Писатели. Биографии русских писателей

💖 Нравится? Поделись с друзьями ссылкой

МОСКВА, 13 фев — РИА Новости. Известный писатель Захар Прилепин стал заместителем командира одного из батальонов самопровозглашенной Донецкой народной республики. Для Прилепина это не первый опыт в зонах боевых действий. В прошлом он уже служил командиром отделения ОМОН, участвовал в обеих чеченских кампаниях.

В 2016 году писатель приступил к работе над книгой "Взвод: офицеры и ополченцы русской литературы", посвященной военным биографиям поэтов золотого века. По словам автора, он хотел опровергнуть стереотип "о русской литературе как сборище гуманистов". Вероятно, на поездку d Донбасс его также вдохновили великие предшественники, ведь Прилепин , что "русские классики в идентичных ситуациях вели себя именно так: они немедленно ехали и принимали сторону своего народа, причем зачастую с оружием в руках".

Александр Пушкин

В 1829 году поэт сделал предложение Наталье Гончаровой, но, получив уклончивый ответ матери невесты, с досады уехал на Кавказ, где в тот момент шла очередная военная кампания с Турцией под руководством фельдмаршала Ивана Паскевича.

Пушкин успел блеснуть отвагой в битве на вершине Соганлуга, но по настоянию командира, не желавшего брать на себя ответственность за безопасность известного поэта, скоро оставил передовую и перебрался в Тифлис.

Василий Жуковский и Петр Вяземский

© Фото

Старшие товарищи Пушкина приняли участие в войне 1812 года. Уже будучи известным поэтом, автором популярной у современников "Людмилы", Василий Жуковский записался в ополчение. Вместе с ним там же оказался его молодой последователь Петр Вяземский. Последний, кстати, получил за ратные успехи орден Святого Владимира 4-й степени.

Оба поэта оставили воспоминания о Бородинской битве. Жуковский написал стихотворение "Во стане русских воинов", которое моментально разошлось в рядах российской армии, а рассказы Вяземского легли в основу "Войны и мира" Толстого.

Лев Толстой

Сам граф Лев Николаевич тоже нюхнул пороха — сначала в звании юнкера на Кавказе участвовал в стычках с горцами, а с началом Крымской войны перебрался в Дунайскую армию. За оборону Севастополя Толстого наградили орденом Святой Анны 4-й степени и несколькими медалями.

Помимо репутации храброго воина, граф снискал любовь однополчан своими рассказами. Его "Севастопольские рассказы", напечатанные в разгар боевых действий, произвели впечатление даже на императора Александра II, который велел беречь талантливого офицера.

Николай Гумилев

Одним из самых известных писателей-фронтовиков Серебряного века был Николай Гумилев. Несмотря на слабое здоровье, поэт грезил подвигами русских офицеров, которые отправлялись добровольцами в Абиссинию. Гумилев совершил несколько экспедиций в Африку, побывал в Турции и Египте. В начале Первой мировой поэт записался на фронт и был зачислен вольноопределяющимся в Лейб-гвардии Уланский полк.

За участие в разведывательных операциях Гумилев трижды награждался Георгиевским крестом. В 1917 году, после обострения болезни поэт был отправлен в русский экспедиционный корпус в Париже, служил адъютантом при комиссаре Временного правительства.

Михаил Зощенко

Известный писатель-сатирик был участников трех войн. В Первую мировую служил прапорщиком, получил осколочное ранение в ногу, порок сердца — как следствие отравления во время газовой атаки — и пять орденов за боевые заслуги. В 1919 году Зощенко был освобожден от службы по состоянию здоровья. Однако писатель сразу же вступил добровольцем в действующие ряды Красной армии.

Зощенко прошел гражданскую войну полковым адъютантом 1-го Образцового полка деревенской бедноты. После сердечного приступа был демобилизован, но с началом Великой Отечественной войны писатель снова прибыл в военкомат с просьбой отправить его на фронт как опытного солдата. Ему отказали, признав негодным к военной службе. Тем не менее Зощенко поступил в группу противопожарной обороны, которая защищала крыши домов во время бомбежек.

Аркадий Гайдар

Первую попытку попасть на фронт детский писатель и сценарист Аркадий Гайдар предпринял еще в десятилетнем возрасте. Поучаствовать в Первой мировой ему не удалось, зато в 14 лет был зачислен в ряды Красной армии. Уже в 18 лет Гайдара назначили командиром отдельного полка по борьбе с бандитизмом. В 1919 году он был демобилизован с диагнозом "травматический невроз", вызванным ранением осколком шрапнели и падением с лошади.

Вторую мировую Гайдар начал корреспондентом "Комсомольской правды", писал военные очерки. Но после окружения на Юго-Западном фронте попал в партизанский отряд, где служил пулеметчиком. В октябре 1941 года Гайдар попал в засаду к немцам и погиб.

Даниил Гранин

Один из немногих ныне живущих писателей-фронтовиков Даниил Гранин ушел на фронт в 22 года с дивизией народного ополчения. В первый же год Великой Отечественной он участвовал в боях под Псковом и на Пулковских высотах, пытаясь не допустить прорыва немцев к Ленинграду, был дважды ранен.

Один из последних романов Гранина "Мой лейтенант", посвященный тяготам первых месяцев войны, получил премию "Большая книга" и вызвал большой резонанс в обществе.

Как ни крути, но некоторый отрицательный оттенок в словах «эмигрант», «эмиграция» до сих пор слышится даже вполне нейтральным, неангажированным людям. Признаюсь, что к самой идее политической, а тем паче экономической эмиграции лично я отношусь, мягко говоря, настороженно, а к эмигрантам, даже лучшим из них – не без некоторого скепсиса. По большому счету это люди, которые поехали в готовое общество вместо того, чтобы в меру сил строить свое, родное.

Но есть один случай, когда эмиграция не только оправдана, но и является, по сути, гражданским долгом человека. Это отъезд художника из страны, где невозможно свободно творить. Разумеется, я имею в виду сейчас так называемую «первую волну эмиграции», когда примерно половина поэтов, писателей, художников покинула Россию, по большей части навсегда. В каком-то смысле эти люди спасли русскую культуру, которая на русской почве была растоптана ленинской, сталинской и постсталинской цензурой, растоптана до такой степени, что и сейчас эхо советского наследия кричит со страниц «Нашего современника»: «Мы живы! Не задушишь, не убьешь!» Не больно-то и хотелось. Культура создана не для убийств, что бы ни думали по этому поводу бессмертные Куняевы.

Самое время оговориться, что многие оценки могут показаться читателю излишне резкими. Прошу помнить, что это личное мнение – хоть и квалифицированное, но не претендующее на истину в конечной инстанции.

До революции

Поговорим о ситуации, сложившейся в русской поэзии к тому моменту, когда перед поэтами встал вопрос: уезжать или оставаться. Развал символизма как доминирующей художественной идеологии вызвал к жизни множество поэтических групп. Крупнейшие из них известны по школьному курсу: футуристы всех мастей (Хлебников, Маяковский, Бурлюки, Лившиц, Крученых, Северянин, Пастернак...), акмеисты и «цеховики» (Гумилев, Мандельштам, Адамович, Ахматова, Г. Иванов), имажинисты (Есенин и собутыльники). Многие поэты демонстративно держались в стороне от группировок, имея при этом свой ярко выраженный почерк, самыми интересными из этих одиночек были Кузмин, Ходасевич, Цветаева. Но в какой-то степени все это воспринималось как «молодежная поэзия», независимо от возраста авторов. В обыденном же читательском сознании доминировали, конечно, все еще символисты (Вяч. Иванов, Мережковские, Сологуб, Бальмонт, Блок, Белый), а также поэты, которых условно можно назвать тридиционалистами (единственным большим автором в этой группе оказался аристократ Бунин).

