Жорж Нива (1935, Клермон-Ферране, Франция) - французский историк литературы, славист, профессор Женевского университета (1972-2000), академик Европейской академии (Лондон), почетный профессор многих европейских университетов, президент Международных Женевских встреч, на которые ежегодно собираются писатели, историки, философы, деятели культуры.
Среднее образование получил в лицее Блеза Паскаля в Клермон-Ферране. Потом учился в Высшей нормальной школе в Париже (1955-1960), в МГУ им. М.В. Ломоносова, в колледже святого Антония (1957-1958 и 1960-1961), имеет «Оксфордский диплом по славистике».
Проходил военную службу в Алжире и во Франции (1961-1962).
Кавалер ордена Почетного легиона (2000) при Министерстве иностранных дел.
Член Наблюдательного совета Европейского университета в Санкт-Петербурге, а также международного Консультационного совета НаУКМА, Почетный доктор Киево-Могилянской академии.
Основные труды:
В 2007 г. награжден Золотой медалью им. В.И. Вернадского Национальной академии наук Украины за выдающиеся достижения в сфере славистики.
Письмо
Татьяны Рогозовской (Киевский музей М. Булгакова)
Жоржу Ниве
Дорогой и славный (всему миру славистов) Жорж!
«Первое знакомство» наше произошло на Андреевском/Алексеевском спуске, № 13, в «Доме Турбиных», прозванном так Виктором Платоновичем Некрасовым. Началось оно, можно сказать, с «коммуникативной неудачи»: мы о Вас были наслышаны, как же: «Известнейший швейцарский славист профессор Жорж Нива» (дефиниция из книги Виктора Кондырева), но вовсе не «начитаны» - в самом начале 90-х, еще в СССР, книг Ваших в свободной продаже не было. И нам тогда показалось, что Вы не проявили должного (по нашему мнению) пиетета к «дому постройки изумительной» и к нашему недавнему юбиляру Булгакову, столетие которого отмечалось весной (по календарю ЮНЕСКО)…
Лев Круглый (в парижской газете «Русская мысль») написал: «Некрасов любил Булгакова и много сделал для его посмертной славы, и их судьбы переплелись (говорят, что в Киеве в музее Булгакова есть комната Некрасова». Комнаты такой не было, хотя память о «первооткрывателе» в доме была жива и входила в научную концепцию К.Н. Питоевой-Лидер одной из главных тем сосуществования Булгаковых и Турбиных - тему « возвращения». Некрасовская выставка открылась в 2004, накануне Михайлова дня (пожалуй, не удержусь от цитаты из Н. Щедрина, одного из любимых писателей Булгакова: «ну, и Михайлом мы его тоже назовем: пускай будет такой же достойный Михайло (...), как и тезоименитый его дед»).
Потом появились книги и «подробности» Вашей биографии, интервью в стенах парижской библиотеки (Александру Архангельскому), рассказы коллег о пребывании в Швейцарии и т.д. И даже первоидея книги, посвященной Ж. Нива обсуждалась у меня дома двумя «рыцарями словесности» (в моем отсутствии).
В ОР РНБ в фонде В.П. Некрасова увидела множество удивительных документов и среди них - письмо, адресованное уже Галине Викторовне Базий-Некрасовой. Потом нашлись еще несколько Ваших писем. Но в том (от 9.09.87.) я обратила внимание на слова «25 лет знакомства». И вот уже миновало 100-летие Некрасова, не отмеченное календарем ЮНЕСКО, а в «Доме Турбиных» отмеченное скромно, но достойно, вместе с его друзьями…
В прошлом году минуло 25 лет со дня его кончины. Виктор Кондырев захватил с собой на Сент-Женевьев-де-Буа трех киевлянок и мы там же, в маленьком кафе возле кладбища помянули Виктора Платоновича. 2-я некрасовская выставка в музее Булгакова в Киеве обернулась только презентацией коллекции из-за ремонта Андреевского спуска и самого дома. Название «В жизни и в письмах»(по его книге 1971 г.) в 2014 году может измениться на «Через 40 лет…» (после того, как его следы исчезли «В родном городе»). Но мы надеемся, что выставка будет, что выйдут его книги… и, м.б найдутся его письма к Вам?
Будьте, пожалуйста, максимально здоровы!
(От имени музея М. Булгакова в Киеве. Татьяна Рогозовская)
«... Писатель - антипрофессионал, писатель - «зевака» - мы любим его прежде всего за удивительное совпадение его самого и его творчества. Он образец чистого «любительства» в искусстве, т.е. такой искренности, что, право же, не отличишь пишущего от написанного!..
Из всех моих встреч с ним самая незабываемая была в Лозанне, у «дяди Коли», его дяди-гляциолога. Жизнь в эмиграции начиналась, маленькая печальная музыка уже звучала в ушах, но как бодро и моложаво выглядел Вика под градом упреков дяди, идеалиста - прогрессиста! И тут я понял: а ведь нечего жалеть, что я не видел его ни в Киеве, ни под Сталинградом, ни в день вручения Сталинской премии. Он не изменился! Не изменился его голос. Мальчик Вика, юноша Вика, Вика – начинающий писатель стоит сейчас на синем фоне швейцарского озера».
