Осип Мандельштам (1891 – 1938) занимает особое место среди поэтов Серебряного века России
. Впрочем, как и все индивидуальности этого удивительного периода в русской литературе. Среди них не было людей, стремящихся к подражанию; это поколение поэтов старалось как можно ярче продемонстрировать свою непохожесть, свою Музу, отличающуюся от других «лица необщим выраженьем».
Поэзия Осипа Мандельштама производит впечатление одновременно и капризной, и дисциплинированной. Она кажется и непредсказуемой, и строго выверенной. Стихи поэта заполнены образами пчел, стрекоз, ласточек.
Я словно позабыл, что я хотел сказать
Слепая ласточка в чертог теней вернется,
На крыльях срезанных, с прозрачными играть… («Ласточка», 1920)
А вот еще в этом же стихотворении:
И медленно растет, как бы шатер иль храм,
То вдруг прикинется безумной Антигоной,
То мертвой ласточкой бросается к ногам…(Здесь, в слове "прИкинется", в некоторых изданиях написано прОкинется)
И еще в нем же:
Bсе не о том прозрачная твердит,
Все ласточка, подружка, Антигона...А это еще одно стихотворение:
И каждый совершил душою,
Как ласточка перед грозою,
Неописуемый полет. (1910)
А вот о стрекозах и шмелях:
Стрекозы быстрыми кругами
Тревожат черный блеск пруда,
И вздрагивает, тростниками
Чуть окаймленная, вода.То - пряжу за собою тянут
И словно паутину ткут,
То - распластавшись - в омут канут -
И волны траур свой сомкнут.И я, какой-то невеселый,
Томлюсь и падаю в глуши -
Как будто чувствую уколы
И холод в тайниках души... (1911)И в этом сумрачном развале
Уже хозяйничает шмель. («Импрессионизм», 1932)
Непредсказуемость полета этих созданий нам кажется сумбурной, а на самом деле их полет подчиняется строгой дисциплине. Они носятся в небе, от цветка к цветку, зависают над гладью озера, чтобы потом внезапно сорваться и улететь куда-то далеко-далеко, куда им необходимо попасть…
Критики Мандельштама (например, А.А.Измайлов) и называли его стихи «сущей ерундой», и утверждали, что в них нет совсем содержания. Но сам поэт постоянно утверждал в своих теоретических и критических статьях, что для поэзии необходима «узда».
Кроме поэзии, Мандельштам очень ценил архитектуру и сравнивал с ней поэзию. Это очень хорошо видно в стихотворении из первой книги «Камень», посвященном собору Парижской Богоматери:
NOTRE DAME
Где римский судия судил чужой народ,
Стоит базилика,- и, радостный и первый,
Как некогда Адам, распластывая нервы,
Играет мышцами крестовый легкий свод.Но выдает себя снаружи тайный план:
Здесь позаботилась подпружных арок сила,
Чтоб масса грузная стены не сокрушила,
И свода дерзкого бездействует таран.Стихийный лабиринт, непостижимый лес,
Души готической рассудочная пропасть,
Египетская мощь и христианства робость,
С тростинкой рядом - дуб, и всюду царь - отвес.Но чем внимательней, твердыня Notre Dame,
Я изучал твои чудовищные ребра,
Тем чаще думал я: из тяжести недоброй
И я когда-нибудь прекрасное создам. (1912)
Судьба поэта тоже очень своеобразна, ярка и трагична. Его образу жизни присуща так называемая бездомность, обусловленная тем обстоятельством, что этот человек не мог быть до конца «своим» ни в одном кругу.
Родился будущий поэт в Варшаве 3 (15) января 1891 года. Отец его, Эмиль Вениаминович, курляндский еврей, окончил в свое время талмудическую школу и впоследствии, после тяжелых лет трудов в кожевенном производстве, стал купцом 1-й гильдии. Мать, Флора Осиповна, музыкантша из интеллигентной семьи, была в родстве с историком литературы С.А.Венгеровым.
Сыну отец дал совершенно отличное от своего образование. Осип окончил Тенишевское училище, одно из самых престижных заведений Петербурга. Любимым учителем юного Мандельштама стал преподаватель литературы Владимир Васильевич Гиппиус – первый, кто серьезно повлиял на его литературные вкусы и пристрастия. С 1907 по 1908 год Мандельштам жил в Париже, посещал словесный факультет Сорбонны, потом в Берлине Гейдельбергский университет, потом побывал в Италии и Швейцарии. Начиная с 1911 года вплоть до февраля 1917 года учился в Петербургском университете на историко-филологическом факультете.
Начинал свое творчество Мандельштам с увлечения символизмом, но туманность и размытость содержания стихов начинающего поэта никак не сближала его с символистами. И Брюсов, и Блок не оценили их, так как они не почувствовали в них мистического содержания, что являлось главным условием символистов. Все изображенные в стихах Мандельштама вещи остаются не символами, а конкретными предметами, обозначающими вполне конкретное состояние человеческой души. В произведении важны какие-то детали предметов или отдельные черты человека, а не весь он. Весь стих, вопреки началу, вдруг наполняется неожиданной радостью, повествует о прелести конкретной жизни, и не надо выискивать никакой метафизики, никаких намеков. Такой подход поэта напоминает картины импрессионистов Ренуара, Дега, Моне… Понятной становится временная связь Мандельштама с акмеистами, причем в «Цехе поэтов» он занимает одно из ведущих мест. Анна Ахматова вообще отзывалась о нем: «…конечно, наш первый поэт».
Свое отношение к Гумилеву Мандельштам выразил, посвящая ему одно из самых известных и значительных стихотворений «Петербургские строфы»:
Н. Гумилеву
Над желтизной правительственных зданий
Кружилась долго мутная метель,
И правовед опять садится в сани,
Широким жестом запахнув шинель.Зимуют пароходы. На припеке
Зажглось каюты толстое стекло.
Чудовищна, как броненосец в доке,-
Россия отдыхает тяжело.А над Невой - посольства полумира,
Адмиралтейство, солнце, тишина!
