Возложение цветы на могилу или надгробие – это ритуал, который мы исполняем каждый раз при посещении кладбища. Выбор цветов должен правильно отражать наше отношение к усопшему, как сделать правильный выбор, и нужно ли его делать вообще?
Многие из нас нередко испытывают затруднения при выборе при выборе правильного вида цветов. Это касается как обычных подарков, так и ритуальных обычаев. В последнем случае мы задумываемся над выбором реже, хотя существуют простые правила – какие цветы на могилу , а какие – живому человеку.
Можно ли оставить на могиле яркий и праздничный букет? Не будет ли слишком «бедным» выбор сдержанной и скромной композиции? Выбрать живые илиискусственные цветы на могилу ? Букет, венок или композицию? Сколько должно быть цветов в букете? Эти и другие вопросы мы задаем себе каждый раз при покупке, и каждый раз выбираем то, что выбрал предыдущий покупатель.
Существует простое правило: выбирай то, что подсказывает тебе сердце. И все же мы попробуем хотя бы примерно разобраться в том, какой смысл несут те или иные сорта цветов.
Живые или искусственные цветы на могилу?
Здесь у большинства людей принято использовать здравый смысл: если вы городской житель и посещаете могилу близкого человека нечасто, то стоит остановить выбор на искусственных цветах. Они простоят гораздо дольше обычного букета, но в итоге осадки и солнце сделают свое дело. Если вы посещаете кладбище в среднем раз в сезон, мы рекомендуем приобретать один или несколько искусственных букетов, или комбинировать их с букетом живых цветов. Главное правило здесь – не переборщить с расцветками. Издалека яркий букет будет виден лучше, но вблизи будет явно смотреться аляповато. Поэтому предпочтение лучше отдавать не слишком ярким, естественным расцветкам.
Обратите внимание на букеты с пластиковыми основаниями, которые можно вкопать в землю цветника для большей устойчивости. Покупая букет на проволочной основе, убедитесь в том, что глубина земли в цветнике позволит установить букет на могиле.
Оригинально на могиле будет смотреться небольшой декоративный венок или корзина. Венки символизируют единство жизни, смерти, и бессмертия человеческой души. Кладя венок на могилу, мы выражаем надежду на то, что душа усопшего покинула тело и устремилась в небесное царство.
Как венки, так и корзины бывают типовыми или изготавливаются на заказ. Не забудьте уточнить у продавца, каким образом венок или корзину можно закрепить на цветнике или на памятнике.
В последнее время популярными становятся композиции из искусственных цветов, устанавливаемые на памятник, как правило, горизонтальный. Такой вариант украшения будет хорошо контрастировать с камнем и красиво выглядеть издалека. Крепится на граните он при помощи клейкого основания.
Выбор живых цветов стоит делать в случае если посещение могилы приурочено к важной дате. Кстати, венок в день рождения или на годовщину смерти приносить на могилу не принято.
Что означают те или иные цветы на могилу?
Традиционно на могилу или в гроб мы кладем гвоздики, розы, хризантемы и – реже – лилии. Выбор более редких цветов не отрицается, однако необходимо учитывать следующий символизм.
- Красные розы означают страстные чувства, а также являются символом скорби по безвременной или трагической кончине – из-за сходства с цветом крови.
- Розовые розы – символ дружбы
- Желтые розы символизируют ревность, их выбор в качестве ритуального украшения на наш взгляд довольно сомнителен
- Белые розы символизируют чистоту и молодость
- Красные гвоздики – привлекательность (в нашей стране именно эти цветы на могилу возлагаются на воинские мемориалы)
- Розовые гвоздики – благодарность
- Белые гвоздики – воспоминания
- Мак во все времена считался цветком утешения
- Каллы – обозначают брачные узы и супружескую верность
- Подсолнух – тоже редкий вид на могиле, тем не менее, актуален в качестве знака восхищения и поклонения
- Пион – символ исцеления
- Цинния – символ дружбы
- Маргаритки – невинность
- Гладиолусы – сила характера
- Орхидея – нежность и красота
Безусловно, во всем этом есть некая условность или даже легкий вымысел. Если в своих воспоминаниях об ушедшем человеке вы представляете себе поле с маргаритками, положите на могилу букет свежих маргариток. Если Ваши эмоции требуют букет алых роз, делайте именно так, ведь правильный выбор цветов Вам может подсказать только Ваше сердце.
Цветы сопровождают большинство радостных и печальных событий в жизни человека и знаменуют не только праздники и веселье, но и те скорбные минуты, когда мы провожаем в последний путь близкого или дорогого нам человека. Цветы служат выражением уважения и скорби к ушедшим и подчеркивают ту невосполнимую утрату и боль, которую мы переживаем, прощаясь с близким родственником или хорошим знакомым. Однако, сталкиваясь с такими моментами в жизни, мы порой теряемся и не знаем, сколько цветов принято приносить на похороны.
