танкистов из танков пересадить в окопы к пехоте для всеобщего равенства в бою. То есть Игорь вывел пехоту в чисто поле и, построив линейным строем, подставил под кавалерийские удары мобильных половецких лучников и кавалеристов. Этого не может быть!
При этом он как-то умудрился одержать первую победу. Причём внезапно. «Съ заранія въ пяткъ потопташа поганыя плъкы половецкыя, и рассушясь стрѣлами по полю, помчаша красныя дѣвкы половецкыя, а съ ними злато, и паволокы, и драгыя оксамиты». Как? Как умудрился Игорь разбить пехотой конницу? И ещё преследовал половцев. Как? Бегом?
Но при этом большинство остальных реалий XII–XIII веков в поэме упомянута. Вплоть до бобровой опушки на рукаве княгини. Это автор видел. И автор понимает этику рыцарей того времени: «Лучше быть убиту от мечей, чем от рук поганых полонёну!». Смерть лучше плена. Слово надо держать.
Иллюстрации Владимира Фаворского к «Слову о полку Игореве». 1950 год
© Российская государственная библиотека
И как великолепно описаны чувства русской княгини-Ярославны! Как прекрасен её плач! При этом многие комментаторы отмечают, что в Путивле на стене она плакать не могла, так как стена города в то время была разрушена. Но автору «Слова» – не до стены. Ему важны переживания женщины! Иногда создаётся впечатление, что именно ради «Плача Ярославны» и написана вся поэма!
«На Дунаи Ярославнын глас ся слышит, зегзицею незнаема рано кычеть: "Полечю – рече – зегзицею по Дунаеви, омочю бебрян рукав в Каяле реце; утру князю кровавыя его раны на жестоцем его теле". Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи: "О, ветре, ветрило! Чему, господине, насильно вееши! Чему мычеши хиновьскыя стрелкы на своею нетрудною крилцю на моея лады вои? Мало ли тибяшет горе под облакы веяти, лелеючи корабли на сине море! Чему, господине, мое веселие по ковылию развея?" Ярославна рано плачет Путивлю городу на забороле, аркучи: "О, Днепре Словутицю! Ты пробил еси каменныя горы сквозе землю Половецкую. Ты лелеял еси на себе Святославлино сады до полку Кобякова. Возлелей, господине, мою ладу ко мне, а бых не слала к нему слез на море рано!" Ярославна рано плачет в Путивле на забрале, аркучи: "Светлое и тресветлое солнце! Всем тепло и красно еси. Чему, господине, простре горячюю свою лучю на ладе вои? В поле безводнее жаждею имь лучи съпряже, тугою им тулизатче?"».
Специально повторю начала плача в переводе Н.Заболоцкого:
Обернусь я, бедная, кукушкой,
По Дунаю-речке полечу
И рукав с бобровою опушкой,
Наклонясь, в Каяле омочу.
Улетят, развеются туманы,
Приоткроет очи Игорь-князь,
И утру кровавые я раны,
Над могучим телом наклонясь.
Кто же он? Кто так тонко чувствовал женскую душу? И мог ли так вообще чувствовать и написать мужчина?
Итак, автор – человек, прекрасно знавший многие реалии того времени, но не видевший степи, не видевший русских воинов, не видевший крупных сражений. Где этот автор может быть? Место его проживания очевидно – горы. Автор – житель горной местности, причём такой, куда рассказы о Руси и русских доходят, но сами русские там бывают редко. По крайней мере, вероятно, бывают только представители феодального класса, и то – женщины. Автор хорошо владеет русским языком. Он – русскоязычен как минимум.
Есть в тексте «Слова о полку Игореве» ещё одна подсказка, географическая:
Венецейцы, греки и морава,
что ни день о русичах поют!
Величают князя Святослава,
Игоря отважного клянут.
И смеётся гость земли немецкой,
что, когда не стало больше сил,
Игорь-князь в Каяле половецкой
русские богатства утопил.
Какие страны перечислены? Русь, половецкое поле, Венеция, Греция, Моравия, Германия. Странно, что при этом не упомянута самая сильная страна этого региона в то время – Венгрия. То есть упомянута восточная и центральная Европа без главной страны этой части света. Это – зона традиционного влияния Византии. А на тот момент зона конфликта Византии и Венгрии. При этом автору «Слова» известны Карпаты именно как венгерские (угорские) горы. В тексте «Слова» упомянут и Ярослав Осмомысл Галицкий, который «высоко седиши на своемъ златокованнемъ столе, подперъ горы Угорскыи своими железными плъки, заступивъ королеви путь». То есть Венгрия упомянута без названия, точнее, упомянут без имени её король.
