Традиции русского реализма. Реализм в литературе второй половины XIX века

💖 Нравится? Поделись с друзьями ссылкой

Яковлев Г.Н.

Интерес к этой теме неиссякаем.

Маяковского принято считать прежде всего поэтом-трибуном. Но он не отказывался писать о любви, да и не мог не писать о ней, однако эта тема занимает в его революционной поэзии более скромное место, чем у других поэтов. Причину он объяснял сам:

Я буду писать
и про то,
и про это,
но нынче
не время
любовных ляс.
Я
всю свою
звонкую силу поэта
тебе отдаю,
атакующий класс.

Но «про это» Маяковский не забывал. Для него любовь никогда не была чем-то второстепенным, несущественным в жизни. «Любовь - это сердце всего,- писал поэт.- Если оно прекратит работу, все остальное отмирает, делается лишним, ненужным». О нем можно смело сказать, что любовь он бережно пронес через всю жизнь:

Если
я
чего написал, если
чего
сказал, тому виной
глаза-небеса,
любимой
моей
глаза.
(«Хорошо!»)

Конечно, творчество послеоктябрьского Маяковского отличается от его творчества до революции: он был наделен исключительным чувством эпохи, пульса времени. Коренная ломка общественно-политического уклада в России определила иное мироощущение поэта, выдвинула перед ним новые морально-этические проблемы. Но есть нечто незыблемое, нетленное в любовных стихах Маяковского разных эпох: распахнутость, откровенность, порой, я бы сказал, громогласная интимность («Облако в штанах» и Др.), глубокое и чистое чувство, исключающее какие бы то ни было компромиссы, расчеты, диктуемые благополучным «благоразумием» («Вовеки не придет ко мне позорное благоразумие», - напишет он незадолго до смерти). Но именно на расчете основана буржуазно-обывательская «любовь», покупаемая людьми, готовыми «любимую на деньги и славу выменять». Подобные человеческие отношения Маяковский в своих дореволюционных произведениях с отвращением отвергал («Облако в штанах», «Флейта-позвоночник», «Человек» и др.) и говорил о высоком и бескорыстном чувстве:

А мне
ни один не радостен звон,
кроме звона твоего любимого имени.

Это стихотворение «Лиличка! Вместо письма» (1916), в котором и по прошествии почти семидесяти лет ни одно слово не кажется затасканным, заштампованным, каждая строка заучит сильно, свежо, самобытно. В его стихах 1915-1916 гг. - и ощущение трагизма, одиночества, и готовность к самосожжению во имя любви:

И только боль моя острей - стою,
огнем обвит, на несгорающем костре немыслимой любви
(«Человек»),

и море нежности:

последней нежностью выстелить твой уходящий шаг.

(«Лиличка! Вместо письма»)

«Он был очень добр... необыкновенно мягкий, очень ласковый... Резким он был только на эстраде», - вспоминала о поэте Лиля Юрьевна Брик.

В поэме «Люблю» (1922), проклиная продажную «любовь» буржуазного общества, поэт славит любовь раскрепощенную, свободную от власти денег, но не от понятий чести, порядочности, благородства. Теории мимолетной, «свободной любви» («стакана воды»), получившей распространение в 20-е годы, Маяковский противопоставляет любовь верную:

Не смоют любовь ни ссоры, ни версты.
Продумана,
выверена,
проверена.
Подъемля торжественно стих строкоперстый,
клянусь -
люблю
неизменно и верно!

Поэма «Люблю» появилась в период нэпа, когда в печать хлынул поток низкопробных, слащавых, пошлых или декадентски надрывных стихов о любви, рассчитанных на мещанский вкус. Сентиментально плаксивые и умиленно сюсюкающие названия сборников говорили сами за себя: «Больная любовь», «Голубая спаленка», «Любовный бред» и т. п. Маяковский иронизировал по этому поводу:

В вашем квартирном
маленьком мирике
для спален
растут
кучерявые лирики.
(«Люблю»)
Так что же: долой интим? Да здравствует барабан? Отныне и навеки? Да нет, конечно же, нет:
Разнообразны
души наши.
Для боя - гром,
для кровати -
шепот.
А у нас
для любви и для боя -
марши.
Извольте под марш
к любимой
шлепать!
(«Передовая передового»)

Но Поэт революции не замыкался в узком квартирном мирке, мыслил и чувствовал масштабно. Это и отличало его, большого поэта и настоящего человека, от некоторых собратьев по перу.

Маяковскому было ненавистно любое загрязнение поэзии обывательскими страстишками, излияниями мелких душ, жаждавших «изячной» жизни и любви. Доставалось и неплохим, но оступившимся современным ему поэтам. Маяковский критиковал Ивана Молчанова и других авторов, не умевших за «косынкой цвета синьки» разглядеть человеческую сущность и скатывавшихся к той же мещанской пошлости. Поэту, ценителю истинной женской красоты, всегда была чужда подмена глубоких и красивых чувств животной страстью или принципом купли-продажи. Вспомним его стихотворение «Красавицы» или «Письмо к Татьяне Яковлевой»:

Я не люблю
парижскую любовь: любую самочку
шелками разукрасьте, потягиваясь, задремлю,
сказав -
тубо
собакам
озверевшей страсти.

