Как погиб грибоедов кратко. Гибель Грибоедова

Сразу скажем, по сей день есть заинтересованные лица, которые крепко держатся за английский след в убийстве Грибоедова. Версия появилась в «Московских ведомостях» 1829 года. Это и понятно, поскольку в Персии тогда существовали только российская и британская дипмиссии и царю, получившему в знак прощения за гибель посланника уникальный бриллиант «Шах», удобнее было выискать стрелочника на стороне Туманного Альбиона. Вторую жизнь этой версии дал Юрий Тынянов. В 1929 году, когда исполнилось 100 лет со дня трагической гибели российского посланника в Тегеране, появился тыняновский роман «Смерть Вазир-Мухтара».

Политическая ситуация, когда фактически были разорваны дипломатические отношения между большевистской Россией и Англией, подсказала Ю.Тынянову актуальную трактовку. В результате по романной версии английский дипкорпус в Персии оказался повинным в смерти Грибоедова.

По признанию самого Грибоедова, он не был ключевой фигурой в российско-персидских отношениях, что делало бы резонным его убийство для конкурирующего государства.

9 декабря 1827 года сам Грибоедов в письме к К.К. Родофиникину из Тебриза писал, что не будет иметь много дела в Тегеране, так как все дела с Россией решает Аббас-Мирза в Тебризе. Также он сообщает, что считает необходимым пригласить Аббас-Мирзу в Петербург. Генерала Паскевича он просит о наградах для английского посольства. Грибоедов был человеком фанатической честности. Во всяком случае, так характеризовал его генерал Ермолов. И человек подобного склада не стал бы ратовать за награждение английского дипкорпуса, если бы имели место серьезные интриги и неприязнь. И наконец, Англии как раз выгодно было, чтобы Россия выпотрошила из Персии двадцатимиллионную контрибуцию и тем самым заставила страну подсесть на иглу британских финансовых вливаний.

Беда в том, что фанатическая честность и вытекающая из этого качества доверчивость сделали его жертвой навязанного ему окружения.

Доверчивый ум

По всей видимости, в силу своей феноменальной порядочности Александр Грибоедов принимал за правду рассказы своего коварного окружения об «исторической родине армян на Кавказе». Под прессом армянской лжи поэт ошибочно считал, что армяне - автохтоны на Южном Кавказе и когда-то были насильственно изгнаны оттуда в Персию. Главным доказательством для него были церкви, которые он видел на территории азербайджанских ханств. По-видимому, он получил массу внушительной лжи во время пребывания в Эчмиадзинском монастыре и бесед с патриархом в январе 1820-го и июне 1827 года.

Скорее всего он даже не предполагал, что можно присвоить церкви другого народа, как это сделали армяне с албанскими церквами. Он также не ведал, что сам является жертвой фальсификаций, которыми его методично подкармливало армянское окружение.

19 июля 1827 года граф И. Паскевич, муж двоюродной сестры Грибоедова, поручил ему написать проект перемирия между Россией и Персией.

11 ноября 1827 года на втором заседании конференции, на которой обсуждались условия, предъявленные Паскевичем персидскому правительству, именно по инициативе Грибоедова были рассмотрены основные вопросы, относящиеся к армянскому народу. Как известно, поэт добился включения в Туркманчайский договор специальной 15-й статьи, которая стала юридической базой для массового переселения армян из Персии на исконные азербайджанские земли. Отметим, что после этого проект российского правительства о переселении 80 тыс. казаков на земли вдоль иранской границы потерял силу.

Взятие Эривани

К этому добавим, что именно Грибоедов остро обозначил вопрос о необходимости взятия Эриванской крепости, что в конечном итоге обеспечило армян территорией для создания государства там, где их раньше никогда не было. Об этом его донесение Паскевичу 30 июля 1827 года после переговоров с персидским наследным принцем Аббас-Мирзой из лагеря при селении Кара-Баба.

Наряду с политическими интересами России Грибоедов руководствовался желанием помочь армянскому народу вернуться на «историческую родину». Он проявлял о них заботу и после переселения на Кавказ. Из «Записок о переселении армян из Персии в наши области» узнаем, что Грибоедов предлагал передать 30-тысячное поголовье скота Эриванского cардара не армии и не казне, а новоприбывшим армянам, чтобы пополнить их хозяйство.

В кругу армян

С 1819 года помощником поэта был армянин Шамир Мелик-Бегляров, который работал в дипломатической канцелярии главнокомандующего на Кавказе. Со временем Грибоедов начал слепо доверять этому человеку. В его эпистолярном наследии достаточно писем, в которых он ходатайствует за Шамира, пишет, как скучает по нему и ждет обратно.

Сохранились сведения о том, что именно Шамир, который в 1847 году дослужился до чина полковника и кавалера ордена Святого Георгия IV класса, был одним из составителей нового проекта армянского государства на исконных азербайджанских землях.

Под его влиянием Грибоедов недолюбливал правителя гражданской канцелярии генерала Ермолова П.И. Могилевского, который помогал бекам Эриванского ханства (с 1828 года - Армянской области) получать русские чины и звания.

По настоятельному совету Шамира Грибоедов часто посещал Тифлисское армянское училище, периодически встречался с обученными армянами, которые привлекали его к чтению искусно сфальсифицированных «фундаментальных» трудов по истории Армении.

Письмо Паскевичу из Тебриза от 30 октября 1828 года показывает степень доверия Грибоедова к проармянскому фальсификатору. Поэт просит графа «завоеванные в Баязете А.Г. Чавчавадзе восточные манускрипты отправить в Академию наук О.И. Сенковскому, а не в Публичную библиотеку. (ПССГ. III, 227.) Речь идет об Осипе Сенковском, который выступал в поддержку армянских фальсификаций под литературной маской «Барон Брамбеус». Именно его В. Величко называл «первым наемником армян в русской литературе».

В Тебризе почти все сотрудники в его посольской миссии были армяне: канцелярист Рустам Бенсанян, личный переводчик Мелик Шахназар, Якуб Мархарян (Мирза-Якуб), казначей Василий Дадашьян (Дадаш-бек), курьеры Исаак Саркисов, Хачатур Шахназаров.

В архиве исследователя Н.К. Пиксанова сохранились документы, свидетельствующие о заботливом отношении поэта к этим людям. Среди них - отношение № 1402 от 14 августа 1827 года Азиатского департамента Грибоедова, в котором утверждается его выбор в переводчики поручика Шахназарова и коллежского регистратора В. Дадашева. Наряду с Шамиром армянин Дадашев тоже держал молодого дипломата под своим влиянием.

В декабре 1828 года Грибоедов отправил к Паскевичу отношение с просьбой объявить переводчику Шахназарову утвержденный чин штабс-капитана и выдать ему годовой оклад за работу.

Таким образом, проясняется, как и под каким влиянием формировалось сочувственное отношение молодого дипломата к армянам, которых он поначалу совсем не жаловал.

Наряду с этим сегодня проясняется степень виновности армянского окружения Грибоедова к его гибели. Рустам Бенсанян, он же Рустам-бек, был главной мулетой, поднимающей ярость персов против российского посланника. Хотя в некоторых источниках утверждают, что Грибоедов раздражал шаха и его двор своей дерзостью, тем, что он в туфлях заходил в шахские покои, эта версия держится на слабых подпорках. Современники отмечают особую грибоедовскую учтивость и любезность в обращении. Что касается хождения в обуви по коврам, то шах и его окружение наверняка лояльно относились к этому, поскольку в Туркманчае был подписан протокол о посольском церемониале, по которому русским дипломатам разрешалось на приеме у шаха находиться в европейской одежде и, следовательно, не разуваться.

Так что недовольство российским дипкорпусом в Персии вызывал не Грибоедов, как это внушается более 100 лет, а армяне. Вечно пьяный Рустамбек и его дружки затевали на базарах драки, бегали по улицам с обнаженной шашкой и грозили персам. Он и был главным подстрекателем, заставившим Грибоедова укрыть в посольстве двух армянок из гарема влиятельного вельможи Аллаяр-хана.

Убийство

Грибоедов относился к сановнику неприязненно, но в чем причина личной неприязни дипломата к этому человеку и случайно ли именно его наложниц требовал укрыть в посольстве Рустам-бек? Кстати, отметим, что женщины вовсе не просились в Россию, их силой забрали, ссылаясь на 13-ю статью Туркманчайского договора, не считаясь с тем, что они уже приняли мусульманство и имели детей от Аллаяр-хана.

Дальнейшее развитие действий само по себе предвещало трагический финал. Ночью 21 января 1829 года в двери российского посольства постучался Мирза-Якуб Маркарян и заявил, что желает воспользоваться правом пленника возвратиться на родину. Грибоедов отказал ему в приеме в столь позднее время. Но Маркарян вернулся утром и настаивал на своем. Это был евнух, сделавший за 15 лет блестящую карьеру казначея внутренних покоев шахского дворца, был доверенным лицом, знавшим тайны тегеранской элиты.

Посланцы шаха так и не смогли объяснить Грибоедову, что увозя евнуха, он фактически посягает на честь шаха. Тем временем наложницы Аллаяр-хана подняли громкий скандал, что по наущению Мирзы-Якуба их изнасиловал сводный брат Грибоедова Дмитриев. В тот же день Рустам-бек затеял очередную драку на базарной площади. Словом, армяне мастерски разыграли сценарий и довели события до кульминации. Персы, расценившие действия Грибоедова и его окружения как оскорбление достоинства всего народа, разгромили посольство и убили дипломата. Так Грибоедов стал жертвой лжи и вероломства.

Последствия

Однако смертью поэта не завершились конфликты и войны в Закавказье, а, наоборот, завязывался новый узел противоречий - так называемый карабахский конфликт.

Через 160 лет история повторилась. Как известно, под руководством Грибоедова армян переселяли в Эривань, Нахичевань и Карабах. В Эривани в 1918 году была провозглашена Армения, и азербайджанцы подарили им город Эривань и 9 тыс. квадратных километров территории, которые в советские годы выросли до 30 тысяч. А с 1988 года и по сей день армяне требуют отделения горной части Карабаха от Азербайджана.

Наша справка

Из недр гнусного национализма появились новые мутанты-разрушители, которые не оставили потомкам даже память о Грибоедове - Дворец сардара Эриванского ханства, в котором зимой 1828 года ссыльные декабристы показали единственную прижизненную постановку «Горе от ума» в присутствии автора.

А ведь армяне могли бы из уважения к памяти Грибоедова оставить дворец и установить мемориальную доску, свидетельствующую о важном факте русской истории и культуры. После этой постановки Дом сардара стал фактом русской культуры, своего рода храмом, в котором многомиллионные народы советского и постсоветского пространства могли почувствовать атмосферу высокого духовного наследия поэта, ссыльных декабристов, поставивших эту комедию. Но этот бесценный шедевр средневекового азербайджанского зодчества, эта непреходящая память о Грибоедове стерты с лица земли.

Еще в 1927 году, через сто лет после взятия Эривани Россией, дворец во всей своей яркой красе был местом туристического паломничества. Но это не остановило армянских вандалов. В 1964 году на этом месте уже дворца не будет. От него останутся лишь несколько каменных глыб.

