— Марта, о чем Вы мечтаете? Все шло своим чередом.

💖 Нравится? Поделись с друзьями ссылкой

Л.Толстой

Купила мать слив и хотела их дать детям после обеда. Они ещё лежали на тарелке. Ваня никогда не ел слив и всё нюхал их. И очень они ему нравились. Очень хоте-лось съесть. Он всё ходил мимо слив. Когда никого не было в горнице, он не удержался, схватил одну сливу и съел. Перед обедом мать сочла сливы и видит, одной нет. Она сказала отцу.

За обедом отец и говорит: «А что, дети, не съел ли кто-нибудь одну сливу?» Все сказали: «Нет». Ваня по-краснел, как рак, и сказал тоже: «Нет, я не ел».

Тогда отец сказал: «Что съел кто-нибудь из вас, это нехорошо; но не в том беда. Беда в том, что в сливах есть косточка, и если кто не умеет их есть и проглотит косточку, то через день умрёт. Я этого боюсь».

Ваня побледнел и сказал: «Нет, я косточку бросил за окошко».

И все засмеялись, а Ваня заплакал.


БАБУШКА И ВНУЧКА

Л.Толстой

У бабки была внучка; прежде внучка была мала и всё спала, а бабка сама пекла хлебы, мела избу, мыла, шила, пряла и ткала на внучку; а после бабка стала стара и легла на печку и всё спала. И внучка пекла, мыла, шила, ткала и пряла на бабку.

ГРУШИНА КУКЛА

Л.Толстой

У Груши не было куклы, она взяла сена, свила из сена жгут, и это была её кукла; звала она её Маша. Она взяла эту Машу на руки. «Спи, Маша! Спи, дочка!

Бай, баю, бай».

ВАРЯ И ЧИЖ

Л.Толстой

У Вари был чиж. Чиж жил в клетке и ни разу не пел. Варя пришла к чижу. «Пора тебе, чиж, петь». — «Пусти меня на волю, на воле буду весь день петь».

УМНАЯ ГАЛКА

Л.Толстой

Хотела галка пить. На дворе стоял кувшин с водой, а в кувшине была вода только на дне. Галке нельзя было достать. Она стала кидать в кувшин камушки и столько наклала, что вода стала выше и можно было пить.

ГЛУПАЯ ЖУЧКА

Л.Толстой

Несла Жучка кость через мост. Глядь, в воде её тень. Пришло Жучке на ум, что в воде не тень, а Жучка и кость. Она и пусти свою кость, чтобы ту взять. Ту не взяла, а своя ко дну пошла.

ВОЛК И БЕЛКА

Л.Толстой


Белка прыгала с ветки на ветку и упала прямо на сон-ного волка. Волк вскочил и хотел её съесть.

Белка стала просить: «Пусти меня». Волк сказал: «Хо-рошо, я пущу тебя, только ты скажи мне, отчего вы, белки, так веселы. Мне всегда скуч-но, а на вас смотришь, вы там вверху всё играете и пры-гаете». Белка сказала: «Пусти меня прежде на дерево, я от-туда тебе скажу, а то я боюсь тебя». Волк пустил, а белка ушла на дерево и оттуда ска-зала: «Тебе оттого скучно, что ты зол. Тебе злость сердце жжёт. А мы веселы оттого, что мы добры и никому зла не делаем».

ПРАВДУ СКАЗАЛ

Л.Толстой

Мальчик играл и разбил нечаянно дорогую чашку. Никто не видал. Отец пришёл и спросил: «Кто разбил?» Мальчик затрясся от страха и сказал: «Я». Отец сказал: «Спасибо, что правду сказал».

КОТЁНОК

Л.Толстой

Были брат и сестра — Вася и Катя; и у них была кошка. Весной кошка пропала. Дети искали её везде, но не могли найти. Один раз они играли подле амбара и услыхали — над головой что-то мяучит тонкими голосами. Вася влез по лестнице под крышу амбара. А Катя стояла внизу и всё спрашивала: «Нашёл? нашёл?» Но Вася не отвечал ей. Наконец Вася закричал ей: «Нашёл! наша кошка... у неё котята; какие чудесные; иди сюда скорее».

Катя побежала домой, достала молока и принесла кошке.

Котят было пять. Когда они выросли немножко и стали вылезать из-под угла, где вывелись, дети выбрали себе одного котёнка, серого с белыми лапками, и принесли в дом. Мать раздала всех остальных котят, а этого оставила детям. Дети кормили его, играли с ним и клали с собой спать.

Один раз дети пошли играть на дорогу и взяли с собой котёнка.

Ветер шевелил солому по дороге, а котёнок играл с соломой, и дети радовались на него. Потом они нашли подле дороги щавель, пошли собирать его и забыли про котёнка.


Вдруг они услыхали, что кто-то громко кричит: «На-зад! назад!» — и увидали, что скачет охотник, а впереди его собаки — увидели котёнка и хотят схватить его. А котёнок, глупый, вместо того, чтобы бежать, присел к земле, сгорбил спину и смотрит на собак. Катя испуга-лась собак, закричала и побежала прочь от них.

А Вася что было духу пустился к котёнку и в одно вре-мя с собаками подбежал к нему. Собаки хотели схватить котёнка, но Вася упал животом на котёнка и закрыл его от собак.

Охотник подскакал и отогнал собак, а Вася принёс до-мой котёнка и уже больше не брал его с собой в поле.