(Из альбома, составленного Е. vГ. Эткиндом к 75-летию В. П. Некрасова. Цит. по книге В. Л. Кондырева «Всё на свете, кроме шила и гвоздя: Воспоминания о Викторе Платоновиче Некрасове. Киев-Париж. 1972-87 гг.» - М. : АСТ: Астрель. 2011. С. 407.)
Письма Жоржа Нивы к Виктору Некрасову
Альфреда Окутюрье, Андрей Вознесенский, Мишель Окутюрье, Жорж Нива, Ванв, 9.1978.
Фотография Виктора Кондырева
Славист Жорж Нива, переводчица Ирина Зайончек, Виктор Некрасов и Екатерина Эткинд,
Ванв, 1982. Фотография Виктора Кондырева
Дорогой Вика!
Твоя статья в Le Monde 1 такая прекрасная, такая меткая и правильная, и волнующая, что просто хочется тебе сказать: спасибо.
И письмо, и факт его публикации сами по себе - важное событие. Но еще важнее, что ты нашел просто те слова, которые нужны были. Читаем твое письмо и опускаем голову: как все скверно и несправедливо. А потом думаем: а все-таки, как хорошо, что нашлись такие слова! И как ты хорошо определил, в чем состоит надежда!
Коллоквиум 2 прошел в Женеве совсем хорошо. Во всяком случае, я остался очень доволен. Для меня это была огромная работа, но и большая радость. Жаль толко, что тебя и Максимова 3 не было - это одно.
А может быть, кое-какие доклады академического характера были бы для тебя скучными. Замечательны были доклады Андрея Синявского 4 , Ефима 5 , Дравича 6 , Флейшмана 7 (из Израиля), ну и многих других 8 .
И книга будет со всеми выступлениями 9 . Заглавие ее: Одна или две русские литературы?
Кланяюсь Галине Викторовне 10 . Обнимаю тебя.
Дорогой Вика!
Я только что вернулся из России. Пробыл там 5 недель, сначала в Ленинграде (Пушкинский Дом), потом в Москве (Институт им. Горького).
Это были недели лихорадочные. Я много работал: в архивах дали мне очень интересный материал, в иных местах просто пускали в хранилище. Ну, это целая история: архивы, архивисты…
В «Ленинке» Рукописный Отдел закрыт на учет. После отставки очень либеральной Житомирской назначили более «нормального» начальника: всех уволил, закрыл на неопределенное время. К счастью, я там уже вдоволь занимался до этого сатрапа.
Людей я видел много. Академических людей Лихачева, моих друзей и коллег по Белому и символизму, Лидию Гинзбург и многих других хороших критиков. Но также писателей: Копелева, Аксионова (так! - Т.Р.), Искандера. Был на поминальном обеде на даче Корнея Чуковского (28 октября - 10-я годовщина со дня смерти). Было много знакомых и хороших людей. Председательствовала Лидия Корнеевна, она вся бодрая, прямая, неуклонная.
Виделся в Москве почти ежедневно с Вадимом К 12 . и Ириной.
[Он получил для себя отдельную квартиру (на основании, что лечится от туберкулеза, чтобы не заразить детей). Старший сын Боря, красивый мальчик с прекрасными глазами страдает, как ты знаешь, какой-то очень странной формой шизофрении. Это милейший мальчик (14 лет), но без друзей, без нормального развития, хотя с видимостью нормального развития. Для Ирки это, по-видимому, страшное бремя, субтильнейшая пытка.]
Она вообще хорошо выглядит, но я ее видел в благополучный момент: Боря только что провел месяц в Харькове у родителей Вадима, Андрюша был в Молдавии с другой бабушкой (Ольгой Всеволодовной) 13 , а Вадим был в Грузии, где читал два доклада о Валери, а также читал свои собственные стихи(по книге, изданной в Лозанне) и пользовался огромным успехом. Так что Ира отдохнула. Но ее жизнь не легкая. Вадим все «борется» с советской властью за право провести 2-3 месяца во Франции. Он не хочет эмигрировать. Ирина скорее за, хотя без точного отчета о трудностях такого шага (Боря!). Грузия успокоила Вадима, как и многих других русских поэтов. Он живет своей ультраумственной замкнутой жизнью. Много пишет, иногда произносит речи просто параноидальные. Но может быть это потому, что он действительно гениальный поэт…
О междоусобицах 14 в парижской эмиграции знают, но смутно, одни радиопередачи доходят. Мало книг, по-моему, гораздо меньше, чем 5 лет назад. О «Синтаксисе» много слышал там. Многие жалеют, что вышла такая досадная каша.
О тебе многие, очень многие спрашивали с любовью и большим интересом. Я был в Ленинграде у Тамары Павловны (Головановой - Т.Р.) 15 . Любовался твоими рисунками, твоим замечательным Хлестаковым 16 , и не менее прелестным автопортретом 17 . Угощали меня вкуснейшими сибирскими пельменями и пили за тебя. Я говорил по телефону с Антониной Александровной Аль 17 . Она просит тебя записать ее правильный телефон: 2970780.