НОВЫЕ МАТЕРИАЛЫ ОБ УБИЙСТВЕ А. С. ГРИБОЕДОВА

В архиве бывшего командира шахской казачьей бригады в Иране Косоговского сохранился чрезвычайно интересный материал, проливающий свет на события 30 января 1829 г. t в результате которых был убит в Тегеране А. С. Грибоедов. Материал, датированный 30 июля 1897 г., озаглавлен: “Сведения об убийстве в Тегеране российского императорского чрезвычайного посланника и полномочного министра при дворе персидском Грибоедова, доставленные сартипом (генералом - Г. П.) князем Сулейман-ханом Меликовым, которого родной дядя князь Сулейман-хан Меликов был убит в тот же день … вместе с покойным Грибоедовым и прочими членами русской миссии”. Эти сведения были записаны Мартирос-ханом, начальником штаба шахской казачьей бригады. В имеющейся литературе мы не встретили ссылки на эти показания 1 .

Вся литература по этому вопросу, как известно, написана главным образом на основании официальных данных и сведений б. первого секретаря посольства Мальцева 2 , единственного человека из всего состава посольства, которому удалось спастись. В литературе искажается как роль самого А. С. Грибоедова в качестве посланника, так и роль Фатх-Али-шаха, с ведома и одобрения которого было совершено убийство А. С. Грибоедова и почти всего состава посольства. Сугубо политический и неслыханный в истории международных отношений террористический акт стараниями и усилиями иранских вельмож и сановников царского правительства представлен так, что во всем оказался виноват сам А. С. Грибоедов.

При иных обстоятельствах правительство Николая I в ответ на убийство посла и почти всего состава посольства объявило бы Ирану войну. Но в то время Россия воевала с Турцией (1828-1829), и царское правительство не хотело начинать новой войны. Паскевич, главнокомандующий русских войск на Кавказе, писал по этому вопросу Нессельроде, государственному канцлеру: “Для сего должно будет объявить ему [шаху] войну непримиримую, но при теперешней войне с турками предпринять оную с надеждою успеха нет никакой возможности.

… Войск … недостаточно даже для ведения оборонительной войны с обеими державами … Начав наступательную войну с Персиею, надобно везти с собою огромные запасы провианта, артиллерийских зарядов и проч. в самое сердце Персии, но здешний край с 1826 года находится в военном положении и потому все способы снабжения войск и в особенности транспортировки истощены совершенно до того, что и при теперешней войне с турками с большими усилиями едва могу поднять все тягости, нужные мне для наступательных движений” 3 .

Кроме того, имелись серьезные опасения, что в связи с новой войной могли бы вспыхнуть на Кавказе восстания против царизма 4 .

Получив такое донесение, в Петербурге решили найти иную формулу для разрешения конфликта. Этому помог тот же Паскевич, который, возможно, оказал давление на Мальцова 5 и представил дело в таком свете, что вина иранского правительства могла быть заглажена путем дипломатических переговоров. Основанием для этого плана послужила позиция Мальцова, который в разговоре с шахскими сановниками и самим шахом из осторожности и из опасения “распроститься с жизнью притворился убежденным их речами” 6 . Другими словами, Мальцов в присутствии шаха согласился с теми обвинениями, которые выдвигали против А. С. Грибоедова в придворных иранских кругах. Автор одной из работ о Грибоедове, Мальшинский, замечал при этом: “Нет ничего невероятного в том, что “холодная струя благоразумной осторожности” увлекла Мальцова в присутствии шаха до обвинения Грибоедова в излишнем усердии” 7 .

Итак, Мальцов, руководствуясь личными интересами и движимый инстинктом самосохранения, лил воду на мельницу иранских правящих кругов. Это, разумеется, было использовано придворными сановниками и иранскими историками для сочинения официальной и совершенно неправильной версии об убийстве А. С. Грибоедова и почти всего состава русского посольства в Тегеране.

Во дворце Николая I эта версия об убийстве Грибоедова была желанной вестью: царь и его окружение были готовы “убедиться” в виновности А. С. Грибоедова и рассматривать его трагическую гибель в духе этой версии. С другой стороны, такие показания Мальцова были очень кстати и для Паскевича, который в них нуждался. Паскевич нашел в них подтверждение правильности своей позиции, чтобы убедить правительство Николая I в нецелесообразности объявления войны Ирану и в необходимости принятия торжественных извинений иранского правительства.

Таким образом, неверные показания Мальцова имели огромное значение для царского правительства, которое, будучи озабочено сохранением своего престижа, приняло за основу заведомо неверные сведения об убийстве А. С. Грибоедова и делало вид, что оно верит непричастности к этому делу шахского правительства, лишь бы не начинать новой войны, которая в иных политических условиях обязательно бы возникла. Как бы в благодарность за оказанную услугу Нессельроде в письме Паскевичу о Мальцове, указывая на “благоразумное его поведение в столь трудных обстоятельствах”, просил оставить его при своей особе 8 .

О Мальцеве мы скажем ниже, а сейчас обратим внимание на ту тенденциозную характеристику, которая давалась А. С. Грибоедову в оправдание позиции царского правительства перед лицом общественного мнения.

“Александр Сергеевич, - писал Мальшинский, - сам признавал себя недостаточно подготовленным к исполнению возложенных на него трудных обязанностей” 9 .

Нессельроде писал Паскевичу: “ ... сие происшествие должно приписать опрометчивым порывам усердия покойного Грибоедова” 10 .

А. Берже, председатель Кавказской археографической комиссии, сообщал: “Грибоедов “зашел слишком далеко” в своих требованиях - и в этом заключается главная ошибка его” 11 .

“Обвинители” А. С. Грибоедова не могли не знать, что он прекрасно знал обычаи и нравы той страны, в которой представлял интересы правительства России. Именно поэтому он, заслуженно считавшийся лучшим знатоком Ирана, был назначен на высокий пост посланника при дворе шаха. Талантливый дипломат, сознававший всю тяжесть ответственности, выпавшей на его долю, деликатный и вежливый, предвидевший последствия своей предстоящей деятельности в Иране 12 , проявлявший должную осторожность и предусмотрительность в своих действиях, он, конечно, не был таким, каким его представили интриганы и заговорщики, находившиеся при особе шаха, а вместе с ними и иранские историки, а также некоторые русские исследователи, о которых сказано выше. У последних повествование об убийстве А. С. Грибоедова получилось совсем в духе иранской историографии 13 .

Указанные выше “обвинители” всячески выгораживали роль иранского правительства в этом деле. Так, например, 30 марта 1829 г. Паскевич писал Нессельроде: “цель возмущения сего состояла не в том, чтобы учинить неслыханное над г. Грибоедовым злодеяние, а последовало оное собственно для истребления мирзы Якуба, который, находясь при шахе евнухом весьма долго, знал все его тайны и все происшествия его гарема” 14 .

Нессельроде отвечал Паскевичу: “Повидимому. . . двор персидский не питал никаких противу нас враждебных замыслов” 15 .

В официальном письме Нессельроде на имя Паскевича от 26 марта 1829 г. за № 605 эта мысль вновь подчеркивалась: “Не взирая на беспокойные слухи … государю императору приятно еще верить, что ни Фатх-Али-шах, ни Аббас-Мирза не причастны к злодейскому умерщвлению нашего министра в Тегеране” 16 .

В том же письме об этом сказано еще более утвердительно: “Мы не только далеки от мести, но твердо уверены в невинности персидского правительства и готовы принять его торжественное оправдание” 17 . В таком же духе писал Нессельроде Паскевичу в отношении от 26 марта 1829 г. за № 606 18 .

Берже, исследование которого считается наиболее авторитетным 19 , писал: “Фатх-Али-шах не только в нем [убийстве] не участвовал, но и не предвидел такого исхода” 20 . Даже исследователь деятельности Грибоедова в Грузии и Иране И. К. Ениколопов, который, казалось бы, должен располагать более полными и верными данными 21 , писал, что “события получили столь стремительное развитие, что трагический их конец не успел, очевидно, предусмотреть не только Аллаяр-хан, но и сам Грибоедов” 22 .

В таком виде литература представляла роль иранского правительства и его сановников в событиях 30 января 1829 г. в Тегеране.

Лицемерные заявления шаха Николаю I были рассчитаны на то, что инцидент будет исчерпан мирным путем. В письме императору, которое было вручено племянником шаха, Хесроу-Мирзой, шах спешил сообщить “правду об этом внезапном событии и неосведомленности о нем (курсив мой. - Г. П.) правителей этого (иранского. - Г. П.) государства” 23 .

В этом же письме Фатх-Али-шах уведомлял императора о мерах, принятых в отношении отдельных лиц: “Мы отстранили от должности, наказали и оштрафовали даже губернатора и районного надзирателя за то, что они так поздно узнали об этом событии и проявили нераспорядительность” 24 .

Но версия о непричастности иранского правительства к убийству А. С. Грибоедова не выдерживает никакой критики. Сам Фатх-Али-шах в течение не одного десятка лет вынашивал план войны Ирана с Россией, создавая атмосферу вражды и ненависти к России и находя в этом поддержку со стороны Англии, которая снабжала его деньгами, оружием и оказывала помощь своими военными специалистами 25 .

Известно, что еще согласно англо-иранскому договору 1809 г. Англия обязалась выплачивать Ирану ежегодно по 160 тыс. туманов в течение всего времени войны Ирана с Россией. Английское правительство при утверждении этого договора увеличило эту сумму до 200 тыс. туманов. В 1811 г. из Англии было доставлено в Иран 30 тыс. ружей, 20 орудий, оборудование для сорока оружейных мастерских. Тридцать английских инженеров и военных инструкторов были командированы в распоряжение иранского правительства 26 . После поражения Ирана в войне с Россией в 1804-1813 гг. активность английских агентов в Иране еще более усилилась. Англия преследовала цель разжечь в Иране реваншистские настроения, склонить правящие иранские круги к необходимости начать новую войну с Россией, вызвать ненависть народных масс к России и русским, подчинить внешнюю и внутреннюю политику правительства Ирана интересам Англии. Этим целям служил новый договор, заключенный Англией с Ираном в 1814 г. Пункт 4 этого договора предусматривал получение Ираном помощи (в виде военных сил или ежегодной субсидии в сумме 200 тыс. туманов) в случае, если Иран подвергнется нападению со стороны какой-либо европейской державы (подразумевалась, конечно, Россия). Смысл договоров 1809 и 1814 гг., заключенных Англией с Ираном, совершенно бесспорен и не вызывает никаких сомнений. Совершенно бесспорным является и то, что наследный принц Аббас-Мирза в полной мере использовал помощь англичан в целях укрепления иранской армии, которую он обучал “по европейскому образцу”, спешно готовя ее для новой войны против России. Не без участия английских агентов велась в Иране и идеологическая подготовка новой войны против России.

Фатх-Али-шах, поощряемый Англией, еще в 1808 г. призвал улемов дать фетву об объявлении “священной войны” против русских 27 . Согласно этому призыву, шейх Джафар-Неджефи, Ага-Сеид-Али-Исфагани, Мирза-Абуль-Касым, улемы Кашана, Исфагана, хаджи Мулла-Ахмед-Нерати-Ка-шани, шейх Джафар и другие улемы составили и подписали обращение об объявлении “священной войны” против русских 28 .

После заключения Гюлистанского договора (1813) враждебная деятельность со стороны правящих иранских кругов против России не прекращалась. В 1821 г. Абуль-Хасан-Мохаммед-Казим издал свою книгу 29 , в которой он, ссылаясь на коран и высказывания комментаторов, изложил подробнейшим образом основы и принципы ведения “священной войны” против русских, стараясь обосновать необходимость объявления такой войны.