Видимо, автор настолько не любит венгерского короля Белу-Алексея, считает его псевдовластителем, что не хочет даже о нём говорить. Так может вести себя только ярый сторонник главного врага Белы – Андроника I Комнина, правившего в Византии в 1183–1185 годы. Более того – так ненавидеть врагов Андроника могли только очень близкие ему люди, например, его родственники. Кстати, сей Андроник– праправнук Ярослава Мудрого, так как он – сын Ирины, дочери Перемышльского князя Володаря Ростиславовича, деда Ярослава Осмомысла, правнука Ярослава Мудрого. Возможно, автор «Слова» связан родством с домом Осмомысла. Тогда всё логично.
Итак, автор – житель горного района, образован, знает, как одевается княгиня, ему небезразличны женские переживания, знает рыцарскую мораль, никогда не видел воинов и битв, а также ярый сторонник Андроника I Комнина. Зная это, мы можем предположить, что автор – женщина, монахиня, выходец из русского правящего класса, скорее всего, из Перемышльского княжества, возможно, проживающая в горной местности Византии. Скорее всего, на Балканах. Только такое предположение может объяснить, почему автор знает, каков модный покрой рукава женской одежды, и не знает, что такое боевой топор! Только такое предположение может объяснить, почему автор «в упор не видит» Белу венгерского. И именно это же объясняет, почему князь Игорь на коне сидит «по–бабьи». А как иначе могла рассуждать о коннике женщина?
2.
В «Слове о полку Игореве» есть ещё одна загадка. В поэме не упоминается имя жены князя Игоря. Только отчество – Ярославна. Хотя для нас вовсе это не загадка. Историки в большинстве своём считают её дочерью галицкого князя Ярослава Осмомысла. И считают, что настоящее её имя – Ефросиния. Возможно. Осложняет дело то, что у Осмомысла было три дочери. Вторая, имени которой мы не знаем, была женой венгерского короля. Имя третьей известно: Вышеслава, впоследствии королева Польши. Однако Ефросиньи как жены Игоря в летописях нет. Её «вычислили».
И есть ещё версия, что у Игоря была не одна, а две жены. Можно предположить следующее. Ефросинья Ярославна в разлуке с князем резко подурнела. Не молодили и не красили её, конечно, и шесть родов (она родила Игорю пять мальчиков и девочку). Но в разлуке она сдала. Проплакала все глаза, осунулась, похудела, стала непривлекательной. Игорь, сбежав из плена, не стал возвращаться к старой жене, а женился на молоденькой. И что самое ужасное – сестрицы-гадины, жёнушки королей венгерского и польского, второй брак Игоря одобрили. И в «интересах государства» Ярославну сослали в византийский монастырь, на Балканы. Подальше от Руси.
Там она вполне могла рассказать о своей судьбе кому-то из послушниц, понимающих русский язык. Та, проникшись рассказом, и написала основу «Слова о полку Игореве». Всё может быть. История знает и не такие сюжеты! Но это почти фантастическое предположение объясняет нам, почему в поэме нет имени Ефросиньи. Да просто потому, что в монашестве она приняла другое. И своё мирское имя, видимо, даже не захотела (или не имела права) говорить своей сестре во Христе. А та и не спрашивала. Или не смела. Или не могла. Так и вошла в поэму безымянная Ярославна.
Таким образом, «Слово о полку Игореве» может статься первым женским рыцарским романом в стихах, написанным на русском языке в женском монастыре на Балканах. И в этом смысле является памятником не только русской, но и византийской и балканской литературы.
И это – не боевая песнь. На наш взгляд, это лирический романс о любви княгини Ярославны к своему мужу Игорю.
…Она помнила. Она всё, конечно, помнила. Помнила, как первый раз увидела его. Богатырь, косая сажень в плечах, твёрдый властный голос, а взгляд… взгляд немного раскосых, карих, доставшихся в наследство от мамы-половчанки глаз, тот взгляд завораживал, подавлял, звал и манил… Молоденькая княжна не могла отвести взор от его глаз, от этого взгляда.