Традиции христианства и других религий
Всем известно, что на похороны приходят с четным количеством бутонов в композиции. Не зная истории этого обычая, мы подчиняемся общепринятым правилам и строго их придерживаемся – на похороны несем четное количество цветов, а живым мы дарим нечетное число растений в букете.
В христианской религии четные числа всегда связывали с окончанием жизненного пути, со смертью. Кроме того, погибшим воинам преподносили всегда два цветка – один усопшему, второй – Богу. Все это повлияло на формирование традиций, которых мы придерживаемся и сегодня. А вот нечетное число символизирует продолжение чего-то, движение дальше.
Допустимо приносить не только по два цветка. Композиция может насчитывать до восьми бутонов, но обязательно четное количество. При этом приемлемо принести композицию, насчитывающую большее количество цветов, тогда символика чисел просто потеряется. Нет никакой разницы, сколько бутонов насчитывает букет, в котором больше двенадцати цветков.
Однако в других культурах есть отличительные особенности, которые стоит учитывать. На Западе и в Европе дарят друг другу букеты с четным количеством цветов и не видят в этом какого-то плохого подтекста. А в Грузии, например, на похороны приносят от трех до семи цветков, но обязательно нечетное количество.
Кроме того, мы перенимаем традиции друг у друга, и это неизбежно. В состав СССР входили республики, в которых проживали люди разных национальностей и вероисповеданий. Да и сейчас мы живем в многонациональной стране, в которой культуры разных народов порой переплетаются.
Неудивительно, что иногда можно увидеть на мусульманской могиле цветы или венки. Ни мусульмане, ни иудеи не приветствуют украшение могил. По законам религии, необходимо заботиться о живых, а не о мертвых, и тратить деньги не на украшение могил, а на благотворительность. Если все же человек по незнанию пришел на похороны мусульманина с цветами, то их можно положить на край могилы.
Цветы на похороны
Какие виды флоры и сколько цветов на похороны можно принести, подскажут опытные флористы. Композиция для похорон имеет черную или красную ленту со словами соболезнования и уважения к ушедшему. Цветовая гамма не очень разнообразна, цвет лепестков приглушен и обязательно наличие зелени:
- мужчинам на похороны принято покупать красные оттенки лепестков, если это близкий родственник, а для знакомых и друзей подойдут белые, желтые, фиолетовые оттенки – это могут быть розы, гвоздики, каллы, гладиолусы;
- женщинам предпочтительны розовые или белые тона роз, лилий, калл, фиалок и орхидей;
- детям на похороны приносят, в основном, белые цветы как символ чистоты и непорочности, допустимы розовые лепестки для незамужних девушек, цветы выбирают с не полностью распустившимися бутонами.
Чем старше человек, тем насыщеннее может быть цвет лепестков. Так, красные розы могут быть заменены темно-бордовыми, как символ кровного родства и дань уважения старейшему человеку в семье. Не используются на похоронах разноцветные композиции, все растения должны быть выдержаны в одном цвете. Бутоны для взрослого человека выбирают полностью распустившиеся.
Дань памяти
Есть определенные правила преподношения цветов и соблюдения традиций на кладбище:
- Цветы, которые приносят на похороны, необходимо отнести на кладбище, они не должны оставаться дома или на дороге по пути к кладбищу.
- Живые цветы кладут в гроб, когда он открыт, но перед закрытием цветы вынимают и кладут сверху крышки гроба, затем их возлагают уже на могилу бутонами к кресту.
- Не принято убирать цветы с могилы ранее чем через сорок дней, поэтому можно попросить флориста обработать растения особым составом, предохраняющим цветы от быстрого увядания.
Сколько цветов несут на похороны и какие это будут растения, можно определиться уже в цветочном магазине, однако стоит помнить, что композиция не должна иметь упаковки. Цветы для похорон не украшают, исключением может быть только траурная лента.
Есть традиция преподносить на похоронах искусственные цветы. Они дольше сохраняют свой внешний вид и цвет, не требуя особого ухода. Сегодня применяются разнообразные материалы, используя которые, мастера добиваются порой удивительного сходства живых и искусственных цветов.
Как правило, такие цветы используют при формировании венков. Венок – это символ бесконечности и жизненного цикла, так как имеет круглую или овальную форму. Для их изготовления используется также имитация зелени. Траурные венки переплетают траурными лентами со словами скорби и печали.