И государства жесткая порфира,
Как власяница грубая, бедна.Тяжка обуза северного сноба -
Онегина старинная тоска;
На площади Сената - вал сугроба,
Дымок костра и холодок штыка...Черпали воду ялики, и чайки
Морские посещали склад пеньки,
Где, продавая сбитень или сайки,
Лишь оперные бродят мужики.Летит в туман моторов вереница;
Самолюбивый, скромный пешеход -
Чудак Евгений - бедности стыдится,
Бензин вдыхает и судьбу клянет! (1913)
Мандельштам не принимал непосредственного участия в борьбе акмеистов с символистами, но некоторые статьи его (например, «Утро акмеизма») оказались теоретически глубже гумилевского манифеста. Получается, что Мандельштам внес в теорию акмеизма бОльший вклад, чем его официальные основатели. С огромным презрением он отзывался о футуристах, которые, по его мнению, преодолев туманность символизма, совсем отказались от смысла: «Футуризм, не справившись с сознательным смыслом как с материалом творчества, легкомысленно выбросил его за борт и по существу повторил грубую ошибку своих предшественников».
1920-е годы – это время плодотворной разнообразной литературной деятельности. У поэта выходит большое количество стихотворных сборников: "Tristia" (1922), "Вторая книга" (1923), "Стихотворения" (1928). В 1921 году он женился на художнице Надежде Хазиной, с которой познакомился в 1919 году в Киеве. Жена Мандельштама оказалась ему верным другом и преданной соратницей, которая поддерживала мужа и помогала ему во всем.
Трагически складывается вторая половина жизни Осипа Мандельштама. В советское время он пытался выработать в себе «советское» отношение к советской действительности:
Я должен жить, дыша и большевея…
Он болезненно чувствовал катастрофический разрыв между старой и новой Россией: это время выходят и прозаические произведения, и книги для детей, и переводы.
Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?Кровь-строительница хлещет
Горлом из земных вещей,
Захребетник лишь трепещет
На пороге новых дней…
……И еще набухнут почки,
Брызнет зелени побег,
Но разбит твой позвоночник,
Мой прекрасный жалкий век!..
…
…И с высокой сетки птичьей,
От лазурных влажных глыб
Льется, льется безразличье
На смертельный твой ушиб. («Век»,1922)
Наступить себе на горло и перестать писать о том, что мучает, что является главным предметом размышления, поэт не мог. Он не мог пойти на сделку со временем, потому что общественная позиция и человека, и поэта заключена в следующих словах:
Нет, никогда, ничей я не был современник…
Последней каплей, переполнившей ненависть советской власти к Мандельштаму, стало его предельно откровенное стихотворение, посвященное Сталину:
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлёвского горца.
Его толстые пальцы, как черви, жирны,
А слова, как пудовые гири, верны,
Тараканьи смеются усища,
И сияют его голенища.А вокруг него сброд тонкошеих вождей,
Он играет услугами полулюдей.
Кто свистит, кто мяучит, кто хнычет,
Он один лишь бабачит и тычет,
Как подкову, кует за указом указ:Кому в пах, кому в лоб, кому в бровь, кому в глаз.
Что ни казнь у него - то малина
И широкая грудь осетина. (1933)
Именно за это стихотворение в мае 1934 года поэт был арестован, сослан в Чердынь-на-Каме, где он заболел. Его отправляют в Воронеж, потом живет в Калинине, так как проживание в Москве запрещено. Во время пребывания в санатории его снова арестовывают, присуждают 5 лет лагерей. Во время этапирования на Дальний Восток он оказывается в пересыльном лагере на Второй речке (сейчас это часть Владивостока). Зимой, 27 декабря 1938, О.Мандельштам, не вынеся тягот пути, умирает в лагере в больничном бараке.
О́сип Эми́льевич Мандельшта́м (имя при рождении — Ио́сиф ; 3 (15) января1891, Варшава — 27 декабря1938, лагерный пункт Вторая речка во Владивостоке) — русскийпоэт, прозаик, эссеист, переводчик и литературный критик, один из крупнейших русских поэтовXX века.
Родился 3 января 1891г. в Варшаве в семье мастера-кожевенника, мелкого торговца. Через год семья поселяется в Павловске, затем в 1897 переезжает на жительство в Петербург. Здесь заканчивает одно из лучших петербургских учебных заведений - Тенишевское коммерческое училище, давшее ему прочные знания в гуманитарных науках, отсюда началось его увлечение поэзией, музыкой, театром (директор училища поэт-символист Вл.Гиппиус способствовал этому интересу).
В 1907 Мандельштам уезжает в Париж, слушает лекции в Сорбонне, знакомится с Н.Гумилевым. Интерес к литературе, истории, философии приводит его в Гейдельбергский университет, где он слушает лекции в течение года. Наездами бывает в Петербурге, устанавливает свои первые связи с литературной средой: прослушивает курс лекций по стихосложению на «башне» у В.Иванова.
Литературный дебют Мандельштама состоялся в 1910, когда в журнале «Аполлон» были напечатаны его пять стихотворений. В эти годы он увлекается идеями и творчеством поэтов-символистов, становится частым гостем В.Иванова, теоретика символизма, у которого собирались талантливые литераторы.
В 1911 Мандельштам поступает на историко-филологический факультет Петербургского университета, желая систематизировать свои знания. К этому времени он прочно входит в литературную среду - он принадлежит к группе акмеистов (от греческого акме - высшая степень чего-либо, цветущая сила), к организованному Н.Гумилевым «Цеху поэтов», в который входили А.Ахматова, С.Городецкий, М.Кузмин и др. Мандельштам выступает в печати не только со стихами, но и со статьями на литературные темы.
В 1913 вышла в свет первая книга стихотворений О.Мандельштама - «Камень», сразу поставившая автора в ряд значительных русских поэтов. Много выступает с чтением своих стихов в различных литературных объединениях.
В предоктябрьские годы появляются новые знакомства: М.Цветаева, М.Волошин, в доме которого в Крыму Мандельштам бывал несколько раз.