В 1825 г. - за год до начала новой войны Ирана с Россией - Фатх-Али-шах, по советам и настояниям Ага-Сеид-Мохаммед моджтахеда, которого поддержали принцы и другие улемы, согласился с необходимостью объявления “священной войны” против России и отпустил из казны 300 тыс. туманов для этой цели 30 .

Главный советник шаха Асаф-эд-доуле, вступив в сговор с виднейшим представителем тегеранского духовенства мирзой Масих, спровоцировал нападение толпы на русскую миссию в Тегеране и организовал истребление почти всего состава ее во главе с А. С. Грибоедовым, что разоблачает не только враждебные действия иранского правительства того времени по отношению к России, но и политику Англии, которая в лице Асаф-эд-доуле имела одного из наиболее верных и надежных проводников своих планов в Иране. Следует обратить внимание на такое важное обстоятельство, что в 1826-1828 гг., когда шла война Ирана с Россией, Асаф-эд-доуле был премьером. Одного этого факта достаточно для того, чтобы представить себе, какую ценность представлял этот человек для английских политических агентов в Тегеране. Не случайной поэтому была и агрессивная позиция Асаф-эд-доуле на совещании у шаха, которое было созвано вскоре после первых неудач иранской армии для решения вопроса, продолжать ли войну или просить мира. В то время как многие участники совещания склонялись в пользу мира, Асаф-эд-доуле, выражавший мнение своих английских хозяев и питавший надежду на их дальнейшую поддержку, требовал продолжения войны 31 .

Таким образом, нет решительно никаких оснований верить в непричастность Фатх-Али-шаха и его правительства к убийству А. С. Грибоедова.

Фатх-Али-шах и его придворные были уверены в том, что Россия не может объявить войну Ирану. Если бы у шаха не было такой уверенности, он никогда не рискнул бы организовать убийство посла и почти всего состава русского посольства.

Показания Сулейман-хана Меликова полностью разоблачают роль иранского правительства во главе с Фатх-Али-шахом в деле А. С. Грибоедова. С другой стороны, они рисуют А. С. Грибоедова как мужественного человека, который стоял на посту до последней минуты своей жизни.

Эти же показания проливают свет и на роль Мальцова, первого секретаря посольства, который при желании мог бы спасти А. С. Грибоедова, если бы он вместе с ним, а не один воспользовался убежищем, предоставленным ему одним знакомым ханом, дом которого находился рядом с домом русского посольства. Кстати, таким же трусом оказался и русский консул в Тавризе Амбургер, который при первом известии об убийстве А. С. Грибоедова, несмотря на категорический запрет Паскевича, выехал из Тавриза в Нахичевань, оставив русскую колонию на попечение английского консула 32 .

Мальшинский приводит интересную деталь, помогающую разобраться в сути дела. Он указывает, что на вопрос, знал ли А. С. Грибоедов о предполагаемом нападении, Мальцов ответил: “Я не слыхал от него ни слова; никто из нас ничего не знал: вот почему не были сделаны приготовления к обороне” 33 .

С другой стороны, из показаний Сулейман-хана Меликова видно, что на рассвете 30 января 1829 г. А. С. Грибоедову было известно о готовившемся нападении, так как Сулейман-хан Меликов, работавший переводчиком в русском посольстве 34 , по поручению своего дяди Манучехр-хана, который занимал видный пост при дворе шаха, явился лично к А. С. Грибоедову и предупредил его о грозившей опасности. Было бы странным предположить, что переводчик посольства, зная об опасности и находясь в помещении посольства, не предупредил о ней других ответственных сотрудников посольства. Да и сам Мальцов видел утром 30 января 1829 г. Соломона (Сулейман-хана) Меликова 35 . Однако Мальцов извратил факт. Он писал в своем рапорте, что Меликов пришел уже в самый разгар событий, тогда как на самом деле тот прибыл в посольство до нападения на него толпы, на рассвете 30 января. Следовательно, Мальцов должен был знать о предстоявшей опасности. Ведь он, кроме того, был предупрежден о ней своим знакомым ханом. Вот что писал об этом Берже: “Рассказывают, что хан этот до того полюбил и привязался к Мальцову, что, предупрежденный об опасности, угрожавшей русскому посольству, решил спасти своего приятеля. В этих видах ему удалось уговорить Мальцова, в самый день убиения Грибоедова, перелезть через крышу и укрыться в его доме. Предложение было принято, и Мальцов избег роковой участи” 36 .

Элементарная обязанность Мальцова, повидимому, ранее всех осведомленного о готовившемся нападении на русское посольство, казалось бы, состояла в том, чтобы принять меры предосторожности и позаботиться о своих коллегах и в первую очередь, конечно, о посланнике. Если он этого не сделал, то, повидимому, потому, что воспользовался убежищем хана до начала событий. Поэтому Мальцов умолчал о том, предлагал ли он. А. С. Грибоедову или кому-либо другому из состава посольства воспользоваться услугами хана. Мальцов отсиделся в доме своего приятеля, затем он был переодет в сарбазскую (солдатскую) форму и под охраной доставлен во дворец шаха. Он не был очевидцем всех подробностей событий 30 января, так как не принимал никакого участия в обороне посольства.

Там ему был оказан хороший прием, и в результате он признал, что виновником событий 30 января 1829 г. был А. С. Грибоедов. После этого Мальцов был отправлен в Тавриз в сопровождении некоего Назар-Али хана урмийского, которому было поручено передать наместнику шаха, Аббас-Мирзе, приказание уведомить императора о непричастности правительства Ирана к событиям 30 января 37 . В Тавризе Мальцов был принят также с должными знаками внимания. Его отъезд в Тифлис был обставлен подобающей в таких случаях пышностью. Вместе с ним было отправлено письмо Паскевичу, в котором сообщалось о непричастности иранского правительства к убийству А. С. Грибоедова 38 .

К сожалению, В. Т. Пашуто в своей весьма интересной и обстоятельной работе “Дипломатическая деятельность А. С. Грибоедова” 39 не имел, повидимому, оснований критически отнестись к тем показаниям Мальцова, которые касались непосредственно событий 30 января 1829 г. Ведь Мальцов мог знать о них только понаслышке, главным образом в интерпретации пристрастных иранских политических деятелей, которым он, вольно пли невольно, помог своим поведением во дворце шаха.

Публикуемый ниже материал с замечаниями Косоговского, по нашему мнению, является наиболее достоверным. Он снимает завесу над инцидентом, который был покрыт мраком неизвестности, и с головой выдает действительных вдохновителей, организаторов и виновников этого убийства. Сановитые убийцы пытались спрятать концы в воду. Они думали скрыть от истории факты, взвалив обвинения на самого А. С. Грибоедова и на народ.

Самодержавное правительство Николая I, у которого с А. С. Грибоедовым были свои счеты, не только не способствовало раскрытию подлинных обстоятельств этого неслыханного преступления, не только не разоблачило действительных его виновников, а, наоборот, всячески замалчивало их и позволило явным преступникам именовать себя невольными свидетелями этого преступления. Оно предало “вечному забвению злополучное тегеранское происшествие”, 40 политическое значение которого тем не менее хорошо понимали в Петербурге.

ИЗ АРХИВА КОСОГОВСКОГО

Сведения об убийстве в Тегеране российского императорского чрезвычайного посланника и полномочного министра при дворе персидском Грибоедова, доставленные сартипом князем Сулейман-ханом Меликовым, которого родной дядя князь Сулейман-хан Меликов был убит в тот же день в русской императорской миссии вместе с покойным Грибоедовым и прочими членами русской миссии

Все, что я слышал от покойного отца моего кн. Давид-хана Меликова и от людей бескорыстных и знакомых с этим делом и от очевидцев по делу об убийстве Грибоедова, заключается в следующем.

Покойный Грибоедов был человек бесстрашный, очень смелый, честный, прямой и в высшей степени преданный своему отечеству и государству 41 . Никакими подкупами, никакой лестью нельзя было отклонить его от прямого пути и заставить пользоваться чьими-либо одолжениями. Он, как герой, защищал права и интересы русско-подданных и находившихся под покровительством России. Эти свойства и качества Грибоедова не нравились сановникам персидского правительства. Они постоянно злоумышляли против него, собирались вместе, советовались и придумывали средства, как бы выжить г. Грибоедова из Персии. Они всячески старались оклеветать или обвинить его в чем-нибудь. Но посланник не обращал никакого внимания на все эти козни и интриги. Он твердо и непоколебимо продолжал действовать в интересах своего государства и русско-подданных. Когда сановники персидского правительства увидели, что все их интриги и козни бесполезны, они, с одной стороны, тайно обратились к тогдашнему мусульманскому духовенству и клятвами и увещеваниями убедили духовенство, что если они допустят Грибоедова продолжать действовать, как он действовал до сих пор, то в недалеком будущем будет окончательно поругана их мусульманская религия и государство персидское пропадет окончательно. С другой стороны, они возбудили Фатх-Али-шаха против Грибоедова, и все вместе каждый день говорили шаху, что русский посланник не только в делах, касающихся русско-подданных и вообще России, неумолим, строг, взыскателен и нагл, но и по отношению к его шахскому величеству он не упускает ни одного случая, чтобы не нанести явного оскорбления и непочтения августейшей особе его величества. Мало-помалу они восстановили и шаха против Грибоедова. Шах, убежденный в необходимости отделаться от такого невыносимого посланника, изъявил свое согласие на изыскание средств к обузданию этого неукротимого человека.

В это время к Грибоедову обратился с прошением один христианин Тифлисской губернии по имени мирза Якуб, из пленных грузин, которого выложили (оскопили) и насильно заставили принять мухаммаданскую религию. Этот мирза Якуб заявил, что он из русской миссии не сделает ни одного шага, пока посланник не выхлопочет ему свободный пропуск на свою родину.