«Нигде во всём мире не умеют жить так прекрасно, как жили в дни моей юности вот в такой маленькой усадьбе! Здесь в меру работали и в меру наслаждались жизнью, а радость била ключом все дни напролёт», - так писала о родном доме Сельма Лагерлёф в самом известном своём произведении. Кроме «Нильса», по которому её знают большинство читателей, она создала ещё много книг для детей и взрослых - и в каждой из них запечатлена её горячая любовь к миру своего детства.
Сегодня – День рождения Сельмы Лагерлеф.
Секрет счастья
Всем, чего она достигла, Лагерлёф считала себя обязанной Морбакке - родовому поместью среди живописных ландшафтов центральной Швеции, принадлежавшему её семье с XVII века. Усадьба переходила от поколения к поколению, а вместе с ней - целый ворох семейных преданий и легенд, которые особенно мастерски умели рассказывать бабушка и тётя. Когда маленькую Сельму в трёхлетнем возрасте разбил паралич, эти истории стали её жизнью. В то время как сёстры и братья (всего в семье было пятеро детей) резвились на улице, она жадно слушала старинные сказки или сочиняла свои. К девяти годам, когда девочке вернули способность двигаться, она уже твёрдо знала, что станет писательницей.
О своём детстве, несмотря на болезнь, Сельма вспоминала: «Не было детей более счастливых, чем мы». Секрет счастья, царившего в их родном доме, она приоткрывает в автобиографической новелле, названной ею в духе Андерсена «Сказка о сказке»: «Здесь как будто больше, чем в других местах, любили книги и чтение, и вся усадьба была погружена в атмосферу мира и покоя. Здесь не допускали спешки в делах или ссор с работниками. Ненависть и раздоры были здесь невозможны, и находящийся здесь должен был не тяготиться жизнью, а первейшим своим долгом считать безмятежность и веру в то, что для каждого обитателя усадьбы Господь всё делает к лучшему».
Казалось, что всё оборвалось, когда умер отец и усадьбу пришлось продать за долги.
Написать книгу для самой себя…
Лагерлёф к тому времени уже закончила Высшую педагогическую семинарию и работала учительницей в школе для девочек в Ландскруме. Каждый свой урок она умела превратить в увлекательный спектакль: скучные факты и цифры с её подачи оживают и способны творить чудеса. Ученицы не чают в ней души.
А Сельма тоскует по Морбакке и вечерами пишет книгу.
Вначале она хотела писать так, как другие, - в стиле господствовавшего тогда реализма. К счастью, не смогла. Бросив тщетные попытки и распрощавшись с идеей создать книгу, «которую захотят читать», она решила написать книгу для самой себя - «чтобы спасти для себя то, что она ещё может спасти от своего дома: милые старые истории, радостный покой беззаботных дней и прекрасный вид с длинным озером и мерцающими серебристыми холмами». Так появляется роман «Сага о Йесте Берлинге». Его история довольно тривиальна: литературный конкурс в журнале, первая премия, предложение напечатать роман целиком... Книга имеет успех, и писательница задумывается о возможности выкупить родной дом.
Для того чтобы писать, ей не нужно было ничего выдумывать
Её всячески отговаривают, родные - в первую очередь. Тётя говорила: «Вспомни колодец, и как скребли полы, как стирали в холодной воде, так что юбки стояли замороженные, как надо было постоянно напоминать, чтобы нарубили дрова, - и сравни эти муки с городской жизнью в Фалуне: свет - только щёлкнуть выключателем, телефон, водопровод, паркет...»
А Сельма помнит другое. Помнит, как они вечерами собирались вокруг лампы и читали всей семьёй; как садили цветник и ухаживали за садом; помнит пьесы в домашнем театре и уроки игры на флейте и фортепьяно; помнит сказки и фамильные хроники, которыми дышал каждый уголок их старинной усадьбы. Для писательницы, так и не создавшей свою семью, родительский дом был олицетворением всего самого дорогого в жизни. Она остаётся непреклонна и все заработанные деньги тратит на выкуп и улучшение поместья.
Друзья убеждали её, что хозяйские хлопоты не будут оставлять времени для литературы, а Лагерлёф понимает, что только здесь она и может творить. «Что-то есть необыкновенное в воздухе Морбакки, - писала она подруге. - Здесь рождается энергия, но она пропадает, стоит выйти в большой мир. А в Морбакке она лежит, как под паром». Сельма хорошо знала то, о чём позже скажет Экзюпери: «Великая истина открылась мне. Я узнал: люди живут. А смысл их жизни в их доме. Дорога, ячменное поле, склон холма разговаривают по-разному с чужаком и с тем, кто здесь родился». Для того чтобы писать, ей не нужно было ничего выдумывать - ведь всё здесь, сразу возле порога: цветы, сад, лес, голуби на веранде и караси в пруду... Оттого, вероятно, всё в её книгах настолько живо и осязаемо.