Всем этим и многим другим людям предстояло сделать свой выбор – уезжать или оставаться. Проследим же самые интересные судьбы.

Старые поэты в России

Разумеется, на сложившегося поэта, человека в возрасте, даже самые серьезные бытовые передряги влияют меньше, чем на юношу: трудно ждать коренной ломки установившихся стиля и манеры письма только из-за того, что какая-то матросня обосновалась в Смольном дворце. Большинство поэтов старшего поколения сочли за благо уехать – но не всем это удалось. Из известных поэтов, которым к моменту революции было как минимум под сорок, в России остались лишь Брюсов, Белый, Блок, Сологуб, Кузмин и Волошин. При этом точно известно, что и Блок, и Сологуб также собирались покинуть Россию, ходатайствовали об этом: первому помешали запреты и ранняя смерть, второму – гибель жены: после этой трагедии он отказался от отъезда и, окаменевший от горя, остался доживать последние годы живой мумией, с которой его сравнивали и в более благополучные годы. Белый и вовсе уехал, но позже, после мучительных сомнений, вернулся в СССР – писать мемуары. Прожил он еще десяток лет, репрессиям не подвергался, но был просто вычеркнут из литературной жизни. Никаких особенных поэтических достижений советский период творчества Белого не принес – только болезненная, изломанная художественная и мемуарная проза.

Волошин, который как поэт никогда не поднимался выше второго ряда, принципиально оставался жить в своем коктебельском доме, сколько бы властей над ним ни сменялось. Мужество и личная порядочность этого человека были неизмеримо выше его поэтических талантов. Самые яркие свои стихи он написал во время гражданской войны.

Брюсов, с восторгом схватившийся за возможность государственного управления стихами, рьяно принялся за дело, но умер уже в 1924 году, успев, однако, погоревать в рифму о смерти Владимира Ильича. Его «советские» стихи несносны.

Михаил Кузмин, всегда равнодушно, если не сказать легкомысленно относившийся к политическим треволнениям, успел умереть в аккурат перед разгаром репрессий, в 1936 году. Трудно сомневаться, что в противном случае он, со своими аполитичными стихами и личными слабостями, окончил бы жизнь на лесоповале. На его стихи советская власть, как ни странно, почти не повлияла, Михаил Алексеевич жил, казалось, в совершенно ином мире, где не было всей этой идеологической мишуры. Разумеется, печататься в последние свои годы он не мог.

Старые поэты в эмиграции

Что же произошло с теми «стариками», которые приняли решение покинуть страну?

Вячеслав Иванов в 1924 году обосновался в любезной ему сердцу Италии, где вдали от эмигрантских дрязг прожил еще четверть века. Стихи он писал прекрасные по форме, но пленяющие далеко не каждого читателя. Эмиграция, пожалуй, лишь придала дополнительного италийского благозвучия его холодным, как древний мрамор, стихам.

Мережковский и Гиппиус приехали из России в парижскую квартиру, которую сняли еще до войны. Эта квартира стала одним из центров эмигрантской литературной жизни – всегда беспокойные, амбициозные, самоуверенные, Мережковские обладали даром притягивать к себе интересных людей. Им удалось воссоздать в эмигрантском Париже атмосферу довоенного Петербурга – маленький неоцененный подвиг. Что до собственно поэзии обоих, то она мало изменилась, так и оставшись, увы, крепким вторым сортом.

Бальмонт, который был выслан из России еще в период первой революции, строго говоря, и не эмигрировал, так как не успел толком снова обосноваться на родине. Его писания к этому моменту уже выглядели ярко выраженной творческой деградацией, которая с годами лишь усиливалась по причинам алкогольно-возрастным, но никак не эмигрантски-политическим.

Иван Бунин писал прекрасные стихи в России и не отступил от этой привычки и в Париже.

Поэтическая молодежь

В общем, трагических поворотов в судьбах поэтов старшего поколения революция не устроила, хотя, безусловно, ускорила смерть как минимум Блока и Сологуба. Куда жестче она обошлась с молодыми людьми 1880–90-х годов рождения, которые, собственно, и определяли лицо русской поэзии вплоть до 60-х годов XX века. И ключевой фигурой в этой ситуации стал основатель акмеизма, самонадеянный мэтр, автор прекрасных статей, а попутно нескольких интересных и тонны никуда не годных стихов, Николай Гумилев.

Как и Брюсов в Москве, Гумилев в Петербурге с готовностью ухватился за новые возможности, предоставленные Советской властью. Революция застигла его в Европе, но он добровольно помчался в Россию – навстречу усиливавшемуся потоку беженцев. В Петербурге Гумилев возобновил деятельность основанного еще во время войны Цеха поэтов, возглавил (отодвинув самого Блока) новоорганизованный Союз поэтов, читал лекции, вел бесконечные занятия – словом, был человеком, вокруг которого так или иначе вращалась вся поэтическая жизнь. Об эмиграции, несмотря на голод, думали лишь немногие из «цеховой» молодежи. В Петербурге интереснее, полагали они. Что ж, особенно интересный оборот дело приняло после неожиданного расстрела Гумилева в августе 1921 года. По сути, именно это преступление положило начало феномену русской эмигрантской поэзии. Практически все лучшие ученики и просто друзья Гумилева вскоре оказались за пределами России.

Молодежь в России

Посмотрим же, как складывались судьбы двадцати-тридцатилетних поэтов. Крупнейшие фигуры из оставшихся на родине: Пастернак, Маяковский, Хлебников, Ахматова, Есенин, Нарбут, Мандельштам. Уехали Ходасевич, Цветаева, Г. Иванов, Адамович.

Анна Ахматова идеологически обосновала свое присутствие на родине: «Не с теми я, кто бросил землю...», и с тех пор эти строки гордо цитируются теми, кто не захотел или, чаще, не смог эмигрировать. Коммунистическая власть тяжело повлияла на талантливую поэтессу. Ей пришлось написать немало чисто советских стихов: изредка, как во время войны, по зову сердца, чаще – по необходимости. Собственный стиль Ахматовой также «советизировался», даже бесстрашный «Реквием», если отвлечься от тематики, далек от лучших образцов русской поэзии. И совершенно прав был товарищ Жданов, говоря о том, что Ахматова «мечется между будуаром и молельней» – другой вопрос, что хамский тон выступлений товарища Жданова и последовавшие оргвыводы не вполне укладываются в рамки приличного литературоведения. Да, на фоне бесконечных иосифов уткиных Ахматова выглядела великим поэтом. Но не более того.

Велимир Хлебников умер в 1922 году от голода.

Сергей Есенин уехал было из России, потом вернулся. Итог известен. Конечно, на его стихи советская власть всерьез повлиять не успела.

Чего не сказать о Маяковском. Разрываясь между Парижем и Москвой, он строгал бесконечные поэмы-агитки, напрочь убив в себе тот маленький талант, который у него, возможно, все-таки был. Итог, опять же, известен.