Грибоедов принял мирзу Якуба под свое покровительство и официальной нотой заявил персидскому правительству, что мирза Якуб, из пленных христиан, прибег в российскую императорскую миссию в бест и заявил, что его насильно заставили принять мусульманскую веру и что он желает вернуться на свою родину. В ноте Грибоедов напомнил персидскому правительству, что, по трактату, все пленные с обеих сторон свободны и никто не имеет права задерживать их. Персидское правительство не хотело удовлетворить требование Грибоедова и разными предлогами и пустыми, неосновательными доводами хотело заставить Грибоедова отказаться от этого требования и настаивало, чтобы Грибоедов выгнал из беста из русской миссии мирзу Якуба. Грибоедов настаивал на своем и во что бы то ни стало требовал свободы мирзы Якуба. Спустя несколько дней, когда вопрос этот еще не был решен, к покойному Грибоедову поступило другое прошение от одной пленной грузинки, которую Аллаяр-хан каджар Асаф-эд-доуле, дядя принца наследника Аббас-мирзы Наиб-эс-салтане, т. е. брат матери Аббас-мирзы, самый влиятельный из всех тогдашних государственных сановников, насильно обратил в мусульманскую веру, женился на ней. Она также заявила покойному Грибоедову, что ее насильно заставили принять мусульманскую веру и выйти замуж за Аллаяр-хана. Она умоляла Грибоедова освободить ее и отправить на родину. Покойный Грибоедов послал и это прошение Фатх-Али-шаху и потребовал или уговорить эту женщину оставить его, Грибоедова, в покое, т. е. взять добровольно назад свое прошение, или же освободить ее из плена и дать ей свободу с тем, чтобы она вернулась на свою родину. Аллаяр-хан, известный своим коварством, хитростью и ненавистью к России, просил дать ему отсрочку на 5 дней; будто он за эти пять дней исполнит требование русского посланника. Но вместо того, чтобы удовлетворить просьбу Грибоедова, он, с одной стороны, обратился к тогдашнему тегеранскому моджтахеду мирзе Масиху и уговорил его поднять народ к восстанию против покойного Грибоедова и русской миссии, а с другой стороны, явившись к Фатх-Али-шаху, доложил ему, что все тегеранское духовенство, имея во главе моджтахеда мирзу Масиха, решило единогласно поднять народ против Грибоедова. Фатх-Али-шах, который считал себя оскорбленным Грибоедовым, сказал, что и он не против этого и желал бы проучить немного этого человека. Эти слова шаха ободрили как Аллаяр-хана, так и моджтахеда мирзу Масиха, который, чтобы угодить и шаху и государственным сановникам, решил поднять народ против Грибоедова и русской миссии. Му"тамад-эд-доуле Манучехр-хан, из армян-заложников, привезенный в Тегеран из Тифлиса, выложенный, обращенный насильно в мусульманскую веру и заслуживший доверие Фатх-Али-шаха настолько, что шахом был назначен главным евнухом своего гарема, узнал об этом заранее и ночью тайно потребовал к себе моего отца как своего племянника, т. е. сына своей родной сестры, и приказал ему отправиться сейчас же в русскую миссию и передать г. Грибоедову все подробности этого заговора и уговорить, чтобы он и члены русской миссии на завтра ушли бы куда-нибудь из русской миссии, иначе все будут избиты толпой, которая завтра должна сделать нападение на русскую миссию. Когда мой отец пришел домой и сообщил эту новость, дядя мой, кн. Сулейман-хан Меликов, вызвался ехать к Грибоедову. Он взял с собой несколько человек из людей Му"тамад-эд-доуле Манучехр-хана и на рассвете отправился в русскую миссию и объяснил все это Грибоедову, уговаривая его, чтобы он собрал своих чиновников миссии и русских, живущих в миссии, отлучился бы из миссии и приглашал их к себе. Покойный Грибоедов к этим рассказам отнесся с насмешкой, не поверил и сказал, что никто не посмеет поднять руку против российской императорской миссии. Люди Му"тамад-эд-доуле, проводившие моего дядю в миссию, после рассказывали, до какой степени Грибоедов был упрям и настойчив в своем убеждении, что никто не посмеет поднять руку на русскую миссию. Они говорили, что так как кн. Сулейман-хан уж слишком настаивал, покойный Грибоедов даже рассердился на него и назвал его и всех армян трусами, объявив, что он не трус и ничего этого не боится. После того кн. Меликов, видя, что с Грибоедовым ничего не поделаешь, послал одного из сопровождавших его в миссию людей к Му"тамад-эд-доуле для доклада ему обо всем, что происходило между ним и покойным Грибоедовым, а сам решил не покидать Грибоедова и остался при нем в миссии. Между тем Му"тамад-эд-доуле, узнав о том, что моджтахед мирза Масих уже пошел в мечеть с целью собрать народ и повести его к русской миссии, поспешно вошел в гаремное отделение шаха и доложил ему об этом. Фатх-Али-шах сказал, что он уже знает об этом и уже отдал приказание Зилл-эс-султану Али-мирзе (одному из своих сыновей), чтобы на случай волнения в народе и если только народ нападет на русскую миссию, разогнать его. Му"тамад-эд-Доуле, который тщательно следил за ходом этого дела, узнал, что моджтахед мирза Масих уже был в мечети и после проповеди дал народу свой приговор о смерти Грибоедова, направился поспешно к шаху и доложил ему, что уже народ получил от мирзы Масиха смертный приговор и направился к русской миссии, а принц Зилл-эс-султан сейчас стоит у Тахте-поль (деревянный подъемный мост у ворот), занят своим делом и вовсе не думает итти к русской миссии. Он напомнил шаху, что если шах не примет сейчас мер к предупреждению этого скандала, то он будет в большой ответственности перед русским правительством. Фатх-Али-шах, разгневанный этими словами, быстро вышел из гарема, послал спешно своего фарраш-баши (начальника дворцовой стражи. - Г. Л.) Али-хана с толпой фаррашей к русской миссии для ее охраны, с приказанием разогнать народ, собравшийся у русской миссии, со строгим приказанием переловить всех зачинщиков этого беспорядка. Но и фарраш-баши или из боязни, или нарочно, подобно принцу Зилл-эс-султану, медлил. Злосчастный мой дядя, услыхав крики и шум разъяренной толпы, направлявшейся к русской миссии, советовал покойному Грибоедову собрать по крайней мере всех русских чиновников миссии на том же дворе, где жил сам Грибоедов, с тем, чтобы все вместе, общими силами оказывали бы сопротивление толпе, которая уже вламывалась в дом посла, впредь до прибытия помощи от шахского правительства. Но Грибоедов и на эту меру не согласился. Толпа народа, ворвавшись во дворы, где помещались члены русской миссии, перебив всех их, ограбила все их имущество, возвратилась во двор, где жил временно евнух мирза Якуб, и, убив его, ворвалась также в самый двор, где жил покойный Грибоедов. Грибоедов увидел, что дело дошло до крайности и при нем никого не оставалось, кроме моего дяди. Он начал отбиваться и защищаться выстрелами из двух ружей, которые были у него в комнате, а мой дядя, как это рассказывал один из людей Му"тамад-эд-доуле, заряжал эти ружья и подавал Грибоедову. Грибоедов убил до 18 человек из толпы, которая пыталась ворваться в его комнату. Когда люди увидели, что нет возможности ворваться в комнату через двери, они забрались на крышу и, сломав потолок комнаты, убили несчастного Грибоедова через отверстие, сделанное в потолке.

После того как Грибоедов был убит, мой дядя вышел из комнаты с целью уйти к себе домой. Толпа обступила его, отняла у него часы, забрала все его деньги и хотела отнять у него саблю, но он не хотел отдать ее. Тогда один из толпы, некий столяр, нанес ему сзади удар топором по голове и убил его.

Пишут и говорят, что тело Грибоедова и тела убитых были брошены в городской ров и целых 1 1/2 года, т. е. до приезда в Тегеран нового русского посланника, оставались во рву непогребенными. Это неправда. На второй день этой катастрофы покойный отец мой с разрешения Фатх-Али-шаха послал моего дядю хаджи Горгина Джульфинского за телом моего дяди. Он вынес тело из миссии и перенес его в армянскую церковь у Казвинских ворот и уложил в гроб впредь до отправки в Эчмиадзинский монастырь. На третий день Му"тамад-эд-доуле предложил шаху, чтобы он разрешил его племяннику, моему отцу, кн. Давид-хану, убрать и тело Грибоедова и вместе с телом моего дяди отправить в Россию. Он доложил шаху, что только в таком случае он может сказать, что этот несчастный случай произошел без ведома правительства и что как только правительство узнало об этом прискорбном событии, оно приняло все меры к удовлетворению и не дало тела убитых на поругание толпы.

Но государственные сановники отговаривали шаха и советовали как-нибудь скрыть тело посланника и тела чиновников миссии, а когда русское правительство потребует эти тела, то сказать, что их нет и что посланник и другие чиновники не убиты, а спаслись бегством, иначе, “если мы выдадим тела убитых, то уже больше не можем отказаться от того, что они убиты”. Фатх-Али-шах согласился с предложением своих сановников и отверг предложение Му"тамад-эд-доуле, который из боязни, чтобы его не подозревали в дружбе к России и в измене Персии, в этот день смолчал и ничего не возражал.

На четвертый день Му"тамад-эд-доуле явился к шаху в гарем и доложил, что его сановники ошибаются и находятся в заблуждении. Как можно скрыть убийство такого человека, как Грибоедов? Если шах не учинит честных похорон этих тел, то он может удвоить или утроить свою вину и еще более раздражит российского императора и русский народ. Тогда Фатх-Али-шах нашел, что Му"тамад-эд-доуле прав. Он приказал ему назначить того же человека, который убрал тело его племянника, т. е. моего дяди, пойти с нарочным со стороны шаха, убрать тело посланника и тела других и перенести их в армянскую церковь у Казвинских ворот. На четвертый день этой катастрофы ходжи Горгин Джульфинский, мой дядя, т. е. брат моей матери, вместе с нарочными от шаха пошли в русскую миссию, но сколько они ни рылись в телах убитых, тела Грибоедова не нашли и вернулись с пустыми руками. На пятый день они опять пошли в миссию и опять никак не могли отыскать тело Грибоедова. В это время один человек сказал хаджи Горгину под величайшим секретом, что тело Грибоедова с несколькими другими телами брошено в колодец или яму там же, во дворе, где жил сам посланник, и надо эти тела вытащить из колодца или ямы, которая была уже заделана. Хаджи Горгин сейчас же пригласил канатных мастеровых, которые нашли яму, раскрыли ее отверстие и, вытащив оттуда тело посланника и тела других, перенесли их в армянскую церковь у Казвинских ворот. Там эти тела обмыли, положили в гробы и оставили там впредь до новых распоряжений. Когда приехал новый посланник на место Грибоедова, тогда тело Грибоедова отправили в Россию. Остальные же тела похоронили за городом, в Тегеране же.

Пишут, что у Фатх-Али-шаха в гареме была одна пленная грузинка и покойный Грибоедов требовал от Фатх-Али-шаха выдачи ее, но он отговаривался, не хотел ее выдать, ссылаясь на то, что она сама не желает вернуться в Россию. Даже, будто бы Фатх-Али-шах препроводил эту грузинку в российскую императорскую миссию к покойному Грибоедову, чтобы он сам лично допросил ее, желает ли она вернуться на родину или желает остаться в Персии, и будто бы эта грузинка даже провела одну ночь в миссии. Это также неправда. Грузинка эта была та самая, которая была у Аллаяр-хана Асаф-эд-доуле, на которой он был женат. Ясно, что Аллаяр-хан Асаф-эд-доуле погубил ее.

Вот все, что я знаю. Ручаюсь, что, кроме этого, ничего другого не было, а если и рассказывают что-нибудь, кроме этого, то по неимению точных сведений.

ЗАМЕЧАНИЯ КОСОГОВСКОГО

сделанные им при чтении книги П. А. Риттиха “Политико-статистический очерк Персии” (СПб., 1896, стр. 239-246)

1. Сомнительно, чтобы настолько знал основательно персидский язык, но и вообще бывал ли в Персии ранее.

2. Грибоедов по своей инициативе не требовал пленных, а только лишь тех, которые к нему обращались с просьбой. Иначе он потребовал бы и Манучехр-хана Му"тамад-эд-доуле, начальника над всеми евнухами шаха, человека очень влиятельного и очень богатого, занимавшего долгое время место губернатора в Гиляне, нажившего огромные богатства во время моровой язвы: от вымиравших от язвы он брал себе их состояние; также он был наместником в Исфагане; был взят в плен при Ага-Мохаммед-хане, из тифлисских армян; затем его держали уже как заложника. Грибоедов не требовал и Юсуф-хана сепехдара (“сепя” - войско, “дар” - имеющий; титул, присущий только главнокомандующим или военным министрам) и многих других пленников.