Мир Лагерлёф хоть и радостный, но отнюдь не радужный
Благодаря стипендии короля Оскара ІІ, пожалованной ей после первых же книг, и финансовой помощи Шведской академии Лагерлёф получает возможность оставить работу и всецело отдаться творчеству. В разные периоды жизни она напишет романы «Предание о старом поместье», «Деньги господина Арне», «Чудеса антихриста», «Иерусалим», «Император Португальский», трилогию о Лёвеншёльдах, а также множество новелл, среди которых так тепло принятые у нас «Легенды о Христе».
В 1909 году писательнице дают Нобелевскую премию - «как дань высокому идеализму, яркому воображению и духовному проникновению, которые отличают все её произведения». Несколькими годами раньше Шведское педагогическое общество заказывает ей учебник по географии для младших классов - так рождается «Путешествие Нильса Хольгерссона с дикими гусями по Швеции», которое большинство из нас читали в упрощённой версии З. Задунайской и А. Любарской. Советская сказка хороша, но в ней нет присущей всем книгам Лагерлёф жизненности - она слишком «лёгкая», здесь много волшебства и мало боли.
А мир Лагерлёф хоть и радостный, но отнюдь не радужный. Несчастья, смерти, печали и ненадуманные драмы - постоянные спутники её героев. От зла никуда не деться, оно рядом, оно - внутри. Сельма знает это не понаслышке. У неё в мемуарах есть очень яркий образ: однажды, разозлившись на дядю, она увидела внутри себя страшного зверя. «Это чудище напоминает дракона, с которым святой Йоран сражается в Большой церкви в Стокгольме, только этот, мой, ещё больше и ещё ужаснее. Мне жутко, что оно живёт внутри меня. И я начинаю догадываться, что раньше оно хоронилось во мраке и грязи и не смело даже шелохнуться, а теперь, когда я позволила гневу взять надо мной верх, оно ожило и вот подняло голову».
Радость в её произведениях - от преодоления. Зло побеждается не магией, а человеческой волей. Реальность может переходить в вымысел, вымысел превращаться в реальность, но моральные устои остаются твёрдыми и незыблемыми. И это нельзя придумать, это можно только впитать из атмосферы детства. Наверное, только из семейного уклада могут родиться слова, которые Лагерлёф вкладывает в уста одного из своих персонажей: «Я знаю, что, рассуждая так, поступаю по-человечески, а мы, Ингмарсоны, всегда старались следовать воле Божией». Пусть рушится мир, пусть вокруг темень и безнадёга, законы совести - нерушимы. Недаром шведский композитор Хуго Альвен говорил: «Читать Лагерлёф - это всё равно что сидеть в полумраке испанского собора, когда не знаешь, происходит ли всё это во сне или наяву, но всем существом чувствуешь, что находишься на святой земле».
Идеализация человека - это, возможно, единственный шанс сделать его лучше
Умники обвиняют писательницу в излишней дидактике и морализаторстве, а она твердит, что сказки правят жизнью, и продолжает рисовать свой идеальный мир. Мир, в котором умеют любить и жертвовать собой, в котором добро - не абстрактная философская категория, а воздух. Ведь сказочники лучше других знают, что идеализация человека - это, возможно, единственный шанс сделать его лучше. Виктор Франкл, повторяя за Гёте, говорил, что если мы рассматриваем человека таким, как он есть, мы делаем его хуже. Чтобы человек стал тем, кем он действительно может стать, его нужно переоценивать.
В одном из последних своих интервью писательница признаётся: «Вечерами, когда я сижу здесь, в Морбакке, и вспоминаю всё, что мной создано, меня радует одно... Я никогда не создала ни одного произведения, которое принесло бы вред человечеству».
…всё написанное ею кажется одной большой историей о Доме и Семье
Когда Лагерлёф было уже за шестьдесят, она написала три книги воспоминаний - «Морбакка», «Мемуары ребёнка» и «Дневник». Совсем недавно отгремела Первая мировая, и то ли война, выбившая почву из-под ног беспечной Европы, то ли приближающийся конец жизни заставляют старую девочку вновь оживить детский мир. В «Морбакке» нет ничего фантастического, она удивительно «реальна» - настолько, что даже пересказывать её не получается. Историй, описанных здесь, хватает в каждом семейном архиве: как ездили отдыхать, в кого была влюблена тётя, каким вернулся с войны сосед... Но от книги веет такой теплотой и таким тихим счастьем, что становится ясно: именно в этих кажущихся «мелочах» - настоящее чудо.