Прилагаю к этому письму письмо тебе от Раи и Льва Копелевых 18 . Письмо шло окольным путем. И вообще хорошо, что я его не брал с собой. На таможне я был окружен бригадой «Полит-контроля» (sic!) и разобрали мой багаж с немецкой аккуратностью. Все машинописное и рукописное было взято и унесено куда-то. Самолет из-за меня чуть не опоздал. Но нательного обыска не было. Сконфисковали мою статью (написанную по-русски, о Блоке) и две пленки… Мило и совсем в Хельсинкском духе, не правда ли? А впрочем, это, конечно, чепуха. Наверно, они были очень разочарованы, что нет второго «Архипелага» в моем багаже…
Посылаю тебе по почте разные вещи, переданные мне для тебя: два номера «Звезды» с повестью Ю.Соловьева 19 , календарь и рассказ Цезаря Солодаря(от Тамары Павловны и от Антонины Александровны).
Шлю тебе привет от всех твоих друзей, поклонников и поклонниц и тех двух городов, которые, хотя менее, чем Киев, но все тоскуют по тебе. При встрече расскажу побольше.
Обнимаю тебя.
Без даты (1985?)
Дорогой Вика!
Спасибо за посылку. Каюсь трижды!
Текст 20 был у меня, я его обнаружил вчера под горой бумаг. Зря обвинял других. Текст хорош, читается залпом, очень живой. Но годится ли для литературной премии?
Будешь ли ты в Париже 20 августа и можно ли с твоей точки зрения перенести наше заседание на 20-е? Меня это лучше бы устроило.
Обнимаю тебя.
Ответ Виктора Некрасова Жоржу Ниве, 13.6.1985 (рукой ВПН)
9.09.87.
Дорогая Галина Викторовна!
Мне очень больно и очень грустно, что умер Виктор Платонович. Он олицетворял для меня как и для многих жизнерадостность, честность, талант, настоящий аристократизм. Я с ним познакомился 25 лет тому назад, и счастлив, что дружил с ним. Боже мой, все эти разговоры в Эскуриале, в Москве, в Венеции и еще в Женеве и здесь в Esery!
Его остроумие и его красота души помогали другим жить.
Последняя открытка от него получена в середине августа.
Я наверно буду на похоронах. Не уверен, поскольку слегка болею, температура.
Хочу Вас обнять и сказать Вам всю мою боль Вам и Вашим детям.
Ваш George
Поминки по Виктору Некрасову. Жорж Нива, Ванв, 10 сентября 1987 г.
Фотография Виктора Кондырева
__________________________
1 «В «Монде» статья - «Украинский писатель Снегирёв арестован». Некрасов потом еще трижды писал в этой газете большие статьи в защиту Гелия, неизвестно на что надеясь…»(В.Кондырев «Всё на свете…», С.162.)
2 Международный симпозиум, посвященный развитию литературы Русского зарубежья, Женева, 13-15 апреля 1978.
3 Максимов Владимир Емельянович, главный редактор парижского журнала «Континент».
4 Синявский Андрей Донатович, писатель, диссидент, профессор Сорбонны.
5 Эткинд Ефим Григорьевич, профессор Парижского университета, филолог, переводчик, литератор.
6 Дравич Анджей, критик, славист (Варшава).
7 Флейшман Лазарь, филолог-славист (Израиль).
8 На Симпозиуме выступали известные европейский филологи-слависты М. Окутютье, В. Казак, С. Маркиш, М. Геллер и др.
9 Посвященный Симпозиуму сборник «Одна или две русских литературы?» был опубликован женевским издательством L’Age d’Homme в 1978 г.
10 Некрасова Галина Викторовна, супруга В. П. Некрасова
11 Чуковская Лидия Корнеевна, литератор, дочь К. И. Чуковского
12 Козовой Вадим Маркович, русский поэт, писал стихи на русском и французском языках.
13 Ивинская Ольга Всеволодовна, писатель, переводчик, подруга и муза Б. Л. Пастернака.
14 Речь идет о литературной и идеологической борьбе между парижскими журналами «Континент» (гл. ред. В. Е. Максимов) и «Синтаксис» (гл. ред. М. В. Розонова).
15 Голованова Тамара Павловна, критик, литератор, друг В. П. Некрасова.
16 Речь идет о фотокопии рисунка 1938 г., где В. П. Некрасов изобразил себя в роли Хлестакова, и фотокопии автопортрета 1973 г.
17 Аль Антонина Александровна, музейный работник, большой друг В. П. Некрасова.
18 Копелев Лев Зиновьевич, критик, литературовед-германист, литератор и его супруга Орлова Раиса Давыдовна, критик, литератор.
19 Соловьев Юрий Васильевич, киноактер, литератор.
20 Кондырев В. САПОГИ - ЛИЦО ОФИЦЕРА. Overseas Publications Interchange Ltd. 312 стр. Удостоена премии им. В. Даля за 1985 г.
«Литература не спасает от зла. Она пишет о нем»
Говорят, что легенду творит вся деревня, а книгу пишет одинокий сумасшедший. Если большой деревней признать нашу Землю, а в качестве сумасшедших рассматривать писателей, то можно согласиться, что утверждение недалеко от истины. (Правда, мир в своём стремлении стать сумасшедшим успешно обгоняет своих писателей). А для литературы понятие «легенда» (и как жанр, и как определение личности) столь же свойственно, как и для любого другого вида искусства или творческой деятельности (а, может быть, ещё более).
