Племя чудь. Чудь - древний народ, ушедший под землю

Жилища и материальные остатки чуди и сиртя

Впервые подлинные ненецкие предания о сиртя - кочевых охотниках тундры и морского побережья, промышлявших дикими оленями, рыбой и морским зверем, говоривших на языке, отличном от ненецкого, и скрывшихся навсегда под землей, были записаны А. Шренком, совершившим в 1837 году большую поездку по Большеземельской тундре. Во время этой поездки в низовьях реки Коротаихи, впадающей в Баренцево море к востоку от Варандея и к западу от Югорского полуострова и хребта Пай-Хой, им были обнаружены "чудские пещеры" с остатками материальной культуры, к сожалению, безвозвратно погибшими для наук).
В записях миссионера Вениамина (1855) мы находим: "Река Коротаиха замечательна обилием рыбных промыслов и чудскими земляными пещерами, в которых, попреданиям, когда-то в древности жила Чудь. Пещеры эти в десяти верстах от устья, на правом берегу, на косогоре, который издревле по-самоедски назывался Сирте-ся - "Чудская гора".
Академик И. Лепехин, зная распространенные на Европейском Севере легенды о "чудском народе", стремился найти его реальные следы в виде археологических памятников. Благодаря сообщениям информаторов И. Лепехин в 1805 году смог сделать следующую примечательную запись: "Вся самоедская земля в Мезенском округе наполнена запустевшими жилищами некогда древнего народа. Находят оные на многих местах: при озерах, на тундре, в лесах, при речках, сделанные в горах и холмах наподобие пещер с отверстиями, подобными дверям. В сих пещерах обретают печи и находят железные, медные и глиняные домашних вещей обломки ".
В советское время проблема сиртя разрабатывалась В.Н. Чернецовым, который, побывав на Ямале, не только собрал разнообразные сказания о сиртя, но и обнаружил памятники древнейшей культуры, оставленные скорее сиртя, чем позднейшими ненцами. Согласно опубликованным им преданиям ненцы, пришедшие на Ямал, встретили там население, обитавшее на побережье в земляных домах и промышлявшее морского зверя. Это и были не знавшие оленеводства сиртя, с которыми ненцам приходилось воевать, а иногда и вступать в браки. Ненцы были убеждены, что последние сиртя еще за 4-6 поколений до наших дней, встречались кое-где на Северном Ямале, а затем окончательно исчезли. В.Н. Чернецов дважды публиковал (1935, 1957) важный археологический материал из землянок на мысе Тиутей-сале при слиянии рек Сер-яха и Тиутей-яха (на западном побережье Ямала под 71°30" с. ш.), который он датировал VI-IX вв. и приписывал сиртя.

Уникальные находки Ямало-Обской экспедиции

Дальнейшие поиски свидетельств о сиртя были проделаны Ямало-Обской экспедицией кафедры этнографии МГУ под руководством Л.П. Лашука в 1961 году.
На сопке Харде-седе ("имеющая жилье сопка"), находящейся на восточном побережье Ямала (бухта Находка), было обнаружено заброшенное священное место. По свидетельству местных жителей, в этой сопке некогда скрывались диковинные "маленькие люди" , которые давно "ушли" в другую более удаленную сопку, оставив на прежнем месте только "сядеев" - изображения богов и различные вещи. Старухи и сейчас не разрешают детям бегать по сопке: "Вытопчите, мол, сядеев, а это - грех ". Само название сопки указывает, что на ней когда-то было не только жертвенное место, но и жилье.
В результате проведенных раскопок выяснилось, что помимо находок, относящихся к позднему времени (костяные поделки, деревянные предметы, остатки сосудов и т. д.), некоторые обнаруженные предметы имеют типологическое сходство с находками из существовавшей до X в. землянки на мысе Тиутей-сале, оставленными народом несамодийского происхождения, хотя и причастного к формированию современных ненцев. Основные же находки, сделанные на сопке Харде-седе, были отнесены к эпохе развитого железного века. На сопке были обнаружены следы металлургического производства в виде железных шлаков и сплавившегося в стекловидную массу песка, подстилающего верхний торфяной слой. Структурный анализ показал, что шлак происходит из сыродутного железоделательного горна.
Изучение напластований на капище Харде-седе ясно показывает непрерывность его использования с I тыс. н. э. и до начала 30-х годов XX века, что вряд ли могло иметь место, если бы между ранними насельниками здешних мест (сиртя) и позднейшими (ненцами) не было никакой генетической связи.

Тиутей-салинские и харде-седейские памятники возникали в приполярной тундре тогда, когда здесь не было и намека на оленеводческий уклад населения и какие-либо следы новой культуры, принесенной из южной части Обь-Енисейского междуречья - наиболее вероятной прародины оленных. Причислять последних к созидателям тиутей-салинской культуры тундровых охотников на дикого оленя и приморских зверобоев нет особых оснований, хотя, распространившись со временем по Крайнему Северу, самодийцы через посредство аборигенов (сиртя) и явились приемниками этой культуры.

В той же Находке экспедицией Л.П. Лашука были записаны следующие сказания об аборигенах Ямала. Сиртя - люди очень низкого роста, но коренастые и крепкие, жившие тысячу лет назад. Во всем они отличались от ненцев: домашних оленей не держали, охотились на оленей-"дикарей", носили иную одежду: например, ягушек (распашная женская одежда из оленьей шкуры), как ненцы, не имели, одевались в шкуры выдры (намек на глухую верхнюю одежду). Однажды появилась большая вода, затопившая все низменные места на Ямале. Жилищами сиртя стали недра возвышенных сопок-седе.
По другой версии, сиртя "ушли в сопки" потому, что с появлением "настоящих людей" - ненцев - прежняя земля перевернулась оборотной стороной. Став подземными жителями, сиртя впредь опасались выходить на дневной свет, от которого у них лопались глаза. День у них стал считаться ночью, а ночь - днем, ибо только по ночам они могли выходить из сопок, да и то когда в окрестности все было тихо и не было людей. Сейчас сиртя осталось мало, и они выходят на поверхность все реже. Только шаман может определить, в какой сопке сиртя есть, а в какой их нет.
Как указывает Л.П. Лашук (1968), реалистическая основа в этих преданиях бесспорно есть и подтверждается научными данными, однако конкретного ответа об этнической принадлежности сиртя сказания не дают.

В отличие от чуди, у мери оказалась «более прозрачная история». Это древнее финно-угорское племя когда-то обитало на территориях современных Московской, Ярославской, Ивановской, Тверской, Владимирской и Костромской областях России. То есть, в самом центре нашей страны. О них осталось немало упоминаний, меря (merins) встречается у готского историка Иордана, который в VI веке называл их данниками готского царя Германариха. Как и чудь, они были в войсках князя Олега, когда он ходил в походы на Смоленск, Киев и Любеч, о чем сохранились записи в «Повести временных лет». Правда, по мнению некоторых ученых, в частности Валентина Седова, к тому времени этнически они уже были не поволжско-финским племенем, а «наполовину славянами». Окончательная ассимиляция, произошла, очевидно, к XVI веку.

С именем меря связано одно из самых крупных крестьянских восстаний Киевской Руси 1024 года. Поводом стал великий голод, охвативший суздальскую землю. Причем, согласно летописям, ему предшествовали «безмерные дожди», засуха, преждевременные заморозки, суховеи. Для мери, большинство представителей которых выступало против христианизации, это очевидно выглядело «божественным наказанием».

Во главе бунта стали жрецы «старой веры» - волхвы, которые попытались использовать шанс, чтобы вернуться к дохристианским культам. Впрочем, неудачно. Мятеж был разбит Ярославом Мудрым, зачинщики были казнены или отправлены в изгнание.

Несмотря на скудные данные, которые нам известны о народе меря, ученым удалось восстановить их древний язык, который в отечественной лингвистике получил название «мерянский». Его реконструировали на основе диалекта ярославско-костромского поволжья и финно-угорских языков. Ряд слов удалось восстановить благодаря географическим названиям.

Так оказалось, что окончания «-гда» в центрально-русской топонимике: Вологда, Судогда, Шогда – наследие мерянского народа.

Несмотря на то, что упоминания о меря полностью исчезли в источниках еще в допетровскую эпоху, сегодня есть люди, которые относят себя к их потомкам. В основном, это жители Верхнего Поволжья. Они утверждают, что меряне не растворились в веках, а составили субстрат (подоснову) северной великорусской народности, перешли на русский язык, и их потомки называют себя русскими. Впрочем, никаких доказательств этому нет.

В ПВЛ чудь упоминается среди народов Афетова колена, т.е. среди народов стран полуночных и западных: «В Афетовѣ же части сѣдять русь, чудь и все языци: меря, мурома, моръдва, заволочьская чудь, пермь, печера, ямь, угра, литва, зимѣгола, корсь, лѣтьегола, любь. Ляхове же, и пруси, чудь пресѣдять к морю Варяжьскому. По сему же морю сѣдять варязи сѣмо ко въстоку до предѣла Симова, по тому же морю сѣдять къ западу до землѣ Агнянски и до Волошьски». В летописании чудь предстает как большой народ, локализуемый на огромных пространствах: и на Русской равнине в Поволжье, где «Волъга яже идеть на востокъ, в часть Симову», и на Русском Севере как заволочьская чудь, и на южнобалтийском побережье, в одном ряду с ляхами и прусами, но до варягов, которые «сѣдять» в западном углу по соседству с ютландскими англами.

В комментарии к ПВЛ приводится характеристика летописной чуди, принятая в современной науке: «чудь – эстонские племена. Существенно отметить ту роль, которую чудь играла в государственной жизни Руси. По летописцу, чудь вместе с русскими изгоняет врагов, призывает к себе князей: это означает, что летописец не отделял Русь от чуди в государственных судьбах Русской земли. Летописец говорит об участии чуди в походе Олега на Царьград, и о том, что Владимир Святославич из чуди выводил население для южных городов. В летописи неоднократно упоминается боярин Чудин (1068, 1072, 1078 гг.), принимавший участие в составлении Правды Ярославовой (см. в заголовке: «Правда уставлена Руськой земли, егда ся съвокупил Изяславъ, Всеволодъ, Святославъ, Коснячко, Перенегъ, Микыфор кыянин, Чюдинъ, Микула»). В Новгороде известны Чудинцева улица, Чудинцевы ворота. Все это свидетельствует о тесных мирных связях обоих народов» (ПВЛ. Подготовка текста, перевод, статьи и комментарии Д.С.Лихачева / Под редакцией В.П.Адриановой-Перетц. 3-е издание. СПб., 2007.С. 383-384 ). По поводу приведенного разъяснения сразу возникает вопрос: а что это такое «эстонские племена»?