Из шелухи повседневности вырастает могучее семейное древо. Под его сенью тепло и спокойно, совсем как у Экзюпери: «Покоем веет от наполненных закромов, уснувших овец, сложенного белья, от добросовестно сделанного дела, ставшего подарком Господу». Здесь нет ничего неважного, каждый шаг и каждая вещь обретают значимость - если, конечно, есть сердце и есть любовь.
За всю жизнь Лагерлёф написала немало, но всё написанное ею кажется одной большой историей о Доме и Семье. И сказка её тем чудесней, что она не окончена. Она не закончится до тех пор, пока зимними вечерами в уютном семейном кругу будут читать её книги; до тех пор, пока счастье семейного очага будет передаваться дальше.
Сельма Оттилия Ловеса Лагерлеф (1858-1940)
Сельма Лагерлеф родилась в 1858 году в Швеции в многодетной семье.Семья Сельмы принадлежала к древнейшему дворянскому роду. Отец девочки – отставной военный, мать – учительница.
Сельма родилась с раной на бедре. В три года ей парализовало ноги , и лишь в девять она начала с трудом передвигаться по усадьбе и окрестностям..Когда маленькую Сельму в трёхлетнем возрасте разбил паралич, эти истории о ее поместье, которые рассказывали бабушка и отец, стали её жизнью. Временами боли становились такими сильными, что приходилось оставлять даже попытки перенести её в гостиную. Так и росла она отдельно от других детей, и даже полёт мухи становился для неё событием. В то время как сёстры и братья (всего в семье было пятеро детей ) резвились на улице, она жадно слушала старинные сказки или сочиняла свои. Бабушка была главным человеком в ее жизни .Она часто садилась на ее постель и плела, будто кружево, истории о гномах и эльфах, населяющих окрестности, о прекрасных дамах и кавалерах прошлого... Бабушка умерла, когда Сельме было пять лет, но в усадьбу переехала тетя — и рассказы продолжились. Сказки остались, пропало главное — человек. Сказка поселилась в ее душе — и всю жизнь Сельма будет искать ее. К девяти годам , когда девочке вернули способность двигаться , она уже твёрдо знала, что станет писательницей.
Прилагая неимоверные усилия, будущая писательница училась ходить заново , опираясь на палку, которая навсегда стала ее верной спутницей. Но, несмотря на это, именно теперь девочка чувствовала, что большой мир открыл для нее свои двери.
Однако выживать в огромном обществе оказалось очень непросто. Каждое движение требовало больших физических усилий, да еще окружающие люди порой были настроены враждебно. Но Сельма Лагерлеф не сдавалась перед трудностями.Это доказывает ее упорство, трудолюбие и жизнестойкость.
С большим миром Сельма познакомится в восемнадцать лет : отец узнает о том, что в Стокгольме существует Гимнастический институт , где — пусть без гарантий — но возьмут на лечение и реабилитацию его дочь. О, для Сельмы то было время без сказки — время реальности. Первое столкновение с возможностями прогресса. Это было больно, почти невыносимо. Но спустя год она вышла из института на своих ногах. Правда, к ним навсегда прибавится «третья» — трость. В лицее ее так и будут дразнить «трехножкой» . А еще — «старухой».
С большим отставанием от сверстников в свои двадцать три года Сельма поступает в Стокгольмский лицей . И уже через год назло всем тем, кто называл ее переростком и калекой, девушка была зачислена в Высшую королевскую учительскую семинарию.
После успешной учебы Лагерлеф удачно находит свою первую работу . Это должность учителя в школе для девочек , находившейся в небольшом городишке на юге Швеции. Неординарная и образованная, она быстро находит общий язык со своими учениками. Проводимые ею уроки всегда интересны и увлекательны. Учительница Лагерлеф Сельма не заставляет детей заучивать привычный материал, а превращает уроки в занимательные спектакли. На таких занятиях цифры становятся не такими уж и скучными, исторические персонажи похожи на сказочных героев, а географические названия легче запоминаются в виде необычных мест на картах волшебных миров.
Однако в реальной жизни простой провинциальной учительницы не все так красиво. После смерти самого близкого ей человека – отца – Сельма изо всех сил старается не терять самообладание. Но беда не приходит одна. После отцовской кончины родовое поместье Морбакка, которое принадлежало семейству с XVI века, было продано с аукциона из-за огромных долгов. И тогда появилось рвение во что бы то ни стало сохранить старые семейные легенды . Так решила для себя целеустремленная и привыкшая к трудностям Сельма Лагерлеф.