20-й век подарил истории целый ряд легендарных литературных имён, украшенный фамилиями Цветаевой и Ахматовой, Пастернака и Бунина, Маяковского и Мандельштама, Есенина и Бродского, Булгакова и Солженицына… Рядом с ними и сегодняшний наш собеседник, наиболее известный в мире славист, писатель, литературовед и публицист, который был хорошо знаком с Ахматовой, Пастернаком и Бродским, дружил с Окуджавой, Некрасовым, Синявским и является крупнейшим специалистом по творчеству Солженицына. Уже этого перечисления достаточно, чтобы понять и оценить неординарность личности в контексте современной литературы. Но то, что Жорж Нива (а речь именно о нём) при этом является гражданином Франции и профессором Женевского университета, добавляет к характеристике ещё и оттенок уникальности (легендарности?).
Пунктуальный месье Нива (кстати, в университете его иногда называют Георгием Ивановичем) выделил для беседы ровно час, в течение которого (на прекрасном русском языке) говорил о многом – о жизни, литературе, политике, Женеве… А на заданные вопросы пообещал ответить письменно. Что и сделал, подтвердив репутацию человека обязательного и обстоятельного (не просто писателя, но – профессора).
Незабываемые годы
Итак, каким было начало Вашей литературной деятельности? Почему оно оказалось на всю жизнь связанным с русской литературой? Чем был обоснован такой выбор?
Ж.Н.: Моя встреча с русским языком произошла в родном овернском городе, где по соседству с нами жил эмигрант Георгий Никитин, человек добрый и простой. Он был переплётчиком, знал и любил литературу, и мы с ним много разговаривали. Я и до этого, конечно, увлекался русской литературой, прежде всего, Достоевским, особенно «Бесами» в переводе Бориса Шлёцера.
Русская эмиграция меня очаровала. В большинстве своём это были люди культурные, изящные, прошедшие сквозь страшные страдания. Я был знаком с Б.Зайцевым, Г.Адамовичем, В.Вейдле, С.Маковским… Благодаря им, потом стал ощущать прямую связь с русским Серебряным Веком. Кстати, связь жизни с поэзией очень характерна для всей той эпохи. Я благодарен судьбе за эти встречи.
Оказалось, что мой учитель в Сорбонне (потом – друг и вдохновитель) Пьер Паскаль был связан, как с Бердяевым, Зайцевым и Вейдле, так и с Лениным, Чичериным, русскими анархистами. Его разрыв с большевизмом в моих глазах персонифицировал оба полюса той России, утопической и изящной. Я стал изучать Андрея Белого. В его творчестве видел и эту утопию, и предощущение катастрофы, и выход к Солнцу, к Абсолюту. Перевод его «Петербурга» стал вехой в моей жизни.
Какими запомнились годы учёбы в Москве, литературная атмосфера того времени?
Ж.Н.: Я, кстати, не швейцарец, а француз, в Женеве треть профессоров – не швейцарцы. Там не особенно обращают внимание на национальность. Очень патриотическая страна, и при этом открытая внешнему миру. А славистом я стал в Европе, расколотой на две части. Но, тем не менее, меня как французского стажера, принимали в СССР. Вам это покажется доисторическими временами, но первый раз я появился в Москве осенью 1956 года. Моя жизнь связана с Борисом Пастернаком, Солженицыным, Окуджавой, я помог публикации «Зияющих высот» Александра Зиновьева и еще многим авторам, не таким известным.
Годы, проведенные в МГУ – незабываемые. Оттепель, бурные собрания, исключения студентов-бунтарей…Знаковым стало знакомство и близкое общение с Борисом Пастернаком, с семьёй Ольги Ивинской. Вспоминаются не только приятные моменты. Была и попытка отравить меня, пребывание в московских больницах, слежка. В конце концов – высылка в августе 1960 года.
В МГУ я близко видел Эренбурга, был на юбилее Сельвинского, слушал лекции профессора Бонди, посещал семинар Н.К.Гудзия о Толстом. А ещё были два года учёбы в Оксфорде, знакомство с русской эмиграцией в Лондоне. Запомнилось общение с историком и философом Г.М.Катковым, а также с потрясающим славистом, переводчиком «Доктора Живаго» М.Найдичем. И, конечно, - с профессором, сэром Исайей Берлином, изумительным философом свободы, знатоком русской литературы, близким другом Анны Ахматовой.
Он и францию глубоко изменил
В те же годы произошло Ваше знакомство с А.И. Солженицыным, дружба с которым продолжается по сей день. Не меняется ли со временем оценка его творчества, влияния на литературный процесс в России, СНГ?
Ж.Н.: До знакомства с Солженицыным в моей жизни была служба во французской армии, ранение в Алжире… И параллельно – постоянное совершенствование в славистике, в профессии. Была работа в университете, получение звания «профессор». С женой мы переводили на французский «Раковый корпус», «Из-под глыб». Тогда же состоялась встреча с Александром Исаевичем, сначала в Париже, а потом – в Кавендише, где он жил.