При всей публицистической широковещательности, ораторской мощи поэтического голоса Маяковского необычайно привлекает подчеркнутая сдержанность, даже застенчивость названий его поэм «Люблю», «Про это». В его поэмах личное, интимное неразрывно переплетается с общественным, выражена мечта о будущем, когда ко всем людям придет настоящая любовь:

Чтоб не было любви - служанки замужеств,
похоти,
хлебов.
Постели прокляв,
встав с лежанки, чтоб всей вселенной шла любовь.
(«Про это»)

Но если «любовь - это сердце всего», то понятно, что она несет и страдание, и счастье, вызывает сложнейший комплекс переживаний. Горькие, с оттенком самоиронии слова о любви рассыпаны в различных стихотворениях Маяковского:

Вот и любви пришел каюк, дорогой Владим Владимыч

(«Юбилейное»),
Видано ль,
чтоб человек
с такою биографией
был бы холост
и старел невыданный?!
(«Прощание»),
Любви я заждался,
мне 30 лет.
(«Тамара и демон»)

Грустно звучит и шутливое стихотворение, пронизанное мотивом тоски и одиночества, - «Разговор на одесском рейде десантных судов «Советский Дагестан» и «Красная Абхазия» (1926). Не складывалась личная жизнь поэта так, как ему хотелось...

Новая большая любовь пришла к Маяковскому в последние годы жизни. В Париже в 1928 г. он встретился с Татьяной Яковлевой, выехавшей туда в 1925 г. к дяде-художнику. Это была, судя по всему, умная и красивая девушка (в стихах Маяковский называет ее красавицей). Очевидно, любовь была взаимная. В письмах к матери в Россию Татьяна рассказывала о поэте и отношениях с ним: «Он изумительно ко мне относился... Он звонил из Берлина, и это был сплошной вопль. Я получаю каждый день телеграммы и каждую неделю цветы. Он распорядился, чтобы каждое воскресенье, утром, мне посылали бы розы до его приезда. У нас все заставлено цветами. Это очень симпатично и, главное, так на него похоже. Очень мне было тяжело, когда он уезжал. Это самый талантливый человек, которого я встречала»; «Бесконечная доброта и заботливость... Здесь нет людей его масштаба. В его отношениях к женщинам (и ко мне в частности) он абсолютный джентльмен»; «Люди, с которыми я встречаюсь, большей частью «светские», без всякого желания шевелить мозгами или же с какими-то мухами засиженными мыслями и чувствами. Маяковский же меня подхлестнул, заставил (ужасно боялась казаться рядом с ним глупой) умственно подтянуться, а главное, остро вспомнить Россию... я чуть не вернулась. Он такой колоссальный и физически, и морально, что после него буквально пустыня».

Существует красивая легенда о грузинском художнике Пиросманишвили, осыпавшем любимую розами, легенда, послужившая основой известного стихотворения А. Вознесенского, которое стало популярной песней. Но то легенда. Перед нами же прекрасная быль, обнажающая нежную, любящую, красивую, ранимую душу поэта, которого многие представляют себе не иначе, как каменную глыбу, непробиваемый монолит, как неисправимо грубого и резкого человека. Многие месяцы получала Татьяна Яковлева корзины цветов из парижского розария от уехавшего в СССР Маяковского. Им были заготовлены милые стихотворные записки, которые вкладывались в букеты и корзины, например:

Мы посылаем эти розы вам, чтоб жизнь казалась в свете розовом. Увянут розы... а затем мы к стопам повергнем хризантемы.

Ей, Татьяне, адресовал Маяковский стихотворное письмо, которое явно не предназначалось для печати и долго не публиковалось. Тем ценнее для нас то, что и в этом интимном послании поэт ни в чем не изменил себе: он чист, честен и благороден как любящий мужчина и как гражданин своей великой Родины.

В поцелуе рук ли,
губ ли,
в дрожи тела
близких мне
красный
цвет
моих республик
тоже
должен
пламенеть.

Это начало стихотворения, в котором неразрывно сочетаются и боль за истерзанную трудностями страну, и преданность ей, и полное человеческого достоинства и нескрываемой нежности обращение к любимой женщине («Иди сюда, иди на перекресток моих больших и неуклюжих рук», «Я все равно тебя когда-нибудь возьму - одну или вдвоем с Парижем»).

Хрестоматийным стало и другое стихотворение, также связанное с именем Татьяны Яковлевой, - «Письмо товарищу Кострову из Парижа о сущности любви». Произведение и серьезное, и шутливое, причем эта двойственность, как подмечено исследователями, чувствуется уже в заглавии: соседство слов «Париж» и «любовь» традиционно вызывает представление о легком увлечении, и в то же время рассуждение «о сущности любви» - это нечто вроде серьезного философского трактата. Но в полушутливой форме Маяковский высказывал в нем и свой заветные мысли. Он всегда считал, что настоящая (а тем более взаимная) любовь должна вдохновлять человека, вызывать подъем творческих сил. В одном из писем поэт утверждал: «Любовь - это жизнь, это главное. От нее разворачиваются и стихи, и дела, и все прочее». Об этом-то и говорится в светлом, бодром, жизнеутверждающем стихотворении. Детальному анализу «Письма товарищу Кострову...» посвящена статья Д. Устюжанина «Громада - любовь». И как всегда, Маяковский гордится своей страной, где он знаменит как поэт. В лирическом стихотворении, изобилующем яркими сравнениями, неповторимой поэтической образностью, прежде всего поведано о глубине и силе «простой человеческой» любви:

Не поймать
меня
на дряни,
на прохожей
паре чувств.
Я ж
навек
любовью ранен -
еле-еле волочусь.