В 1918 Мандельштам живет то в Москве, то в Петрограде, потом в Тифлисе, куда приехал ненадолго и потом приезжал снова и снова. Н.Чуковский написал: «...у него никогда не было не только никакого имущества, но и постоянной оседлости - он вел бродячий образ жизни, ...я понял самую разительную его черту - безбытность. Это был человек, не создававший вокруг себя никакого быта и живущий вне всякого уклада».
1920-е были для него временем интенсивной и разнообразной литературной работы. Вышли новые поэтические сборники - «Tristia» (1922), «Вторая книга» (1923), «Стихотворения» (1928). Он продолжал публиковать статьи о литературе - сборник «О поэзии» (1928). Были изданы две книги прозы - повесть «Шум времени» (1925) и «Египетская марка» (1928). Вышли и несколько книжек для детей - «Два трамвая», «Примус» (1925), «Шары» (1926). Много времени Мандельштам отдает переводческой работе. В совершенстве владея французским, немецким и английским языком, он брался (нередко в целях заработка) за переводы прозы современных зарубежных писателей. С особой тщательностью относился к стихотворным переводам, проявляя высокое мастерство. В 1930-е, когда началась открытая травля поэта и печататься становилось все труднее, перевод оставался той отдушиной, где поэт мог сохранить себя. В эти годы он перевел десятки книг.
Осенью 1933 пишет стихотворение «Мы живем, под собою не чуя страны...», за которое в мае 1934 был арестован.
Только защита Бухарина смягчила приговор - выслали в Чердынь-на-Каме, где пробыл две недели, заболел, попал в больницу. Был отправлен в Воронеж, где работал в газетах и журналах, на радио. После окончания срока ссылки возвращается в Москву, но здесь ему жить запрещают. Живет в Калинине. Получив путевку в санаторий, уезжает с женой в Саматиху, где он был вновь арестован. Приговор - 5 лет лагерей за контрреволюционную деятельность. Этапом был отправлен на Дальний Восток. В пересыльном лагере на Второй речке (теперь в черте Владивостока) 27 декабря 1938 О.Мандельштам умер в больничном бараке в лагере.
В.Шкловский сказал о Мандельштаме: «Это был человек... странный... трудный... трогательный... и гениальный!»
Жена поэта Надежда Мандельштам и некоторые испытанные друзья поэта сохранили его стихи, которые в 1960-е появилась возможность опубликовать. Сейчас изданы все произведения О.Мандельштама.
Авторитетные издания сочинений О. Э. Мандельштама
- Мандельштам О. Э. Собрание сочинений в трёх томах. Вступительные статьи проф. Кларенса Брауна, проф. Г. П. Струве и Б. А. Филиппова. — Washington: Inter-Language Literary Associates/Международное Литературное Содружество, 1967. Четвёртый, дополнительный том: Мандельштам, Осип. Собрание сочинений. IV — дополнительный том. Под редакцией Г. Струве, Н. Струве и Б. Филиппова. — Paris: YMCA-Press, 1981.
- Мандельштам О. Э. Камень / Изд. подгот. Л. Я. Гинзбург, А. Г. Мец, С. В. Василенко, Ю. Л. Фрейдин. — М.: Наука, 1991. — 400 с. (Литературные памятники)
- Мандельштам О. Э. Собрание сочинений в четырёх томах. Изд-во «Арт-Бизнес-Центр», 1993—1999 гг. Подготовлено Мандельштамовским обществом.
- Мандельштам О. Э. Полное собрание стихотворений. (Новая библиотека поэта) / Вступительные статьи М. Л. Гаспарова и А. Г. Меца. Составление, подготовка текста и примечания А. Г. Меца. — СПб.: Гуманитарное агентство «Академический проект», 1997. — 718 с.
- Мандельштам О. Э. Стихотворения. Проза / Сост., вступ. статья и коммент. М. Л. Гаспарова. — М.: АСТ; Харьков: Фолио, 2001. — 736 с.
- Мандельштам О. Э.
Полное собрание сочинений и писем. В 3 т. М.: Прогресс-Плеяда, 2009—2011.
- Т. 1. Стихотворения. / Вступ. ст. Вяч. Вс. Иванова, подг. текста и комм. А. Г. Меца. 2009. 808 стр.
- Т. 2. Проза. / Сост. А. Г. Мец. 2010. 760 стр.
- Т. 3. Проза. Письма. / Сост. А. Г. Мец. 2011. 944 стр.
Эпохи одна от другой отличаются во времени, какстраны в пространстве, и когда говорится о нашем серебряном веке, мы предсталяем себе какое-то яркое, динамичное, сравнительно благополучное время со своим особенным ликом, резко отличающее от того, что было до, и что настало после. Эпоха серебряного века длиною от силы в четверть века простирается между временем Александра III и семнадцатым годом.
На протяжении серебряного века в нашей литературе проявило себя четыре поколения поэтов: бальмонтовское (родившиеся в 60-е и начале 70-х годов прошлого века), блоковское(родившиеся около 1880-го), гумилевское (родившиеся около 1886 г.), и, наконец,поколение, родившееся в девяностые годы: Г. Иванов, Г. Адамович, М. Цветаева, С. Есенин, В. Маяковский, О. Мандельштам и др.
В письме Мандельштамак Тынянову от 21 января 1937 года есть слова: "Вот уже четверть века, как я, мешая важное с пустяками, наплываю на русскую поэзию, но вскоре стихи мои сольются с ней, кое-что изменив в ее строении и составе”. Все исполнилось, все сбылось. Его стихов невозможно отторгнуть от полноты русской поэзии. Масштаб мандельштамовского творчества - объективно уже вне споров.
Другое дело, что всегда будут люди, которых Мандельштам просто раздражает;что же, в его мысли, в его поэзии, во всем его облике и впрямь есть нечто царапающее, задевающее за живое, принуждающее к выбору между преданностью, которая просит все, и нелюбовью, которая не примет ничего. Отнестись к нему "академически”, то есть безразлично,- не удается. Прописать бесприютную тень бесприютного поэта в ведомственном доме отечественной литературы, отнести для него нишу в пантеоне и на этом успокоиться - самая пустая затея. Уж какой там пантеон, когда у него нет простой могилы, и это очень важная черта его судьбы.