Вообще, с 1974 года из СССР шел просто поток эмигрантов. Брежнев отправлял людей на Запад. По собственной воле страна лишала себя своих талантов – Ростроповича, Барышникова, Шемякина... Это была катастрофа. А мы, Запад, получали в подарок этих людей. Конец брежневского времени был самым нелепым временем для СССР. В сталинщине больше смысла! Сталин уничтожал людей, поскольку он диктатор. Эти же не уничтожали, а просто избавлялись от инакомыслящих. В Женеве бывали мои друзья Виктор Некрасов, Андрей Амальрик, Андрей Синявский. Очень интересным было сотрудничество с Натальей Горбаневской, Иосифом Бродским, Михаилом Геллером, Владимиром Максимовым, Александром Галичем.
Я думаю, страна рухнула потому, что почувствовала, как сама себя умерщвляет. Такого никогда не случалось при старом режиме. Да, Герцен был в ссылке – но Тургенев не был. Лев Николаевич никогда не был в ссылке, хотя некоторые его фразы запрещались, и в «Воскресении» зияли пробелы. Но это не доходило до полного абсурда.
Одно время Запад (вернее, читающий Запад: не будем преувеличивать) жил идеями Сахарова и Солженицына. Их диспутом, спором о том, какими путями внутренне освободиться. Сахаров – на позициях просветительской философии, а Солженицын – скорее, на позициях христианской веры.
Этот спор гипнотизировал. И когда мы получали книги Евгении Гинзбург, генерала Григоренко, они нас поражали, потому что были экзистенциальными книгами. Потому что авторы рассказывали о собственных мучениях, собственном опыте и собственном спасении: как конкретный человек спасся от малодушия. И это были очень индивидуальные ответы. Гинзбург, Григоренко, Сахаров, Солженицын, Виктор Некрасов – это разные ответы и богатство того периода.
Когда арестовали машинистку Солженицына, и она повесилась, писатель позвонил и заранее оговоренным условным сигналом дал понять, что надо опубликовать «Архипелаг ГУЛАГ». Он отдавал себе отчет в том, что это удар топором по советской власти. На мой взгляд, эта книга как-то перевернула историю двадцатого века. Это не очень сейчас осознают. Тем более, что в России еще не пишут об этом объективно и спокойно. И наш французский прозаик Филипп Солес сказал про Солженицына: «Это Данте новых времен». Великая книга – это книга, которая меняет жизнь прочитавшего.
Проблема Солженицына в том, что он играет две роли одновременно. С одной стороны, его знают и издают как классика. И его, таким образом, уже как бы нет. С другой стороны, он все-таки живой человек, желающий сказать свое слово. Он жалуется, что его не читают. Наверное, он сам частично виноват... Хотя эти слова тоже не имеют никакого значения. И все-таки, наверное, в изменившемся нашем мире пророку места нет. У Толстого в отношениях с публикой были взлеты и падения, но стареющего Толстого обожал и уважал весь мир. Вообще, все великие голоса показывают, как рухнет мир, и предсказывают спасение. Но еще неизвестно, какое. Они говорят, что настанет другой мир после нынешнего, того, который они ненавидят, хоронят и всячески изобличают.
Солженицын – очень русский писатель, с осложнённым языком – а ля Ремизов, он остро переживает за свою Родину, чувствует её, как больной член собственного тела, но он – и европейский автор, один из создателей и поэтов постутопической Европы. Он и Францию глубоко изменил.
От Солженицина до Сорокина - бездна
Что происходит с литературой (не только русской) сегодня? Востребована ли серьёзная книга? Характерен ли для западного общества безумный рост популярности детективов, боевиков, «дамских» романов, или это – примета нынешнего постсоветского пространства?
Ж.Н.: Я не разделяю общий плач о снижении уровня текущей литературы. Пусть люди отдыхают. Нужно будет: пусть откроют Достоевского, Гроссмана, Библию… Нет «серьёзных» книг. Пушкин их не любил. Но есть книги искренние, прошедшие сквозь огонь трагедии. К сожалению, они не пишутся по заказу. Обратите внимание – у нас больше нет жизненно необходимых писателей, пророков. Пророки бледнеют, раскаиваются в собственной лжи, как, к примеру, Гюнтер Грасс.
От Солженицына до Сорокина не просто большая дистанция, но – бездна. Это разные миры. У нас много издают Пелевина, Сорокина. Всё хотят объяснить, что вместо СССР сегодня, что же это за Сфинкс?
И отчего-то считают, что вот они, Пелевин, Сорокин, Кочергин, нам все и объяснят. Но это глубоко неверно, это какой-то примитивизм. Что может объяснить литература издевательства, святотатства, торжества материально-телесного низа – разве это выражает суть жизни?
На мой взгляд, Петрушевская или Пьецух – гораздо более богатые писатели с этой точки зрения. Читая их, видишь сцены из нынешней жизни, которые действительно помогают понять, что происходит в России или в Украине. А как понять что-то по Пелевину? Или по "Голубому салу"? Конечно, я не требую от литературы, чтобы она стала зеркалом действительности, однако всякая настоящая литература эту действительность помогает понять. Роман, повесть - это не документ, но они оказывают читателю помощь. Постмодернизм – совсем не выражение нашего времени. Он – не выражение страшной духовной нищеты, которая есть сегодня, и страшного социального расслоения, которое существует. Игривость постмодернизма – не только в России, она повсюду. Что касается русских постмодернистов, они, скажем, дети Набокова. Я очень люблю Набокова, между прочим, был с ним знаком, но не обращаюсь к нему за духовной пищей. Его «потусторонность», его «иные миры» никак меня не убеждают. А вот игривость, наблюдательность, автоцитатность...