На основании рассмотренных произведений нетрудно сделать вывод о том, что невозможно отделить любовную лирику Маяковского от его гражданской, политической лирики. Цельность натуры Маяковского, определенность его жизненной позиции обусловили нерасторжимость в его творчестве личного и общественного.

В заключение хотелось бы обратиться к словам Д.И. Писарева: «...Подумайте все-таки, что такое лирика? Ведь это просто публичная исповедь человека? Прекрасно. А на что же нам нужна публичная исповедь такого человека, который решительно ничем, кроме своего желания исповедоваться, не может привлечь к себе наше внимание?.. Лирика есть самое высокое и самое трудное проявление искусства. Лириками имеют право быть только первоклассные гении, потому что только колоссальная личность может приносить обществу пользу, обращая его внимание на свою собственную частную и психическую жизнь».

В том, что Маяковский был колоссальной личностью, сомнений нет. Но он считал, что время стихов о любви еще не настало, однако эта эпоха непременно придет. Остается только пожалеть, что Владимир Маяковский не дожил до другого времени. Но и то, что он успел написать о любви, представляет большую моральную и художественную ценность.

Ключевые слова: Владимир Маяковский, кубо-футуризм, критика на творчество Владимира Маяковского, критика на стихи Владимира Маяковского, анализ стихов Владимира Маяковского, скачать критику, скачать анализ, скачать бесплатно, русская литература 20 века

    Отзывы критиков о творчестве В.В. Маяковского 1-22

    Биография Владимира Владимировича Маяковского 23-33

    Анализ стихотворения В.В. Маяковского «Послушайте!» 34-36

    Мое отношение к творчеству В.В. Маяковскому 37

    Использованная литература 38

Введение.

Слово о Маяковском

«Маяковский первым из поэтов ХХ столетия отдал свой талант революционному обновлению жизни, начатому Великим Октябрём» . Или. «Вся деятельность Маяковского второй половины двадцатых годов носит в себе приметы благотворного влияния работы над ленинской темой» .

Именно такие цитаты о поэте являются для нас привычными.

На протяжении долгих 70-ти лет строящегося социализма власть берегла и хранила имя Маяковского. В 1935 году после письма Лили Брик И.В. Сталину в редакционной статье газеты «Правда» Владимир Маяковский был торжественно объявлен великим поэтом революции. С этого момента и пошла его слава.

Этот поэт был для людей, живших в советский период, частью биографии. Он полностью идентифицировался с революцией: его издавали в красных обложках, на праздничных парадах цитаты его стихотворений мелькали на транспарантах. Советская критика оценивала Маяковского с точки зрения его вклада в дело революции и прославления коммунистической партии. На самом ли деле он был положительным защитником дела Ленина? В 1985 году в мюнхенском издательстве «Страна и мир» вышел филологический роман Юрия Аркадьевича Карабчиевского «Воскресение Маяковского». В 1986 году книга была удостоена премии имени Даля, главной премии русского литературного зарубежья. «Воскресение Маяковского» выделялось из потока новейшей разоблачительной, как правило, невежественной и рассчитанной на сенсацию литературы о Маяковском. «Название книги - „Воскресение Маяковского“ - несет, по меньшей мере, тройную нагрузку. Во-первых, воскрешение, воссоздание подлинного, не приукрашенного облика поэта и человека. Во-вторых, рассказ о главной мечте Маяковского: о его надежде на реальное, физическое воскрешение в будущем. Эта вера, точнее сказать, суеверие, проходит через всю его жизнь и многие произведения. В большой мере она инспирирована философией Николая Федорова. Наконец, воскресение - как посмертное существование Маяковского в других, живших после него, а также ныне живущих поэтах».

Маяковский и его критики.

Б. Лившиц о Маяковском

Бенедикт Лившиц. `Полутораглазый стрелец`.
"Первый вечер речетворцев", состоявшийся 13 октября в помещении Общества любителей художества на Большой Дмитровке, привлек множество публики. Билеты расхватали в какой-нибудь час.

Успех вечера был, в сущности, успехом Маяковского. Непринужденность, с которой он держался на подмостках, замечательный голос, выразительность интонаций и жеста сразу выделили его из среды остальных участников.

Глядя на него, я понял, что не всегда тезисы к чему-то обязывают. Никакого доклада не было: таинственные даже для меня, египтяне и греки, гладившие черных (и непременно сухих) кошек, оказались просто-напросто первыми обитателями нашей планеты, открывшими электричество, из чего делался вывод о тысячелетней давности урбанистической культуры и... футуризма. Лики городов в зрачках речетворцев отражались, таким образом, приблизительно со времен первых египетских династий, водосточные трубы исполняли berceuse чуть ли не в висячих садах Семирамиды, и вообще будетлянство возникло почти сейчас же вслед за сотворением мира.

Эта веселая чушь преподносилась таким обворожительным басом, что публика слушала, развесив уши.<...>

Всем было весело. Нас встречали и провожали рукоплесканиями, невзирая на заявление Крученых , что он сладострастно жаждет быть освистанным... Мы не обижались на эти аплодисменты, хотя и не обманывались насчет их истинного смысла.

Газеты... предрекали нам скорый конец.

Владимир Маяковский (Природа, мир, тайник вселенной...) Михаил Эпштейн.