Осип Мандельштам. Один из самых невероятных русских поэтов. Кажется, ему было все равно, в каких условиях писать свои гениальные стихи. Наверно, русской поэзии даже повезло, что этого человека вынудили жить буквально в аду, ведь иначе не было бы, к примеру, «Воронежских тетрадей». Но я не верю, что в более человеческих условиях Мандельштам стал бы писать хуже. А цена за эти и другие стихи оказалась для поэта максимальной: постоянные гонения, аресты и гибель в пересыльном лагере.

Тем не менее самой трагической фигурой из оставшихся в России стал, быть может, Борис Пастернак. Не имея хоть сколько-нибудь значительного дара, он оказался вознесен на головокружительную высоту «первого поэта советской эпохи», а потом низвергнут после «Доктора Живаго». Блаженно-болтливый поток стихов Пастернака прерывался лишь потоком таких же переводов, но никак не творившимся вокруг него событиями. Пастернак никогда бы не мог сказать, что «после Аушвица нельзя писать музыку». Он умел закрывать глаза на что угодно, пока это было удобно ему. Что ж, это тоже дар, в тех условиях вполне заменявший поэтический, но тем больнее ударила по Пастернаку немилость Хрущева. Жить в опале Борис Леонидович не умел, потому и умер.

Молодежь в эмиграции

Обратимся к уехавшим. Хотя их судьбы сложились по-разному, все они за рубежом заметно выросли как поэты, и именно их эмигрантские стихи стали жемчужинами русской поэзии.

Великолепный Владислав Ходасевич, совесть и сердце русской поэзии 1920-30-х гг. жил трудно, бедно, под конец жизни порой мечтал о возвращении на родину. Пережил и триумф «Европейской ночи», и молчаливый закат собственного дара.

Цветаева не прижилась в эмиграции, как не приживалась никогда и нигде. Но за рубежом ей стало особенно плохо: всеми отверженная, не имеющая читателей, она писала зачастую «в стол»: ошибочно думать, будто в зарубежной нашей поэзии не существовало блата и негласной цензуры, а Марина Ивановна не проходила ни по одному из этих параметров. И все же эмиграция продлила ее жизнь: Цветаева, в отличие от своего романтического друга Пастернака, не смогла бы промолчать в 1937-м году – конечно, если бы дожила до него, ведь многих взяли и раньше. И в конце концов советская система, пусть и без участия карательных органов, все-таки расправилась с поэтом.

Изящные «Жоржики», Адамович и Иванов, «птенцы гнезда гумилевского», как поэты оставили своего учителя далеко позади. Адамович стал в эмиграции замечательным эссеистом, видным организатором, воспитателем молодых стихотворцев. Он был невероятно строг сам к себе, опубликовал не более полутора сотен стихов, и некоторые из них – прекрасны. Георгий Викторович прожил в эмиграции долгую и относительно спокойную жизнь. Пожалуй, это единственный эмигрировавший поэт, которого можно представить себе более-менее сносно существовавшим и в сталинском СССР.

Георгий Иванов, по моему убеждению, – единственный поэт в XX веке, чье имя можно поставить рядом с именем Мандельштама. Начав в России прекрасными, но неинтересными стихами, за рубежом он постепенно развил свой талант до той точки, за которой только смерть. И умер в 1958 году, едва успев собрать свою последнюю книгу «Стихи 1943–1958», книгу о жизни и смерти, наполненную райскими звуками и адской сутью. Невозможно представить себе это написанным в СССР. Даже гордившаяся собственной независимостью и тонким вкусом Ахматова в штыки приняла поздние стихи Иванова, назвав их невыносимо пошлыми. Хотя этот эпитет куда лучше подходит к ее собственному старческому кокетству...

* * *

Я далек от мысли идеализировать литературную эмиграцию. И там гибли поэты – в 30-х годах прошла целая волна самоубийств, чего стоит одна только гибель Поплавского. Но поэзию, это нелепое искусство говорить ритмично и в рифму, за то и любят, что она по каким-то необъяснимым причинам не терпит фальши и компромиссов. В СССР же без этого было просто невозможно существовать: единственный дерзнувший, Мандельштам, подвергся показательной травле, а затем и физическому уничтожению. Остальным пришлось платить по счетам: делить стихи на «настоящие» и «печатные», осваивать технику «социалистического реализма», изворачиваться, тоннами переводить никому не нужных вьетнамцев и чилийцев... Все это не проходит бесследно. И низкий поклон тем, кто осмелился услышать «утешно звавший голос» и не «замкнуть слух». Конечно, они спасали свои шкуры. Но – пусть во вторую очередь, пусть заодно – и русскую поэзию тоже.

Будем говорить об открытых выступлениях, которые влекли за собой последствия, а не о фрондерстве и просто критическом отношении к власти: оно характерно для очень многих литераторов во все времена, в России, может быть, особенно. Не учитываю я здесь и случаи «несовместимости» (ментальной, эстетической) с режимом, частые в XX веке (Пастернак, Бродский, Синявский: несмотря на то, что их тексты были по факту освобождающими орудиями, их авторы не ставили своей целью бунт и даже политическое высказывание).

Протопоп Аввакум отказался подчиниться реформе Никона, подвергался ужасным притеснениям, многолетнему заключению, в конце концов вместе с единомышленниками был заживо сожжен в срубе.

Александр Радищев написал «Путешествие из Петербурга в Москву»: травелог о встреченных по пути ужасах и несправедливостях, за который был приговорен к смертной казни (затем, правда, помилован и отправлен в ссылку).

Александр Пушкин в молодости писал вольнодумные стихи, памфлеты и эпиграммы, за распространение которых провел шесть лет в ссылках. Политические взгляды позднего Пушкина как минимум дважды претерпели изменения, это отдельная и сложная тема. Стихотворение Лермонтова памяти Пушкина, обличавшее высший свет как соучастников его убийства, также навлекло на поэта опалу.

Федор Достоевский в молодости принадлежал к протореволюционному кружку петрашевцев. Смертный приговор, замена казни в последний момент на каторгу.

Лев Толстой боролся с лицемерием институциональной церкви и не принимал многих догматов православия и христианства. Был отлучен от церкви.

Александр Герцен высказывал сначала либеральные, затем социалистические взгляды, был вынужден уехать за границу, издавал газету «Колокол», важнейший ранний орган революционеров.

Николай Чернышевский составлял революционные воззвания и прокламации, был заключен в Петропавловскую крепость, написал роман «Что делать?», который, как известно, «перепахал» Ленина.

Многие советские писатели принимали деятельное участие в Октябрьской революции и выражали, по разным причинам, ей поддержку: Максим Горький, Маяковский, Блок. В то же время некоторые авторы того поколения попали в число первых жертв советской власти: Николай Гумилев был обвинен в участии в белогвардейском заговоре и казнен. Своих монархических взглядов Гумилев никогда не скрывал.

С приходом советских времен все чаще текст, вольно или невольно, становится политическим высказыванием: никакого участия в заговоре уже не надо. В 1920-е годы многие писатели были высланы из России, в 1930-е пришло время лагерей и расстрелов. Далеко не все из них действительно имели что-то против советской власти или даже относились к ней сколько-нибудь критически. Но выдается, разумеется, случай Осипа Мандельштама, написавшего одно из самых бесстрашных стихотворений XX века, - «Мы живем, под собою не чуя страны...» (). Мандельштам был сначала сослан, затем через несколько лет отправлен в лагерь, где и погиб.