Помнила она, как шептались по углам светёлки тогда её сестрицы. Но не им, а ей, своей любимой дочке, сосватал князь Ярослав Осмомысл Галицко-Волынский такого красавца.
В неполных шестнадцать лет стала Ефросинья женой могучего князя Новгород-Северского Игоря.
Она помнила и то, как первый раз он её обнял, помнила, как закружилась от счастья голова…
Помнила и первые роды, боль, счастье и радость материнства. Владимир, Олег, Ростислав, Роман, Святослав… Как даже малышами княжичи были похожи на папу!
Помнила, как она отговаривала его от походов на соседей. Отговаривала от похода на Смоленск. Ей не нравился, ой, как не нравился тогдашний союзник Игоря половецкий хан Кончак с его вечно потной головой и липким взглядом. Он был полной противоположностью Игорю. Ну, не мог такой человек быть другом её мужу. Но и тогда, когда Кончак стал врагом Игоря, и тогда она тоже отговаривала Игоря от похода уже против Кончака. Она чувствовала, что добром не кончится вражда с половецким ханом.
И, когда на Пасху, случился тот злосчастный поход, когда уже пошли слухи о гибели войска, когда она поняла, что князь вскорости не вернётся, вот тогда горе захлестнуло её.
Она почти не выходила из Спас-Преображенского собора, беспрерывно творила молитву, просила Господа, чтобы жив остался князь, чтобы вернулся он к ней…Выплакала все глаза, ноги устали стоять на коленях, ломота была во всём теле. А князя всё не было… И вестей о нём не было…
Вот тогда-то по совету кормилицы, которую она привезла с собой из Галича и в роду которой были волынянские колдуны, обратилась она к совсем не православным силам. Принесла в жертву голубя и стала молиться водяному хозяину, Днепру-Славутичу, ветру, солнцу-Яриле.
И чудо свершилось. Помогло старое волшебство! Жив оказался князь! И вскорости после этой вести пришла и другая – бежал он из плена, и уже в родной земле!
Но, видно, нельзя православному человеку к поганым силам обращаться. Грех это. И один грех ведёт за собой другой грех и беду.
Вернулся-то князь вернулся, но он – будто сам не свой! Не обнял, ни приголубил. Ничего! А потом узнала она и о ней, о той молодой боярыне, которую теперь князь полюбил. Поняла – расплата это за грех моления идолам. И ничего тут не поделаешь…И тогда, когда ей объявили, что должна она покинуть мир, и тогда, когда её, как безвольную куклу, усадили в возок и отправили сюда, в монастырь, и тогда, когда она приняла постриг, она уже не плакала. Слёз не было.
В монастыре научилась шить, месить тесто, ухаживать за курами. Несла послушание. Стало даже легче. Сюда редко доходили вести из Руси. Мало кто и понимал по-русски. И от этого тоже было легче. Никто не лез с расспросами о прежней жизни. И только одна молодая послушница, родом из Перемышля, совсем ещё молоденькая девчушка, отданная в монастырь сызмальства и ничего не ведавшая о жизни за стенами, только она изредка просила рассказать о том, как жилось там… в миру…
Она рассказывала. Рассказывала не всё. Но и от этих рассказов, она видела, как загорались глаза девочки, как она что-то шептала, будто стремилась запомнить слововслово рассказ Ефросиньи…
А потом пришла весть о свадьбе Игоря, о подарках, которые подарили молодожёнам сёстры Ефросиньи (Завистницы! Вот пришло ваше время сделать больно!). Пришла и весть о рождении у него дочери…
Тогда, глубокой ночью, сама того не замечая, Ефросинья начала тихо, по-бабски, в своей келье выть. И слёзы, которых столько лет не было на её щеках, вновь полились. «Каин! Иуда! Изменник!» – срывалось с её губ.