Основная часть.РОССИЯ ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА
1. Истоки и универсализм поэзии Мандельштама
Осип Мандельштам родился в 1891 году в еврейской семье. От матери Мандельштам унаследовал, наряду с предрасположенностью к сердечным заболеваниям и музыкальностью, обостренное чувство звуков русского языка.
Мандельштам вспоминает: "Что хотела сказать семья? Я не знаю. Она была косноязычна от рождения,- а между тем унее было что сказать. Надо мной и над многими современниками тяготеет косноязычие рождения. Мы учились не говорить, а лепетать - и, лишь прислушиваясь к нарастающему шуму века и выбеленные пеной его гребня, мы обрели язык.”
Мандельштам будучи евреем избирает быть русским поэтом - не просто "русскоязычным”, а именно русским. И это решение не такое само собой разумеющееся: начало века в России - время бурного развития еврейской литературы, как на иврите и на идише, так, отчасти, и на русском языке. Выбор сделан Мандельштамом в пользу русской поэзиии "христианской культуры”.
Мандельштам был потрясен примером Чаадаева - русского человека,
и притом человека пушкинской эпохи, то есть самой органичной эпохи русской культуры, избравшего католическую идею единства. Мандельштам угадывает в чаадаевой мысли освобождающий парадокс, родственный тем парадоксам, без которых не мог жить он сам; не вопреки своему русскому естеству, а благодаря ему, ведомый русским духовным странничеством. "Мысль Чаадаева национальна в своих истоках, и там где вливается в Рим. Только русский человек мог открыть этот запад... Туда... Чаадаев принес нравственную свободу, дар русской земли, лучший цветок, ею взращенный”,- писал Мандельштам в 1915 году в статье о Чаадаеве.
И Мандельштам пожелал"не стать, а быть русским”. Mандельштам писал: "Весь стройный мираж Петербурга был только сон, блистательный покров, накинутый над бездной, а кругом простирался хаос иудейства, не родина, не дом, не очаг, а именно хаос, незаконный утробный мир, откуда я вышел, которого я боялся, о котором я смутно догадывался и бежал,всегда бежал”.
В этом бегстве для мандельштамовской поэзии противоположение родимого и страшного "утробного мира” и "тоски по мировой культуре”.
Соединяя в себе еврейство и Россию, мандельштамовская поэзия несет в себе универсализм, соединяя в себе национальное русское православие и национальный практикуляризм евреев.
Посох мой, моя свобода -
Сердцевина бытия,
Скоро ль истиной народа
Станет истина моя?
Я земле не поклонился
Прежде, чем себя нашел;
Посох взял, развеселился
И в далекий Рим пошел.
А снега на черных пашнях
Не растают никогда,
И печаль моих домашних
Мне по-прежнему чужда.
Полный текст статьи скачивайте по ссылке, размещенной вверху страницы.О.Э. Мандельштам (1891-1938) — поэт «серебряного века», давший определение акмеизму как «тоски по мировой культуре». Такое понимание акмеизма характеризует суть мировосприятия поэта, для которого главным героем поэтических произведений становится образ времени, а самого себя Осип Мандельштам считает «сыном века», который должен сохранить основы мировой культуры: единство и гуманистическую направленность. Особое значение в поэтике О. Мандельштама имеют различные ассоциации. Например, факт своего рождения поэт воспринимает как знамение времени:
Я рожден в ночь со второго на третье Января в девяносто одном Ненадежном году — и столетья Окружают меня огнем.
Творческий путь О. Мандельштама начался с поэтического сборника «Камень» (1915), включавшего стихи 1908-1915 гг. Название сборника знаменательно, так как камень — ключевое понятие в художественном мировосприятии поэта, олицетворяющий образ времени, хранитель истории:
Есть внутренности жертв, чтоб о войне гадать,
Рабы, чтобы молчать, и камни, чтобы строить!
(«Природа — тот же Рим…»)
Особенности художественного стиля О. Мандельштама — отсутствие ярких рифм, стремление к простоте:
Сусальным золотом горят В лесах рождественские елки;
В кустах игрушечные волки Глазами страшными глядят.
Основная тема поэтических произведений поэта — размышление над проблемами бытия, поиск «торжественной гармонии классицизма». Художник познает мир, также как и любой другой человек:
Я блуждал в игрушечной чаще И открыл лазоревый грот…
Неужели я настоящий И действительно смерть придет?
Множество стихотворений О. Мандельштама изображают вещный, предметный мир, характерный для поэтики акмеизма («Футбол», «Теннис», «Кинематограф», «Казино» и др.). Большое место отведено в сборнике «Камень» христианским мотивам. Поэт размышляет о вечном городе — Риме («О временах простых и грубых…», «Поговорим о Риме…» и др.), олицетворяющем традиции античной и христианской культуры. Одна из центральных тем поэзии О. Мандельштама — петербургская. Образ Петербурга, данный уже в «Камне», раскрывается разными гранями на протяжении всего творческого пути поэта. Петербург — город, в котором сталкиваются разные времена, эпохи, культурные направления:
Только там, где твердь светла,
Черно-желтый лоскут злится,
Словно в воздухе струится Желчь двуглавого орла.
(«Дворцовая площадь»)
Из стихов 1916-1920 г. составлен следующий поэтический сборник О. Мандельштама «Tristia» (1922), в котором желто-черные краски олицетворяют катастрофические изменения эпохи. Поэт расстается со старым миром, прежними образами, усиливается ощущение трагизма современного существования:
В Петрополе прозрачном мы умрем,
Где царствует над нами Прозерпина.
Мы в каждом вздохе смертный воздух пьем,
И каждый час нам смертная година.
