Вечеринка кончилась поздно.
Вася Чесноков, утомленный и вспотевший, с распорядительским бантом на гимнастерке, стоял перед Машенькой и говорил умоляющим тоном:
Обождите, радость моя… Обождите первого трамвая. Куда же вы, ей-богу, в самом деле… Тут и посидеть-то можно, и обождать, и все такое, а вы идете… Обождите первого трамвая, ей-богу. А то и вы, например, вспотевши, и я вспотевши… Так ведь и захворать можно по морозу…
Нет, - сказала Машенька, надевая калоши. - И какой вы кавалер, который даму не может по морозу проводить?
Так я вспотевши же, - говорил Вася, чуть не плача.
Ну, спевайтесь!
Бася Чесноков покорно надел шубу и вышел с Машенькой на улицу, крепко взяв ее под руку.
Было холодно. Светила лупа. И под ногами скрипел снег.
Ах, какая вы неспокойная дамочка, - сказал Вася Чесноков, с восхищением рассматривая Машенькин профиль. - Не будь вы, а другая - ни за что бы не пошел провожать. Вот, ей-богу, в самом деле. Только из-за любви и пошел.
Машенька засмеялась.
Вот вы смеетесь и зубки скалите, - сказал Вася, - а я действительно, Марья Васильевна, горячо вас обожаю и люблю. Вот скажите: лягте, Вася Чесноков, на трамвайный путь, на рельсы и лежите до первого трамвая - и лягу. Ей богу…
Да бросьте вы, - сказала Машенька, - посмотрите лучше, какая чудная красота вокруг, когда луна светит. Какой красивый город по ночам! Какая чудная красота!
Да, замечательная красота, - сказал Вася, глядя с некоторым изумлением на облупленную штукатурку дома. - Действительно, очень красота… Вот и красота тоже, Марья Васильевна, действует, ежели действительно питаешь чувства… Вот многие ученые и партийные люди отрицают чувства любви, а я, Марья Васильевна, не отрицаю. Я могу питать к вам чувства до самой смерти и до самопожертвования. Ей-богу… Вот скажите: ударься, Вася Чесноков, затылком об тую стенку - ударюсь.
Ну, поехали, - сказала Машенька не без удовольствия.
Ей-богу, ударюсь. Желаете?
Парочка вышла на Крюков канал.
Ей-богу, - снова сказал Вася, - хотите вот - брошусь в канал? А, Марья Васильевна? Вы мне не верите, а я могу доказать…
Вася Чесноков взялся за перила и сделал вид, что лезет.
Ах! - закричала Машенька. - Вася! Что вы!
Какая-то мрачная фигура вынырнула вдруг из-за угла и остановилась у фонаря.
Что разорались? - тихо сказала фигура, подробно осматривая парочку.
Машенька в ужасе вскрикнула и прижалась к решетке.
Человек подошел ближе и потянул Васю Чеснокова за рукав.
Ну, ты, мымра, - сказал человек глухим голосом. - Скидавай пальто. Да живо. А пикнешь - стукну по балде, и нету тебя. Понял, сволочь? Скидавай!
Па-па-па, - сказал Вася, желая этим сказать: позвольте, как же так?
Ну! - человек потянул за борт шубы.
Вася дрожащими руками расстегнул шубу и снял.
И сапоги тоже сымай! - сказал человек. - Мне и сапоги требуются.
Па-па-па, - сказал Вася, - позвольте… мороз…
Даму не трогаете, а меня - сапоги снимай, - проговорил Вася обидчивым тоном, - у ей и шуба и калоши, а я сапоги снимай.
Человек спокойно посмотрел на Машеньку и сказал:
С ее снимешь, понесешь узлом - и засыпался.
Знаю, что делаю. Снял?
Машенька в ужасе глядела на человека и не двигалась. Вася Чесноков присел на снег и стал расшнуровывать ботинки.
У ей и шуба, - снова сказал Вася, - и калоши, а я отдувайся за всех…
Человек напялил на себя Васину шубу, сунул ботинки в карманы и сказал:
Сиди и не двигайся и зубами не колоти. А ежели крикнешь или двинешься - пропал. Понял, сволочь?
И ты, дамочка…
Человек поспешно запахнул шубу и вдруг исчез.