Это и был настоящий плач Ярославны…
На стене кельи игуменьи монастыря висела икона пресвятой Девы. На ней Царица Небесная была изображена в царском облачении, во всей своей силе, и даже нимб над головой был, как корона. Игуменья стояла посреди кельи. Перед ней на коленях стояла молодая послушница. «Это ты написала? Это ты такой греховный текст сочинила? Это для того я тебя учила читать и писать?» Послушница была ни жива, ни мертва… Она сама показала свою песнь матушке-настоятельнице, она была уверена, что ей такая песнь, песнь о вечной любви супружеской понравится…Но было иное! Матушка разгневалась. «Как такие мысли тебе в голову приходят! Что ты пишешь?! «Омою я могучее тело князя, осушу раны на нём рукавом с бобряной опушкой»… Это грешно! На тебя накладываю епитимию…Пост, молитва, а главное – больше никогда и ничего не писать! Уходи!» Послушница удалилась. Игуменья опять взяла текст и начала читать. Нет! Такой текст надо уничтожить… в огонь… Но – утро вечера мудренее! С утра и придумаю, что с песней сделать…
Игуменья прилегла. На удивление быстро пришёл сон. Странный сон. Она увидела Её! Её! Царицу Небесную! Увидела не одну. Рядом были люди… крест… Спаситель на руках учеников…Поняла матушка-настоятельница, что чудесным образом показывает ей, недостойной, Матерь Божья Голгофу, снятие с креста Спасителя Нашего… И тут увидела она, как подошла к своему Сыну Богоматерь, одетая не в простонародный хитон, а так, как на иконе, в одежды царские. Подошла и утёрла кровь с его лица и тела рукавом своей царственной одежды. Рукав был оторочен бобряным мехом. На мехе явственно осталась кровь Спасителя…
Игуменья проснулась… Нет! Это знак! Песнь сжигать и уничтожать нельзя! Но и в монастыре ей не место! Что же делать… Разве что отправить эту песнь подальше от людских глаз и ушей куда-нибудь в дикую Скифию? На север… Где и христиан-то настоящих нет… Да, наверное, так и надо будет сделать…
От людских глаз подальше…
Реконструкция и перевод Д. Лихачёва
Старославянский текст
На Дунаи Ярославнынъ гласъ ся слышитъ,
зегзицею незнаема рано кычеть:
«Полечю, - рече, - зегзицею по Дунаеви,
омочю бебрянъ рукавъ въ Каялѣ реце,
утру князю кровавыя его раны
на жестоцѣмъ его тѣлѣ».
Опера «Князь Игорь». Плач Ярославны (слушать)
Ярославна рано плачетъ
въ Путивле {на забрале}, аркучи:
«О вѣтрѣ, вѣтрило!
Чему, господине, насильно вѣеши?
Чему мычеши хиновьскыя стрѣлкы
{на своею нетрудною крилцю}
на моея лады вои?
Мало ли ти бяшетъ горѣ подъ облакы вѣяти,
лелѣючи корабли на синѣ морѣ?
Чему, господине, мое веселие
по ковылию развѣя?»
Ярославна рано плачеть
Путивлю городу на заборолѣ, аркучи:
«О Днепре Словутицю!
Ты пробилъ еси каменныя горы
сквозѣ землю Половецкую.
Ты лелѣял еси на себѣ Святославли носады
до плъку Кобякова.
Възлелѣй, господине, мою ладу къ мнѣ,
а быхъ не слала къ нему слезъ
на море рано».
Ярославна рано плачетъ
въ Путивле на забралѣ, аркучи:
«Свѣтлое и тресвѣтлое сълнце!
Всѣмъ тепло и красно еси:
чему, господине, простре горячюю свою лучю
на ладе вои?
Въ полѣ безводнѣ жаждею имь лучи съпряже,
тугою имъ тули затче?»
Перевод
Плач Ярославны - слушать аудио
Ярославна рано плачет
«О ветер, ветрило!
Зачем, господин, веешь ты навстречу?
Зачем мчишь хиновские стрелочки
на своих легких крыльицах
на воинов моего милого?
Разве мало тебе бы под облаками веять,
лелея корабли на синем море?
Зачем, господин, мое веселье по ковылю развеял?»
Ярославна рано плачет
в Путивле-городе на забрале, приговаривая:
«О Днепр Словутич!
Ты пробил каменные горы сквозь землю Половецкую.
Ты лелеял на себе Святославовы насады
до стана Кобякова.
Прилелей же, господин, моего милого ко мне,
чтобы не слала я к нему слез
на море рано!»
Ярославна рано плачет
в Путивле на забрале, приговаривая:
«Светлое и трижды светлое солнце!
Всем ты тепло и прекрасно:
зачем, владыко, простерло ты горячие свои лучи
на воинов моего лады?
В поле безводном жаждою им луки скрутило,
горем им колчаны заткнуло?»