Петербург становится городом смерти, в котором действуют разрушительные силы истории. Последний поэтический сборник Ман- делыштама вышел в 1928 г. под названием «Стихотворения». Отдельный раздел в нем составили «Стихи 1921-1925 гг.». Пытаясь восстановить утраченную связь времен, ощущая всю катастрофичность эпохи, О. Мандельштам пишет о своем отношении к новому миру. Мотив кризиса века связан для поэта с личной бедой:
Холодок щекочет темя,
И нельзя признаться вдруг, —
И меня срезает время,
Как скосило твой каблук…
Поэт чувствует собственную ненужность, оторванность от современной действительности, приближение конца. В стихотворении «Век» (1922) он использует страшную метафору, характеризующую наступившую эпоху: «Век мой, зверь мой…». С 1925 г. наступает перерыв в поэтическом творчестве Мандельштама. Он работает над сборником литературно-критических статей «О поэзии» и произведением под названием «Четвертая проза», которое существовало в списках до 1971 г., когда было опубликовано в США. Эта проза содержит элементы исповеди, памфлета и открытого письма, но в целом она определяет, по словам П. Нерлера, «диагноз нравственной деградации эпохи».
Последним стал цикл «Воронежские стихи», написанный во время ссылки поэта в Воронеж (1935-1937). В нем поэт выразил чувства пленника, находящегося «в размолвке с миром, с волей». В мае 1938 г. Мандельштам вновь был арестован. Жизнь поэта трагически оборвалась в пересыльном лагере 27 декабря 1938 г. Но он успел сказать свое последнее слово о наступающей страшной эпохе.
Реферат по литературе
Вступление
Эпоха серебряного века и Осип Мандельштам
Эпохи одна от другой отличаются во времени, как страны в пространстве, и когда говорится о нашем серебряном веке, мы предсталяем себе какое-то яркое, динамичное, сравнительно благополучное время со своим особенным ликом, резко отличающее от того, что было до, и что настало после. Эпоха серебряного века длиною от силы в четверть века простирается между временем Александра Ш и семнадцатым годом. На протяжении серебряного века в нашей литературе проявило себя четыре поколения поэтов: бальмонтовское (родившиеся в 60-е и начале 70-х годов прошлого века), блоковское (родившиеся около 1880-го), гумилевское (родившиеся около 1886 г.), и, наконец, поколение, родившееся в девяностые годы: Г. Иванов, Г. Адамович, М. Цветаева, С. Есенин, В. Маяковский, О. Мандельштам и др. В письме Мандельштама к Тынянову от 21 января 1937 года есть слова: “Вот уже четверть века, как я, мешая важное с пустяками, наплываю на русскую поэзию, но вскоре стихи мои сольются с ней, кое-что изменив в ее строении и составе”. Все исполнилось, все сбылось. Его стихов невозможно отторгнуть от полноты русской поэзии. Масштаб мандельштамовского творчества - объективно уже вне споров. Другое дело, что всегда будут люди, которых Мандельштам просто раздражает; что же, в его мысли, в его поэзии, во всем его облике и впрямь есть нечто царапающее, задевающее за живое, принуждающее к выбору между преданностью, которая просит все, и нелюбовью, которая не примет ничего. Отнестись к нему “академически”, то есть безразлично,- не удается. Прописать бесприютную тень бесприютного поэта в ведомственном доме отечественной литературы, отнести для него нишу в пантеоне и на этом успокоиться - самая пустая затея. Уж какой там пантеон, когда у него нет простой могилы, и это очень важная черта его судьбы.
Основная часть. РОССИЯ ОСИПА МАНДЕЛЬШТАМА
Осип Мандельштам родился в 1891 году в еврейской семье. От матери Мандельштам унаследовал, наряду с предрасположенностью к сердечным заболеваниям и музыкальностью, обостренное чувство звуков русского языка.
Мандельштам вспоминает: “Что хотела сказать семья? Я не знаю. Она была косноязычна от рождения,- а между тем у нее было что сказать. Надо мной и над многими современниками тяготеет косноязычие рождения. Мы учились не говорить, а лепетать - и, лишь прислушиваясь к нарастающему шуму века и выбеленные пеной его гребня, мы обрели язык.”
Мандельштам будучи евреем избирает быть русским поэтом - не просто “русскоязычным”, а именно русским. И это решение не такое само собой разумеющееся: начало века в России - время бурного развития еврейской литературы, как на иврите и на идише, так, отчасти, и на русском языке. Выбор сделан Мандельштамом в пользу русской поэзии и “христианской культуры”.
Мандельштам был потрясен примером Чаадаева - русского человека,
и притом человека пушкинской эпохи, то есть самой органичной эпохи русской культуры, избравшего католическую идею единства. Мандельштам угадывает в чаадаевой мысли освобождающий парадокс, родственный тем парадоксам, без которых не мог жить он сам; не вопреки своему русскому естеству, а благодаря ему, ведомый русским
духовным странничеством. “Мысль Чаадаева национальна в своих истоках, и там где вливается в Рим. Только русский человек мог открыть этот запад... Туда... Чаадаев принес нравственную свободу, дар русской земли, лучший цветок, ею взращенный”,- писал Мандельштам в 1915 году в статье о Чаадаеве.И Мандельштам пожелал “не стать, а быть русским”. Mандельштам писал: “Весь стройный мираж Петербурга был только сон, блистательный покров, накинутый над бездной, а кругом простирался хаос иудейства, не родина, не дом, не очаг, а именно хаос, незаконный утробный мир, откуда я вышел, которого я боялся, о котором я смутно догадывался и бежал, всегда бежал” .В этом бегстве для мандельштамовской поэзии противоположение родимого и страшного “утробного мира” и “тоски по мировой культуре”.Соединяя в себе еврейство и Россию, мандельштамовская поэзия несет в себе универсализм, соединяя в себе национальное русское православие и национальный практикуляризм евреев.
Посох мой, моя свобода -
Сердцевина бытия,
Скоро ль истиной народа
Станет истина моя?
Я земле не поклонился
Прежде, чем себя нашел;
Посох взял, развеселился
И в далекий Рим пошел.
А снега на черных пашнях
Не растают никогда,
И печаль моих домашних
Мне по-прежнему чужда.
Снег растает на утесах,
Солнце истины палим,
Прав народ, вручивший посох
Мне, увидевшему Рим!
2. Своеобразие поэзии Мандельштама
Первая русская революция и события, сопутствующие ей, для мандельштамовского поколения совпали со вступлением в жизнь. В этот период Мандельштама заинтересовала политика, но тогда, на переломе от отрочества к юности, он оставил политику ради поэзии.