СТАРИК И ЯБЛОНИ

Л.Толстой

Старик сажал яблони. Ему сказали: «Зачем тебе эти яблони? Долго ждать с этих яблонь плода, и ты не съешь с них яблочка». Старик сказал: «Я не съем, другие съе-дят, мне спасибо скажут».

В Ясную Поляну съехались потомки Льва Толстого — более ста родственников из России, Франции, Швеции, Германии, Чехии, Дании, Великобритании, США и Уругвая. Марта Альбертини приехала из Рима. Ей 81 год, но выглядит и чувствует она себя гораздо моложе. Марта просто боготворит свою бабушку Татьяну Львовну Толстую и даже во французской речи слово «бабушка» произносит только по-русски.


20 июля 2018 г., Тула, галерея «Ясная Поляна» на ул. Октябрьской.

— Марта, сколько лет Вы не были в Ясной Поляне?

Последний раз я была здесь 10 лет назад. Очень хотела увидеться с Владимиром Ильичом и Фёклой. С русской веткой (улыбается). С Сашей Толстым, который теперь переехал из Уругвая в Париж, я вижусь регулярно. В этом году мне было особенно интересно приехать в Ясную Поляну, потому что весь октябрь 2017 года я проработала в московском архиве над документами, которые касаются моей мамы Татьяны Михайловны и моей бабушки Татьяны Львовны. Сейчас я на французском языке пишу книгу о жизни моей мамы.

— Какой Вы запомнили свою бабушку Татьяну Львовну Толстую и какую роль она сыграла в Вашей жизни?

Когда я говорю о ней, каждый раз переживаю очень сильные эмоции. Мне было 13 лет, когда она умерла. Она была замечательной женщиной, у нее был дар глубокого проникновения в понимании детей. Она всегда хотела иметь много детей, но у нее была только моя мама. У нее было семь неудачных беременностей, и, как правило, в семь месяцев они прерывались... Во время войны мои родители скрывались, они были антифашистами, и мы с братом жили у бабушки в Риме. Я спала в так называемой толстовской комнате, потому что в 1925 году, покидая Россию, ей удалось взять с собой некоторые вещи. В ее квартиру приходили с визитами русские знатные дамы, эмигрантки.


Лев Толстой со своей старшей дочерью Татьяной. Ясная Поляна, 1880-е годы.

Бабушка научила меня, как можно одновременно быть нежной и строгой. Бабушка была очень веселой и жизнерадостной. Она умела щедро делиться, она играла на фортепиано, вязала и стремилась передать это детям. У нас с братом Луиджи разница пять с небольшим лет, и когда мы за столом начинали что-то обсуждать, спорить, она этого не выносила. Причем не ругала нас, не повышала голос, просто вставала из-за стола и уходила на кухню. И еще бабушка никогда не говорила о своих родителях — ни о Льве Николаевиче, ни о Софье Андреевне. Меня это очень глубоко потрясло, особенно когда я повзрослела. Ее точкой отсчета была моя мама, то есть ее дочь Татьяна Михайловна.

Бабушка не желала говорить о России, потому что в тот момент Россия уже была Советским Союзом, и для нее это было, как… нерушимая стена. Я не знаю как Луиджи, а я страдала, что была отрезана от этого мира.

Действительно, нужно представить — Италия, Рим, мир, в котором они жили, а с другой стороны - невероятная страна Россия, которую они должны были покинуть. Им пришлось отрываться с корнями, уезжая отсюда. Они боялись снова разбередить рану. По этой же причине со мной говорили по-французски, а не по-русски.


Татьяна Львовна Толстая со своей дочкой Танечкой, 1905 г.

Я считаю, что бабушка сделала все, что могла, чтобы родители не страдали от присутствия в их жизни Черткова (Владимир Григорьевич Чертков, лидер толстовства как общественного движения, близкий друг Льва Толстого, редактор и издатель его произведений. — Прим. авт. ), который не способствовал объединению семьи. Когда Татьяна Львовна давала лекции за границей, было очень много людей, критикующих поведение Софьи Андреевны, мол, она сильно интересовалась деньгами. А как было не интересоваться, когда в семье было столько детей и внуков? Не вся семья единодушно, с улыбкой на устах приняла решение Льва Николаевича о разделе имущества.

— А русский язык откуда немножко знаете?

Потому что я хотела его выучить (смеется). У меня четверо детей и шестеро внуков, мне практически одной пришлось растить детей — мой муж бросил семью. Но я могу простить его, потому что он был сильно болен — у него был рассеянный склероз. Интерес к русскому языку родился благодаря чемодану (улыбается). Когда в 1996 году мама умерла, мы нашли чемодан, в котором было около шестисот ее писем на русском языке. Когда я приехала в Россию в 2008 году, поговорила с Володей об этих письмах.

Я поняла, что их нужно обязательно перевести. И тогда я стала учить русский язык, но было так много грамматических правил, что мое желание быстро пропало (смеется). Я устала.

Я спросила Володю, разрешит ли он увезти мою яснополянскую учительницу Юлю на две недели ко мне домой под Рим. Он разрешил, и Юля жила у меня, я называла ее своей «карманной женщиной» — она очень маленькая и субтильная. Мы с ней учили русский язык, и она перевела несколько писем. Потом мне нужно было ехать в Париж — моя дочка Констанца была беременна, а ей было уже 48 лет. Сейчас нашему чудесному Рафаэлю уже пять лет. Я приехала в Париж, там у меня было не так много дел, и я начала писать о бабушке, работать с тем, что мы успели перевести. Но мне не хватало уточнений. И вот в прошлом году на празднование моего 80-летнего юбилея приехала Фёкла.