Для раннего творчества В.Маяковского характерно принципиально новое в русской поэзии трагическое видение природы - растерзанной, надломленной, гибнущей, как будто с мира сдирается его старая оболочка: "у раннего солнца вытекал глаз"; "на небе красный, как марсельеза, // вздрагивал, околевая, закат"; "звезды опять обезглавили // и небо окровавили бойней"; "звезд глаза повытекали из орбит"; "снеговые волосы, ветром рвя, рыдает земля"; "с гильотины неба головой Антуанетты солнце покатилось умирать"; "кометы заломят горящие руки" ("Адище города", 1913; "Облако в штанах", 1915; "Война и мир", 1915-1916; и др.). При этом лирический герой часто выступает как бунтарь, угрожающий небу,

богоборчески опрокидывая природный миропорядок: "встречу я //

неб самодержца, - // возьму и убью солнце!" ("Я и Наполеон", 1915); "слов исступленных вонзаю кинжал // в неба распухшую мякоть" ("Я", 1913).

Пафос "природоборчества" сохраняется и в поэзии Маяковского 20-х годов, однако природа здесь уже выглядит "поверженной" - отношение к ней ироническое, как к "хилой", уступающей в могуществе человеку ("И меркнет // доверье // к природным дарам // с унылым // пудом сенцА"). Для поэта "природа" - воплощение старого, косного порядка вещей, которому должно прийти на смену сознательное овладение техникой, творчество высшей, рукотворной природы: "Чтоб природами хилыми не сквернили скверы, // в небеса шарахаем железобетон" ("Мы идем", 1919); "Если // даже // Казбек помешает - // срыть!" ("Владикавказ - Тифлис", 1924). Поэт в высшей степени, Маяковский издевательски относится к чисто пейзажной лирике: "от этого Терека // в поэтах // истерика" ("Тамара и Демон", 1924); "Что луна, мол, // над долиной, // мчит // ручей, мол, // по ущелью. // Тинтидликал // мандолиной, // дундудел виолончелью" ("Птичка божия", 1929).

Поэт подчеркнуто "десакрализирует" природу, лишает ее ореола возвышенности, святости, обращаясь к ней предельно фамильярно: "поплевал // в Терек с берега, // совал ему // в пену // палку"; "солнце моноклем вставлю"; "эта вот // зализанная гладь - // это и есть хваленое небо?" - а подчас не останавливается и перед бранными выражениями в ее адрес: "я крикнул солнцу: "Дармоед!.."; "луна, как дура, // ... // блинорожие плоское"; "ночь-негодяйка" ("Тамара и Демон", "Человек", "Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче", "Чудеса", "Кемп "Нит гедайге""). Этой же цели смехового снижения природы служат и сравнения: "зевота шире мексиканского залива"; море "блестящей, чем ручка дверная"; "небу в шаль // вползает // солнца вша" ("Хорошо!", 1927). Вообще Маяковский чаще, чем другие поэты, употребляет само слово "природа" или даже "природы", беря ее как целое, не вдаваясь в частности: "полон рот красой природ", "вся природа вроде телефонной книжки". Эта обобщенность наименования тоже знаменует внутреннее превосходство над природой и сознательное отстранение от нее: лирический герой не чувствует себя ее частью, но оценивает ее со стороны.

Таким образом, природа в стихах Маяковского 10-х годов корчится в муках, трагически умерщвляется, а в стихах 20-х годов в основном подается иронически, - в уменьшительной форме - "садик", "дождик", "морковинки". То и другое служит знаком ее растущего преодоления. Как признавался поэт в автобиографии "Я сам": "После электричества совершенно бросил интересоваться природой.

Неусовершенствованная вещь" (главка "Необычайное"). Если герой ранних стихов посягает на небо, грозит убить солнце, то герой поздних приглашает к себе на чай - в обоих случаях он становится ровней природы, лишает ее прежнего "высокопоставленного" статуса, "барской" привилегии сиять вечной красой в недосягаемом величии.

Вместе с тем у Маяковского есть любовь и сострадание к "неусовершенствованной" природе, прежде всего - к больным, забитым животным ("Хорошее отношение к лошадям", 1918; лирическое отступление про собачонку - "Я люблю зверье..." - в поэме "Про это", 1923), что сближает его с Н.Некрасовым, С.Есениным . В целом же различие Маяковского и Есенина в подходе к природе и соотнесении ее с техникой может быть продемонстрировано следующими строками - одно из самых ранних и самых программных в их творчестве:

С.Есенин, 1910: "Клененочек маленький матке // Зеленое вымя сосет"; В.Маяковский, 1912: "Прижались лодки в люльках входов // к сосцам железных матерей".

Маяковский в глазах Александра Михайловича, доктора филологических наук.

В последние 10-15 лет, время не всегда продуманной, а чаще вообще бездумной, спровоцированной конъюнктурой ревизии культурного наследия советской эпохи, больше всего досталось Горькому и Маяковскому.

Переоценка культурного наследия советской эпохи носит нервический, чем аналитический характер. По крайней мере, в области литературы. Речь идет о том, что выплескивалось на страницы периодики, ибо итоги академической науки как-то не пересекаются с нею, существуют как вещь в себе. Вакханалия и буйство фантазии, а иногда и просто невежество новых оценщиков литературы прошлого ее как бы не волнуют. Ну что ж: "Где Брут живет, там Цезарь жить не может". Голос бы услышать.