Но имея в виду, что в тех же комментариях к ПВЛ относительно выражения «до землѣ Агнянски», локализуемой в западном углу Варяжского/Балтийского моря, разъясняется, что оно означает до «английской» земли, хотя даже в школьной географии известно, что Балтийское море не омывало Англию, просто на веру комментарий о чуди, рожденный современной наукой, принимать нельзя. Может оказаться, что разъяснение «чудь – это эстонские племена» имеет научную ценность, адекватную отождествлению «землѣ Агнянски» с «английской землей». Поэтому учитывая важность вопроса, стоит все сведения о чуди начать рассматривать заново.

Известно немало важных топонимов, связанных с именем чудь . Плотное скопление их выявляется в Ленинградской и Псковской областях, таких как Чудское озеро, деревни Чудские заходы и Чудская рудница, деревня Чудиново, деревня Чутково у реки Черехи, деревня Чутка, которая в XVI в. называлась Чудка, деревня Чудинково, урочище Чутковская роща, деревни Чудская гора в обоих областях и др. Топонимы с названием Чудская гора занимают особое место, как минимум, по обширности ареала их распространения. Так, известны Чудская гора в Пермской области при речке Озерной – «там закопался чудской народ», а также – Чудская гора в Омской области на левом берегу Иртыша, севернее реки Тары. Эта Чудская гора является выдающимся археологическим памятником эпохи бронзы (открыта сравнительно недавно, в 1974 г.) Появление здесь первых насельников фиксируется в последней четверти 2-го тысячелетия до н.э. Высказывались предположения, что эта Чудская гора была культовым местом для проведения обрядов в честь умерших предков.

При сравнении этого краткого обзора сведений о чуди с приведенным определением чуди как «эстонских племен», опять возникает вопрос: а при чем здесь «эстонские племена» и что это за «племена» такие?

Как уже сказано, до нас дошло немало преданий о чуди. Приведу здесь фрагмент одного из них. На Алтае рассказ о чуди в 1924-28 годах записал Николай Рерих. Согласно его рассказу, пожилой старовер привел их на каменистый холм и, указывая каменные круги древних погребений, рассказал: «Вот здесь и ушла Чудь под землю. Когда Белый царь пришел Алтай воевать и как зацвела белая берёза в нашем краю, так и не захотела Чудь остаться под Белым царем. Ушла Чудь под землю и завалила проходы каменьями. Сами можете видеть их бывшие входы. Только не навсегда ушла Чудь. Когда вернется счастливое время и придут люди из Беловодья и дадут всему народу великую науку, тогда придет опять Чудь, со всеми добытыми сокровищами» (Рерих Н.К. Сердце Азии // Избранное. М., Советская Россия. 1979. С. 178-198 ). Интерес Н.К.Рериха к преданиям о чуди на Алтае в 20-х годах неслучаен. Еще за десять лет до этого, в 1910-1913 гг. он написал картину «Чудь под землю ушла», т.е. исторические судьбы этого древнего народа уже тогда занимали его внимание.

Нет необходимости приводить здесь другие предания о чуди – их достаточно много, и поэтому разговор о них может составить тему отдельной работы. Задачами же планируемого здесь цикла статей о чуди является показ ошибочности идентификации летописной чуди как финно-угорского народа, выявление истоков этого заблуждения, внесенного в науку, как и норманизм, тем же рудбекианизмом, и показ чуди как носителя ИЕ. Русская историографическая традиция, хранившая сведения об индоевропейских корнях чуди, существовала до XVIII в., т.е. до тех пор, пока тьма рудбекианистских утопий не сгустилась над российской исторической наукой. Это обнаруживается при внимательном прочтении известных памятников, в частности, северорусских летописания и литературы.

Рассмотрим в качестве примера такой памятник, как «Хронографический рассказ о Словене и Русе и городе Словенске», опубликованный как Приложение к Холмогорской летописи конца XVI в. (не будучи ее частью). Содержание этого памятника хорошо известно. В нем рассказывается о расселении предков русских в Восточной Европе, начиная с 2409 года до н.э. или с лета 3099 от сотворения мира. Тогда, согласно Сказанию, роды князей Словена и Руса переселились от «Евксинопонта» в Прильменье, где они и их потомки создали мощную державу: «обладаша северными странами и по всему Поморию», а также – «до предела Ледовитого моря, по великим рекам Печере и Выми», …«за высокими и непроходимыми горами во стране… по великой реце Обве… Тамо бо берущи дорогою скорою звери, рекомого дымка, сиречь соболь».

Согласно сказанию, многотысячелетняя история народа, который стал называться «словяне и руси» или словянорусы, прерывалась в Прильменье под влиянием различных катастроф и естественно разделялась на несколько периодов, конкретно, на три периода. О завершении первого или древнего периода этой истории рассказывается, что по прошествии времени «придоша на землю Словенскую посланный праведный гнев божий, измроша людей числа во всех градех и весех… Оставшии же люди пустоты ради избегоша из градов в дальныя страны, овии на Белыя воды, иже ныне зовется Бело езеро… инии же по иным странам и прозвашася различными проимяновании. Овии же паки на Дунав ко прежним родом своим, на старожитныя страны возвратишась. А великий Словенеск и Руса опустеша до конца на многия лета…». Отметим, что народ чудь в рамках этого древнего периода не упоминается.

Потомки славянорусов по прошествии времени возвращались на землю предков и начинали ее возрождать: «По некоих же временех паки приидоша з Дунава словяне и подъяша скифи болгар с собою немало, и начаша паки грады оны Словенеск и Русу населяти». Поскольку в этой части Сказания упоминаются болгары, данный период соотносится с ранним средневековьем или со временем от IV до VII веков. Подтверждается это и тем, что в этой части Сказания упоминаются войны с белыми уграми, которых принято отождествлять с гуннами: «…приидоша же на них угры белыя, и повоеваша их до конца, и грады их раскопаша, и положиша Словенскую землю в конечное запустение». История гуннов в Восточной Европе относится к периоду с конца IV века и по конец VII в. Отметим и здесь, что имя чуди в рамках данного периода истории словянорусов также не упоминается.

Это имя появляется только в третьем периоде славянорусской истории, в главе под названием «Второе запустение Словенску » (выделено здесь и далее мной – Л.Г. ): «По мнозе же времени оного запустения слышаху скифские жителие про беглецы словенстии о земли праотец своих , яко лежит пуста и никим не брегома, и о сем зжалишаси вельми и начаша мыслити в себе, како б им наследити землю отец своих. И паки приидоша из Дуная множество их без числа, с ними же и скифы и болгары и иностранницы поидоша на землю Словенскую и Рускую, и седоша паки близ озера Илмеря и обновиша град на новом месте, от старого Словенска вниз по Волхову яко поприща и боле, и нарекоша Новград Великий. И поставиша старейшину и князя от роду же своего именем Гостомысла. Тако же и Русу поставиша на старом месте, и ины грады многи обновиша. И разыдошася кииждо с родом своим сих же от роды , и инии же северы, и инии лопи, и инии же мордва, и инии же мурама, инии же в различная именования прозвахуся. И тако начаша разширятися страна она вельми, а общим же имянем прозывахуся . Сын старейшаго князя новгородцкаго Гостомысла, именуемый младый Словен , сей отъи-де от отца своего в Чюдь и тамо постави град во имя свое над рекою на месте, нарицаемом Ходницы, и нарече граду имя Словенеск, и княжив в нем три лета, и умре. Сын же его Избор, сей преименова имя граду своему и нарече Изборск . Сей же князь Избор змием изъяден умре. Земля же Руская тогда сверже с себя ризы сетованныя и паки облечеся в порфиру и виссон и к тому уже не вдовствуя, ниже сетуя, но паки по сем же и дети разилоди и на многа лета опочивая пребывши с премудрым Гостомыслом (ПСРЛ, т. 33. Холмогорская летопись. Двинский летописец. Изд-во «Наука». Л., 1977. С. 141-142 ).

Прежде чем проанализировать то, что в этой главе, на мой взгляд, проливает свет на историю чуди, напомню, что историчность данного Сказания применительно к русской истории отрицается «академической наукой» под известным предлогом: у русских просто не может быть такой древней истории. В последнее время, правда, можно столкнуться с оговоркой, что примерное время расселения существенной части предков населения Восточной Европы или представителей ветви R1a – Z280 совпадает с датой Сказания.

И.Л. Рожанский любезно поделился сведениями о том, что представители гаплогруппы R1a уже жили, как минимум, в верховьях Западной Двины, что стало известно из недавно опубликованных данных по ископаемой ДНК из свайных поселений с датировками 5120 ±120, около 4500 и 2700-2400 лет назад (Чекунова Е.М., Ярцева Н.В., Чекунов М.К., Мазуркевич А.Н. Первые результаты генотипирования коренных жителей и человеческих костных останков из археологических памятников Верхнего Подвинья / Археология озерных поселений IV-II тыс. до н.э.: Хронология культур и природно-климатические ритмы. СПб., 2014. С. 287-294 ).

Но, невзирая на все это, сведения Сказания по-прежнему не принимаются в расчет при изучении русской истории. Почему? Потому что русская история на подслеповатый взгляд «академической науки» древних истоков иметь не может! Поэтому абстрагируемся от «академической науки» и рассмотрим те данные, с помощью которых подтвердилось бы, что Сказание содержит исторически верифицируемые сведения.

В первую очередь , это, разумеется, данные ДНК-генеалогии о расселении представителей гаплогруппы R1a в Восточной Европе, которых условно можно назвать праславянами или древними славянами. Условность эта, как поясняет А.А. Клёсов, определяется тем, что потомки представителей гаплогруппы R1a помимо Восточной Европы встречаются в разных концах мира: в небольшом количестве выявлены они среди ирландцев, бельгийцев или уйгуров; кроме того, по разным оценкам, имеется примерно 100-200 миллионов мужчин-индийцев с гаплогруппой R1a. Все они – не славяне, но у всех перечисленных народов были общие предки, отсюда и их условное наименование праславянами или древними славянами.

Согласно ДНК-генеалогии, праславяне или древние славяне примерно 4900-4600 лет тому назад передвинулись на Среднерусскую равнину. Около 4500 лет назад они стали расходиться по разным направлениям как легендарные арии – на юг, через Кавказ в Месопотамию, на Ближний Восток (митаннийские арии) и Аравийский полуостров; на юго-восток, в Среднюю Азию и далее, через 500 лет, то есть примерно 3500 лет назад – на Иранское плато (авестийские арии).

После ухода ариев на восток примерно 4500 лет назад в Восточной Европе осталась ветвь R1a-Z280, к которой относится большинство современных этнических русских, соответственно, по моему предложению в этой ветви следует видеть древних русов. Вот эти представители ветви R1a-Z280 или древние русы, а также та часть ариев, которая осталась на Русской равнине и влилась в состав русов, стали наиболее древними предками русских, украинцев, белорусов. Поэтому, как подчеркивает А.А. Клёсов, «славяне», «арии», «скифы» – это в своей основе одни и те же люди, один род, но разных исторических эпох. Они связаны прямой наследственностью в рамках рода R1a. Расселение представителей R1a на Русской равнине – начальный рубеж нашей истории, от него мы должны вести отсчет. И именно этот рубеж обозначен в Сказании о Словене и Русе.