Лагерный опыт сделал непримиримыми ненавистниками коммунистического режима Александра Солженицына и Варлама Шаламова. Если ненависть Шаламова отложилась в самых, может быть, страшных рассказах о ГУЛАГе, то Солженицын перевел свою писательскую работу в политическую плоскость. Его «Архипелаг ГУЛАГ» стал важным фактором переоценки на Западе не только СССР, но и левой идеи вообще, и в конце концов сыграл роль (разумеется, не определяющую) в коллапсе Советского Союза.

В послесталинское время активно выступали «против системы» диссиденты и правозащитники, среди которых было немало писателей и поэтов. Автор «Человеческого манифеста» () Юрий Галансков погиб в лагере. Среди участников демонстрации 25 августа 1968 года на Красной площади против ввода советских войск в Чехословакию было двое поэтов: Наталья Горбаневская и Вадим Делоне. Диссидентом был и Юлий Даниэль, вместе с Синявским получивший срок за свою прозу, напечатанную на Западе. Думаю, что можно причислить к «идущим против системы» Александра Галича, Анатолия Кузнецова, Виктора Некрасова.

С падением СССР в России настала по крайней мере видимая идеологическая свобода. Тем не менее традиция критики власти и активных политических действий в связке с литературной деятельностью никуда не делась. Здесь можно вспомнить Эдуарда Лимонова с его НБП (и его литературного ученика Захара Прилепина); занятно, что в настоящее время оба они занимают государственническую и даже прямо про-репрессивную позицию. В 2000-е деятельность НБП привела и Лимонова, и многих его соратников за решетку. Болевой точкой для российского общества была война в Чечне; думаю, что такие тексты, как «Стихи о Первой Чеченской кампании» () Михаила Сухотина, могут быть названы политическими жестами. Появление и пребывание у власти Владимира Путина вызывало раздражение у литераторов либерального, а затем и левого склада ума. Это выражалось, разумеется, в текстах, а отчетливую политическую подоплеку приобрело в 2011 году, после начала «Болотного» движения; так, Дмитрий Быков вошел в Координационный совет российской оппозиции (каковой орган, впрочем, ничем себя не проявил). Нелишним будет напомнить, что участница Pussy Riot Мария Алехина - не только художник-акционист и правозащитник, но и поэт. Левые литераторы регулярно принимают участие в политических акциях и дискуссиях. Я полагаю, что так же обстоит дело у националистов, но яркие писатели среди политически активных националистов мне неизвестны. Не стоит забывать и о кампаниях в поддержку политзаключенных, открытых письмах против тех или иных решений власти, в том числе против репрессивных законов, принятых Госдумой VI созыва. Эти кампании наследуют гораздо менее безопасному советскому «подписантству».

Наконец, последней и самой болезненной точкой политического раскола стали события на Украине, которые ввергли в ожесточение, ужас и психоз не только литераторов, но и всю Россию. Многие либерально/антипутински настроенные писатели и поэты с самого начала событий на Украине выражали поддержку Евромайдану, затем - Украине в необъявленной войне с Россией. Виктора Шендеровича и Андрея Макаревича (несмотря на медийность, они оба вполне имеют отношение к литературе) уже, как видим, записывают во «враги народа», оживляя репрессивный лексикон сталинских времен. К сожалению, писатели все чаще уезжают в эмиграцию.

В то же время, как мы знаем, несколько писателей-фантастов уехали сражаться на стороне ДНР/ЛНР, и разговоры о том, что власть предала «русскую весну», в этих кругах ведутся уже давно. Так что не исключено, что «против системы» скоро выступят литераторы, придерживающиеся совсем других позиций.

К вышеперечисленному можно добавить многих писателей и поэтов русской эмиграции. Например, Зинаида Гиппиус и Дмитрий Мережковский с самого начала категорически выступили против власти большевиков, стали одними из первых эмигрантов. Так же непримиримую позицию занял Иван Бунин, покинувший Россию в 1920 году. Георгий Иванов ("Россия счатие, Россия свет"; "Хорошо, что нет царя"), Аркадий Аверченко и многие другие литераторы покинули большевистскую Россию и в той или иной степени выступали с критикой существующего режима.

Также в разное время против Советской власти высказывались и литераторы, отказавшиеся от эмиграции, или же не имевшие возможности уехать: Анна Ахматова, Арсений Тарковский, Даниил Хармс, Николай Заболоцкий, Михаил Булгаков.

Можно вспомнить Бориса Слуцкого, правоверного коммуниста, который, однако, неоднократно выступал против Сталина; объединение СМОГ (Губанов, Алейников, Пахомов) - первое послесталинское литературное объединение, отказавшееся подичняться партийным и идеалогическим установкам; Владимира Буковски, диссидента, автора романа "И возвращается ветер"; Дмитрия Пригова, участника движения "Московского концептуализма", авангардного художника, акционера и литератора; Венедикта Ерофеева, писателя, автора романа "Москва-Петушки", отчисленного с филологического факультета за непосещения занятий по истории партии и военной подготовке, после чего сменившего несколько десятков работ; Сергея Довлатова, писателя, неоднократно в своих произведениях заявлявшего о своем отношении к Советскому строю, и эмигрировавшего в 1978 году; Льва Лифшица (Лосева), филолога и поэта, эмигрировавшего в 1976 году; Алексея Лосева, философа и поэта, выступавшего против марксизма (См., например, "Диалектика Мифа"), арестованного и потерявшего в лагере зрение, тайного монаха.

February 7th, 2015

Сразу было интересно
Потом страшно.
Потом грустно.

Учителя литературы в школе заставляют детей анализировать и понимать стихи алкоголиков, покончивших жизнь самоубийством. (с)
Выглядело полушуткой. Оказалось, зря.

Стало мне интересно, кто они, эти русские писатели и поэты, и кто их пороки.

Страшно, что их проходят в школе - в подростковом возрасте, когда так хочется подрожать кумиру.
Грустно оттого, что создается впечатление об алкоголизме, наркотиках, самоубийствах как о неизменных спутниках творчества, своего рода платы за него.

Про Есенина , конечно все знают, что он алкоголик. Его стихи проходят в школе.
Марина Цветаева покончила жизнь самоубийством, повесившись. Ее проходят в школе
У Булгакова есть цикл повестей "Записки юного врача", основанный на событиях его жизни. Совершенно потрясающие произведения, без иронии. Я их перечитывала не один раз. Среди них "Морфий". небольшие выдержки оттуда. Про Булгакова как раз и приходят мысли о "плате" за творчество.
Да, Булгаков наркоман. Его тоже проходят в школе.

Я вот призадумалась. Правильно ли анализировать произведения писателей и поэтов, без учета факта, что они были психически нездоровы? Иногда об этом сообщают, мельком, чаще умалчивают.
А ведь это влияет на их творчество . Иногда это и есть причина их творчества в том виде, в каком мы его знаем.

С одной стороны, странно сказать школьникам: "Это X, алкоголик, великий русский писатель, самоубийца"
С другой стороны, зачем вообще детям слышать в школе сочетания о достойных писателях и алкоголизме, наркотиках, самоубийствах и прочих пороках? Мы же пытаемся научить их тому, что это плохо, зло, никогда не пробуй. А тут - писатель, поэт, с экранов телевизоров - актер, певец и т.п. Слава и популярность. Какая-то двойная мораль.