Между тем накопились такие завалы наукообразной лабуды (я даже "феней" подсюсюкнул, чтоб только быть понятней...), которую и расчищать противно. И на этом фоне, конечно, надо было ожидать, что семидесятилетие со дня гибели Маяковского тоже не останется без внимания. Но прежде чем обратиться к статьям Сергея Константинова и Инны Вишневской, просто необходимо хотя бы несколькими штрихами обозначить этот фон.

С началом перестройки и сопутствующей горячечной смены вех в оценке культурного наследия Маяковскому, конечно, припомнили сталинскую оценку, данную поэту, и упоминание имени Сталина в стихотворении "Домой!". "Люмпен-поэт", "глуповатый человек" и пр. про Маяковского - это цветочки. Приведу цитаты, которые прозвучат посильнее. Вначале - именитый поэт: "...футуристы и Маяковский проложили дорогу сталинской диктатуре, поскольку все они, по сути дела, были антигуманистами". С какой милой непосредственностью автор делает открытие - указывает прямой исток явления, которое повергло народ в ад тоталитаризма, обнаруживая при этом еще и гипертрофированное представление о роли поэзии в жизни и истории народа. От других комментариев отказываюсь, приведу цитату неизвестного мне (и возможно, миру) автора, тоже претендующего на открытие: "Попытка саморождения (? - А.М.) Маяковского окончилась неудачей. Из чего я делаю этот вывод? Из прически поэта. Открываю энциклопедию... и читаю -пострижение волос - символ отдания в рабство".

Таков фон. И примеров тьма. И все-таки, возвращаясь к сталинской оценке Маяковского, несомненно, нанесшей вред поэту тоталитарным официозом, напрашивается вопрос: а судьи кто? Почти весь ряд, конечно же, демократический, хотя немалую лепту в поношение Маяковского внесли и патриоты. Но комизм ситуации (или, может быть, трагизм - с какой стороны посмотреть) состоит в том, что, справедливо обвиняя Сталина в директивном тоне оценки - "был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи", - современные оценщики бессовестно передирают ее в своих оценках других писателей, далеко превосходя по директивности тон самого диктатора. Примеры настолько показательны, что, сведенные вместе, производят впечатление игры в передразнивание. Посудите сами:

"Бродский был последним поэтом русской культуры..."; "Юрий Левитанский был последним поэтом русской классической традиции..."; "Именно Мандельштам закрыл пушкинскую культуру..."; "Булат Окуджава - последний поэт пушкинской поры"; про Липкина: "...не только последний поэт южно-русской школы, но и последний представитель Серебряного века...".

Создается впечатление, что в самое последнее время хаотическая атака на Маяковского, как и вообще на культурное наследие советской эпохи, пошла на спад. Прозвучала трезвая, не банальная фраза про отношение Маяковского к революции: "Он влюбился в замысел". Патриотическая критика стала приближать поэта к себе: государственник! Еще бы. Многие ли нынешние могут написать агитку на таком уровне, как "Стихи о советском паспорте"?! Но такое приятие, притяжение, пардон, приватизация пока остаются на декларативном уровне

Маяковским и В. Хлебниковым. В манифесте провозглашалось... его творчество . Творчески плодотворным стал для Маяковского 1913 ... Маяковского - трагическому характеру его главного героя и трагедийной структуре всего его творчества ...

В ПОСЛЕДНИЕ 10-15 лет, время не всегда продуманной, а чаще вообще бездумной, спровоцированной конъюнктурой ревизии культурного наследия советской эпохи, больше всего досталось Горькому и Маяковскому.

Переоценка культурного наследия советской эпохи носит более нервический, чем аналитический характер. По крайней мере в области литературы. Речь идет о том, что выплескивалось на страницы периодики, ибо итоги академической науки как-то не пересекаются с нею, существуют как вещь в себе. Вакханалия и буйство фантазии, а иногда и просто невежество новых оценщиков литературы прошлого ее как бы не волнуют. Ну что ж: "Где Брут живет, там Цезарь жить не может". Голос бы услышать.

Между тем накопились такие завалы наукообразной лабуды (я даже "феней" подсюсюкнул, чтоб только быть понятней...), которую и расчищать противно. И на этом фоне, конечно, надо было ожидать, что семидесятилетие со дня гибели Маяковского тоже не останется без внимания. Но прежде чем обратиться к статьям Сергея Константинова и Инны Вишневской, просто необходимо хотя бы несколькими штрихами обозначить этот фон.

С началом перестройки и сопутствующей горячечной смены вех в оценке культурного наследия Маяковскому, конечно, припомнили сталинскую оценку, данную поэту, и упоминание имени Сталина в стихотворении "Домой!". "Люмпен-поэт", "глуповатый человек" и пр. про Маяковского - это цветочки. Приведу цитаты, которые прозвучат посильнее. Вначале - именитый поэт: "...футуристы и Маяковской проложили дорогу сталинской диктатуре, поскольку все они, по сути дела, были антигуманистами". С какой милой непосредственностью автор делает открытие - указывает прямой исток явления, которое повергло народ в ад тоталитаризма, обнаруживая при этом еще и гипертрофированное представление о роли поэзии в жизни и истории народа. От других комментариев отказываюсь, приведу цитату неизвестного мне (и возможно, миру) автора, тоже претендующего на открытие: "Попытка саморождения (? - А.М.) Маяковского окончилась неудачей. Из чего я делаю этот вывод? Из прически поэта. Открываю энциклопедию... и читаю - пострижение волос - символ отдания в рабство".