Вася обмяк, скис и кулем сидел на снегу, с недоверием посматривая на свои ноги в белых носках.
Дождались, - сказал он, со злобой взглянув на Машеньку. - Я же ее провожай, я и имущества лишайся. Да?
Когда шаги грабителя стали совершенно неслышны, Вася Чесноков заерзал вдруг ногами по снегу и закричал топким, пронзительным голосом:
Караул! Грабят!
Потом сорвался с места и побежал по снегу, в ужасе подпрыгивая и дергая ногами. Машенька осталась у решетки.
Вечеринка кончилась поздно.
Вася Чесноков, утомленный и вспотевший, с распорядительским бантом на гимнастерке, стоял перед Машенькой и говорил умоляющим тоном:
Обождите, радость моя… Обождите первого трамвая.
Куда же вы, ей-богу, в самом деле… Тут и посидеть-то можно, и обождать, и все такое, а вы идете… Обождите первого трамвая, ей-богу. А то и вы, например, вспотевши, и я вспотевши… Так и захворать очень просто по морозу…
Нет, - сказала Машенька, надевая калоши. - И какой вы кавалер, который даму не может по морозу проводить?
Тык я вспотевши, - говорил Вася, чуть не плача.
Ну, одевайтесь!
Вася Чесноков покорно надел шубу и вышел с Машенькой на улицу, крепко взяв ее под руку.
Было холодно. Светила луна. И под ногами скрипел снег.
Какая вы неспокойная дамочка, - сказал Вася Чесноков, с восхищением рассматривая Машенькин профиль. - Не будь вы, а другая - ни за что бы не пошел провожать. Вот ей-богу, в самом деле. Только из-за любви и пошел.
Машенька засмеялась.
Вот вы смеетесь и зубки скалите, - сказал Вася, - а я действительно, Марья Васильевна, горячо вас обожаю и люблю. Вот скажите: лягте, Вася Чесноков, на трамвайный путь, на рельсы, и лежите до первого трамвая - и лягу. Ей-богу…
Да бросьте вы, - сказала Машенька, - посмотрите лучше, какая чудная красота вокруг, когда луна светит. Какой красивый город по ночам! Какая чудная красота!
Да, замечательная красота, - сказал Вася, глядя с некоторым изумлением на облупленную штукатурку дома. - Действительно, очень красота… Вот и красота тоже, Марья Васильевна, действует, ежели действительно питаешь чувства… Вот многие ученые и партийные люди отрицают чувства любви, а я, Марья Васильевна, не отрицаю. Я могу питать к вам чувства до самой моей смерти и до самопожертвования. Ей-богу… Вот скажите: ударься, Вася Чесноков, затылком об тую стенку - ударюсь.
Ну, поехали, - сказала Машенька не без удовольствия.
Ей-богу, - ударюсь. Желаете?
Парочка вышла на Крюков канал.
Ей-богу, - снова сказал Вася, - хотите вот - брошусь в канал? А, Марья Васильевна? Вы мне не верите, а я могу показать…
Вася Чесноков взялся за перила и сделал вид, что лезет.
Ах! - закричала Машенька. - Вася! Что вы!
Какая-то мрачная фигура вынырнула вдруг из-за угла и остановилась у фонаря.
Чего разорались? - тихо сказала фигура, подробно осматривая парочку.
Машенька в ужасе вскрикнула и прижалась к решетке. Человек подошел ближе и потянул Васю Чеснокова за рукав.
Па-па-па, - сказал Вася, желая этим сказать: позвольте, как же так?
Ну! - человек потянул за борт шубы. Вася дрожащими руками расстегнул шубу и снял.
И сапоги тоже снимай! - сказал человек. - Мне и сапоги требуются.
Па-па-па, - сказал Вася, - позвольте… мороз…
Даму не трогаете, а меня - сапоги снимай, - проговорил Вася обидчивым тоном, - у ей и шуба, и галоши, а я сапоги снимай.
Человек спокойно посмотрел на Машеньку и сказал:
С ее снимешь, понесешь узлом - и засыпался. Знаю, что делаю. Снял?
Машенька в ужасе глядела на человека и не двигалась. Вася Чесноков присел на снег и стал расшнуровывать ботинки.