Литература - вообще самое лучшее письмо, которое одна страна может послать в другую страну. Гений не зависит от потребности общества. Мы не знаем, кто может появиться в недалёком будущем. Может появиться новый Бальзак, Пруст или Достоевский, который будет осмыслять это время по-своему. Я читаю, как могу, новую русскую беллетристику. Я вижу кое-что, но эквивалента Пруста пока не вижу. Хотя я могу ошибаться...
Кстати, цензура, действительно, помогает творить – как и смерть. Потому что без смерти не было бы побуждений к творчеству. Но это не значит, что мы должны петь гимн смерти, чуме и цензуре. Безусловно, цензура в чем-то рождает метафору. Она принуждает поэта найти окольный, метафорический путь. Сегодня в условиях полной творческой свободы есть другая опасность. Тобой просто не будут интересоваться. Может, ты думал, что изобрел эпатаж номер один, а на Западе это уже никого не удивляет. Гражданская, пророческая, провидческая миссия поэта кончилась. Никто не спрашивает у него, как обустроить жизнь. На мой взгляд, рождается новая литература, она «миниатюрная», она редуцирует всю тревогу современного человека, потерявшего утопические мечты, веру религиозную и очень часто даже себя.
Великая литература не смогла воспрепятствовать мировым войнам, конфликтам, потрясениям ни в прошлом, ни сейчас… Почему человечество не прислушивается к добрым советам, не вчитывается в мудрые книги, не следует христианской морали, в конце концов. Ведь Слово, которое было в начале, учило добру и милосердию. Где оно?
Ж.Н.: Литература не предохраняет от зла. Она пишет о нём. Об убийстве, о Каине и о Трое, о сошедших с ума народах. Она лечит, она катарсис, а не хирург. Пастернак сочиняет «Сестра моя жизнь» в 1917 году. О революции – ни слова. Молчание это – героический подвиг.
Хорватский художник Мусич пишет ужасающую серию «Мы не последние» о жертвах Холокоста. Американец Литтел создаёт огромную фреску об осквернении ума и тела Европы гитлеровской психопатологией и ищет у греческих трагиков «ключ» к тому ужасу, что понять нельзя. Что было – то было. Уменьшающих вину обстоятельств – нет. И литература порой – отягчающее обстоятельство. Она может поджигать, провоцировать, любить кровь и погром. Знаете, сколько ежегодно издается книг во Франции? 50 тысяч разных наименований. Это очень много, я бы сказал, это безумие. И я абсолютно не убежден, что этому надо радоваться. Среди этих десятков тысяч огромное количество книг, изданных наугад, случайно, книг плохих. Но, безусловно, были, остаются и будут произведения, которые талантом и добрыми мыслями автора помогают читателю лучше разобраться в жизни, стать благороднее, возвышеннее. Но для этого книги нужно читать. А привычку, стремление к чтению – воспитывать.
Пир во время свободы
Кого из современных писателей вы считаете наиболее интересными, значительными? Кто, на Ваш взгляд, определяет уровень писательского мастерства, объединяя глубину мыслей и искренность чувств с читательской популярностью?
Ж.Н.: Из не совсем молодых – Марк Харитонов. Из более новой плеяды - Андрей Дмитриев – «Закрытая книга», Марья Кучерская – «Современный патерик», Алексей Иванов – «Золото бунта», из поэзии – Ольга Седакова, Олег Чухонцев, Сергей Гандлевский. У меня своя коллекция в Париже книг, переведенных с русского. Но она невелика, издатель не очень хочет ее развивать. Я издал в ней Марка Харитонова, дневники Давида Самойлова, дневник Корнея Чуковского, Михаила Шишкина «Взятие Измаила», он, между прочим, получил «Букера».
Что касается украинской литературы, знаком с произведениями Василя Стуса, Бориса Чичибабина, Василя Барка, Фридриха Горенштейна. Знаю, что в Украине сейчас несколько писательских союзов, и центр одного из них – в Луганске. Это – признак демократии, хотя я всегда сторонился писательских организаций.
Стараюсь следить за событиями в Украине, не только литературными. Я думаю, что разочарование и неудача – обязательные составные части свободы. Пир во время свободы может кончиться хаосом и неудовольствием всех. И для Украины, и для России это полезный урок: свобода нужна, но свобода – не всё. Остро нужны порядочность, культура, честность, любовь к ближним, а не только к своему карману. В принципе, великая литература этому учит. Но только тех, кто хочет учиться.
Я горячо желаю успокоения, демократического компромисса и уважительного отношения друг к другу. И чтобы Россия смотрела на украинский опыт с симпатией и открытостью. Пушкин любил империю и свободу. Пора любить свободу и начинать понимать друг друга. Ибо и Украина, и Россия – это Европа, среди принципов которой – культура, цивилизация, толерантность.
А в моих планах – освоить украинский язык и заняться переводами на французский произведений Сковороды и Стуса.