Каждый вечер втайне от всех молодая учительница Лагерлеф пишет свой первый роман «Сага о Йесте Берлинге» . Герой произведения – путник, который, посетив старинную усадьбу, знакомится с ее настоящими жителями и их старинными легендами. Многие коллеги Лагерлеф считали такое творчество неактуальным во времена стремительного развития науки. Несмотря на такие нелестные замечания, молодая учительница все же решилась отправить свою рукопись на конкурс в известную газету. К большому удивлению окружающих победительницей стала именно Лагерлеф Сельма! Членами жюри конкурса была отмечена необычайная творческая фантазия писательницы. Именно этот факт окрыляет девушку и помогает поверить в собственные силы.
В последующие четырнадцать лет Лагерлеф становится широко известным автором исторических романов . Успешность ее произведений помогает писательнице получить королевскую стипендию . Однако каждая победа девушки воспринимается в обществе больше как везение, а не как результат упорной работы и большого таланта. Ведь не так-то просто разрушить старые стереотипы о том, что женщины не могут быть замечательными писателями.
Романы «Чудеса антихриста» и «Иерусалим» становятся очень популярными в Швеции. Также эти произведения пропитаны глубокой религиозностью, в которой с детства воспитывалась Сельма Лагерлеф. «Святая ночь», «Вифлеемский младенец», «Свеча от Гроба Господня» и другие истории, вошедшие в сборник «Легенды о Христе», являются явным тому подтверждением.
Несмотря на то, что Лагерлеф было написано множество произведений, мировую известность ей принесла именно сказка «Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями» . Интересно, что изначально она задумывалась как учебное пособие для школьников. В такой увлекательной форме дети должны были изучать географию и историю Швеции, ее культуру и традиции. Однако появление такой книги помогло ребятам не только улучшить знания школьной программы, но и вместе с главным героем научиться сочувствовать несчастным и радоваться хорошим моментам, защищать слабых и помогать бедным. Во дворах стало модно играть в «гусенавтов» – так был прозван Нильс. Сельма Лагерлеф при этом чувствовала большую поддержку детей, чего нельзя было сказать о взрослых. Критики наперебой издавали разгромные статьи с резкими осуждениями автора. Назло всем недоброжелателям книга получила признание не только на родине писательницы, но и во всем мире.
Сельма Лагерлеф в 1909 году стала первой женщиной, которой была вручена одна из высочайших международных наград по литературе. «За благородный идеализм и богатство фантазии» писательница была удостоена Нобелевской премии . Золотая медаль, диплом и денежный чек были вручены ей самим королем Швеции Густавом V. И это не простая случайность. Ведь к этому времени Лагерлеф выпустила уже более тридцати книг и была любима далеко за пределами своей страны. Нужно отметить, что самым известным из ее произведений все-таки оставалась сказка о мальчике, который смог рассмотреть Швецию с высоты птичьего полета.
Получив Нобелевскую премию, Лагерлеф смогла выкупить семейное поместье, в котором она жила до конца своих дней, ведь именно благодаря Морбакке у нее появился замысел создания сказки о Нильсе. Последние самые большие произведения Сельмы Лагерлеф были написаны с 1925-го по 1928-й годы. Это три романа о Левеншельдах – «Перстень Левеншельдов», «Анна Сверд» и «Шарлотта Левеншельд».
Даже уже в немолодом возрасте и страдая от тяжелой болезни, Лагерлеф Сельма не могла оставаться в стороне от бед, которые преследовали Европу. В военное время между Финляндией и Советским Союзом она подарила свою золотую медаль Шведскому национальному фонду помощи Финляндии.
В тридцатых годах сказочница неоднократно принимала участие в спасении писателей и различных деятелей культуры от нацистских преследований . Организованный ее стараниями благотворительный фонд спас многих талантливых людей от тюрьмы и смерти. Это были последние благие деяния писательницы.
В марте 1940 года Сельма Лагерлеф ушла из жизни .
:star: Что вы рассказываете детям о Рождестве Христовом? Ждут ли они этого дня?
Небольшой рассказ Сельмы Лагерлёф, одной из самых известных детских писательниц, «Святая ночь» подводит нас к сути праздника. Но хорош рассказ не только этим. Сельма Лагерлёф с теплотой и трепетом вспоминает о своей бабушке. Именно она нашла нужные слова и поведала девочке историю рождения Христа.
Предлагаем вам перед сном прочитать рассказ вместе с детьми. Возможно, они запомнят этот вечер и через несколько лет с такой же любовью поведают о Рождестве своим малышам.
***
:stars: Когда мнe было пять лет, меня постигло большое горе. Я не знаю, испытала ли я впоследствии горе большее, чем тогда.
У меня умерла бабушка. До того времени она каждый день сидела на угловом диване в своей комнате и рассказывала чудные вещи.