У ей и шуба, - снова сказал Вася, - и галоши, а я отдувайся за всех…
Человек напялил на себя Васину шубу, сунул ботинки в карманы и сказал:
Сиди и не двигайся, и зубами не колоти. А ежели крикнешь или двинешься - пропал. Понял, сволочь? И ты, дамочка…
Человек поспешно запахнул шубу и вдруг исчез. Вася обмяк, скис и кулем сидел на снегу, с недоверием посматривая на свои ноги в белых носках.
Дождались, - сказал он, со злобой взглянув на Машеньку. - Я же ее провожай, я и имущества лишайся. Да?
Когда шаги грабителя стали совершенно неслышны, Вася Чесноков заерзал вдруг ногами по снегу и закричал тонким, пронзительным голосом:
Караул! Грабят.
Потом сорвался с места и побежал по снегу, в ужасе подпрыгивая и дергая ногами. Машенька осталась у решетки.
Родился 29 июля (9 августа) 1894 г. в Санкт-Петербурге в семье художника. Уже в детстве он начал писать стихи и рассказы.
В 1913 Зощенко поступил на юридический факультет Санкт-Петербургского университета, но через год был исключен из-за неуплаты за обучение. В 1915 Зощенко добровольцем ушел на фронт, командовал батальоном, стал кавалером 4 боевых орденов. Литературная работа при этом не прекращалась. В 1917 г. Зощенко был демобилизован из-за болезни сердца, возникшей после отравления газами, и вернулся в Петроград.
В 1918 г., несмотря на болезнь, Зощенко ушел добровольцем в Красную Армию.
Вернувшись в 1919 г. в Петроград, зарабатывал на жизнь, разными профессиями – сапожника, столяра, плотника, актера, инструктора по кролиководству, милиционера, сотрудника уголовного розыска и др.
В 1920–1921 Зощенко начинает печататься.
К середине 1920-х годов Зощенко стал одним из самых популярных писателей. Рассказы «Баня», «Аристократка», «История болезни» и другие, которые он часто сам читал перед многочисленными аудиториями, были известны и любимы во всех слоях общества.
Умер Зощенко в Ленинграде 22 июля 1958 г. Его не разрешили похоронить в Ленинграде, похоронен он в Сестрорецке.
ЛЮБОВЬ (рассказ, 1924)
Вечеринка кончилась поздно.
Вася Чесноков, утомлённый и вспотевший, с распорядительским бантом на гимнастёрке, стоял перед Машенькой и говорил умоляющим тоном:
- Обождите, радость моя... Обождите первого трамвая. Куда же вы, ей-богу, в самом деле... Тут и посидеть-то можно, и обождать, и всё такое, а вы идёте. Обождите первого трамвая, ей-богу. А то и вы, например, вспотевши, и я вспотевши... Так ведь и захворать можно по морозу...
- Нет,- сказала Машенька, надевая калоши.- И какой вы кавалер, который даму не может по морозу проводить?
- Так я вспотевши же,- говорил Вася, чуть не плача.
- Ну, одевайтесь!
Вася Чесноков покорно надел шубу и вышел с Машенькой на улицу, крепко взяв её под руку.
Было холодно. Светила луна. И под ногами скрипел снег.
- Ах, какая вы неспокойная дамочка,- сказал Вася Чесноков, с восхищением рассматривая Машенькин профиль.- Не будь вы, а другая - ни за что бы не пошёл провожать. Вот, ей-богу, в самом деле. Только из-за любви и пошёл.
Машенька засмеялась.
- Вот вы смеётесь и зубки скалите,- сказал Вася,- а я действительно, Марья Васильевна, горячо вас обожаю и люблю. Вот скажите: лягте, Вася Чесноков, на трамвайный путь, на рельсы и лежите до первого трамвая - и лягу. Ей-богу...
- Да бросьте вы,- сказала Машенька,- посмотрите лучше, какая чудная красота вокруг, когда луна светит. Какой красивый город по ночам! Какая чудная красота!