3. Также сам не требовал и пленниц. Если обращались, - другое дело. Тело кн. Соломона Меликова было отправлено через Тавриз вместе с останками Грибоедова и следовало вместе вплоть до Эривани. Отсюда останки Грибоедова провезли в Тифлис (похоронен в монастыре св. Давида в Тифлисе), тело же кн. Соломона Меликова из Эривани отвезли; в Эчмиадзин.

Тело Грибоедова среди трупов было узнано родственником убитого Соломона Меликова (шурином его родного брата Давида Меликова): только по хорошо известным ему длинным ногтям Грибоедова, которые тот держал в большой холе 42 .

Князь Соломон Меликов высказывает такое мнение: рапорт г. Мальцова обвиняет во многом самого Грибоедова, тогда как кругом было виновато персидское правительство. Поэтому он высказывает мысль,. что, вероятно, на г. Мальцова было оказано давление в Грузии гр. Паскевичем-Эриванским, чтобы он не раздражал еще сильнее оголением истины императора Николая Павловича, в ту минуту слишком раздраженного, дабы дело не дошло до более тяжелых и пагубных последствий.

4. Неправильно и это: если сами обращались и просили, - другое дело.

5. Находились не две, а одна грузинка.

6. Они не были вызваны, но сами подали прошение Грибоедову.

7. Неправда. Посол им ничего не предлагал, а она (ибо только одна была, а не две) сама обратилась к послу.

8а. Неправда. Он их не выгонял. Он был человек очень вежливый и не такой, чтобы выгонять почтенных духовных лиц.

8б. Во всяком случае не “джами”, но или “джамо” - соборный, или “джома” - пятница, ибо по пятницам имам совершает в этой мечети общественную молитву.

8в. Тут противоречия нет, но это - факт, совершившийся при иных обстоятельствах, и потому требует подробного описания. (См. заметку Мартирос-хана со слов кн. Соломон-хан Меликова, родного племянника одного из убитых 30 января 1829 г. одновременно с Грибоедовым, тоже по имени кн. Соломона Меликова).

8г. Во-первых, Роузет-ус-сэфа (но не Рузат-уль-сафа, как написано у Риттиха на стр. 240), не имя историка, но название написанной им истории, которым историк 43 и озаглавил свое сочинение. Самими персами оно считается самым правдивым и беспристрастным, но насколько в действительности он беззастенчиво уклоняется от истины? Тот же кн. Меликов рассказывает, что этот самый историк, описывая войны в Хорасане, в одном месте говорит, что после победы, одержанной одним из персидских воителей, число убитого неприятеля равнялось “багче” (буквально - “садик”) в 120 человек стоячих мертвецов. А что это значит? Со времен Чингис-хана счет убитому неприятелю велся так: отсчитав 10 000 убитых, через каждые 10 000 ставили одного убитого прямо, подпирая его со всех сторон; стоячих мертвецов уподобляли деревьям и поле битвы с подобными вывесками называлось “багче”. Если стоячих мертвецов было 120, то, значит, убитых должно было быть 120 x 10 000 = 1 200 000, т. е. более, чем народонаселение всего Хорасана…

9. Это неправильно. Таких выражений шахи не употребляли, по крайней мере в то время, особенно Фатх-Али-шах, отличавшийся своей гордостью и самомнением.

10. В то время карет в Персии не было. Первую карету в Тегеран привез русский посланник Дюгамель уже при внуке Фатх-Али-шаха (сыне Аббаса-Мирзы) Мохаммед-шахе. И когда посланник Дюгамель был с Мохаммед-шахом в Исфагане, то … Дюгамель остановился там в доме кн. Давида Меликова, родного брата убитого одновременно с Грибоедовым кн. Соломона Меликова. За гостеприимство посланник Дюгамель подарил эту карету кн. Давиду Меликову. Он, в свою очередь, подарил эту карету своему дяде Манучехр-хану Му"тамад-эд-доуле, тогдашнему исфаганскому наместнику. Манучехр-хан, считая непристойным ездить в карете, когда у самого шаха не было кареты, выписал для Мохаммед-шаха карету из Индии (Калькутта), которая была второй каретой в Персии.

11. Му"тамад-эд-доуле Манучехр-хан при заключении Туркменчайского трактата был в Туркменчае в числе персидских представителей со стороны Фатх-Али-шаха и принимал большое участие и действовал в пользу русских, чем и навлек на себя негодование персидских вельмож, которые долгое время наговаривали на него Фатх-Али-шаху. Последний, наконец, сделал однажды Му"тамад-эд-доуле намек на это. My"тамад-эд-доуле ответил, что действительно он сделал все, но только для того, чтобы спасти шаха и его государство от пленения русскими.

12. Что передавали Грибоедову от имени шаха, будто “хадже” (но не хаджа), т. е. евнух, - все равно, что жена шахская, - это неправильно. Никогда никакой шах не позволит себе допустить сравнение хадже (евнуха) со своими женами. А если даже что-нибудь подобное и передавали Грибоедову, то бесстыдно сочиняли.

13а. Мирза Якуб явился в русскую миссию, имея при себе сундучок с драгоценностями и золотыми монетами. Дома же, т. е. в его помещении, в андеруне (гареме) шаха, оставались только ковры, мебель и еще кое-какой хлам. Что же касается до заявления, что он обворовал казну шахскую, то это неправильно: все, что было при нем в его сундучке, принадлежало ему самому и украдено не было.

13б. Сказано: “Прибегли к суду. Там (т. е., значит, в суде) ругали мирзу Якуба и плевали ему в лицо”. Это неверно, ибо с той минуты как мирза Якуб засел в миссии в бест, он уже не делал оттуда ни шагу вплоть до той минуты, покуда его убили. И каким образом персияне снова могли выпустить из суда мирзу Якуба и допустить, чтобы он снова возвратился в русскую миссию? Если бы его удалось вытащить оттуда, он был бы немедленно схвачен и никогда не попал бы вторично в русскую миссию.

14а. Снова повторяет. Грибоедов вступался лишь за тех пленных, которые сами к нему обращались.

15. Является ряд противоречий. Сначала говорилось, что в доме Аллаяр-хана Асаф-эд-доуле каджара находились, по словам историка Роузет-ус-сэфа, и две черноокие грузинки. Здесь же говорится “две армянки”. Затем, их было вовсе не две, а одна. Тегеранские же старожилы уверяют, что и эта одна вовсе не была приводима, но только подавала прошение Грибоедову.

16. Неправильно. Потолок не был сожжен, а был сломан.

17. Не “везир” (везир - значит министр), а фарраш-баши; просто Али-хан (но не “мирза Ахмед-Али-хан”), т. е. начальник шахских фаррашей (исполнительной власти). Этот фарраш-баши Али-хан, будучи послан шахом унять народ, медлил умышленно и потому опоздал…

18. Хосроу-мирза, один из сыновей валиахда (наследника) Аббас-мирзы, следовательно, внук Фатх-Али-шаха, явился к императору Николаю I с саблей, висящей на шее (знак рабской покорности), и с сапогами, наполненными землей (прахом), перекинутыми через плечи. Этот обычай подобного выражения знака покорности заимствован из древней религиозной истории шиитов. По преданию, некий Хор, первый из полководцев Иезида, который был назначен с войсками Иезида против имама Хусейна, раскаявшись, в такой самой форме изъявил покорность имаму Хусейну, со своим сыном и рабом были первыми жертвами за Хусейна и пошли за него сражаться.

Перед войной России с Персией из Кербелы прибыл в Тегеран какой-то моджтахед… Он возбуждал народ против русских… Фатх-Али-шах собрал на совет своих сановников. Аббас-Мирза, бывший в то время в Азербайджане, высказывался безусловно за войну Персии с Россией. В Тегеране же держали его сторону (т. е. за войну с Россией): 1. Асаф-эд-доуле Аллаяр-хан каджар, непримиримый враг России, и 2. Амин-эд-доуле. Напротив, Му"тамад-эд-доуле, бывший в то время главным евнухом и очень близким к шаху человеком, был против войны с Россией. Когда другие начали его обвинять как человека, преданного России, и говорили, что он не желает войны потому, что боится, как бы его родственников не привели пленными из России, то Му"тамад-эд-доуле подал в отставку и вышел из совета. Когда же стали получаться известия о поражениях персидской армии и шах начал просить у России мира, и после того как Асаф-эд-доуле и другие ничего не могли придумать, чтобы выпутать шаха из беды, тогда Фатх-Али-шах вспомнил слова Му"тамад-эд-доуле и послал за ним своего главного евнуха, и Му"тамад-эд-доуле был отправлен на театр военных действий, прибыл в Туркменчай, где и присутствовал при заключении мирного договора.

Асаф-эд-доуле был побит палками перед “дар-баче”, т. е. “дверь-малютка” (так назывался прежний узенький низенький вход в гарем шаха, ныне переделанный в роскошный “алмазный подъезд”), в присутствии самого Фатх-Али-шаха, но после нескольких ударов палками каджары, его соплеменники, бросились к нему и, прикрыв его своими телами, не допустили дальнейших побоев и вымолили ему у шаха помилование.

19. Контрибуции было 6 или 7 куруров туманов (1 курур = 500 000. В то время 1 туман был равен 3 золотым рублям, или 4 руб. 50 коп. кредитными. 1 курур туманов равнялся 2 1/4 миллионам кредитных рублей). Перед отправкой этих денег в Россию все золото и серебро предварительно собирали в доме Му"тамад-эд-доуле (ныне дом Хаким-уль-мулька против шахского дворца) и в бассейне этого дома мыли деньги. Затем все эти куруры действительно были отправлены в Россию, за исключением только одного курура, который потом был прощен Россией Персии перед Севастопольской войной.

20. “Каймакам” был титул великого везира (то же, что теперь садразам) во время царствования Фатх-Али-шаха и только один первый год царствования Мохаммед-шаха. Вместе с тем каймакам этот был и поэтом, писал стихи…

Памятник А.С. Грибоедову в Тегеране на территории посольства России

30 января (11 февраля) 1829 года в Тегеране произошёл разгром русского посольства, который унёс жизни около 40 его сотрудников и казаков, в том числе поэта и дипломата Александра Грибоедова, открывшего череду трагических смертей российских поэтов. Сразу подчеркнём, что автор «Горя от ума» погиб фактически на поле боя, стойко сражаясь с оружием в руках, и тем самым оказался на особом месте среди поэтов-мучеников России, большинство из которых погибли на дуэлях, покончили с собой, были убиты отнюдь не в боях или оказались репрессированы. Однако, несмотря на героическую гибель, на Грибоедове до сих пор лежит клеймо чиновника, который якобы не справился со своими обязанностями и оказался сам виноват в разыгравшейся трагедии.

Самое удивительное, что официальная точка зрения на катастрофу в Тегеране была установлена в России задолго до того, как были получены сколько-нибудь подробные о ней сведения. В отношении министра иностранных дел К.В. Нессельроде от 16 марта 1829 г. к командующему Кавказским корпусом И.Ф. Пас-кевичу указывалось: «Ужасное происшествие в Тегеране поразило нас до высочайшей степени... При сём горестном событии Его Величеству отрадна была бы уверенность, что шах персидский и наследник престола чужды гнусному и бесчеловечному умыслу и что сие происшествие должно приписать опрометчивым порывам усердия покойного Грибоедова, не соображавшего поведение своё с грубыми обычаями и понятиями черни тегеранской». Так родился и потом широко распространялся миф о непрофессионализме Грибоедова, который за свою преданность и героизм получил в итоге чёрную неблагодарность и прямую клевету от представителей верховной власти.