Во-вторых , кроме результатов исследований в области ДНК-генеалогии, существование древнейшей политии русов, раскинувшейся на обширных территориях от «Евксинопонта» до «предела Ледовитого моря» и «по всему Поморию», а также – в Зауралье и Сибири «за высокими и непроходимыми горами… по великой реце Обве…», подтверждается моими историческими исследованиями в области древнерусского солнцепоклонства. В них, в частности, показано, что топонимы с основой кола- словно солнечным лучом очерчивают гигантскую территорию от Кольских гор на Северном Кавказе до многочисленных Коло-гор на Кольском полуострове, а также от Колобжега и Колывани на Балтике до Колываней на Алтае, .

Здесь важно вспомнить, что в русской устной традиции сохранилось название «Подсолнечное царство» / «Солнечное царство» / «царство под Солнцем» (т.е. царство под Колой), которое легко накладывается на указанную территорию и говорит о том, что гигантская древняя полития славянорусов-солнцепоклонников была создана ими в полиэтнической среде, объединившей представителей индоевропейской и алтайской языковых семей на основе единой сакральной традиции (проще говоря, связавших разные народы в рамках общей веры) – солнцепоклонства, бывшего «визитной карточкой» носителей ИЕ. Поэтому, вероятно, и название древнейшей политии славянорусов было выбрано не по имени титульного, т.е. самого крупного этноса, а по имени их великого бога – Солнца. В русской устной традиции образ Подсолнечного царства обнаружил удивительную укорененность и вплоть до XVI в. выступал народным синонимом для Русского государства (см. например, Веселовский А.Н. Сказание о красавице в тереме и русская былина о Подсолнечном царстве // Журнал министерства народного просвещения. СПб., апрель 1878. C. 183-238. В статье ссылки на «Песни, собранные П.Н.Рыбниковым», изданные в четырех частях. Петрозаводск, 1861-1867. III. С. 319-328 ).

К этому можно добавить, что «северные страны» князей Словена и Руса с «Поморием» объединял и . В науке известно о глубокой архаичности этих культов. Топоров и Иванов указывали на такой атрибут Перуна как палица, обнаруживавший сходство с ваджрой – палицей Индры. Помимо этого, содержание культа Перуна и даже само его имя перекликаются с именем и элементами культа ведийского божества грозовой тучи и дождя Парджаньи. Время же возникновения культа Перуна-Громовержца, с учетом такой атрибутики как каменные стрелы («громовые стрелки» в древнерусской традиции), оружие из бронзы и пр., можно, по их мнению, датировать «началом героической эпохи расселения индоевропейцев, видимо, с конца III тыс. до н.э.» (Иванов В.В., Топоров В.Н. Восточнославянское Перун(ъ) в связи с реконструкцией праславянских, балтийских и общеевропейских текстов о боге грозы // Исследования в области славянских древностей. М., 1974. С. 4-30 ).

Как видим, имеется вполне достаточно данных для исторической верификации древнего периода истории славянорусов в Восточной Европе с середины – конца III тысячелетия до н.э. или первого периода, согласно «Сказанию о Словене и Русе». Но как отмечено выше, народ чудь в рамках этого древнего периода еще не упомянут, поэтому пойдем дальше.

Начало следующего или второго периода истории славянорусов, согласно Сказанию, можно отнести к концу IV века, как было отмечено выше. Следовательно, относительно первых веков нашей эры, предшествовавших данному периоду, можно предположить, что, как минимум в Приильменье, они были продолжением периода запустения «великих Словенска и Русы», когда люди ушли либо на север/северо-восток («Бело езеро»), либо к югу (на Дунай). По данным ДНК-генеалогии, на последние века до нашей эры – первые века нашей эры приходятся миграции в Восточную Европу из Зауралья представителей гаплогруппы N1c1, т.е. финно-угров и тех, кто сегодня является балтами.

Согласно А.А. Клёсову, носители родительского рода N1 шли из Южной Сибири по северной географической дуге через Северный Урал и далее в Восточную Европу вплоть до Прибалтики. По этой миграционной траектории у них везде остались потомки, среди которых, например, якуты, далее – народы Урала, и так до Прибалтики. В Восточную Европу представители гаплогруппы N1c1 шли как два разных потока и в разные времена. Первый поток N1c1 пришел в Восточную Европу около 2500-2000 лет тому назад, его представители восприняли ИЕ язык уже в Европе и стали предками нынешних балтских народов. А второй поток дошел до Финляндии 2000-1500 лет тому назад и сохранил языки уральской языковой группы, .

Но как ясно следует из данных ДНК-генеалогии, оба миграционных потока представителей гаплогруппы N1c1 пришли в Восточную Европу, уже освоенную ее насельниками – представителями R1a, т.е. ариями и древними русами. Однако можно предположить, что переселение первого потока мигрантов – будущих балтов – пришлось на период процветания державы славянорусов или Подсолнечного царства, когда князья славянорусов «обладаша северными странами и по всему Поморию», а также вплоть до сибирских областей «по великой реце Обве». Из чего логично следует, что миграции будущих балтов в Восточную Европу происходили в рамках одной политии или, говоря современным языком, в рамках одной державы. Отсюда естественным представляется и стремление первых зауральских переселенцев воспринять «титульные» язык и культуру. Понятно и дальнейшее: пришел мор как гнев божий в Приильменье, что вызвало отток населения из центра, но «Помория», видимо, не была затронута, поэтому население Южной Балтии, оставаясь на месте, могло сохранить и архаичность ИЕ, и древние сакральные традиции.

Переселение в первые века нашей эры отдельных групп финно-угорских народов на север Восточной Европы совпало с периодом запустения, что косвенно подтверждается рассказом Тацита о «феннах», в которых принято видеть саамов/лопарей, считающихся одними из первых финно-угорских поселенцев на севере Восточной Европы. В пренебрежительном описании Тацита угадывается тот факт, что «фенны» во время Тацита сохраняли свой охотничий уклад, которым они жили и в Зауралье. Для римлянина всякий, не закутанный в тогу или не облаченный в доспехи, жалок и убог: «У феннов - поразительная дикость, жалкое убожество; у них нет ни оборонительного оружия, ни лошадей, ни постоянного крова над головой; их пища - трава, одежда - шкуры, ложе - земля; все свои упования они возлагают на стрелы, на которые, из-за недостатка в железе, насаживают костяной наконечник. Та же охота доставляет пропитание как мужчинам, так и женщинам; ведь они повсюду сопровождают своих мужей и притязают на свою долю добычи. И у малых детей нет другого убежища от дикого зверя и непогоды, кроме кое-как сплетенного из ветвей и доставляющего им укрытие шалаша; сюда же возвращаются фенны зрелого возраста, здесь же пристанище престарелых. Но они считают это более счастливым уделом, чем изнурять себя работою в поле и трудиться над постройкой домов и неустанно думать, переходя от надежды к отчаянью, о своем и чужом имуществе: беспечные по отношению к людям, беспечные по отношению к божествам, они достигли самого трудного - не испытывать нужды даже в желаниях».

Консервации охотничьего уклада у первых финно-угорских переселенцев явно содействовало запустение края, поскольку описания переселений славянорусов обычно включали и рассказы о создании ими городов. С таких описаний начинается каждый из трёх периодов истории славянорусов в «Сказании о Словене и Русе».

С этим перейдём к рассмотрению рассказа об истории славянорусов в IV-VII веках. Здесь сразу надо отметить, что помимо Сказания, сведения о том, что такой период был в русской истории, присутствуют и в других источниках, а именно, в Новгородской Иоакимовской летописи (НИЛ), кроме того, в произведениях раннесредневекового германского эпоса – верхненемецкой поэме «Ортнит» и в Саге о Тидреке Бернском (Тидрексага), записанной в Норвегии около 1250 г., но составленной, как в ней сказано, по древним немецким прозаическим сказаниям и песням.

Тидрексагу и поэму «Ортнит» исследовали такие крупные эпосоведы как А.Н. Веселовский и С.Н. Азбелев. Тидрексага передает эпическое наследие, восходящее к событиям V в. – войнам гуннов во главе с Аттилой и готов во главе с Теодорихом. Эта сага вызывала интерес российских исследователей тем, что в ней фигурировали русский витязь Илья и русский король Владимир (Азбелев С.Н. Устная история в памятниках Новгорода и Новгородской земли. СПб., 2007. С. 37 ).

В НИЛ и в саге, подчеркивал С.Н. Азбелев, совпадают и имя русского князя (или короля) Владимира, и время его правления – исторический этап чрезвычайной значимости: князь Владимир был правителем Руси в период, когда она подверглась нашествиям гуннов: «Эта была, очевидно, эпоха максимального напряжения сил народа, «эпическое время», которое должно было оставить глубокий след в народной памяти. Сага называет Владимира королем. Употребление этого термина здесь оправданно: территория, подвластная, если верить саге, эпическому Владимиру, включала земли от моря до моря, простираясь далеко на восток (в чем, кстати, согласуются данные саги и НИЛ) и превосходила, как видно, размеры позднейшего Киевского государства X в. Этим объясняется интерес к Владимиру и Руси в Тидрексаге, главная тема которой, казалось бы, позволяла о них не упоминать» (Там же. С. 38-40 ).

Азбелев напоминает, что Веселовский, определяя условия, наиболее благоприятные для возникновения народного эпоса, охарактеризовал их как «выход в историю» и называл среди них такие события, как Троянскую войну, переселение народов, борьбу с сарацинами, отобразившуюся в старофранцузском эпосе, борьбу с татаро-монгольским игом в русской истории. По убеждению Веселовского, борьба с татарами заслонила собой другую, более древнюю борьбу, лежавшую в основе древнейшего эпоса.

«Эта более древняя борьба, – по убеждению Азбелева, – по масштабам и напряжению своему сопоставимая с борьбой против Золотой Орды… «выход в историю» древнерусского этноса следует, очевидно, соотносить не с призванием Рюрика, а с великим переселением народов. Это проявилось не только в том, что по своей типологии и ряду конкретных признаков некоторые сюжеты и персонажи былин тяготеют ещё к III-IV столетиям. В русском эпосе видны отзвуки характерного для тех времен общественного устройства и происходивших тогда действительно грандиозных межэтнических катаклизмов, судьбоносных для народов, которые выдержали эти исторические испытания. Существенно, что не одна Тидрексага отобразила крупные военные столкновения, в которых участвовали гунны и русские (Там же. С. 47-48 ).