- Да, замечательная красота,- сказал Вася, глядя с некоторым изумлением, на облупленную штукатурку дома.- Действительно, очень красота... Вот и красота тоже, Марья Васильевна, действует, ежели действительно питаешь чувства... Вот многие учёные и партийные люди отрицают чувства любви, а я, Марья Васильевна, не отрицаю. Я могу питать к вам чувства до самой смерти и до самопожертвования. Ей-богу... Вот скажите: ударься, Вася Чесноков, затылком об тую стенку - ударюсь.
- Ну, поехали,- сказала Машенька не без удовольствия.
- Ей-богу, ударюсь. Желаете?
Парочка вышла на Крюков канал.
- Ей-богу,- снова сказал Вася,- хотите вот - брошусь в канал? А, Марья Васильевна? Вы мне не верите, а я могу доказать...
Вася Чесноков взялся за перила и сделал вид, что лезет.
- Ах! - закричала Машенька.- Вася! Что вы!
Какая-то мрачная фигура вынырнула вдруг из-за угла и остановилась у фонаря.
- Что разорались? - тихо сказала фигура, подробно осматривая парочку.
Машенька в ужасе вскрикнула и прижалась к решётке.
Человек подошел ближе и потянул Васю Чеснокова за рукав.
- Ну, ты, мымра,- сказал человек глухим голосом.- Скидавай пальто. Да живо. А пикнешь - стукну по балде, и нету тебя. Понял, сволочь? Скидавай!
- Па-па-па,- сказал Вася, желая этим сказать: позвольте, как же так?
- Ну! - человек потянул за борт шубы.
Вася дрожащими руками расстегнул шубу и снял.
- И сапоги тоже сымай,- сказал человек.- Мне и сапоги требуются.
- Па-па-па,- сказал Вася,- позвольте... мороз..
- Ну!
- Даму не трогаете, а меня - сапоги снимай,- проговорил Вася обидчивым тоном,- у ей и шуба и калоши, а я сапоги снимай.
Человек спокойно посмотрел на Машеньку и сказал:
- С её снимешь, понесёшь узлом - и засыпался. Знаю, что делаю. Снял?
Машенька в ужасе глядела на человека и не двигалась. Вася Чесноков присел на снег и стал расшнуровывать ботинки.
- У ей и шуба,- снова сказал Вася,- и калоши, а я отдувайся за всех...
Человек напялил на себя Васину шубу, сунул ботинки в карманы и сказал:
- Сиди и не двигайся, и зубами не колоти. А ежели крикнешь или двинешься - пропал. Понял, сволочь? И ты, дамочка...
Человек поспешно запахнул шубу и вдруг исчез.
Вася обмяк, скис и кулем сидел на снегу, с недоверием посматривая на свои ноги в белых носках.
- Дождались,- сказал он, со злобой взглянув на Машеньку.- Я же её провожай, я и имущества лишайся. Да?
Когда шаги грабителя стали совершенно неслышны, Вася Чесноков заёрзал вдруг ногами по снегу и закричал тонким, пронзительным голосом:
- Караул! Грабят!
Потом сорвался с места и побежал по снегу, в ужасе подпрыгивая и дёргая ногами. Машенька осталась у решётки.
ГОЛУБАЯ КНИГА
ПРЕДИСЛОВИЕ
Веселость нас никогда не покидала.
Вот уже пятнадцать лет мы, по мере своих сил, пишем смешные и забавные сочинения и своим смехом веселим многих граждан, желающих видеть в наших строчках именно то, что они желают видеть, а не что-нибудь серьезное, поучительное или досаждающее их жизни.
И мы, вероятно по своему малодушию, бесконечно рады и довольны этому обстоятельству.
Нынче мы замыслили написать не менее веселую и забавную книжонку о самых разнообразных поступках и чувствах людей.
Однако мы решили написать не только о поступках наших современников. Перелистав страницы истории, мы отыскали весьма забавные факты и смешные сценки, наглядно рисующие поступки прежних людей. Каковые сценки мы также предложим вашему вниманию. Они нам весьма пригодятся для доказательства и утверждения наших дилетантских мыслей.
Нынче, когда открывается новая страница истории, той удивительной истории, которая будет происходить на новых основаниях, быть может - без бешеной погони за деньгами и без великих злодеяний в этой области, нынче особенно любопытно и всем полезно посмотреть, как жили раньше.
И в силу этого мы решили, прежде чем приступить к новеллам из нашей жизни, рассказать вам кое-что из прежнего.