В мир русской традиции, как и в мир новой символистской, эстетической культуры, Мандельштама ввел его учитель словесности В.В. Гиппиус. В ”Шуме времени”, в главе специально посвященной В.В. Гиппиусу, Мандельштам пишет, как много для него значит этот человек.
В творчестве Мандельштама заявляет о себе до упрямства последовательная художническая воля, обходящаяся без демонстративного вызыва. Над техникой, над образностью господствует принцип аскетической сдержанности. У него преобладают рифмы “бедные”, часто глагольные или грамматические, создающие ощущение красоты и прозрачности:
Никто тебя не проведет
По зеленеющим долинам,
И рокотаньем соловьиным
Никто тебя не позовет,-
Когда, закутанный плащом,
Не согревающим, но милым...
Все это сделано для того, чтобы рифма как таковая не становилась самостоятельным источником возбуждения, не застилала собой чего-то иного. В лексике ценится не столько богатство, сколько жесткий отбор.Мандельштам избегает слов, чересчур бросающихся в глаза: у него нет ни разгула изысканных архаизмов, как у Вячеслава Иванова, ни нагнетания вульгаризмов, как у Маяковского, ни обилия неологизмов, как у Цветаевой, ни наплыва бытовых оборотов и словечек, как у Пастернака.
Есть целомудренные чары -
Высокий лад, глубокий мир,
Далеко от эфирных лир
Мной установленные лары.
У тщательно обмытых ниш
В часы внимательных закатов
Я слушаю моих пенатов
Всегда восторженную тишь.
3. Россия в поэзии и прозе О. Мандельшма
Начало первой мировой войны - рубеж времен:
Век мой, зверь мой, кто сумеет
Заглянуть в твои зрачки
И своею кровью склеит
Двух столетий позвонки?
Мандельштам отмечает, что прошло время окончательного прощания с Россией Александра (Александра Ш и Александра Пушкина), Россией европейской, классической, архитектурной. Но перед своим концом именно обреченное “величие”,именно “исторические формы и идеи” обступают ум поэта. В их внутренней опустошенности он должен убедиться - не из внешних событий, а из внутреннего опыта усилий сочувствовать “миру державному”, вчувствоваться в его строй. Он прощается с ним по-своему, перебирая старые мотивы, приводя их в порядок, составляя для них средствами поэзии некий каталог.
В белом раю лежит богатырь:
Пахарь войны, пожилой мужик.
В серых глазах мировая ширь:
Великорусский державный лик.
Только святые умеют так
В благоуханном гробу лежать:
Выпростав руки, блаженства в знак,
Славу свою и покой вкушать.
Разве Россия не белый рай
И не веселые наши сны?
Радуйся, ратник, не умирай:
Внуки и правнуки спасены!
Здесь каждое слово выбрано по противоположности к стихотворению “Посох”. Там - “черные пашни”, здесь - “веселые наши сны”. Там чаадаевский образ России, здесь - славянофильский; и оба даны на уровне предельного обобщения. Говоря о прощании Мандельштама с имперской темой, необходимо сказать об отношении Мандельштама к Петербургу. Петербург и его архитектура всегда являлись для Мандельштама выражением властной, повелительной гармонии.В мандельштамовской системе шифров, обреченный Петербург, именно в своем качестве имперской столицы, эквивалентен той Иудее, о которой сказано, что она, распяв Христа, “окаменела”и связывается со святым богоотступническим и гибнущим Иерусалимом. Цвета, характеризующие базблагодатное иудейство - это черный и желтый. Так вот именно эти цвета характеризуют петербургский “мир державный” (цвета российского императорского штандарта).
Среди священников левитом молодым
На страже утренней он долго оставался.
Ночь иудейская сгущалася над ним,
И храм разрушенный угрюмо созидался
Он говорил: небес тревожна желтизна.
Уж над Евфратом ночь, бегите, иереи!
А старцы думали: не наша в том вина;
Се черно-желтый цвет, се радость Иудеи.
“Погибающий Петербург, конец петербургского периода русской истории, - комментирует это стихотворение Н.Я. Мандельштам, - вызывает в памяти гибель Иерусалима. Гибель обоих городов тождественна: современный город погибает за тот же грех, что и древний...”
Уходящий “державный мир” вызывает у поэта сложное и переплетение чувств. Это и ужас, почти физический. Это и торжественность. Это и жалость.
В одной из глав “Шума времени”, посвященных поре гражданской войны, возникает сюрреалистический образ “больного орла, жалкого, слепого, с перебитыми лапами, - орла добровольческой армии”, двуглавой птицы, копошащейся в углу жилища сердобольного полковника Цыбульского.Традиция русской литературы требовала ответа на политические события, но такого ответа который выходил бы за пределы только политического, а потому был бы противоречивым с любой однолинейно-политической точки зрения. И впечатления 1917 года побудили поэта прямо-таки заговорить голосом Анри Шенье, лучшего поэта революционной Франции, поэта-гражданина, вдохновленного революцией и революцией умерщвленного. Согласно поэтической вере Мандельштама, очень глубоко чувствующего кровь, - жертва, просто потому, что она - жертва, достойна пафоса. То, что получилось у Мандельштама дает понятие о подлинном Шенье больше, чем любой из переводов французского поэта.
Среди гражданских бурь и яростных личин,
Тончайшим гневом пламенея,
Ты шел бестрепетно, сбодный гражданин,
Куда вела тебя Психея.
И если для других восторженный народ
Венки свивает золотые -
Благословить тебя в далекий ад сойдет
Стопами легкими Россия.
Самым значительным из откликов Мандельштама на революцию 1917 года было стихотворение “Сумерки свободы”. Его очень трудно подвести под рубрику “принятия” или “непринятия” революции в тривиальном смысле, но тема отчания звучит в нем очень громко:
Прославим, братья, сумерки свободы,
Великий сумеречный год!
В кипящие ночные воды
Опущен грузный лес тенет.
Восходишь ты в глухие годы, -
О, солнце, судия, народ.
Прославим роковое бремя,
Которое в слезах народный вождь берет.
Прославим власти сумрачное бремя,
Ее невыносимый гнет.
В ком сердце есть - тот должен слышать, время,
Как твой корабль ко дну идет.