Очень интересна в контексте данной статьи и критика, которой С.Н. Азбелев подверг утвердившееся в науке мнение о том, что историческим прототипом былинного князя Владимира и русского короля Владимира из Тидрексаги послужил киевский князь Владимир Святославич (980-1014). Азбелев обращает внимание на то обстоятельство, что повествования Тидрексаги о деяниях Владимира не имеют соответствий в летописной биографии Владимира Святого. Кроме того, современные исследования основных собраний былин установили, что в качестве отчества былинного князя Владимира доминировало отчество «Всеславич». Веселовский проанализировал генеалогию русских персонажей саги и установил, что имени Владимирова отца в саге также соответствовало имя Всеслав. Таким образом, делает вывод Азбелев, былинному князю Руси Владимиру Всеславичу соответствует в Тидрексаге король (князь) Владимир Всеславич – он-то и послужил первым прототипом былинного князя Владимира (Там же. С. 44-46, 56 ).

Эти выводы Азбелева представляют особый интерес для статьи, и вот почему. Былинный князь Владимир прозывался, как известно, Владимиром Красное Солнышко. И с учетом приведенных выше выводов, это прозвание означало отнюдь не проявление ласкового отношения к нему народа (дескать, солнышко ты наше, рыбка золотая!), а маркировало его конфессиональную характеристику – солнцепоклонство, т.е. систему дохристианских верований, восходящих к традиции Подсолнечного царства. А князь Владимир Святославович вошел в историю как Святой, т.е. как Креститель Руси и как проводник христианства. Совершенно очевидно, что это были две разные исторические личности, принадлежавшие к разным эпохам русской истории, и народная память их различала, а вот историческая наука, начиная с эпохи Просвещения, стала смешивать два исторических лица в одно. И причина тому понятна: современная наука задолбила себе, что не могло быть у русской истории периода древнее, чем с IX в.

И еще немного о народной памяти. Азбелев, изучая произведения русской устной традиции, приводит произведенную в 1525 г. Павлом Иовием Новокомским (Паоло Джовио) запись ответа русского гонца в Риме Дмитрия Герасимова на вопрос, не осталось ли у русских «какого-нибудь передаваемого из уст в уста от предков известия о готах или не сохранилось ли какого-нибудь записанного воспоминания об этом народе, который за тысячу лет до нас низвергнул державу цезарей и город Рим, подвергнув его предварительно всевозможным оскорблениям». Согласно передаче Иовия, продолжает Азбелев, Герасимов «ответил, что имя готского народа и царя Тотилы славно у них и знаменито и что для этого похода собралось вместе множество народов и преимущественно перед другими московиты. Затем, по его словам, их войско возросло от притока ливонцев и приволжских татар, но готами названы были все потому, что готы, населявшие остров Исландии или Скандинавию (Scandauiam), явились зачинщиками этого похода» (Там же. С. 49 ).

Интерес Павла Иовия к воспоминаниям о готах в русской исторической традиции был вполне объясним: ведь в это время в странах Северной Европы расцвел пышным цветом готицизм, и препирательства между итальянскими гуманистами и немецкоязычными мыслителями о роли готов в западноевропейской истории набирали силу. Упоминания в рассказе Герасимова «московитов», татар и ливонцев применительно к V в. не нарушают его правдоподобия, поскольку нередко в сообщениях о древних временах использовались названия народов и мест в том виде, как они были известны во время, в которому принадлежал рассказчик.

Итак, сведения о втором этапе истории славянорусов IV-VII вв., вкратце приведенные в Сказании, подтверждаются целым рядом других источников: НИЛ, произведениями раннесредневекового немецкого эпоса и, наконец, русской устной традицией, отразившейся в рассказе русского гонца в Риме Дмитрия Герасимова о готах и о том, как их присутствие в Восточной Европе сохранилось в народной памяти. Раннесредневековый период истории славянорусов завершился к концу VII в. тем, что гунны «…повоеваша их до конца, и грады их раскопаша, и положиша Словенскую землю в конечное запустение».

Новое возрождение истории славянорусов после преодоления разрухи и запустения как результата войн с гуннами можно, по логике, отнести к VIII в. Тогда «по мнозе же времени оного запустения …приидоша из Дуная множество их без числа, с ними же и скифы и болгары и иностранницы поидоша на землю Словенскую и Рускую, и седоша паки близ озера Илмеря и обновиша град на новом месте…». Только в этой части рассказа появляется чудь, которая пришла в Приильменье вместе со всеми «из Дуная».

И здесь хотелось бы выделить два особо важных момента. Первый – это безусловная полиэтничность описываемого общества. Второй – это достаточно четкая картина социально-политического устройства данного общества, основанного на разветвленной структуре княжеской власти. Оба эти момента помогают прояснить место чуди в политии славянорусов.

Остановлюсь сначала на втором моменте. В контексте данной статьи интересно обратить внимание на то, что «беглецы словенстии» возвращаются с Дуная на земли «праотец своих», и от рода их избирают верховного князя-правителя: «…И поставиша старейшину и князя от роду же своего именем Гостомысла…», после чего «…разыдошася кииждо с родом своим по широте земли, и овии же седоша в полях и нарекошася поляне, сиречь поляки, овии полочане речки ради Полоты, овии мазовшане, овии жмутяня, инии же бужане по реце Бугу, овии дреговичи, овии кривичи, овии чюдь , инии меря, инии же древляне, и инии морава, серби, болгари сих же от роды… ».

Фраза «разыдошася кииждо с родом своим» перекликается с фразой из ПВЛ: «…и живяху каждо съ своим родомъ и на своихъ мѣстѣхъ, владѣюще кождо родомъ своимъ» (ПВЛ. СПб., 2007. С.9 ). И.Я. Фроянов в одной из своих работ совершенно справедливо отмечал, что в данном контексте летописи термин «род» не следует понимать как структурную единицу родоплеменного сообщества и что за этим термином скрывался княжеский род, княжеская династия (Фроянов И.Я. Мятежный Новгород. СПб., 1992. С. 74 ). Я полностью разделяю эту точку зрения, о чем писала еще в одной из первых моих публикаций по проблематике генезиса древнерусского института княжеской власти (Грот Л. Как Рюрик стал великим русским князем? Теоретические аспекты генезиса древнерусского института княжеской власти // История и историки. 2006. Историографический вестник. М. «Наука», 2007. С. 87 ).

Вообще, надо заметить, что И.Я. Фроянов – один из немногих современных ученых (если не единственный!), кто отстаивает наличие института древнерусской княжеской власти до призвания Рюрика и указывает, что «словене имели собственных князей, власть которых была постоянной. …Мысль о новгородских князьях как привитом извне институте должна быть отвергнута… Ильменские словене имели своих вождей (князей) и до прихода варягов. Институциализация власти у них шла тем же путем, что и у других древних народов, известных этнографической науке (Фроянов И.Я. Указ.соч. С. 60-62 ). Но норманисты, которые на сегодняшний день составляют подавляющее науку большинство среди работников и работниц российской вузовской и академической системы, невосприимчивы к подобным соображениям. Отрицание ими княжеского института власти в русской истории до прихода Рюрика является одной из твердынь символа веры норманизма.

Тем не менее, фраза Сказания о том, что Гостомысл был поставлен «от роду же своего » как старейшина и князь, свидетельствует именно об учреждении института верховной власти, основанного на родовом наследном принципе передачи власти по мужской линии. Благодаря этому институту сообщество приобретало характер социально-политической организации, способной обеспечить людям необходимые жизненные условия даже на обширных территориях: «И тако начаша разширятися страна она вельми, а общим же имянем прозывахуся ».

Таким образом, «старейшина и князь» Гостомысл возглавил сообщество из многих родов, имевших своих князей, но при главенстве княжеского рода словен. Однако взаимное расположение локальных княжеских родов относительно верховной власти и относительно друг друга, как правило, менялось во времени и пространстве, поэтому фраза «И разыдошася кииждо с родом своим по широте земли…» могла скрывать не только обширность территории, но и изменчивость структуры сообщества. В течение какого-то времени локальные княжеские роды полян, полочан, мазовшан, жмуди, бужан, дреговичей, кривичей, чуди, мери, древлян и пр. могли быть подвластны «старейшине и князю», а в какие-то периоды – нет, что, видимо, и отразилось в ПВЛ, когда мы читаем о том, что древляне имели свое княженье, «а дреговичи свое, а словѣни свое в Новѣгородѣ», т.е. какие-то княжеские роды могли покидать сообщество или наоборот, новые княжеские роды могли включаться в него.

Но сконцентрируемся теперь на вопросе, какое место в структуре славянорусской политии занимала чудь. В перечне тех родов, которые после второго запустения Словенска «приидоша из Дуная», вернулись «на землю отец своих», чудь названа в одном ряду с дреговичами и кривичами, т.е. включена в самое ядро славянорусских племен и таковым явно оставалась на протяжении всего времени вплоть до призвания Рюрика с братьями. Кроме того, Сказание сообщает о теснейшей связи чуди с лидирующим княжеским родом словен в рассказе о том, что сын верховного правителя Гостомысла, «именуемый младый Словен, сей отъи-де от отца своего в Чюдь и тамо постави град во имя свое над рекою на месте, нарицаемом Ходницы, и нарече граду имя Словенеск, и княжив в нем три лета, и умре. Сын же его Избор, сей преименова имя граду своему и нарече Изборск».

Представляется, что два отмеченных момента, содержащихся в Сказании: включение чуди в состав известных славянских племен без каких-либо оговорок и управление чуди словенскими князьями – могут быть приняты как начальные вешки на пути реконструкции истории народа чудь как носителя ИЕ. Полагаю, что со временем должна быть заново переосмыслена и историческая идентификация других летописных народов, например, таких как меря и мурома, которые якобы были «ассимилированы» славянами и в силу этого «исчезли» из истории. Современные исследования помогут уточнить, какие из летописных этносов были «иностранницы», а какие «от роду же» словенорусских князей. Но об этом позднее, в следующих публикациях.

Сейчас же я хочу обратиться к результатам исследований по исторической идентификации летописной чуди как носителя ИЕ, полученным российскими учеными еще в конце XIX – начале XX веков. Чудь как носителя ИЕ определял крупнейший российский лингвист, палеограф, историк литературы, славист А.И. Соболевский (1856-1929), причем к такому выводу он пришел в конце своего творческого пути, рассматривая проблему с вершины колоссального научного опыта. Приведу отрывок из его работы «Название рек и озер русского Севера» – одной из его последних работ, где А.И. Соболевский писал и о чуди. В этой работе представлены работы и других российских ученых, также оспаривавших утвердившийся к середине XIX века в российской науке постулат о чуди как финно-угорском народе. Поэтому я сочла правомерным просто привести большой фрагмент из статьи Соболевского:

«Сделанные нами сопоставления названий рек и озер Поволжья, Прикамья и русского севера, в целом и в частях этих названий, приводят нас к заключению, что мы имеем дело со словами одного и того же индо-европейского языка, того языка, который принадлежал автохтону восточной и центральной Европы и значительной части центральной Азии – доликокефальному скифскому народу.