«К концу русского мифа», «Россия – Европа, к концу раскола» - это названия двух первых томов сочинений Жоржа Нива о русской литературе и культуре в её взаимосвязи с остальной Европой. Не так давно в Лозанне вышел в свет третий том – «Жить русским языком». Это утверждение французского профессора, преподающего в швейцарском университете, содержит определённый ключ к демократической жизненной позиции: не кулаком, не злобой и обманом – словом, пониманием и уважением добиваться поставленной цели. Жить языком – русским, украинским или французским, жить, пытаясь разобраться в словах и делах, как это делает профессор Жорж Нива.
"Окно из Европы"
Вечер, посвященный знаменитому слависту, историку русской литературы,
профессору Жоржу Нива (Франция - Швейцария)
В программе:
Презентация сборника «Окно из Европы» (статьи о литературе, эссе,
воспоминания), посвященного Ж.Нива (М.: Три квадрата, 2017).
С выступлениями участников, составителей, издателя книги,
российских ученых и деятелей культуры.
Выступление проф. Жоржа Нива
Место проведения: Мемориальная квартира Андрея Белого
Адрес: Арбат, д. 55. Метро Смоленская
Арбатско+Покровской линии.
Тел. для справок 8 499 241 85 28
От составителей. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 7
Вадим Скуратовский. Феномен Жоржа Нива
(Вместо предисловия) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 12
Жорж Нива. Жить русским языком: подарок Георгия Георгиевича. . .. 16
I. «Вот ты меня вспомнишь...»
Сергей Юрский. Друг моего друга - мой друг. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 51
Полина и Николай Вахтины. Делать жизнь с кого. . . . . . . . . . . . . . . . 58
Всеволод Багно. «Даже сам Нива у них есть!» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 65
Валерий Попов. Встречи с Жоржем Нива. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 67
Виктор Гвоздицкий. «Вот ты меня вспомнишь…» . . . . . . . . . . . . . . . . . 70
Дональд Фангер. Жизнь и судьба Жоржа Нива. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 80
Арлете Кавальере. Réminiscences sur Georges Nivat . . . . . . . . . . . . . . . . . . 81
Владимир Спектор. Жорж Нива: «Литература не спасает от зла.
Она пишет о нем» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 89
Дар встречи (Беседа Константина Сигова с Жоржем Нива) . . . . . . . . . . 97
«Упражнения со свободой» (Интервью Леонида Финберга с Жоржем Нива) . . 121
«Удивительное совпадение» или «обезоруживающая естественность».
Виктор Некрасов и Жорж Нива (Подготовка текста и публикация
Т.А. Рогозовской) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 125
II. В пространстве и во времени
Константин Азадовский. У подошвы Монблана (русский путешест,
венник в местах обитания Жоржа Нива) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 137
Роман Дубровкин. Русский журналист)корреспондент Малларме. . . . 156
Андрей Шишкин, Женевьева Пирон. «J"entrevois et j"aime la véritable
âme française…» (К теме «Вячеслав Иванов и Франция») . . . . . . . . 171
Жервез Тассис. Пруст и прустианцы. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 199
Леонид Геллер. Польские и русские утопии эпохи модернизма. . . . . . 212
Витторио Страда. Война в русской и итальянской литературе. . . . . . 229
Наталья Иванова. Поверх границ и барьеров. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 237
III. Темы и вариации
Александр Парнис. Неизвестная редакция стихотворения
Маяковского «Вам!», или о скандале в «Бродячей собаке»
(11 февраля 1915 г.) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 267
Елена Тахо=Годи. Две заметки об Анне Ахматовой. . . . . . . . . . . . . . . . 306
Олег Лекманов. О «собеседниках» Мандельштама и Ахматовой. . . . . 323
Документы О.Э. Мандельштама в архиве Наркомпроса:
возврат к теме (Публикация Н.В. Котрелева) . . . . . . . . . . . . . . . . . . 331
Ранние стихотворные опыты Веры Станевич
(Предисловие и публикация А.В. Лаврова) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 367
Георгий Нефедьев. Л.Д. Менделеева)Блок: тайна блоковской музы. . . . 391
Яков Гордин. Певцы искаженного мира. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 412
Александр Копировский. «По губам меня помажет пустота…»:
Образ пустоты в изобразительном искусстве и поэзии. . . . . . . . . . 426
Марк Харитонов. Ночное, дневное. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 439
Александр Доброхотов. Вячеслав Иванов - «апостол памятования».
Об одном очерке Ж. Нива. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 444
Геннадий Обатнин. Еще раз о «помнить» и «вспомнить»
у Вячеслава Иванова. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 452
Светлана Титаренко. Фаустовская природа мифа и сюжета
искушения познанием в лирике Вячеслава Иванова. . . . . . . . . . . . 472
Нина Сегал=Рудник. Достоевский и Бодлер: к теории и практике
символизма у Вячеслава Иванова. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 497
Игорь Виноградов. Полифония истин или полифония истины?