Таков фон. И примеров тьма. И все-таки, возвращаясь к сталинской оценке Маяковского, несомненно, нанесшей вред поэту тоталитарным официозом, напрашивается вопрос: а судьи кто? Почти весь ряд, конечно же, демократический, хотя немалую лепту в поношение Маяковского внесли и патриоты. Но комизм ситуации (или, может быть, трагизм - с какой стороны посмотреть) состоит в том, что, справедливо обвиняя Сталина в директивном тоне оценки - "был и остается лучшим, талантливейшим поэтом нашей советской эпохи", - современные оценщики бессовестно передирают ее в своих оценках других писателей, далеко превосходя по директивности тон самого диктатора. Примеры настолько показательны, что, сведенные вместе, производят впечатление игры в передразнивание. Посудите сами:

"Бродский был последним поэтом русской культуры..."; "Юрий Левитанский был последним поэтом русской классической традиции..."; "Именно Мандельштам закрыл пушкинскую культуру..."; "Булат Окуджава - последний поэт пушкинской поры"; про Липкина: "...не только последний поэт южно-русской школы, но и последний представитель Серебряного века...".

Создается впечатление, что в самое последнее время хаотическая атака на Маяковского, как и вообще на культурное наследие советской эпохи, пошла на спад. Прозвучала трезвая, не банальная фраза про отношение Маяковского к революции: "Он влюбился в замысел". Патриотическая критика стала приближать поэта к себе: государственник! Еще бы. Многие ли нынешние могут написать агитку на таком уровне, как "Стихи о советском паспорте"?! Но такое приятие, притяжение, пардон, приватизация пока остаются на декларативном уровне.

Забеспокоились новые критики из демократов, убедившись, что заслонить Маяковского другими именами не удается (до сих пор он самый цитируемый и, значит, читаемый писатель в России, в "Словаре современных цитат" ему принадлежит первое место с большим отрывом от остальных) и тоже стали снисходительнее к поэту.

Репортерская беллетристика вносит вклад в создание, по-теперешнему имиджа, поэта в бытовом проявлении. Уж коли он завел роман в Америке, так предметом его увлечения должна быть "ослепительно красивая интеллектуалка" ("Труд" 13.04.2000). Это Элли Джонс. Конечно, ее дочь Патриция Томпсон, рожденная от Маяковского, может говорить о том, что ее мать была "самой выдающейся женщиной среди тех, кто когда-либо волновали поэта". Дочернее чувство любви и обожания может продиктовать что угодно, но откуда репортер узнал про "ослепительную красоту"? Впрочем, если вопрос Элли Джонс Маяковскому: "Скажите, как делают стихи?" - привел его в интеллектуальный восторг, то об остальном как-то неудобно говорить.

Но это так, реплика на свежинку примитивной мифологии.

Сергей Константинов в статье "Отвергнутый футурист" претендует на открытие в бесконечно дискутируемом вопросе о причинах гибели поэта. Главная причина, по его мнению, - "невостребованность творчества Маяковского большевизмом". Не соглашаясь со сталинской оценкой поэта, которую он неточно цитирует, г-н Константинов для начала заявляет, что она "не соответствует действительности", уверяя нас, будто "реальный вес" Маяковского "в литературе и общественной жизни 1917-1930 годов был весьма средним..." Тогда спросим: у кого из поэтов он был выше? Как-то неудобно приводить здесь свидетельства современников об обратном, настолько они хорошо известны.

Автор статьи прав: Сталину "удобнее было популяризировать мертвого Маяковского" ради иных целей в литературе - подчинения ее воле партии. Но он не прав в исходной позиции, сводя суть вопроса к противостоянию большевизма и футуризма. Намертво прикрепив Маяковскому ярлык футуриста, игнорируя его же неоднократные открещивания от этого явления, игнорируя опыт позднейшего творчества поэта, г-н Константинов с необъяснимой настойчивостью выставляет Маяковского футуристом до конца дней, ничем это не подтверждая. Футурист - и все. Значит, он вне политики. Поэтому не востребован большевиками. Таким образом, оспаривается мое утверждение: "Маяковский-поэт, увы, неотделим от политики".

Что поконкретнее? Ленин не любил футуристов. Да боже мой! Уж какой антибольшевик Бунин, а не меньше Ленина не любил Маяковского. Троцкий, ценя огромный талант поэта, сетовал на то, что он "не слился" с революцией. Вот тут надо посмотреть, почему это произошло, футуризм ли виноват?

Обращаю внимание на то, что в моем утверждении речь идет именно о поэте Маяковском. Маяковский-человек, гражданин был плохим политиком (как, впрочем, и все люди искусства, прошу прощения у тех, кого это утверждение способно задеть). Поэт же Маяковский был востребован большевиками именно как политический поэт. Его стихи публиковались на первых полосах центральных и периферийных газет. Ради агитпропа он "наступал на горло собственной песне", сам неоднократно декларировал близость к партии большевиков в стихах и высказываниях и в прощальном, предсмертном "Во весь голос" заявил: "Я подыму, как большевистский партбилет, все сто томов моих партийных книжек".

Как само собой разумеющееся, г-н Константинов утверждает, что Маяковский "действительно был не только богемным поэтом, но человеком богемы". Какая-то странная обратная зависимость. И я задаю вопрос: какие признаки богемности можно обнаружить в поэмах о Ленине, Октябре, в заграничных циклах, в сатире Маяковского и что тут от футуризма?