Предания об этом народе – чуди – еще живут на русском севере. В уездах Архангельской губ. Холмогорском и Шенкурском, ближайших к Северной Двине, рассказывают, как отчаянно чудь защищалась от русских и как она была побеждена и истреблена. Сообщают одну подробность. Чудь жила в ямах; выкопанные ямы покрывались крышами на столбах; на крыши накладывались земли и каменья. В Никольском уезде Вологодской губ. Помнят о «поганом» народе, который прятался в ямы, прикрытые землею. В Вятской губ. как будто есть следы чуди в местных названиях. Восточные финны – черемисы, вотяки, пермяки, зыряне считают себя не автохтонами, а пришельцами на места, прежде занимавшиеся другим народом – чудью. Их предания с замечательным согласием рисуют чудские ямы: это углубления, вырытые в земле и покрытые деревянной крышей, на которую насыпалась земля. …В «Русско-скифских этюдах» …мы привели наблюдения А.П. Богданова, что в курганах губерний Ярославской (уезды Ярославский, Ростовский, Мологский), Тверской, Владимирской, Московской были погребены долихокефалы. Тот же А.П. Богданов определил черепа с берегов Ладожского озера, доставленные ему А.А. Иностранцевым, и из Боричского уезда Новгородской губ., из раскопок Передольского, как принадлежащие долихокефальным костякам. Н.М. Малиев, исследовав 20 черепов из Ананьевского могильника Чистопольского уезда Казанской губ., нашел, что они принадлежат долихокефалам. Тот же ученый, рассмотрев добытые из Бабьего бугра у древнего Бóлгара «бóлгарские» черепа, пришел к тому выводы, что эти черепа «имеют больше всего сходства с курганными черепами Московской губ., принадлежат к типу длинноголовых, имеют тот же головной указатель, также сильно развиты в высоту». Совершенно естественно «утверждать, что на востоке России, на Каме и Волге, в Болгарах, жило в древности длинноголовое племя, по своему анатомическому строению сходное и, может, генетически связанное с племенем, населявшим центральную полосу России». Данные Малиева, по мнению антропологов, «подтверждают долихокефалию первобытных насельников (русского) востока». Мы выше сказали, что не будем останавливаться на чуди. Но на одной подробности ее быта, о которой говорят предания, не излишне сказать несколько слов. Чудь, по преданию жила в ямах, покрытых крышами с наложенной землёй. В «Русско-скифских этюдах» мы приводим слова Мелы о современных ему жителях Тавриды, скифах сатархах и, между прочим, следующее: «Выкапывая в земле жилища, они живут в пещерах или землянках». Другое ценное свидетельство относится к той местности, где в древности жили также скифы. В «Описании славные реки Иртыша», составленном около 1675 г., Спафарий говорит: «А на правой стороне, вниз по реке Иртышу, меж Тары и Соленых озер есть озеро Бараба и около того озера и далее близ Томского города именуется Барабинская волость; и в той Барабинской волости живут татары, которые преж сего платили ясак великому государю и Аблаю-тайше, а ныне только великому государю платят. И те татары говорят по-калмыцки и по-татарски, а жилище их есть – копают в земле погреба; и князцы у них есть, и городки копаные; и звериные промыслы всякие промышляют».

Нынешние финны русского севера и Поволжья – остяки, пермяки, вотяки, черемисы – еще сохраняют употребление чего-то похожего на чудские ямы, как видно из рассказов И.Н. Смирнова. В одном же из своих трудов он говорит: «В Луговой стороне на огороде или на гумне черемисина можно встретить небольшую коническую постройку из тонких жердей, возвышающуюся над довольно глубокой ямой. В настоящее время эта постройка служит овином, сушилом для снопов… Было время, когда эта постройка имела более важное значение – служила жилищем человека. Она представляет собой точную копию западно-финской коты, о которой финская поэзия говорит, что она была первым жилищем. Намёки на то, что и на Волге кота некогда исполняла свое первичное назначение, имеются у арабских путешественников, посещавших волжскую Болгарию. Ибн-Даста говорит, что соседи Болгар на зиму забираются в ямы, над которыми возвышаются обложенные землёй кровли, напоминающие кровли христианских церквей». В другом труде И.Н. Смирнов говорит: «Вот как описывает древнее пермяцкое жилье, со слов пермяков, Добротворский: «многие рыли себе жилище в земле, закрывая его сверху прутьями и жердями. Пола в таких землянках не было; для спанья на земле постилали сено. Пещеры нагревались при помощи «теплины», которая раскладывалась по середине ямы… Землянки вырывались обыкновенно на высоком месте, где-нибудь на берегу реки, на пригорке среди леса». Характер таких подземных жилищ сохранился у пермяков и теперь еще в тех избушках, какие устраиваются для лесования. Остатки таких жилищ в виде ям видел сам Добротворский на горном берегу реки Летьки. Видят их в большом количестве и в Вологодской губ.; там они встречаются группами по 10-15, представляя собою целые исчезнувшие селения».

Зап.-финск. кота , черем. куда – несомненно потомство др.-иранск. и скифск. kata , к которому восходит *кът- в Ректа, Охта и т.п. и польс. и малорусск. хата .

Очевидно, финны в древности, а потом и татары, заняв территорию чуди, воспользовались ее культурным опытом. Но конечно, в черемисской или в пермяцкой постройке мы не имеем права видеть копию жилища древней чуди – скифов крайнего севера.

Еще несколько слов о чуди. Мы, может быть, имеем след одного ее обычая, находящийся теперь у бывших соседей чуди на крайнем севере… В «Русско-скифских этюдах» (эт. IV) мы привели сообщение Мелы о татуировке агатирсами лица и конечностей, т.е. рук и ног. Из народов Европы знают татуировку конечностей вогулы. Вот что рассказывает русский ученый путешественник Н.В. Сорокин: «Упомяну о так называемой вогульской тамге. У большинства вогулов (как мужчин, так и женщин) на руках (повыше кисти) и ногах можно заметить различные узоры, состоящие из темно-синих черточек, квадратиков и точек. Смотря по комбинации этих фигур, получаются или кресты, или четырехугольники с лучами во все стороны и т.д. Эта татуировка тела, сколько мне удалось узнать, имеет различные основания. В большинстве случаев молодые женщины или девушки разукрашивают себя ею ради кокетства… Мужчины же имеют несколько иную цель. Во время охоты, бродя по лесам Урала, вогул время от времени вырезает на стволах деревьев те узоры, которые он имеет на руках или ногах, и так как каждое семейство имеет свою тамгу, то всякий охотник, идущий по лесу и замечающий вырезки на деревьях, может быть смело уверен, что вогул из такого-то семейства прошел по этим местам…».

…Мы знаем, что вогуличи, некогда многочисленное и воинственное племя, занимали северо-восток Европы, спускаясь на юг ниже Вятки и Перми. Представляя собой в антропологическом отношении смесь двух или нескольких народов, они, по-видимому, являются потомками чуди – до известной степени. Между прочим – они (и остяки) – долихокефалы…

Отличный знаток черемисов, среди них родившийся, И.Н. Смирнов говорит: «Страна, в которой окончательно осели черемисы, не была пустыней, когда они в ней появились. Главные воды территории от Волги до Вятки были известны человеку задолго до начала черемисской колонизации. Все они имеют названия, не соответствующие по своему составу черемисским… Из того обстоятельства, что вотские названия носят мелкие речки, можно заключить, что вотяки, подобно черемисам, застали край… уже со следами человека. Разнообразие названий необъяснимых ни из черемисского, ни из вотяцкого языка… пока не поддаются еще объяснению из живых финских наречий и принадлежат, судя по сходству или даже тождеству, – народу, занимавшему громадное пространство от меридиана Москвы до меридиана Перми»…

Н.М. Малиев сообщает: «Мордва Самарской губ. Принадлежит к двум разновидностям этого племени – мокше и эрзе. Отличаясь друг от друга по языку и одежде, они отличаются между собой, хотя с трудом, и по своим внешним физическим особенностям. Вообще мордва представляет население со смешанными типами. Между ними встречаются и брюнеты, и блондины; однако, между мокшей более субъектов с белой кожей, со светлыми или рыжими волосами и голубыми глазами, словом типических финнов, ерзяне же имеют более темного цвета кожу, темные волосы, большие бороды». По словам Н.М. Малиева, мордва известна в Самарской и Симбирской губ. «своим физическим дородством» и отличается «от других тщедушных племен финского племени крепостью телосложения». «Мордва – народ крепкий, здоровый, широкоплечий, с сильно развитой костной и мышечной системой»… «Места близ Тарноги, впадающей в Кокшенгу с левой стороны, по преданию памятны нападением какой-то чуди некрещеной. Предание утверждает, что жители семи волостей кокшенгских, услышав о приближении неприятеля, собрались к погосту волости Шендинской помолиться… Чéрная чудь подошла… Чудь одолела… ворвалась в погост и ограбила церковную казну в церкви Николая Чудотворца». По нашему мнению, предание относится к набегу черемисы. Это название оно исказило в черную чудь.

«В громадной излучине, образуемой (Камой), …обхватывающей части Глазовского, Слободского и Оханского уездов, – везде слышатся поразительно однообразные предания о бывшей здесь чуди, исчезнувшей совершенно бесследно при появлении русского племени. Вы встречаете массу чудских городищ, на месте которых в большинстве случаев стоят русские деревни с финско-пермяцким окончанием -ва . Но есть городища в местности безлюдной, поросшей дремучими лесами. Вы находите значительное количество преимущественно медных, железных, и изредка серебряных вещиц, обломков и т.д. своеобразной, характерной чудской работы. В пермском и далеком от него Слободском уезде эти медные находки аналогичны как по внешнему виду, так и по химическому составу металла, что указывает на принадлежность чуди Пермской, Вятской и, вероятно, Вологодской губерний к одной эпохе, к одному племени, содинаковыми жизненными привычками и историческим прошлым»… Н.М. Малиев дает сведения о внешности вогулов, живущих по реке Лозве: «цвет кожи различен, у одних смуглый, у других более светлый; есть немало совершенно белокурых. Волосы на голове длинные, черные или светлые, мягкие; лишь одного видел я сильно кудрявого, и это был блондин… Цвет глаз серый, голубой, карий…».

Из статьи В.Н. Майнова «Первая антропологическая выставка в Москве»: «…два черепа из курганов Подольского уезда Московской губ., возбудившие значительный интерес, так как они противоречивы своей длинноголовостью общепринятым мнениям»… «В Московской губ. …около IX века встречаем весьма характеристичный длинноголовый народ, по антропологическим признакам своим весьма сходный с курганным племенем царства Польского, Галичины и Минской губ… Курганное племя в особенности густо заселяло Подольский, Московский, Бронницкий уезды»… «Наибольший интерес из всей краниологической коллекции представляет несколько черепов, найденных проф. Иностранцевым в траншее нового Сясьского канала и принадлежавших несомненно представителям каменного века»… «В Олонецкой губ. раскопки производились Барсовым в Лодейнопольском уезде… Черепа и здесь оказались принадлежащими к длинноголовому типу»… «Северные древние кладбища были изучены Зенгером… Мы имеем перед собой два типа: чудский скорее чисто брахикефальный и каменный золотицкий (из с. Нижняя Золотица Архангельской губ.), видимо стремящийся заявиться долихокефальным. Какому народу принадлежали эти последние черепа, покрыто еще мраком неизвестности, хотя все заставляет предполагать, что раньше финнов через северную и западную Россию проходило какое-то мезатикефальное племя»… «Проф. Самоквасов экспонировал свою коллекцию длинноголовых черепов Суджанского уезда Курской губ… Суджанское племя ближе всего стояло к Московскому племени… Резкие долихокефалы во время курганного периода доходили на юг до пределов нынешней Курской губ.»…

Пространная Западная Сибирь по названиям своих рек, озер, гор, несомненно, связана с Россией. …Русские принесли в Сибирь и свои предания о чуди. Им обязаны своим происхождением названия чудская могила, чудская копь (на Алтае) и т.п. О чудах как о собственниках богатых могил в Тобольской губ. говорят документы 1669 г., изданные П.П. Пекарским в Известиях Р.Археолог.Общ., т.V.