Я не помню бабушку иной, как сидящей на своем диване и рассказывающей с утра до ночи нам, детям, притаившимся и смирно сидящим возле нее; мы боялись проронить хоть слово из рассказов бабушки. Это была очаровательная жизнь! Не было детей, болee счастливых, чем мы.
Я смутно помню образ бабушки. Помню, что у нее были прекрасные, белые, как мел, волосы, что была она очень сгорбленна и постоянно вязала свой чулок.
Еще помню, что, когда бабушка кончала рассказ, она клала свою руку мне на голову и говорила:
«И все это такая же правда, как то, что я тебя вижу, а ты меня».
Помню, что бабушка умела петь красивые песни; но пела их бабушка не каждый день. В одной из этих песен говорилось о каком-то рыцарe и морской девe, к этой песне был припев:
«Как холодно веет ветер, как холодно веет ветер по широкому морю».
Вспоминаю я маленькую молитву, которой научила меня бабушка, и стихи псалма.
О всех рассказах бабушки сохранилось у меня лишь слабое, неясное воспоминание. Только один из них помню я так хорошо, что могу рассказать. Это - маленький рассказ о Рождестве Христовом.
Вот, почти все, что у меня сохранилось в памяти о бабушке; но лучше всего я помню горе, которое меня охватило, когда она умерла.
Я помню то утро, когда угловой диван остался пустым, и было невозможно себe представить, как провести длинный день. Это помню я хорошо и никогда не забуду.
Нас, детей, привели, чтобы проститься с умершей. Нам было страшно поцеловать мертвую руку; но кто-то сказал нам, что последний раз мы можем поблагодарить бабушку за все радости, которые она нам доставляла.
Помню, как ушли сказания и песни из нашего дома, заколоченные в длинный черный гроб, и никогда не вернулись.
Помню, как что-то исчезло из жизни. Будто закрылась дверь в прекрасный волшебный мир, доступ в который нам был до того совершенно свободен. С тех пор не стало никого, кто смог бы снова открыть эту дверь.
Помню, что пришлось, нам, детям, учиться играть в куклы и другие игрушки, как играют все дети, и постепенно мы научились и привыкли к ним.
Могло показаться, что заменили нам новые забавы бабушку, что забыли мы ее.
Но и сегодня, через сорок лет, в то время, как разбираю я сказания о Христе, собранные и слышанные мною в далекой чужой стране, в моей памяти живо встает маленький рассказ о Рождестве Христовом, слышанный мной от бабушки. И мне приятно еще раз его рассказать и поместить в своем сборникe.
***
Это было в Рождественский сочельник. Все уехали в церковь, кроме бабушки и меня. Я думаю, что мы вдвоем были одни во всем доме; только мы с бабушкой не смогли поехать со всеми, потому что она была слишком стара, а я слишком мала. Обе мы были огорчены, что не услышим Рождественских песнопений и не увидим священных огней.
Когда уселись мы, одинокие, на бабушкином диване, бабушка начала рассказывать:
«Однажды глубокой ночью человек пошел искать огня. Он ходил от одного дома к другому и стучался;
- Добрые люди, помогите мне - говорил он.- Дайте мне горячих углей, чтобы развести огонь: мне нужно согреть только что родившегося Младенца и Его Мать.
Ночь была глубокая, все люди спали, и никто ему не отвечал.
Человек шел все дальше и дальше. Наконец увидел он вдали огонек. Он направился к нему и увидел, что это - костер. Множество белых овец лежало вокруг костра; овцы спали, их сторожил старый пастух.
Человек, искавший огня, подошел к стаду; три огромные собаки, лежавшие у ног пастуха, вскочили, заслыша чужие шаги; они раскрыли свои широкие пасти, как будто хотели лаять, но звук лая не нарушил ночной тишины. Человек увидел, как шерсть поднялась на спинах собак, как засверкали в темноте острые зубы ослепительной белизны, и собаки бросились на него. Одна из них схватила его за ногу, другая - за руку, третья - вцепилась ему в горло; но зубы и челюсти не слушались собак, они не смогли укусить незнакомца и не причинили ему ни малейшего вреда.
Человек хотеть подойти к костру, чтобы взять огня. Но овцы лежали так близко одна к другой, что спины их соприкасались, и он не мог дальше идти вперед. Тогда человек взобрался на спины животных и пошел по ним к огню. И ни одна овца не проснулась и не пошевелилась».
До сих пор я, не перебивая, слушала рассказ бабушки, но тут я не могла удержаться, чтобы не спросить:
- Почему не пошевелились овцы? - спросила я бабушку.
- Это ты узнаешь, немного погодя, - ответила бабушка и продолжала рассказ:
«Когда человек подошел к огню, заметил его пастух. Это был старый, угрюмый человек, который был жесток и суров ко всем людям. Завидя чужого человека, он схватил длинную, остроконечную палку, которой гонял свое стадо, и с силой бросил ее в незнакомца. Палка полетела прямо на человека, но, не коснувшись его, повернула в сторону и упала где-то далеко в поле».