И вот, перелистав страницы истории своей рукой невежды и дилетанта, мы подметили неожиданно для себя, что большинство самых невероятных событий случалось по весьма немногочисленным причинам. Мы подметили, что особую роль в истории играли деньги, любовь, коварство, неудачи и кое-какие удивительные события, о которых речь будет дальше.
И вот в силу этого мы разбили нашу книгу на пять соответствующих, отделов.
И тогда мы с необычайной легкостью, буквально как мячи в сетку, распихали наши новеллы по своим надлежащим местам.
И тогда получилась удивительно стройная система. Книга заиграла всеми огнями радуги. И осветила все, что ей надо было осветить.
Итак, в книге будет пять отделов.
В каждом отделе будет особая речь о том предмете, который явится нашей темой.
Так, например, в отделе "Любовь" мы расскажем вам, что знаем и думаем об этом возвышенном чувстве, затем припомним самые удивительные, любопытные приключения из прежней истории и уж затем, посмеявшись вместе с читателем над этими старыми, поблекшими приключениями, расскажем, что иной раз случается и бывает на атом фронте в наши переходные дни.
И то же самое мы сделаем в каждом отделе.
И тогда получится картина полная и достойная современного читателя, который перевалил через вершины прошлого и уже двумя ногами становится в новой жизни.
Конечно, ученые мужи, подобострастно читающие историю через пенсне, могут ужасно рассердиться, найти наше деление произвольным, крайне условным и легкомысленным.
Итак, перед нашим взором пять отделов: "Деньги", "Любовь", "Коварство", "Неудачи" и "Удивительные события".
Отметим, что последний отдел должен быть самый замечательный.
В этом отделе будут отмечены наилучшие, наиблагороднейшие поступки, поступки высокого мужества, великодушия, благородства, героической борьбы и стремления к лучшему.
Этот отдел, по нашей мысли, должен зазвучать как Героическая симфония Бетховена.
Нашу книгу мы назвали голубой.
Голубая книга!
Мы назвали ее так оттого, что все другие цвета были своевременно разобраны. Синяя книга, Белая, Коричневая, Оранжевая… Все цвета эти были использованы для названий книг, которые выпускались различными государствами для доказательства своей правоты или, напротив, - вины других.
Нам едва оставалось четыре-пять совершенно невзрачных цвета. Что-то такое: серый, розовый, зеленый и лиловый. И посудите сами, что таким каким-либо пустым и незначительным цветом было бы по меньшей мере странно и оскорбительно назвать нашу книгу.
Но еще оставался голубой цвет, на котором мы и остановили свое внимание.
Этим цветом надежды, цветом, который с давних пор означает скромность, молодость и все хорошее и возвышенное, этим цветом неба, в котором летают голуби и аэропланы, цветом неба, которое расстилается над нами, мы называем нашу смешную и отчасти трогательную книжку.
И что бы об этой книге ни говорили, в ней больше радости и надежды, чем насмешки, меньше иронии, чем настоящей, сердечной любви и нежной привязанности к людям.
Итак, поделившись с вами общими замечаниями, мы торжественно открываем наши отделы.
И по этим отделам, как по аллеям истории, мы предлагаем читателю прогуляться.
Дайте вашу мужественную руку, читатель. Идемте. Мы желаем вам показать кое-какие достопримечательности.
Итак, мы открываем первый отдел - "Деньги", который, в свою очередь, распадается на два отдела: исторические новеллы о деньгах и рассказы из наших дней на эту же тему.
А прежде этого в отвлеченной беседе обрисуем общее положение. Итак "Деньги".