А.Ф. Лихачев в докладе «Скифские элементы в чудских древностях Казанской губ.» говорит «замечательная аналогия Ананьевского кургана (Вятской губ.): с одной стороны, с чудскими курганами в Сибири, и с другой с курганами в южной России, представляет повод причислить и этот памятник к числу чудо-скифских».» (Соболевский А.И. Названия рек и озер русского севера. М., 1927 ).

Итак, Поволжье, Прикамье и Русский север, согласно Соболевскому и его коллегам, были населены носителями индоевропейского языка – языка автохтонного населения Восточной Европы, которое Соболевский называет скифским («впредь до подыскания более подходящего термина», поясняет он в начале статьи) и к которому относилась чудь. Для продолжения исследования вопроса о народе чудь как носителе ИЕ необходимо учесть такую особенность, как смена имени народа в ходе миграций, что отмечается и в Сказании, причем отмечается на протяжении всего рассказа, начиная с древнего периода, что расходясь по разным странам, племена «прозвашася различными проимяновании».

Эта особенность касалась и чуди. В преданиях и в других произведениях устной истории летописная чудь выступала под иным именем, и работа с этим именем дала дополнительный материал для исследования проблемы. Данный материал будет представлен во второй части статьи.

Лидия Грот,
кандидат исторических наук

Понравилась статья? Поделитесь ссылкой с друзьями!

82 комментария: Русь и чудь в древнерусской истории (часть первая)

Максим Жих говорит:

• • Максим Жих говорит:

    • И. Рожанский говорит:

      • Максим Жих говорит:

        • И. Рожанский говорит:

          • Максим Жих говорит:

            Дмитрий Логинов говорит:

            • И. Рожанский говорит:

              • Дмитрий Логинов говорит:

                • И. Рожанский говорит:

                  • Дмитрий Логинов говорит:

                    Игорь говорит:

                    Андрей Климовский говорит:

                  • Максим Жих говорит:

                    • Георгий Максименко говорит:

В преддверии празднования Дня России интересно заглянуть в глубь веков и посмотреть, откуда пошел народ русский. Древнейшая русская летопись «Повесть временных лет» сообщает имена народов, которые, наряду со славянами, приняли участие в формировании Древнерусского государства. Это были варяги, русы, чудь, весь, меря и ряд других народов. Более точных сведений тогда не было. Антропологические исследования древнерусских захоронений показали, что были там ещё и неведомые нам представители индоиранских народов.

В отношении племён, носивших имена «Чудь», «Весь», «Меря» и т.п., известно, что они относятся к финно-угорским народам, т.е. народам, говорящим на финно-угорских языках и не родственных по языку славянам (Народы Поволжья и Приуралья: коми-зыряне, коми-пермяки, марийцы, мордва, удмурты.- М.: Издательство наука (Серия Народы и Культуры), 2000, - 579 с).

Чудью славяне называли несколько финно-угорских племён и народностей на севере, северо-западе и северо-востоке Европейской части современной России.

Это собирательное имя. Сначала так называли всех северо-западных финнов. Потом историки путали чудь с эстами - финно-угорским балтийским народом. Одна из версий происхождения слова «чудь» состоит в том, что язык чуди был непоня-тным, «чудным». Относительно народа чуди в исторических источниках сохранились устойчивые обороты. Чудь заволочская - так говорили применительно к предкам современного народа коми, проживающего на территории Республики Коми Российской Федерации (иногда говорили чудь заволоцкая). Чудь псковская - так называли народ сету (иногда говорят народ сето), который относится к финно-угорской группе народов.

Народ сету проживает в Печорском районе современной Псковской области России и в прилегающих районах Эстонии (уезды Вырумаа и Пылвамаа), до 1920 года входивших в состав Псковской губернии России. Историческая область проживания народа сету носит название Сетумаа (буквально - Земля Сету).

Точную численность сету установить трудно, так как данный народ, не внесённый в списки народов, проживающих на территории России и Эстонии, подвергся сильному поглощению другими народами (ассимиляции), но чаще озвучиваются данные 10 тыс. чел. При переписях населения сету обычно записывали себя эстонцами или русскими.

Современная чудь - это потомки заволоцкой чуди, которая письменными источниками помещается в границах нынешней Вологодской и Архангельской областей. Несмотря на сходство и родственные связи с вепсским миром, чудь чётко отделяет себя от собственно вепсов, а также от западных коми, соседствовавших с чудью. В XX веке, после возвращения большинства финно-угорских народов к своим коренным названиям (вадьялайсет, бепся, изури, коми, коми-морт), слово «чудь» как бы потеряла своего собственника. Только это и помогло малым группам финно-угорского населения в Архангельской области обрести собственное имя, использовав для самоназвания освободившиеся слово «чудь». Власти Архангельска были неприятно удивлены появлением людей, обозначивших свою национальность во время переписи 2002 года как «чудь». Были предприняты попытки отнести этот факт к разряду курьёзов, поставив чудское самоопределение на одну ступень с маргинальными «эльфами, казаками, гоблинами». Тем не менее, сегодня общепризнанным фактом есть то, что коренными народами Архангельской области являются не только русские и поморы, но и чудь.

Весью называли один из древнейших народов, обитавших в северной части территории русского государства. Весью этот народ называли славяне. Существует много спорных точек зрения о корнях этого народа. Народ по имени «Весь» считают чудского происхождения, недоказанное историками сродство названия этого народа с названием «Води» дает возможность полагать, что они доходили на западе до поселений народа «води», т. е. до Ладожского озера и реки Волхова. В нашей летописи упоминается, что «весь» вместе с «варягами, чудью, словенами, мерью и кривичами» участвовала в походе Олега Вещего на Смоленск и Киев против Аскольда и Дира.

Согласно летописям, племена с именем «Весь» обитали в районе Белого озера на территории современной Вологодской области. По данным исторической топонимики племена «Веси» занимали территорию от восточного берега озера Ладога до Белого озера. Предполагается, что народ «Весь» был известен арабским географам Х-ХIV вв. под именем народа «Вису», жившего к северу от Волжско- Камской Булгарии (государства, существовавшее в Х-ХIII веках в среднем Поволжье и бассейне реки Кама) и соседствовавшего с Югрой (современный Ханты-Мансийский Автономный Округ Российской Федерации).

Югрой в старину называли земли между рекой Печорой и Северным Уралом. Югрой называли также древнее население этих земель финно-угорской народности, сохранившейся в лице вогул и остяков. Остяков потом стали называть ханты по их самоназванию (хантэ - человек), а вогулов стали звать манси, также по самоназванию: манси махум (манси народ).

С конца XII века по 1470-е годы Югрой владел Великий Новгород - Новгородская феодальная республика - государство, существовавшее на Северо-Западе Русской равнины в XII-XV вв. Население Югры платило дань новгородцам мехами и моржовой костью. С течением времени, по мере роста могущества Московского великого княжества, Югра перешла в его владение.

Булгарские купцы торговали с народом «Весь», вывозя меха в обмен на металлические изделия. Белозерская группа «веси» уже с IX века входила в состав Древнерусского государства (Киевской Руси) и частично обрусела. Потомками «веси» являются современные «вепсы» и, предположительно, карелы-людики и карелы-ливвики. Хотя карелы-людики или просто людики, и карелы-ливвики или олонецкие карелы относятся к народу карел, они существенно отличаются по культуре и языку (вплоть до различий в алфавитах) от собственно карел. Людики и ливвики проживают на берегу Онежского озера.

Вепсами называют финно-угорский народ, исстари живущий на современной территории Республики Карелии, Вологодской и Ленинградской областей Российской Федерации. В настоящее время этот народ имеет статус коренного малочисленного народа России. Самоназвание вепсов - вепся, бепся, вепсляйжед, бепслаажед, людиникад. До 1917 года народ вепсов официально именовался народом «чудь», хотя имя чудь исторически для русских было собирательным названием для целого ряда финно-угорских племён и народов, потому что они чудно говорили. В зависимости от исторической хронологии и от территории использования значение слова «чудь» несколько отличается. В настоящее время выделяют три группы вепсов северные, средние и южные вепсы.

Северные или прионежские вепсы живут на юго-западном побережье Онежского озера. На юге Карелии на границе с Ленинградской областью располагалась ранее территория бывшей Вепсской национальной волости со столицей в селе Шёлтозеро, упразднённой в 2005 году.

Средние (оятские) вепсы живут на северо-востоке современной Ленинградской области и на северо-западе Вологодской области, в верхнем и среднем течении р. Оять, левого притока реки Свири, в районе истоков рек Капша и Паша (ударение на последнем слоге). Река Капша является правым притоком реки Паша, а река Паша является левым притоком реки Свири. Обе реки относятся к бассейну Ладожского озера и текут по территории современной Ленинградской области. Истоком реки Капша является Капшозеро. С запада на восток озеро имеет сильно вытянутую форму, его длина составляет около 13 км, а ширина - менее 1 км.

Южные вепсы живут на южных склонах Вепсовской возвышенности. Эту возвышенность ещё называют Вепсской. Она расположена между Онежским, Ладожским и Белым озёрами, и является частью водораздела рек бассейна Балтийского и Каспийского морей и достигает 304 м н.у.м. Возвышенность сложена известняками, её характерен холмистый рельеф, она изобилует карстовыми воронками, озёрами и болотами. Вепсская возвышенность занимает часть территории востока Ленинградской области и северо-запада Вологодской области.
Учёные-историки предполагают, что вепсы обособились от других прибалтийско-финских народов примерно во второй половине первого тысячелетия новой эры и расселились на юго-восточном побережье озера Ладога.

Наиболее ранние упоминания вепсов в исторических источниках принадлежат готскому историку Иордану хотя он и называл вепсов именем «вас». Русские летописи в XI веке называли народ вепсов «весью», но в поземельных описях населения (русские писцовые книги), которые появились в XIV веке, вепсов называли чудью. Арабские путешественники, например, Ибн Фадлан (Ахмед ибн-альмер Аббас ибн Рашид ибн-Хаммад), живший в первой половине X века и попавший в Волжско-Камскую Булгарию и в Хазарию в составе посольства своего халифа, оставил записки, в которых он изложил и то, что видел, и то, что слышал. В частности, он упоминает народ «вису», привозивший прекрасные меха.