Мы в легионы боевые
Связали ласточек - и вот
Не видно солнца; вся стихия
Щебечет, движется, живет;
Сквозь сети - сумерки густые -
Не видно солнца, и земля плывет.
Ну что ж, попробуем: огромный, неуклюжий,
Скрипучий поворот руля.
Земля плывет. Мужайтесь, мужи.
Как плугом, океан деля,
Мы будем помнить и в летейской стуже,
Что десяти небес нам стоила земля.
“Мужайтесь, мужи” - эти слова принадлежат не героической натуре, а человеку хрупкому и впечатлительному, нуждающемуся как ребенок в помощи. И все-таки они оправданы, и притом дважды: во-первых, уникальной независимостью его мысли; во-вторых, постепенно созревающей от десятилетия к десятилетию личной готовностью быть жертвой. Происходящее в России “огромно”, и оно требует степени мужества, которая была бы пропорциональна этой огромности. “Идеал совершенной мужественности подготовлен стилем и практическими требованиями нашей эпохи. Все стало тяжелее и громаднее, потому и человек должен стать тверже, так как человек должен быть тверже всего на земле и относиться к ней, как алмаз к стеклу”, - писал Мандельштам в 1922 г. в брошюре “О природе слова”.Поэты, укорененные в “старом мире, должны были в первые послеревюционные годы решить для себя вопрос об эмиграции или отказе от нее. У Мандельштама тема отказа появляется в 1920 году. И как только она крепнет, она окрашивается в тона жертвенные, и притом отчетливо христианские. Символом верности русской беде для Мандельштама становится Исаакиевский собор. После прощальной глядки на Айя-Софию, символ вселенского православия, и на Сан-Пьетро, символ вселенского католичества, взятые в единстве, сказано:
Не к вам влечется дух в годины тяжких бед,
Сюда влачится по ступеням
Широкопасмурным несчастья волчий след,
Ему ж вовеки не изменим:
Зане свободен раб, преодолевший страх,
И сохранилось свыше меры
В прохладных житницах в глубоких закромах
Зерно глубокой полной веры.
Начало 20-х годов является для Мандельштама периодом подъема для его мысли и его поэзии. Но эмоциональный фон подъема, который звучит в стихотворении “В Петербурге мы сойдемся снова...”, очень естественно соединяется с чувство обречности и физической болью тягот.
В Петербурге мы сойдемся снова,
Словно солнце мы похоронили в нем,
И блаженное, бессмысленное слово
В первый раз произнесем.
В черном бархате советской ночи,
В бархате всемирной пустоты,
Все поют блаженных жен родные очи,
Все цветут бессмертные цветы.
Дикой кошкой горбится столица,
На мосту патруль стоит,
Только злой мотор во мгле промчится
И кукушкой прокричит.
Мне не надо пропуска ночного,
Часовых я не боюсь:
За блаженное, бессмысленное слово
Я в ночи советской помолюсь.
Слышу легкий театральный шорох
И девическое “ах” -
И бессмертных роз огромный ворох
У Киприды на руках.
У костра мы греемся от скуки,
Может быть, века пройдут,
И блаженных жен родные руки
Легкий пепел соберут.
Где-то грядки красные партера,
Пышно взбиты шифоньерки лож,
Заводная кукла офицера -
Не для черных душ и низменных святош...
Что ж, гаси, пожалуй, наши свечи
В черном бархате всемирной пустоты.
Все поют блаженных жен крутые плечи,
А ночного солнца не заметишь ты.
В статье “Слово и культура” Мандельштам пишет о том, что старая русская культура еще жива и остается собою, но у нее, отрешенной от всех своих внешних опор и предпосылок, словно открылось новое измерение.
О хрупком веселье русской культуры посреди гибельной стужи русской жизни Мандельштамом сказаны самые пронзительные слова, которые когда-либо говорились:
И живая ласточка упала
На горячие снега.
Это пятикратно повторенное под ударением “а” звучит как музыкальное ламенто, в восторге которого боль и радость - одно и то же. В статьях начала 20-х годов поэт будто бы торопится сказать самое главное. В статье “Пшеница человеческая”, наперед изобличающей пустоту, историческую неоправданность, тупиковость всех предостоящих попыток обновить кровавый пафос государственного величия, дан ошеломляюще трезвый, реалистический опыт о духовной ситуации эпохи масс, когда вышедшая из послушания “пшеница“ не дает выпечь из себя “хлеба”, а традиционные символы государственной “архитектуры” превращается в бутафорию. “Обстановка политической жизни Европы как самостоятельного, катастрофического процесса, завершившегося империалистической войной, совпало с прекращением органического роста национальных идей, с повсеместным распадом “народностей” на простое человеческое зерно, пшеницу, и теперь голосу этой человеческой пшеницы, к голосу массы, как ее нынче косноязычно называют, мы должы прислушаться, чтобы понять, что происходит с нами и что нам готовит грядущий день”, - писал Мандельштам. Какие бы превратности не постигали хрупкое равновесие нервов Мандельштама, какие бы зигзаги не прочерчивало его поведение в повседневной жизни, его неподкупная мысль вглядывалась в происходящее твердо, без паники, без эйфории и ставила вопросы по существу. Равновесие, которым отмечено лучшее, что писал Мандельштам в начале 20-х годов, - равновесие тревог и надежд в осмыслении времени, оеспеченное сознанием независимости собственной мысли, да и культуры в целом, и равновесие темнот и ясности в облике стиха, обеспеченное тем, что поэт называл чувством внутренней правоты, - уже к середие десятилетия оказывается буквально взорванным.
Нельзя дышать, и твердь кишит червями
И ни одна звезда не говорит...
Для поэта страшнее внешней угрозы - угроза потерять чувство внутренней правоты, усомниться в своем отношении к слову. Этого не сравнить ни с какими неуютными обстоятельствами. Конечно, внутрення угроза в конечном счете тоже связана с состоянием общества, но иной. более тонкой, связью; дело не в том, что поэт со страхом оглядывается на кого-то, - просто воздух, который он находит в своей собственной груди, зависит в своем качестве от атмосферы общества. Голос, так властно звучавший в “Камне” и в “Trisia”, становится судорожным и напряженным.