Да, Ленин и большевики не позволили футуристам единолично представлять пролетарское искусство и руководить им, но они приветствовали пропагандистскую работу Маяковского в РОСТА, его агитационные стихи. Лозунги Октября отражали романтическое упование поэта на будущее переустройство жизни. Он действительно был влюблен в замысел. Но на основе агитационных стихов стала крепнуть и наполняться социальным содержанием его сатира, которая уже не могла нравиться большевикам. Вот здесь и происходит "неслияние" с революцией, разочарование в ее итогах, в революционной власти. Происходит то, что питает сатиру Маяковского. Вот это, а никакой не футуризм, о котором к тому времени забыли думать, могло послужить и послужило предметом, я бы сказал, пристрастного отношения большевистской власти к Маяковскому. Но это и особая тема. Сохранив в душе идеалы революции, но разочаровавшись в ее итогах, поэт столкнулся с системой, которую он с необычайной язвительностью изобразил в своей сатире.

Мне всегда импонировал острый глаз и хороший вкус Инны Вишневской, но я не могу согласиться с ее интерпретацией "Мистерии-Буфф", мне кажется, она без достаточных оснований приписывает главному герою - Человеку будущего - сатанинское начало. Досадно, что в двух цитатах из трех в одном абзаце допущены ошибки, но позволю себе не согласиться, что на их основании (и содержании всей пьесы) можно трактовать образ Человека будущего как сатанинский. Нигде в поэзии и драматургии Маяковского "Человек просто" (по первой редакции) не лишен его душевных и духовных характеристик. А призыв Человека будущего "взорвать все, что чтили и чтут", относится к "пророкам". Сам Человек будущего растворяется в толпе. А работяги Кузнец и Батрак обнаруживают его в себе. Это люди, призывающие всех к труду ("...нечего раздумывать тут: организуйся, товарищ, и берись за труд!" "Наляжем лопатой! Взмахнем киркой!") Это то, к чему призывает Человек будущего. Уважаемая Инна Люциановна, ну какой же он сатана?

А анархические призывы отражают стихийный революционный порыв Маяковского, с которым он встретил Октябрь. В либретто к "Мистерии-Буфф" он сам сказал, что нечистые "радуются и дивятся... первым чудесам будущего, открывшегося за горами труда", того будущего, к которому и призывал Человек просто.

Не углядев в нем сатаны, я согласен с Инной Вишневской в другом - драматургия Маяковского, как и поэзия, таит в себе возможности новых поисков и открытий.

Эта тема нашла отражение в сатирических произведениях Маяковского. Большинство таких произведений было написано Маяковским в послереволюционный период. В 20-х годах печатаются его известные произведения: “Прозаседавшиеся”, “Подлиза”, “Сплетник” и другие. В этих произведениях автор высвечивает пороки нового социалистического общества. Все эти пороки остались в обществе еще с дореволюционных времен. Это подхалимство, бюрократизм, эгоизм, злостные пороки мещанства. Наибольшую известность получило стихотворение “О дряни”. Оно было написано в период с 1920 по 1921 год. В этом произведении Маяковский в свойственной ему манере высмеивает пороки мещанства, его индивидуалистическую мораль и призывает к борьбе против обывателей.
Охватили революцию обывательщины нити.
Страшнее Врангеля обывательский быт…
Автор показывает, что и в новом обществе существуют пережитки старого. Маяковский указывает, что эти люди только затаились в ожидании нужного времени:
… С первого дня советского рождения Стеклись они,
Наскоро оперенья переменив, Засели во все учреждения…
Наиболее актуальными для наших дней являются стихотворения “Сплетник”, “Подлиза” и “Прозаседавшиеся”. В первом высмеивается один из отвратительных человеческих пороков – сплетничество. Маяковский показывает нам человека, любимым делом которого стало собирать сплетни про всех знакомых и друзей:
… Лишь одна любовь рекой
залила
и в беду клонит –
любит этакой серьгой
повисеть на телефоне…
Автор дает нам возможность узнать заветную мечту сплетника:
… Желаю, чтоб был
мир
огромной замочной скважиной…
В стихотворении “Подлиза” Маяковский жестоко высмеивает самое гнусное качество человека – подхалимство. Он показывает нам человека, к которому сам относится с презрением:
… Этот сорт народа –
тип и бесформен,
словно студень…
Главный залог успеха таких людей – это “поддакивание” начальству и всем нужным людям:
… Лижет ногу, лижет руку, лижет в пояс, лижет ниже…
Этот образ очень похож на образ бюрократа 50- 60-х годов. В это время все решает отношение к начальству. Угодил – будешь “человеком”, а не угодил – будешь “козлом отпущения”. Особенно злободневно стихотворение “Прозаседавшиеся”. Это произведение, как стандарт развития всего нашего общества за 73 года. В свое время Маяковский верил, что бюрократизм будет уничтожен:
… О, хотя бы
еще
одно заседание
относительно искоренения всех заседаний…
Будем надеяться и мы.