В этом месте я снова перебила бабушку:
- Бабушка, почему палка не ударила человека?- спросила я; но бабушка мне ничего не ответила и продолжала свой рассказ.
«Человек подошел к пастуху и сказал ему:
- Добрый друг! Помоги мне, дай мне немного огня.
Только что родился Младенец; мне надо развести огонь, чтобы согреть Малютку и Его Мать.
Пастух охотнее всего отказал бы незнакомцу. Но когда он вспомнил, что собаки не смогли укусить этого человека, что овцы не разбежались перед ним, и палка не попала в него, как-будто не захотела ему повредить, пастуху стало жутко и он не осмелился отказать незнакомцу в его просьбе.
- Возьми, сколько тебе надо, - сказал он человеку.
Но огонь уже почти потух. Сучья и ветки давно сгорели, оставались лишь кроваво-красные уголья, и человек с заботой и недоумением думал о том, в чем донести ему горячие уголья.
Заметя затруднение незнакомца, пастух еще раз повторил ему:
- Возьми, сколько тебе надо!
Он с злорадством думал, что человек не сможет взять огня. Но незнакомец нагнулся, голыми руками достал из пепла горячих углей и положил их в край своего плаща. И уголья не только не обожгли ему руки, когда он их доставал, но не прожгли и плаща, и незнакомец пошел спокойно назад, как будто нес в плаще не горячие уголья, а орехи или яблоки».
Тут снова не могла я удержаться, чтобы не спросить:
- Бабушка! почему не обожгли уголья человека и не прожгли ему плащ?
- Ты скоро это узнаешь - ответила бабушка и стала рассказывать дальше.
«Старый, угрюмый, злой пастух был поражен всем, что пришлось ему увидеть.
- Что это за ночь, - спрашивал он сам себя,- в которую собаки не кусаются, овцы не пугаются, палка не ударяет и огонь не жжет?
Он окликнул незнакомца и спросил его:
- Что сегодня за чудесная ночь? И почему животные и предметы оказывают тебе милосердие?
- Я не могу тебe этого сказать, если ты сам не увидишь, - ответил незнакомец и пошел своей дорогой, торопясь развести огонь, чтобы согреть Мать и Младенца.
Но пастух не хотел терять его из вида, пока не узнает, что все это значит. Он встал и пошел за незнакомцем, и дошел до его жилища.
Тут увидел пастух, что человек этот жил не в доме и даже не в хижине, а в пещере под скалой; стены пещеры были голы, из камня, и от них шел сильный холод. Тут лежали Мать и Дитя.
Хотя пастух был черствым, суровым человеком, но ему стало жаль невинного Младенца, который мог замерзнуть в каменистой пещере, и старик решил помочь Ему. Он снял с плеча мешок, развязал его, вынул мягкую, теплую пушистую овечью шкурку, и передал ее незнакомцу, чтобы завернуть в нее Младенца.
Но в тот же миг, когда показал пастух, что и он может быть милосердным, открылись у него глаза и уши, и он увидел то, чего раньше не мог видеть, и услышал то, чего раньше не мог слышать.
Он увидел, что пещеру окружают множество ангелов с серебряными крыльями и в белоснежных одеждах. Все они держат в руках арфы и громко поют, славословя родившегося в эту ночь Спасителя Мира, Который освободит людей от греха и смерти.
Тогда понял пастух, почему все животные и предметы в эту ночь были так добры и милосердны, что не хотели никому причинить вреда.
Ангелы были всюду; они окружали Младенца, сидели на горе, парили под небесами. Всюду было ликование и веселье, пение и музыка; темная ночь сверкала теперь множеством небесных огней, светилась ярким светом, исходившим от ослепительных одежд ангелов. И все это увидел и услышал пастух в ту чудесную ночь, и так был рад, что открылись глаза и уши его, что упал на колени и благодарил Бога».
Тут бабушка вздохнула и сказала:
- То, что увидел тогда пастух, могли бы и мы увидеть, потому что ангелы каждую Рождественскую ночь летают над землею и славословят Спасителя, но если бы мы были достойны этого.
И бабушка положила свою руку мне на голову и сказала:
- Заметь себе, что все это такая же правда, как то, что я тебя вижу, а ты меня. Ни свечи, ни лампады, ни солнце, ни луна не помогут человеку: только чистое сердце открывает очи, которыми может человек наслаждаться лицезрением красоты небесной.
:black_nib: Сельма Лагерлёф. Святая ночь (из сборника «Легенды о Христе»)