Трудная попытка уйти от самого себя запечатлена прежде всего в “Грифельной оде”. Там примечательна не только густая темнота образов, решительно нарастающая, не оставляющая мест ни для какой прозрачности, ни для чего “дневного”:
Как мертвый шершень возле сот,
День пестрый выметен с позором.
И ночь-коршунница несет
Горящий мел и грифель кормит.
С иконоборческой доски
Стереть дневные впечатленья
И, как птенца, стряхнуть с руки
Уже прозрачные виденья!
Мандельштама постигает творческий кризис: ни одного стихотворения за пять лет. Годы, когда не было стихов, заняты работой над прозой.
В 1928 г. Мандельштам писал, отвечая на анкету под заглавием “Советский писатель и Октябрь”: “Октябрьская революция не могла не повлиять на мою работу, так как отняла у меня “биографию”, ощущение личной значимости, Я благодарен ей за то, что она раз навсегда положила конец духовной обеспеченности и существованию на культурную ренту...” В том же, 1928 г. выходит “Египетская марка”, где тема отталкивания от себя доведена до надрыва, до транса: “Старшно подумать, что наша жизнь - это повесть без фабулы и героя, сделанная из пустоты и стекла, из горячего лепета одних отступлений, из петербургского инфлуэнцного бреда” У Мандельштама нет каких-то особенно филантропических тем; но ведь и Пушкин не был сентиментальным моралистом, когда подвел итоги своих поэтических заслуг в строке: “И милость к падшим призывал”. Дело не в морали, дело в поэзии. Согласно пушкинской вере, унаследованной Мандельштамом, поэзия не может дышать воздухом казней. Заступаясь за приговоренных к смерти, Мандельштам не знал, что вскоре заступничество понадобится ему самому. Постигшие Мандельштама злоключения, несовместимость вольного поэта с “литературой”, столь быстро адаптирующейся и умеющей доказать кому надо собственную нужность. Сверхличной темой для Мандельштама становится - то, что происходит со страной:
Приказчик на Ордынке работницу обвесил - убей его!
Кассирша обсчиталась на пятак - убей ее!
Директор сдуру подмахнул чепуху - убей его!
Мужик припрятал в амбаре рожь - убей его!
Настоящая правда - страшна. В поэзию Мандельштама входят темы, разработанные перед этим в прозе. Поэт принял свою судьбу, возобновляя внутреннее согласие на жертву:
А мог бы жизнь просвистать скворцом,
Заесть ореховым пирогом,
Да, видно, нельзя никак...
Но его мужество - мужество отчаяния. “Были мы люди, а стали людье”. У него никогда еще не было этих неистовых интонаций, выражающих состояние души, когда последние силы собраны, как в кулак:
По губам меня помажет
Пустота,
Строгий кукиш мне покажет
Нищета.
Поэзия Мандельштама становится в начале 30-х годов поэзией вызова, гнева, негодования:
Пора вам знать, я тоже современник,
Я человек эпохи Москвошвея, -
Смотри, как на мне топорщится пиджак,
Как я ступать и говорить умею!
Попробуйте меня от века оторвать, -
Ручаюсь вам - себе свернете шею!
В ноябре 1933 года Мандельштамом были написаны стихи против Сталина
Мы живем, под собою не чуя страны,
Наши речи за десять шагов не слышны,
А где хватит на полразговорца,
Там припомнят кремлевского горца...
13 мая 1934 года Мандельштам был арестован и выслан в Чердынь. Арест очень тяжело сказался на Мандельштаме, временами у него наступало помрачение сознания. Не признавая и все же каждодневно ощушая себя “тенью”, изверженной из мира людей, поэт проходит через свое последнее искушение: поддаться иллюзорному соблазну вернуться в жизнь. Так возникает “Ода Сталину”. И все-таки работа над “Одой” не могла не быть помрачением ума и саморазрушением гения. 2 мая 1938 года повторный арест. В лагере под Владивостоком 27 декабря 1938 года Осип Мандельштам умер. Все было кончено. Все было впереди.
З а к л ю ч е н и е
Поэзия Мандельштама -память русской культуры Серебряный век русской культуры закончился после 1917 года, с началом гражданской войны. В двадцатые годы еще продолжалась инерция, ибо такая широкая и могучая волна, каким был наш серебряный век, не могла не двигаться некоторое время, прежде чем обрушиться и разбиться. Еще были живы большинство людей, творчеством которых был создан серебряный век, но сама эпоха закончилась. Остался холодный лунный пейзаж без атмосферы. Но со второй половины 50-х годов, едва отпустил страх, списки мандельштамовских стихов начинают расходиться по рукам, служа заветным паролем для тех, кто хранил память культуры. Для многих мандельштамовская поэзия становиться формирующим, воспитывающим переживанием. Оказывается, что слух новых поколений подготовлен и настроен на поэзию Осипа Мандельштама. О своей песни Мандельштам сказал: “Утеха для друзей и для врагов смола”. Без темных лучей вражды спектр того ореола, в котором является нам мандельштамовская поэзия, неполон. Если эти лучи погаснут, Мандельштам перестанет тревожить и озадачивать нас.
СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Мандельштам О.Э. Сочинения. В 2-х т. М., Худож. лит., 1990.
2. Мандельштам О.Э. Собрание произведений. Стихотворения/ Сост., подг. текста и прим. С.В. Василенко и Ю.Л. Фрейдина. М., Республика, 1992.
3. Воспоминания о серебряном веке. Сост. В. Крейд. М., Респуб-
лика, 1993.
4. Мандельштам О.Э. Сб. Четвертая проза. В 2- т. М., СП Интерпринт, 1991.
ПЛАН РЕФЕРАТА
I. Вступление. Эпоха серебряного века и Осип Мандельштам.
П. Основаня часть. Россия Осипа Мандельштама:
1. Истоки и универсализм поэзии Мандельштама
2. Своеобразие поэзии Мандельштама.
3. Россия в поэзии и прозе О. Мандельштама Ш. Заключение. Поэзия Мандельштама - память русской культуры.