Накануне

Первое обвинение поэта заключается в том, что он во время аудиенций у Фетх-Али-шаха выражал явное неуважение к нему, входя в «зеркальный зал» Гулистанского дворца в обу-ви, просидел там слишком долго на кресле, а затем в переписке называл правителя Персии просто шахом без других титулов. Между тем дипломат действовал в строгом согласии с Туркманчайским договором, установившим специальный церемониал приёма русских дипломатов, в том числе с правом сидеть в присутствии шаха. Второе обвинение касается чрезмерной настойчивости министра-посланника в требованиях выплаты оставшейся контрибуции и выдачи пленных, угнанных в Персию. Однако согласно XIII пункту договора он мог брать под своё покровительство любых пленных, захваченных начиная с 1795 г. и даже проводить их розыски. Не будем забывать, что речь шла фактически об освобождении из рабства насильно угнанных людей. Обратимся к «Реляции происшествий, предварявших и сопровождавших убиение членов последнего российского посольства в Персии». Этот документ от лица «персиянина», который находился при русской миссии, имеет англо-иранское происхождение. Он был отредактирован и отдан для публикации в шотландский журнал братом дипломата Генри Уиллока Джоном Уил-локом и врачом английской миссии Джоном Макнилом, бывшем личным врачом Фетх-Али-шаха, - участниками той самой группировки, которая противостояла Грибоедову. Но даже и этот документ не оспаривал право защиты русским посланником пленных и свидетельствовал, что он требовал возвращения пленных только при условии их согласия вернуться. Третье обвинение , приписываемое Грибоедову, состоит в том, что в его свите оказалось несколько нечистоплотных и невыдержанных людей, которые творили в Персии беззакония, в том числе заведующий прислугой Рустам-бек. При этом как-то забывается, что эти люди помогали посланнику в выполнении его нелицеприятных действий, и что именно Рустам-бек взял в плен в Тавризе во время русско-персидской войны Аллаяр-хана, зятя Фетх-Али-шаха, первого министра Персии, одного из инициаторов войны против России. Не мудрено, что разжигавшаяся к Рустам-беку вражда имела явный источник.

Разгром посольства

Как видим, Грибоедов действовал очень осторожно. Как продолжал Мальцов, он «прилагал неусыпное старание об освобождении находившихся в Тегеране пленных. Две женщины, пленные армянки, были приведены к нему от Аллаяр-хана, Грибоедов допросил их в моём присутствии, и когда они объявили желание ехать в своё отечество, то он оставил их в доме миссии... Впрочем, это обстоятельство так маловажно, что об оном распространяться нечего. С персидским министерством об этих женщинах не было говорено ни слова, и только после убиения посланника начали о них толковать». Последнее замечание особенно важно, ведь обвинения Грибоедова в том, что одной из причин разгрома миссии являлось некое осквернение и насильное отторжение от мусульманства женщин из гарема Аллаяр-хана, звучат в Персии, да и в России до сих пор.

А дальше последовали события, которые, если их суммировать, прекрасно показывают, что в Тегеране случился не стихийный, бесконтрольный бунт черни, а чётко спланированная операция по уничтожению русской миссии. Преступление, выглядевшее внешне как разгул стихии, на самом деле было хладнокровно и обдуманно подготовлено. Перечислим кратко самые важные известные факты.

1 . Эскалация напряжённости нарастала вокруг миссии не один день. По рассказу Амбарцума (Ибрагим-бека) - курьера российского посольства, уцелевшего во время резни, «каждый день на базаре мы слышали, как муллы в мечетях и на рынках возбуждали фанатический народ, убеждая его отомстить, защитить ислам от осквернения «кяфиром»... Мы постоянно держали наготове наши ружья и пистолеты, но посол считал невозможным какое бы то ни было нападение на посольский дом, над крышей которого развевался русский флаг». Особую активность проявлял тегеранский муджтехид (высшее духовное лицо) Мирза-Месих, заявивший, что Мирза-Якуб предал мусульманскую веру, а потому «он изменник, неверный и повинен в смерти».

2. Мальцов в своём донесении справедливо указал на особенности местных обычаев: «Персидское правительство говорит, что оно нисколько не участвовало в убиении нашего посланника, что оно даже ничего не знало о намерении муллов и народа; но стоит только побывать в Персии, чтобы убедиться в нелепости сих слов... В Персии секретных дел почти нет: среди важных прений о государственных делах визири пьют кофе, чай, курят кальяны, рассуждают громогласно при открытых окнах... Как же могло персидское правительство не знать ни слова о деле, в котором участвовал целый Тегеран?.. Положим даже, что и не шах, а муллы послали народ в дом нашей миссии; но и тогда шах виноват: зачем допустил он это?.. Но тогда уцелел бы Мирза-Якуб, а этого-то именно и не желал Фетх-Али-шах... Шаху надобно было истребить сего человека, знавшего всю тайную историю его домашней жизни...» Конечно, Мальцов упрощает причины тегеранской трагедии, сводя их к борьбе за возвращение Мирзы-Якуба, но он совершенно прав, указывая на психологию заговора.

3 . В день трагедии 30 января 1829 г. базар Тегерана был закрыт (представьте себе, что значит закрыть огромный базар - центр жизни города!), и с самого утра народ стал собираться в главной мечети, где прозвучали призывы: «Идите в дом русского посланника, отбирайте пленных, убейте Мирзу-Якуба». Налицо прямое подстрекательство к резне духовных лидеров Тегерана, а отнюдь не спонтанный народный гнев.

4 . Далее, согласно «Реляции», происходило следующее: «Четыреста или пятьсот человек, предшествуемые потрясавшими палками и обнажёнными саблями, направились от мечети к жилищу посланника... Дождь камней падал уже во дворы, и крики толпы сливались временами в одно общее ура... Волнение увеличивалось всё более и более; раздалось несколько выстрелов, и вскоре народ ворвался во дворы. Несчастный Якуб... упал, поражённый бесчисленными ударами кинжала. Слуги Аллаяр-хана схватили женщин и потащили их прочь».

5 . Показательно, что охранявшие миссию персидские солдаты и офицеры сразу же разбежались. Казалось бы, после того как Мирза-Якуб был убит, а женщины-пленницы были уведены из миссии, бунтовщики сделали своё дело. Однако тут происходит самое невероятное, доказывающее, что главной целью заговора было отнюдь не возвращение пленных: через полтора часа штурм начался с ещё большим напором. Согласно «Реляции», теперь более многочисленная толпа «была снабжена огнестрельным оружием и к ней присоединились и солдаты разных военных частей».

6 . Защищавшиеся члены русской миссии, почти все без исключения, в том числе и Грибоедов, выказали примеры истинного героизма. Послушаем свидетельства. «Казаки героически дрались, постепенно отодвигаясь к комнатам. Когда почти все были избиты и толпа приблизилась к комнатам, посол со мною и вместе с двумя казаками лицом к лицу стали навстречу толпе... Оказалось, что он с места ранил нескольких и из ружья убил несколько... персов» (Амбарцум). «Меня отбросили назад, в комнату, где я увидел 17 тел моих товарищей, вытянутых на полу. Левая сторона груди посланника была насквозь проткнута саблей, и мне показали борца, состоявшего в услужении у одного из жителей Тегерана, человека атлетического телосложения и огромной силы, который якобы нанёс ему этот удар» («Реляция»). Гибель Грибоедова, встретившего опасность, как солдат, действительно была героической. Как писал Пушкин, «самая смерть, постигшая его посреди смелого, неравного боя, не имела для Грибоедова ничего ужасного, ничего томительного. Она была мгновенна и прекрасна».

7. Справедливости ради следует сказать, что при начале возмущения посланниками шаха были сделаны робкие попытки уговорить нападавших остановиться. Прибыли даже принцы Али-шах и Имам-Верди-Мирза, но им пришлось позаботиться о собственной безопасности и скрыться. А где же были войска шаха, которые должны были защитить миссию? Они появились только после того, как всё было кончено, причём сами участвовали в грабеже и мародёрстве.

8 . Неподалёку от русской миссии располагалось английское посольство, и в нём произошёл весьма показательный инцидент. Согласно «Реляции», «план истребления был выполнен настолько хорошо, что народ ворвался даже в передний двор британского посольства и вырезал семь или восемь человек русских, проживающих при конюшнях, после чего завладел всеми лошадьми, принадлежавшими посланнику». Можно ли вообще представить себе, чтобы фанатики во время резни отличали бы «дружественное» - британское от «враждебного» - русского, если бы среди них не было провокаторов с весьма определёнными задачами.

9 . Далее вакханалия продолжалась. В «Реляции» об этом сообщалось: «Впоследствии я узнал от моих слуг, что изуродованный труп Мирзы-Якуба таскали по всему городу и бросили, наконец, в глубокую канаву. Так же поступили и с другим трупом, который сочли за труп Грибоедова... Из русского посольства погибло 44 человека (по свидетельству Мальцова - 37 человек. - С.Д. ). После некоторых поисков перед окном помещения, занимаемого Грибоедовым, в груде трупов нашли и его тело; я заметил с большим удовлетворением, что оно не подверглось осквернению». Получается, что целью резни в Тегеране было именно уничтожение, причём поголовное, всех членов русской миссии. Кто же был подстрекателем и сценаристом такой кровавой драмы? Думается, что все детали и пружины трагедии мы не узнаем уже никогда, однако можно с уверенностью сказать, что роковую роль в трагедии сыграло совпадение антирусских интересов и задач у нескольких игроков этой драмы.

Прежде всего английских дипломатов, которые, теряя своё влияние в условиях роста могущества России на Востоке, всячески стремились рассорить Россию и Персию, вплоть до разрыва действующих договоров и даже во-зобновления между ними военных действий. Английские историки обычно отрицают причастность своих соотечественников к событиям, ссылаясь на дружеские отношения Грибоедова и Джона Макдональда, как бы забывая о действиях группировки авантюриста Генри Уиллока и Джона Макнила, представлявшей интересы английской аристократии и Ост-Индской компании.

В начале 1828 г. новым премьер-министром Великобритании стал герцог Веллингтон, взявший в тот период курс на конфронтацию с Россией и требовавший вновь стравить Персию с Россией. В середине 1828 г. в Лондоне началась настоящая истерия, связанная с тем, что русские дошли уже до Аракса и что они вот-вот сделают бросок до Инда. 2 октября 1828 г. Веллингтон записал в своём дневнике: «Мы не можем больше сотрудничать с Россией, мы выступим против и развяжем себе руки. Так или иначе... мы должны избавиться от России». Ещё более откровенно высказывался лорд-хранитель тайной печати Элленборо: «Наша политика и в Европе и в Азии должна преследовать единую цель - всячески ограничивать русское влияние... В Персии, как и везде, необходимо создать предпосылки, чтобы при первой необходимости начать широкую вооружённую борьбу против России».