Большинство взрослых способны понять, что у медали есть две стороны, и отделить семена от плевел. Потому что система жизненных ценностей уже сформирована. Но в ранней юности этому еще только учатся и именно в подростковом возрасте пробуют алкоголь, сигареты, наркотики, начинают задумываться о ценности жизни и значении смерти. Хочется проверить всё на личном опыте.
Зачем в этом возрасте позитивные примеры пороков?
Или если ребенок не открыл томик Есенина в 16 лет, то в 25 он его уже не оценит?
И также верно, что если убрать всех, кто дружил с пороками - то слишком много убирать придется.
Может тогда правильно изучать произведения вне контекста биографии его автора? Без " "="что хотел сказать алкоголик/наркоман и т.п.", а как-то только с точки зрения личных впечатлений детей о произведении?

У меня нет ответов на эти вопросы.
Единственное, в чем я уверена - в том возрасте, когда проходят эти произведения, ввиду отсутствия жизненного багажа и опыта, дети еще не способны понимать настоящую связь жизни автора с его творчеством. Иногда осознать и полное отсутствие этой связи по причине психических отклонений в момент написания произведения.
Отстраненно отнестись к порокам писателей. В этом возрасте жизнь еще в процессе разделения на черное и белое, хорошее и плохое.
В школе я не понимала "Мастера и Маргариту" Булгакова. Оно мне казалось странным. Помню, когда я увлеклась Булгаковым от нечего читать и узнала про его зависимость (это было гораздо позже школы), мое отношение к его произведениям не изменилось. Скорее этот факт дополнил в моей голове пазл о "Мастере и Маргарите", объяснив его странность, и пазл о Записках врача, когда я поняла, каким образом он так правдоподобно всё описывает.
Возможно сам факт того, что Булгаков был врачом и стремился приносить пользу людям, сильно смазал негатив от наркотиков.
Когда я узнала про Есенина - я поняла, почему у меня к нему отторжение: все эти картинки в его стихах - они были итак неприятны, и оказались не вымыслом, а реальностью, которая мне неприятна вдвойне. Кое-как закончив в школе, я к нему никогда не возвращалась.

САМОУБИЙЦЫ. Список огромен. Вот некоторые фамилии на слуху

Есенин, Сергей Александрович (1895—1925) — русский поэт. Перерезав себе вены, повесился.
Купала, Янка (1882—1942) — белорусский поэт. По официальной версии покончил с собой в гостинице «Москва». [его фамилия в этом списке удивила, я не знала об этом]
Лондон, Джек(1876—1916) — американский писатель, принял сверх дозу снотворного. Рядом с телом нашли блокнот, в котором были цифры: перед смертью писатель вычислял необходимую дозу яда.
Маяковский, Владимир Владимирович (1893—1930) — русский поэт. Застрелился.
Радищев , Александр Николаевич (1749—1802) — автор «Путешествие из Петербурга в Москву» и других произведений. Сначала принял яд, а потом еще и пытался зарезаться бритвой. Умер после долгих мучений.
Сенека Луций Аней (сын) (4 г. до н.э.- 65 после н.э.) — римский поэт, философ. Вскрыл себе вены в ванной, предварительно выпив яду. Вокруг сидели друзья и записывали его последние откровения.
Соболь Андрей Михайлович (1888—1926) — советский писатель, отец поэта Марка Соболя, застрелился среди бела дня, сидя на скамейке в московском сквере.
Стахура , Эдвард (1937—1979) — польский поэт, повесился в собственном доме, до этого бросался под поезд, который отрезал ему руку.
Табидзе , Галактион Васильевич (1891—1959) — великий грузинский поэт. Выбросился из окна лечебницы.
Успенский , Николай Васильевич (1837—1888) — русский писатель. Зарезал себя в переулке.
Фадеев , Александр Александрович (1901—1956) — русский советский писатель. Застрелился на даче, не выдержав разоблачений культа личности и погрязнув в алкоголизме.
Цветаева , Марина Ивановна (1892—1941) — русская поэтесса, прозаик, переводчица. Повесилась.
и др.

НАРКОМАНЫ .

Кэрролл Льюис - английский писатель, автор "Алисы в стране чудес", употреблявший опиум.
Кинг Стивен - американский писатель, общепризнанный «король ужасов». В период с 1974 по 1987 имел большие проблемы с алкоголем и наркотиками. Как это ни парадоксально, именно в этот период он создаёт свои наиболее яркие и жёсткие произведения, среди которых романы «Сияющий», «Мёртвая зона», «Воспламеняющая взглядом», «Куджо», «Бегущий человек», «Кладбище домашних животных», «Кристина», «Талисман», «Худеющий», «Оно», «Томминокеры» и «Тёмная Башня», а также повести «Тело», «Способный ученик», «Рита Хейворт и побег из Шоушенка». По его личному признанию, некоторые романы он даже не помнит как писал .
Берроуз Уильям - американский писатель, автор романа «Голый завтрак» (Naked Lunch) и других книг, основанных на его опыте полученного во время пристрастия к героину и многим другим наркотическим веществам.
Бодлер Шарль - французский писатель, свои впечатления от гашиша и опиума описывал в книге «Искусственный рай».
Булгаков Михаил - русский писатель, автор частично автобиографичного романа «Морфий». И вообще, все его произведения невероятно интересные.
Высоцкий Владимир - русский советский поэт, музыкант, актёр, бард, автор сотен песен на собственные стихи, употреблял морфий внутривенно. Об этом стало широко известно только после его смерти.
Владимир Маяковский , по воспоминаниям современников, пристрастия к алкоголю не имел, но зато употреблял кокаин и страдал от всевозможных маний, граничащих с помешательством.
Гайдук Дмитрий - писатель, известный своими растаманскими народными сказками - небольшими юмористическими рассказами о жизни растаманов.
Кастанеда Карлос - написал множество книг, из которых две посвящены описанию опыта употребления галлюциногенных растений, используемых мексиканскими индейцами. В данных впоследствии интервью выступал против употребления наркотиков.
Томас де Квинси - английский писатель XIX века, автор знаменитой книги «Исповедь курильщика опиума»
Кен Кизи - по крайней мере в 1960х годах активно потребителял ЛСД и марихуану. Автор романа «Пролетая над гнездом кукушки», являющимся одним из центральных литературных произведений движений битников и хиппи, в основу которого лёг опыт участия Кизи в экспериментах с ЛСД, мескалином, и другими психоделиками.
Кроули Алистер - британский писатель, автор «Дневника наркомана» (The Diary of a Drug Fiend) и других книг, имеющих дело с гашишем, кокаином и героином.
Пелевин Виктор - герои его книг употребляют наркотики. В романе «Generation П» подробно описаны ощущения от приёма наркотиков, в том числе яркие трипы под ЛСД и мухоморы. Автор эссе «Мой Мескалитовый Трип (о Карлосе Кастанеде)».
Хантер Томсон - американский журналист, автор книги «Страх и отвращение в Лас-Вегасе» (Fear and Loathing in Las Vegas), создатель гонзо-журналистики.
Роберт Антон Уилсон - американский писатель, философ, анархист, на протяжении жизни эсперементировал с наркотиками, преимущественно с психоделиками, получал медицинскую марихуану, был ярым противником войны с наркотиками.
Ирвин Уэлш - британский писатель, автор романа Trainspotting и других книг, описывающих жизнь английских наркоманов.
Олдос Хаксли - автор The Doors of Perception, книги, описывающей его опыт с мескалином.
Баян Ширянов - русский писатель, автор цикла романов Пилотажи, описывающих жизнь московских «винтовых» наркоманов, принимающих внутривенно эфедрин и первитин.