После праздничного ужина на 120 человек я пожаловалась ей на свой возраст, хотя я не чувствую себя старой. Жаловалась, что буду делать в России, у меня там никого нет, чем я буду заниматься? Фёкла сказала — я тебе помогу, приезжай. И в начале октября я приехала в Москву, весь месяц работала в архивах, Фёкла мне очень помогала. Первый документ, с которым мне дали поработать, был дневник моей мамы, который она начала вести в 12 лет. Удивительное совпадение — мама начала писать дневник в 1917 году, а в октябре 2017 я была в Москве. Сейчас я очень сильно продвинулась, так как в Москве помимо этого дневника я получила доступ к переписке мамы Татьяны Михайловны с ее лучшей подругой — Софьей Толстой-Есениной. Я практически закончила книгу. Теперь мне требуется человек, который бы проверил стиль, и затем надо найти издателей.

— Вы говорите по-французски, по-итальянски, по-английски и немножко по-русски?

И еще по-турецки. Когда мне было 60 лет, я пошла учиться в школу Лувра, и меня заинтересовала исламская керамика. А потом мне некоторое время довелось пожить в Стамбуле, и здесь я выучила турецкий.

— Ваши дети и внуки проявляют интерес к России? Чувствуется в них русская душа?

Мой старший сын Пьер, по-русски Петр, первым побывал в России, еще с моей мамой. Она утверждала, что он самый русский из всех ее внуков, а их тогда было восемь человек. Пете сейчас 60 лет. Он очень интересовался личностью своей бабушки — моей мамы — и брал у нее интервью. Его интересовало всё, что она рассказывала о своей жизни. А у нее была хорошая фантазия, она могла где-то что-то красиво придумать. Мой второй сын Марко не очень интересуется Россией, он увлекается футболом. А мои дочки, с которыми я приезжала в 2008 году, абсолютно очарованы Россией. Моя дочь Констанца была очень близка со своей бабушкой — моей мамой, они очень хорошо ладили, в отличие от моей младшей дочери Иларии. Они вместе проводили время, рвали розы в саду, разговаривали…

— Что привезете из Тулы, из Ясной Поляны домой?

Пока мое главное воспоминание — это дождь (смеется). Еще запомню теплоту приема. Атмосферу. Куплю обязательно мед, красную икру и книги, если найду на языке, на котором смогу спокойно прочитать.

— Какое у Вас любимое место в Ясной Поляне?

Черный кожаный диван в доме. И еще те картины, на которых изображена бабушка.


Портрет Татьяны Львовны Толстой кисти Ильи Репина.

— А любимое произведение Льва Толстого у Вас есть?

Нет, пожалуй, если только «Смерть Ивана Ильича». Признаюсь, что Толстой всегда больше интересовал меня как личность, чем как писатель.

— Готовите ли Вы русские блюда?

Особенной любви и страсти к русской кухне я не испытываю, мы все любим есть то, на чем мы выросли. Моя мама, когда кто-то приезжал к нам из СССР, заказывала привезти ей крупы для каши. А я к ней отношусь очень спокойно. Кстати, мама и бабушка были вегетарианками. Бабушка довольно резко высказывалась на эту тему. Помню, я была еще девочкой, во время войны съела что-то мясное. И она сказала мне: «Ты ешь труп!» Но я до сих пор ем мясо (смеется ).

— Что любите готовить, когда вся семья собирается у Вас в гостях за большим столом?

В основном это итальянские блюда. В моей семье просто обожают пасту, хотя я сама предпочитаю рис и рыбу.

— Смотрели ли Вы чемпионат мира по футболу в России и за какую сборную болели?

Да, я смотрела с Пьером. Болела за Францию и счастлива, что они победили.

— Марта, о чем Вы мечтаете?

Умереть безмятежно.

Благодарим за помощь в подготовке материала переводчика с французского языка Ольгу Глазунову.

Из досье Myslo

Марта Альбертини
Правнучка Льва Толстого, внучка старшей дочери писателя Татьяны Львовны Толстой.
Родилась 11 мая 1937 г. в Риме.
Родители: Татьяна Михайловна Сухотина-Альбертини и Леонардо Альбертини.
Семья: четверо детей - Пьер, Марко, Констанца и Илария, шестеро внуков.
Говорит на французском, итальянском, английском, турецком и немного на русском языках.

Мария Николаевна Волконская (1790–1830),
мать писателя Льва Толстого.
Татьяна Николаевна Ергольская, тетушка Льва Толстого

Княжна Мария Николаевна была дочерью князя Николая Сергеевича Волконского, сенатора, виднейшего соратника и обер-секретаря Екатерины II. Императрица высоко ценила князя за ум, прямоту, находчивость и бесстрашие. В 1793 году она назначила его послом России в Берлин. Однако в 1794 году по неизвестным причинам князь попал в опалу и отошел от дел.

Род отца Марии Николаевны Волконской, как принято считать, восходит к Рюрику через князя Олега Святославича. Фамилия бабушки княжны Волконской по линии отца – Марии Дмитриевны Чаадаевой – также принадлежала к древнему роду. Сама фамилия Чаадаевы происходит от тюркско-монгольского прозвища Чагатай - «храбрый». На гербе Волконских были изображены гербы киевских и черниговских князей.

Матерью Марии Николаевны была княжна Екатерина Дмитриевна, урожденная Трубецкая, находившаяся в родстве с А. С. Пушкиным.