Можно представить себе, какие указания давали своим службам такие правители Великобритании, и что в такой зловещей игре стоила жизнь каких-то там русских дипломатов, особенно в руках таких деятелей, как Г. Уиллок, которого даже его начальник Макдональд называл «бессовестным интриганом»: «...Не в его характере делать что-либо открыто и прямо, как подобает человеку благородному... Я мог бы предать гласности такие дела его здесь, в Персии, что его прокляли бы до конца дней...» Очень важно, что эти слова были написаны английским посланником уже после гибели Грибоедова, и не содержится ли в них признание Макдональда о том, что он знал правду о роли Уиллока в трагедии? Уиллоку активно помогал врач Джон Макнил, который благодаря своим связям с двором шаха, по признанию многих, «стал самым влиятельным лицом во всей Персии» (именно он будет назначен позднее послом Великобритании в этой стране, и не в награду ли за свершённое в 1829 г.?).

Русский писатель Д.Л. Мордовцев в своём романе «Железом и кровью» выдвинул весьма правдоподобную версию, согласно которой «заговорщики, воспользовавшись несчастной судьбой Мирзы-Якуба, спровоцировали его уход под защиту русского посла, чтобы поставить Грибоедова в безвыходное положение и покончить с ним». Вероятнее всего, Мордовцеву была известна книга английского дипломата Дж.-Э. Александера «Путешествие из Индии в Англию», изданная в Лондоне в 1827 г., ещё до смерти Грибоедова, в которой утверждалось, что Мирза-Якуб был тесно связан с английскими резидентами в Персии. Именно он сыграл самую роковую роль в цепи тегеранских событий. Побудительные мотивы такого поведения евнуха до сих пор неясны: действовал ли он на свой страх и риск? заставили ли его пойти на такой шаг? не согласился ли он добровольно разыграть согласованный с англичанами сценарий, ожидая каких-либо благ в будущем? не обманули ли его в итоге английские резиденты? Полную правду, наверное, не дано будет узнать никогда и никому. И, конечно, является весьма спорным широко распространённое объяснение непричастности англичан к трагедии в Тегеране тем, что непосредственно в те дни там не было никого из руководителей британской миссии. Не являлось ли это отсутствие, наоборот, неудачной попыткой создать себе алиби?

Помимо англичан свои интересы в разыгравшейся драме пытался соблюсти и тегеранский двор. Самому Фетх-Али-шаху, помимо решения вопроса с Мирза-Якубом, было крайне выгодно, воспользовавшись ситуацией Русско-турецкой войны, попытаться пересмотреть условия Туркманчайского договора, прекратить выплаты обременительной контрибуции и как будто бы чужими руками отомстить одному из главных действующих лиц последней войны с Россией - Грибоедову. Противником Грибоедова выступил и первый министр Персии Аллаяр-хан, и дело здесь было не только в желании вернуть в гарем двух женщин-пленниц и отомстить за позор своего пленения, но и в желании, отстранив от дел Грибоедова, ослабить тем самым Аббас-Мирзу, наследника престола, который надеялся на поддержку России в борьбе за трон. Духовные мусульманские лидеры Персии видели в разгроме русской миссии реальный шанс разжечь антирусские настроения и усилить своё политическое влияние в Тегеране в условиях резкого падения авторитета шаха, который после проигранной войны с Россией оказался объектом критики. И, наконец, в том, чтобы рассорить Персию и Россию в ходе очередной Русско-турецкой вой-ны, были кровно заинтересованы султан Турции и его ставленники, также имевшие определённое влияние в Тегеране.

...И последствия

В письме императору шах сетовал на внезапность мятежа черни, «несоблюдение обычаев которой со стороны посольской свиты и вызвало возмущение», сообщал, что всех замеченных в погроме он приказал казнить, наместника Тегерана за неприятие должных мер «удалить вовсе со службы», а ставшего главой мятежа верховного муллу Тегерана Мирзу-Месиха «сослать в один из отдалённых городов». Аллаяр-хан был бит палками по пяткам. Фактически шах признавал вину своих сановников за трагедию, но это ничего не изменило. Николай I заявил принцу: «Я предаю вечному забвению злополучное тегеранское происшествие»... Однако какой-то высший суд всё-таки вмешался в судьбы правителей Каджарской династии, виновных так или иначе, прямо или косвенно, в разгроме русской миссии. Осенью 1833 г. скончался Аббас-Мирза, а через год - его отец Фетх-Али-шах. В результате ожесточённой борьбы за трон победил старший сын Аббас-Мирзы от первой жены Мамед-Мирза, который приказал ослепить двух сыновей своего отца от другой жены - Джехангира и Хосрова-Мирзу, который 40 лет прожил слепым в ссылке. Вот такие нравы демонстрировали в те годы правители Персии, считавшие себя «не виновными» в жестокостях тегеранского разгрома...

Паскевич, пожалуй, единственный из высокопоставленных деятелей того времени, встал на защиту памяти Грибоедова. Он больше всего засомневался в отсутствии в трагических событиях английского следа и писал Нессельроде: «если персидские министры знали о готовившемся возмущении, то, несомненно, это было известно и английскому посольству, у которого весь Тегеран на откупу». Нессельроде просил Паскевича вести себя сдержанно, «беречь англичан и не давать веры слухам, которые распространяются про них». Паскевич же требовал прислать в Астрахань 10 тысяч солдат, чтобы надавить на Персию, и настаивал на вступлении её в войну против Турции. И именно его резкое письмо-угроза Аббас-Мирзе подействовало в итоге на Фетх-Али-шаха, который наказал, хотя и очень мягко, виновных в разгроме.

В России, кроме Паскевича, нашлись и многие другие люди, которые не поверили в официальную версию событий и встали на защиту светлой памяти министра-поэта. Приведём слова о Грибоедове его сослуживца, а впоследствии наместника Кавказа Н.Н. Муравьёва-Карского: «Грибоедов в Персии был совершенно на своём месте... он заменял нам там единым своим лицом двадцатитысячную армию, и не найдётся, может быть, в России человека столь способного к занятию его места. Он был настойчив, знал обхождение, которое нужно было иметь с персиянами... Поездка его в Тегеран для свидания с шахом вела его на ратоборство со всем царством персидским. Если б он возвратился благополучно в Тавриз, то влияние наше в Персии надолго бы утвердилось... И никто не признал ни заслуг его, ни преданности своим обязанностям, ни полного и глубокого знания своего дела!»

В искусстве всегда трогает и заставляет страдать именно то, что связано с самим творцом, поэтому в творениях Грибоедова главный герой - это сам поэт, поднявшийся над прозой жизни. 185 лет минуло с той поры, когда в бою оборвалась жизнь великого поэта и дипломата. И как обидно, что до сих пор скрыта даже от наших соотечественников вся правда о жизненном подвиге этого человека и ему ещё не возданы должные почести. А в Тегеране за высокими заборами российского посольства, подальше от глаз обывателей, как будто бы стеснительно спрятан бронзовый памятник поэту-министру. Успокаивает только осознание того, что смерть «персидского странника» была совсем не напрасной: после тегеранской трагедии 1829 г. народы России и Персии фактически больше никогда не воевали друг с другом и даже, наоборот, не раз выступали союзниками. Мне посчастливилось в последние годы трижды посетить Иран, проехав теми самыми дорогами, которые вели туда Грибоедова. К сожалению, объём данной статьи не позволяет раскрыть многие новые детали и грани неразработанной до конца темы «Грибоедов и Персия», которые мне удалось открыть во время своих путешествий. Надеюсь, что в ближайшее время я смогу это сделать в своей книге «Персидские напевы. От Грибоедова и Пушкина до Есенина и XXI века»...

Автор знаменитой пьесы «Горя от ума» был не только драматургом. Александр Сергеевич Грибоедов являлся выдающимся дипломатом, пианистом и композитором. Но его гений блистал недолго: в 34 года его постигла ужасная смерть, за которую персидский шах заплатил Российской империи алмазом удивительной красоты.

Талант заметен сразу

Будущий поэт и дипломат родился 15 января 1795 году в Москве в дворянской богатой семье. У него был брат Павел, который умер в раннем возрасте, и сестра Мария, выдающаяся пианистка и арфистка. Грибоедов никогда не питал уважения к женщинам (и даже в шутку называл их «крикливый пол»), но с сестрой он до конца жизни сохранил тёплую дружбу. Свою знаменитую пьесу «Горе от ума» он писал в комнате Марии, стараясь избежать шума и назойливых знакомых. Она же была единственным человеком, посвящённым в тайну написания этого произведения до его публикации.

С раннего детства Александр удивлял всех пытливым умом и усидчивым характером – вместо того, чтобы играть и резвиться со сверстниками, он подолгу мог сидеть и прилежно заниматься науками. Первичное образование и воспитание мальчику дала мать Анастасия Фёдоровна и несколько профессиональных гувернёров, которые помогли ему уже в шестилетнем возрасте освоить три европейских языка.

С семи лет Александр учился в высшем учебном заведении для дворянских детей – в Московском университетском благородном пансионе. Там Александр изучал различные предметы, но особое внимание он уделял словесным и нравственно-политическим наукам. Кроме этого он выучил ещё три иностранных языка. Окончил юноша пансион с отличием, получив прекрасное разностороннее образование.

Трудные поиски себя

В 1812-ом году началась война с Наполеоновскими захватчиками. И Александр, пренебрегая гражданской карьерой, пошёл в армию. Он вступил в ряды Московского гусарского полка в чине младшего офицера. Юный Александр жаждал славы и подвигов, но встать на защиту Родины ему помешала длительная болезнь. Даже после войны пылкий Александр не сумел добиться успехов на военном поприще – до самого ухода из армии он так и оставался в звании корнета кавалерии. Зато именно здесь Грибоедов впервые пробовал себя в литературе: за годы службы он написал несколько очерков, статей и переводов.

Разочаровавшись в военной службе, Александр оставил её в начале 1816 года и переехал в Петербург. Здесь он хотел отдохнуть и определиться с дальнейшей своей судьбой. В столице Грибоедов завёл многочисленные знакомства в светском обществе и среди знаменитых драматургов. Они помогли юноше всерьёз взяться за литературную деятельность. А чуть позже Александр вступил в ряды масонской ложи «Соединённые друзья». Но их программа полностью не устраивала Александра, и в 1817 году он помог создать новую масонскую ложу.

Жизнь в Петербурге позволила юному Александру узнать быт, эгоизм, лицемерие и узость взглядов высшего общества. Воспитанный в духе идеализма и гуманизма, Александр был возмущён, и это вдохновило его написать ряд комедий, в которых появляется персонаж, прообраз Чацкого. Намного позже полученный от жизни в столице опыт лёг в основу сюжета его знаменитой обличительной пьесы.

Великий дипломат

В 1817 году Александр поступил на службу в Коллегию иностранных дел. Свою карьеру он начал в должности переводчика, но спустя всего год он стал секретарём посольства в Персию (ныне Ирак). В этом же году Грибоедов уехал на Восток, даже не подозревая, что именно здесь найдёт свою смерть.

Вся дипломатическая служба Грибоедова была связана с постоянными поездками из России в Персию или Грузию. Воспоминания о кочевой жизни легли в основу многочисленных путевых заметок и дневников драматурга. На Востоке он работал по службе, а когда возвращался домой в Петербург (иногда на год и больше), то принимался за литературную деятельность и сочинял вальсы и сонаты для фортепиано, которые поражали слушателей своей гармоничностью. Служебные обязанности побудили Александра выучить ещё 4 восточных языка.