АЛКОГОЛИКИ

Шолохов Михаил Александрович. Выросший среди донских казаков, он с ранних лет пил, как воду, местное вино, водку и самогон. К концу жизни увлечение алкоголем стало сказываться на здоровьеШолохова. Он пил по-тихому вплоть до своего восьмидесятилетия и умер от рака горла.
По Эдгар Аллан. Его не раз отвозили в больницу с приступом белой горячки, в котором он ругался с привидениями и неистово отбивался от них. Однажды его пьяным нашли в канаве, привезли в больницу, где он и скончался.
Уильям Фолкнер . Безумный пьяница. Родился и вырос в семье алкашей. К 18 годам будущий писатель пил, как заправский алкоголик. Его алкоголизм длился на протяжении 30 лет практически не прерываясь. Но именно в этот период он написал многие свои лучшие произведения.
Ремарк Эрих Мария. Писатель стал знаменитым после одного-единственного произведения «На Западном фронте без перемен» (1930). Ему, как человеку прошедшему две мировых войны, алкоголь стал анестезией. Сам же он, после прекращения запоев винил себя за пусто потраченное время.
Хемингуэй Эрнест. Лауреат Нобелевской премии 1954 года по литературе, полученной за известнейшую повесть «Старик и море», журналист. Один из самых известнейших алкоголиков. В последний год перед смертью он лежал в больнице с диагнозом депрессия, умственное расстройство и...цирроз печени. В июне 1961 года он приставил к голове охотничье ружье и покончил с собой, сидя на своем ранчо.
Есенин Сергей. О пристрастии Сергея Есенина к алкоголю известно пожалуй всем. Но быть может именно благодаря этой пагубной привычке Есенину удавалось с такой поразительной точностью изложить в своих стихах мотивы русской действительности и загадочной русской души и грусти.
Лондон Джек. Он работал по 17 часов в сутки, и за 15 лет писательства сочинил на 40 томов. При этом страдал депрессией и алкоголизмом. В ночь на 22 ноября 1916 года Джек Лондон покончил с собой. Рядом с телом нашли блокнот, в котором были цифры: перед смертью писатель вычислял необходимую дозу яда.
Стейнбек Джон. В 1947 году он приехал в Советский Союз, чтобы написать серию репортажей. Утомившись от официоза, Стейнбек решил посмотреть настоящую жизнь русских. Он вышел из московского отеля один и догулялся до того, что напился в компании алкашей (!) и заснул на скамейке.
Стайрон Уильям. Пил 40 лет подряд. В возрасте 60 лет Стайрон заработал непереносимость алкоголя. Один глоток - и у него начинались тошнота и кошмары. Стайрон перестал пить, однако без привычных вливаний ему было еще хуже. Он впал в депрессию и попал в психиатрическую больницу. Оклемался и написал - по следам своего пребывания в дурдоме - книгу "Зримая тьма". Прожил после этого Стайрон еще 15 лет, умер в возрасте 86 лет. Не пил. Страдал ли от вынужденной трезвости, мы не знаем.
Твардовский Александр Трифонович
Берггольц Ольга Федоровна
Олеша Юрий Карлович
Успенский Николай
Блок Александр Александрович
Фадеев Александр Александрович

и многие другие писатели

К сожалению, их очень много. Многие и умирали от алкоголизма опустившимися людьми или совершали на его фоне самоубийства.
Более подробно о влиянии порока на их жизнь и творчество.


Видит теперь все ясно текущее поколение, дивится заблужденьям, смеется над неразумием своих предков, не зря, что небесным огнем исчерчена сия летопись, что кричит в ней каждая буква, что отовсюду устремлен пронзительный перст на него же, на него, на текущее поколение; но смеется текущее поколение и самонадеянно, гордо начинает ряд новых заблуждений, над которыми также потом посмеются потомки. "Мертвые души"

Нестор Васильевич Кукольник (1809 - 1868)
К чему? Как будто вдохновенье
Полюбит заданный предмет!
Как будто истинный поэт
Продаст свое воображенье!
Я раб, поденщик, я торгаш!
Я должен, грешник, вам за злато,
За сребреник ничтожный ваш
Платить божественною платой!
"Импровизация I"


Литература — язык, выражающий всё, что страна думает, чего желает, что она знает и чего хочет и должна знать.


В сердцах простых чувство красоты и величия природы сильнее, живее во сто крат, чем в нас, восторженных рассказчиках на словах и на бумаге. "Герой нашего времени"



И всюду звук, и всюду свет,
И всем мирам одно начало,
И ничего в природе нет,
Что бы любовью не дышало.


Во дни сомнений, во дни тягостных раздумий о судьбах моей родины, — ты один мне поддержка и опора, о великий, могучий, правдивый и свободный русский язык! Не будь тебя — как не впасть в отчаяние при виде всего, что совершается дома? Но нельзя верить, чтобы такой язык не был дан великому народу!
Стихотворения в прозе, "Русский язык"



Так, заверша беспутный свой побег,
С нагих полей летит колючий снег,
Гонимый ранней, буйною метелью,
И, на лесной остановясь глуши,
Сбирается в серебряной тиши
Глубокой и холодною постелью.


Послушай: стыдно!
Пора вставать! Ты знаешь сам,
Какое время наступило;
В ком чувство долга не остыло,
Кто сердцем неподкупно прям,
В ком дарованье, сила, меткость,
Тому теперь не должно спать...
"Поэт и гражданин"



Неужели и тут не дадут и не позволят русскому организму развиться национально, своей органической силой, а непременно безлично, лакейски подражая Европе? Да куда же девать тогда русский-то организм? Понимают ли эти господа, что такое организм? Отрыв, «отщепенство» от своей страны приводит к ненависти, эти люди ненавидят Россию, так сказать, натурально, физически: за климат, за поля, за леса, за порядки, за освобождение мужика, за русскую историю, одним словом, за всё, за всё ненавидят.


Весна! выставляется первая рама -
И в комнату шум ворвался,
И благовест ближнего храма,
И говор народа, и стук колеса…


Ну, чего вы боитесь, скажите на милость! Каждая теперь травка, каждый цветок радуется, а мы прячемся, боимся, точно напасти какой! Гроза убьет! Не гроза это, а благодать! Да, благодать! У вас все гроза! Северное сияние загорится, любоваться бы надобно да дивиться премудрости: «с полночных стран встает заря»! А вы ужасаетесь да придумываете: к войне это или к мору. Комета ли идет, — не отвел бы глаз! Красота! Звезды-то уж пригляделись, все одни и те же, а это обновка; ну, смотрел бы да любовался! А вы боитесь и взглянуть-то на небо, дрожь вас берет! Изо всего-то вы себе пугал наделали. Эх, народ! "Гроза"


Нет более просветляющего, очищающего душу чувства, как то, которое ощущает человек при знакомстве с великим художественным произведением.


Мы знаем, что с заряженными ружьями надо обращаться осторожно. А не хотим знать того, что так же надо обращаться и со словом. Слово может и убить, и сделать зло хуже смерти.