Семья Волконских проживала в имении Ясная Поляна, где князь построил роскошную усадьбу с парком с беседками-ротондами, организовал большое хозяйство и завёл оркестр из крепостных музыкантов. «Дед мой, - писал Лев Толстой, - считался очень строгим хозяином, но я никогда не слыхал рассказов о его жестокостях и наказаниях, обычных в то время… Я слышал только похвалы уму, хозяйственности и заботе о крестьянах и, в особенности, огромной дворне моего деда».

Николай Сергеевич очень мечтал о сыне, наследнике его фамилии и родового герба. Однако 10 ноября 1790 года у супругов родилась дочь, которую назвали Марией. Вскоре после этого, когда девочке было всего два года, княгиня Екатерина Дмитриевна тяжело заболела и умерла. Николай Сергеевич вынужден был оставить малышку в семье брата своей жены, а сам после временной опалы вступил в должность военного губернатора в Архангельске. Впрочем, служба длилась недолго. В 1799 году он вышел в почетную отставку, с сохранением чина генерала от инфантерии.

Князь Волконский забрал свою юную дочь и вместе с ней поселился в Ясной Поляне. Там он занялся воспитанием княжны Марии Николаевны, которую сильно любил, «но был к ней строг и требователен». Отец старался дать дочери - будущей наследнице своих имений - всестороннее образование. Девочку обучали иностранным языкам, русской словесности, музыке, истории искусств. В программу обучения Марии входили математика, физика, география, логика, всеобщая история, естественные науки.

С ранних лет Мария выделялась незаурядным умом и многим отличалась от других юных аристократок. Князь Волконский дал дочери блестящее образование. Княжна говорила на пяти языках, занимала литературным творчеством, отлично играла на клавикорде и арфе.

Мария вела удивительные дневники, где размышляла и анализировала собственные поступки, мысли и недостатки. За годы таких исповедей накопилось столько, что они не умещались в пухлые тома. В её архиве сохранились два больших прозаических произведения: волшебная сказка «Лесные близнецы» на французском языке и незаконченная повесть в двух частях «Русская Памела, или Нет правил без исключения».

Правда, нередко глаза Марии Николаевны были затуманены слезами. Ей было уже за тридцать. Богатая и образованная княжна была эмоционально закрытой, поэтому казалась всем холодной и недосягаемой, что отпугивало от нее женихов. Еще больше их отпугивал князь Николай Сергеевич Волконский. Своей язвительной и надменной манерой разговора он ставил человека в неловкой положение и получал от этого удовольствие.

Мария Николаевна почти смирилась с участью старой девы. Но внезапная смерть отца 3 февраля 1821 года изменила её жизнь. Вначале княжна растерялась… Навалившаяся на неё свобода испугала её. В письме к М. И. Протасовой она говорила: «Вы можете понять мое горе, потому что знаете, какого отца я потеряла! Но вы не знаете, в какой момент я его потеряла! Тогда, когда я перестала бояться его и начала понимать всю его нежность ко мне; когда он стал обращаться со мной скорее как нежный и снисходительный друг, чем как отец; вот в какой момент Провидению было угодно лишить меня отца, посвятившего мне всю свою жизнь и жившего только для меня… В июне я уеду в Ясное, и никогда не оставлю это место, где прошло мое детство, где все устроено заботами моего отца и все мне его напоминает…»

Марии Николаевне казалось, что она потеряла цель в жизни. Ей хотелось кому-то помогать, кого-то любить, чтобы быть кому-то нужной. Она с радостью отдала часть своего состояния компаньонке Мисс Ханессен и устроила её свадьбу со своим кузеном Мишелем Волконским. Родные и знакомые сильно обеспокоились непредсказуемым поведением Марии Николаевны и стали подыскивать ей жениха.

По счастливой случайности родственники графа Николая Ильича Толстого, оказавшегося после смерти своего отца в безвыходном материальном положении, искали богатую невесту. Брак, изначально рассматриваемый как брак по расчёту, в будущем оказался на редкость счастливым. Молодые люди неожиданно для всех понравились друг другу. 9 июля 1822 года состоялась их свадьба. Жениху было 28 лет, невесте – 32. По словам Льва Толстого, отец относился к матери «как относятся к дамам царской крови». Его искреннее восхищение женой и ее «глубокая работа души и сердца» переросли во взаимную нежную привязанность.

21 июня 1823 года на свет появился их первенец - Николай. В 1826 году родился сын Сергей, в 1827 году ещё один сын Дмитрий, а в 1828 году - Лев, будущий гениальный писатель, подаривший бессмертие своей матери, графине Марии Николаевне Волконской.

К 38 годам графиня превратилась в спокойно-счастливую мать четверых детей, хозяйку большого и дружного семейства. В душе она оставалась все такой же возвышенной, романтичной и немножко сентиментальной. Когда Николай Ильич отлучался из дома, Мария Николаевна тосковала и писала стихи на французском языке. В русском переводе они звучат примерно так:

Пусть наша жизнь течет, как тихий ручеек,
Струящийся только среди цветов,
Чтобы радостями любви, все более и более осязаемой,
Мы закрепили за собой преходящее счастье!

Да, мое сердце говорит мне, что эту завидную долю
Небо сохранило для нас по своей благости.
И эти соединенные имена - Николай и Мария -
Всегда будут обозначать двух счастливых смертных!