Название народа «Весь» связано с прибалтийско-финскими племенами, что обитали примерно с VII века до н.э. до VII века н.э. на территории современных Московской, Тверской, Вологодской, Владимирской, Ярославской и Смоленской областей России. Об этом говорят археологические данные остатков найденных поселений веси, которые связывают с так называемой дьяковской археологической культурой. Название это археологические находки получили по Дьякову городищу у села Дьяково (город Москва, на современной территории музея-заповедника Коломенское).

Раскопки начались ещё в 1864 году и продолжались сорок лет. Они начались русским археологом профессором Дмитрием Яковлевичем Самоквасовым (1843-1911 гг.). Затем были продолжены другим русским археологом Владимиром Ильичом Сизовым (1840-1904 гг.), одним из основателей Исторического музея в Москве, членом Московского археологического общества. Обобщение результатов раскопок Дьякова городища было сделано русским - советским археологом Александром Андреевичем Спициным (1858-1931 гг.).

А. А. Спицин известен не только как маститый археолог, но и как школьный друг К. Э. Циолковского в Вятской гимназии. В 1891 году, находясь в Боровске с исследовательскими целями - А. А. Спицын проводил исследования древних стоянок человека в районе Свято-Пафнутьева Боровского монастыря и на устье реки Истермы, - он несколько дней гостил у К. Э. Циолковского, преподававшего в то время математику в Боровском училище. Спицин помог К. Э. Циолковскому издать его первую книгу о металлическом дирижабле оригинальной конструкции. Переписка между учёными продолжалась до 1931 года. С 1892 года профессор А. А. Спицин был сотрудником Российской Императорской Археологической комиссии, преобразованной в 1919 году в Российскую Академию истории материальной культуры. Он был уникальным специалистом по средневековым русским надписям и датированию археологических памятников. Именно А. А. Спицин дал общую характеристику дьяковской археологической культуры.

Носителей Дьяковской культуры обычно считают предками племён мери и веси, а племена родственной ей городецкой культуры были предками народа муромы, мещеры, мордвы. Городецкая археологическая культура по предположению многих исследователей, начиная с 1930-х гг. ассоциировалась с племенами поволжских финнов (мордвы и марийцев). Однако в настоящее время это пересматривается в связи с ревизией преобладавшей ранее теорией автохтонного происхождения подавляющего большинства народов, заселявших в древности территорию современной России. Термин автохтонный происходит от греческого слова местный (aut chth n). В научной литературе этот термин широко применяется для обозначения доминирования местных явлений в противовес привнесённым извне.

На своей основной территории между Онежским и Ладожским озёрами вепсы жили с конца первого тысячелетия новой эры, постепенно перемещаясь на восток. Некоторые группы вепсов покидали эти земли и вливались в другие народы, сливались с иными этносами. Например, в XII-XV веках вепсы, проникнувшие в районы севернее реки Свирь, стали карелами-людиками и карелами-ливвиками. В отличие от них, северные вепсы являются потомками более поздних переселенцев, не смешанных с карелами. Основная часть вепсов до последней трети XV века жила в границах Обонежской пятины Земли Новгородской, а после присоединения Новгорода к Московскому государству вепсы были включены в число государственных (черносошных) тягловых крестьян. Так в России XVI-XVII веков называли лично независимых (не крепостных) крестьян, которые несли тягло в пользу Российского государства, а не в пользу помещика. Тяглом называли систему денежных и натуральных государственных повинностей крестьян и посадских людей в Русском государстве в XV в. - начале XVIII в., а основную окладную единицу тяглого населения называли сохой. В начале XVIII века северные вепсы оказались приписанными к Олонецким (Петровским) металлургическим и оружейным заводам, а оятские вепсы были приписаны к судостроительной верфи в Лодейном поле, место, расположенное на левом берегу реки Свирь в 200 км от Санкт- Петербурга.

Чудское озеро сохранило в своем названии память о племени, которое участвовало в Ледовом побоище, но затем постепенно сошло с исторической арены.

Когда в эти места пришли люди, проживающие здесь и поныне, чудь заживо захоронила себя в землю. Вот что рассказывает одно из преданий, записанных в поселке Афанасьево Кировской области: «…И когда стали появляться по течению Камы другие люди (христиане), эта чудь не захотела общаться с ними, не захотела поработиться христианством. Вырыли они большую яму, а потом подрубили стойки и себя захоронили. Это место так и называется - Чудской берег».

Иногда также говорится, что чудь «ушла под землю», а иногда о том, что ушла жить в другие места: «У нас есть урочище Важгорт - Старая деревня. Хотя и называем деревней, а там никаких построек нет. И не видно, что там кто-то жил, но старики утверждают, что там жили древние, чудские люди. Долго, говорят, в той местности они жили, но появились пришлые, они стали притеснять старожилов, и те решили: «Нам житья не стало, надо переселяться в другие места». Собрали, говорят, пожитки, ребят за ручки взяли и сказали. «Прощай, Старая деревня! Здесь нас не будет - и никого не будет!» И покинули деревню. Идут, говорят, расстаются с родиной и ревут. Все до одного ушли. Теперь там пусто.»

Но, уходя, чудь оставила много кладов. Клады эти заговорённые, «заветные»: на них наложен завет, что найти их могут только потомки чудского народа. Чудские духи в разных обличьях (иногда в облике богатыря на коне, иногда зайца или медведя) охраняют эти клады: «Слуда и Шудякор - чудские места. Там богатыри живали, из селения в селение топорами перебрасывались. Потом они в землю зарылись и золото с собой унесли. На Шудякорском городище спрятаны слитки-подушки, но никто не возьмет их: богатыри верховые на страже стоят. Деды нас предупреждали: «Мимо этого городища поздно вечером не ходите - кони затопчут!»

В тексте другой старинной записи в селе Зуйкаре Вятской губернии написано про «чудской клад» в Чудской горе на правом берегу Камы. Здесь растет громаднейшая, немного кривая сосна, а поодаль от нее, аршинах в четырех, стоит трухлявый пень до двух метров в диаметре. Клад этот пытались найти много раз, но когда подходили к нему, поднималась такая буря, что сосны клонились вершинами до земли, и кладоискатели были вынуждены оставить свое предприятие. Впрочем, говорят, некоторым искателям сокровищ все же удавалось проникать в тайны подземных жителей, но обходилось им это очень и очень дорого. Вид «чудаков» столь ужасен, что некоторые кладоискатели, повстречав их в подземельях, выходили оттуда совершенно помешанными и уже не могли поправиться всю оставшуюся жизнь. Еще хуже приходилось тем, кто наталкивался в «чудских могилах» на кости «заживо погребенной» чуди, - мертвецы, охраняя свои клады, внезапно оживали, как только кто-нибудь приближался к их сокровищам…

На Урале рассказы о чуди в большей степени распространены в Прикамье. Предания указывают конкретные места, где проживала чудь, описывают их внешность (а были они в основном темноволосые и смуглые), обычаи, язык. Из языка чуди предания сохранили даже некоторые слова: «Однажды в деревне Важгорт появилась чудская девка - высокая, красивая, широкоплечая. Волосы длинные, чёрные, в косу не заплетены. Ходит по деревне и зазывает: «Приходите ко мне в гости, я пельмени варю!» Нашлось человек десять желающих, все пошли за девкой. Ушли они к Чудскому роднику, и никто больше домой не вернулся, все куда-то исчезли. Назавтра повторилось то же самое. Не из-за глупости своей попадались люди на девкину удочку, а из-за того, что обладала она какой-то силой. Гипнозом, как сейчас говорят. На третий день бабы из этой деревни решили отомстить девке. Они вскипятили несколько вёдер воды, и когда чудская девка вошла в деревню, бабы облили её кипятком. Девка побежала к роднику и запричитала: «Одэге! Одэге!» Вскоре жители Важгорта навсегда покинули свою деревню, ушли жить в другие места…»

Одэге - что означает это слово? Ни в одном из финно-угорских языков такого слова нет. Каким же этносом являлась эта загадочная чудь?

Загадку чуди с давних времён пытались разгадать этнографы, лингвисты, краеведы. Существовали разные версии о том, кто такая чудь. Этнографы-краеведы Федор Александрович Теплоухов и Александр Федорович Теплоухов чудью считали угров (хантов и манси), так как имеются документальные сведения о пребывании угров на территории Прикамья. Учёный-лингвист Антонина Семеновна Кривощёкова-Гантман не соглашалась с этой версией, потому что в Прикамье практически отсутствуют географические названия, расшифровывающиеся при помощи угорских языков; она считала, что вопрос требует дополнительного изучения. Казанский профессор Иван Николаевич Смирнов считал, что чудь - это коми-пермяки до принятия христианства, так как в некоторых преданиях говорится о том, что чудь - это «наши предки». Последняя версия получила наибольшее распространение, и большинство этнографов придерживалось до последнего времени этой версии.

Открытие на Урале в 1970-80-е годы древнейшего города ариев Аркаима и «Страны городов» Синташты несколько пошатнуло традиционную версию. Начали появляться версии о том, что чудь - это древние арии (в более узком смысле - предки индоиранцев, а в более широком - предки индоевропейцев в целом). Эта версия нашла немало сторонников среди учёных и краеведов.

Если лингвистами и ранее признавалось, что в финно-угорских языках есть много «иранизмов», то в последние годы появилось мнение, что финно-угорские и индоиранские языки имеют очень большой общий лексический пласт. Появилась версия о том, что названия рек Кама на Урале и Ганг (Ганга) в Индии имеют одно происхождение. Не зря и на Русском Севере (Архангельская и Мурманская области) имеются географические названия с корнем «ганг»: Ганга (озеро), Гангас (залив, возвышенность), Гангос (гора, озеро), Гангасиха (залив). Не зря географические названия на -кар (Кудымкар, Майкар, Дондыкар, Иднакар, Анюшкар и др.) никак не расшифровываются при помощи местных пермских языков (удмуртского, коми и коми-пермяцкого). По преданиям, в этих местах находились чудские городища, и именно здесь чаще всего находят бронзовые украшения и другие предметы, условно объединённые названием Пермский звериный стиль. Да и на само искусство Пермского звериного стиля «иранское влияние» специалистами признавалось всегда.

Индийские мудрецы считают, что священная река Ганг начинает свой путь на небесах. Возможно, в Индии находится прародина многих народов.

Сходство имеется и непосредственно в названиях. Например, бог у удмуртов - Инмар, у индоиранцев Индра - бог грома, Инада - праматерь; в коми мифологии имя Ёма носят и первочеловек, и болотная ведьма, в индоиранской мифологии Йима - также первочеловек; созвучно название бога также у финнов - Юмала, и у марийцев - Юмо. «Арийское влияние» проникло даже в этнонимы финно-угров: татары и башкиры удмуртов, своих соседей, называют этнонимом «ар».