Известна проделка американского журналиста, который, для поднятия подписки на свой журнал, стал печатать в других изданиях самые резкие, наглые на себя нападки от вымышленных лиц: одни печатно выставляли его мошенником и клятвопреступником, другие вором и убийцей, третьи развратником в колоссальных размерах. Он не скупился платить за такие дружеские рекламы, пока все не задумались - да видно же любопытный это и недюжинный человек, когда о нем все так кричат! - и стали раскупать его собственную газету.
"Жизнь через сто лет"

Николай Семенович Лесков (1831 - 1895)
Я… думаю, что я знаю русского человека в самую его глубь, и не ставлю себе этого ни в какую заслугу. Я не изучал народа по разговорам с петербургскими извозчиками, а я вырос в народе, на гостомельском выгоне, с казанком в руке, я спал с ним на росистой траве ночного, под тёплым овчинным тулупом, да на замашной панинской толчее за кругами пыльных замашек…


Между этими двумя столкнувшимися титанами – наукой и теологией – находится обалдевшая публика, быстро теряющая веру в бессмертие человека и в какое-либо божество, быстро спускающаяся до уровня чисто животного существования. Такова картина часа, освещенного сияющим полуденным солнцем христианской и научной эры!
"Разоблаченная Изида"


Садитесь, я вам рад. Откиньте всякий страх
И можете держать себя свободно,
Я разрешаю вам. Вы знаете, на днях
Я королем был избран всенародно,
Но это всё равно. Смущают мысль мою
Все эти почести, приветствия, поклоны...
"Сумасшедший"


Глеб Иванович Успенский (1843 - 1902)
- Да что же тебе за границей-то надо? - спросил я его в то время, когда в его номере, при помощи прислуги, шла укладка и упаковка его вещей для отправки на Варшавский вокзал.
- Да просто... очувствоваться! - сказал он растерянно и с каким-то тупым выражением лица.
"Письма с дороги"


Разве в том дело, чтобы пройти в жизни так, чтобы никого не задеть? Не в этом счастье. Задеть, сломать, ломать, чтоб жизнь кипела. Я не боюсь никаких обвинений, но во сто раз больше смерти боюсь бесцветности.


Стих - это та же музыка, только соединенная со словом, и для него нужен тоже природный слух, чутье гармонии и ритма.


Странное чувство испытываешь, когда лёгким нажатием руки заставляешь такую массу подниматься и опускаться по своему желанию. Когда такая масса повинуется тебе, чувствуешь могущество человека…
"Встреча"

Василий Васильевич Розанов (1856 - 1919)
Чувство Родины – должно быть строго, сдержанно в словах, не речисто, не болтливо, не «размахивая руками» и не выбегая вперед (чтобы показаться). Чувство Родины должно быть великим горячим молчанием.
"Уединенное"


И в чем тайна красоты, в чем тайна и обаяние искусства: в сознательной ли, вдохновенной победе над мукой или в бессознательной тоске человеческого духа, который не видит выхода из круга пошлости, убожества или недомыслия и трагически осужден казаться самодовольным или безнадежно фальшивым.
"Сентиментальное воспоминание"


С самого рождения я живу в Москве, но ей-богу не знаю, откуда пошла Москва, зачем она, к чему, почему, что ей нужно. В думе, на заседаниях, я вместе с другими толкую о городском хозяйстве, но я не знаю, сколько вёрст в Москве, сколько в ней народу, сколько родится и умирает, сколько мы получаем и тратим, на сколько и с кем торгуем... Какой город богаче: Москва или Лондон? Если Лондон богаче, то почему? А шут его знает! И когда в думе поднимают какой-нибудь вопрос, я вздрагиваю и первый начинаю кричать: «Передать в комиссию! В комиссию!»


Всё новое на старый лад:
У современного поэта
В метафорический наряд
Речь стихотворная одета.

Но мне другие — не пример,
И мой устав — простой и строгий.
Мой стих — мальчишка-пионер,
Легко одетый, голоногий.
1926


Под влиянием Достоевского, а также иностранной литературы, Бодлера и Эдгара По, началось моё увлечение не декадентством, а символизмом (я и тогда уже понимал их различие). Сборник стихотворений, изданный в самом начале 90-х годов, я озаглавил «Символы». Кажется, я раньше всех в русской литературе употребил это слово.

Вячеслав Иванович Иванов (1866 - 1949)
Бег изменчивых явлений,
Мимо реющих, ускорь:
Слей в одно закат свершений
С первым блеском нежных зорь.
От низовий жизнь к истокам
В миг единый обозри:
В лик единый умным оком
Двойников своих сбери.
Неизменен и чудесен
Благодатной Музы дар:
В духе форма стройных песен,
В сердце песен жизнь и жар.
"Мысли о поэзии"


У меня много новостей. И все хорошие. Мне «везёт». Мне пишется. Мне жить, жить, вечно жить хочется. Если бы Вы знали, сколько я написал стихов новых! Больше ста. Это было сумасшествие, сказка, новое. Издаю новую книгу, совсем не похожую на прежние. Она удивит многих. Я изменил своё понимание мира. Как ни смешно прозвучит моя фраза, я скажу: я понял мир. На многие годы, быть может, навсегда.
К. Бальмонт - Л. Вилькиной



Человек — вот правда! Всё — в человеке, всё для человека! Существует только человек, всё же остальное — дело его рук и его мозга! Чело-век! Это — великолепно! Это звучит... гордо!

"На дне"


Мне жаль создавать нечто бесполезное и никому не нужное сейчас. Собрание, книга стихов в данное время - самая бесполезная, ненужная вещь... Я не хочу этим сказать, что стихи не нужны. Напротив, я утверждаю, что стихи, нужны, даже необходимы, естественны и вечны. Было время, когда всем казались нужными целые книги стихов, когда они читались сплошь, всеми понимались и принимались. Время это – прошлое, не наше. Современному читателю не нужен сборник стихов!


Язык — это история народа. Язык — это путь цивилизации и культуры. Поэтому-то изучение и сбережение русского языка является не праздным занятием от нечего делать, но насущной необходимостью.


Какими националистами, патриотами становятся эти интернационалисты, когда это им надобно! И с каким высокомерием глумятся они над "испуганными интеллигентами",- точно решительно нет никаких причин пугаться,- или над "испуганными обывателями", точно у них есть какие-то великие преимущества перед "обывателями". Да и кто, собственно, эти обыватели, "благополучные мещане"? И о ком и о чем заботятся, вообще, революционеры, если они так презирают среднего человека и его благополучие?
"Окаянные дни"


В борьбе за свой идеал, который состоит в „свободе, равенстве и братстве“, граждане должны пользоваться такими средствами, которые не противоречат этому идеалу.
"Губернатор"



«Пусть ваша душа будет цельна или расколота, пусть миропостижение будет мистическим, реалистическим, скептическим, или даже идеалистическим (если вы до того несчастны), пусть приемы творчества будут импрессионистическими, реалистическими, натуралистическими, содержание – лирическим или фабулистическим, пусть будет настроение, впечатление – что хотите, но, умоляю, будьте логичны – да простится мне этот крик сердца! – логичны в замысле, в постройке произведения, в синтаксисе».
Искусство рождается в бездомье. Я писал письма и повести, адресованные к далекому неведомому другу, но когда друг пришел — искусство уступило жизни. Я говорю, конечно, не о домашнем уюте, а о жизни, которая значит больше искусства.
"Мы с тобой. Дневник любви"


Художник не может большего, как открыть другим свою душу. Нельзя предъявлять ему заранее составленные правила. Он — ещё неведомый мир, где всё ново. Надо забыть, что пленяло у других, здесь иное. Иначе будешь слушать и не услышишь, будешь смотреть, не понимая.
Из трактата Валерия Брюсова "О искусстве"


Алексей Михайлович Ремизов (1877 - 1957)
Ну и пусть отдохнет, измаялась - измучили ее, истревожили. А чуть свет подымется лавочница, возьмется добро свое складывать, хватится одеялишка, пойдет, вытащит из-под старухи подстилку эту мягкую: разбудит старуху, подымет на ноги: ни свет ни заря, изволь вставать. Ничего не поделаешь. А пока - бабушка, костромская наша, мать наша, Россия!"