Со всей страстью души Мария Николаевна отдалась материнству. Бережно и любовно она воспитывала сыновей, отмечая в своем «Педагогическом дневнике» малейшие проявления их характера, темперамента, их детские привычки, ежедневные шалости, забавные детские слова:
«14 мая, 1828 года: Николенька был целый день очень умен и послушен... Жаль только, что он трусоват; к вечеру, гуляя со мной, он испугался жука...»
«Николенька с утра был умен, читал очень хорошо; но читая о птичке, которую застрелили, и которая умерла, ему так стало ее жаль, что он заплакал...»
«Если он (Николенька) будет привыкать преодолевать свой страх, то он сделается со временем храбр, как должен быть сын отца, который хорошо служил отечеству».

Этот многотомный дневник матери Лев Толстой позже читал как увлекательнейшую книгу, психологический труд. И всегда не уставал восхищаться, как точно и тонко чувствовала она их слабые, неокрепшие, ещё мало кому понятные детские души, как упорно развивала всё то хорошее, что было в них заложено, как горячо любила своих сыновей со всеми их слабостями и недостатками!

Всю эту дивную атмосферу дружного семейства можно почувствовать в трилогии Льва Толстого «Детство», «Отрочество», «Юность». Там есть это необыкновенное по силе ощущение счастья. Но есть и некое щемящее душу предчувствие тревоги.

Кажется, ничего не предвещало беды. Мария Николаевна родила пятого ребенка, долгожданную дочь - Машеньку. А через полгода 4 августа 1830 года графиня умерла, когда её Лёвушке было всего два года. Это стало для него непостижимой и непоправимой потерей, с которой он не мог смириться всю жизнь.

На протяжении многих лет Л. Н. Толстой кропотливо изучал историю рода Волконских, перечитывал письма и дневники своей матери, хранившиеся в семейном архиве. Так случилось, что в семье не сохранилось ни одного портрета Марии Николаевны, кроме маленького силуэта восьмилетней девочки. Лев Николаевич упорно восстанавливал в памяти облик матери. Он запечатлел ее образ на страницах своих бессмертных творений. «Всё, что я знаю о ней, всё прекрасно», - писал Толстой в воспоминаниях. Пронзительные по силе воспоминания о материнской любви встречаются на страницах его первой автобиографической повести «Детство»: «Нежная, белая рука, ласкающая детскую голову, завитки волос на шее, теплые чёрные глаза, наполненные светом и всегдашней любовью».

Всю свою жизнь Лев Толстой относился к памяти Марии Николаевны со священным поклонением. Мать была для него образцом совершенного человека – богочеловека. Писатель в буквальном смысле слова молился на неё. Даже не смотря на то, что их физическая связь была так рано прервана, их духовная связь (religio) не прерывалась никогда. Молитва Л. Н. Толстого, обращенная к матери, всегда помогала ему в борьбе с искушениями. Душа матери освещала всю жизнь гениального писателя. Он мысленно воссоздал облик своего кумира и с глубокой нежностью воплотил его в неповторимом трепетно-трогательном образе княжны Марьи Болконской и отчасти в пленительном образе Наташи Ростовой - счастливой молодой мамы, какой она стала в конце романа «Война и Мир».

В каждой любимой женщине Толстой искал хотя бы подобие облика матери, который он знал по ощущениям и впечатлениям души. И искал не столько внешнего сходства, сколько внутреннего. Вот только могла ли родиться ещё одна такая женщина, соответствующая идеальному образу той духовной высоты, которой достигла Мария Николаевна? И кто знает, быть может, в поиске ответа на этот вопрос и заключен весь феномен гениальности величайшего русского писателя Л. Н. Толстого.

После смерти матери основную заботу о детях взяла на себя двоюродная сестра Николая Ильича Толстого - Татьяна Александровна Ергольская (1792–1874). Она находилась в дальнем родстве с бабушкой Льва Николаевича - Пелагеей Николаевной Горчаковой. Судьба Татьяны Ергольской была не простой. После смерти ее матери отец женился вторично, а сама Таня с сестрой Лизой остались почти что сиротами. Тогда девочек взяли на воспитание богатые родственницы, и красавица Татьяна оказалась в семье Ильи Андреевича и Пелагеи Николаевны Толстых.

Вместе с дочерьми графини Пелагеей и Александрой она получила хорошее домашнее образование, в совершенстве владела французским языком, прекрасно играла на фортепиано, «имела склонность к литературному творчеству». Ей принадлежат такие трогательные строки: «Что делать с сердцем, если некого любить? Что делать с жизнью, если ее некому отдать?»

Татьяна была влюблена в Николая Толстого, отца будущего писателя. Он отвечал ей взаимностью, но не мог заключить брак с бесприданницей. Некоторые черты Т. А. Ергольской в романе «Война и мир» видны в образе Сони, воспитанницы Ростовых.

Когда Николай Ильич Толстой женился на Марии Николаевне Волконской, «эти две великодушные женщины стали большими друзьями». Они вовсе не чувствовали себя соперницами. Тем более, что многое их объединяло. После кончины Марии Волконской Татьяна Ергольская свою любовь к Николаю перенесла на его детей. Сохранилась записка Татьяны Александровны от 16 августа 1836 года: «Николай сделал мне сегодня странное предложение - выйти за него замуж, заменить мать его детям и никогда их не покидать. В первом предложении я отказала, второе я обещалась исполнять, пока я буду жива».

Лев Толстой так писал о «тётеньке Туаннет»: «Должно быть, она любила отца, и отец любил ее, но она не пошла за него в молодости для того, чтобы он мог жениться на богатой моей матери; впоследствии же она не пошла за него потому, что не хотела портить своих чистых, поэтических отношений с ним и с нами... Любовь ее разливалась и на всех людей. Чувствовалось, что она и нас любила за него, через него и всех любила, потому что вся жизнь ее была любовь».