В 1825 году Грибоедов был в Киеве, где некоторое время встречался с декабристами. Это не прошло для него даром – в январе следующего года его задержали и доставили в столицу, подозревая в связях с подпольщиками. Но так как не нашлось никаких компрометирующих доказательств, то через полгода подозреваемого отпустили. К счастью, арест не повлиял на службу и карьеру Грибоедова, и он продолжил работу.

1828 год ознаменовался для него участием в подписании мирного договора с Персией в деревне Туркманчай. Александр разрабатывал условия этого трактата и приложил немало усилий для его подписания. Так завершилась русско-персидская война 1826-1828 гг.

После успеха в Туркманчае Грибоедову дали повышение – его назначили на пост министра-резидента в Тегеране. По пути в Персию он заехал в грузинский город Тифлис (ныне Тбилиси). Дипломат задержался там всего на несколько месяцев, но эти дни стали его последними счастливыми днями, которые полностью изменили его жизнь.

Большая любовь и страшная гибель

В Тифлисе Грибоедов гостил у давнего друга – грузинского князя Александра Гарсевановича Чавчавадзе, военного и поэта-романтика. Здесь он вновь встретил старшую дочь хозяина 15-летнюю Нину, с которой не виделся уже 6 лет. В то время Грибоедов учил девочку игре на фортепиано, и их связывала тёплая дружба. Но в 1828 году между ними вспыхнула настоящая любовь. 3 сентября они обвенчались в храме Сиони, несмотря на большую разницу в возрасте (Грибоедову было тогда 33). Вскоре после свадьбы Грибоедов продолжил путь в Персию. Нина Александровна сначала сопровождала мужа, но из-за беременности и болезней она была вынуждена на полпути повернуть назад.

Грибоедов во главе дипломатической миссии прибыл в Тегеран ко двору Фетх Али-шаха в начале января 1829 года. Он должен был склонить шаха к выполнению обязательств Туркманчайского мирного договора. Но переговоры затягивались, а в русское посольство приходило всё больше армянских беженцев, спасавшихся от исламских фанатиков. Принято считать, что укрытие беженцев и послужило поводом для разгрома русского посольства.

Нападение было совершено 11 февраля в 1829 году. Разъярённая толпа религиозных фанатиков ворвалась в здание посольства и жестоко перебила всех беженцев и членов русской дипмиссии. Уцелеть удалось лишь секретарю И. С. Мальцову. А зверски изуродованное тело Грибоедова опознали лишь по посольскому мундиру и следам старого ранения на левой руке, которое он получил 11 лет назад на дуэли с декабристом А. И. Якубовичем.

Но в этих событиях осталось много неясного. Специалисты и историки считают, что среди зачинщиков нападения были английские агенты – в интересах Англии было рассорить Россию с Персией. Единственного спасшегося человека – секретаря Мальцова – некоторые исследователи подозревают в связях с нападающими. А гибель Грибоедова до сих пор остаётся под сомнением – признаки, по которым опознали его тело, не могут считаться достаточными.

После

Резня в русском посольстве повлекла за собой международный скандал. Чтобы сгладить свою вину, шах послал императору Николаю I многочисленные подарки, в том числе крупный алмаз «Шах» массой более 88-ми карат. Благодаря этому, скандал был улажен, но драгоценный камень не смог заменить выдающегося дипломата.

Нина Александровна, узнав о гибели мужа, тяжело заболела, а её ребёнок родился мёртвым. 18 июня 1829 года она схоронила тело Грибоедова в Грузии у церкви Святого Давида (сейчас это пантеон Мтацминда). Траур по мужу она носила всю жизнь – на родине в Тифлисе её даже называли Чёрной розой. Умерла Нина Александровна от холеры в 1857 году.

Литературный мир отмечает годовщину смерти Александра Грибоедова. 30 января (11 февраля) 1829 года возбужденная толпа персов-фанатиков разгромила и разграбила Русскую миссию в Тегеране. Все сотрудники дипломатического корпуса, 37 человек, были зверски уничтожены – чудом уберегся только один человек.

"Детонатором" для толпы стало то, что в стенах русской миссии попросили убежище две женщины-христианки, грузинка и армянка. "Вас защитит русский флаг", - сказал им 34-летний посол Александр Грибоедов. Он надел парадный мундир с орденами и вышел к толпе: "Опомнитесь, на кого поднимаете руку, перед вами – Россия". Но его забросали камнями и сбили с ног.

Над телом посла было учинено самое изощренное надругательство. Труп волокли по мостовым, а изуродованные останки выбросили на помойку и засыпали известью. Грибоедова едва опознали по пальцу, простреленному на дуэли, сообщает РИА "Новости" .

После этого инцидента персидский шах прислал в Петербург вместе со своим сыном, в дар царю Николаю I, в качестве "откупной" за убийство посла легендарный алмаз "Шах". Это - редкой красоты камень, более тысячи лет ходивший по рукам многих царей, о чем свидетельствуют надписи на гранях. 90 карат, 18 грамм весом, 3 см длиной, желтого цвета, необыкновенно прозрачный. Сегодня драгоценный самородок хранится в Алмазном Фонде России, находящемся в Кремле.

Грибоедова убили из-за жен персидского шаха

По случаю годовщины гибели Грибоедова корреспондент газеты Speed-Инфо отправился в Иран, где ему удалось выяснить неизвестные подробности, при которых погиб русский писатель и дипломат.

В городе Язд репортер встретился с 65-летним иранцем по имени Парвиз Хусейни-Барари, который утверждает, что является потомком (праправнуком) Александра Грибоедова. Парвиз, говорящий по-русски, написал книгу о своем великом предке, которая должна выйти в Иране в ближайшее время.

По его словам, прапрадед был "большим шалунишкой". В Персии он продолжал "шалить", плевал на обычаи, не снимал калоши во дворце шаха и откровенно пользовался женщинами, говорит Парвиз.

В книге Парвиз описывает эпизод со своей прапрабабушкой, Нилуфар, женой шаха, у которой, как он утверждает, была связь с Грибоедовым. Парвиз говорит, что Фатх Али Шах стремился задобрить посла и устраивал ему "ночи любви".

"15 октября 1828 года Александр Сергеевич пришел на аудиенцию к шаху. Но Фатх Али улыбнулся: не угодно ли расслабиться? В покоях на коврах, плавно изгибаясь, вибрировала бедрами тоненькая наложница Нилуфар. На ее щиколотках в такт музыке позвякивали браслеты. Александр и не заметил, когда удалился шах. Уж больно девушка напоминала жену Нину: те же черные глаза, тонкие брови. Даже возраст - 16 лет. Вот только беременная Нина осталась в пограничном Табризе. Подойди, милая... - Александр коснулся талии Нилуфар, похожей на стебель эсфанда. Девушка, изогнувшись, встала на колени, и совсем рядом он увидел ее детскую шейку с бьющейся синей жилкой и нежную грудь. А слуги все подносили блюда с пахлавой, фруктами, дынями..."

В своем труде Парвиз описывает не совсем лицеприятные подробности жизни представителей России в Тегеране: "Молочный брат Грибоедова Александр Дмитриев и слуга Рустам-бек затевали пьяные драки на базарах, устраивали оргии в посольстве, хватали девок, приличных персиянок и насиловали. К тому же посольские здорово пили. Как-то, захмелев, Грибоедов прижал к себе Нилуфар: - Хочешь уйти из гарема?"

О трагических событиях, предшествовавших гибели Грибоедова, Парвиз повествует следующим образом:

"1 января 1829 года в дверь русской миссии в Тегеране постучали: Я - Мирза-Якуб, армянин. Много лет назад меня оскопили, отправили в гарем к шаху. Хочу вернуться на родину. Я буду полезен, знаю много секретов. Бледная Нилуфар стояла рядом: О, прошу, мой господин! С нами еще Мариам, Ширин, Эльназ...Грибоедов понимал: вывезти с собой такого шпиона, как Мирза-Якуб, - это подарок самому Николаю I. Но главное... Нилуфар! Оставить! Всех оставить в посольстве! - скомандовал он. Утром женщин повели в баню. Пока Нилуфар нежилась в опочивальне Грибоедова, Сашка с Рустам-беком заваливали шахских жен прямо на горячие лавки. Весть, что в русском посольстве бесчестят жен Фатх Али Шаха, мгновенно облетела Тегеран, и к Грибоедову явился посланник из дворца: "Господин посол, вы обязаны вернуть женщин. Они его жены. Значит - собственность. Как и евнух Мирза-Якуб!"

На требование посланника Грибоедов ответил резким отказом, а 30 января (11 февраля) толпа взбешенных мусульман ворвалась в посольство и отбила женщин".

Что касается Нилуфар, то, по словам Парвиза, она бежала из гарема. Скиталась по деревням и затем родила сына от Грибоедова - Резу.

Парвиз сожалеет, что нет возможности провести генетическую экспертизу. Дело в том, что останки Грибоедова захоронены в Тбилиси в монастыре святого Давида и об эксгумации не может быть и речи.

"В России так и не поняли, за что расправились с посланником", - говорит Парвиз. "Все свалили на политику. А причем здесь она? Ищите женщину!", - заключает он.

Биографическая справка

Александр Грибоедов родился в 1795-м году, в Москве, в старинной дворянской семье, ревностно сохранявшей патриархальный дух. Получив хорошее домашнее образование, одаренный юноша поступил сначала в Благородный пансион при Московском университете, а вскоре стал его студентом, обучаясь сразу на трех факультетах – словесном, юридическом и физико-математическом. В этом учебном заведении всегда царил дух свободомыслия и новых идеалов, созвучный натуре Грибоедова. Он обратился к литературе, стал сочинять стихи, писать комедии, острые публицистические статьи. Но все было лишь пробой пера. Первый драматургический опыт – комедия "Молодые супруги", оказалась неудачной и не оставила следа.

Получив по окончании университета ученую степень кандидата словесности, зная шесть языков, Грибоедов намеревался продолжить карьеру ученого, но жизнь повернулась иначе, и он поступил на службу в Коллегию иностранных дел. Молодого дипломата направили в Персию, в Тавриз, секретарем Русской миссии при шахе. Именно там он и начал писать "Горе от ума". В 1824 году, когда произведение было закончено, прочитано в салонах и разошлось в рукописях, ее автор необыкновенно прославился.

В 1828 году он сыграл большую роль в подготовке и заключении выгодного для России Туркманчайского мира с Персией. Царь оценил это и присвоил ему звание полномочного министра в Персии.

33-летний Грибоедов страстно влюбился в 15-летнюю Нину, дочь своего тифлисского знакомого, грузинского писателя князя Александра Чавчавадзе. С юной женой, ожидающей ребенка, Грибоедов отправился на службу. На время он оставил Нину в приграничном Тавризе, а сам отправился в Тегеран, где его и поджидала страшная смерть. У потрясенной страшным известием Нины начались преждевременные роды. Новорожденного мальчика в этот же день окрестили и назвали в честь отца, Александром. Но недоношенный младенец не выжил и отправился за своим отцом.

16-летняя вдова, красоту которой сравнивали с красотой Натальи Пушкиной, больше не вышла замуж и оплакивала свое горе всю жизнь. Она прожила 53 года и ежедневно проделывала непростой путь из дома - до горы Мтацминды, где в пантеоне у церкви Святого Давида был похоронен ее муж и ребенок. Нина поставила часовню на могиле, а в ней - памятник, на котором изобразила плачущую себя. Рядом - надпись: "Ум и дела твои бессмертны в памяти русской; но для чего пережила тебя любовь моя?.."