КОНЕЦ ФРАГМЕНТА
Вечеринка кончилась поздно. Вася Чесноков, утомлённый и вспотевший, с распорядительским бантом на гимнастёрке, стоял перед Машенькой и говорил умоляющим тоном: - Обождите, радость моя... Обождите первого трамвая. Куда же вы, ей-богу, в самом деле... Тут и посидеть-то можно, и обождать, и всё такое, а вы идёте. Обождите первого трамвая, ей-богу. А то и вы, например, вспотевши, и я вспотевши... Так ведь и захворать можно по морозу... - Нет,- сказала Машенька, надевая калоши.- И какой вы кавалер, который даму не может по морозу проводить? - Так я вспотевши же,- говорил Вася, чуть не плача. - Ну, одевайтесь! Вася Чесноков покорно надел шубу и вышел с Машенькой на улицу, крепко взяв её под руку. Было холодно. Светила луна. И под ногами скрипел снег. - Ах, какая вы неспокойная дамочка,- сказал Вася Чесноков, с восхищением рассматривая Машенькин профиль.- Не будь вы, а другая - ни за что бы не пошёл провожать. Вот, ей-богу, в самом деле. Только из-за любви и пошёл. Машенька засмеялась. - Вот вы смеётесь и зубки скалите,- сказал Вася,- а я действительно, Марья Васильевна, горячо вас обожаю и люблю. Вот скажите: лягте, Вася Чесноков, на трамвайный путь, на рельсы и лежите до первого трамвая - и лягу. Ей-богу... - Да бросьте вы,- сказала Машенька,- посмотрите лучше, какая чудная красота вокруг, когда луна светит. Какой красивый город по ночам! Какая чудная красота! - Да, замечательная красота,- сказал Вася, глядя с некоторым изумлением, на облупленную штукатурку дома.- Действительно, очень красота... Вот и красота тоже, Марья Васильевна, действует, ежели действительно питаешь чувства... Вот многие учёные и партийные люди отрицают чувства любви, а я, Марья Васильевна, не отрицаю. Я могу питать к вам чувства до самой смерти и до самопожертвования. Ей-богу... Вот скажите: ударься, Вася Чесноков, затылком об тую стенку - ударюсь. - Ну, поехали,- сказала Машенька не без удовольствия. - Ей-богу, ударюсь. Желаете? Парочка вышла на Крюков канал. - Ей-богу,- снова сказал Вася,- хотите вот - брошусь в канал? А, Марья Васильевна? Вы мне не верите, а я могу доказать... Вася Чесноков взялся за перила и сделал вид, что лезет. - Ах! - закричала Машенька.- Вася! Что вы! Какая-то мрачная фигура вынырнула вдруг из-за угла и остановилась у фонаря. - Что разорались? - тихо сказала фигура, подробно осматривая парочку. Машенька в ужасе вскрикнула и прижалась к решётке. Человек подошел ближе и потянул Васю Чеснокова за рукав. - Ну, ты, мымра,- сказал человек глухим голосом.- Скидавай пальто. Да живо. А пикнешь - стукну по балде, и нету тебя. Понял, сволочь? Скидавай! - Па-па-па,- сказал Вася, желая этим сказать: позвольте, как же так? - Ну! - человек потянул за борт шубы. Вася дрожащими руками расстегнул шубу и снял. - И сапоги тоже сымай,- сказал человек.- Мне и сапоги требуются. - Па-па-па,- сказал Вася,- позвольте... мороз.. - Ну! - Даму не трогаете, а меня - сапоги снимай,- проговорил Вася обидчивым тоном,- у ей и шуба и калоши, а я сапоги снимай. Человек спокойно посмотрел на Машеньку и сказал: - С её снимешь, понесёшь узлом - и засыпался. Знаю, что делаю. Снял? Машенька в ужасе глядела на человека и не двигалась. Вася Чесноков присел на снег и стал расшнуровывать ботинки. - У ей и шуба,- снова сказал Вася,- и калоши, а я отдувайся за всех... Человек напялил на себя Васину шубу, сунул ботинки в карманы и сказал: - Сиди и не двигайся, и зубами не колоти. А ежели крикнешь или двинешься - пропал. Понял, сволочь? И ты, дамочка... Человек поспешно запахнул шубу и вдруг исчез. Вася обмяк, скис и кулем сидел на снегу, с недоверием посматривая на свои ноги в белых носках. - Дождались,- сказал он, со злобой взглянув на Машеньку.- Я же её провожай, я и имущества лишайся. Да? Когда шаги грабителя стали совершенно неслышны, Вася Чесноков заёрзал вдруг ногами по снегу и закричал тонким, пронзительным голосом: - Караул! Грабят! Потом сорвался с места и побежал по снегу, в ужасе подпрыгивая и дёргая ногами. Машенька осталась у решётки.