В другом месте Толстой отметил: «Татьяна Александровна имела самое большое влияние на мою жизнь. Влияние это было, во-первых, в том, что еще в детстве она научила меня духовному наслаждению любви. Она не словами учила меня этому, а всем своим существом заражала меня любовью. Я видел, чувствовал, как хорошо ей было любить, и понял счастье любви. Это первое. Второе то, что она научила меня прелести неторопливой, одинокой жизни».

Под бдительным попечением Татьяны Ергольской Лёвушка Толстой изучал азбуку, овладевал французским языком, играл с братьями Николаем, Митей и Серёжей в таинственную «муравьиную палочку», исполняющую желания. Тетушка зорко следила за воспитанием детей, «старалась удержать каждого под своим сильным нравственным влиянием». Она даже написала специально для подрастающих братьев «Наставление молодому человеку». В нем звучало такое предостережение: «Берегись страстей, одна ошибка может отравить всю жизнь; особенно избегай губительной склонности к игре, ужасного соблазна, лишающего в короткое время состояния и чести».

Татьяна Ергольская «не учила тому, как надо жить, словами. Вся нравственная работа была переработана в ней внутри, а наружу выходили только ее дела – и не дела, а вся жизнь, спокойная, кроткая, покорная и любящая».

Уже в зрелые годы Сергей, Николай, Дмитрий и Мария часто приезжали к тетушке в Ясную Поляну, так как «в общении с ней они находили то чувство уверенности и душевного спокойствия, в котором так нуждались их мятущиеся страстные натуры». В письмах они находили для нее самые теплые и искренние слова.

Для Льва переписка с тетушкой была не только поддержкой, уроками духовной стойкости, но и «школой литературного стиля». Лев Николаевич «восхищался точностью и элегантностью ее души». Любимое его изречение «Делай что должно, и пусть будет что будет», ставшее как бы правилом его жизни, впервые он тоже услышал от тётеньки Туаннет. За четыре дня до смерти, вдали от Ясной Поляны и родных, на станции Астапово Лев Толстой записал эту фразу на последней странице своего дневника.

Татьяна Александровна поощряла его литературные способности. Именно она советовала ему «писать романы», указала путь к славе, которая оказалась мировой. Примером своей незаметной, но подвижнической жизни Ергольская утверждала и развивала во Льве те духовные качества, которые определили впоследствии гуманистические направления в его философии и художественных произведениях.

Однако самое заветное желание, самая несбыточная мечта детства - «увидеть снова улыбку милой maman» - не покидала писателя до конца жизни. В одной из глав «Детства», уже взрослым, зрелым, испытавшим горечь войны, он писал: «Если бы в тяжелые минуты я хоть мельком мог увидеть эту улыбку, я бы никогда не знал, что такое горе!»

С невыразимой мукой, за несколько лет до своей смерти на листе бумаги Лев Толстой написал вот эти, редко цитируемые слова-признания вечной тоски по материнской любви: «Целый день тупое, тоскливое состояние. К вечеру состояние это перешло в умиление – желание ласки – любви. Хотелось, как в детстве, прильнуть к любящему, жалеющему существу и умиленно плакать и быть утешаемым. Но кто такое существо, к которому я мог бы прильнуть так? Перебираю всех любимых мною людей – ни один не годится. К кому же прильнуть? Сделаться маленьким и к матери, как я представляю ее себе. Да, да маменька, которую я никогда не называл, еще не умея говорить. Да, она, высшее мое представление о чистой любви, но не холодной, божеской, а земной, теплой, материнской. К этой тянулась моя лучшая, уставшая душа. Ты, маменька, ты приласкай меня. Все это безумно, но все это правда» (написано на листке бумаги с датой 10 марта 1906 года).

Все дневники и записи своей матери Лев Толстой передал на хранение в Публичную библиотеку Санкт-Петербурга.

Наталия Азарова, Татьяна Никифорова

«Всё, что я знаю о ней, всё прекрасно»

Княжна Мария Николаевна Волконская, в замужестве графиня Толстая - мать Льва Николаевича Толстого. Толстой совершенно не помнил своей матери - она умерла, когда ее младшему сыну было около двух лет. В семье не сохранилось ни одного ее портрета, кроме маленького силуэта, где Мария Николаевна изображена восьмилетней девочкой, так что «реальное физическое существо» матери Толстой не мог себе представить. «Я отчасти рад этому, потому что в представлении моем о ней есть только ее духовный облик, и всё, что я знаю о ней, всё прекрасно…» - писал он в «Воспоминаниях». Душа матери освещала жизнь Толстого, молитва, обращенная к ней, всегда помогала ему в борьбе с искушениями. «Высокое, чистое, духовное существо» Марии Николаевны угадывается в неповторимых толстовских образах maman в «Детстве» и княжны Марьи Болконской в «Войне и мире».

Мария Николаевна Волконская родилась 10 ноября 1790 г. Родители Марии Николаевны - видный военный деятель Екатерининской эпохи князь Николай Сергеевич Волконский и его законная жена княгиня Екатерина Дмитриевна, урожденная княжна Трубецкая. Е.Д.Волконская умерла в 1792 г., и отец Марии Николаевны, боевой генерал, оставил до времени малолетнюю дочь в семье родного брата своей покойной жены Ивана Дмитриевича Трубецкого. В известном всей Москве «доме-комоде» Трубецких на Покровке и в их подмосковном имении Знаменское прошло раннее детство Марии Николаевны. В 1799 г. генерал от инфантерии Волконский вышел в отставку и поселился с дочерью в своем имении Ясная Поляна Тульской губернии. Он занялся благоустройством имения и воспитанием единственной дочери, «которую сильно любил, но был к ней строг и требователен». Под руководством «умного, гордого и даровитого» отца учителя и гувернантки обучали Марию Николаевну немецкому, английскому, итальянскому языкам, французским, по ее собственным словам, она с пяти лет владела как родным.