К постановке проблемы: Бахтин и Достоевский. . . . . . . . . . . . . . . 521
Димитрий Сегал. Андрей Белый в контексте 20)х годов XX века. . . . . 534
Андрей Белый и антропософия (Публикация Джона Малмстада) . . . 599
Магнус Юнггрен. Андрей Белый: вариации на текст Св. Павла. . . . . 605
Илья Серман. В защиту графа Нулина. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 613
Константин Исупов. Москва / Петербург: тяжба о приоритетах. . . . 622
Стефано Гардзонио. По поводу «Панорамы современной русской
литературы» А. Алымова (Б.Н. Ширяева) . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 627
Анна Сергеева=Клятис. Как «оскандалилась» Тэффи.
(1935 )Категории:
- Персоналии по алфавиту
- Учёные по алфавиту
- Родившиеся в 1935 году
- Родившиеся в Клермон-Ферране
- Историки по алфавиту
- Историки Франции
Wikimedia Foundation . 2010 .
Смотреть что такое "Жорж Нива" в других словарях:
Жорж Нива фр. Georges Nivat Дата рождения: 1935 год(1935) Место рождения: Клермон Ферран Страна … Википедия
Нива большое поле, возделанное и засеянное человеком. ВАЗ 2121 «Нива» (Lada Niva), «Шевроле Нива» (Chevrolet Niva) автомобили российского производства. Нива (река) река в Мурманской области. СК 5 «Нива» марка зерноуборочного комбайна,… … Википедия
В Викисловаре есть статья «нива» Содержание … Википедия
Премия имени Даля литературная премия русской эмиграции, присуждавшаяся в Париже в 1980 е годы. Названа в честь писателя и лексикографа Владимира Ивановича Даля. В жюри премии входили главный редактор газеты «Русская мысль» Ирина Иловайская … Википедия
У этого термина существуют и другие значения, см. Континент (значения). Континент Специализация: литературный Периодичность: раз в три месяца Язык: русский Издатель: Независимая редакция журнала «Континент» … Википедия
У этого термина существуют и другие значения, см. Звезда (значения). Звезда Традиционная обложка журнала (худ. М. Гордон) Специализация … Википедия
Эта страница информационный список. В списке представлены литературные журналы, выходящие на территории Российской Федерации. В качестве источников информации использованы книга Сергея Чупринина «Русская литература сег … Википедия
Слава Лён Владислав Константинович Богатищев Епишин Имя при рождении: Владислав Константинович Епишин (по воле матери сокращена фамилия) Псевдонимы: Слава Лён Дата рождения: 13 декабря 1937(1937 12 13 … Википедия
Вывеска института на Покровке в Москве Свято Филаретовский православно христианский институт негосударственное образовательное учреждение высшего профессионального образования. Имеет … Википедия
французский историк литературы, профессор Женевского университета
Научная деятельность
- Учился в Высшей нормальной школе в Париже (1955?1960), в МГУ им. М. В. Ломоносова, в Saint Antony’s College (Оксфорд).
- Соредактор многотомной «Истории русской литературы», выходящей на французском и итальянском языках (Histoire de la litt?rature russe in seven volumes, five have alreaady been published at the Editions Fayard, Paris).
- Член редколлегии литературного, публицистического и религиозного журнала «Континент».
- Член попечительского совета Свято-Филаретовского православно-христианского института.
Литературная работа
Главный интерес Жоржа Нива сосредоточен на литературе. Автор многочисленных публикаций об истории и современном состоянии русской литературы. Автор разножанровых работ - от трактатов до эссе и переводов. Но в своих многочисленных работах он проявляется и как политик, историк, социолог, правозащитник, культуролог. Он с одинаковой легкостью размышляет об искусстве и этимологии, глобализации и терроризме, о диалоге между Россией и Западом и о месте религии в обществе. Переводами и творчеством А. И. Солженицына он занимался на протяжении ряда лет. Также переводил прозу Андрея Белого . Редактор сборника «Урочища русской памяти». Первый том сборника вышел (издательство Fayard, Paris).
В 1995 году Булат Окуджава посвятил Жоржу Нива стихотворение:
Ах, Жорж Дантес убил поэта!
И проклят был в веках за это.
А Жорж Нива поэтам друг -
известно мне из первых рук.
В словесность русскую влюблённый,
он с гор слетает, окрылённый,
и вносит негасимый свет
в Женевский университет.
К чему ж я вспомнил про Дантеса?
Он был бездельник и повеса.
Иное дело Жорж Нива -
мой друг, профессор, голова.
А вспомнил потому, наверно,
что в мире есть добро и скверна,
что принцип нашего житья -
два Жоржа разного шитья.
И счастлив я, что с этим дружен,
что этот Жорж мне мил и нужен,
что с ним беседы я веду…
А тот пускай горит в аду.
Личная жизнь
Дочь Анн Нива, журналистка, получила известность в связи со скандальным решением ФМС РФ о её высылке в феврале 2012 из России по причине использования деловой визы для ведения творческой деятельности и встреч с российскими оппозиционерами.
Публикации
- Sur Soljenitsyne, Lausanne, 1974.
- Soljenitysne (Paris ,1980, Russian traslation in London,1985, then in Moscow 1990 and 1993).
- La Russie de l’An I, Paris 1993.
- Regards sur la Russie de l’An VI, Editions Bernard de Fallois, Paris.
- Возвращение в Европу. Статьи о русской литературе. М.: Высшая школа, 1999.