"Взвихренная Русь"


Искусство никогда не обращается к толпе, к массе, оно говорит отдельному человеку, в глубоких и скрытых тайниках его души.

Михаил Андреевич Осоргин (Ильин) (1878 - 1942)
Как странно /…/ Сколько есть веселых и бодрых книг, сколько блестящих и остроумных философских истин,- но нет ничего утешительнее Экклезиаста.


Бабкин смел, — прочёл Сенеку
И, насвистывая туш,
Снес его в библиотеку,
На полях отметив: «Чушь!»
Бабкин, друг, — суровый критик,
Ты подумал ли хоть раз,
Что безногий паралитик
Легкой серне не указ?..
"Читатель"


Слово критика о поэте должно быть объективно-конкретным и творческим; критик, оставаясь ученым, – поэт.

"Поэзия слова"




Только о великом стоит думать, только большие задачи должен ставить себе писатель; ставить смело, не смущаясь своими личными малыми силами.

Борис Константинович Зайцев (1881 - 1972)
«Верно, тут есть и лешие, и водяные, – думал я, глядя перед собой, – а может быть, здесь живет и еще какой дух… Могучий, северный дух, который наслаждается этой дикостью; может, и настоящие северные фавны и здоровые, белокурые женщины бродят в этих лесах, жрут морошку и бруснику, хохочут и гоняются друг за дружкой».
"Север"


Нужно уметь закрывать скучную книгу...уходить с плохого фильма...и расставаться с людьми, которые не дорожат тобой!


Из скромности я остерегусь указать на тот факт, что в день моего рождения звонили в колокола и было всеобщее народное ликование. Злые языки связывали это ликование с каким-то большим праздником, совпавшим с днём моего появления на свет, но я до сих пор не понимаю, при чём здесь ещё какой-то праздник?


То было время, когда любовь, чувства добрые и здоровые считались пошлостью и пережитком; никто не любил, но все жаждали и, как отравленные, припадали ко всему острому, раздирающему внутренности.
"Хождение по мукам"


Корней Иванович Чуковский (Николай Васильевич Корнейчуков) (1882 - 1969)
- Ну что плохого, - говорю я себе, - хотя бы в коротеньком слове пока? Ведь точно такая же форма прощания с друзьями есть и в других языках, и там она никого не шокирует. Великий поэт Уолт Уитмен незадолго до смерти простился с читателями трогательным стихотворением “So long!”, что и значит по-английски - “Пока!”. Французское a bientot имеет то же самое значение. Грубости здесь нет никакой. Напротив, эта форма исполнена самой любезной учтивости, потому что здесь спрессовался такой (приблизительно) смысл: будь благополучен и счастлив, пока мы не увидимся вновь.
"Живой как жизнь"


Швейцария? Это горное пастбище туристов. Я сама объездила весь свет, но ненавижу этих жвачных двуногих с Бэдэкером вместо хвоста. Они изжевали глазами все красоты природы.
"Остров погибших кораблей"


Всё, что писал и напишу, я считаю только лишь мысленным сором и ни во что почитаю мои писательские заслуги. И удивляюсь, и недоумеваю, почему по виду умные люди находят в моих стихах какое-то значение и ценность. Тысячи стихов, моих ли или тех поэтов, которых я знаю в России, не стоят одного распевца моей светлой матери.


Я боюсь, что у русской литературы одно только будущее: её прошлое.
Статья «Я боюсь»


Мы долго искали такую, подобную чечевице, задачу, чтобы направленные ею к общей точке соединенные лучи труда художников и труда мыслителей встретились бы в общей работе и смогли бы зажечь обратить в костер даже холодное вещество льда. Теперь такая задача — чечевица, направляющая вместе вашу бурную отвагу и холодный разум мыслителей, — найдена. Эта цель — создать общий письменный язык...
"Художники мира"


Поэзию он обожал, в суждениях старался быть беспристрастным. Он был удивительно молод душой, а может быть и умом. Он всегда мне казался ребёнком. Было что-то ребяческое в его под машинку стриженой голове, в его выправке, скорее гимназической, чем военной. Изображать взрослого ему нравилось, как всем детям. Он любил играть в «мэтра», в литературное начальство своих «гумилят», то есть маленьких поэтов и поэтесс, его окружавших. Поэтическая детвора его очень любила.
Ходасевич, "Некрополь"



Я, я, я. Что за дикое слово!
Неужели вон тот — это я?
Разве мама любила такого,
Желто-серого, полуседого
И всезнающего, как змея?
Ты потерял свою Россию.
Противоставил ли стихию
Добра стихии мрачной зла?
Нет? Так умолкни: увела
Тебя судьба не без причины
В края неласковой чужбины.
Что толку охать и тужить -
Россию нужно заслужить!
"Что нужно знать"


Я не переставала писать стихи. Для меня в них — связь моя с временем, с новой жизнью моего народа. Когда я писала их, я жила теми ритмами, которые звучали в героической истории моей страны. Я счастлива, что жила в эти годы и видела события, которым не было равных.


Все люди, посланные нам -это наше отражение. И посланы они для того, чтобы мы, смотря на этих людей, исправляли свои ошибки, и когда мы их исправляем, эти люди либо тоже меняются, либо уходят из нашей жизни.


На широком поле словесности российской в СССР я был один-единственный литературный волк. Мне советовали выкрасить шкуру. Нелепый совет. Крашеный ли волк, стриженый ли волк, он всё равно не похож на пуделя. Со мной и поступили как с волком. И несколько лет гнали меня по правилам литературной садки в огороженном дворе. Злобы я не имею, но я очень устал…
Из письма М. А. Булгакова И. В. Сталину, 30 мая 1931 года.

Когда я умру потомки спросят моих современников: "Понимали ли вы стихи Мандельштама?" - "Нет, мы не понимали его стихов". "Кормили ли вы Мандельштама, давали ли ему кров?" - "Да, мы кормили Мандельштама, мы давали ему кров". - "Тогда вы прощены".

Илья Григорьевич Эренбург (Элиягу Гершевич) (1891 - 1967)
Может быть, пойти в Дом печати – там по одному бутерброду с кетовой икрой и диспут – «о пролетарском хоровом чтенье», или в Политехнический музей – там бутербродов нет, зато двадцать шесть молодых поэтов читают свои стихи о «паровозной обедне». Нет, буду сидеть на лестнице, дрожать от холода и мечтать о том, что все это не тщетно, что, сидя здесь на ступеньке, я готовлю далекий восход солнца Возрождения. Мечтал я и просто и в стихах, причем получались скучноватые ямбы.
"Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников"

Рассказать друзьям