В программу обучения входили математика, физика, география, логика, русская словесность, всеобщая история, естественные науки. Мария Николаевна прилежно изучала родной язык: «…она, противно принятой тогда русской безграмотности, писала правильно…» - отметил Толстой в «Воспоминаниях».

Н.С.Волконский стремился дать дочери образование как научное, так и практическое, он видел ее в роли деятельной помощницы и разумной наследницы своих имений, прежде всего любимой Ясной Поляны.

Почти всю свою сознательную жизнь Мария Николаевна прожила вдвоем с отцом - летом в Ясной Поляне, зимой в Москве. Размеренное течение ее жизни редко нарушалось - в 1810 г. она вместе с отцом ездила в Петербург, а в сентябре 1812 г. князь Волконский с дочерью спешно покинули Ясную Поляну и уехали в имение В.В.Голицыной из-за угрозы крестьянских волнений, вызванных приближением французской армии.

В 1821 г. отец Марии Николаевны умер. В письме к М.И.Протасовой, подруге своей покойной матери, она писала из подмосковного имения отца: «…Вы можете понять мое горе, потому что знаете, какого отца я потеряла! Но вы не знаете, в какой момент я его потеряла! Тогда, когда я перестала бояться его и начала понимать всю его нежность ко мне; когда он стал обращаться со мной скорее как нежный и снисходительный друг, чем как отец; вот в какой момент Провидению было угодно лишить меня отца, посвятившего мне всю свою жизнь и жившего только для меня… В июне я уеду в Ясное, и никогда не оставлю это место, где прошло мое детство, где все устроено заботами моего отца и все мне его напоминает…» 1

В наследство княжна получила около семисот душ крепостных крестьян, дом в Москве, подмосковное имение Майдарово, Ясную Поляну, имение в Орловской губернии.

9 июля 1822 г., через год после смерти отца, Мария Николаевна вышла замуж за графа Николая Ильича Толстого, 27-летнего подполковника в отставке, участника Отечественной войны 1812 г. Венчались они в церкви Святых апостолов Петра и Павла подмосковного села Ясенево, а свадьбу праздновали по соседству - в имении Трубецких Знаменское.

Толстой полагал, что брак этот был устроен родными его будущих родителей: «…Она была богатая, уже не первой молодости, сирота, отец же был веселый, блестящий молодой человек, с именем и связями, но с очень расстроенным (до такой степени расстроенным, что отец даже отказался от наследства) моим дедом Толстым состоянием. Думаю, что мать любила моего отца, но больше как мужа и, главное, отца своих детей, но не была влюблена в него», - писал Толстой в «Воспоминаниях».

За восемь лет супружеской жизни у Марии Николаевны родились пятеро детей: Николай - 21 июня 1823 г., Сергей - 17 февраля 1826 г., Дмитрий - 23 апреля 1827 г., Лев - 28 августа 1828 г., Мария - 2 марта 1830 г. Умерла она в Ясной Поляне вскоре после рождения младшей дочери, 7 августа 1830 г.

* * *

В «Воспоминаниях» Толстой писал, что его «…мать должна была быть чутка к художеству, она хорошо играла на фортепьяно и… была большая мастерица рассказывать завлекательные сказки, выдумывая их по ходу рассказа». Марии Николаевне было свойственно также стремление к литературным занятиям. Она пробовала свои силы и в поэтическом, и в прозаическом роде.

Из сохранившихся стихотворений Марии Николаевны наиболее интересны те из них, в которых она пишет о себе, о своих мыслях и чувствах, упоминает о своих занятиях, родных и друзьях. Они отличаются простым языком, проникнуты юмором. Таковы стихи, обращенные «К Михею», двоюродному брату Марии Николаевны Михаилу Александровичу Волконскому 2 . С ним Мария Николаевна была особенно дружна и даже способствовала его женитьбе на сестре своей компаньонки, пожертвовав часть своего состояния для невесты-бесприданницы.

Не более недели

Как мы живем в Москве

Дни быстро пролетели

Михею, а не мне.

Михей повсюду скачет

На серых во всю прыть,

Шалит, хохочет, пляшет

Иль пустошь говорит.

А ясенска бедняжка

Смирехонько сидит

Оставленная пташка

В Михее гостя зрит.

Естьли когда случится

Остаться им одним,

Михей с нею чинится

С учтивостью молчит.

И никогда не вспомнит,

Что часто им случалось

Шалить и хохотать,

Частенько удавалось

С ней в запуски болтать.

И песни и прогулки,

Бильярд и казино,

И брань и спор и шутки

Все кануло на дно.

На все Михей накинул

Забытия колпак

Вверх дном все опрокинул

И быть бы делу так.

Не знаю как случилось

Мне гордость позабыть

Но кстати рассудилось

Что с нею скучно жить.

И так схвативши лиру

И побренчав на ней

Хочу поведать миру

Что рыцарь-шут Михей

Хотя и недостоин

Решилась покуситься

Его я рассмешить

Стихами изъясниться

И на нос зарубить

Что стыдно и в столице

Друзей позабывать

Быть ветреною птицей

С знакомыми скучать

Хотя его поступок

Нельзя и доказать

Но дружба вить не шутка

Ей можно и взыскать.