Так кого же на Урале называли чудью? Если ариев, то снова возникает вопрос: почему возникла путаница с тем, кого считать чудью, и почему этноним чудь «прилип» именно и только к финно-угорским народам? Какая существует взаимосвязь между индоиранскими и финно-угорскими народами? Видимо, здесь следует вспомнить мнение Льва Гумилёва, который считал, что новый этнос, так же, как человек, рождается от двух родителей-этносов. Тогда становится понятно, почему предания называют чудь то «другим народом», то «нашими предками».

…И всё же, что кричала чудская девка, облитая кипятком? Может быть, слово «одэге» есть в индоиранских языках? Если мы откроем санскритско-русский словарь, то найдём там похожее по звучанию слово - «удака», означающее «вода». Может быть, она стремилась добежать до Чудского родника, единственного места, где могла спастись?

Археологические находки, которые весьма впечатляют.

Бляха в виде головы медведя.
IV-V вв.
Бронза, литье
8,3 х 6,5 см
Осыпи реки Кын, Лысьвенский р-на Пермской обл

Ажурная бляха.
Композиция состоит из двухголового ящера и двух человеколосей, сидящих на нем.
VII-VIII вв.

Женская личина с пятью головами птиц вверху.
VIII-IX вв.
Бронза, литье
6,1 х 5,4 см
с. Лимеж Чердынский р-на Пермской обл
Хранится в Перми
Бронза, литье
6,7 х 9,7 см
Верхнее Прикамье
Хранится в Перми

Прорезная бляха с крылатой богиней на коне и орлом.
VII-VIII вв.
Бронза, литье
16,9 х 12 см
пос. Курган Чердынский р-на Пермской обл
Хранится в Чердыни, Чердынский краеведческий музей

Прорезная бляха.
Вариант космогонического сюжета. Крылатая трехликая богиня стоит на ящере, над каждым ликом - по грифону
VIII-IX вв.
Бронза, литье
16,4 х 9 см
д. Усть-Каиб Чердынского р-на Пермской обл
Хранится в Перми, Пермский областной краеведческий музей

Разные украшение чуди 8-11 вв., среди которых часто встречается образ божества - птицы. Очень распространены были шумящие подвески (в центре)

Наоборот, тут была своя интересная культура. Так что это вопрос, откуда у русских взялись валдайские колокольцы, сюжеты северных вышивок, северная же любовь к украшению жилищ, например, резьба по дереву.

Куда делась чудь?
Вопрос резонный. И имеет, как мне кажется, два главных ответа.

Вероятно, частью чудь была вытеснена и выбита славянским населением, потому как сообщается: «В Шенкурском уезде Архангельской губернии рассказывали, что «тамошние коренные обитатели, чудь, защищая отчаянно свою землю от вторжения новгородцев, ни за что не хотели покориться пришельцам», с остервенением защищались из крепостей, бежали в леса, умерщвляли себя, погребались живыми в глубоких рвах (выкопав яму, ставили по углам столбики, делали над ними крышу, накладывали на крышу камни, землю, сходили в яму с имуществом и, подрубив подставки, гибли).

Тогда формула «уход под землю» выглядит буквально: гибель племени. Но частью чудь, вероятно, все же обрусела после крещения, как это стало со многими соседними угро-финскими племенами.

Потому-то еще остается вопросом, что в искусстве и быте русского севера происходит от русского населения, что от чуди. А умений тут бытует множество: деревянные церкви и огромные северные дома, текстиль и вышивка, работа по металлу, украшения домов, в том числе живописные, корабли и лодки.

Попробуем и проверить эту гипотезу хотя бы на нескольких наиболее доступных примерах, сопоставить изделия пермской чуди и русских северян:

1. Волшебная птица с человечьим лицом.
Вообще для сравнения надо брать что-то достаточно необычное, нерядовое. Такие мотивы в народном искусстве встречаются. Например, волшебная птица Сирин.

Рис 1. Птицы с человечьей личиной.
Птицы-Сирин Подзор, деталь. Олонецкая губерния, середина XIX в. И петица-оберег пермской чуди с личиной на груди.

2. Славянская богиня Рожана – или чудская мать всего живого?

Рис. 2 Мотив Рожаны олонецкой и сольвычегодской вышивки.

Рис. 3. Богиня-роженица

Интересно, что стилизированный мотив роженицы встречается в карельских вышивках, то есть у других угро-финнов и он очень похож на каргопольскую вышивку.

Рис. 4 Сравнение южно-карельской и каргопольской вышивки

3. Олень-Золотые Рога.
Продолжая тему оберегов, надо вспомнить о каргопольской игрушке. Л.Латынин считает, что в образах традиционной игрушки кроются архаичные символы. Так это или нет, по самой игрушке сказать трудновато – она все же изменчива, хотя главная традиция должна «оберегаться» - то есть то, что было оберегом, самое старое, традиционное и тиражируемое.
Например, олень-золотые рога и его переменчивые лики, получеловека - полуоленя.
В этом каргопольской игрушке можно сопоставить человеко-лосей пермской чуди.

Рис 5 Каргопольские олени, кентавр-полкан и человек-лось.

Рис. 6. Люди-лоси пермской чуди.

4. Конек на доме, Олень и Птица.
На севере крестьяне говорили: "Конь на крыше - в избе тише", считая эти изображения "оберегами", добрыми силами, охранявшими от всякого несчастья. Интересно, что на русском севере и олень-лось часто встречался, как оберег дома, его помещали на охлупень вместо конька. Или же просто прибивали туда оленьи рога: «На Мезени встречается еще один вид украшения охлупня - рогами оленя. Обычно это украшение не вырезали подобно коньку, а просто к концу охлупня прикрепляли настоящие оленьи рога. Этот декор чаще встречается в Мезенском районе. По всей вероятности, в нем можно увидеть следы почитания оленя, культ которого, может быть, в меньшей степени, чем коня, был свойственен отдельным русским районам» . На этом же месте могла быть и птица, вроде лебедя.

Рис. 7. Крыши русских домов с коньками

Рис. 8. Шумящие подвески Они чаще всего обнаруживаются археологами в чудских погребениях, всегда с обеих сторон костяка.

Интересно отметить гусиные лапки на конце последнего амулета в ряду – это завершает образ коня-гуся, который известен и для русского севера

5. Колокольцы

Исходя из предыдущей части с шумящими подвесками, можно обратиться к такому свидетельству о чуди: «Один из возможных «следов» чуди - считающийся и в XIX в. необычным, таинственным местом Холмогорский ельник (на Курострове, близ г. Холмогоры). По упоминаемой II. Ефименко легенде, в ельнике якобы находился когда-то "чудской идол". Идол, слитый из серебра, «прикреплен был к одной самой матерой лесине и держал в руках большую золотую чашу». Украсть идола и окружавшие его сокровища было, казалось, невозможно: «Чудь берегла своего бога крепко: постоянно около него стояли часовые, около самого идола были проведены пружины. Кто дотронется до идола, хотя одним пальцем, сейчас же пружины эти заиграют и зазвенят разные колокольчики, и тут не уйдешь никуда; часовые сейчас же позаберут, а окаянная чудь поджарит на сковороде да и принесет в жертву своему идолу». Русские, конечно, идола украли, такой уж талант у них был. Первый случай вскрытия противоугонного устройства, так сказать. Но суть не в этом, а в колокольцах чуди

Колокольчики, конечно, нельзя связать исключительно с чудской культурой.
Колокола и колокольцы связаны с традиционной народной культурой разных народов. Но интересно вслушаться в свидетельства русских жителей Севера о колоколах и колокольчиках, об их роли:

П. С. Ефименко приводит следующие поверья о колокольном звоне, бытовавшие в крестьянской среде на Севере: «Заслышав звон колоколов, дьявол бежит прочь от человека. Замечают еще, что если выйти из дома, войти в него, кончить что-либо в самое начало звона, есть предвестие добра»

Рис. 9 Кимженские колокольцы.

Обращает на себя внимание и свадебный обряд. На Пинеге, как и в большинстве других мест Севера, свадебный поезд не мыслим без колокольцев. Колокольцы своим звоном оберегают молодых от «нечистой силы» на самой важной дороге-к венцу и от венца: «Впереди всей церемониальной процессии, составляющейся из огромного поезда обрученных и деревенской родни, с множеством гудящих под дугами, на оглоблях и на шеях лошадей колокольчиков, шаркунов, бубенчиков, позвонков,-едут в санях, телегах или верхом на лошадях повозчики с опущенными на рукавах лентами».
Свадебная обрядность, как и календарная, отличается наибольшей архаикой символов.
И так далее – у колокольчиков была магическая функция, как у русских, так и у чуди.

Итак, близость чудских и севернорусских предметов и верований мы ощутили.
Но, собственно, а кем были русские на Севере - по крови и обычаям?

Мы знаем теперь, что примесь угро-финской «крови», то есть угро-финских маркеров ДНК у поморов значительна, преимущественно по женской линии. Но встречаются группы населения, которые явно произошли без сильного перемешивания от угро-финнов, потому что есть маркеры по мужской и женской линии. И те, и другие группы, произошли, вероятно, от чуди. Но в момент перехода они наверняка не отказывались от своих
представлений о мире.

И вот эту общность обнаруживает и сравнение верований поморов и чуди, которое проявляется через предметы материальной культуры. Следовательно, можно сказать, что чудь ушла не только под землю, но и превратилась в новый народ, обогатив его.

С.В. Жарникова О НЕКОТОРЫХ АРХАИЧЕСКИ МОТИВАХ ВЫШИВКИ СОЛЬВЫЧЕГОДСКИХ КОКОШНИКОВ СЕВЕРОДВИНСКОГО ТИПА
Л.Латынин. "Основные сюжеты русского народного искусства". М.: "Глас",
А.Б. Пермиловская Крестьянский дом в культуре Русского Севера (XIX – начало XX века). – Архангельск, 2005.
С. Жарникова ВОЗМОЖНЫЕ ИСТОКИ ОБРАЗА КОНЯ-ГУСЯ И КОНЯ-ОЛЕНЯ В ИНДОИРАНСКОЙ (АРИЙСКОЙ) МИФОЛОГИИ
Ефименко П. С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии, т. 1. М., 1877
А. Н. Давыдов Колокола и колокольные звоны в народной культуре В кн. «Колокола. История и современность». Сост. Ю.В.Пухначев, М Наука 1985г.
М.М.Валенцова О магических функциях колокольчика в народной культуре славян В сб: «Мир звучащий и молчащий: Семиотика звука и речи в традиционной культуре славян» / Отв. ред. С.М. Толстая - М.: Изд-во "Индрик", 1999, с. 283-293.
Пыляев М. Исторические колокола.- «Исторический вестник»,т. ХЫ1, 1890, с. 174. Б.А.Малярчук, М.В.Деренко Структура русского генофонда «Природа», № 4, 2007 г.