(Пока оценок нет)


Другие сочинения:

  1. Как вы уже знаете, значительное место в творчестве В. Маяковского занимает сатира. Если в ранних произведениях, таких как “Нате!”, поэт разоблачает недостатки буржуазного общества, то после Октябрьской революции 1918 г. свое перо сатирика он направляет, прежде всего, на борьбу с Read More ......
  2. Мне кажется, что мы живем в необычное и очень интересное время. Жизнь вокруг нас кипит и перестраивается. Изменяется все: города и машины, люди и их образ жизни, политика и мышление. Изменяется даже то, что измениться не может – история нашей Read More ......
  3. Хорошо, когда прочитанная книга оставляет след в душе. И если он яркий, мы вдруг задумывается над тем, какое значение имеет для нас это произведение, что оно дает нам. Со времени создания пьес Горького прошло много лет, но и теперь они Read More ......
  4. Хорошо, когда прочитанная книга оставляет след в душе. И если он яркий, мы вдруг задумываемся над тем, Какое значение имеет для нас это произведение, что оно дало нам. Со времени создания пьес Горького прошло много лет, но и теперь они Read More ......
  5. Пьеса “На дне” – это обвинительный акт всему буржуазному обществу, которое выбрасывает людей на “дно” жизни, унижая их и лишая чести и достоинства. Горький показывает, что люди “дна” – это прямое доказательство преступления, совершаемого над людьми. Пьеса была написана в Read More ......
  6. Многие поэты задумывались о цели творчества, о своем месте в жизни страны, народа. Переломная эпоха в истории неизбежно должна была породить поэта, которому надо было бы пересмотреть старое отношение к поэзии. Этим поэтом и стал Владимир Маяковский, но не сразу Read More ......
  7. Образ Маяковского немыслим без страниц его любовной лирики. “Трибун революции”, “горлан-главарь”, едкий сатирик, он раскрывается новыми гранями в произведениях, посвященных женщинам. Здесь Маяковский – прежде всего любящий и страдающий, ранимый и застенчивый, нежный и трогательный, иногда воин­ственный и дерзкий. В Read More ......
  8. “Маяковским разрешается элементарная и великая проблема поэзии для всех, а не для избранных”, – говорит О. Э. Мандельштам о творчестве В. В. Маяковского. Маяковский известен нам как новатор и просто великолепный поэт. Своему делу он всегда отдавался полностью, стремился делать Read More ......
Критика существующей действительности в лирике В. Маяковского

Эта тема нашла отражение в сатирических произведениях Маяковского. Большинство таких произведений было написано Маяковским в послереволюционный период. В 20-х годах печатаются его известные произведения: “Прозаседавшиеся”, “Подлиза”, “Сплетник” и другие. В этих произведениях автор высвечивает пороки нового социалистического общества. Все эти пороки остались в обществе еще с дореволюционных времен. Это подхалимство, бюрократизм, эгоизм, злостные пороки мещанства. Наибольшую известность получило стихотворение “О дряни”. Оно было написано в период с 1920 по 1921 год. В этом произведении Маяковский в свойственной ему манере высмеивает пороки мещанства, его индивидуалистическую мораль и призывает к борьбе против обывателей.
Охватили революцию обывательщины нити.
Страшнее Врангеля обывательский быт...
Автор показывает, что и в новом обществе существуют пережитки старого. Маяковский указывает, что эти люди только затаились в ожидании нужного времени:
... С первого дня советского рождения Стеклись они,
Наскоро оперенья переменив, Засели во все учреждения...
Наиболее актуальными для наших дней являются стихотворения “Сплетник”, “Подлиза” и “Прозаседавшиеся”. В первом высмеивается один из отвратительных человеческих пороков - сплетничество. Маяковский показывает нам человека, любимым делом которого стало собирать сплетни про всех знакомых и друзей:
... Лишь одна любовь рекой
залила
и в беду клонит -
любит этакой серьгой
повисеть на телефоне...
Автор дает нам возможность узнать заветную мечту сплетника:
... Желаю, чтоб был
мир
огромной замочной скважиной...
В стихотворении “Подлиза” Маяковский жестоко высмеивает самое гнусное качество человека - подхалимство. Он показывает нам человека, к которому сам относится с презрением:
... Этот сорт народа -
тип и бесформен,
словно студень...
Главный залог успеха таких людей - это “поддакивание” начальству и всем нужным людям:
... Лижет ногу, лижет руку, лижет в пояс, лижет ниже...
Этот образ очень похож на образ бюрократа 50- 60-х годов. В это время все решает отношение к начальству. Угодил - будешь “человеком”, а не угодил- будешь “козлом отпущения”. Особенно злободневно стихотворение “Прозаседавшиеся”. Это произведение, как стандарт развития всего нашего общества за 73 года. В свое время Маяковский верил, что бюрократизм будет уничтожен:
... О, хотя бы
еще
одно заседание
относительно искоренения всех заседаний...
Будем надеяться и мы.

    Творчество Маяковского и по сегодняшний день остается выдающимся художественным достижением русской поэзии нач. XX ст. Его произведения не лишенные идеологических перекосов и пропагандистской риторики, но они не могут перечеркнуть объективной значимости...

  1. Новое!

    Маяковский пристально вслушивался в пульс своего времени и постоянно искал новые поэтические решения, которые бы соответ­ствовали духу эпохи великих перемен. Его излюбленный приём - метафора, особенно гиперболиче­ская, построенная на преувеличении....

  2. Поэзия XX века значительно отличалась от поэзии XIX века. В XX веке сформировались различные литературно-художественные направления (символизм, акмеизм, футуризм, имажинизм). Поэты, принадлежащие к тому или иному направлению, по-разному определяли принципы...

    I. Маяковский и русский футуризм. Среди многочисленных литературных течений начала XX века поэта привлекает именно футуризм (от лат. futurus - будущий), так как он весь устремлен в будущее, отрицает современное и прошлое искусство и провозглашает...



Рассказать друзьям