В архиве Марии Николаевны сохранились два больших прозаических произведения: волшебная сказка «Лесные близнецы» на французском языке и повесть в двух частях «Русская Памела, или Нет правил без исключения», написанная под несомненным влиянием знаменитого романа С.Ричардсона.

В повести Марии Николаевны рассказана история двух влюбленных: Евгения, сына гордого, вспыльчивого князя Разумина, и девушки-крестьянки Сашеньки, воспитанницы кроткой, добродетельной супруги старого князя. Молодой князь обрисован согласно канонам сентиментальных романов. В нем сочетается «нечто мужественное и геройское» с «большой чувствительностью и даже нежностью»; его «правильные и красивые черты оживлены выражением прекраснейшей души»; он имеет «ум острый и проницательный, обогащенный познаниями и украшенный изящной словесностью»; «пламенная душа его была способна ко всему великому».

Сашенька, дочь отпущенной на волю горничной княгини Разуминой, сознает, что ее происхождение - непреодолимая преграда между нею и любимым, и борется со своим чувством: «Отпущеннице ли занимать сердце князя?»

Повесть не закончена, но все идет к тому, что влюбленные сочетаются счастливым браком, их идеальная любовь восторжествует над сословной спесью старого князя Разумина.

Наиболее примечательное сочинение Марии Николаевны - дневник, который она вела во время путешествия вместе с отцом из Москвы в Петербург и жизни на каменноостровской даче В.В.Голицыной летом 1810 г. Это сочинение вполне закончено и совершенно самостоятельно, хотя несколько стилистических поправок в тексте, сделанных рукой Н.С.Волконского, позволяют предположить, что он осуществлял контроль над писанием дочери. «Дневная записка для собственной памяти» - небольшое по объему сочинение, но в нем 19-летняя девушка, только что вступившая в свет, уместила удивительно богатое содержание. За месяц с небольшим пребывания в Петербурге Мария Николаевна осмотрела едва ли не все достопримечательности Петербурга и его окрестностей, дважды побывала в Эрмитаже, посетила Академию художеств, наслаждалась игрой знаменитой м-ль Жорж, удивлялась «легкости и невероятному проворству» «славного Дюпора», забавлялась «исполненной ума пиесой “Женитьба Фигаро”». Она сопровождала отца в поездках на стеклянный и фарфоровый заводы, на Александровскую ткацкую фабрику, где жили и работали дети-сироты. Редкий день Мария Николаевна проводила дома, занимаясь музыкой, чтением «Исторического лексикона», беседуя и рассуждая с В.В.Голицыной о священной истории.

В описаниях увиденного Мария Николаевна обнаруживает основательные познания в литературе, искусстве, истории, мифологии, священной истории, тонкое эстетическое чутье и часто почти детское любопытство, с которым она осматривает разные редкости.

В общении с людьми Мария Николаевна проявляет тонкую наблюдательность и добродушный юмор. О Сергее Голицыне, который «все разговаривал о масонах», она замечает: «Между тем, как он твердит, что тайны сего общества никак нельзя открыть, видно, что ему нестерпимо хочется все рассказать».

«Дневная записка для собственной памяти» могла бы быть истинной находкой для Л.Н.Толстого в пору писания «Войны и мира», когда он разыскивал и изучал документы, рисующие исторический фон его романа, но она стала известна в семье Толстых только летом 1903 г. В письме к сыну Льву от 14 июня 1903 г. С.А.Толстая писала: «…Папa занят очень чтением материалов истории Николая I. На днях я ему принесла найденные на чердаке дворни и брошенные туда тобой синие тетради, оказавшиеся записками его матери и в числе их - дневник его матери, который она писала, когда в первый раз ездила с своим отцом в Петербург. Мы его читали вслух».

Эти «синие тетради», кроме дневника, Толстой передал в августе 1903 г. в Публичную библиотеку в Петербурге, где они хранятся по сей день в рукописном отделе Российской национальной библиотеки, в фонде М.Н.Толстой. В основном это ее многочисленные учебные тетради, писанные рукой учителей, и материалы ее творческого наследия 3 .

Другая часть архива М.Н.Толстой хранится в рукописном отделе Государственного музея Л.Н.Толстого в Москве. Почти все материалы из этой части, в том числе «Дневная записка для собственной памяти», были опубликованы в книге С.Л.Толстого «Мать и дед Л.Н.Толстого». Книга вышла в 1928 г. в издательстве «Федерация» и давно стала библиографической редкостью.

Для настоящей публикации текст «Дневной записки» подготовлен заново по автографу. Сохранены особенности, характерные для неустоявшегося правописания начала XIX века («агличанин», «готфы», «оттудова»), написание фамилий «Иссупова», «Энгельгард», «Рубен», «Берт», «Строгонова», сохранено строение фраз.

1 Российская национальная библиотека. Ф.783. Оп.2. Ед. хр.74. Пер. с фр. Л.В.Гладковой.

2 РНБ. Ф.783. Ед. хр.3. Л.2-3.

3 Обзор фонда М.Н.Толстой см.: Заборова Р.Б . Архив М.Н.Толстой (Новые материалы) // Яснополянский сб. Тула, 1960. С. 166-184; М.Н.Толстая как писательница // Яснополянский сб. Тула, 1972. С. 232-240; Тетради М.Н.Толстой как материал для «Войны и мира» // Русская литература. 1961, № 1. С. 202-210.



Рассказать друзьям